Глава 28

– Ну, как было на вчерашней вечеринке?

Дафна старалась казаться невозмутимой, когда они сидели за пустым столиком в столовой: Все уже поели раньше и вернулись в павильон, и Дафна с Джастином внезапно остались одни. Но глаза Джастина, когда он взглянул на нее, были озабоченными.

– Я туда не поехал.

– А-а. Это плохо.

Она попыталась поменять тему:

– По-моему, сцена сегодня удалась?

– По-моему, нет.

Он оттолкнул от себя тарелку и посмотрел на Дафну.

– Я ничего не соображаю. Вчера вечером ты лишила меня рассудка.

Она не сказала ему, что тоже полночи не могла уснуть, борясь с собой и ожидая, что он позвонит. Ее переполняла сила нахлынувших на нее чувств. Ничего подобного она давно не испытывала и уже решила, что такого с ней больше не случится.

– Как тебе удается вытворять с нами такое?

Он был похож на мальчика, лишенного рождественского праздника, но Дафна отложила свой сандвич и сердито посмотрела на него.

– Я ничего не вытворяю с «нами» Джастин. Никаких «нас» ведь нет. Не выдумывай чего-то, что в конце концов только осложнит жизнь нам обоим.

– О чем, черт побери, ты говоришь? Что тут сложного? Ты здесь. Я ищу. Так в чем проблема, сударыня? И я тебе скажу в чем.

Он говорил с Дафной хрипловатым шепотом, и она надеялась, что никто их не подслушивает, кругом ходило много народу, но, к ее радости, никто не обращал на них внимания.

– Твоя проблема в том, что ты чертовски боишься снова дать свободу своим чувствам. У тебя больше нет смелости. Она у тебя, вероятно, когда-то была, это видно по твоим книгам. Но теперь вдруг у тебя не стало отваги, чтобы выйти из-за твоих стен и быть женщиной. И знаешь, что? Раньше или позже это проявится в твоих книгах. Нельзя вести такую жизнь, какую ведешь ты, и оставаться человеком. Это невозможно. Может, ты уже перестала им быть. Может, я полюбил иллюзию... фикцию... мечту...

– Ты же даже меня не знаешь. Как ты можешь меня любить?

– Ты думаешь, я тебя не вижу? Ты думаешь, я не слышу тебя в твоих книгах? Ты думаешь, я не понимаю «Апачи»? Ты думаешь, чем я тут занимаюсь изо дня в день? Я оживляю шепоты твоей души. Детка, я знаю тебя. Да, да, знаю. Это ты себя не знаешь. И не хочешь знать. Ты не хочешь напоминать себе, кто ты, какая ты, что ты женщина, замечательная женщина, с реальными потребностями, с сердцем и душой и даже с телом, которое так же жаждет моего, как мое твоего. Но я по крайней мере честен. Я знаю, чего хочу и кто я, и, слава Богу, не боюсь следовать своему внутреннему голосу.

И, сказав это, он пошел к выходу, хлопнул дверью столовой и направился обратно в павильон. Дафна же, выйдя из столовой вскоре после него, улыбалась про себя. Немногие женщины в стране решились бы отказать Джастину Уэйкфилду. Все было и смешно, и в то же время грустно.

Дафна наблюдала, как Джастин снова и снова мучился над одной и той же сценой всю вторую половину дня и весь вечер допоздна. Говард Стерн на всех кричал; он даже заставил Дафну поменять кое-что в сцене, чтобы посмотреть, что получится. Но дело было не в ее сценарии, а в настроении Джастина. Она видела, что он ужасно несчастен, и, казалось, что он хочет продемонстрировать это всему миру.

Наконец в десять вечера, после семнадцати часов работы, Говард Стерн в сердцах бросил на пол свою шляпу.

– Я не знаю, ребята, что с вами сегодня случилось, но весь день пошел насмарку, коту под хвост. Уэйкфилд, брось хныкать и дуться. Я хочу, чтобы завтра все были здесь в пять утра, а если у вас есть проблемы, лучше «вытрахайте» их за ночь.

Больше он ничего на прощание им не сказал, и Джастин скрылся в своей гримерной, даже не удостоив Дафну взглядом. Однако он прошел совсем рядом с Дафной, чтобы она видела, какое отвратительное у него настроение.

Она молча села с Барбарой в лимузин и с усталым вздохом откинулась на спинку сиденья.

– Хорошенький денек, а? – улыбнулась Барбара по дороге домой, но Дафна не была настроена разговаривать. Она думала о Джастине и о том, правильно ли она поступила.

Следующий день был немного лучше, но только на этот раз они с Джастином вообще не разговаривали. В этот вечер Говард отпустил их в семь тридцать. Он сказал, что они все ему так надоели, что на год бы хватило.

