Тонкий лед

Глава 6

Они опустошили кофейник, Мэгги еще немного поплакала, Сэм успешно ее утешил, и можно было приступать к обсуждению проблемы четырех проколотых шин и одной запаски. Мэгги уже не дулась. Последний случай перепугал ее не на шутку, хоть она и не хотела этого признать. Несколько телефонных звонков, размотанная туалетная бумага, непристойность, намалеванная на ее двери, – все это только раздражало, страха не было.

Но четыре шины, проколотые ножом, гораздо серьезнее.

Глядя на нее, Сэм вынужден был признать, что слегка заинтересован – а если откровенно, то глубоко заинтригован – этой красивой длинноногой фурией, упорно скрывавшей ум и душевную теплоту под коркой льда. Обнаружив ее слабость, ее уязвимость, он был потрясен. Хватило одного взгляда на испорченные шины, и маска невозмутимости разлетелась вдребезги.

– Дайте мне адрес ближайшей монтажной мастерской, и я отвезу ваши шины; может, что-нибудь удастся сделать. – Сэм раздумывал, не купить ли ей набор классных шин на смену, а потом сказать, что это ее собственные после ремонта. Несмотря на упоминания вскользь о состоятельных родителях, денег у нее явно в обрез.

– В Мантео есть одна мастерская, – вяло сказала Мэгги. – Мне лучше поехать с вами.

Немного технической смекалки, два домкрата, несколько бетонных плит – и все четыре шины были сняты и уложены в «ровер». Запаску Сэма пришлось оставить, дома. "

– А если по дороге случится прокол? – спросила Мэгги, когда они проезжали по мосту через Хорватский пролив.

– Мне сегодня везет.

– Хорошо хоть вам. – Мэгги попыталась улыбнуться, и Сэм положил ладонь на ее руку и крепко сжал.

Возвращаясь домой спустя несколько часов, Мэгги все еще пребывала в необычном для себя бесстрастном состоянии. Сворачивая на грязную проселочную дорогу, Сэм скосил на нее глаза. Она сидела, скрестив на груди руки, глядя прямо перед собой и приоткрыв губы. Сэм уже знал, что приглашением это не является.

Черт возьми, ей не позавидуешь. Сейчас ей нужен друг, а кроме него, рядом никого не оказалось. К сожалению, она настояла на том, чтобы присутствовать при ремонте с начала до конца. Возможности договориться с монтажником так и не представилось. Все четыре шины были в безнадежном состоянии, и достаточно было увидеть выражение ее лица, когда она выписывала чек, чтобы понять всю плачевность ее финансового положения.

– Стоп!

Сэм резко затормозил, и Мэгги чуть не вылетела из ремня безопасности. Машину протащило несколько ярдов по грязи. Уложенные сзади шины ударились в спинки передних сидений.

– Что случилось? Мэгги, вы меня насмерть перепугали…

– Вон, смотрите! Справа от того большого кедра.

Он посмотрел, куда она показывала, но ничего, кроме деревьев, не увидел. Дерево, еще дерево, куст.

– Смотрю. И что?

– Ну вот, он убежал, – пожаловалась она. – Неужели вы так ничего и не заметали?

– Я видел деревья, какое-то ползучее растение с красными ягодами и ястреба. А может, это был сарыч. Я в птицах не разбираюсь.

На ее лице отразилось разочарование, но даже оно несказанно обрадовало Сэма – всю дорогу Мэгги была бесчувственна, словно зомби. Он был готов сплясать чечетку на крыше своей машины, лишь бы ее развеселить.

Сэм не первый раз ловил себя на том, что эта женщина слишком волнует его – а ведь и двух недель не прошло с тех пор, как они познакомились. Разве этого он хотел, когда решил уехать на Дунканский перешеек в надежде избавиться от стресса, восстановить силы? Чего бы он сейчас не дал за сигарету!

– Это был бурый волк, – тихо и многозначительно произнесла Мэгги. – Я почти уверена. Помните, я видела одного в то утро, когда мы сидели в шалаше?

Сэм поднял густую черную бровь и с удовлетворением отметил, что ее скулы слегка порозовели. Легкая царапина на щеке, полученная в шалаше, когда он нечаянно ее толкнул, была еще заметна.

– Я помню, что случилось в шалаше, но при чем здесь бурые волки?

