Глава 5

«Ника…» — произношу я беззвучно одними лишь губами, словно пробую это имя на вкус, и его вкус мне очень нравится, хотя я еще не везде успел ее распробовать. Впрочем, у меня еще много времени впереди, чтобы затрахать ее до полусмерти во все ее соблазнительные дырочки. Теперь уж она никуда от меня не денется, пока я не почувствую, что пресытился ею как следует. Губы сами расплываются в довольной улыбке при воспоминаниях о ее жадных сладких губках и бессовестных похотливых стонах — на душе становится легко и радостно. Впрочем, тут же все эти ощущения омрачает мысль, что такая девочка мне все же не по карману и не по статусу… Самостоятельная, независимая, умненькая, с характером, безнравственно красивая, да еще и в постели может быть настоящей блядью, если ее как следует распалить, — такая кому хочешь вскружит голову. Не удивительно, что на нее запал этот расфуфыренный толстосум — с ней не стыдно помозолить глаза завистникам что на официальных раутах, что в непринужденной компании дружков, партнеров или конкурентов. Представляю, как этот говнюк тешит свое тщеславие, везде таская ее за собой, как куклу. На всех корпоративных фотках в соцсетях они всегда рядом, хоть и на приличествующем расстоянии. Впрочем, он таких себе миллион найдет — на большие бабки девочки летят как мошкара на пламя… а вот она, похоже, еще не научилась иметь таких придурков по полной и выжимать из них все соки — влюбилась в него как какая-то наивная дурочка и пытается давить на чувства. Нет, с таким монстром это не пройдет, моя хорошая, они не терпят слабых, — только обломаешь свои острые кошачьи зубки и коготки, а то и сердце украсишь парочкой незаживающих ран. В этом мире крупная рыба сжирает мелкую и никак не наоборот, поэтому нужно рассчитывать свои силы и не замахиваться на слишком большой кусок. Последнее, конечно, относится и ко мне…

Отвлекшись от своих мыслей, обнаруживаю себя перед зеркалом, висящим над комодом, и вглядываюсь в свое отражение. Хорош — ничего не скажешь. Внешность, безусловно, — одна из моих самых сильных сторон. Красота правит этим миром, особенно при наличии ума, хитрости и известной доли беспринципности. Совестливым людям жить на свете труднее всего, поэтому я зорко слежу за тем, чтобы эта зловредная и занудная гадина, совесть, сидела в каком-нибудь самом темном углу моего подсознания и не высовывалась. Искренние чувства я себе пока что тоже не могу позволить, так что приходится довольствоваться малыми радостями и жить сегодняшним днем… Когда-нибудь, когда по-настоящему встану на ноги, я, возможно, смогу обзавестись чем-то родным и близким… а сейчас… сейчас я буду наслаждаться моментом.

Кстати, комната выглядит сказочно, даже лучше, чем днем… На сосне переливаются разноцветные гирлянды и мерцают елочные игрушки. Да и коллекционные свечи, надо сказать, атмосферу создают эксклюзивную. Немного жалко трудов этой горе-коллекционерши, но я действительно не подумал, что она может так расстроиться из-за свечек. Зато невольная провокация удалась на славу — после конфликтов секс всегда улетный. Подхожу к окну и открываю до сих пор занавешенные шторы и занавески. Офигеть — за стеклом все белым-бело от снега: деревья, кусты, скамейки, беседки, припаркованные автомобили, крыши построек утопают под пушистыми снежными шубами, все дороги замело так, что не пройти, не проехать, а снегопад, похоже, и не думает прекращаться. В глазах мельтешит от белого шума, который в некоторых местах перечеркивают замершие в торжественном великолепии ветви деревьев, словно нарисованные мелом на тонированной бумаге и обсыпанные сверкающей пылью блесток. Выстроившиеся в ряд вдоль улицы фонари с ртутными лампами сияют таинственным голубым светом, как рампа, подсвечивающая какую-то сказочную сцену. Улыбнулся этому волшебному зимнему пейзажу и сладко потянул порядком уставшие мышцы. Сердце только-только вернулось к привычному спокойному ритму. Пожалуй, оставлю занавески открытыми, чтобы зима добавила нашей романтической атмосфере еще несколько ярких штрихов.

