Тот еще подарочек

Глава 7

Терпеть не могу прощания. Наверное, именно поэтому я почти всегда инстинктивно просыпаюсь раньше своих любовниц, чтобы иметь возможность смыться, если мне этого вдруг захочется. Впрочем, после сегодняшней ночи мне почему-то очень хочется дождаться, чтобы девушка, крепко спящая на моем плече, проснулась. Ее медовые кудряшки щекочут мне лицо и шею, ее хорошенькая головка отдавила мне всю руку, так что она уже онемела до самых кончиков пальцев. От ее доверчиво прильнувшего ко мне тела невыносимо горячо, к тому же она еще и одеяло так накрутила на ноги, что я просто изнываю от жары. Тем не менее, на моих губах играет дурацкая довольная улыбочка, и я не смею шевельнуться, чтобы не потревожить ее сон. Об утренней эрекции стараюсь не думать, хотя дается это довольно трудно, особенно когда она начинает тихонько возиться в моих объятьях, выбирая позу поудобнее. Зарываюсь носом в ее кудри и с наслаждением вдыхаю ее аромат. Аромат секса, цветочного шампуня, ее кожи, ее феромонов.

Эту утреннюю идиллию вдруг нарушает жужжание мобильного на прикроватной тумбочке. Матерюсь сквозь зубы и тянусь за телефоном Ники, аккуратно вытягивая из-под нее руку и мягко сдвигая ее голову на подушку. Успеваю мельком глянуть на экран и отметить для себя, что звонит ее шеф.

— Да, — вызывающе беспечным тоном отвечаю я, встаю и, потягиваясь, отправляюсь на кухню, прикрыв за собой дверь. На том конце провода зависает пауза, затем слышится слегка раздраженный и настороженный мужской голос.

— Эээ… Кто это?

— А Вы кто? — хмурюсь я и намеренно добавляю в голос хамоватых ноток.

— Извините, я, наверное, не туда попал… — быстро конфузится шеф и тут же вешает трубку. Даже жаль, что разговор заканчивается так быстро. Я еще не успел насладиться ситуацией. Однако, пока я завариваю себе кофе, снова звонит телефон, на этот раз домашний. К счастью, трубка оказывается на кухне, и я поспешно ее хватаю, чтобы не разбудить измотанную мной до беспамятства девушку в соседней комнате.

— Алло? — неуверенно вопрошает тот же самый голос.

— Я Вас слушаю.

— Снова Вы? — в голосе шефа появляется удивление и даже раздражение.

— Вам что-то нужно? — без особого энтузиазма интересуюсь я, закинув в рот печенье и громко хрустя им в трубку.

— Мне нужна Ника.

— Ника спит, и я не стану ее беспокоить, — без колебаний заявляю я, реально ощущая себя в этот момент собственником и хозяином положения.

— А кто Вы, собственно, такой? — наконец-то закипает задетый за живое мистер Безупречная Репутация.

— Могу Вам задать тот же самый вопрос, — не сбавляю оборотов я.

— Я ее начальник.

— Тот козел, который ее вчера уволил? Тогда больше не начальник.

В трубке повисает напряженная пауза, и я наслаждаюсь каждой ее секундой.

— Что Вы себе позволяете? — взрывается этот напыщенный петух. Едва ли он привык к такому обращению, скорее всего, убежден, что все, кто лижет ему задницу каждый день, искренне им восхищаются.

— Ничего такого, о чем стал бы потом жалеть, — презрительно заявляю я.

— А не боишься, что твоя подружка потом пожалеет? — вдруг выдает он, и вот тут-то выводит меня из себя. Возможно, это именно то, чего я ждал. Стоило лишь слегка его задеть, как он тут же обнажил свою гнусную трусливую природу, как вскрытый гнойник.

— О, так ты уже угрожаешь, папаша? — нахально и ехидненько усмехаюсь я. — Не слишком ли смело для добропорядочного отца семейства, крутящего интрижки с собственным бухгалтером?

Похоже, мои слова находят цель и поражают ее еще на несколько секунд. Потом из этого урода изливаются новые потоки грязи.

