Тест на любовь

24

— Вот твой гонорар. — Ирма улыбалась.

— Еще и гонорар!

— А ты и без него счастлива, как мне кажется?

Ирма отдала конверт и вышла. Когда Таня сосчитала, ей стало дурно. Столько денег она не заработала бы за несколько лет, сидя у себя в библиотеке.

Ирма, дав ей достаточно времени побыть наедине с конвертом, вернулась и спросила:

— Все в порядке?

— Ирма, о чем вы говорите! Вы не представляете…

— Представляю, и я рада за тебя. Но хорошенько подумай, как провезешь деньги.

— Ох, Ирма, эти деньги я провезу куда угодно.

— Ну и как? Ты согласна еще поработать с нами?

— Конечно.

— Тебя проводят в Москву, тебе надо отдохнуть. — Ирма улыбнулась, поцеловала Таню в щеку. — Ты улетаешь сегодня. Счастливо, дорогая.

Ирма закрыла за собой дверь, на секунду задержала пальцы на золотой ручке. Предупредить Татьяну насчет радостей плоти? Да нет, Ольга наверняка ей все рассказала.

Неотложка летела по ночному городу, оглушая улицы воем. По ветровому стеклу, как в лихорадке, метались «дворники», отбиваясь от снега. А он падал и падал, точно пытался засыпать не только город, дома, людей, но и настоящее, прошлое, будущее. Саша Песков сидел в машине и не отрывал глаз от белого как снег за окном лица жены.

Вчера вечером у них с Таней был настоящий праздник, такой, какого не было много-много лет. Она прилетела из своей неожиданной командировки такая веселая, Саша радовался — как здорово ей заплатили за проект. Ему показалось, что в их доме наконец повеяло чем-то новым и свежим. И больше не будет серого каждодневья…

Он вытер глаза, которые уже распухли от слез.

Они давно ничего не хотели друг от друга. Каждый вечер он садился у телевизора и перескакивал с канала на канал, смотрел на движущиеся картинки и не понимал смысла происходящего. В голове вертелась одна мысль: что ему делать? Он никак не мог поверить, что его на самом деле кинули, причем свои, хорошо знакомые люди. Почти друзья. Бюджетные деньги ушли к ним, теперь они занимаются разборкой пятиэтажек, а его фирмочка идет ко дну.

Таня приходила с работы, готовила ужин — сосиски, капуста — пресная еда и тоскливые лица над ней. Она пыталась как-то его взбодрить — повести на концерт, на выставку. Но дежурное блюдо из прошлого не годилось сегодня. Вот он и оседал на диване, нажимая кнопки пульта дистанционного управления. С восьми вечера до двух ночи, пытаясь оглушить себя.

Бывало, они ссорились, и Таня кричала, что все его беды от этого тупого недуманья. Но она не понимала, а может, просто не хотела поверить, что ее мужу, как и каждому человеку, отпущена только та мера, которую он имеет. Саша со временем начинал склоняться к такой мысли и сам. Слава Богу, она не знала, в чем он видел хоть какую-то свою заслугу. Однажды он едва не выкрикнул ей: «Ты должна радоваться, что я сижу на этом диване без рюмки!» Но удержался.

В день Таниного приезда было все хорошо. Он суетился на кухне, даже починил краны, о которых жена говорила ему последние полгода, а потом махнула рукой, и они пели, рычали, свистели на все голоса, стоило их только открыть…

Сейчас Саша все видел с отчетливой ясностью, с которой ничего такого не видел прежде. В тот вечер они наслаждались жизнью — пили хорошее вино, ели парное мясо, она рассказывала, какая потрясающая поездка у нее была во Вьетнам.

— Ты только посмотри, — тыкала она пальцем в проспект, красочный, роскошно изданный, — посмотри, как стали издавать вьетнамцы…

Таня привезла доллары — гонорар за работу. Она не сказала точно — сколько, а положила их в письменный стол.

— Заначка.

Потом он подошел к ней, обнял, посадил к себе на колени, как когда-то, посмотрел в глаза и сказал:

— Я хочу тебя. Очень. Как раньше.

