Тот самый сантехник 8

Глава 5 - Пацаны вообще ребята

При мужиках ничего не было. Документы с портмоне и служебными карточками распихали по карманам. А «дюти фри» на внутренних рейсах нету. Без подарочных пакетов явились.

Лететь-то всего-ничего: четыре часа из столицы до Новосибирска, даже с учётом воздушных ям, пробок и прочей турбулентности. А по прямой так рукой подать – 2800 километров.

«Умножь надвое и будет вся Европа вширь», – добавил внутренний голос.

– Мы ещё до посадки употребили коньячку, – первым делом объяснил Шац. – Тяпнули по пятьдесят, чтобы спокойнее летелось и крепче спалось. Но глаз так и не сомкнули. Ну а раз подают закуску, то как не усугубить процесс? Пришлось давиться шампанским.

– Кислое, – добавил Стасян, за что едва не получил леща от сослуживца из смежных войск, но близкой диспозиции.

– Я и так угощал, как мог! – возмутился Лопырёв. – Эта же жопа с ручкой пин-код от карточки не помнит. – Сделав сокрушающееся лицо, Шац продолжил. – Когда уже алкашку начнут на внутренних рейсах продавать? Чтобы штабелями летели и вообще без нервов.

– Да что пин-код! – воскликнул Стасян. – Я братьев родных не помню. Какой-такой Могила? Что ещё за Пёс? Разве так зовут людей? А они смотрели на меня так, как будто я конченный. С сочувствием, короче.

– Это позывные, дурья твоя башка! – поправил Матвей Алексеевич Лопырёв, но без злости в голосе, скорее с ноткой сострадания. – А ты ебанат безмозглый, и не помнишь ничего.

– Я не безмозглый, – вяло протестовал крановщик, который бы не решился снова садиться за краны.

Щац покачал головой. У самого в голове бедлам. И дочь-Шредингера. Есть и нет одновременно. Потому что позвонить ей не может. Сначала не мог психологически, а теперь уже не может, но по личным причинам. Как ребёнок, которому резко дают трубку с тем, чтобы поздравил родственников, не может сказать ни слова от ступора.

– Всё ясно, мужики… идём? – спросил сантехник.

Раз оба были налегке, Боря решил, что сразу можно на выход.

Но Шац первым заявил в ответ:

– Не, погоди. Нам багаж надо забрать. Пацаны наше барахлишко из-за ленты переправили. Не стиральная машинка, но тоже приятно.

Стасян кивнул:

– Это да! Этот умник говорит, что там у меня братья и служат. Но лиц не помню, – и крановщик снова спросил задумчиво. – Как можно братьев не помнить-то?!

– А где служил, помнишь? – спросил Боря и тут же добавил, что попроще, испугавшись, что вдруг военная тайна. – Ну, описание местности без привязки к географической позиции. Берёзы там были? Или ели росли?

Стасян задумался. Боря осмотрелся. А рядом в аэропорту мужики подозрительные и подтянутые трутся. На людей в форме из-за газеток поглядывают.

«А кто сейчас газеты читает?» – тут же возмутился внутренний голос: «Ясно, что спецслужбы в гражданском. Ляпнешь ещё не то. Или не то спросишь, а там и поинтересуются следом на предмет «антиполяницы»».

– Или где жил помнишь? – тут же добавил сантехник для разнообразия, так толком и не спросив у его отца даже названия деревни.

Но всегда можно позвонить.

Стасян лишь покачал головой:

– Не, как отрезало. Говорят, родители мои звонили. Но их я тоже не помню. Какие-то люди просто. Грустные.

– Больницу-то помнишь? – добавил Шац, который ни одной эмоции на лице крановщика в том моменте не разглядел.

Ну не может человек ни разу не моргнуть, пока мать звонит и ревёт в голос и отец рядом сидит с лицом, на котором все муки описаны.

Стасян тут же кивнул. Это он помнил. С новой памятью никаких проблем. Просто старая куда-то подевалась. В каком участке мозга заблокированная лежит? Бог её знает! Люди о мозге знают меньше, чем о Дальнем космосе.

Подошли к раздатчику. Багажом оказались две раздутые армейские сумки цвета хаки. Раньше были спортивными, китайскими и не важного качества. Всё-таки не контрактниками и добровольцами поехали, а штрафниками за драку в военкомате, без «пряников». Но фронт всё исправил. И со временем сумки сами собой обновились, когда трофеи американские появились вместе с наёмниками со страны «объединённых штатов и прочих условностей».