— Слушай, ты, говнюк недоделанный! Понятия не имею, кто ты такой, но не советую разговаривать со мной в таком тоне. Если Ника не свяжется со мной в ближайшие пару часов, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Насчет последнего ты прав — ничего хорошего для тебя не выйдет точно, если ты меня разозлишь, и я сгоряча отправлю твоей силиконовой женушке скрины весьма любопытной пламенной переписки. Напомни-ка, что там было про голубые трусики и сладкую киску «моего солнышка»? Уверен, что мозги у твоей барби все-таки не силиконовые, и она быстро сообразит, как тебя поиметь, уличив в измене. А я даже распечатки с ВК заверю нотариально и пришлю ей в конвертике, чтобы она все смогла приложить к делу в лучшем виде.

— Да какого… — рычит этот придурок, но тут же осекается. — Чего тебе нужно?

А вот это уже правильный вопрос.

— От такого мерзкого козла как ты? Только одного — отстань от Ники. Чтобы все номера ее забыл, все контакты и домашний адрес тоже. Это ясно?

Связь отключается, а я еще какое-то время молча пялюсь в телефон и мысленно взвешиваю, правильно ли я поступил и не мог ли навредить таким поведением Нике, затем стираю последний звонок из входящих с ее мобильного. За те несколько лет, что я один выживал в Москве, я смог убедиться, что могу доверять собственной интуиции и чутью. И то, и другое мне сейчас подсказывает, что этот тип не опасен, потому что труслив и слишком дорожит собственным благополучием и покоем. Ничего страшного — немного пострадает из-за раздавленного тщеславия, а потом найдет себе новую куклу для развлечений, еще краше прежней. Не хочу, чтобы это была Ника. Уверен, что сама она к нему теперь не сунется, но нужно было удостовериться, что и он будет держаться на расстоянии и не даст задний ход.

Ха… Только вот не понятно, какое место в этой до боли банальной и старой как сам мир истории отведено мне? Если задуматься, я, пожалуй, впервые вот так откровенно и нагло по собственной воле вломился в чужую жизнь и захотел что-то изменить к лучшему и кого-то защитить. Значит это что-нибудь? Или так вышло случайно по воле провидения, в которое я ни черта не верю? Собственно, я не верю ни во что и ни в кого, кроме себя. Наверное, поэтому мне так хочется бежать отсюда… Снова бежать, чтобы не привязаться, чтобы не привыкнуть к теплу, не довериться, не поверить и потом не страдать, как страдают вокруг все люди, зачем-то тянущиеся друг к другу, предающие и обманывающиеся.

Пока пью крепкий сладкий кофе со сливками, нахожу огарок большой красной свечи и задумчиво изучаю его пальцами. Горько усмехаюсь и понимаю, что мне здесь больше делать нечего, если я не хочу сотворить кучу проблем себе и Нике. Мы не созданы друг для друга. Может, встречу такую, как она, в следующей жизни, когда я чего-то добьюсь. И, может быть, тогда у нас будет шанс стать не такими как большинство, а счастливыми.

Через некоторое время бесшумно пробираюсь в комнату и одеваюсь. Прежде чем уйти, бросаю последний взгляд на обнаженную спящую красавицу, растянувшуюся на постели, как довольная рыжая кошка, и запутавшуюся в своих буйных кудрях. Соблазн трахнуть ее напоследок очень велик, но я уже все решил и не собираюсь менять свои планы.

Мороз слегка спал, но снег все продолжает сыпать, будто кто-то на небесах разгневался и решил искромсать в пух облака, и они теперь падают на землю рваными клочьями и перьями, укутывая все белой тишиной. Под ногами хрустит снежный настил, а лицо быстро немеет от холода. Зато в голове стало ясно от кристального утреннего воздуха. Невольно прибавляю шагу, прикинув по навигатору, в какой стороне метро. Иду через дворы не только потому, что так быстрее, но еще из-за того, что они чище и безлюднее, в них все вокруг мерцает серебром и слепит глаза белизной.

Проходя мимо какой-то унылой пятиэтажки, вдруг слышу слабый писк из полуподвального окошка. Даже странно, что обратил внимание на нечто подобное, но еще более странно, что я вдруг разворачиваюсь и иду назад, чтобы проверить, что там такое. Окно, идущее вровень с землей, зарешечено и застеклено, но у одной маленькой квадратной створки стекло выбито и она зияет черным оскалившимся провалом. Из этой черноты наружу смотрят два сверкающих зеленых слегка ошалевших от страха и удивления глаза. Немного прищуриваюсь, чтобы вглядеться, кому же они принадлежат, но приближаться уже не спешу, чтобы не спугнуть принюхивающееся к запахам нового неизведанного мира создание. Через некоторое время наружу высовывается маленькая черная мордочка, которая жмурится от ослепительного зимнего пейзажа.