Мэгги щелкнула ремнем, который расстегнула при остановке.

– Ради всего святого, поехали домой. Сэм с радостью повиновался. Задержись они еще немного, он бы поддался искушению напомнить, ей, что именно произошло в шалаше, когда он держал ее в объятиях и ее ледяная маска таяла на глазах. Он и не подозревал в ней такой теплоты и чувственности, не ожидал таких горячих ласк ее рук, блуждавших у него под свитером, страстных поцелуев. Между ними тогда действительно зажглось чувство, пусть отрицает сколько хочет. И пускай он груб, но нет такого мужчины, который не распознал бы искреннего отклика женщины, как бы она после ни отпиралась.

Но сейчас не время пускаться в воспоминания.

– Волк, говорите? Очень может быть. Какой-то зверь крутился вокруг вашего мусорного бака.

– Нет, это Неуловимый Джо, старый толстый мерзкий енот. Волки слишком пугливы и никогда не решатся приблизиться к мусорным бакам.

О диких зверях Сэм знал не больше, чем об этрусских погребальных обрядах. Хотя ему, как специалисту по охране окружающей среды, не помешала бы большая информированность. В то же время он был рад, что Мэгги не замкнулась снова в своей скорлупе. Через несколько минут, выехав на открытое пространство, он переключил двигатель и посмотрел на ее профиль. Он отметил правильность ее черт, длину и густоту прямых ресниц, нежность кожи. На висках залегли голубоватые тени, и солнечный луч, падая ей на лоб сквозь ветровое стекло, выдавал две едва наметившиеся ниточки. Сэм предположил, что ей около тридцати пяти, и заключил, словно всегда был в этом уверен, что лучшего возраста для женщины и быть не может.

Не успел Сэм обойти машину и открыть Мэгги дверцу, как та уже вышла и направилась к своему пикапу. Она ухватилась за одну из шин и потянула к себе. Сэм мягко взял ее руку и засунул в карман ее желтой куртки.

– У меня есть свой, особый способ замены шин. Но за желание помочь спасибо. Знаете что? Предлагаю вам сделку: я заменю вам шины, а вы накормите меня горячим обедом. Готовьте что хотите. Пусть это будет сюрприз.

И жестом более нежным, чем ему хотелось бы, он отвел с ее лица прядь волос – и не мог отнять ладонь от прохладной бархатной щеки, которая притягивала, словно магнит. Наконец Сэм резко отдернул руку и отвернулся.

– Пожалуй, надо поторопиться. Хоть солнце и светит, но дождь, кажется, все равно пойдет.

Войдя в дом, Мэгги скинула измазанные глиной ботинки и повесила на крючок куртку. Одна из шин была перепачкана сажей, и теперь придется отмывать руки, поскольку в мастерской не оказалось ни мыла, ни даже горячей воды. В ванной она уставилась на себя в зеркало, словно высматривая на щеке отпечаток мужской руки. Щеку все еще жгло – обычная физиологическая реакция, успокаивала себя Мэгги. Ее лицо было холодным, а его рука – теплой. Все нормально.

Правда, и ноги немного подкашивались, но после всего, что пришлось перенести утром, в этом тоже не было ничего странного.

Приняв душ и расчесав волосы, она решила, что приготовит гренки с сыром. Но нет, помощь Сэма стоила большего. Сосиски, поджаренные в жире, с луком и соусом чили? Но чили у нее не было. Хлеба тоже.

Что ж, значит, опять рыбное филе. Поставив картошку вариться, Мэгги, напевая под нос, нарезала рыбу – ту же, что и накануне, – и порубила луковицу. Она привыкла считать, что напеваемая под нос песенка есть признак спокойствия. А может, причуда измотанных нервов?

Бросив в кипящий жир наперченные и обвалянные в муке кусочки, она порубила белокочанную капусту и приготовила салат. Хорошо бы еще красного перчика и свежего лайма для цвета и а мата. Она окинула творение рук своих критическим взором и заключила, что не блеск, но вполне сойдет. Быстрый взгляд в окно дал ей понять, что еще пара минут, и Сэм закончит работу; если он так же голоден, как и она, то на внешний вид пищи он и внимания не обратит: главное, чтобы ее было много.