Осматриваюсь по сторонам и думаю, чего же еще не хватает. Журнальный столик у дивана накрыт к ужину, остается только достать из холодильника Mondoro Asti и поместить в ведерко со льдом. Пожалуй, покрывало на постели нам не понадобится. Срываю его прочь и бросаю на кресло, а сам перемещаюсь на диван с пультом в руке. Все-таки, если девушка закрылась в ванной, это надолго. Однако, не проходит и двадцати минут, как моя богиня вновь появляется на сцене. Она мягко ступает босыми ногами по пушистому ковру, останавливается напротив дивана и сцепляет на груди руки. Строит из себя невозмутимую роковую красотку, но я прекрасно вижу, что она в замешательстве и взволнована, в особенности из-за моей наготы. Ее шикарные медовые волосы распущены и явно вымыты, и я с удивлением замечаю, что от воды ранее прямые пряди, лишь слегка закрученные в крупные локоны на концах, теперь вьются мелкими кудряшками по всей длине. С такой миленькой кудрявой головкой она стала еще соблазнительнее и очаровательнее. Из одежды на ней только махровый халатик, правда, такой коротенький, что, кажется, при любом неловком движении моему взору откроются очень лакомые участки ее тела. Безумно хочется развязать ее поясок, раздвинуть в стороны полы халатика и насладиться порочной наготой этой обольстительной рыжей кошечки.

— С кудряшками тебе намного лучше, — замечаю я, не переставая пожирать ее глазами и видя, что смущаю ее еще больше.

— Кажется, ты что-то говорил об ужине? — спешит сменить тему она и принимает очень строгий вид. — Я с утра ничего не ела, если честно.

— Все готово. Даже разогрел все в микроволновке, — пожимаю плечами я, встаю с дивана, пересаживаюсь на кресло, в торец нашего праздничного стола, и указываю ей на кресло прямо напротив. Вижу, что моя фамильярность и самоуправство в ее доме ее раздражают, она недовольно поджимает губки, но все же присаживается там, где я предложил, целомудренно сомкнув ножки и опираясь локтями о колени.

— Может, все же оденешься? — не выдерживает она наконец.

— А я бы предпочел, чтобы ты разделась, — со всей серьезностью заявляю я и с удовольствием для себя отмечаю, что она начинает нервничать.

— Да хотя бы прикройся. Такой вид неуместен за столом.

Вот зануда…

— Ну… и чем же мне прикрыться, по-твоему? — скептически приподнимаю бровь я.

— У тебя, вроде, была одежда… Ты же не голым сюда пришел…

Весь ее вид воплощает холодность и высокомерие. Как же хочется ее обломать! Только вот пока не время. Я умею быть терпеливым, когда это требуется.

— Звучит не очень-то вежливо и гостеприимно… — продолжаю издеваться я, и бестия на этот раз вспыхивает.

— Так! — заявляет она ледяным тоном после вздоха, который, видимо, означает крайнюю степень негодования. — Вот тему гостеприимства давай пока что не будем поднимать. Ты и так уже достаточно злоупотребил моим терпением.

— А с терпением у тебя проблемы, как я погляжу… — комментирую я, все-таки вставая с места, чтобы исполнить прихоть своенравной хозяйки.

Ника мечет в мою сторону испепеляющие взгляды, словно молнии. Знаю, от чего ты так сердишься, малышка, — считаешь, что слишком уж быстро отдалась первому встречному, а теперь мучаешься от осознания собственного грехопадения. Ну а как же — богиню ведь нужно завоевывать, а не брать вот так грубо и властно как распутную шлюшку. Только вот придется тебе смириться с тем, что в моих руках ты в любом случае станешь исключительно бесстыдной и развратной.

Натягиваю джинсы на голое тело, прекрасно осознавая, как действует такой видок на похотливых девчонок. Ничего страшного — потерпит, ведь ее короткий халатик тоже сводит меня с ума. От фантазий о том, какая она, должно быть, душистая и влажная после душа, в голове клубится туман.