Как я и думал, это котенок, еще слишком маленький и несмышленый для того, чтобы отличить меня от окружающих предметов. Должно быть, он вылез из теплого угла в подвале, ведомый врожденным любопытством. Думаю, мать скоро его отыщет и отнесет обратно, в облюбованное ей гнездышко где-нибудь под трубами горячего водоснабжения. Только вот едва ли ей теперь удастся удержать его от естественной тяги к авантюрам, по крайней мере до тех пор, пока он не испытает на себе жестокость и боль. Повинуясь какому-то детскому порыву, я мысленно примериваюсь, как бы поймать этот шерстистый черный комок, причем сразу, пока котенок не успеет испугаться и нырнуть в свое надежное укрытие. Внимательно наблюдаю, как он несмело переступает лапками через оконную раму с выбитым стеклом, а затем трогает лапкой снег и тут же ее отдергивает и трясет. Да уж — холод что надо… Тем не менее, маленький исследователь делает еще шаг, затем еще, пока наконец-то не попадает в поле моей досягаемости. Я нагибаюсь и молниеносно накрываю его рукой, прижимая к земле и чувствуя, как он буквально подпрыгивает от неожиданности и напрягает все мышцы. Я подхватываю его другой рукой снизу и поднимаю к лицу, чтобы рассмотреть. «Ну, привет!» До смерти перепугавшийся малыш пищит изо всех сил. В зеленых округлившихся глазах — непонимание и ужас. Тельце у зверька тощее, шерсть черная, короткая и гладкая, нос и подушечки на растопыренных тонких лапках — тоже черные, а хвостик напоминает крысиный.

— Так ты еще и девчонка! Не удивительно, что такая визгливая. Может, взять тебя с собой? — усмехаюсь этой неожиданно озвученной идее, а котенок только жалобно мяукает в ответ. — А что? Мне не помешает компания. Должен же я учиться поддерживать длительные отношения с девушками и брать на себя ответственность за кого-то. Хотя… честно тебе признаюсь, под моей чуткой заботой даже подаренный кактус сдох…

Вздыхаю в раздумье, сую пищащего котенка за пазуху и, придерживая его одной рукой, спешу дальше к метро. Буквально через минуту котенок пригревается и замолкает, только его сердце еще долго продолжает трепыхаться, как бешенное. Блин, это животное ведь еще наверняка блохастое… Правда, эту мысль я уже воспринимаю как данность, а не как аргумент, чтобы передумать…

***

Сегодня, впервые за несколько дней, прошедших после увольнения, после расставания с Володей и после потрясающей ночи, проведенной с незнакомым мне парнем по имени Макс, мне кажется, что я чувствую себя в своей тарелке. Конечно, ничего еще не наладилось, все в моей жизни непривычно, непредсказуемо и неопределенно, но я, кажется, начинаю к этому привыкать и даже ловить кайф. Во всяком случае, сегодняшняя встреча в баре с подружками прошла улетно, я выиграла у всех две партии в боулинг, продула все партии в бильярд, пропустила несколько стаканчиков каких-то сомнительных коктейлей и немного расслабилась, выслушав исповеди девчонок об их несчастьях и, конечно же, немного исповедовавшись сама. Если честно, я не очень-то люблю откровенничать, особенно в больших шумных компаниях, да и чужие откровения меня частенько смущают, главным образом из-за всяких очень личных подробностей. Так что многое из своей истории я утаила, обойдясь общими описаниями или даже намеками. Так, воспоминания о дерзком воришке я оставила только для себя, предпочтя его не упоминать. К счастью, девчонки давно уже привыкли к моей скрытности и особенно меня не пытали. Разве что Наташка заметила, что, несмотря на все мои беды, выгляжу я посвежевшей, да и глаза у меня горят так, как давно уже не горели.

