Тест на любовь

19

Таня Пескова пришла на работу, как всегда, в девять, села за стол возле бесконечных книжных стеллажей. Книги всегда успокаивали ее, но не сегодня. Разговор с Ольгой не шел из головы. Вернувшись вечером домой, она застала Сашу в привычной позе — он сидел на диване, тупо уставившись в телевизор. Катерина делала на кухне уроки, кошка лежала на холодильнике и требовала рыбы. Но рыбы не было, даже путассу, как и много чего еще. В холодильнике, как говорила в таких случаях Таня, выли волки.

На кухне валялись банановые шкурки, видимо, Катя перехватила кое-что после школы. Свет горел тускло, как обычно в это время — все уже дома и все подключились. А когда свет в доме вообще гас, значит, кто-то из новых, утверждали бабки на лавочке возле подъезда, залег в «джакузю».

Она оглядела длинные стеллажи книг — потрепанных и ни разу не открытых — и подумала: сколько еще лет она будет ходить сюда? Ей перевалило за сорок, но еще много придется износить башмаков или подбить старых… А потом? Потом она станет обладательницей пенсии и окажется в компании беднейших теток страны. К тому времени Катерина выскочит замуж за кого-то такого же голоштанного, и дальше все покатится под гору.

Таня иногда чувствовала себя такой же мудрой, как буддийский монах на японском острове в далеком Тихом океане, безбрежном, как сама жизнь. Кажется, она сама не знает, сколько ей лет, потому что цифры сейчас ничто.

Ей все равно. Ей стало невероятно грустно. Она вздохнула и посмотрела в окно. Ну и что видит она в данную минуту? Она видит утро, расплавленное солнце, похожее на разбитый куриный желток не слишком свежего яйца, купленного с лотка возле автобусной остановки. У тетки, которая когда-то была женщиной, младшим научным сотрудником с кудряшками, стучавшей каблуками по бесконечным коридорам бесконечных этажей нескончаемого института. Она смотрела, как одна собака бежала за другой, эти собаки, сменяющиеся поколение за поколением, подтверждали — все меняется, а жизнь остается.

Таня представила свою комнату, ей показалось, она слышит бой часов, которые Саша купил давно за гроши, когда часы эти старинной немецкой работы не относились к антиквариату.

Его глаза тоже были похожи на маленькие солнца, янтарные, они смотрели на мир по-прежнему изумленно. Он удивлялся всегда, словно это его первый приход на Землю. Для нее же в жизни нет ничего нового — Тане казалось, она листает одну за другой знакомые страницы, зная, что на следующей. Из-за этого ей трудно жить с Сашей, но иногда его особенное восприятие мира заставляло удивляться вместе с ним.

Таня знала, все случится именно так, как случилось. Сегодня за кофе она сказала мужу, сидящему напротив нее с кружкой:

— Они сдали тебя. Ты хотя бы это понял?

Он посмотрел на нее. Янтарь в глазах вспыхнул и стал похож на тот, который больше всего ценится. Саша молчал.

— Разве ты не видишь, что они сдали тебя?

— Ну что значит сдали? — Он пожал плечами. — Они просто ничего не могут.

— Ну неужели ты не понимаешь, в какую передрягу попал?

Он помолчал, пристально посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали. Пальцы с аккуратными, ухоженными, но почему-то плоскими ногтями были бледно-синими.

— Да, пожалуй, не понимаю.

— Почему ты не хочешь сделать так, как я говорю? Ведь ты сегодня приедешь на работу, и там не будет сейфа. Почему ты не вынул из него то, что собирался?

— Да брось, Таня. Не преувеличивай. На это они не пойдут. Таня вздохнула. Сейчас она не чувствовала ни злости, ни досады. Она в очередной раз поняла, что смысл слов, вышедших из твоих уст, никогда не войдет неизменным в мозги другого. Твои слова не вызовут тех же мыслей и ощущений, которые породили их в тебе. Муж просто не понимает, что означают ее слова. Человек способен понять лишь то, что сознает сам. Она видела, как Саше тяжело все последние месяцы. Он превратился в комок нервов. Он уже не понимает сам, что делает.

