Тот, кто не со мной

Глава 7

Элиза решила не спрашивать брата, как продвигаются его отношения с Кларой. Отпор, который она наверняка получит в ответ, ей сейчас выслушивать не улыбалось. Кларе она тоже ничего не сказала. Но судя по сияющим глазам своей коллеги, Элиза решила, что все идет хорошо.

Хотя частично в глубине души она была возмущена, что ее дружба с Кларой так резко оборвалась, другая, более благосклонная часть ее натуры радовалась тому факту, что ее брат после стольких лет строгой холостяцкой жизни так легко и уверенно нашел женщину, с которой желал бы разделить свою жизнь.

Гарольд Леннан, похоже, уже принял в расчет, что его сын нашел себе подругу. И его совершенно не беспокоило то, что в один прекрасный день он захочет обосноваться отдельно, со своей семьей. Он уже и раньше не раз говорил, что, если когда-нибудь его дети решат уехать от него, он не станет стоять у них на пути и сможет сам о себе позаботиться.

Вечером Элиза, как обычно, была одна. Вдруг зазвонил телефон. С внезапным волнением она узнала голос.

— Это Лестер. Завтра я переезжаю из своей дыры. Ты обещала помочь мне, помнишь? Придешь?

— Конечно, Лестер. Когда — днем иди вечером?

— Наверное, на целый день. — Он цинично прибавил: — Если ты не пригодишься, хозяйке хоть будет о чем потолковать потом со своими товарками, — и повесил трубку.

Она сама нашла дорогу к квартире Лестера. Она специально оделась попроще, натянула старые черные брюки и кофточку без рукавов. Ее впустила в дом хозяйка, и брови ее поползли вверх.

— Но мистера Кингса нет дома, милая.

— Да, я знаю, он сейчас будет. Я пришла помочь ему собрать вещи.

— Ах вот как, дорогуша? — Ее интонация была тонко рассчитана, так, чтобы в ней был легчайший намек на скандал, и Элиза ответила на ее провокацию слишком поспешно, за что потом ругала себя:

— Он сказал, что ему понадобится помощь, а мы с ним, знаете, старые друзья…

— Друзья? Вот как, дорогая? — Снова в голосе послышался скрытый намек, но на этот раз Элиза не поддалась. Она взбежала вверх по ступеням, стараясь как можно скорее скрыться от пристального взгляда.

Ее встретил хаос. В гостиной стояли два чемодана и еще один — в спальне. Туда была поспешно набросана его одежда, без внимания к порядку и сохранности содержимого. Он, как видно, понятия не имел о том, что чем аккуратнее сложены вещи, тем больше их может войти в чемоданы.

Элиза вещи вынимала по одной и старательно перекладывала их, оставляя при этом гораздо больше пустого места. Она завернула хрупкие украшения в мягкую одежду, и в пустые углы засунула книги. К тому времени как Лестер повернул ключ в замке и бегом стал подниматься по лестнице, она уже упаковала два больших чемодана с одеждой и набила коробки и ящики книгами и разной личной мелочью.

Он замер в дверях, одним взглядом оценивая сделанное, ею.

— Ты, наверное, немало потрудилась, чтобы так хорошо все уложить, — сказал он, подходя к ней. — Значит, ты на самом деле решила мне помочь? Большинство женщин, которых я знаю, просто сидели бы в комнате и ждали, пока я приду, а потом неторопливо поднялись бы и пошли на кухню и стали бы готовить чай, пока я занимался бы всем этим!

Она зарделась от его комплимента и улыбнулась:

— Ты явно знаком не с теми женщинами.

— Ты чертовски права. Так что мне придется из кожи вон лезть, чтобы сохранить эту. — Он приобнял ее за талию, но она быстро отошла от него на безопасное расстояние.

— Знаешь, тебе осталось не так уж мало. У тебя столько книг! Надо освободить вон те две полки над камином. Ты не мог бы этим заняться?

— Вы что, отдаете мне приказания на моей собственной территории, юная леди?

— Да. — Она улыбнулась. — Давно пора кому-нибудь взять тебя в руки. Хаос, который встретил меня, когда я сюда вошла, чуть не заставил меня развернуться и убежать.

Когда он протянул к ней руки, она и на самом деле развернулась и убежала. В спальню. Она попыталась расчистить столик, заваленный бумагами, и вдруг ее взгляд выхватил что-то блестящее. Похоже на снимок. Она осторожно извлекла его из-под завала. Это действительно оказалась фотография. В уголке наискосок была надпись, сделанная аккуратным женским почерком: «Лестеру. С вечной любовью, Нина».

Пока Элиза разглядывала прекрасное лицо, правильные черты, идеальный нос и рот, глаза, невинные и в то же время лукавые, сердце ее упало. Она подумала с несчастным видом: «Чего удивляться, что он был так убит их разрывом. Такой девушке стоит только поманить пальцем, и любой мужчина, даже Лестер, побежит к ней по первому ее приказанию».