Признаться, горели у меня далеко не только глаза. Стоило мне вспомнить о ненасытных губах Макса, о его умелых руках, о его ласкающем слух жарком шепоте, не говоря уже о потрясающе сложенном теле, как пылать начинала вся кожа, периодически покрываясь мурашками то тут, то там, и спокойно усидеть на месте становилось просто невозможно из-за волнующих и совершенно бессовестных ощущений в трусиках. Бывали моменты, когда воспоминания о нем полностью вырывали меня из действительности. Я только делала вид, что слушаю своих собеседниц, что сопереживаю происходящему или тому, что они рассказывали, а на самом деле предавалась фантазиям, позволяющим воспроизвести все мельчайшие детали того, что между нами происходило. Он ведь не оставлял меня в покое даже во сне, когда мне казалось, что сил и неутоленных желаний уже не осталось. Однако всякий раз, проявляя настойчивость и терпение, он превращал наши ласки в умелую игру, которая затягивала меня целиком, сводила с ума и доводила до пределов блаженства. Если бы мои подружки не были так увлечены друг другом, скорее всего они заметили бы, как иногда неосознанно изгибаются в мечтательной улыбке мои губы, как пылают щеки и как я беспокойно перебираю пальцами свои непокорные золотые локоны.

Возможно, именно из-за этих сладостных воспоминаний мне в итоге не захотелось заказывать такси, и я предпочла возвращаться домой своим ходом, нетерпеливо дожидаясь, пока Наташка и Алена перейдут на свои ветки и оставят меня наедине со своими мыслями. Только вот теперь, опять оказавшись в одиночестве, я вновь ощущаю подкатывающий к горлу ком. Обиды и унижения не так быстро забываются, как того хотелось бы, поэтому последний день на рабочем месте тоже не дает мне покоя. Ледяной тон Володи, деловая и до предела напряженная атмосфера в офисе, осознание своего фиаско, ну и, конечно, последние слова шефа: «Все, Вероника Александровна, Вы свободны. Зайдите перед уходом в отдел кадров». И это все. Мы даже не попрощались, потому что он избегал встречи со мной, а я не искала встречи с ним.

Я кусаю губы и стараюсь разозлиться, чтобы не заплакать в общественном месте. Сегодня у меня легкий, но очень миленький макияж, и его совсем не хотелось бы портить. Только вот не уверена, что это убедительный аргумент для сердца, разрывающегося от боли. Чтобы отвлечься, пытаюсь поразмышлять о том, как же этот дерзкий преступник, Макс, вытягивает кошельки у своих жертв. Должно быть, его внешность ни у кого не вызывает подозрений — холеный, модный мальчик, не бедный на вид, ослепительно красивый и чарующе обаятельный. Мда… у жертв точно нет ни единого шанса его раскусить… Это сколько же человек он должен обирать и как часто, чтобы вести в столице жизнь беспечного студента? Стараюсь думать о нем как о преступнике, над которым постоянно висит угроза быть пойманным, пытаюсь прикинуть, что ему грозит, если кто-то поймает его с поличным, но только все равно все это не укладывается у меня в голове, я просто не могу думать о нем как о хладнокровном злодее. Может быть, я всего лишь сентиментальная глупышка, которая повелась на его красоту, нежность, страсть, но в особенности на это сердечко в сейфе и на цветы… но я все равно ничего не могу с собой поделать — я мысленно его оправдываю и я по нему скучаю… Теперь мне уже кажется, что даже сожженные свечи, и те в его пользу… В конце концов, черт бы с ними… Какой смысл коллекционировать то, что по своему определению предназначено огню? К тому же атмосфера в ту ночь действительно получилась сказочная…

Иду по заснеженным дворам и думаю о том, что завтра Новый Год, который собираюсь провести у родителей. Приедет моя старшая сестра с мужем и детьми, приедут папины братья и их семьи, еще будут мамины подруги с мужьями, итого гостей наберется человек пятнадцать, если не двадцать. Короче завтрашний день с самого утра будет суматошным, и я проведу его на кухне, а новогодняя ночь пройдет очень шумно, хотя и очень предсказуемо — традиционный стол, традиционные тосты, смех и визги детей, неожиданно появившиеся под елкой подарки в двенадцать ночи и телевизор где-то на заднем фоне. Вопросов о личной жизни, конечно же, тоже будет не избежать… Надеюсь, я не разревусь у всех на глазах, глядя на счастливые семейные пары… А сегодня нужно будет еще раз проверить списки подарков — не забыла ли я о ком-нибудь. Эти приятные хлопоты, да еще, пожалуй, украшенный к Новому Году город немного помогают настроиться на нужный лад.