Его маленькую фирму, которой, как она теперь поняла, могут перепасть большие деньги из городского бюджета, вырывали другие руки.

Кто такой Саша Песков? Кандидат наук из прошлой жизни. Кто стоит за ним? Поискали — никого. Когда не было денег и вероятности их получить, фирма никого не интересовала. Но теперь заработала огромная машина и поехала на него…

Тане вдруг отчетливо представился огромный грузовик с множеством колес, который мчался, не сбавляя скорости, на Сашу и его фирму. Его коллеги быстро, на ходу вскочили в кузов, немного ушиблись, поцарапались, помялись, но остались живы. И едут дальше, на Сашу.

А Саша стоит и смотрит, ожидая, что машина сейчас остановится. Но она летит, вот она уже приближается. Включены фары, чтобы слепящим светом пригвоздить его к месту, как зайца на ночной охоте.

Она пыталась его уговорить отойти. Отвлечь, повести куда-то, чтобы он очнулся и понял, каким наивным мусором забита его голова, все равно как желудок при несварении.

Но он упирался, будто боялся остановиться и посмотреть на себя издали, увидеть, что творится вокруг него. Те, кто рулил машиной, это понимали. Они действовали.

Так что же, больше не будет глаз, в которых солнце?

Может, и так. Они потускнеют, но вряд ли миру станет темнее. Миру наплевать на таких, как они. Впрочем, наплевать на всех. Людей так много на земле. Ничто не изменится.

Таню пронзила жалость. От того, что невозможно заставить смотреть другого твоими глазами на то, что видишь ясно и отчетливо. Нет, она не ясновидящая. Она просто реально смотрит на мир.

Конечно, были бы деньги, можно нанять частного сыщика и расследовать, кто захотел напасть первым на Сашу и его фирму. Кто направил тяжелый многотонный грузовик, чтобы раздавить его фирмочку, созданную на голом месте Сашей, и на ее основе открыть свою. Чтобы снова поставить телефоны, компьютеры, факсы на место выдранных. Кстати, те же самые, что стояли при Саше, Татьяна ничуть не сомневалась. Чтобы сделать ремонт, потому что у Саши на него не было денег.

Саша унес оттуда только свои старые туфли с новыми шнурками. Когда Саша аккуратно поставил их в прихожей, Таня сказала:

— Ты теперь понял, что я была права?

Она нисколько не удивилась, узнав, кто сел в новый грузовик. А он — очень. Этих людей он хорошо знал и сам принимал на работу, пил с ними чай, ел бутерброды, поздравлял в дни рождения, в праздники, в Новый год, приносил цветы, купленные на деньги из собственного кармана, по случаю совершеннолетия их детей.

Сейчас они ехали в грузовике, устремив жадные взгляды в будущее, поверх его головы. Глаза некоторых были печальны.

— Санек, — позвонил его заместитель, немолодой мужик, прошедший в этой жизни, кажется, через все, — жаль, что так вышло. Мы тут подумаем, как тебе помочь. Держи хвост пистолетом. Понимаешь ли, обстоятельства выше нас.

— Я понимаю, спасибо, Андреич.

Лежа в постели, Таня с великой печалью смотрела на изможденное Сашино лицо, на круги под глазами. Он постарел за два дня на несколько лет. Сама она, в глубине души, тела, разума, чувствовала, как и в ней что-то умерло. А может, даже не в ней, может, для нее. Она не знала, где это что-то, и ощущала даже не тоску, а тупость во всем, что делала.

Автоматически ставила чайник, варила суп и забывала о нем. Вечером садилась за стол напротив Саши и бездумно жевала что-то. Катя учила уроки, не особенно вдумываясь, что творится с родителями. У нее свои заботы. Эти заботы звали ее каждый вечер на лестничную площадку, оттуда доносился ее заливистый смех, а следом — низкий, грубый — соседского парнишки и строгий лай его огромной овчарки.

Тане было так тяжело, что казалось, этот груз раздавит ее. Вот в этот момент и раздался звонок Ольги. На следующее утро, открыв глаза, она увидела над собой лицо Саши. Он приподнялся на локте и сказал:

— Ты не думай, моя обида пройдет, я снова стану веселым.

«Боже мой, — подумала Таня со страхом, — как мы срослись».