Она снова поймала себя на том, что мурлычет песенку. Для женщины, только что спустившей в выхлопную трубу последние деньги, она ведет себя более чем странно. Те четыре шины она сменила в июле, получив процент по облигациям. Следующая выплата будет в январе, и она планировала оплатить с этих денег налоги по недвижимости и купить пару зимних рам. Вот и планируй тут.

– Если хотите, чтобы все мужское население Атлантического побережья протоптало дорогу к вашим дверям, дайте им вдохнуть этот дивный аромат.

Сэм закрыл за собой дверь и застыл на пороге. Мэгги взглянула на его растрепанные ветром серебристые кудри и испытала внезапное острое желание утопить в них пальцы.

– Всего-навсего рыбное филе, – невнятно пробормотала она, неуклюже пошарила в шкафчике и, уронив вилку на пол, выругалась про себя.

– Мне все равно. Но сначала схожу домой, приму душ.

Не успел он и шагу сделать, как Мэгги кивнула на дверь:

– Сюда, а потом налево. Чистые полотенца найдете на полке.

Пока он мылся, она поставила тарелки и выложила на блюдо салат. В холодильнике нашлось еще варенье из инжира и банка маринованных артишоков. Это тоже украсило стол. Она еще порылась в холодильнике, надеясь найти что-нибудь экзотическое на десерт. Увы, но ее бюджет не допускал экзотики. Пока не наступит май и не откроется сезон, она не сможет продать своих птичек и должна радоваться, если вообще разживется хоть какой-нибудь едой.

Сэм вытер лицо полотенцем персикового цвета с шелковой монограммой и жадно вдохнул. Всюду женские запахи – на кухне, в ванной. Он и не подозревал, что так стосковался по ним: одиночество и обеды вне дома уже вошли в привычку. На полке рядом с шампунем стоял большой флакон с чем-то розовым. Женские вещицы. В женских туалетных безделушках есть что-то невыразимо интимное. Удивительно, но вещи Лорель никогда не привлекали его внимания.

Ее мыло тоже пахло жимолостью, и Сэм улыбнулся. Но в следующий миг улыбка слетела с его лица: вешая полотенце на крючок, он заметил монограмму "Л". Чье это имя?

Он пожал плечами и расправил полотенце на вешалке. Попятился и задел висевший на двери белый махровый халат. Полет фантазии вовремя сдержать не удалось, и воображение тут же нарисовало нагую Мэгги, выходящую из ванны с матово поблескивающей влажной кожей – как она тянется за своим роскошным облачением и вода " струится по ее длинным ногам и мерцает на высокой маленькой груди.

«Спокойно, парень», – буркнул он, досадуя на себя за слишком откровенную реакцию тела на мысленный образ. Прижавшись плечами к холодной крашеной стене, он усилием воли направил мысли в более безопасное русло. Например, порезанные шины и подлецы, получавшие удовольствие от подобного хулиганства. Если бы шины были украдены, ему было бы намного спокойней. По крайней мере в этом случае имелась бы причина, пускай и предосудительная. Хулиганство же непредсказуемо и потому опасно.

Через несколько минут, взяв себя в руки, он покинул холодную маленькую ванную. Проходя через гостиную, беглым взглядом окинул беленые стены, отслужившую свое мебель с пестрыми, но выцветшими подушками, до отказа забитый книжный шкаф; в комнате было еще две двери. Сквозь одну из них, приоткрытую, виднелась белая железная кровать с пуховой периной, вздымавшейся, как гигантское суфле.

В его сознании начал приобретать очертания другой непрошеный образ, но Сэм быстро отмахнулся от него и вернулся в уютное тепло кухни.

– Если не хотите кофе, есть молоко, – сказала Мэгги.

– Нет, не беспокойтесь. То есть мне все равно. Даже вода сойдет.

– А как насчет пива? Тут еще осталось – выдержанное с лета в алюминиевых банках.

– Превосходно. Намаялся с шинами – теперь чертовски пить хочется.

Слова непроизвольно слетели с его языка, и он готов был провалиться сквозь землю. Взгляд янтарных глаз, мгновение назад сиявших застенчивым ожиданием, затуманился. На Сэма снова повеяло ледяным холодом.

– Я же предлагала помочь.

– Ваша помощь не требовалась, Мэгги. Это сугубо мужское дело.