В подъезде сразу достаю ключи, приветливо здороваюсь со встретившимися соседями и обмениваюсь с ними поздравлениями. В лифте внимательно разглядываю себя в зеркале: на удивление хороша, несмотря на все перипетии. Медовые волосы струятся шелковистыми локонами, щеки пылают от мороза, оливковые глаза, все еще влажные от постоянно наворачивающихся слез, блестят. Закусываю край нижней пухлой губки и верчусь во все стороны, сокрушаясь, что такой красотой сегодня больше никто не будет наслаждаться. Потом вздыхаю и осуждающе мотаю головой, пытаясь вытряхнуть из нее всякие глупости.

Пока вожусь с дверным замком, вдруг понимаю, что выпитый алкоголь все-таки возымел свое действие, потому что в теле наблюдается приятная слабость. Возможно, поэтому я совершенно потеряла бдительность, не смотрю по сторонам, не прислушиваюсь к посторонним звукам, не придаю никакого значения тому, что на лестничном пролете за моей спиной напротив моей квартиры не горит свет. Едва я успеваю приоткрыть дверь и вынуть ключи из замочной скважины, как кто-то большой и сильный налетает на меня сзади, одной рукой обхватывает за талию, стискивая железным кольцом объятий мои руки, другой зажимает мне рот, глуша рвущийся наружу крик ужаса. Когда меня проталкивают во тьму собственной квартиры, ноги у меня заплетаются, поэтому нападающий легко приподнимает меня над полом, пронося внутрь и, видимо, ногой захлопывает за собой дверь. Все это длится пару секунд, не больше. Я мычу и вырываюсь, сердце бьется где-то в горле, глаза широко распахнуты, в голове ни одной мысли — только паника, недоумение и парализующий лихорадящий страх.

— Сама отдашь все ценное, что есть в квартире, или тебе помочь? — горячо шепчет мне в ухо голос незнакомца, а затем он медленно убирает руку от моего рта и перемещает ее ниже, на горло. Большим пальцем он поглаживает мои губы и поворачивает мою голову вправо за подбородок. Чувствую, как мою холодную с мороза кожу покрывают влажные пылкие поцелуи, а вторая рука мужчины забирается под куртку-пуховик и проскальзывает спереди в узкие джинсы.

— Черт! Черт! Макс! — вскрикиваю я, все еще дрожа с ног до головы от перенесенного шока. Тело не слушается меня, воздуха не хватает, даже свой срывающийся ослабший голос не узнаю — так он изменился. — Я могла умереть от разрыва сердца!

— Да ладно! — как ни в чем не бывало насмехается он и ловко расстегивает мои джинсы, чтобы ничто не мешало его развратным действиям. — Тебе же, кажется, двадцать семь, а не сорок. В твоем возрасте может быть страшен только целлюлит.

— У меня нет никакого целлюлита! — возмущаюсь я, едва сдерживая нервный смех, наконец совершенно убедившись в том, с кем я имею дело. — А инфаркт точно случится у моей мамы, если она узнает, с кем я теперь связалась.

Сильные руки грубо хватают меня за куртку и рывком разворачивают на сто восемьдесят градусов, а затем впечатывают спиной во входную дверь. Передо мной действительно Макс, все такой же блистательно великолепный и, похоже, сгорающий от страсти и нетерпения.

— Я знаю, что у тебя нет целлюлита. Только поэтому я здесь, — нагло заявляет он, расстегивает молнию на моей куртке и срывает ее, позволив упасть на пол. — А маме можем сказать, что я не вор, а стриптизер, как вариант.

Его искривленный в усмешке рот впивается в мой, причиняет боль, ласкает и дразнит, снова делает больно и отстраняется на время, пока Макс снимает свою дубленку и отбрасывает прочь.

— А есть еще какие-нибудь варианты? — смеюсь я.

— Рок-звезда? — с наигранной серьезностью предлагает Макс и снимает с себя свитер, демонстрируя восхитительный спортивный торс. Ох, блин, он же прекрасно понимает, что тянет на звезду! Он приближается вновь, на этот раз не так стремительно, и терпеливо разматывает мой шарф. Его руки проскальзывают под мой пуловер сзади, поглаживают спину и ловко расстегивают бюстгальтер.