— Да, — сказал он, стоя в дверях. — Я так и думал, что ты ее найдешь. Хорошенькая, да, моя бывшая невеста? Вот только постоянства ей не хватало. — Его глаза смеялись. — Но ведь женщины все неверные существа. Думаю, и ты тоже не исключение. Или как?

Она проигнорировала его вопрос и положила фотографию на стол, склонившись над бумагами и пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка.

— Нет, конечно, ты не можешь знать, — продолжал Лестер. — У тебя пока еще не было случая это выяснить. — Он снова стал циничным, и с этим, как она с удивлением поняла, ей было справиться гораздо легче, чем с его внезапной искренностью. — Ни один мужчина пока еще не мог проверить твое постоянство. Если верить Роланду, у тебя никогда не было настоящего приятеля. Я нахожу это весьма поразительным. — Он растянулся в полный рост на постели и потянул ее вниз присесть рядом с ним. — А ты разве не боишься быть наедине с мужчиной — волокитой, который публично объявил о своем отречении от женщин, но тем не менее готов получить от них то, что ему нужно? Или ты на самом деле так невинна, что даже не подозреваешь об опасности, которая таится в такой ситуации?

Элиза неуверенно улыбнулась, не зная, что сказать. Не было никакого сомнения в том, что она имела полную ясность по поводу того, какой опасности — и опасности, мучительно манящей, — подвергается, оставаясь с ним наедине. Но ее единственной защитой от него — и от себя — был ее покров невинности, и она торопливо облачилась в него и кивнула.

Он недоверчиво усмехнулся:

— Ты что, серьезно? — И осторожно потянул ее к себе. — Ты искушаешь меня продемонстрировать тебе на деле, какие опасности тебе могут грозить. В конце концов, кто сделает это лучше, чем старый друг семьи, кто нагляднее покажет тебе все сладострастные радости плоти? — Его взгляд оценивающе бродил по ее телу. — Нет никакого сомнения, — тихо продолжал он, — что тебе что-то нужно, какой-то катализатор, чтобы ты превратилась в живое существо, в женщину, вместо того чтобы быть только приставкой к радиоаппаратуре.

Его насмешка ужалила Элизу. Она отдернула руку и резко выпрямилась. Как юный Лестер любил мучить ее на качелях, так же взрослый Лестер мучил ее сейчас.

— Я пришла помочь тебе упаковать вещи, — ядовито сказала она, — а не получить от тебя урок соблазнения. Впрочем, мы друг на друга действуем, как наждак, да? — И она продолжила свою работу.

Какое-то время он лежал и смотрел на девушку. Почувствовав, что не может больше этого переносить, она встала и вышла из комнаты. Скоро он присоединился к ней, и они молча упаковывали вещи. Завершив этот огромный труд, Лестер отвез ее домой. Когда она открывала дверцу машины, он сказал:

— Я тебе благодарен и говорю это искренне. — Он протянул руку и преградил ей путь, чтобы она не вылезла из машины. — Скажи мне кое-что. Зачем ты это сделала? У тебя была какая-то причина?

— Конечно нет. Не было у меня никакой причины. Я это сделала просто потому, что тебе нужна была помощь, вот и все. Ну может, еще ради старой дружбы. В конце концов, — она все-таки выбралась наружу и теперь стояла на тротуаре, — мы ведь когда-то были друзьями, правда ведь?

Лестер позвонил через несколько дней, и Элиза спросила его:

— Как прошел твой переезд? Без особых сложностей?

— Да, все благодаря превосходной упаковке. Миссис Деннис помогла мне разобрать вещи на месте и похвалила твою работу… Э-э-э… ты помнишь, я упоминал парня по имени Говард Биль?

— Да, — ответила она, облизнув губы. — А что?

— Он хочет с тобой познакомиться. Можно, мы с ним заедем?

— Но, Лестер, я думала, ты говоришь несерьезно. Ты же прекрасно знаешь, что я не хочу…

— Он стоит сейчас рядом со мной, Элиза. — Его тон предупредил ее, что отступать уже поздно. — Мы будем минут через десять.

Он отключился, а Элиза осталась стоять, тупо глядя на трубку. Наконец она медленно положила ее на место и оглядела себя: старые черные брюки, растянутый черный свитер. Ну и что? Она же не намерена производить на этого человека впечатление. Если ее внешность отпугнет его, тем лучше.

Она прибралась в гостиной, взбила подушки, подобрала журналы и газеты, валявшиеся на полу, и побежала наверх. Мужчины приехали раньше чем через десять минут. Она услышала звонок в дверь. Открыл отец.