Но на следующий день словно произошло чудо. Когда Джастин появился на площадке, в его глазах горели эмоции, страсть и злость, и он ошеломил всех своей игрой. После четырехчасовых съемок, почти без дублей, Говард подбежал к нему и поцеловал в обе щеки, а вся группа радостно закричала. Как бы то ни было, Джастин ожил, и Дафна, направляясь в столовую обедать, уже не чувствовала себя такой виноватой. Она удивилась, когда Джастин сел за ее столик, и осмотрела на него с застенчивой улыбкой.

– Ты сегодня чудесно работал, Джастин.

Она не спросила, из-за чего переменилось его настроение, но, что бы там ни было, она была рада, что это произошло.

– Пришлось. Я чувствовал, что виноват перед Говардом. Я заставил всех расплачиваться за свои эмоции.

Дафна кивнула, взглянув сперва в свою тарелку, а потом на него.

– Извини, что я тебя расстроила.

– Ты тоже извини. Но иногда я думаю, что ты это заслужила.

Ей хотелось плакать от его слов. Она надеялась, что он сдался.

– Но раз тебе так хочется, Дафф, мне, видимо, придется с этим смириться. Можно мне быть твоим другом?

Он сказал это с такой покорностью и нежностью, что слезы наполнили ее глаза, она взяла его руку и подержала в своей.

– Ты уже мой друг, Джастин. Я знаю, что понять меня нелегко, но в моей жизни произошло так много несчастий. Я ничего не могу с этим поделать. Просто принимай меня такой, как есть. Так будет легче нам обоим.

– Мне это будет нелегко, но я постараюсь.

– Спасибо тебе.

– И все же я не могу приказать своим чувствам исчезнуть. Дафна все еще чувствовала, что Джастин ее не знает, и ее приводила в отчаяние его настойчивость, но, может быть, таким он просто был, и если им на самом деле предстояло быть друзьями, значит, ей надо было тоже принять его.

– Я постараюсь это уважать.

– А я буду уважать тебя.

И затем он усмехнулся и шепнул ей:

– Но я все же считаю тебя сумасшедшей.

Дафна засмеялась выражению его лица и не могла удержаться, чтобы не рассказать ему, что она подумала на днях.

– Ты понимаешь, что я, наверное, единственная в Америке женщина, которая способна не пустить тебя к себе в постель?

– Ты хочешь президентскую награду за это? – пошутил он, и Дафна рассмеялась.

– А ты готов вручить?

– Почему бы нет, черт подери, если ты от этого будешь счастлива.

И потом они вернулись в павильон, разговаривая о фильме, а вечером Джастин появился на пороге ее дома с почетным знаком, который изготовили ребята-бутафоры. Это была бронзовая пластинка, очень красивая, с тонкой гравировкой. Текст гласил, что президентская награда вручается госпоже Дафне Филдс за сверхсмелость и сверхдоблесть, проявленные при недопущении Джастина Уэйкфилда в свою постель. Она расхохоталась, когда это увидела, поцеловала его в щеку и пригласила выпить.

– Ты хотела награду, вот я и поймал тебя на слове. Она установила награду на стойке в кухне и вручила ему стакан пива.

– Ты ел?

– Я съел гамбургер после работы. Может, поплаваем в твоем бассейне?

Было уже восемь часов, но вечер был чудесный, и Дафна поддалась искушению.

– А я могу быть уверена?

– В чем? Что я не написаю в твой бассейн? – Для его возраста в нем было больше мальчишества, чем взрослости, но это ей в нем нравилось. Порой это ее смешило, а порой сводило с ума.

– Ты знаешь, что я имею в виду, Уэйкфилд. – Она строго посмотрела на него.

– Да, знаю, Филдс. – Он ответил ей взглядом и состроил гримасу. А потом рассмеялся. – Да, ты можешь мне верить. Господи, Дафф, какая ты смешная. Ты столько сил тратишь на сдерживание своих чувств. Неужто стоит так беспокоиться?

– Да. – Она улыбнулась ему. – Я так считаю. – Ну, я думаю, никто не скажет, что ты легкая добыча. По крайней мере я не могу этого сказать. – И потом с печальным выражением лица проговорил. – Или причина во мне?

– Ох, Джастин. – Она не хотела, чтобы он так думал. – Конечно, нет, глупыш. Просто я долгое время вела такой образ жизни и была вполне счастлива этим. Я не хочу его менять.

– Благодарю за разъяснение.

– Благодарю за награду. – Она ласково ему улыбнулась и махнула в направлении спальни: – Пойду надену купальник.

Дафна надела скромный темно-синий бикини, и, когда вышла, Джастин был уже в бассейне.

– Вода классная.

Он отплыл дальше, и она только заметила, что на нем были белые плавки. Она осторожно спустилась в воду и встретилась с ним на середине бассейна. Тогда только она поняла, что белые плавки – это был небольшой участок незагорелой кожи на его ягодицах, и, когда они вынырнули, она посмотрела на него неодобрительно.