– По крайней мере вы могли позволить мне оплатить бензин. Вы потратили на меня целое утро. Сэм раздраженно стукнул стулом об пол.

– Черт побери, Мэгги, мы же договорились. Мы будем сегодня есть или нет? Я остался без завтрака, а уж скоро вечер.

Сэм ушел, когда сгустились сумерки. На небо снова набежали черные рваные тучи, воздух потерял прозрачность и сделался таким тяжелым, что река исчезла из виду. Чувствуя потребность размять мышцы, Сэм снова попросил пилу и отправился в лес. Стая ворон неотступно следовала за ним и нахально каркала, стоило ему попасть ногой в незаметно прикрытую листвой лужу. Зачерпнув воды в ботинок, он сдался.

Что за мерзкое болото! И почему он не поехал в цивилизованное место, занесло же его в этакую глушь! Сидел бы сейчас в тепле где-нибудь в уютном баре, слушал бы джаз-ансамбль в обществе хорошенькой беспечной женщины.

Вороний хор продолжал издеваться над его мрачным настроением и на обратном пути, когда спустя полчаса он возвращался к просеке, волоча по земле пилу. В радиусе пяти миль не было ни одного подходящего дерева. Все или оказывались пораженными грибком, или плавали в воде, или стояли живые. А Мэгги в первый же день внушила ему, что поход за дровами и вырубка живого леса – разные вещи.

Облепленные грязью замечательные ботинки тяжелели с каждым шагом. Холодная вода просачивалась сквозь якобы водонепроницаемые швы, и ноги, казалось, превратились в ледышки. Пальцы в оленьих перчатках совсем онемели. Единственное, что жгло, так это злость. Сэм был готов вскипеть.

Кстати, о кипятке. Уходя, он позабыл включить титан, и теперь, по возвращении, его ожидает холодный душ из ржавого крана в нетопленой ванной.

– Черт, – устало пробормотал он.

Одно он знал наверняка: к ней за дровами он больше не пойдет. Даже просто находиться поблизости от этой женщины опасно для здоровья. За обедом она без умолку болтала, рассказывая, как кто-то полез на крышу устанавливать телеантенну, а спустившись, обнаружил во дворе медвежонка; бросился его ловить, а тут явилась мамаша. Бедняга взлетел обратно на крышу, втянул за собой лестницу и сидел там, пока медведица выражала свое неудовольствие. В результате две комнаты в его доме были превращены в руины, два стекла в машине выбиты, а ялик перевернут и потоплен.

«Ну, дом, это я еще могу понять, – рассуждала Мэгги. – Но чтобы медведь нарочно потопил лодку? Невероятно!»

«Что-что?»

Как ни прискорбно, но он ее почти не слушал. Его мысли блуждали совсем в другом направлении: ему представлялась та взбитая пуховая перина, которую он видел за дверью ее комнаты, и он воображал, как должна выглядеть эта женщина, если снять с нее одну за другой одежды и потом утопить в пенных глубинах.

Бормоча в свой адрес проклятия, он поставил пилу в сарай и с шумом захлопнул за собой дверь. Неужели он не в состоянии контролировать свои мысли? Он был сам себе отвратителен. Еще в детстве он научился держать себя в руках и всегда гордился этой своей способностью. Так что же с ним произошло? Он без особых усилий смог расстаться с сигаретами и алкоголем, так почему не может избавиться от Мэгги?

Мокрый, продрогший и усталый, он не мог думать ни о чем другом, кроме этой кикиморы, в которой женской привлекательности не больше, чем в дикобразе. Если он сохранил хоть каплю здравого смысла, то ему следует побросать пожитки в «ровер» и сматываться. Вместо этого он был вынужден признаться себе, что и дальше будет есть ее стряпню, таскать у нее дрова и прикидывать, как бы заполучить ее в свою постель.

А еще лучше самому к ней забраться. У нее-то наверняка теплее.

Скинув облепленные глиной ботинки на заднем крыльце, Сэм зашлепал в мокрых носках по холодному линолеуму прямиком к кухонному шкафу, где были сложены его припасы. Порывшись среди консервных банок, он наконец нащупал застывшими пальцами небольшой прямоугольный пакет. Сэм с трепетом сорвал фольгу и вдохнул густой аромат табака.