— Как раньше… — повторила она. Улыбнулась.

Они очень давно не хотели друг друга, никто из них не пытался заняться любовью. Они словно исключили это из своей жизни, как язвенник исключает перец из своего меню. Они просто спали в одной кровати, казалось, их тела стали глухими друг к другу.

Саша понес ее на руках в спальню, и она чувствовала, какие горячие у мужа руки.

— У меня кружится голова. — Она засмеялась и уткнулась ему в грудь. — Ох, кажется, я напилась.

Он раздевал ее, он не забыл, как это делается. Он медленно снял с нее колготки, расстегнул блузку, и ее тело с невероятной силой потянулось к нему.

— Забытые ощущения возвращаются, — прошептала она. Он расстегнул лифчик и положил ей руку на грудь.

— Медовый месяц, да? — засмеялась она.

Саша стащил с нее юбку, и его руки полетели над ней.

— Какой ты… ох…

Он и сам не знал, что все еще способен на сильную страсть.

Таня открыла глаза и посмотрела ему в лицо.

— Какие у тебя глаза. Как отборный янтарь. — Она всем телом потянулась к нему. Обняла за шею. — Скорее… иди ко мне…

Саша сорвал с себя рубашку, выбрался из брюк и упал на нее, ему показалось, что его тело обожглось о Танину кожу. Он уткнулся лицом в ее лицо и почувствовал, что оно мокрое. От слез.

— Таня, Танечка, почему ты плачешь? Почему? — Он приподнялся над ней.

— Ты знаешь, почему я плачу.

— Не надо. Ты ведь любишь меня, правда?

— Я очень тебя люблю.

Казалось, они хотели утолить желание, которое оба давили в себе много лет. Оно вырвалось на свободу. Желание не ушло от них навсегда, оно вернулось к обоим. Саша чувствовал себя прежним, сильным и полным надежд. Его тело могло все, значит, и голова тоже может все? Нет, еще ничто не кончено… У них все будет… Они выберутся из ямы… Уже выбираются. Он получит заказ для своей фирмочки, он взорвет все пятиэтажки если не в Москве, так в Московской области, чтобы расчистить место под новые дома.

Они заснули счастливыми. С радостью и надеждой. Катерины дома не было, шли школьные каникулы, она проводила их у бабушки на другом конце Москвы. Таня лежала, уткнувшись носом в Сашину шею, он обнял ее так крепко, будто никогда и ни за что не собирался отпустить…

Саша проснулся от ощущения сырости, он подумал, что вспотел. Но пот показался на ощупь слишком липким. Он дернул шнурок выключателя и обомлел. Таня лежала белая как простыня. А простыня — красная.

Ночью у Тани началось кровотечение. Кровь не лилась, она хлестала, казалось, вот-вот вытекут все заложенные в человеке пять литров. Кровь пропитала матрас.

— Таня! — завопил он диким голосом. — Таня! Что? Я сейчас… — Он дернулся, готовый бежать.

— Не надо, — прошептала она.

Дико вращая глазами, она смотрела на простыню. Саша тоже смотрел, ему в голову пришла нелепая мысль — если отжать ее, то можно подсчитать, сколько крови осталось в Тане.

— Вот и все, — пробормотала она.

— Таня! Нет! Не уходи!

— Я не должна была… — прошептала она. Потом внезапно ее глаза широко открылись, и она сказала, собрав все силы, свистящим шепотом: — Только не отдавай меня в морг. Я не хочу вскрытия. Поклянись! — Ее грудь вздымалась и опускалась, будто под кожей скрывался насос.

Саша шевелил побелевшими губами. Он не мог ничего сообразить или понять. Он мог делать только то, что она ему говорит.

— Я клянусь.

Потом кинулся к телефону.

— «Скорая»! «Скорая»! — кричал он на весь дом.

Эскулап, прибывший по вызову, запихивая в карман зеленые бумажки, руководил санитарами, а потом повернулся к Саше и сказал:

— Все признаки профузного кровотечения при внематочной беременности.

Саша потрясен но молчал. Что такое говорит этот мужчина?