Глава 7

Не успел Сэм ответить, как раздался телефонный звонок. Не отводя от него взгляда, раздосадованная Мэгти подняла трубку.

– Да? – рассеянно произнесла она. И вдруг оцепенела. Под пристальным взглядом Сэма ее лицо побледнело, глаза расширились, побелевшие пальцы стиснули трубку.

– Мэгги, кто это? – полушепотом спросил он.

– Я требую, чтобы вы прекратили звонки, – ледяным голосом отчеканила Мэгги. – Я говорила с шерифом, и он.., он знает, кто вы. Если вы хоть раз появитесь на моей земле – или позвоните, – он упечет вас в тюрьму, а уж я позабочусь, чтобы в ближайшие пятьдесят лет вас спуда не выпустили.

– Мэгги, ради всего святого… – Сэм перегнулся через стол к телефону, но было поздно. Она уже швырнула трубку, да так, что у того, кто был на другом конце провода, могли лопнуть барабанные перепонки.

Мэгги била дрожь, словно все окна и двери в доме внезапно распахнулись. Скрестив на груди руки, она вперила невидящий взгляд в царапину на стене, в которую упиралась спинка стула. Она не позволит какому-то кретину выбить ее из колеи. Ей приходилось сталкиваться с проблемами посерьезней – и ничего, жива. Справится и теперь.

– Мэгги!

Если какой-то подонок развлекается, пытаясь запугать одинокую женщину, если новые шины слопали все ее деньги на ближайшие полгода, что с того? Она не намерена опускать руки.

– Мэгги, послушайте!..

Если этот мерзавец настолько поколебал ее спокойствие в ее собственном доме, что она боится подойти к телефону, это вовсе не значит, что он победил. Что бы там ни говорила мать, в ней достанет и стойкости, и воли; она пошла в отцовскую родню, а Дунканы никогда не сдавались без боя.

Мэгги даже не замечала, что слезы потоками струятся по щекам, и опомнилась только тогда, когда из груди вырвались рыдания. Она уронила голову в ладони, пытаясь заглушить всхлипы.

По стенам дома забарабанил дождь. Сэм обнял ее и прижал к себе. Мэгги обхватила его плечи и уткнулась в ворот рубашки. Сэм баюкал ее, словно ребенка.

– Не надо, милая, не надо плакать. Что бы ни случилось, вместе мы справимся. Я помогу, ты же знаешь. Мэгги, Мэгги, не плачь так громко, голос посадишь.

– Я никогда не плачу. Я столько лет не плакала.

– Вижу.

Лампочка мигнула, погасла, загорелась снова и вырубилась окончательно. Мэгги замерла, закрыв глаза и прижавшись лицом к его шее. Сэм смотрел в темноту поверх ее головы и корил себя в душе на чем свет стоит. Надеялся остаться безучастным. Как же! С первой же встречи с ней о безразличии не могло быть и речи – с того самого дня, как он столкнулся с ней на берегу и она, в своей безумной куртке и панаме, чуть не сбила его с ног. Женщины, подобные Мэгги, встречаются мужчине лишь раз в жизни. Сэм не знал, проклятие это или Божье благословение, знал только, что увяз по самые уши.

Она нуждается в нем. Начнем с этого. А потом.., поживем – увидим.

Мэгги теперь лишь изредка всхлипывала. Сэм продолжал гладить ее по спине, тереться щекой о ее волосы и бормотать слова утешения. Как ни прискорбно, потребность успокоить ее быстро перерастала в другую, более настойчивую потребность. И будет очень досадно, если она это заметит.

– Все хорошо. Вдвоем мы справимся с любой напастью.

Мэгги было неловко, что Сэм видит ее слезы. Он это ощущал по тому, как она силилась восстановить дыхание. И продолжала всхлипывать и вздыхать, содрогаясь всем телом, а Сэм чувствовал, что и сам вот-вот разрыдается. Никогда еще женщина не вызывала столь глубокого отклика в его душе, и он с неудовольствием отметил, что, пожалуй, слишком отзывчив.