Бывают периоды, когда мужчина особенно нуждается в утешении. И если Мэгги не может стать его утешением, то у него по крайней мере есть его любимая отрава. А что? Он взрослый человек, и, если ему хочется курить, кому какое дело?

Зажав сигарету в зубах, он открыл полупустую пачку картонных, спичек. Первая попытка успехом " не увенчалась. Вторая – тоже. И так далее, пока все спички не оказались оторваны. Сэм полез в коробку за новой пачкой. Коробка была сырая. Все в этом Богом проклятом месте пропитано сыростью.

Стоп! Где-то у печки в банке из-под кофе была коробка спичек. Он-то думал, ее спрятали от мышей, а оказалось – от сырости.

Коробка наконец обнаружилась рядом с бритвенным прибором, но – увы! – она была пуста. Сэм печально вздохнул, но тут же воспрянул духом. В машине! Он точно помнил, что перед отъездом проверил бардачок и там лежали запасные предохранители, фонарик, карта и насос. И еще там была пачка картонных спичек.

Сэм подвернул повыше штаны и с отвращением сунул ноги в мокрые грязные ботинки. «Ровер» стоял под навесом, куда Сэм его припарковал, выгрузив шины Мэгги. Это было единственное относительно сухое место, укрытое от дождя и в то же время досягаемое для солнечных лучей. Перегнувшись через водительское кресло, он пошарил в темноте рукой и вдруг почувствовал, как к его щиколотке прикоснулось что-то холодное и мокрое.

Сэм замер. Первое, что пришло на ум, были змеи, но ведь змеи холодные и сухие, не так ли? Если только это не водяные змеи. Тогда действительно они могут быть и мокрыми.

Вообще-то Сэм змей не боялся – если не считать страхом природное отвращение к ползающим тварям с раздвоенным языком. Он с опаской взглянул под ноги. Ничего. Он осторожно переступил.

И снова наткнулся на это. Только на этот раз оно было теплое. Мокрое и теплое.

Аллигаторы? Да, речка называется «Аллигатор», но ведь ему объясняли, что так далеко на север аллигаторы не заплывают. Кроме того, они тоже рептилии – значит, холодные. Не исключено, конечно, что какой-нибудь выродок приспособился к здешнему климату и научился согревать свое тело…

Что за чушь! Взрослый человек, а струсил, как заяц.

Сэм забрался в салон и захлопнул дверцу. Так спокойней. По крайней мере можно в безопасности подумать, что может быть там внизу.

Неуловимый Джо? Почему-то Сэм был уверен, что это не он. Что-то подсказывало ему, что там сидит кто-то поопасней, чем этот старый пожиратель объедков, гроза мусорных баков. А вдруг это один из бурых волков, о которых говорила Мэгги? Сэм уже представлял грозные, истекающие слюной челюсти и светящиеся глаза – излюбленная картинка из ужастиков.

С другой стороны, она говорила, что волки осторожны. Шнырять прямо под ногами у человека – это называется «осторожны»? Ведь Мэгги говорила…

Черные медведи! Это медвежонок.

– Боже милосердный! – простонал Сэм. У него под носом разлегся медвежонок, а с минуты на минуту из леса появится мамаша и разнесет его «ровер» на кусочки.

Небо затянуло облаками, и разглядеть что-либо в такой темноте было невозможно. Вдоль берега обрисовывался ряд коттеджей, западнее на фоне неба высились силуэты кипарисов. И все. Не исключено, что к нему из леса в темноте направляется все медвежье семейство.

Сэм вспомнил о фонарике. И тут же отвел эту мысль. Его мощности не хватит, чтобы достать лучом до кромки леса и высветить черную мохнатую " гору среди черных деревьев. К тому же нельзя допустить, чтобы его заметили. Он не знал, что у медведей сильнее развито – зрение или обоняние, – но рисковать не собирался.

Эх, жаль, не успел принять душ.

По пятам за этой мыслью шла другая. Хорошо, что Мэгги его сейчас не видит. Сейчас только ее насмешки выслушивать. Ей-то, может быть, такие встречи не в диковинку, но Сэм, хоть и не считал себя трусом, придерживался традиционных взглядов на крупных животных с длинными когтями и скверным нравом.