— Может, хотя бы официант или бармен?

— В стриптиз-клубе. Там чаевые больше.

Наша одежда летит на пол во все стороны, губы исследуют друг друга в темноте, руки сплетаются, дыхания смешиваются в одно. У нас даже не хватает выдержки на какие-либо изыски. Макс просто увлекает меня на диван, стягивает с меня трусики и, вскользь целуя ноги, вжимает в мягкие подушки своим телом, затем входит в меня рывком, не отвлекаясь ни на какие нежности, сейчас нам обоим не до этого после долгой разлуки. Он ловит мой вызывающе обольстительный взгляд и не отпускает его все время, пока его бедра двигаются медленно и неровно, словно дразнят или заставляют подчиниться. Мои жалобные стоны и судорожные вздохи явно доставляют ему наслаждение, потому что он специально изводит меня то мучительными паузами, то глубокими сильными толчками, от которых я совсем теряю самоконтроль, а по телу проносятся то вихри ледяных мурашек, то наплывы горячих волн. Я вся прогибаюсь ему навстречу, обвиваю ногами его красивый торс и до боли закусываю губу, а он приподнимается надо мной на сильных руках и начинает двигаться мощно и стремительно, напоминая мне неумолимого и опасного тигра, овладевшего пойманной им тигрицей. От одного его звериного облика можно испытать оргазм, но я, конечно, не стану говорить ему такие комплименты, чтобы в конец не зазнался. Закидываю руки назад, показывая свою полную покорность, и он тут же перехватывает их и крепко вдавливает в мягкий подлокотник дивана. Мне остается только полностью отдаться его воле, метаться под ним и под его пожирающим взглядом, словно в агонии, и нетерпеливо вонзать острые коготки в собственные ладони. Стоит мне лишь на миг вспомнить, как его дерзкие губы всего несколько дней назад изводили долгой томительной лаской мою киску, спазм удовольствия пронизывает меня всю, заставляя вздрагивать и извиваться. Любуясь своей работой, Макс замедляется и нежно пробегается пальцами по моей щеке, шее, груди и животу.

— Хорошая кошечка, — удовлетворенно шепчет он.

— Хороший котик, — сладко шепчу я, облизывая пересохшие губки и тянусь к нему.

Макс склоняется ко мне, награждает долгим нежным поцелуем и тут же начинает вновь врезаться в меня неистово и стремительно, тяжело дыша мне в ухо, пока не взрывается и не издает ласкающий мой слух дикий рык. Я мягко поглаживаю его взъерошенные волосы и целую в шею.

— Ты в курсе, что это кража со взломом? — мурлыкаю я ему на ушко, когда он, уставший и довольный, наваливается на меня всем своим весом, тяжело дыша и оглушая меня ударами своего сердца. — Кажется, за это дают больше, чем за карманные грабежи.

— Тогда заодно учти еще длительное удержание в неволе и изнасилования, многократные и жестокие, потому что я не собираюсь выпускать тебя в течение всех праздников как минимум, даже если взмолишься о пощаде.

— Каникулы с сексуальным маньяком — идея очень заманчивая, но, боюсь, что на Новый Год я не смогу остаться — меня дома ждут родители и куча родственников и друзей. Завтра я должна быть там с самого утра. Но… — я на миг затаиваю дыхание, — ты можешь пойти со мной, если хочешь…

— Почему бы и нет? — без промедления и без тени сомнения отвечает Макс. — Я обычно произвожу положительное впечатление на предков.

— При твоем самомнении тебе, скорее всего, при любом раскладе кажется, что ты неотразим.

— Что же я могу поделать, если я такой красавчик? — смеется он и целует меня в нос.

За окном снова тихо падает снег. Ему нет дела до страстей и драм, бушующих за миллионами городских окон. Мне тоже совсем не хочется думать ни о прошлом, ни о будущем. Хочется только до опьянения наслаждаться компанией мужчины, который так неожиданно ворвался в мою жизнь без спроса, как необъяснимым образом появляются под елкой сюрпризы на Новый Год или Рождество. Пытаясь представить себе, как мы завтра станем отвечать на предсказуемые вопросы вроде «А где вы познакомились?» и «Как давно вы встречаетесь?», мои щеки вспыхивают, а на губах играет коварная и заговорщическая улыбочка.