Элиза причесалась и слегка припудрилась. Когда она спустилась, они стояли в прихожей. Лестер внимательно наблюдал за ней, лицо его совершенно ничего не выражало. Потом она увидела человека, которого он привез с собой.

Он был среднего роста, такого же солидного сложения, как, вероятно, и его счет в банке. Процветание и успех крепко пристали к нему, придавая напыщенный вид и заставляя его выглядеть старше своего возраста. Ему должно было быть не больше тридцати пяти, но выглядел он как человек, чьи взгляды и ценности ближе к людям предпенсионного возраста.

Он смело посмотрел на Элизу, которая тихонько стояла рядом с Лестером и ждала, пока их представят друг другу. Даже если бы сердце ее не принадлежало целиком и полностью Лестеру Кингсу, она все равно не стала бы забивать себе голову, думая об этом флегматичном, скучном человеке.

Но Говард Биль сиял, словно ему только что предложили очень выгодную сделку по сходной цене. Он, похоже, был доволен девушкой, которую Лестер Кингс представлял ему как потенциальную супругу. Они пожали друг другу руки и перешли в гостиную, но выражение лица Элизы не переменилось. Она продолжала оставаться апатичной и равнодушной. Когда все расселись, она даже не сделала попытки завести разговор.

Говард попытался побеседовать с ней, но она давала односложные ответы. И чем больше раздражался Лестер, тем больше она входила в роль туповатой необразованной девушки. Один раз, когда Говард прикуривал, она глянула на Лестера и сверкнула неожиданной, намеренно нахальной улыбкой, потом снова замкнулась в своей угрюмости. Лестер сцепил руки, словно душил кого-то, словно ему доставило бы немалое удовольствие, если бы в его руках оказалась ее шея.

— Не хотите ли чашку чая? — спросила Элиза, выговорив впервые законченное предложение.

Лестер посмотрел на Говарда, который с радостью согласился — возможно, подумала Элиза, для того, чтобы хоть ненадолго избавиться от ее невыносимого присутствия. Она приготовила чай и внесла его на подносе в комнату.

— Я отнесу чашку чая твоему отцу, — сказал Лестер, становясь перед ней и усмехаясь с видом победителя. Она нахмурилась, не зная, как поступить. Пока Лестер будет наверху общаться с ее отцом, ей придется вести хоть сколько-нибудь вразумительный разговор с этим человеком.

Как только Лестер ушел, Говард пересел к ней поближе. Он принял у нее из рук чашку чая и вынул записную книжку.

— Так как нам придется узнать друг друга получше… — начал он, и Элиза была поражена тем, что он оказался настолько толстокожим, что ее полное отсутствие интереса к нему принял за поощрение. — Нужно решить, в какой день нам лучше встретиться.

— О, я, право… не знаю, может быть…

— Так как дни становятся длиннее, полагаю, лучше всего подойдет вечерняя прогулка на машине, тогда мы с вами сможем обо всем поговорить и обсудить положение вещей.

«Ради всего святого, — подумала Элиза, — какое положение вещей?»

— А не могли бы мы… — сказала она вслух, заколебалась, но решила пойти ему навстречу и продолжила: — Не могли бы мы сходить на концерт?

— Это совсем не в моем духе. У меня нет музыкального слуха. Для меня настоящая мука — слушать музыку.

Вернулся Лестер, усмешка у него на лице выдавала, что он услышал, как Говард отверг то, что было для нее дороже всего.

— Лучше какое-нибудь шоу — чтобы было ярко, много танцев, движения. Не говоря уж о девочках, на которых можно посмотреть. — Он кинул скользкую улыбочку в сторону Лестера. — Вот это я люблю. Знаешь, что я лучше сделаю — посмотрю в газетах, что где идет, и позвоню тебе.

Элиза сказала еле слышно, беспомощная перед его непроницаемой бесчувственностью:

— Как хотите.

Он самодовольно кивнул. Она почувствовала, что, если бы даже она ему сказала: «Нет, спасибо», реакция его была бы такой же, потому что за толстую стену его самодовольства и чванства не просочилось бы осознание того, что она вообще может ему отказать.

Вскоре после этого Лестер заявил, что им пора идти. Он задержался в прихожей, когда Говард уже вышел за дверь и направился к своей машине.

— Тебе обязательно надо было притворяться умственно отсталой? — прошипел он.

— Я тебя не просила его приводить, — резко ответила она. — А если ты решил действовать как самопальное бюро знакомств, не моя вина, что твои маневры оказались безрезультатными.

Говард опустил стекло машины и громко откашлялся. Лестер понял намек.

На следующий день Фил Поллард взял телефонную трубку и подозрительно посмотрел на Элизу.

— Тебя спрашивает какой-то мужчина, — сказал он, хмурясь, затем с некоторой надеждой прибавил: — По-моему, брат.

Она покачала головой и, опасаясь услышать голос Говарда, осторожно сказала:

— Элиза Леннан слушает.