— Свитер тоже надень, — приказывает она.

— Иначе не сможешь сдержаться и набросишься на меня, не успев поужинать?

— Не смогу сдержаться и выставлю тебя за дверь без одежды!

— Хотел бы я на это посмотреть. Может, попробуешь, и посмотрим, чем все это закончится?

Теперь Ника стискивает зубки, прикусив язычок. И правильно делает, потому что я не выношу, когда девчонки пытаются мной командовать. А они пытаются иногда. Только я быстро обламываю им крылышки. Блин, а внешне она такая миленькая… необычайное сочетание прелестной женственной внешности и властного мужского характера. Почему только она постоянно выпрямляет волосы? На ноуте я не обнаружил ни одной ее фотки с кудрями.

Наконец мы садимся за стол, и я открываю и разливаю шампанское. Этой фурии точно нужно выпить. Денек у нее сегодня тот еще.

— Что ж, за тебя и за твои мечты. С днем рождения! — крайне официально произношу я, приподняв бокал. Ника лишь условно приподнимает свой и медленно отпивает глоток, поглядывая на меня исподлобья. Затем она с некоторой опаской, но не без любопытства по очереди раскрывает все коробочки с дюжиной закусок и дымящихся горячих блюд и гарниров, которые я заказал в изобилии, не скупясь на количество, изыски и расходы. Очень уж хотелось ее впечатлить. Хотя на нашем столе горят высокие расписные свечи, света все-таки не достаточно, чтобы рассмотреть друг друга во всех деталях — мягкие желто-красные полутона, пляшущие полутени и глубокая тьма обманчивы и спутывают впечатления. Однако мне хорошо видно, что на ее кукольном личике теперь нет косметики, и выглядит она более беззащитной и нежной, но не менее яркой, а еще необыкновенно чувственной и притягательной.

Едим мы в основном молча, все-таки оба мы чувствуем неоднозначность нашей спонтанной трапезы, но в особенности того, что произошло до нее. Однако, настроение Ники, кажется, все-таки теплеет, потому что она с удовольствием пробует все блюда, иногда улыбается моим шуткам и замечаниям и охотно отпускает комментарии сама. В ее зеленых глазах пляшут таинственные огоньки, а ее медовые кудри отливают расплавленным золотом. Во всех ее движениях, в осанке, во взглядах, в улыбках и речи проявляется элегантность и утонченность. Невольно ощущаю себя рядом с ней деревенским увальнем, хотя за несколько лет в Москве я успел нахвататься и манерности, и бесцеремонности, которые помогают в любой компании сойти за своего. Учусь я вообще всему легко и быстро.

— Хороший выбор блюд, — наконец-то слышу похвалу я, а она закрывает коробочку с одной из закусок, чтобы прочесть на крышке название ресторана. — И великолепный выбор ресторана. Все-таки любопытно, чем же ты занимаешься, если можешь позволить себе вот так вдруг быть настолько щедрым?

— А ты уверена, что хочешь услышать правду? — почему-то вырывается у меня. Наверное, сказывается моя дурацкая привычка дешево повыпендриваться перед девчонками.

— Правда настолько ужасна? — усмехается Ника и кокетливо склоняет на бок голову, наконец-то встретившись со мной глазами. В ее долгом прямом взгляде столько всего намешано — ирония, похоть, вызов, предостережение, любопытство, обещание, опасение, — что у меня кровь вскипает в жилах, и я готов снова на нее наброситься, как дикий зверь, сжать, скрутить, подмять под себя, заставить трепетать, стонать, умолять, задыхаться… Но я пока что только усмехаюсь ей в ответ и откидываюсь на спинку кресла, позволяя ей любоваться своим безупречным спортивным голым торсом, а еще, конечно же, заметным бугром в паху. О, да, я знаю, о чем на самом деле думает эта бессовестная девчонка.

— Правда сильно отличается от тех версий, которые могут прийти тебе в голову, — снова даю я расплывчатый намек, продолжая раздевать ее взглядом.

