Тибетское пророчество

ГЛАВА 5

Мистер помог мне сесть в седло, и мы отправились в путь по перевалу. Сам он шел впереди пешком, стараясь проложить дорогу и тем самым облегчить задачу для лошадей, которые к этому времени были уже весьма голодны. За ним следовал Флинт, груженный палаткой и нашим багажом, я ехала на Иове последней.

Нелегко было даже сидеть в седле, потому что мы то и дело скользили, качались и шатались. Под стенами перевала глубина снега достигала трех футов, и я восхищалась тем, как Мистер прокладывает путь, чтобы мы могли следовать за ним по этой узкой тропинке. За первый час мы прошли около полумили, в следующий час – целую милю, потому что снег был уже менее глубоким, и за третий час – еще одну милю.

Затем силы мои иссякли, и мне пришлось позвать Мистера. Он пробрался назад, положил передо мной свернутое одеяло, чтобы я могла на него лечь, обернул вокруг моей талии веревку и завязал ее концы под грудью у Иова. Он не сказал ни слова, но на несколько секунд приложил ладонь к моей щеке и внезапно улыбнулся той улыбкой, от которой тотчас же исчезала вся его суровость и надменность. На меня это подействовало, как тонизирующее средство, и придало храбрости.

Через пять часов жестокой борьбы со снегом, которая, казалось, никогда не кончится, мы, наконец, вышли за его пределы. Без веревки я наверняка уже десять раз бы упала, но она не спасала меня от тряски, и все тело ныло так, как не ныло никогда в жизни. Мистер шагал теперь по камням, и его сапоги издавали звук, который был необыкновенно приятен. Как отличался он от скрипа снега! Я увидела, что глаза Мистера глубоко запали от усталости, а улыбка превратилась в неподвижный оскал, словно бы он бросал вызов горам, перевалу, ветру, снегу, всему тому, что стремилось погубить нас.

Он помолчал, переводя дыхание, а затем выдохнул:

– Джейни, сможем мы разбить лагерь в верхней долине? Я покачала головой и с трудом выговорила окоченевшими губами:

– Нет, не надо, Мистер. Вот-вот обрушится снег. К вечеру его будет ужасно много.

– Так я и думал. Именно для этого я берег Флинта. Он развязал веревку, снял и посадил меня на свернутое одеяло, затем несколько минут перетаскивал наш багаж с Флинта на Иова и крепко его привязывал. Я восхищалась тем, что он, не любя меня, так много для меня делает. Ло-бас решили бы, что умереть в горах – это моя судьба, и бросили бы меня давным-давно в пещере.

Мистер поднял меня, усадил на Флинта и вскочил в седло сзади. Повод Иова был обернут вокруг его талии. Я откинулась назад, и все мои мускулы и кости почувствовали невероятное облегчение. Его тело за спиной, его руки по бокам снимали с меня всякое напряжение, я могла почти спать в седле.

Я знала, что худшее позади, что Мистер победил. Лошади, стремясь добраться до пастбища, побегут по тропе бойким аллюром, и мы еще до сумерек окажемся в Галдонге.

На протяжении следующих часов я дремала, тихонько покачиваясь между рук Мистера. Мне было спокойно, я чувствовала себя защищенной. Солнце уже начало клониться к закату, когда я проснулась и сказала:

– Мистер?..

– Да?

– Огромное вам спасибо.

– Ты говорила это уже раз десять.

– Правда? Простите, но я не знаю, что еще сказать.

– Для разнообразия можешь помолчать.

Значит, горные демоны все-таки добрались до Мистера. Когда вы долгое время находитесь на большой высоте и очень устали, они принимаются невидимо танцевать вокруг вашей головы и портят вам настроение. Но я знала, что как только мы доедем до равнины, демоны оставят Мистера, и опять задремала.

Когда много позже я открыла глаза, то увидела, что золотые шпили монастыря Галдонг находятся в двух милях от нас. Я вдруг почувствовала себя бодрой, свежей и ужасно голодной. Было гораздо теплее, воздух был гуще, и я заметила, что Флинт бежит с высоко поднятой головой. Поскольку он не пытался остановиться и пощипать траву, я поняла, что мы уже останавливались, чтобы дать лошадям попастись, и все это время я проспала.

На ночь мы остановились в маленькой деревушке Галдонг, лежавшей к западу от монастыря. Мистер готов был заплатить за две снятые нами комнаты золотой, но я была настолько потрясена его глупостью, что забылась и заговорила с ним довольно грубо:

– Целый золотой? Вы что – рехнулись?