— Откуда я знаю, — спросил ее голос, от которого сердце запрыгало в груди, — что я разговариваю не с мышкой?

Она засмеялась и от облегчения заговорила с ним неожиданно тепло:

— Ах, Лестер, это ты.

Фил тут же резко повернул голову в ее сторону, в его глазах появилось прежнее подозрение. Она слегка отвернулась, в какой-то детской наивной уверенности, что так их разговор никто не подслушает.

— Ты так рада меня слышать, — сказал Лестер, — что даже оживаешь при звуке моего голоса? Я так тронут.

— Дело не в этом, — торопливо ответила она. — Я просто подумала, что это звонит…

— А в чем дело? — спросил Лестер, понижая голос. — Твой босс что, ревнует? Надо мне почаще звонить тебе на работу, а лучше даже самому заезжать. Вот тогда он действительно начнет волноваться. Он решит, что я за тобой ухаживаю.

— Я прекрасно отдаю себе отчет в том, — заговорила она прямо в трубку, почти касаясь ее губами, — что, даже если бы я была самой последней женщиной на земле, ты не начал бы за мной ухаживать. А теперь, может быть, скажешь мне, в чем дело?

Он так громко засмеялся, что ей пришлось отнести трубку подальше от уха.

— Наконец маленькая мышка начала показывать характер. Может, у меня сложилось о ней неправильное мнение?

— До свидания, Лестер, — отрезала она и собралась положить трубку.

— Подожди минуту, — настойчиво остановил он ее. — Дай я хоть скажу тебе, зачем звонил. Секретарша моего деда ушла с работы, чтобы помогать дочери с новорожденным младенцем, как я тебе и говорил. Ты не могла бы сделать мне одолжение, помнишь, ты обещала?

— А когда?

— Если можно, сегодня днем. Ну пожалуйста.

— Хорошо, — вздохнула она.

— Я еще не освобожусь к тому времени, чтобы подвезти тебя, так что не могла бы ты доехать на автобусе? А потом я сам отвезу тебя домой.

Элиза согласилась и повесила трубку. Она увидела немой вопрос в глазах Фила и поняла, что ей придется все объяснять. Ему не понравилось то, что он услышал.

— Ты ведь не хочешь сказать, что на самом деле поедешь помогать этому старому подлецу Кингсу? Я-то думал, что ты была против него и их возмутительного осквернения природы, как и я. Или, — продолжил он, насторожившись от ревности, — его внучок умудрился тебя переубедить и привлек, на свою сторону?

— Нет, конечно, мистер Поллард. — Говоря это, она почувствовала сильный укол совести, заметив боль и обиду в его глазах.

Запах лака, которым щедро был покрыт пол, ударил в нос Элизе, когда экономка открыла дверь в резиденцию Альфреда Кингса.

— Миссис Деннис? — спросила девушка, заходя в дом.

— Да, это я, голубушка, — ответила экономка улыбаясь. — А вы Элиза Леннан. Я помню вас, голубушка, когда вы были еще маленькой девочкой. Вы с мистером Лестером и вашим братом все время шалили у нас в лесу, лазили вместе по деревьям и рвали штанишки. — Она покачала головой. — А теперь их все порубили, те деревья. Я просила мистера Кингса, чтобы он этого не делал.

Они вошли в гостиную. С красиво подобранными по цвету коврами, великолепными светильниками на стенах, изысканным оформлением и роскошной мебелью, эта комната давала ощущение комфорта, и только ее обитатель вносил какую-то фальшивую ногу в атмосферу. Он хорошо смотрелся бы во времена короля Эдуарда: с высоким стоячим воротничком, в жилете, застегнутом на все пуговицы под пиджаком, и тяжелой золотой цепью для часов. Сам человек был гибким и жилистым, в зорких глазах притаилась хитринка, а волосы его были седыми и редкими. Он не выглядел на свои годы, а его голова, казалось, работала ничуть не хуже, чем у людей в два раза моложе его.

Когда миссис Деннис ввела Элизу в комнату, Альфред Кингс сидел развалившись на диване. Сигарета, которая, судя по многочисленным окуркам в пепельнице, была далеко не первой, свисала с его сморщенных губ, от табачного дыма у девушки запершило в горле. На подлокотнике опасно балансировал бокал пива. Руками с узловатыми пальцами и венами, ставшими выпуклыми и заметными из-за возраста и тяжелой работы, которую когда-то, в давно прошедшие дни, ему приходилось выполнять, он держал перед собой утреннюю газету.

Заметив гостью, он опустил газету и махнул Элизе рукой, приглашая садиться.

— Очень рад вас видеть, дорогая, — сказал он. — Чашечку чая или бокал чего-нибудь покрепче? — Судя по тому как он ей подмигнул, ей рекомендовалось выбрать именно последнее. — Это пойдет вам на пользу, а?