— На самом деле версия у меня всего одна, — самодовольно заявляет эта дерзкая куколка и тоже откидывается назад, на спинку кресла, элегантно закидывая ногу на ногу и укладывая свои изящные красивые ручки на подлокотники. Ее волосы золотистыми облаками клубятся над ее плечами, обрамляя хорошенькое личико. Голос ее вызывающе сладок и слегка ядовит, но эти яды не отравляют, а только дразнят и манят, словно наркотик, от которого, ты точно знаешь, кайф сорвет крышу. — Ты, конечно же, студент, — чувственным полушепотом рассуждает она. — Возможно, вполне приличного вуза. Учишься так себе, живешь от сессии до сессии и не относишься к учебе всерьез, потому что считаешь, что и без образования все дороги перед тобой будут открыты. Ты любишь развлечься, любишь бывать в центре внимания, очень уверен в себе и обожаешь свою внешность, постоянно крутишься перед зеркалом. И ты, конечно же, склонен переоценивать себя во всем. Считаешь, что, стоит тебе поманить, и любая девушка будет у твоих ног. При этом ты не работаешь и живешь за счет родителей…

Ника улыбается дьявольской улыбочкой, по которой прекрасно видно, чего ожидает от своих провокаций эта очаровательная стерва. Мне кажется, или она действительно возомнила себя такой смелой и проницательной?

— Занятная версия… ты явно хотела мне польстить, — усмехаюсь я и невольно поглаживаю губы, смакуя предположение, как она отреагирует на настоящую правду. Нет, я вовсе не собирался сознаваться ей во всем, но она ведь просто напрашивается… А то, может, еще и приукрасить все так, чтобы у нее между ножек стало мокро не только от возбуждения, но и от страха? — Что ж, раз ты решила расписать все так подробно, я тоже расскажу тебе свою историю в некоторых деталях.

Желая немного потянуть время, я обновляю оба наших бокала с шампанским и выпиваю свой до дна.

— Итак… Родом я из провинции… если быть точнее, то из одной вымирающей деревеньки, в которой кроме алкашей и стариков сейчас мало кто остался. Мои родители — очень бедные и очень простые люди… никаких дипломов, связей и даже представлений о том, как пробиться в этой жизни и хоть что-то изменить к лучшему… Они даже мечтать никогда не умели, ну… или разучились так давно, когда меня еще на свете не было… Отец мой пил, мать пахала на огороде и на местной птицефабрике, пока ее не разорили и не прикрыли. Лет с четырнадцати я фактически содержал себя сам, хоть и жил в родительском доме. Подрабатывал грузчиком в местных магазинчиках и продавал всякий хлам в электричках, пока не осознал, что, если я не изменю что-то кардинальным образом, то навсегда останусь в этой яме… Учился я, кстати, всегда неплохо. Наверное, поэтому наша классная прониклась ко мне какими-то добрыми чувствами и убедила уезжать из нашего захолустья в город… Она была в курсе моей семейной ситуации… пьянки отца, драки, скандалы… в общем всякое бывало… Собственно, именно моя классная и помогла мне подготовиться к экзаменам и без проблем поступить в приличный московский вуз, хоть и на платное отделение. Даже сколько-то денег дала на первое время и помогла задешево снять комнату у знакомых… Вот так, Ника…

Я вздыхаю и прерываюсь, немного расчувствовавшись под воздействием воспоминаний. Однако заметив, как посерьезнело лицо Ники и как с него постепенно сошло выражение надменного превосходства, сам не могу сдержать надменную улыбочку.

— Ну что, столичная фифа? Нравится моя история?

Ника поспешно опускает глаза и призадумывается, виновато покусывая пухлую губку.

— На что же ты теперь живешь?

— А вот это самая интересная часть моей биографии, малышка. И самая нелицеприятная. Я вор. Вор-карманник.

— Вор? — Ника недоверчиво хмурится и упрямо приподнимает плечико. Она изучающе смотрит мне в глаза, пытаясь угадать, шутка это или правда. Видимо, самодовольное и даже злорадное выражение моего лица подсказывает ей, что что-то правдивое в этом вызывающем заявлении есть. — В каком же вузе теперь обучают сей древней профессии? — наконец настороженно уточняет она.