— Конечно, Саша, пройдет. Все пройдет. Не горюй, я тебе помогу.

Верно говорят: мужчины — это дети. Вот уж верно так верно, подумала она снова. Саша — ее ребенок, как Катя. Она не может его оттолкнуть, бросить, отвергнуть. Теперь, после стольких лет, уже не может.

После встречи с Ольгой настроение Тани чуточку поднялось. Это не значит, что она решила согласиться на ее предложение. Но всегда дышится свободнее, когда есть хоть какой-то выбор.

Ольга сильная. Рядом с ней так спокойно, подумала Таня. Внезапно Тане пришла в голову смешная мысль — если бы женщины выходили замуж за женщин, они жили бы очень мирно друг с другом.

Внезапно перед глазами возникла фотография «кукольного домика», которую показала Ольга. Да и сама Ольга как куколка. Таня снова вздохнула. Достала зеркальце из стола и поднесла к лицу. Она вынула невидимую ресницу из глаза. Навернулись слезы. Ее разрывало желание: с одной стороны, ей ничего не хотелось менять в своей жизни, а с другой — поменять абсолютно все. Но как могла она поменять, не согласившись на предложение Ольги? Да никак.

— Привет. — Вошла коллега, Ирина Петровна. На лице ее всегдашняя спокойная покорность, с которой она и умрет. — Слышала, Татьяна? — Она была старше лет на десять. — Опять денег не дадут. А если дадут, то тридцать процентов от зарплаты.

— Что? — Татьяна вытаращила глаза. — Да это на пол-проездного! — Рука, потянувшаяся к компьютерным клавишам, повисла в воздухе. — Ну это просто невозможно!

— Да ладно, Тань, дыши глубже. Все возможно. Не горюй, давай-ка лучше чайку поставим. Не хотят платить — чаи гонять станем.

— Слушай, Ира, а у меня нет ничего.

— Я напекла оладий.

Чайник быстро закипел. Они уселись возле него. Глядя в прозрачную глубину чашки, Таня почувствовала, как у нее забилось сердце. Все, она согласна. Больше ее ничто не держит. Она сейчас же позвонит Ольге.

Таня быстро влила в себя чай и подошла к телефону.

Ольга сразу сняла трубку, будто ее рука лежала на аппарате. Таня, не здороваясь, точно опасаясь передумать, сказала:

— Я согласна.

Ольга положила трубку и облегченно вздохнула. Есть. Значит, она не ошиблась, пообещав Ирме вылететь завтра вместе с Таней. Билеты на утренний рейс заказаны.

Ольга улыбнулась. Ну что ж, замечательно. В ее деле появится свой человек, она поможет этому человеку выстоять в тяжелой нынешней жизни. Польза обеим. Есть еще один курьер — не разовый, каких много, а многоразовый. Постоянный. Итак, они с Таней улетают в Прагу.

Миша отвез Ольгу и Таню в аэропорт, они ехали налегке. В Праге их встретит Ирма, она сама знакомилась с каждой новенькой, желая посмотреть, с кем придется иметь дело. Ирма с первого взгляда определяла, кто на что годится. Очень часто попадались неврастенички, задерганные болезнью и страхом. Их нетрудно понять — конец виден ясно и отчетливо, надежды нет, остается только дикая боязнь боли. Таких она не отбрасывала с ходу, с ними она предпочитала поработать с помощью Андрея Широкова и его вкрадчивого голоса.

Кого Ирма отметала без разговоров — болтушек и сплетниц. Эту категорию она определяла мгновенно. Она считала, что по складкам лица, по морщинам на лбу можно прочесть, что за женщина перед тобой. Она еще ни разу не ошиблась. Ошибка стоила бы ей слишком дорого.