– Мэгги, кажется, мы остались без электричества.

В ответ послышалось лишь сдавленное мычание. Он держал ее в объятиях, словно беспомощную тростинку, но вместе с тем в ней чувствовалась сила. От нее пахло жимолостью и свежей стружкой, ее грудь прижималась к его груди, и он ощутил, как зреет и закипает в нем желание. Он окрестил себя последним слюнтяем и предателем, но это не помогло.

– Мэгги.., милая, сделай глубокий вдох и задержи дыхание. Сейчас мы прогоним икоту.

Если бы он знал столь же простое средство от своего недомогания! Собственно, имелось два, но первое он сразу отвел как неприемлемое, а что касалось холодного душа, то не мог же он без должных объяснений бросить ее и бежать домой.

– Ну вот, теперь можно и поговорить. Это правда, что шериф знает, кто здесь хулиганит?

Шмыгая носом, Мэгги рылась по карманам в поисках платка. Она даже не заметила, когда Сэм отпустил ее и шагнул назад.

– Да нет, это был блеф, – сказала она, вытирая мокрые щеки рукавом.

– Следовательно, ты ничего не знаешь.

– Если бы знала, давно приняла бы меры. Они стояли друг против друга в кромешной темноте. За окном дождь разыгрался не на шутку. Сэм почувствовал, что начинает терять уверенность.

– Предлагаю для начала зажечь керосиновую лампу или хотя бы свечу. А потом ты расскажешь мне, в чем дело.

– А я предлагаю пойти и завести генератор. Ее голос был еще хриплым, но звучал твердо, и Сэм понял, что она скоро преодолеет вспыхнувшую между ними мимолетную близость.

Этого нельзя допускать. Сэм поставил цель, и не важно, знает об этом Мэгги или нет. У него остается около двух недель, и нужно успеть доказать ей, что они созданы друг для друга, а он до сих пор не имеет ни малейшего представления, как это сделать.

– У меня есть фонарик. Скажи, где генератор, и я схожу и включу.

– Нам придется пойти вместе. Включить его я и сама смогу. А ты пойди со мной и посвети.

Задача не из простых, предупредил себя Сэм. Она бережет свою независимость, как произведение искусства. Но эта жесткая скорлупа уже дала трещину, надо только не дать ей снова зарасти.

Мэгги направилась через комнату к вешалке, где сох дождевик, и услыхала, как Сэм натыкается в потемках на мебель.

– Осторожно, там кочерга – смотри не наступи, – усмехнулась она в ответ на его чертыхание.

Натянув сапоги, она сняла с крючка болонью и зюйдвестку. Помедлив немного, нащупала кухонное полотенце и затолкала в карман: запальные свечи наверняка мокрые.

– Куда, черт возьми, я дел фонарик? – ворчал Сэм. – Мэгги, ты где? Вот черт, ничего не видно.

– Я здесь…

Мэгги обернулась на звук его голоса, но не успела она договорить, как его вытянутая в темноте рука уткнулась ей в грудь. Он резко отдернул руку, и Мэгги улыбнулась. Бедняга Сэм. Ее недавнее отчаяние не помешало ей понять, что с ним происходило, когда он ее утешал.

Не желая его смущать, она сделала вид, что ничего не заметила.

Сэм был редким человеком: внешне хмурый и нелюдимый, он оказался сильным и ласковым. Может быть, она почувствовала в нем это в первую же встречу? Может быть, именно потому и старалась, как могла, держаться от него подальше? В ней говорил инстинкт самосохранения, заявивший о себе еще до того, как она узнала, что он женат. Побывав замужем за человеком, для которого слово «верность» пустой звук, она не хотела связывать себя с чужим мужчиной.

– Наконец-то нашел, – раздался где-то, рядом голос Сэма. – Лежал в кармане плаща. Пошли?