– Но это только полсоверена.

– Не вздумайте ей его показывать!

Я вырвала его у Мистера из рук прежде, чем женщина, с которой я торговалась, вернулась, приведя для поддержки мужа.

– Давайте сюда серебряную рупию, быстро!

Когда пришли женщина и ее муж, я вежливо указала на бедность их дома, на недостаток удобств, к которым привыкли такие достойные особы, как мы, а также на необычайную доброту наших сердец, выражающуюся в том, что мы снизошли до мысли провести ночь-другую под их крышей. Они, в свою очередь, указали на роскошь своего маленького глинобитного домика и на опасности, которым подвергаются, впуская в него иноземного демона. В конце концов мы сошлись на серебряной монете за две ночи, с едой три раза в день, одна из которых должна включать мясо, и ванну с горячей водой.

Мистер наблюдал молча, похоже, понимая, о чем идет речь, хотя и не знал языка. Когда сделка состоялась, мы остались одни, и я доложила ему ее условия, он впервые за время нашего знакомства расхохотался:

– Ну ты и штучка, Джейни! Настоящая штучка!

Я не совсем поняла, что он хочет сказать, но почувствовала гордость из-за того, что рассмешила его.

Мы удостоверились, что лошади наши всем довольны, по очереди приняли ванну, съели много-много еды и крепко проспали всю ночь. Наутро я чувствовала себя почти совсем выздоровевшей и с радостью заметила, что Мистер вновь обрел свой обычный холодный и надменный вид. Как я и предполагала, верховный лама узнал о нашем приезде и послал за мною. Когда я сказала об этом Мистеру, он нахмурился:

– Пожалуй, я пойду с тобой.

– Нет, вам нельзя. Ведь вас он не приглашал. И потом, Рильд просто хочет расспросить меня о Сембуре. Потом он скажет, что я могу остаться и сделаться здесь монахиней.

– А ты этого хочешь?

Я покачала головой.

– Нет. И в любом случае я не могу стать здесь монахиней, потому что Сембур говорил, что они – язычники, которые не верят в Святую Библию. А я не сделаю ничего, что огорчило бы Сембура.

Мистер наградил меня одним из тех своих мрачноватых взглядов, которые означали, что он пытается ответить в уме на какой-то вопрос. Я смотрела прямо ему в глаза, потому что Сембур учил меня: "Никогда не отводи глаза, Джейни. Всегда смотри человеку прямо в глаза. Все равно, выше или ниже он тебя по положению, прямо в глаза".

Наконец Мистер произнес:

– Ну, что бы там ни сделал Сембур, тебе повезло, что у тебя был отец, который научил тебя такой верности.

– Сембур не был моим отцом. И то, что вы и он говорили, когда я наполовину спала, тоже было неправдой. Сембур не убивал тех людей и не крал драгоценностей.

– Но драгоценности оказались именно у него.

– Значит, он получил их по-честному.

– Ты хочешь сказать, что Сембур солгал мне, признавшись в убийстве? Значит, он был лжецом?

Я почувствовала себя в ловушке, и внезапно меня охватил гнев на Мистера – такой, что меня затрясло.

– Нет, он не был лжецом! – заорала я. – Сембур сказал тебе в ту ночь неправду по каким-то особым причинам. И если бы я была большая, я бы тебя ударила, хотя Сембур и велел мне быть с тобой вежливой.

С этими словами я повернулась и удалилась прочь. Моя встреча с Рильдом прошла именно так, как я и предполагала. Я рассказала ему, что сердце Сембура не выдержало перехода через перевал, и о том, что я потом заболела. Он подтвердил, что очень скверный демон болезни убил в Намкхаре несколько детей, и мне повезло, что я сумела с ним справиться, несмотря на всю его силу.

Его глаза закрылись, и после паузы он продолжил:

– Твой путь для меня темен, его скрывает непроницаемый занавес… Но я вижу женщину, одетую в красное, которая станет тебе другом, и через нее в твою жизнь войдет тот, кого ты должна опасаться, тот, кто будет твоим врагом, Серебряный Человек…

Внезапно он шумно втянул воздух, глаза его широко раскрылись, словно он был глубоко потрясен. Я думала, что ничто не может вывести верховного ламу из состояния безмятежности, но сейчас он весь сжался, словно на него было направлено жало скорпиона.