— Учусь я на экономиста, так что одно другому не мешает.

— Значит, ты учишься… и..?

— И… обчищаю кошельки незадачливых жертв… Тем и живу… причем неплохо, как видишь… — выдаю я, почему-то испытывая неимоверное облегчение от того, что хоть кому-то исповедался в своем тайном грехе.

Губки Ники раскрываются и очень соблазнительно ловят ртом воздух, а длинные пушистые реснички порхают вверх-вниз. Она снова хмурится, поправляет свои непокорные кудряшки и хватается за бокал с шампанским, делает пару больших глотков и вновь испытующе смотрит на меня. На ее лице опять появляется выражение растерянности и гнева.

— Ты ведь и меня ограбил, да? У меня денег в кошельке не оказалось, и я подумала, что что-то перепутала, потратила или забыла снять с карточки…

Черт, про это я даже как-то забыл, ведь я вообще не собирался ей в чем-либо признаваться, просто так вышло совершенно случайно из-за этих ее провокаций, поэтому я и не был готов к обороне. По сути мне нечего на это ответить, и я только пожимаю плечами, но взгляд не отвожу, потому что не собираюсь оправдываться. Впрочем, кое-что я все-таки добавить могу.

— Твои деньги в сейфе, — спокойно констатирую я. — Я не потратил ни копейки. Так что не переживай, ужин и шампанское — за мой счет.

— Ты… ты еще и в мой сейф залез?! — Ника подскакивает с места, вся кипя от негодования. Я тоже встаю. Почему-то вся эта сцена дико меня заводит. В джинсах уже давно жутко тесно и не удобно, а я не могу не думать о том, что под халатиком она совершенно голая и только что после душа. Кстати, халатик ее слегка распахнулся сверху, и я вижу округлые очертания ее упругих торчащих грудок. Сквозь ткань проступают маленькие бугорки сосков. А от ее умопомрачительных стройных ножек даже руки дрожат в нетерпении. Перед внутренним взором тут же всплывают ее откровенные фотографии, я вспоминаю жар ее кожи, вкус ее губ, аромат ее возбуждения и сладостные стоны блаженства, когда я трахал ее в ванной. Я невольно делаю шаг ей навстречу.

— Не смей ко мне приближаться! — вдруг лепечет она и отступает. А ведь теперь девочка не на шутку испугалась. Это правильная реакция, а то слишком уж она воинственная и самоуверенная. Настигаю ее в несколько шагов, после небольшой борьбы с наслаждением скручиваю ей руки, разворачивая к себе спиной и крепко прижимая к груди. Всем телом чувствую, как стук ее сердца отдается у меня внутри.

— В чем дело, малышка? — страстно шепчу ей в самое ушко и покрываю влажными поцелуями ее божественную шейку, отчего сопротивление ее на пару секунд слабеет. — Предпочитаешь маменькиных сынков?

— Я тебе не малышка! А ну отпусти! — с новой силой рвется она. — Мелкий воришка мне уж точно не нужен!

— Не такой уж я мелкий, — ехидничаю я, подталкивая брыкающуюся в моих объятьях Нику к комоду с зеркалом. Она такая легкая, гибкая и горячая — все эти ее трепыхания только еще больше сводят меня с ума, особенно учитывая тот факт, что ее круглая упругая попка трется о мой член, когда она выкрикивает какие-то забавные ругательства в мой адрес. Бедрами я вжимаю ее в комод, а обе ее маленькие ручки мне с легкостью удается перехватить одной рукой, а другой я нетерпеливо расстегиваю свои джинсы, а затем задираю ее халатик. Наконец членом чувствую горячую кожу ее ягодиц, вжимаюсь в нее и ненасытно трусь, вдыхая аромат ее волос и любуясь ее отражением в зеркале. Она все еще пытается вырвать руки, но это только приводит к тому, что халатик сползает с ее плеча и обнажает пышные соблазнительно колышущиеся грудки с маленькими затвердевшими сосками. От одной только этой картинки можно кончить за секунду. — Да успокойся ты уже, — приказываю я, немного устав от борьбы. — Не собираюсь я тебя грабить, иначе ни за что бы не признался тебе во всем. Просто… мне показалось, что ты поймешь.