Провозившись минут двадцать и ссадив руку, Мэгги все-таки заставила генератор работать. Выходя из сарая, она споткнулась, Сэм поддержал ее и запер дверь.

– Ты точно работала в брокерской фирме? Не в гараже? – пошутил он. – И как это я взялся менять твои шины?

– Это потому, что ты разыгрывал из себя супермена. А место женщины – на кухне, так ведь?

– Пожалуй, ты не вписываешься в этот стереотип, Мэгги Дункан.

– Это самое приятное, что я от тебя до сих пор слышала, Сэм Кенеди. А вот ты вписываешься.

– Я – что?

– Вписываешься в стереотип. Женатый мужчина едет в отпуск один и крутит романы.

Мэгги поняла, что сказала лишнее. При свете покачивающейся на проводе одинокой лампочки его лицо выглядело угрюмым и даже грозным.

– Наверное, я забыл сказать, что я больше не муж. Лорель погибла в автокатастрофе три года назад, в новогоднюю ночь. Она была беременна.

Мэгги долго не находила слов и только смотрела на него. Ложь она исключала. Сэм не мог солгать. Пусть он ей не нравится – то есть беда в том, что он нравится ей слишком сильно, – но в его честности она ни минуты не сомневалась.

– Прости меня, Сэм. Я даже не знаю, что сказать.

– Не нужно ничего говорить. Ведь мы не дети. Это ты прости, что ввел тебя в заблуждение. Я не нарочно.

Не нарочно? Разве случайно он выставил тогда защиту, почувствовав, что эта женщина начинает значить для него слишком много? Он и сам не знал.

– Рано или поздно, Мэгги, нам не избежать объяснений. Но сейчас пойдем ко мне, я тебе кое-что покажу.

Рисковать Мэгги не хотелось. Когда она считала его женатым мужчиной, ищущим недолгой связи, это было одно. За четыре года она научилась давать отпор подобным поползновениям, а иногда даже находила определенное удовольствие в том, чтобы отбрить особо зарвавшегося типа. Но Сэм, одинокий, переживший трагедию человек, возможно, столь же ранимый, как и она… Нет, так просто здесь все не решить.

– Так что, мы идем? Клянусь, это не альбом старинных гравюр.

– Если это не картины, если трубы в порядке, тогда.., тогда… Ой, только не говори, что тебе наконец удалось развести огонь!

Сэм рассмеялся, и Мэгги вслед за ним. Словно у обоих отлегла от сердца тяжесть, мучившая их с самого телефонного звонка и вплоть до признания Сэма.

– Сейчас увидишь, – гордо произнес Сэм, когда они подходили к заднему крыльцу. Крыша нависала над дверью длинным козырьком, и, скинув сапоги, Сэм оставил их прямо на улице. В тонком лучике фонаря Мэгги заметила несколько штук плавника. Ни один из них ей бы не подошел, но и поленья из них никудышные; правда, в последнем Сэм, вероятно, уже убедился. – Сюда, – позвал Сэм, провожая ее на кухню. В доме было холодно и темно и стоял какой-то незнакомый кислый запах. – Ой!.. – Сэм негромко выругался и прибавил, извиняясь:

– Прости. Я, кажется, куда-то вляпался.

– Сэм, что это за звуки?

– Тихо, дружок, это я. Я не один, – ответил он, и Мэгги поняла, что разговаривает он не с ней. Он положил фонарик на стол, чтобы хоть как-нибудь осветить кухню, и скинул мокрый плащ. – Дай помогу тебе снять плащ. Впрочем, наверное, не стоит. Здесь довольно прохладно.

– Прохладно? Да здесь просто Северный полюс!

– Ладно, – махнул рукой Сэм. – Вот смотри, видишь на полу коробку? Правда, они замечательные?

Если бы Сэм преподнес ей на шелковой подушке груду драгоценных камней, он и тогда не был бы так горд. Пока он разыскивал огарок свечи и чиркал спичкой, Мэгги всматривалась в коробку, где копошилось что-то пушистое и жалобно поблескивали чьи-то карие глаза. Она даже рот раскрыла.