– Их «милитари» понадёжней будет, – просвещал Шац в процессе, забирая сумку с ленты. – Любят они «армейский стиль». И ботинки у них с металлическими вставками. От мины, говорят, спасает. Но все – брехня. От мины тебя, Боря, только случай спасти может. А если направленным взрывом яйца снесло, то уже не до обуви будет.

– Но, если ботинки воду отталкивают и держат, уже неплохо, – добавил Стасян вдруг эпизод своей службы припомнив, пока сумку лямкой через плечо закидывал. – В грязи приходиться порой по самые яйца шагать. Когда таить всё начинает. Или ливень пройдёт, окопы обновлять приходится. Грунт проседает. Чернозём же, считай – сплошь, грязь. А погода всегда около нуля колеблется. Вот и получается, что днём все тает, ночью подмерзает и по новой.

– Вспомнил же? Молоток! – похлопал его по плечу Шац. – Слушай, ну начало тогда положено. Ноябрь с декабрем уже припоминаешь. Дальше – больше.

– Да что-то всплыло в моменте, – пожал плечами мотострелок, комиссованный в чине старшины с фронта и выбитый под Клещеевкой по ранению.

Он не помнил, но о том точно знал морпех и наёмник Лопырёв, который в ЧВК и званий то никаких не имел, но выполнял обязанности капитана. Он рассказывал, что там нет званий. Но есть должности и статус. И даже старший офицерский состав по зачислению имеет простые рядовые должности бойцов. А последующее повышение в статусе и должности идёт исходя из качеств бойца, его умений и профессионализма.

Сантехник хотел предложить свою помощь с сумками. Всё-таки после ранений ребята. Но оба как подняли, так и несли. Легко. Ни эмоции на лице. Ни намёка, что тяжело им. Присмотришься – не видно, что перекашивает. Мужики поджарые, подтянутые. Не только восстанавливались, но и тренировались.

«А лишних килограмм в них нету. Сгорели от недоедания», – тут же добавил внутренний голос: «Зато фитнеса было столько, что ни один персональный тренер с тобой не набегает».

Мужики, что спрятались за газетками, проводили людей с сумками пристальным взглядом, передали людям на улице, буркнув кто в кольцо, кто в плечо. А там, на улице другие ведущие уже делали вид, что курят, активно поглядывая на ведомых.

«Спецагентам всё-таки можно курить в любых местах, даже где значок с перечёркнутой сигаретой висит. И камеры умные фиксируют. Они потому и умные, что штрафы им не пришлют», – прикинул внутренний голос: «У некоторых, говорят, даже лицензия на убийство есть. Это как у солдат, только везде, не только на фронте».

Боря подсознательно готов был предъявить документы лицам с штатском или поговорить по душам в тесном кабинете. Но и на улице к ним тоже никто не подошёл.

Выдохнув, сантехник спокойно открыл пустой багажник внедорожника.

– Укладываемся.

Шац сумку аккуратно сложил, а Стасян сверху просто кинул. Сразу сползла. Сантехник тут же попытался её подвинуть к краю. Получилось с заметным трудом. Сумка точно весила больше двадцати пяти килограмм, а то и все тридцать. Учитывая, что по правилам провоза багажа в эконом-классе можно было брать от десяти до двадцати, Боря понял, что летели оба в бизнес-классе.

«А значит, билеты брал товарищ Лопырёв лично, чтобы эти тридцать на брата перевезти» – просветил внутренний голос, продолжая играть в сыщика: «Это объясняет почему оба первыми вышли и без сверки через «зелёный коридор» просочились. Но какое твоё дело? Рули молча».

Расселись. Стасян спереди, как вперёдсмотрящий. А Шац позади, сразу разувшись и устало развалившись на две трети сиденья.

Солдат может спать в любых условиях. Более того – солдат должен спать в любую свободную минуту. Когда артой обрабатывают днём и ночью, это навык первичного выживания. Чтобы дать бой, быть готовым, когда потребуется.

Едва мужики оказались в салоне, как Боря вывел автомобиль со стоянки и подкатил к КПП со шлагбаумом. Автомобиль праворульный, японский. Будка с другой стороны, от «общепринятой». Европейский стандарт против завоза с Дальнего Востока.