– Что ж, Кенеди, у тебя два варианта. Кого он хочет обмануть? Он не знает, что делать. Но звук собственного голоса помог прийти в себя. Собственно, если и был выбор, ни один из вариантов не казался привлекательным. Можно рвануть к дому, надеясь, что медведицы при выводке нет, либо сидеть в машине и ждать, когда она сорвет дверцу и наведет инспекцию. А поскольку при покупке четырехцилиндрового красавца противомедвежьи дверцы не оговаривались, этот вариант отпадал.

– Ну, ребята, я пошел, – заявил он, вооружившись фонариком, складным ножом и выдержкой. -Осторожно открыв дверцу, Сэм услышал писк. Писк? Кто-то возился у задней оси. А Сэм опасался, что его встретят рычанием. Тоненький жалобный голосок сбил его с толку. Забыв на мгновение о возможной опасности, Сэм нагнулся и присвистнул.

– Ну-ну, малыш. Экая ты кроха. Дай-ка взглянуть на тебя, пока мама не пришла и нас не отшлепала.

Гора с плеч. Итак, он чуть не умер от страха, испугавшись беззащитных детенышей.

Послышалось ворчание, потом поскуливание и снова писк. Тактическая ошибка. И как он упустил из виду, что, вполне возможно, все медвежье семейство – мама, папа и трое детишек – расположилось под его машиной. Сообразить, что такая груда медвежатины вряд ли разместилась бы под «ровером», ему было недосуг. Ему хотелось только как можно скорее дозвониться до местного природоохранного отделения. Первое, чему пришлось научиться, вступив в мир предпринимательства, так это искусству передачи дел из своих рук в чужие. И сейчас был самый подходящий момент.

– Ладно-ладно, ухожу, – бормотал он. – Вот я уже иду домой. Ни тебе, ни медвежатам твоим ничто не грозит. Я всю жизнь любил животных, честно. У меня даже мышеловку поставить рука не поднимется.

Сэм отступил еще на шаг, опасливо косясь на едва заметную бледную полоску сухой травы вокруг «ровера». Не успел он сделать и пяти шагов, как откуда ни возьмись выкатился маленький лохматый шарик и вцепился в его ботинок, силясь затащить его под машину.

– Что за черт!.. – Сэм отдернул ногу, но непонятное существо не сдавалось. Оно хотело играть. Щенок?

– Так ты собака! – обиделся Сэм, отдавая малышу на растерзание болтающийся язычок ботинка. Холодный пот постепенно высыхал. – Толстая, кусачая, визгливая, ничтожная псина. И Сэм Широко улыбнулся. Щенки были дикими, но переловить их труда не составило. В, этом возрасте любопытство сильнее страха. Вот мама – другое дело. Она пыталась обороняться, но без злобы – напасть не рискнула. Битый час Сэм заманивал ее в дом, но решающую роль сыграла не банка равиоли, изъятая из багажника, а то, что щенки, усаженные в коробку, были переправлены на кухню.

Бедная старушка совсем отощала, и выкормить выводок вечно голодных сорванцов ей было едва ли под силу. Но, несмотря на слабость, стоило ей увидеть своих малышей в большой коробке, которую Сэм выложил снятым с кровати покрывалом, она потеряла интерес к равиоли, осторожно забралась к ним и принялась их вылизывать. Только после этого она допустила их сосать.

Сэм не мешал. Он наблюдал за ними из противоположного угла кухни. Коробку он пристроил за печкой. Сейчас там холодно, но позже, когда он разожжет огонь, место будет подходящее.

Так он просидел минут сорок пять, даже не замечая, что от улыбки до ушей у него затекли скулы. Что он будет делать со всем этим семейством? Что он вообще знает о собаках? Придется учиться. Пригладив волосы и упершись руками в бедра, он склонился над коробкой, чувствуя, как растет в нем ощущение теплоты и покоя.

– И каким только ветром тебя занесло в эту глушь? – проворковал Сэм, пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь признак породы. Тщетно. Судя по всему, собака была когда-то домашней, просто одичала. Щенки были маленькие и толстые, но определить их возраст, не зная, сенбернар это или карликовый пудель, не представлялось возможным. Состояние матери было куда плачевней. Каждый раз, стоило ему пошевелить рукой, она вздрагивала, словно знавала побои. Шерсть вокруг шеи была вытерта, выдавая следы ошейника; следовательно, либо ее прогнали, либо она сбежала.