– Что.., кто.., откуда ты это взял?

– Они меня усыновили, – улыбнулся Сэм. Позже Мэгги пыталась определить, что же она, собственно, испытала при виде трогательной зверюги и ее сонных малышей, но эти чувства не поддавались никакому описанию. Сэм стоял за ее спиной, положив руку ей на плечо. Мэгги вдруг представилось, что вот так же они могли бы склоняться над детской кроваткой, и она чуть не рас-" плакалась – в третий раз за сутки. Назло себе она выпалила первое, что пришло ей в голову:

– Большей уродины я в жизни не видела! Как и следовало ожидать, Сэм обиделся.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе пришлось одной растить семейство, добывать еду и искать крышу над головой. Она хорошая мать, а это важнее красоты.

Мэгги подозрительно хмыкнула.

– Вообще-то ее почти не видно под этими мохнатыми бесенятами, поэтому судить трудно. Их, кажется, трое?

– Два мальчика и девочка, – кивнул Сэм, немного оттаяв.

– Она не обидится, если я подержу одного?

– Сначала познакомься с ней. Дай ей понюхать твою руку.

– Мои руки пахнут бензином и ржавым железом.

– Она простит. Ведь ты простишь, дорогая? Сэм опустился на колени и протянул руку. Собака подняла голову, ожидая ласки, и Сэм торжествующе взглянул на Мэгги, словно его только что наградили медалью.

– Дай теперь я. – Мэгги присела, оттеснив Сэма.

– У нее блохи.

– Подумаешь, две-три блохи! – Мэгги робко протянула руку к обитательнице коробки. – Привет, кикимора!

– Ее зовут Принцесса.

– Откуда ты знаешь? На ней не написано.

– Потому что я ее так назвал, вот откуда. И потом она не зеленая.

– Действительно. Пожалуй, я даже узнаю моего бурого волка. Ну что ж. Принцесса, если имя тебе нравится, носи его.

Про себя Мэгги подумала, что бедную старушку иначе как уродиной и назвать нельзя, но при Сэме она не рискнула и заикнуться об этом. Даже забавно, как он бросился ее защищать, если учесть, что она живет у него всего часа два. Вот еще один штрих к портрету его сложной натуры, но по-прежнему оставалось множество белых пятен.

– Где ты их нашел?

Сэм рассказал ей вкратце, опустив, однако, за ненадобностью упоминание о своих.., сомнениях.

– Вон тот, с черными ободками вокруг глаз, пытался в одиночку затащить меня под «ровер». К нему у меня особенная слабость. Его зовут Малыш.

– По-моему, у тебя к ним ко всем слабость, – усмехнулась Мэгги.

– Послушай, а у тебя, часом, нет аллергии?

– Понятия не имею. Последний раз у меня была собака, когда мне было девять, но никакой аллергии я не помню.

– А у меня никогда не было собаки, – смущенно признался Сэм, и Мэгги придвинулась к нему поближе, их бедра и плечи соприкоснулись. Ей вдруг захотелось обнять его и положить его голову себе на грудь.

– Думаю, вы будете счастливы, – пробормотала она, воображая картину, когда он заявится из отпуска с этим блохастым выводком. Мамаша была непонятной рыжевато-серой масти, и ее жесткая, как проволока, шерсть представляла сплошной колтун. Голова сидела на тоненькой шейке, уши по форме и размеру никак не соответствовали морде – или наоборот. Ее словно собрали из нескольких разных собак. В ней не было ничего привлекательного, кроме, пожалуй, трогательно-стыдливого сознания собственного уродства.

Что касается щенков, то они все были разные, но каждый по-своему напоминал мать.

– Сэм, им холодно. Смотри, они дрожат.

– А кому здесь не холодно? Кто-то из этих сорванцов надул на пол, пока меня не было, и я в носке ступил в лужу.