Элиза улыбнулась и вежливо отказалась. Она жалела, что не может ему прямо сейчас сказать, что пришла работать и ее вовсе не надо развлекать. Ей хотелось бы опустить предварительные светские условности.

Миссис Деннис оставила их, и Элиза провалилась в подушки глубокого удобного кресла. Альфред заново наполнил свой бокал из бутылки, стоявшей на столе, поднял в ее честь и выпил, почмокав губами и облизнув край уже пустого бокала.

— Мне вообще-то нельзя это пить, — усмехнулся он. — Доктора говорят — ни в коем случае, и старушка Деннис тоже твердит, что ни-ни, но пусть только попробуют меня остановить, посмотрим.

«То же самое, — подумала Элиза, — он, наверное, говорит, когда ему рассказывают о протестах против вырубки леса в Дауэс-Холл». Он, казалось, был из людей такого сорта, которых сопротивление только бодрит, которые любое противодействие воспринимают как личный вызов и которые смотрят на любое препятствие, встречающееся на их пути, как на барьер, который нужно преодолеть, — черта характера, унаследованная его внуком в полной мере.

— Значит, Лестер все же смог вас уговорить прийти и помочь нам? Да, у него есть подход, у моего мальчика, умеет он обращаться с женщинами, прямо как его старый дедушка в молодые годы! — Он усмехнулся. — Только в его возрасте я был уже женат и с кучей ребятишек!

Нервничая, Элиза посмотрела на часы. Время шло, и она пыталась придумать, как бы повежливее сказать ему об этом.

— Ах, — вздохнул старик, — раньше все было по-другому. Работодатель все выжимал из своих рабочих. Тогда еще не было всяких новомодных штучек в строительстве. — Он поудобнее устроился на диване. — А ты знаешь, детка, что если человек опаздывал на работу на пять минут, то с него вычитали плату за пятнадцать минут? Если шел дождь, все равно он должен был работать, а не то потерял бы оплату за день. А теперь, — с отвращением заметил он, — их балуют. Вот мой внук, например, и он такой же — слишком уступчивый, — я ему говорил об этом.

— Я сморю, у дедушки появился увлеченный слушатель.

Элиза вздрогнула при звуке голоса Лестера, но Альфред Кингс не пошевелил ни одним мускулом. Он даже не повернул к нему головы. Тот стоял в дверях, улыбка слегка смягчала циничную складку губ. Он был в рабочей одежде, там и сям заляпанной грязью. Облокотившись о притолоку, он переводил взгляд с одного на другую.

— Заходи, приятель, — пригласил его дедушка.

— Если я пройдусь по священному ковру в этих сапогах, — сухо ответил Лестер, — то миссис Деннис меня со свету сживет.

Дед оглушительно захохотал:

— И это, мой мальчик, будет такой опыт, который ты никогда не забудешь!

Лестер спросил у Элизы, приподнимая брови:

— Я так понимаю, ты к работе еще не приступала?

Она вспыхнула от предположения, что ее обвиняют в безделье.

— К работе? — переспросил старик с крякающим смехом. — Да вы, молодежь, и понятия не имеете, что такое работа. Знаешь ли ты, голубушка, — при этих словах Лестер завел глаза к потолку, как бы говоря: «Ну все, старика опять понесло», — сейчас с рабочими на стройке обходятся так, словно они члены королевской фамилии. Теперь им даже не надо самим добираться до работы — их привозят в фирменных автобусах на строительную площадку. Больше того, — он потряс пальцем, — оплату им считают с того времени, как они сели в автобус, а не с того, как они приехали на стройку, как раньше бывало. Теперь рабочим оплачивают праздники — раньше, когда я сам еще был работягой, такого никогда не делалось. А им ко всему этому еще положен отпуск и зимой, а не только летом!

— Элиза пришла сюда работать, — осторожно напомнил ему Лестер, но он мог бы с тем же успехом промолчать, потому что его высказывание не произвело никакого эффекта на красноречие дедушки.

— И я тебе еще вот что скажу, деточка. Все эти разговоры о «свободном дне» для учебы в техникуме… В старые добрые времена ребятам приходилось заниматься этим в свое свободное время, вечерами, когда они уже смертельно уставали от целого дня на работе. А теперь у них такая малина — это записано в условиях договора, это обязательно, они все этим пользуются, — и днем их обязаны отпускать с работы. И при этом они ничего не теряют из зарплаты. — Он покачал головой, не заметив, как Лестер осторожно выманил Элизу из комнаты.

Когда она выходила, он все еще продолжал разговаривать сам с собой:

— В наши времена строителю платили только за то, что он делал, и он делал то, за что ему платили. А теперь… — Голос его замер вдали.