– Ах… – выдохнул он. – На всей земле, во всем мире воплощений никогда не видел я такой силы.

Он снова закрыл глаза, и я заметила, что губы его шевелятся. Он бормотал мантры, чтобы успокоиться. Я уже начала ерзать, с нетерпением ожидая, когда мне можно будет удалиться, но в этот момент он снова заговорил:

– С поворотом звезд ты снова придешь сюда, дитя. Ступай, и да пребудет с тобой до тех пор мое благословение.

Я, как положено, ответила:

– Да поможет оно освободиться мне от колеса перерождений, высокорожденный.

Затем появился Мудок, чтобы провести меня через многочисленные переходы, залы и лестницы-спирали к большим воротам монастыря.

Я не обратила особого внимания на слова Рильда, потому что была поглощена мыслями о приготовлениях к нашему путешествию на юг. Пройдет много лет моей жизни в другом мире, прежде чем в год Железной Мыши я вспомню слова, сказанные мне зимним днем верховным ламой Галдонга в стране Смон Тьанг.

Когда я вернулась в наше жилище, Мистер чистил лошадей. Я начала молча помогать ему, но затем, подавив гордость, сказала:

– Простите мне мою грубость, Мистер.

Он не без удивления посмотрел на меня.

– Ничего страшного. Что было в монастыре?

– Все, как я и предполагала.

– Мне хотелось бы отправиться на юг завтра, чтобы ты могла получить медицинскую помощь как можно скорее.

– У меня нет такого чувства, что через три недели я опять заболею.

– Если я ошибаюсь, тем лучше. Как ты думаешь, купить нам для путешествия яка?

Немного подумав, я ответила:

– Пока я буду с вами, як не помешает. И, конечно, с багажом будет гораздо легче.

– Что ты хочешь сказать этим "пока я буду с вами"?

– Потому что без меня як сделает путешествие в два раза дольше. Но я умею разговаривать с яками, и они делают то, что я их прошу.

– Разговаривать с яками? – он изумленно на меня уставился.

– Ну, собственно, с любыми животными. Не с низшими вроде змей, а с теми, у которых четыре ноги. Например, с козами, лошадьми, медведями.

– С медведями?

– Они хорошие. Однажды мне пришлось разговаривать с самкой снежного барса. Сначала она отнеслась ко мне с подозрением, но потом мы подружились. Если вы станете смеяться, Мистер, я не обижусь.

– Я не стану смеяться, – лицо его и в самом деле было задумчивым. – Я видел, как ты подружилась с Флинтом в первый день, когда мы встретились, а он, пожалуй, норовом посложнее, чем снежный барс. Ладно, сегодня мы купим яка и запасы в дорогу, а завтра отправимся.

На шестой день я чувствовала себя полностью поправившейся, болезненной слабости как не бывало. Оставалось чувство болезненной пустоты из-за того, что Сембура больше нет, но за долгое путешествие среди безмятежных холмов у меня было достаточно времени поразмыслить, и я не сомневалась, что Сембур предпочел бы умереть высоко в горах, а не возвращаться в Индию, чтобы встретить то, что там его ожидало. Я перестала мучиться вопросами относительно собственного будущего, представив, что Мистер и я просто так и будем ехать и ехать мимо бурных рек, через горы, холмы и широкие равнины, и наше путешествие никогда не кончится.

С течением дней у нас выработался свой незамысловатый распорядок. Каждое утро я готовила основательный горячий завтрак, а Мистер в это время сворачивал наши две палатки и занимался Флинтом и Иовом, которые стали настоящими друзьями. Оба они не любили яка по имени Нав, и он от всей души платил им тем же. Я назвала его Нав в честь Навуходоноссора, который ел траву на полях.

Мы с Мистером иногда разговаривали, но не особенно много. Впрочем, в нашем молчании не было никакой враждебности. Просто мы, пришедшие из таких разных миров, мало что могли сказать друг другу. У нас не было почти ничего общего. Задолго до захода солнца мы останавливались, разбивали лагерь, смывали с себя пот и пыль дневной дороги, а затем готовили нашу вторую и последнюю в день еду. Именно это время нравилось мне больше всего. Мы сидели в сумерках около костра, а вокруг стояла полная тишина, которую нарушало только цоканье копыт или фырканье наших животных.