— Да с чего бы это?! — выкрикивает она, буравя мое отражение в зеркале ожесточенным взглядом.

— Во-первых, потому что ты умная и проницательная девочка. Я же вижу. Во-вторых, потому что ты по сути такая же как я — готова на многое пойти ради достижения своих целей и удовлетворения своих амбиций.

— Что?! Что?! В чем это я такая же?!

— Надеюсь, ты понимаешь, что трахаться с женатым мужиком — грешок ничем не лучше воровства.

— Но это не уголовное преступление! И это вообще не твое дело!

— Тут ты права, конечно, но как насчет законов нравственности? В другой стране и в другие времена такую как ты зеленоглазую рыжую распутницу сожгли бы на костре. Разве нет? — Я, наконец, пробираюсь рукой к низу ее плоского животика и нащупываю там маленький треугольничек мягких коротких волосков, а дальше — голые пухлые губки. От прикосновения к этим мягким шелковистым прелестям нас обоих, кажется, бьет током, и эта ведьма наконец-то перестает болтать, не найдя убедительных аргументов, извивается и, словно рыбка, жадно ловит ртом воздух. Отпускаю ее руки и начинаю ненасытно дразнить лаской ее груди, то нежно их сжимая, то едва заметно задевая и прихватывая соски. Ее ножки все еще упрямо сведены вместе, но это не помеха — ее голенькая киска настолько мокрая, что мои пальцы без труда проскальзывают спереди в ее сладкую щелку и могут делать там все, что мне заблагорассудится.

— Не тебе учить меня законам нравственности, — запоздало и совсем не убедительно парирует она заметно послабевшим голоском, и я прекрасно вижу в зеркале, как она наслаждается тем, что я с ней делаю, хотя какая-то ее часть все еще пытается противостоять соблазнам.

— Тогда поучу тебя трахаться… Пригодится в жизни… — едва заметно улыбаюсь я, и в моем голосе уже слышится хрипотца от возбуждения и волнения. — Хочешь медленно и нежно? Или быстро и жестко? — сладко шепчу в ее ротик, который так хочет, чтобы его поцеловали, но пока что все же не дается мне из упрямства и гордости. Взгляд златовласой красавицы в моих объятьях пьянеет от ласк, дыхание сбивается, а красивые белоснежные зубки впиваются в алые губки от нетерпения. Она льнет ко мне всем телом, царапает коготками мои руки, безрезультатно пытаясь подчинить их своей воле, и лепечет не очень внятно, но все еще воинственно: «Иди ты к черту!».

— Я так и думал, рыжая ведьма… — мой рот изгибается в дьявольской улыбке, руки крепко сжимают ее стан, и я всем телом наваливаюсь на нее, заставляя согнуться пополам и лечь на комод грудью. Ника тяжело дышит, чуть ли не стонет от переполняющей ее обиды поражения, но когда я направляю член в ее узенькую от перевозбуждения текущую щелку, прогибается в пояснице, приподнимая попку мне навстречу.

— Вот так, моя хорошая, — задыхаюсь я, дурея от кайфа и выпрямляясь.

— Придурок! — выпаливает она, едва дыша, но я начинаю двигаться в ней медленно и глубоко, крепко сжимая в ладони охапку ее кудрей и прижимая девушку к комоду. По началу она замирает и не издает ни звука, словно пытается взять себя в руки, но я дразню ее то долгими нежными медленными скольжениями, то стремительными мощными толчками, и все ее тело начинает отвечать мне нетерпеливыми сладострастными движениями, словно в магическом танце. Чувствую, что долго мне такими темпами не протянуть, поэтому нехотя отпускаю Нику на свободу, чтобы в следующее же мгновение сорвать с нее истерзанный халатик и сжать ее, голую и разгоряченную, в объятьях.