Стол в комнате, куда Лестер привел Элизу, был завален папками и чертежами, на стульях лежали внушительные стопки бумаг. Даже пол не избежал этой участи. На нем были набросаны вскрытые конверты, письма и журналы, связанные со строительным бизнесом.

— Это мой кабинет. Но так как я здесь бываю совсем редко, мы сюда же поставили и стол для машинистки. — Он улыбнулся ей. — Ну, не волнуйся так. Говорю тебе, ты не очень часто будешь обременена моим присутствием.

Она неуверенно спросила:

— А кто будет давать мне работу? Ты или дедушка?

Он с насмешливой улыбкой ткнул себя в грудь.

— Но, — сказала она, глядя на него с упреком, — ты же мне сказал, что помощница нужна твоему дедушке.

— А если бы я тебе сказал, что помощница нужна мне, ты убежала бы за милю, да?

— Значит, ты завлек меня сюда под фальшивым предлогом?

Он отвернулся так, чтобы она не могла видеть его лица.

— Я пригласил тебя сюда, потому что фирме, — он сделал ударение на этом слове, — нужна помощь и по доброте сердечной ты согласилась прийти. Я полагаю, это вполне пристойный предлог. А теперь, — сказал он, слегка прищурив глаза, — давай пока отложим в сторону нашу обычную вражду, забудем про личные разногласия и займемся делом, а?

Она извинилась, сняла пальто и села за машинку.

— Это старая развалина, — заметил он, нажав пару клавиш, — но пока еще работает. Вроде бы.

Элиза открыла ящик стола и нашла там карандаш и блокнотик.

— Мне это понадобится?

Он сидел на краю ее стола, лицом к ней, просматривая охапку писем.

— Что? Да, это пригодится. Я буду тебе диктовать ответы на эти письма.

В следующие полчаса она стенографировала то, что он диктовал. Лестер говорил так бегло, что к своему огорчению она заметила, что почти не успевает, и ей пришлось несколько раз переспрашивать. Каждый раз он высокомерно улыбался ей и говорил преувеличенно медленно и чересчур внятно в течение нескольких минут, а потом снова набирал скорость.

В конце он поцокал языком:

— Если бы я был твоим постоянным начальником, я бы послал тебя в подготовительный класс, чтобы ты поднабрала скорости.

Она бросила карандаш, как избалованное дитя и начала подниматься со стула.

— Если я тебе не гожусь…

Лестер склонился вперед и схватил ее за плечи подталкивая вниз.

— Уверяю тебя, моя славная Элиза, ты мне вполне, вполне подходишь.

Она вспыхнула и насупилась, подозревая в его словах двойной смысл, но его лицо ничего не выдавало.

— Это все?

— Пока да.

Все время, пока она печатала, Лестер сидел в комнате. Закончив, она спросила, не хочет ли он прочитать отпечатанное. Он прислонился к ее столу, просмотрел письма одно за другим, взглянул на ее лицо, раскрасневшееся от старания, и улыбнулся:

— Очень хорошая работа, ни одной ошибки. Все знаки препинания на месте.

Его похвала заставила Элизу просиять, и она не смогла удержаться. Он наклонился к ней и взял ее за подбородок, вынуждая глядеть ему прямо в глаза.

— Клянусь, когда ты так выглядишь, — прошептал он, — ты просто неотразима.

Их глаза встретились, и само время замерло. Она облизала губы и попыталась заговорить.

— Даже для тебя? — прошептала она.

— Даже для меня, — шепнул он ей в ответ.

С усилием они разъединили взоры, и он вернулся к своему столу. Она сидела, выкручивая пальцы, спиной к нему.

— Это все? — спросила она наконец.

— Да, спасибо, это все. — Он говорил коротко и отрывисто. — Если ты подождешь несколько минут, я тебя подвезу домой.

— Нет, ничего, я могу доехать и на автобусе.

Он стоял у своего стола, читая письмо, и не обратил внимания на ее ответ. Она надела пальто и снова присела.

Он бросил письмо на стол.

— Готова?

Они вышли черным ходом.

— Я не попрощалась с твоим дедушкой, — спохватилась Элиза.

— Могу тебя заверить, что он этого даже не заметит.

Она не могла понять, почему он говорит так раздраженно.

— Боюсь, придется взять микроавтобус. Моя машина сейчас в починке.

Элиза открыла дверцу для пассажиров и устроилась на неудобном жестком сиденье. Когда они влились в поток машин на главной улице, Лестер спросил странным голосом:

— Как там наш друг Поллард поживает? Он уже примирился со строительством жилья как с неизбежной прозой жизни?

— Сомневаюсь. Он все еще сердится, когда об этом заходит речь.

Лестер кинул на нее быстрый взгляд:

— А ты? Ты уже с этим примирилась или вид растущих домов до сих пор вызывает у тебя святую ярость?

Она нахмурилась, не понимая, к чему он клонит, но все же кивнула.

