Мы спали, и я видела сон, но не была одинока в этом сне. Рядом со мной был Шолто, я сжимала его большую ладонь. Мы держались за руки, потому что розовая лоза на наших предплечьях снова была настоящей, снова живой, связывая нас друг с другом, она двигалась как что-то гораздо более живое, нежели обычная роза. Ее шипы врезались в наши руки, объединяя наши плоть, кровь и жизни. Голова Шолто вновь была увенчана венком из трав и белых, розовых и лавандовых цветов. Я чувствовала венок и на себе, зная, что это была омела с белыми розами. На мне было белое струящееся платье, а на Шолто белая туника с брюками, заправленными с серебристо-серые ботинки. «Почему я босиком?» — удивилась я и не успела сделать и шага, как почувствовала на своих ногах сандалии на плоской подошве. Видимо, нужно было просто попросить.
— Мередит, — тихо позвал Шолто, — где мы?
Мы стояли посреди плоской равнины с короткой, скудной травой и колючими, сухими сорняками. Земля, видневшаяся среди растений, была иссушенной и темно-коричневой; этой почве очень не хватало воды, но это не было неплодородными песком и камнями, что я видела прежде. Более того, подняв взгляд, я заметила недалеко небольшой домик. Он выглядел старым и потрепанным, но вполне «нормальным» или, лучше сказать, типичным для Среднего Запада Америки.
— За нами дорога с линиями электропередач, — сказал Шолто.
Я обернулась, обнаружив, что он прав. Эти земли казались высохшими и запустелыми, но все же были похожи на фермерские угодья Среднего Запада, и вдалеке и впрямь стояли домики на более облагороженных землях. А вокруг этого дома земля была пустой, сарай рядом с ним буквально рухнул на остатки сельскохозяйственной техники, проглядывающей сквозь лозу, которая и разрушала доски сарая, и вместе с тем скрепляла их вместе.
— Полагаю, мы где-то в Штатах, может, на Среднем Западе, но здесь земля засушливее, чем в Миссури или Иллинойсе, и растения другие.
— Я думал, ты являешься только в пустыне, где сражаются твои солдаты.
— Так и было, до сих пор, — ответила я. Солнце сияло над нашими головами. Мы были бы как на ладони, если бы по дороге проехала машина. Прежде меня могли видеть только солдаты и те, с кем они сражались, насколько мне было известно, но если кто-то сфотографирует нас здесь, то это фото окажется в интернете уже через секунду. Я отбросила мысль об этом и попыталась «почувствовать», кто позвал меня и зачем. Раньше всегда под угрозой были жизни людей. Но какая опасность может таиться здесь, и кто может быть под угрозой?
— Я думал, ты путешествуешь во сне по поручению Богини, — сказал Шолто.
— Так и было, до сих пор.
Я уставилась на дом с ветхим сараем. Мне казалось, что это и есть наша цель, но я не была уверена. То, что я появилась именно здесь, а не в какой-то далекой стране, меня смущало, да и Шолто рядом со мной тоже озадачивал.
— Я первый из твоих мужчин, кого Богиня отправила вместе с тобой? — спросил он.
— Да, — ответила я.
Он улыбнулся на это, сказав:
— Я польщен.
Аромат трав и роз стал насыщеннее, как будто мы прогуливались по саду среди рядов шиповника, а не стояли на неплодородном дворике с запахом жухлой травы с примесью горечи сорняков, высушенных на солнце. Здесь не было так же жарко, как в пустыне, в которой я бывала прежде, но все же гораздо жарче, чем в Лос-Анджелесе.
Я улыбнулась тому, что он был счастлив быть со мной, не зная даже, ни зачем мы здесь, ни где мы находимся. Я сжала его ладонь чуточку крепче, и розовая лоза затянулась туже, как будто тоже была рада за нас. Это должно было быть болезненным, но не было, как и тогда, когда Богиня обручила нас, чувствовалось лишь давление, хотя крови и было немного больше. Сухая земля жадно впитывала нашу капающую кровь, для почвы и растений это лишь влага.
— Почему мы здесь как пара?
— Я не знаю, — тихо ответила я, мы не шептались, но голоса звучали приглушенно, как бывает у людей в церкви порой, когда они знают, что Господь рядом.
— Твоя корона всегда материализуется во сне и видении?
— Нет, почти никогда.
— В доме кто-то из солдат?
— Думаю, да, — ответила я, но меня… отвлекал и смущал тот факт, что Шолто отправился вместе со мной. Я спала, касаясь при этом многих других мужчин, но они никогда не путешествовали вместе со мной. Почему же Шолто? Почему сейчас? Почему в наших «свадебных» нарядах? Я постаралась оставить эти вопросы, чтобы услышать послание Богини. Как только ты начинаешь слишком громко думать, ты перестаешь слышать Бога или Богиню.