При мысли, что кто-то мог обидеть такую славную псину, Сэм ощутил прилив гнева. Он взял в ладони мохнатый, пахнущий мускусом комок.

– Послушай-ка, парень.., то есть.., э-э.., девочка. Что это ты делала возле моей машины? Ждала, чтобы кто-нибудь увез тебя отсюда подальше? Ах, малышка, как я тебя понимаю. Здесь так холодно, сыро и одиноко!

Сэм потерся об щенка носом, но мамаша обеспокоенно заскулила, и его пришлось вернуть в коробку, где он тут же вцепился в набухший сосок. Сэм осторожно протянул руку и дал собаке понюхать. Только после того, как она лизнула ему пальцы, он отважился погладить ее. И почти пожалел, что сделал это. Голова у нее была шершавая, словно ее присыпали дробью. Шерсть кишела клещами, блохами и Бог знает чем еще. Какой только заразы в ней не было! Чего доброго, сам начнешь чесаться.

Сэм, как мог, откладывал визит к Мэгги. Появись он во время обеда или ужина, она еще вообразит, что обязана его кормить, а этого он не хотел. Спасибо, не надо. Скоро он уедет и как-нибудь справится с пробудившимся либидо. А пока лучше держаться подальше от пуховых перин, охотничьих шалашей и интимных ужинов на двоих.

Хуже всего то, что его влекло к этой женщине не только физически. И это усугубляло беспокойство. Если он когда-нибудь решится снова связать жизнь с женщиной, то его избранница будет примерно одного с ним возраста и одного круга. Она должна разделять его интересы и, желательно, иметь, уживчивый характер.

Мэгги сильно проигрывала по каждой из названных позиций. Кроме, возможно, возраста. Это единственное, что у них было общим, но ее нрав не отвечал ни одному из его требований. Он ценил в женщине мягкость, нежность.., женственность.

Но сейчас ему необходим ветеринар. У него никогда не было собаки, поскольку мать страдала аллергией, а когда он оставил родительский дом, в его квартире обычно не было лишнего места. Но, как ученый, он знал достаточно о ядохимикатах, чтобы понимать, как опасно травить блох у кормящей самки. Пусть решает ветеринар, а уж потом он сам обработает дом от возможных личинок.

– Мэгги! Это я, Сэм! Вы дома?

Не получив ответа, Сэм пошел на звуки музыки, доносящиеся из комнаты, примыкавшей к кухне, которую он принял за кладовую.

– Мэгги… – начал было он, но в этот момент звуки классической, отдаленно знакомой мелодии заглушил рев электромотора.

Сэм застыл в дверях с разинутым ртом. Мэгги ленточной пилой обтачивала болванку. Но вот она щелкнула выключателем, и визг постепенно затих. Только тогда она подняла глаза и заметила Сэма.

– Как вам не стыдно! Подкрались незаметно – я же могла себе руку отрезать!

– Не правда, я не подкрадывался, – пытался оправдаться Сэм.

– Вы объявились у меня на пороге как привидение!

Из колонок над верстаком гремели трубы и звенели тарелки, так что приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга. Сэм ткнул в колонки пальцем.

– Может, выключим?

– Нет! Это моя любимая часть!

Мэгги знала, что не права. Его внезапное появление порядком напугало ее, это правда, но, надо быть справедливой, даже если бы он постучал, она бы все равно не услышала. Почему-то она решила, что должна защищаться.

– Простите. Но вы действительно меня напугали.

Она перегнулась через привод и приглушила звук.

– И вы простите. Трудно, знаете ли, обратить на себя внимание, когда туг такой грохот. Это все.., ваше? – Сэм обвел рукой столярную мастерскую, не сводя глаз с Мэгги, стройной и гибкой, с ног до головы покрытой опилками и стружкой.

– Теперь мое. Подождите, я только отряхнусь, и мы выпьем кофейку. Я все равно уже устала.

Она включила маленький компрессор и направила на себя струю воздуха.

Сэм с удовольствием наблюдал за ней. Сколько еще загадок таит в себе Мэгги Дункан?

На кухне она наполнила чашки густым, черным как смоль кофе, плеснула молока из ковшика и, усмехаясь, вручила ему его чашку.