– Как же ты собираешься за ними ухаживать? У тебя же ничего нет, – сказала Мэгги, зарывшись рукой в мягкое живое тепло. – Возьму-ка я их к себе.

– И не надейся! Я принес сюда Принцессу и малышей под свою ответственность и никому их не доверю.

Мэгги взяла щенка и потерлась об него щекой.

– Подумай, так будет лучше. По крайней мере у меня есть опыт. Я знаю, как ухаживать за собаками.

Ее единственным подопечным был Гамлет, престарелый скотги, которого дядя Генри отдал ей, когда ей было девять лет. Он в свою очередь получил собаку от кого-то еще, и они терпеть друг друга не могли. У дяди Генри были свои причуды, у Гамлета – свои. А Мэгги обожала обоих.

– Она что-нибудь ела? Кормящей матери требуется в два раза больше пищи. – Она это вычитала в книге для беременных, когда сама ждала ребенка.

– Разумеется, я ее накормил. Дал ей банку супа с лапшой и банку равиоли. Томатный суп она есть не стала.

– Ох, так ведь этого мало!

– А что еще?

Сознавая свою некомпетентность, Сэм тем не менее не желал, чтобы с ним спорили.

– Ей нужна еда для собак! – Мэгги пыталась отыскать в глубинах памяти хоть что-нибудь про домашнюю живность. Последней были три старые курицы, которых Джубал держал ради яиц. – Ей нужна смесь для кормящей матери!

– Первый раз слышу, – равнодушно отозвался Сэм. – Посади Ромашку к маме в коробку. Принцесса беспокоится.

– Ромашка, – проворчала Мэгги, обнимая ладонями щенка. – Принцесса. Надо же, такие имена придумал.

В эту минуту вспыхнул свет. Жмурясь, Сэм смотрел на стоявшую рядом с ним на коленях женщину, в ладонях у которой мирно дремал кверху животиком мохнатый щенок. Грудь защемило от сладкой тоски. Мэгги, Мэгги, не мучай меня, я больше не могу.

Мэгги потерлась о щенка носом.

– Бедненький, ма-аленький, ну и что, что этот гнусный жадина тебя подобрал, это же не значит, что ты всю жизнь должен жить у него. Пойдем жить к Мэгги, песик. Мэгги давно нужен такой большой, сильный сторож, совсем как ты. – Она положила Ромашку рядом с матерью и взяла другого щенка. – И ты тоже. Малыш, ты тоже пойдешь со мной.

– Хмм, Мэгги, опомнись, они еще слишком малы, их нельзя переносить с места на место. И потом, у них блохи. Ты же не хочешь, чтобы твой дом кишел насекомыми? Вот что: можешь выбрать одного, пока я не уехал.

Мэгги потянулась за третьим щенком, который был полностью поглощен едой.

– Если ты не успел дать ему имя, он будет Генри.

– Как скажешь. С этой минуты ее так и будут звать.

– Ты хочешь сказать, что Ромашка – мальчик?

– Он вообще похож на картинку из комикса. А по-твоему, он девочка?

Мэгги на миг со смехом прижалась к нему. На самый краткий миг, только чтобы разделить с ним радость. Сэм вздохнул, и его вздох пронзил ее горячим, плавящим лучом.

– Он будет носить платьица. По-моему, я ему понравилась, правда. Генри?

– У Генри хороший вкус.

Слеша скрыть смущение, Мэгги затараторила:

– Сэм, их нельзя разлучать с матерью, они слишком малы; с другой стороны, их нужно перенести туда, где тепло и сухо. Почему не ко мне? Во-первых, я завтра же отвезу их к ветеринару. Зачем тебе мучиться с оравой бездомных собак?

– Если бы я считал это мучением, я бы оставил их под дождем.

Не совсем, конечно, под дождем, а под «ровером», но это не имело значения.

– У меня гораздо теплее. Им необходимо тепло.