«Неудобно, жуть. Но прождал больше часа. Никакого снисхождения, надо платить», – прикинул внутренний голос.

Сантехник уже потянулся за бумажником в барсетке, чтобы передать через Стасяна карточку, как тот остановил рукой.

Другой рукой крановщик опустил стекло и сказал охраннику в камуфляже лоб:

– Ты вот в военной форме сидишь. И я в ней сижу. И что это значит?

– Что мы братья? – усмехнулся довольно молодой охранник.

– Какие же мы браться? – удивился Стасян. – Ты сидишь в тёплом, сухом месте и чаёк помешиваешь с чайника под рукой. Электричество у тебя есть. М свет горит. Биоунитаз, наверняка, рядом. Ещё и порнуху на телефоне смотришь. А попутно думаешь, как бы отдохнуть на выходных от этой тяжёлой работы. За коммерсов рубли из народа тянешь, короче, и в ус не дуешь. А я в холодных окопах днями и ночами не спал, в ямку срал и о чае горячем порой только мечтать мог, как и свечке в блиндаже, чтобы подсветить мышей в углу. Пожрали там наш НЗ или цел ещё? Не видно нихуя!

– И… что?

– Как что? – ещё больше удивился Стасян. – Я эту форму кровью полил, своей и чужой, чтобы ты тут сидел и скучал без всяких проблем. А ты перетрудишься кнопку нажать, чтобы меня без вопросов пропустить, коммерсам тем кровно заработанные отчисляя? Ну так извини, братан. Я тебе просто эту руку следом и сломаю, чтобы по-братски со мной горе разделил. Чтобы по-честному всё. Да?

– П…понял, проезжайте, – добавил побледневший охранник и шлагбаум поднялся.

Боря покинул территорию аэропорта и некоторое время ехал молча, не решаясь ни музыку включить, ни вопросы задать. А вопросы были.

«Например, что это сейчас произошло вообще?» – спросил внутренний голос.

– Не ну ты слышал? – хмыкнул крановщик. – В родню ко мне набивался.

– Стасян… – проникновенно начал было Боря, желая объяснить, что раньше он так себя не вёл и скромнее был. И дело совсем не в других людях. А в нём было.

– Оставь его, Боря, – донеслось от Шаца с заднего сиденья. – Он так у стюардессы все закуски и выцыганил. В больнице ещё научился плохому. У одного залётного. Пригодилось, чтобы витаминки клянчить. Считай, новый навык освоил, пока часы между приёмами пищи считал. Морда же большая, жрать хочет.

– Чё сразу морда? – возмутился крановщик. – Аэропорт – это общественное место. И земли вокруг него – общественное достояние. То, что хитрожопые ублюдки загородили тут всё и машину вообще некуда поставить, это не их право. Это их беспредел и наше бесправие! Ну давайте все стоянки сделаем платными вокруг аэропортов железнодорожных вокзалов и автовокзалов следом? А? Билеты-то всем бесплатно раздают. Да? Или нет? А может человек всё же за них платит, чтобы из пункта А в пункт Б себя доставить? Или родных и близких встретить, которые тоже не бесплатно прилетели, приехали или приплыли. Так, мужики? Ну что за хуйня то получается в конечном итоге? Почему мы за всё по несколько раз платим?

Боря молча до бардачка дотянулся, открыл, достал шоколадку и протянул голодному оратору. Крановщик тут же заулыбался. Обрадовался, как ребёнок подарку «от зайчика». И зашелестев обвёрткой, только добавил:

– О, с орехами! Моя любимая.

Если голодный народ готов поднять бунт, то сытый отложит этот вопрос на попозже.

Боря только взгляд Шаца в зеркало заднего виденья поймал и спросил:

– Может, он просто вредничает, когда голодный?

Шац лицо локтем прикрыл, ответил устало:

– Честно говоря, он с тобой за пять минут по делу больше наговорил, чем со мной в больнице и санатории за месяц. Влияешь ты на него походу. Так расшатывай. Может, чего и выйдет.

– Он же просто сейчас точь-в-точь как Степаныч говорил, – добавил Глобальный. – Может, всплывает что-то в голове? Людей вспоминает? Их манеры общения перенимает? Так как своей не помнит?