– Джастин, а твои плавки...

– Я их не люблю надевать. Ты против?

– Разве у меня есть выбор?

– Нет.

Он радостно улыбнулся и снова нырнул, попутно пощекотав Дафну за ноги, а потом вынырнул и, как дельфин, схватил ее в охапку и увлек за собой. Она сопротивлялась, отталкивая его. Он шутя отпрянул назад. Минут десять они развлекались, пока Джастин наконец не сбавил темп.

– У тебя что, всегда столько энергии после работы?

– Только когда я счастлив.

– Знаешь, ты ведешь себя как маленький ребенок.

– Спасибо.

Никто бы не подумал, что ему за тридцать, но Дафне приходилось признать, что в его обществе она тоже чувствовала себя моложе.

– Знаешь, Дафф, бикини тебе очень идет. Но без него ты была бы еще лучше.

– Не приставай.

Дафна проплыла еще несколько раз туда и обратно, а потом медленно поднялась по лестнице и вышла из бассейна. И, заворачиваясь в полотенце, повернулась спиной, видя, что и Джастин выходит из воды.

– Полотенце на стуле.

– Спасибо.

Но когда она обернулась, то увидела, что полотенцем он не воспользовался. Напротив, он стоял перед ней во всей красе своего обнаженного мокрого тела. Над ними была луна и небо, полное звезд. Они долго стояли молча, а потом он сделал шаг вперед и обнял ее. Он целовал Дафну со всей нежностью своей мальчишеской души, обнимал ее, и она чувствовала, что он дрожит, как и она, но не знала, происходит ли это от страсти или от ночной прохлады. И по непонятным для себя причинам она позволяла ему обнимать себя и чувствовала, что ее губы отзываются на его поцелуи. Казалось, что это длилось целую вечность. А потом он отвернулся от нее и плотно завернулся в приготовленное ею полотенце, надеясь успокоить кипевшую в нем страсть.

– Извини, Дафф.

Он сказал это голосом маленького мальчика, стоя спиной к ней. Дафна не знала, что сказать. Был момент, когда она невероятно захотела его; она ласково коснулась рукой его спины.

– Джастин... все хорошо... я...

Тогда он повернул к ней лицо, и их глаза встретились.

– Я хочу тебя, Дафна. Я знаю, что ты не хочешь об этом слышать. Но я люблю тебя.

– Ты сошел с ума. Ты дикий, сумасшедший мальчишка в облике мужчины.

И еще раз она вспомнила предупреждение Говарда... помни, что актеры – это дети. И Джастин был ребенком. Или, может, нет? Он уже им не казался, когда шагнул к Дафне и взял в ладони ее лицо.

– Я люблю тебя. Как ты можешь в это не верить?

– Я не хочу в это верить.

– Почему?

– Потому что, если я в это поверю, – она запнулась, все ее тело трепетало на теплом ветру, – и позволю и себе любить тебя... нам когда-нибудь придется испытать боль, а я этого не хочу.

– Я не причиню тебе боли. Никогда. Клянусь тебе, Она вздохнула и прильнула головой к его обнаженной груди, а он обнял ее.

– Этого никто не может обещать.

– Я не собираюсь погибать, как другие, Дафф. Нельзя же этого бояться всю жизнь.

– Я не этого боюсь. Я просто боюсь потерять любовь... причинить боль и самой испытать боль...

Тогда он отстранил Дафну и взглянул ей в глаза так, чтобы она могла увидеть его, точно так же как она поступала с Эндрю, когда хотела, чтобы он читал по ее губам.

– Тебе не будет причинена боль, Дафф. Поверь мне.

Дафна хотела спросить его, почему должна этому верить, но она больше не в силах была – слова потеряли свое значение. Даже для нее. Она позволила Джастину целовать себя и обнимать, а потом он унес ее в спальню, они легли в ее постель и предавались любви до самого рассвета. Утром они вместе встали, он приготовил ей кофе и тост, потом они стояли под душем, целовались и смеялись, и Дафна уже больше не помнила, почему она так долго и упорно отстаивала свое одиночество.

А когда в пять утра Барбара вернулась от Тома, чтобы ехать с Дафной на студию, она была потрясена, видя Джастина на кухне, в белых джинсах и босого.

– Хорошо ли провела ночь, Барб?

Их глаза встретились. У Барбары тут же возник инстинкт защитить от него Дафну, но она знала, что теперь уже было поздно.

– Да, очень, спасибо.

Но ее глаза сказали все, что она о нем думает, и он ее понял.

В пять пятнадцать они все втроем уселись в лимузин Дафны и поехали на студию. Джастин играл великолепно, а потом, когда все пошли обедать, они с Дафной закрылись в его гримерной и занимались любовью до двух часов дня, пока все не вернулись на площадку продолжать работу над фильмом.

Загрузка...