Во время пути мне частенько приходилось уговаривать Нава двигаться побыстрее или хотя бы просто двигаться. Это всегда привлекало внимание и забавляло Мистера. Он наблюдал за мною с полуулыбкой, удивленно покачивая головой. Однажды он спросил:

– Что ты ему говоришь, Джейни?

– А все, что приходит в голову. Иногда я ему льщу, а иногда ругаю.

– И ты должна это делать обязательно на языке Смон Тьанга?

– На каком языке – это не имеет значения. Важно не то, что ты говоришь, а что ты думаешь. Нет, скорее даже что чувствуешь.

Мистер указал на Нава, который неподвижно встал около маленькой речушки, через которую мы только что перешли, и мрачно отвернул голову.

– Поговори с ним на этот раз по-английски, Джейни. Я слезла с Иова и, подойдя к Наву, потерла рукой ему челюсть и тихонечко подула в нос. Мне подумалось, что ему грустно, и он нуждается в ободрении.

– Бедный старина Нав, ты же так хорошо себя вел, правда, маленький? Мне так понравилось, как мужественно ты всю дорогу тащил этот груз. Ты только погляди на этих смешных лошадей! Никакого в них достоинства. Вот воображалы, ведут себя так, будто чем-то лучше тебя. Глупые…

Нав пошевелился и, повернув голову, посмотрел на меня. Я еще немного с ним поговорила, и он двинулся в дорогу, пройдя мимо лошадей с величественным и решительным видом.

Мистер снял фетровую шапку, пробежал пальцами по кудрявым черным волосам и восхищенно рассмеялся:

– Будь я проклят! Хотелось бы мне, чтобы у грумов, ухаживающих за нашими пони, был такой же дар, как у тебя!

Выйдя из Смон Тьанга, мы пересекли границу Непала и неуклонно двигались на юг по большой равнине, лежащей между заснеженными вершинами Аннапурны и Дхаулагири, спустившись из высокогорных районов, где росли ели, березы и цвели рододендроны, на склоны, где среди сосен, орешника и дубов дул мягкий, ласковый ветер. Мы сделали небольшую петлю на восток, до Покхары, в которой Мистер пополнил наши припасы, а затем снова двинулись на юг, в сторону Бетхари и индийской границы.

Однажды, когда мы устроили привал и нагрели в ведре воды, чтобы помыться, собравшись с духом и заставив себя смотреть ему прямо в глаза, я спросила:

– Можно мне кое о чем вас попросить, Мистер?

Он поднял глаза от бритвы, которую доставал из кожаного футляра, и рассеянно ответил:

– Почему же нет?

– Я не уверена, что это вежливо.

– Попробуй, и я тебе скажу.

– Мне очень хочется узнать побольше про ваш медальон.

Подойдя ко мне, он расстегнул цепочку и вложил медальон мне в руку, а затем отвернулся, чтобы натянуть нижнюю рубашку из тонкой шерсти. Теперь я разглядела, что толстый серебряный диск, величиной в два моих ногтя, украшен пятиконечной золотой звездой. На другой стороне медальона оказались крошечные завиточки и значки. Я сообразила, что это какая-то надпись.

– Это какой-то иностранный язык, Мистер?

– Да. Индийский, он называется хинди.

– А что здесь сказано?

– Да так, что-то вроде стихотворения. Ничего особенного.

– Вам его кто-то дал?

– Леди. И хватит вопросов.

– Простите, мне просто было интересно.

Я вернула ему медальон и стала жарить мясо.

Воздух день ото дня становился все более теплым и влажным, и вот мы уже двигались через совершенно незнакомую мне страну. Целый день дорога шла через лес. Время от времени встречались небольшие деревушки, темнокожие жители которых глазели на нас, когда мы проходили мимо. Утром того дня мы продали Нава шедшим на север торговцам. Он не привык к такому климату и хандрил. Я чувствовала себя немногим лучше Нава. Воздух казался слишком густым и тяжелым, но я всячески скрывала свое состояние. Мы путешествовали уже совсем легко одетыми: на мне была туника, Мистер был в рубашке. Однако после захода солнца нам приходилось одеваться потеплее. Ночи были прохладными.

Когда мне удавалось избавиться от мысли, что наше путешествие рано или поздно кончится, я неизменно ощущала себя странно счастливой, сама не понимая почему. Возможно, потому что, потеряв Сембура, радовалась, что есть Мистер, который хоть какое-то время будет заботиться обо мне.