– И плохому учится, если рядом козлы попадаются, – хмыкнул Лопырёв. – Мы же того типа в больнице пробили потом. Устроил себе самострел, а делал вид, что пулю за целую роту словил. И требовал к себе соответствующего обращения. Герой, бляха-муха.

– А что, такое тоже бывает? – удивился сантехник.

– Боря на фронте бывает всякое. Но мужики, которые через него прошли, попроще себя ведут. Холериков-то давно выбили. Меланхолики сами на нет сошли. Только сангвиники и флегматики, считай и держатся. Одни говорят, что к концу года всё закончится и верят в лучшее, а другие не говорят давно, а просто ждут, когда уже закончится.

– Бля… где бы руки помыть? Липкие, – облизал пальцы от шоколада Стасян тем временем. – А почему вы делаете вид, что меня радом нет? Мы настолько дружны были, что при мне разговаривать обо мне можно?

Боря, не отрываясь от дороги, следом крышку поднял между сиденьями, достал влажные салфетки и на коленки грязнули бросил, добавив:

– Были, есть и будем. Сантехники своих не бросают.

– О, кстати, сантехник, – снова обрадовался крановщик. – А почему кипяток в трубы нельзя лить? Мы с мужиком в палате как-то пельмени в кружке литровой на свечке сварили, а потом от уборщицы пизды получили, пока воду сливали верхнюю сливали. Ну, где всякая херня всплыла.

– А ещё вопросы сыплются от него всё время, – вздохнул Шац и совсем на сиденье прилёг, мгновенно отрубаясь под шум дороги и лёгкую вибрацию корпуса.

Чисто – курорт. Совсем не так, как в старом советском бронетранспортёре кататься, где подвеска словно из дореволюционной кареты взята со всей шасси и трясёт, как на аттракционе.

– Я как про раковину подумал, тут же и всплыл вопросик, – снова улыбнулся подобревший от сладкого Стасян. – А то мы ещё рожек сварить хотели с тушёнкой, но тару медсёстры забрали. Мензурки в ней потом кипятили. Под таблетки и всякое. На общее дело отдели, не жалко.

Боря мельком взглянул на крановщика. Сейчас как Тот Самый Стасян говорит.

«Значит, отвечать не только можно, но и нужно, чтобы Другого, чужеродного выдворить», – тут же отрекомендовал внутренний голос.

– Так всё просто, Стасян, – улыбнулся сантехник, благо что вопрос был по его профилю. – Очень горячая вода может повредить трубы. Ну вот которая кипячёная. А если масло сливаешь, что температуру кипения имеет в два раза выше, вообще труба… трубе.

– Да, но… почему? – понял, но не принял такого положения вещей крановщик, который при таком подходе мог и руку в костёр сунуть, чтобы проверить.

– Да потому, что сейчас большинство труб изготавливаются из поливинилхлорида, – объяснил Боря, прикидывая про себя стоит ли Стасяну снова про пальцы и розетки рассказывать или и так знает? – Это прочный и экономичный полимер. Он делает трубы износостойкими, лёгкими, долговечными и инертными к коррозии. Но трубы рассчитаны на горячую воду до 65 градусов. То есть по горячей трубе никогда не течёт крутой кипяток под сотку. Максимум 60-70 градусов. Так что, когда обдаёшь трубы изнутри субстанцией свыше этой температуры, на первый раз трубы простят. Но со временем лопаться начнут, трескаться. А там один шаг до протечек. Понял?

– А, так мы просто пытались поломать нахрен раковину, выходит, – понял Стасян. – Принято!

– Не, есть сливные трубы прочнее пластиковых, – продолжил ликбез сантехник, не спеша на дороге выдавливать из автомобиля максимум. – Из меди, железа или оцинкованной стали. В такие сливать кипяток можно, но обычно их делают для чего-то особенного. В лабораториях ставят, например. Или на производстве. И ещё учти, что трубы такие может и ставят, но сплошь металлом всё тоже сложно вывести. Потому на стыках чаще делают пластиковые и резиновые соединения, которые первыми и выйдут из строя. Так что широкий ты вопрос задал, Стасян. Сразу не ответить. По ситуации смотреть надо.