Ее дрожащий ротик так и напрашивается на развратные действия, его хочется ласкать, сосать и ебать, и я впиваюсь в него властно и жадно, сводя ее с ума языком, заставляя ее глухо постанывать и крепче обхватывать меня за шею, впиваясь коготками в кожу. Она извивается, ластится и тоже требовательно работает язычком. Легко подхватываю ее под попку — и через несколько секунд мы уже оба сплетаемся в объятьях на постели, необузданные, ненасытные и задыхающиеся. Прекрасно понимаю, что, если войду в нее сейчас, практически тут же кончу, а мне хочется подольше насладиться адреналином от этой сумасшедшей страсти, да к тому же заставить ее выйти из-под контроля и превратиться в дикую тигрицу. Я знаю, что она это может, хотя, вероятно, даже не подозревает об этом.

Я отрываюсь от губ Ники и ложусь рядом с ней на бок, пропуская одну руку ей под голову и перебирая пальцами ее кудри. Эта похотливая кошечка беспокойно ерзает в моих объятьях, потому что ей дико хочется трахаться, а она понятия не имеет, чего от меня ожидать. Сладко и глубоко целую ее жадный ротик, но тут же отстраняюсь, вновь приближаю губы, но лишь дразню ее легкими, едва уловимыми прикосновениями. Девочка начинает нервничать и извиваться, а затем пытается притянуть меня к себе левой рукой, потому что правую я надежно прижал к постели собственным телом. Я перехватываю ее за левое запястье, полностью лишая способности своевольничать, а затем снова распаляю ее коротким откровенным поцелуем.

— Попалась, кошечка, — шепчу я в ее часто дышащий ротик. Ника, конечно, тут же пытается вывернуться, но не тут-то было. Долго смотрю ей в глаза, пока в них не загорается бесовский огонек, а щеки не вспыхивают алым в желтом свете свечей.

— Ну и что ты мне сделаешь? — в ее голосе, конечно, звучит вызов, но в основном все-таки звенят тревожные нотки.

— Заласкаю и заебаю до беспамятства, — обещаю я и начинаю неторопливо покрывать поцелуями ее шейку, плечи, ключицы, едва заметно продвигаясь к ее наливным грудкам, покрытым мелкими волнующими пупырышками. Ее сосочки заслуживают отдельного внимания, не только потому что они такие соблазнительно красивые и похотливо торчащие, но еще и потому что любое прикосновение к ним заставляет ее вздрагивать и выгибать спинку. Мучительно долго щекочу один языком, а другой поглаживаю ладонью, потом посасываю первый и покручиваю пальцами второй. Между тем, рука скользит по ее гибкому стану вниз, по упругому животику, на несколько секунд задерживается на мягком треугольничке на лобке, а затем заставляет Нику испускать нежные стоны. Неспешно поглаживаю не только бутончик, но и пухленькие мягкие губки — она там вся мокрая, скользкая, горячая. Как только возбужденная до предела девочка начинает метаться, словно в агонии, осторожно ввожу палец в ее текущую узенькую щелку и нежно потрахиваю ее, заставляя Нику подмахивать попкой мне навстречу и бесстыдно разводить ножки. Свободной рукой тяну ее за кудри на затылке, не позволяя уворачиваться от моих поцелуев. Заставляю ее биться в моих руках, пока не ощущаю внутри ее киски первые спазмы.

— Чшшш… тише… разве я разрешал тебе кончать? — издеваюсь я, вынимая палец до того, как она успела словить кайф, и нежно поглаживая им ее пересохший ротик.