Чем опаснее становилась игра, тем сильнее она увлекала Ирму. Она доставляла ей даже большее удовольствие, чем секс. Неожиданно Ирма поймала себя на мысли, что от опасности по ее телу разливается истома, небывалая, экстатическая. Такую она впервые испытала в задней комнате лавки Миня, окуренной благовониями. Он бросил ее на циновку, навалился на нее, припал губами, и его губы сделали то, что должны были сделать совсем не они. Она выгнулась, забилась в конвульсиях и испытала такой восторг, который до того ей никогда не был доступен. Открыв рот, хватая воздух, она потянулась к нему, подсознательно желая доставить ему такое же невероятное удовольствие, какое и он ей. Его жесткие волосы прилипли к ее потному лбу, она открывала рот, стараясь, чтобы его плоть вошла как можно глубже… Она едва дышала, стонала, обхватив руками его спину и царапая ногтями. Реальности не было, комнаты не было, никого из них не было. Экстаз, охвативший обоих, сотрясал, обещая взрыв, после которого они разлетятся на мельчайшие кусочки. Он произошел. Едва не захлебнувшись, она втянула воздух, уткнулась лбом ему в живот… Весь мир провалился в бездну. Были только он и она. С тех пор предощущение опасности всегда возбуждало Ирму.

Подруги летели первым классом — Ольга всегда летала только так, сейчас она выбирала все самое лучшее. Стюардессы порхали между рядами, предлагали напитки, они с Таней взяли по бокалу красного французского вина, выпили и остались очень довольны полетом, солнцем поднебесья, мягкими креслами, музыкой в наушниках.

— Слушай, Оль, ну ты что-нибудь чувствуешь?

— Ничего. Абсолютно.

— Серьезно, да?

— Все сделано мастерски. Ты когда-нибудь слышала, чтобы зубной протез, хорошо сделанный, кому-то мешал?

— Нет. — Таня улыбнулась. — Пожалуй, он только придает красоту.

— Это не придаст особой красоты, но мы сами ее возьмем и придадим с помощью…

— Я что-то волнуюсь. Но Саша…

— А что Саша? Ты улетела на две недели. В командировку от библиотеки. Вот и все.

— Как же я потом ему скажу?

— А зачем ему говорить?

— А про деньги?

— Вот когда заработаешь, тогда и придумаем. Скажем, ты сделала специальный подбор литературы для нашей фирмы. У нас международное агентство, и, естественно, мы хорошо платим. Допустим, ты приготовила целый проект. Такое возможно?

— Да, конечно.

— Тебя и вознаградили. Кстати, совсем не обязательно объявлять ему, сколько тебе дали денег.

— А сколько?

— Не хочу травмировать твое бедное сознание.

— Ты сама… давно этим занимаешься?

— А тебе какое дело? — захихикала Ольга.

— Хотела прикинуть, — ухмыльнулась Таня.

— Ничего не выйдет. Здесь индивидуальный подход. Они приземлились в Праге среди дня. Стояла солнечная погода, солнце заливало окрестности. Их встретила Ирма, нарядная и элегантная, они уселись в машину, по дороге поболтали ни о чем и очень быстро оказались в гостинице в старом городе. Ирма разрешила им погулять.

Они бросили вещи и отправились на Вацлавскую площадь, прошлись по старинным улочкам. Лицо Тани на удивление быстро разгладилось, Ольга снова увидела ее почти такой, как прежде, в юности. Стоит ей вырваться из замкнутого круга серой жизни, она станет другой, думала Ольга. Блеск в глазах меняет человека.

— Ольга, мы вместе полетим во Вьетнам?

— Как распорядится Ирма. Скорее всего ты полетишь одна, я тебя встречу во Вьетнаме вместе с Минем. Там загрузишься и сюда.

— Ясно. Доктор займется мной завтра?

— Да. Сегодня вечером тебя подготовят. Как обычно перед операцией — полдюжины клизм, голодание…

— Ой.

— А ты что думала? Что тебе бантик на брюхо привяжут?

— Меня станут резать?

— В какой-то степени…

— У меня будет шов?

— А то его нет у тебя.

— Есть. Тот же самый будут вскрывать?

— Скорее всего.

— А если нет, что я скажу мужу?

— А про что?

— Да про новый шов.

— А ты скажешь, что в командировке попала в больницу.

— Ага, — задумчиво согласилась Таня.

— Что, пошли выпьем напоследок?

Они направились в маленькое кафе в старом городе, выпили коньяку, и Таня почувствовала себя вступающей в , другой мир, назад из которого в мир прежний хода нет. Неожиданно защемило сердце.