– Там дождь идет. Они вымокнут по дороге. Что бы он ни чувствовал к Мэгги, но чем больше она спорила, тем сильнее он утверждался в решимости оставить собак у себя. Ведь это он их нашел. Он и должен о них заботиться. И никто, даже Мэгги Дункан, не имеет права врываться и отнимать у него весь выводок.

Лампочка мигнула, угрожая в любой момент снова погаснуть. Сэм поднялся с колен, Мэгги за ним. Между ними снова возникла напряженность, и дело было не в ящике со щенками. Сэм понимал это. Мэгги – тоже. Стоило темно-карим глазам встретить теплый свет янтарных, как и Принцесса, и ее детеныши были тут же забыты.

Никогда еще Мэгги так глубоко не сознавала разницу между мужчиной и женщиной. Между этим мужчиной и всеми прочими, кого она когда-либо знала. И не то главное, что его непослушные седые кудри так странно контрастируют с загорелым лицом, что его черты так характерно жестки и слегка не правильны. Не то главное, что он высок, строен и широкоплеч. Главное, что он мужчина по самой сути своей. Мужчина, упрямый до крайности, отчаянно скрывающий тонкость и чувствительность души. Мужчина, по велению инстинкта устремляющийся на защиту слабых и неудачников. Даже Мэгги, хотя он едва был с ней знаком.

Мужчина, которого нельзя не полюбить, поняла Мэгги с упавшим сердцем.

– Ты нашел собак на моей земле, – продолжала она настаивать. – Значит, мне за них и отвечать.

– Оставь. Ты сама сказала, что твой здесь только дом, в котором ты живешь. И я, как арендатор…

– Арендатор! Никакого договора ты не подписывал, ты просто снял дом на месяц.

– Как лицо, проживающее на законных основаниях на территории, где были обнаружены данные беспородные особи, с полной ответственностью заявляю…

– Скажите пожалуйста, он заявляет! – Мэгги " склонилась в картинном поклоне, осознав свою ошибку только тогда, когда аромат его туалетной воды, смешанный с мускусным запахом щенков, достиг ее носа. – Ты даже согреть их не можешь. И чем их кормить – тоже не знаешь.

– Велика мудрость! А если ты такая умная, что все знаешь и все умеешь, почему сидишь в этой дыре с четырьмя спущенными шинами, без электричества и с кучей мусора во дворе? Ну, что скажешь?

Мэгги вскинула голову. И она считала его чувствительным? У него понимания не больше, чем у носорога.

– Мои шины в порядке…

– Это потому, что я их заменил!

– Сама бы справилась, – сердито парировала она. – И потом, электричество у меня есть, и во дворе чисто!

– Чисто? А этот тип, что испоганил твою дверь, а нынче утром звонил тебе и напугал до полусмерти?

– Не твое дело. Мои проблемы, сама решу.

– Ничего ты сама не решишь…

И вдруг он опомнился. Вот она стоит перед ним, уперев руки в бока, сверкая глазами… Сэм застонал.

– Мэгги, Мэгги, что мне с тобой делать? Не успела она ответить, как он обнял ее и прижал к себе, заглушая ее протесты поцелуем, в котором соединились гнев, жалость и желание. Она так ладно помещалась в его объятиях, хотя ее тело было напряжено и жестко, словно деревяшка… А он чувствовал себя так, будто пролежал в глубокой заморозке все три года. И сейчас лед начал таять, подспудные течения набирали силу, бесследно вымывая из его души боль, пустоту, отчаяние.

– Мэгги, ты нужна мне… Боже, как я тебя хочу, – хрипло шептал он.

Ее желание было не меньшим. Она застыла в ожидании, чувствуя напряжение каждого его мускула, его нетерпение. И свое нетерпение, столь же сильное. Его губы сладострастно скользили по ее губам, кончик языка вкушал их форму и полноту. Она чувствовала, как бьется и трепещет что-то в самой глубине его существа, разжигая в ней ответный трепет.

– Сэм, как это не вовремя… – слабо сопротивлялась она.