Мне часто хотелось узнать о нем побольше, но он никогда не говорил о себе. Иногда, когда, разбив лагерь, мы ждали, пока приготовится еда, он задавал мне множество вопросов, но не про меня саму, а про землю Бод. Он называл ее Тибетом, как и Сембур, и она, по-видимому, представлялась для внешнего мира загадочной. Мистер расспрашивал меня, какое там правление, много ли солдат, много ли ведет туда перевалов через горы из Смон Тьанга, хорошо ли защищены старые крепости и так далее. Я отвечала как могла, испытывая при этом удивление, потому что, судя по его вопросам, он знал о Бод гораздо больше, чем обычный чужеземец.

Когда я спросила, бывал ли он в Тибете, Мистер ответил:

– Да, но не там, где проходила ты. Гораздо восточнее, между Лхасой и границей, шесть месяцев в прошлом году.

– А для чего вы там были, Мистер?

– Не задавай так много вопросов.

– Это я задаю вопросы? – я негодующе уставилась на него. – Их задаете вы, целые сотни!

Он наградил меня одним из своих грозных взглядов.

– Маленьких девочек должно быть видно, но не слышно.

Мне нравились его грозные взгляды, и я изо всех сил постаралась изобразить точно такой же.

– У тебя длинный нос, крючковатые брови, и ты похож на чужеземного демона, – заявила я.

Его лицо забавно сморщилось, и он сказал:

– А я думал, ты собиралась быть со мной вежливой.

– О да, прошу прощения. Иногда я просто забываюсь.

– Все нормально, – кивнул Мистер.

На пятнадцатый день я проснулась среди ночи, чувствуя себя совершенно больной. Сердце колотилось, по всему телу разлилась ужасная слабость. С наступлением утра у меня почти что не было сил стоять. Мистер пощупал мой пульс и лоб и прикусил губу.

– Это началось раньше, чем я думал, Джейни, – произнес он. – Мы прошли немало, но дорога займет еще дня три. – Он уложил меня в постель и накрыл одеялом. – Отдыхай, пока я буду готовить завтрак и собирать лагерь.

В то утро я отправилась в путь, будучи привязанной к спине Иова и мотаясь из стороны в сторону. Около полудня оказалось, что я уже на Флинте, а Мистер сидит у меня за спиной, держа меня так, как держал, когда мы шли по перевалу. Впрочем, возможно, это был какой-то другой день, потому что я часто уплывала туда, где время неподвижно – в пустоту.

Однажды я очнулась ранним утром. Воздух стал еще теплее, а земля пахла совсем по-другому. Я была уже не верхом на Флинте, а сидела поперек седла на чем-то мягком, наверное, на одеяле. Рука Мистера поддерживала мои плечи, а голова моя лежала у него на груди.

– Где Иов? – шепотом спросила я.

Он опустил на меня глаза, и я увидела, что его лицо вытянулось от усталости.

– Сзади. Он на привязи, несет багаж. Как ты себя чувствуешь, Джейни?

– Так как-то… Странно. Вы очень устали, Мистер, из-за того, что меня так держите.

– Спи, Джейни. Это единственное лекарство, которое я могу тебе предложить.

Следующий раз я, придя в себя, услышала разговор на незнакомом мне языке. Я лежала в маленькой тележке, каких не было в Смон Тьанге, но нечто похожее я видела в "Историях про Джессику" на картинке. Лежа на тюфяке из соломы, я различила, что Мистер резко и повелительно к кому-то обращается, возможно, приказывая вознице ехать осторожнее. Смутно до моего сознания дошло, что мы, должно быть, находимся в какой-то деревне, где он нанял тележку и возницу. После следующего провала до меня донеслось целое смешение звуков – грохот колес, цокот копыт, бормотанье и крики множества людей. Я чувствовала запах фруктов, овощей, дыма, животных, людей и поняла, что мы находимся в городе.

Затем все стихло. Тележка остановилась. Мистер взял меня на руки и через большую дверь внес в прохладное помещение. Я услышала его требовательный, твердый голос:

– Плевать я хотел на эти порядки. Немедленно примите ребенка, а затем передайте мой поклон старшей сестре или как она там у вас называется и скажите, что я буду весьма обязан, если она сможет поговорить со мной, как только у нее появится минутка.

И вот я лежу на узкой кровати, которая катится по коридору. Леди в белой шапочке, разговаривая с кем-то, начинает снимать с меня одежду. Волосы у нее цвета зерна, я никогда таких не видела и удивленно на них смотрю. Потом все темнеет, и я опять уплываю в мир, где ничего не происходит, а время стоит на месте.