Оба замолчали и позади послышалось сопение на грани храпа. Не сильный, не бесячий, но есть. И никуда от него не деться. Шац словно сошёлся на такой тональности, чтобы и спать в любой позе, хоть голову запрокинув, и не быть придушенным носком за посторонние звуки в купе или самолёте. И особенно в спальной комнате, когда рядом своя половинка будет лежать.

– К храпу в блиндажах все давно привычны, – добавил Стасян, снова что-то вспомнив. – Послушав пару дней разрывы от обстрелов, на такие мелочи просто не обращаешь внимания. Вот спорим на шоколадку, что за двадцать секунд смогу уснуть?

Боря улыбнулся украдкой. Понятно, что дело в шоколадке, а не споре. Знал бы, что таким образом крановщика подлечить быстро можно и на путь верный выздоровления вывести, весь багажник бы ими забил.

«А теперь придётся до ближайшего магазина терпеть с исцелением», – проворчал внутренний голос.

Потому только разговоры, без споров:

– Верю, Стасян. Ты это… – и сантехник дал профессиональный сосет. – Когда в следующий раз вздумаешь кипяток в раковину слить просто разбавь его с холодной водой. А если не в терпёж, хотя бы кран с холодной включи на максимум, пока с кастрюли кипящее варево сливаешь. Оно все смешается и урона будет меньше.

– Принято, – повторил крановщик, прислонил голову к корпусу автомобиля, свернув набок и тут же засопел. Даже двадцати секунд не прошло.

Слушая сип, хрип и подвывание уже с двух сторон, Боря хотел уже негромко музыку включить или хотя бы новости на радиостанциях послушать, но следом телефон зазвонил.

Подхватил, а там «Лёха».

Если сестру Глобальный заблокировал после её попытки считать отцом какого-то конченного мудака, что вдруг о ней вспомнил, а не двадцать пять лет растил, как приёмный, то к её мужу Боря претензий не имел.

Пришлось отвечать на звонок.

– Да, Лёх?

– Боря, здорова. Куда пропал?

– Да так… суета, – чисто физически не мог перечислить всё, что с ним произошло за последнее время Борис Глобальный. – А что?

– Борь… – даже набрал побольше воздуха в грудь Лёха. – Мы это… Пашку крестить хотим.

– О как, – принял к сведению эту информацию Глобальный.

– Да и вот в чём дело, – продолжил на одном дыхании муж Дуни. – Хотим, чтобы ты был крёстным отцом… Ты согласен?

Боря аж растерялся. Ну хотя бы потому, что сам не крещённый. И в семье никто не крещённый. Куличи едят, конечно, и на улице пароль отзыв на «Христос воскрес» знают, но ничего сверх того.

– А ты сам-то крещённый? – только и спросил Боря.

– Я? Нет. Я в это всё не верю, – ответил программист и признался. – Мы же больше за Матричного бога топим. Весь мир – матрица и иллюзия. Ну, проекция, то есть. луна вон – вообще голограмма. То есть, то нет… да шучу!

«Мракобесия и юмор, моё любимое блюдо», – хмыкнул внутренний голос.

– И я не крещённый. И мать. И Дуня, – перечислил потенциальный крёстный отец.

«Хотя сестра до замужества вроде бы спала с одним христианином. Тот богом клялся, что женится, но вроде бы православие половым путём передаётся. Это же не триппер. Это болезни от удовольствия бывают, а к вере прийти надо!» – возмутился следом внутренний голос.

– Так, если у нас все в семье не крещённые, то почему оба не крещённых родителя вдруг решили покрестить ребёнка? – спросил Глобальный исходя из соображений логики.

– Резон в твоих словах есть, но он что-то кашляет. И Дуня решила, что лишняя защита не помещает. Так что надо заняться этим вопросом, Боря, – ответил Лёха, сам не зная чёткого ответа на вопрос «зачем?». Но на всякий случай снова спросил. – Так ты как? Будешь крёстным или нет? Насчёт крёстной мы ещё думаем.

– Для Пашки я кем угодно буду. И всё, что угодно сделаю, – ответил Боря, но всё же уточнил. – Но ты же понимаешь, что я в этом ничего не понимаю? Я же даже в церкви никогда не был.

– И я, Боря. И я, – даже посочувствовал Лёха и тут на фоне послышался детский плач. – Ладно, братан. Ты тогда узнай там всё. Что да как. А нам потом расскажешь.