— И ты все равно согласилась пойти помочь мне, вернее моему деду, с письмами?

Она безрадостно засмеялась:

— А, я понимаю, что ты имеешь в виду. Ирония судьбы, да?

— Да, — сухо откликнулся он. — Если только это не мои магнетические чары, перед которыми ты не смогла устоять.

На это она отвечать не собиралась и спросила:

— Когда тебе понадобится моя помощь в следующий раз?

— Значит, ты по-прежнему готова сотрудничать с врагом?

Она быстро посмотрела на него, не понимая, серьезно он говорит или нет, но он улыбался. Что он пытается доказать — что она слишком легко соглашается действовать в разрез со своими принципами? Элиза стала бороться с совестью, которая отчаянно пыталась доказать ей, что он прав.

— Значит, тебе больше не нужна моя помощь? — взорвалась она, слишком поздно поняв, что ее вспышка раздражения немедленно докажет ему, что его злая насмешка попала прямехонько в цель.

— Нужна, конечно, еще как. — Голос его сделался совершенно шелковым. — Ты для меня просто незаменима. — Он прикрыл ладонью ее руку, Элиза отодвинулась. Тон его стал прежним, нормальным. — Я скажу тебе, когда приходить. Дня через два, наверное. — Затормозив возле ее дома, он спросил:

— Роланд сейчас у себя, как думаешь?

— Прости, но в последнее время я не знаю, где он бывает. Раньше я бы, конечно, сказала без колебаний «да», а теперь…

— Завел подружку и стал непредсказуем? Хорошо, попозже я загляну на минутку, вдруг он дома.

Девушка выскочила из микроавтобуса.

— Элиза… Спасибо за помощь.

Она слегка улыбнулась ему через плечо и вошла в дом.

После ужина отец поднялся к себе, как и всегда. Элиза обратилась к Роланду:

— Лестер сказал, что, наверное, заедет к тебе сегодня вечером.

— О, как некстати. Клара сегодня придет.

«Клара, — с горечью подумала она, моя посуду, — должна была быть моей подругой, а не Роланда. Лестер назвал ее «единственный друг, который у тебя был за всю жизнь». Теперь я потеряла не только ее, но и брата. Раньше это было бы для меня не важно. А теперь придется заново учиться переносить свое одиночество».

Пришла Клара и сразу внесла с собой в дом веселость. Глядя на подругу с братом, Элиза поняла, насколько сильно оба влюблены. Вскоре дверной звонок возвестил о прибытии Лестера.

— Привет всем.

Роланд протянул руку;

— Что-то давно тебя не видел, Лестер.

— Ты сам был занят, и весьма приятными делами, так ведь? — Он огляделся в поисках, куда бы сесть, потом направился к креслу.

Элиза, запиравшая за ним дверь, успела занять кресло первой, и он шутливо прижал кулак к ее подбородку. Затем он присел на подлокотник и улыбнулся парочке на кушетке.

— Должен сказать, что очень приятно видеть моего старого друга Роланда в обществе дамы его сердца.

— Одобряешь? — спросила Клара, улыбнувшись.

— Всем сердцем, — последовал убедительный ответ. — Хотя сам я отказался от женщин до конца моих дней, я тем не менее рад видеть другого мужчину, который влюблен в женщину, а та любит его так же сильно, как и он ее.

Элиза шевельнулась рядом с ним, и он посмотрел на нее, однако она решительно отвернула от него лицо.

— Элиза, знаете ли, — сказал он, улыбнувшись, — тоже завела себе приятеля. Она разве не говорила?

— Нет, не говорила! — Клара была поражена до глубины души и выпрямилась на диване, высвободившись из объятий Роланда. — Элиза, почему ты мне ничего не рассказываешь? Кто он? Ты, Лестер?

Он издал короткий сардонический смешок.

— Я? Ты, верно, шутишь! Она ни за что не стала бы со мной встречаться, даже если бы больше мужчин на свете не осталось! Ведь так, Элиза?

Она обдала его яростным взглядом, зная, что он специально переигрывает слова, которые она когда- то сказала ему.

Роланд с Кларой смотрели на них с отстраненным интересом преданной парочки, которые, будучи погружены в собственную любовь, не в состоянии понять, как это остальные могут пребывать не в таком же экстазе, как они сами.

— Ее приятеля зовут… — интригующе начал Лестер, вставая и принимаясь шагать по комнате. — Говард Биль. Он геодезист.

— Вот это новость, Элиза, — сказал Роланд, поудобнее обхватывая при этом талию Клары. — А папа знает?

— Нет, конечно. Там и рассказывать нечего. Мы с ним познакомились только вчера вечером. По милости Лестера.

— Я так понял, что он тебе понравился, да, Элиза?

Она взглянула на Лестера и наткнулась на его циничную усмешку.

— Понравился? С чего это ты взял? Да он просто напыщенный осел!