Обратно я возвращаюсь неохотно, сознавая, что отсутствовала очень долго. Я лежу на белых простынях, на мне полинявшая ночная рубашка из фланели. Комната маленькая, темнокожая девушка в белом переднике моет пол. Увидев, что я пришла в себя, она улыбнулась, сказала что-то на незнакомом языке и вышла. Через несколько минут она вернулась с женщиной, одетой во все черное, за исключением белого отворота на капюшоне. Мне предстояло узнать, что она – английская святая женщина, монахиня, а нахожусь я в маленькой больнице при католической миссии в Горакхпуре, которая управляется монашеским орденом. Монахиням помогают несколько медицинских сестер, которые не относятся к святым женщинам. Из их числа была и та светловолосая леди, которую я видела в первый день.

Монахиня встала около моей постели, улыбнулась и сказала:

– Ну, юная леди, и напугали же вы нас. Прошло целых пять дней, к вашему сведению, Как вы себя сегодня чувствуете?

– Немножко… немножко слабой. Но так – все хорошо, спасибо, мисс.

– Меня надо называть сестра. Сестра Рут.

– Хорошо, сестра.

– Крепко вы нас озадачили, Джейн.

– Я – Джейни, мисс. То есть сестра.

Монахиня взяла дощечку с листом бумаги, которая была прикреплена к кровати.

– Мы записали вас как Джейн. Джейн Берр.

Я удивилась, почему мне дали такое имя. Несомненно, Джейн – это «ханглийский» способ произнесения моего первого имени, но в Смон Тьанге у меня никогда не было второго имени, и было совершенно непонятно, почему меня решили назвать Джейн Берр.

– Вчера майор Кроссленд из военного госпиталя посетил нашу больницу. Он – отличный врач и внимательно вас осмотрел. Вы это помните? – спросила Рут.

– Ну… не очень, сестра.

– Не имеет значения. Он беспокоился за ваше сердце, потому что в подобных случаях оно иногда страдает, но вы, по-видимому, крепкая и здоровая девочка, – она ласково улыбнулась. – Теперь мы надеемся, что через несколько дней вы поправитесь и в течение месяца сможете поехать домой, в Англию.

– Пожалуйста… где Мистер? Он придет меня проведать?

– Кто, дорогая?

– Мистер. Я… я забыла, как его имя. Джентльмен, который меня сюда привез.

– А, молодой капитан. Нет, Джейн, он уехал три дня назад. Ему было приказано прибыть с рапортом в Калькутту, и он уехал на поезде. Вместе со своим красивым конем, которого повез в специальном вагоне для лошадей.

Я знала, что он исчезнет, вернется в свой мир, и я никогда больше его не увижу. И все-таки, когда я это услышала, ощущение было такое, что мне нанесли неожиданный удар. При мысли, что теперь я действительно осталась одна, я сжалась и запаниковала. Рот искривился от неудержимого желания зарыдать. Я перевернулась лицом к стене, потянувшись руками к горлу, чтобы сжать внезапно образовавшийся в нем огромный комок, и тут мои пальцы коснулись какого-то предмета под рубашкой, чего-то маленького и круглого. Боясь поверить в чудо, я схватила тоненькую цепочку, оказавшуюся у меня на шее, и вытащила его наружу. Перед глазами был медальон с выложенной золотом звездой.

Перевернув его, я замутненным взглядом уставилась на тоненькие завитки букв. В голову пришла одна мысль, и я прошептала:

– Сестра… простите меня, но… не умеете ли вы случайно читать на хинди?

– Я – нет, дорогая, – весело сказала она, – но сестра Мария умеет. С помощью лупы она прочла надпись на медальоне, который оставил вам капитан, если вас интересует именно это.

– И вы знаете, что там говорится, мисс, в смысле, сестра?

– Да, сестра Мария записала, – она перевернула маленькую дощечку, которую держала в руках, и посмотрела на прикрепленную сзади бумажку. – На хинди это, вероятно, более поэтично, но смысл примерно такой:

Спрятав лицо в подушку, я больше не удерживала слез. В сердце была боль, но одновременно и радость, ибо в руке у меня был зажат медальон, говоривший, что я – его друг. Он дал его мне… именно мне, чтобы я его помнила.

И пока я буду его помнить, я никогда не буду совсем одна.