– Ну же, берите. И признайтесь, что любите мой кофе.

– Это, по-вашему, кофе? Я-то думал, вы качаете ил со дна реки. – Сэм ухмыльнулся, глотнул из чашки, поморщился и потянулся за ковшиком с молоком. – Что вы там делали, в мастерской? То есть где вы всему этому научились? То есть я хотел спросить: какого черта вы вообще здесь делаете и почему работаете с инструментом, которым даже я не умею пользоваться? "

Мэгги не смогла сдержать улыбку.

– Это оскорбленное достоинство или банальный мужской шовинизм?

– Мэгги, я не шучу. – Сэм начисто забыл, зачем пришел. – Но разве не естественно, встретив такую женщину, как вы, в таком Богом забытом месте, где нет…

– Не знаю, что вы имели в виду, говоря о «такой женщине, как я», но ваше отношение к здешним местам вполне очевидно.

– Оставьте, Мэгги, – махнул рукой Сэм. – В этом болоте вы так же дома, как и я. Так почему вы здесь? Скрываетесь? А зачем вам все эти инструменты? Если вы подвизались здесь плотником, то вот что я вам скажу: не тянете. Любой из здешних домов рухнет при первом же ветре.

Мэгги не знала, смеяться ей или сердиться. Чего он так ополчился на Дунканский перешеек? Ну и что, что кругом ни души. Да, сейчас здесь грязновато – тоже мне, горе! Подумаешь, дома старые и некрашеные, подумаешь, кое-что вышло из строя, кое-что заржавело, кое-что и вовсе неизвестно куда подевалось…

– Мне здесь нравится. Неудобств я не чувствую. И вообще, собираюсь прожить здесь до конца своих дней, – заявила Мэгги, хотя и не вполне искренне. – А мастерская когда-то принадлежала деду. В молодости он строил лодки, а в старости перешел на приманки для птиц. У него получалось очень красиво. Некоторые и теперь их коллекционируют.

Сэм поднял глаза и увидел птиц, выставленных в ряд на шкафу и на крышке бюро. Он узнал канадского гуся и крякву; остальных определить не смог. Еще он увидел изогнутый кусок плавника, на котором в разнообразных положениях были усажены мелкие птички. Замечательная работа. Черт побери, просто здорово сделано. Неудивительно, что люди их коллекционируют.

– У Джубала был диплом по лесоводству, – продолжала Мэгги. – Он проработал на лесозаготовках до шестидесяти восьми лет. К тому времени все его сыновья окончили колледж. Я всегда любила приезжать к нему на каникулы, хотя мать каждый раз возмущалась.

– Так и знал, что вы не здешняя! – торжествующе воскликнул Сэм.

– Можно считать, что здешняя. Родилась я не здесь, но половина моих корней – в этих местах.

– А вторая половина?

– Бостонцы. Сплошная благопристойность и спесь. Меня порой удивляет, как папа сумел с ними ужиться. Похоже, он одной ногой в одном лагере, а другой – в другом.

Кое-что тревожило память Сэма. Он спросил:

– А кто такой "Л"?

– «Эль»? Это мужское имя?

– Это шелковая монограмма на ваших полотенцах.

Мэгги отвела взгляд, и Сэм был готов поклясться, что она уйдет от ответа, однако, как ни странно, ответ прозвучал:

– Лесер – фамилия моего бывшего мужа. После развода я вернула свою девичью.

Сэм молча глотнул кофе. Итак, она родом из Бостона, из очень благопристойной, очень чопорной семьи. И она разведена. Тем не менее особой радости Сэм не испытывал. Он убедил себя, что не хочет слишком увлекаться Мэгги Дункан, поэтому не особенно доверял услышанному.

– А где вы работали в Бостоне? "

– В брокерской фирме.

– И что же произошло?

Словно что-то изнутри подталкивало его к новым вопросам. Он не мог обуздать любопытство, хоть и понимал, что совершает ошибку.

– Официальная версия – переутомление. – По крайней мере так она избегнет дальнейших расспросов. Она не испытывала ни малейшего желания объяснять, почему отказалась от дохода, выражавшегося шестизначным числом, и похоронила себя здесь. – Сэм, вы пришли по делу или так, поболтать? У меня действительно много работы.