– Где узнай? У кого узнай? – слегка опешил сантехник. – Ты, может, через поиск вобьёшь?

– Ты же на машине, – ответил программист. – Заедь в любой храм. Узнай офлайн, так сказать. Помоги разобраться, в общем.

– Так у вас храм на соседней улице!

– Я в магазин, Борь. За памперсами, – тут же пошли отмазки. – Потом ещё в поликлинику надо. Дуня говорит, пятна у него какие-то за ушком. Посмотреть надо, что такое. Короче, в моём мозгу слишком много открытых вкладок, всё не успеваю. Выручи.

– Ладно… заеду, – сдался сантехник, и отключил связь, пока программист ещё какие-нибудь себе задания на день не придумал.

А заехать можно. Всё равно хотел крановщику за шоколадками остановиться.

– Храмов теперь вокруг столько, словно с магазинами за посетителей соревнуются, – пробурчал разбуженный разговором Стасян. – Как говорится, не хлебом единым ссыт человек.

– Сыт! – поправил Боря.

– Точно, надо отлить, – тут же донеслось с заднего сиденья от Шаца. – Борь, раз такое дело, давай уже где-нибудь остановимся. Я если трезвым к храму подойду, меня молнией переебёт.

– А бухим типа – можно? – уточнил сантехник.

– Конечно! Пьяных Бог бережёт, – донеслось от Шаца следом и Лопырёв тут же уточнил. – На мирной территории. А на «передке» Бога нет, Боря. Одни иконки. Как у пьяного таксиста на лысой резине, что выехал с верой в лучшее.

– У нас в отделении мусульманин был. Ну как мусульманин? С Казани. «Муха», – тут же включился в разговор Стасян, вновь приход памяти словив. – Пять раз в день молился. Ну а чего? Зато для спины полезно. Прогибы. Ты видел хоть одного мусульманина, который до пола лбом коснуться не может от лишнего веса? А всё потому, что в тонусе себя держат и растяжку любят. У нас, говорят, раньше тоже поклоны бить любили, но потом как-то сошло на нет. Так вот, по Мухе часы можно было сверять. Молился себе, никому не мешал. А у нас же как? Да хоть по сто раз на дню молись. Никто ему слова не сказал против. Тут же поводы одни: патроны не подвезли – молись. Жрать нечего – молись. Распутица – молись, дождь – молись, снег – молись, полёвки в спальном мешке с тобой ночуют – вроде какое-никакое домашнее животное завелось, приятно, а всё равно молись, чтобы заразу не словить и чумку какую.

– А кошку завести? – уточнил Боря.

– Кошки в окопах и при блиндажах долго не живут, – прояснил Стасян. – Глохнут от разрывов. Потом ни на что не реагируют, охотиться перестают. Собаки тоже сначала подвывают, а потом уже перестают обращать внимание. Только человек один, пакость такая, считай и может приспособиться под обстрелами жить или по подвалам выживать. Ко всему привыкает и с богом у него свой диалог в таком случае начинается, личный, лучше не лезть. Ну а когда стреляют, Боря – молись вдвойне. Прилёт – втройне. На любом языке молись, любым богам. Только бы о смерти не думать.

– Стасян, – буркнул Шац. – Что-то ты распизделся. Давай к сути.

– Короче, только когда артобстрел был, и капитан всех в блиндажи загонял, молитвы свои Муха пропускал, – продолжил крановщик. – Так и говорил нам: «молитва – диалог с богом, а прилёт – прямая к нему дорога. А я на тот свет не тороплюсь. И вообще, на войне пропускать молитвы можно. Тут каждый день с молитвы начинается и ей заканчивается». Так что не прав ты, Шац. Бог есть везде. А на фронте его вообще доебени матери! И у каждого свой, считай, персональный.

– Так, в моей машине не выражаться, – тут же прервал Боря, уже пытаясь на себя примерить роль добропорядочного христианина.

Раз мелкому надо, то придётся проникнуться. А значит, пора начинать думать о добродетелях, как и привык при взаимодействии с кармой. Это при том, что когда увидит чёрную кошку, через правое плечо поплевать надо, конечно. Или бабку какую с пустыми вёдрами припугнуть на трассе.

Суеверий, как и веры, много не бывает. Лишь бы человек не скучал, пока жить не только для себя, но и для других научится.