– Может быть, но это неизбежно. Неизбежно с того самого дня, как я тебя встретил. С того дня, как один парень посоветовал мне поехать на Дунканский перешеек на речке Аллигатор и я подумал, что именно там я найду то, что мне нужно. – Его рука скользнула по ее спине и сжала бедра. – Только я тогда не знал, что именно мне нужно. И лишь найдя, понял.

Мэгги неловко рванулась, пытаясь освободиться, но он не отпустил ее. Вместо этого он повел ее в гостиную, где было еще холоднее и бесприютнее, чем на кухне, если такое только возможно. Дешевая аляповатая мебель сиротливо жалась вокруг холодной печки, но ни Сэм, ни Мэгги этого не замечали. Они видели лишь друг друга, слышали только неумолчный шум дождя и свое частое, прерывистое дыхание.

Сэм опустил ее "на скрипучую пружинную кровать и накрыл своим телом. Оно было твердым и горячим, и Мэгги позабыла о холоде.

– Сэм, я боюсь привязаться к тебе, – в последний раз попыталась она воспротивиться, но руки ее ласкали поверх фланелевой рубашки плечи Сэма, теплые и крепкие как гранит.

– Тише, милая, ничего не бойся. Да и поздно пугаться, мы уже зашли слишком далеко.

Он поцеловал ее, вложив в поцелуй весь жар нетерпения. Его пальцы нашли ворот ее рубашки и начали расстегивать пуговицы, а она жаждала поскорей сорвать с себя одежды и отдать ему всю себя. И еще она хотела смотреть на него, ладонью чувствовать биение его сердца, целовать его грудь и принимать отклик его тела.

Сколько же на ней надето, сколько пуговиц. Она ощутила тяжесть его чресл, и ее бедра разомкнулись сами собой. Никогда еще мужчина не вызывал в ней такого желания, даже в первые дни ее жизни с Карлайлом. Почему все случилось так быстро? Почему именно сейчас? И почему – Сэм?

Шум их дыхания в пустой комнате заглушал дробь дождя. Сэм покрывал поцелуями нежные ямки у ее ключиц, волосы, шею, и теплые волны наслаждения пронизывали ее тело.

– Я хочу видеть тебя всю, – шептал Сэм, запуская ладони под нагрудник ее комбинезона. Жар его поцелуев, ласка рта проникали сквозь фланель, и Мэгги застонала. – Я хочу взять тебя – всю-всю, пока не лишусь разума, – а потом очнуться и начать все сначала.

Он расстегнул медную пуговицу на ее талии и скользнул рукой внутрь, под рубашку, к нежной теплой впадине живота. Его мизинец коснулся пупка, а большой палец приподнял эластичное кружево трусиков.

У Мэгги перехватило дыхание. Она словно растворялась, кровь стучала в каждой, даже самой маленькой, жилке. Если она не хотела окончательно потерять голову, медлить было нельзя. Еще миг, и будет поздно. Для них обоих.

– Сэм, подожди.., прошу тебя.

– Мэгги, не останавливай меня. Ты хочешь этого не меньше, чем я.

Его шепот напоминал звук разрываемого бархата.

– Да, Сэм, да, но есть нечто, о чем ты не знаешь. Есть многое, о чем мы оба не знаем. – Это были не те слова, но как ему объяснить? – То есть нам надо сначала поговорить, чтобы…

– Поговорить? Мэгги, что проку в разговорах? Мы всегда договариваемся до ссоры. Но наша близость будет прекрасна – я знаю. И ты знаешь. – Сэм замер. Его рука покоилась на ее нагом бедре. – Правда, радость моя?

– Не в этом дело. – Мэгги попыталась вывернуться, хотя было слишком тесно. Но очевидно, она добилась своего. Сэм убрал руку и сел, оставив ее полураздетой на холоде, словно зимней ночью на айсберге.

– Хорошо, Мэгги. Тогда расскажи, в чем же дело.

Загрузка...