— Но, Элиза, дорогая моя. — Улыбка Лестера стала невыносимой. — Какое это имеет значение? У него куча денег. Он мог бы дать тебе все, что ты только пожелаешь. Например, самую лучшую на свете аудиоаппаратуру…

— Которую он ненавидит.

— И что с того? Он вполне может позволить себе иметь в доме звуконепроницаемую комнату, чтобы ты могла наслаждаться музыкой, не беспокоя его…

Она обернулась к нему:

— Когда — и если — я выйду замуж, я выберу себе кого-нибудь, с кем у меня были бы схожие вкусы. И вообще, чего ты добиваешься — зачем ты пытаешься меня уговорить выйти за него? Ты считаешь, что мне только это и нужно?! — вскричала она, борясь с подступающими слезами. — Материальная обеспеченность, животные удовольствия?! — Доведенная до состояния невыносимой зависти при виде парочки на кушетке, она вскочила на ноги. Ее голос сорвался на визг: — Вы все считаете, что я только того и хочу, чтобы продаться кому-нибудь подороже?!

Из-за слез она не видела лица Лестера и бросилась вон из комнаты, понимая, что Роланд и Клара смотрят ей вслед, открыв рты от такого непривычного для нее всплеска эмоций.

Ее убежищем была спальня, а утешением — подушка, которую она прижала к щеке. Она сама не знала, почему плачет, просто осознавала, что не может сдержать слез и при этом чувствует, как страшная внутренняя боль отступает. Боль от неразделенной любви. Наконец Элиза затихла. Она лежала ничком, эмоционально выпотрошенная. Вдруг она напряглась — кто-то осторожно поднимался по лестнице. Наверное, это Клара идет ее утешить. Дверь отворилась, и вошел Лестер.

Она приподняла голову и воинственно спросила:

— Что тебе нужно?

Он тихо ответил:

— Посмотреть, как ты.

— Я не больная. Со мной все в порядке. Уходи.

Он молчал, глядя на нее. Уже стемнело, и вечернее небо, озаренное заходящим солнцем, пылало на западе, оттеняя скученные облака, постепенно скрывавшие солнце.

— Включить тебе свет?

— Нет, спасибо.

— Скажи мне… — Он подошел к окну. — Чем тебе не нравится Говард Биль?

Она поколебалась. Зачем он ее спрашивает? Зачем он ее все время проверяет?

— Я… я знаю, что не смогу его никогда полюбить. — Она устало поднялась и спустила ноги на пол, приглаживая волосы и прижимая тыльную сторону ладони к пылающей щеке. — А когда я выйду замуж — если вообще выйду, мне нужна будет любовь, чтобы я могла ее отдавать и получать, такая любовь, какая была у моих родителей.

Он медленно отвернулся от окна и облокотился на подоконник. В темноте она не видела его лица.

— Не обманывай себя, Элиза. Такого нет на свете. Если такой мужчина, как Говард Биль, — надежный, уверенный в себе, цивилизованный — может предложить тебе стабильное будущее без материальных проблем, то с твоей стороны просто глупо отказывать ему. — И он горько закончил: — А любовь? Она у тебя будет!

— Как ты можешь так говорить? — закричала она. — Стоит только посмотреть на Роланда и Клару, чтобы понять, как ты заблуждаешься.

— Им повезло даже больше, чем они думают. — Он подошел и подсел к ней на кровать, засунув руки в карманы. — Я наблюдаю за ними совершенно бесстрастно, и меня это совсем не увлекает. Теперь у меня есть к этому иммунитет, Я просто сижу на обочине и смотрю на других. И ничего не чувствую.

— Ты циник. Ты позволил себе раскиснуть.

— Ну и что, пусть. Зато больше никто не сможет сделать мне больно.

Она отчаялась. Ей так хотелось быть такой, как другие девушки, которые могут дать понять мужчине, что любят его, не говоря этого прямо. Она вынудила себя спорить с ним, потому что знала, что так нужно. Ради любви, которую она к нему испытывала, она должна попытаться убедить его, что не все так плохо и не все еще потеряно.

— Из-за того, что девушка — всего лишь одна девушка — предала тебя, ты позволил себе превратиться в бессердечного, безжалостного…

Однако он неправильно понял ее намерения и сердито прервал:

— Ну вот, ты опять завела свою шарманку. Снова давай монотонно перечислять все мои недостатки и дурные черты. Да я все уже знаю, что ты про меня думаешь, ты мне это говорила уже столько раз, что сейчас можешь заткнуться!

Стало совсем темно. Некоторое время он молча стоял, глядя в окно. Затем он увидел лежавшую на стуле куклу, равнодушную и безжизненную. Он схватил ее и поднес к окну. Ее абрис четко вырисовывался на фоне сумерек. Пожав плечами, он бросил ее обратно на стул и вышел.