— Пожалуйста… хочу еще… — отрывисто и беспокойно умоляет она, извиваясь, облизывает мои пальцы и получает в награду новый страстный поцелуй. Ее вкус просто умопомрачителен. Хочется упиваться им до беспамятства, но с этим еще можно подождать. Отпускаю наконец ее руки и сажусь на колени. Джинсы я еще не успел снять, поэтому видок с расстегнутой ширинкой у меня тот еще… Впрочем, это как раз то, что нужно этой похотливой бестии, потому что она пожирает мой вздыбленный член взглядом, встает на четвереньки и подбирается ко мне грациозно, как кошка к своей добыче. Желая меня подразнить, трется кудрявой головкой о мою шею и грудь, проходится язычком по соскам, по животу, возвращается к моим губам и целует вскользь, словно всего меня хочет облизать. Наконец ее пальчики ныряют в прорезь моей ширинки и нежно поглаживают и сжимают мошонку, пробегаются по стволу и снова спускаются вниз. Соблазнительно выпятив попку, рыжеволосая богиня склоняется передо мной и сладко лижет член у основания, а затем и по всей длине, сжимает его в ладошке и скользит ею то медленно и томно, то быстро и пылко. Ее губки замирают над пылающей от возбуждения головкой, и язычок жалит ее короткими, частыми обжигающими мазками, а влажная ладошка продолжает скользить вверх-вниз, распаляя, но не даря облегчения.

Любуюсь развратной игрой моей мучительницы, слегка придерживая ее непокорные кудри. Волосы почти высохли и превратились в пышную золотую гриву. Пожалуй, эта дикая шевелюра и правда не подходит к образу строгой деловой леди — Ника во всей своей красе выглядит довольно вызывающе и распутно… Впрочем, едва ли я могу быть объективным, когда мой член начинает посасывать такая обворожительная ведьма. Дыхание у меня сбивается, с губ срываются едва сдерживаемые стоны, мышцы напрягаются и сами заставляют меня двигаться навстречу ее ротику. Распалив до предела, она плотно сжимает губками головку, вылизывая ее горячим язычком и тут же выпускает на свободу, затем проделывает этот фокус раз за разом, пока не ощущает напряжения под пальчиками, сжимающими мой член. Тогда она выпрямляется и встает на колени прямо передо мной, облизывает свой бессовестно чувственный ротик и искривляет его в коварной усмешке: «Разве я разрешала тебе кончать?».

— Иди сюда, — смеюсь я и тяну ее к себе, сажая верхом на колени. Несколько секунд мы пожираем друг друга глазами, пока она плавно покачивается на мне, притираясь ко мне животиком и требовательно торчащими грудками. Ее личико жутко самодовольное, а глаза сверкают от похоти и, конечно, от выпитого накануне шампанского. Когда она приподнимается, направляю член в ее киску и с наслаждением наблюдаю, как она в ту же секунду вспыхивает, закрывает от блаженства глаза, закидывает назад голову и судорожно вздыхает, произнося почти беззвучное «ах». Ее разум и воля больше не принадлежат ей, единственное, на что она способна теперь, это извиваться и скакать на моем члене, удовлетворяя свои животные инстинкты. Крепко сжимаю ее гибкий стан и впиваюсь в ее сладкий ротик, на время лишив ее свободы действий. Она нетерпеливо ерзает, тяжело дышит, ненасытно терзает мои губы и впивается коготками мне в спину, но я наслаждаюсь ее беспомощностью и своей властью.

— Макс… Макс… прошу… пожалуйста… — лепечет она торопливо и почти жалобно, но сама даже не пытается освободиться от моей хватки, подрагивает, покусывает мои губы и нежно стонет от любого моего движения. Чувствую, как напрягаются все ее мышцы, дыхание становится частым и прерывистым, а ее кожа покрывается испариной. Все-таки как же я люблю мучить распутных похотливых девчонок… Наконец я выпускаю ее на свободу, она делает всего пару неистовых рывков и изгибается дугой, держась за мои плечи, закидывает назад голову и содрогается от мощной вспышки наслаждения. Из ее губ вырываются блаженные стоны. Одной рукой я придерживаю ее за спину, а другой — грубо сжимаю ее упругие грудки и по очереди выкручиваю сосочки. Тяжело дыша, она прижимается ко мне всем телом, обнимает за шею и ласково трется щечкой о мою щеку, перебирает пальчиками волосы у меня на затылке, а затем нежно целует везде, куда может достать. Кошачьи нежности счастливой удовлетворенной девочки… Правда, для меня — это только начало…

Загрузка...