Я сделала глубокий вдох, закрыла глаза и успокоила свои мысли, а теплая и крепкая ладонь Шолто в моей была частью этой безмятежности. Моего лица коснулся ветер, и я вскинула голову, так и не открыв глаз, зная, что идти нам нужно именно в дом. Трудно это объяснить словами, но я «знала» это так же, как цветы знают, когда всходит солнце, это так просто и вместе с тем сложно. Я направилась к дому, потянув Шолто за собой. Он не задал вопроса, просто пошел за мной, в этом и заключается вера. Не знаю правда, вера в Богиню или меня, или в нас обоих, но я с верой шла вперед, и он точно так же шагал рядом со мной. Мы раскрасили землю своей кровью на своем пути и украсили ею свои белые одежды, когда сухой и горячий порыв ветра взметнул мое платье. Капли нашей крови на белой ткани были похожи на картины Джексона Поллока[31].
Большая часть краски на доме облезла, отчего он стал видавшего виды серого оттенка, бревна все были в рытвинах и отметинах, как будто испещрены мелкими, острыми предметами, но я-то знала, что это результат воздействия лишь ветра, дождя, зноя и времени. Дома нуждаются в любви и заботе так же, как животные и люди, без них наше жилье начинает стареть и погибать, как и мы. Этот дом не знал любви уже очень давно.
Мы поднялись по покосившимся, кривым доскам крыльца, и я потянулась к сетчатой двери. Сетка была разорвана достаточно давно, чтобы обесцветиться по краям, при такой жаре и недостатке внимания она становится ломкой.
Внутренняя дверь была облезлой и так сильно покосилась, что открыть ее было нелегко. С помощью Шолто вместе мы отворили ее. Должен был бы раздаться чудовищный треск ломающегося дерева и скрежет металла, но его не было. Дверь открылась так бесшумно, словно была недавно смазана и уже открывалась мгновеньем раньше, хотя мне было известно, что прошли как минимум недели с тех пор, как она использовалась. А за бесшумным открытием двери последовала другая абсолютная тишина, как будто сам мир затаил дыхание. Гостиная, что я увидела, была покрыта слоем пыли, пол завален почтой, как будто месячные счета заслуживали того, чтобы их просто сбросили на пол. Кушетка прогнулась под кучей вязанных шерстяных пледов и подушек. Маленькая серая кошка свернулась на подушке, моргая на нас огромными желтыми глазами. Интересно, видела ли она нас?
Как будто отвечая на мои мысли, кошка одним изящным движением спрыгнула с кушетки, направившись к единственному коридору слева. Она оглянулась на нас и жалобно мяукнула, дернув хвостом.
— Она чего-то хочет, — сказала я.
— Меня больше интересует, чего хочет Богиня, — ответил Шолто.
Кошка одарила его недружелюбным взглядом, а затем посмотрела на меня, отмахнувшись от Шолто, ну или мне так показалось. Аромат трав и роз стал гуще.
— Как будто стоишь под солнцем в саду, полном трав и роз, их аромат усилился. Почему?
— Кошка знает, куда нам нужно идти, — сказала я, направившись к ожидающему нас животному.
Кажется, Шолто хотел возразить, но в конце концов просто последовал за мной. Ему это давалось проще, чем любому другому из моих мужчин, учитывая, что он сам был королем, и это впечатляло.
Серая кошечка вышагивала перед нами, высоко задрав хвост, легонько подергивая его кончиком. Она остановилась у первой закрытой двери. Это была другая сетчатая дверь в конце коридора. Интересно, может, кто-то прошел через нее, или никто не заходил в дом и не покидал его? Ну нет, кошка была уж очень домашней, очень ухоженной, она не могла быть одна на протяжении нескольких месяцев.
Кошка коснулась своей крошечной лапкой двери и посмотрела на меня этими ярко-желтыми глазами, снова жалобно мяукнув.
— Хватит, Клео, хватит ныть там за дверью, — раздался мужской голос. — Я оставил Джошу сообщение, он о тебе позаботится.
Кошка снова замяукала и поскребла дверь.
— Прекрати! — прикрикнул мужчина.
Кажется, я узнала голос.
— Бреннан, — тихо позвала я.
— Кто здесь?! — голос прозвучал резко, почти в панике.
— Бреннан, это Мередит.
— Мередит, ты не можешь быть здесь. Я сошел с ума.
Кошка снова коснулась лапкой двери. Свободной рукой я потянулась к дверной ручке и открыла ее. Кошка скользнула за дверь сразу, как только смогла протиснуть свое тощее тельце в щель. А вот чтобы мы с Шолто могли пройти, нам пришлось открыть дверь шире.
Кошка уже ластилась о ботинки мужчины, когда мы наконец предстали его взгляду. Его пустынный темный загар сейчас посветлел, но большие карие глаза и короткие темные волосы были все теми же. Волосы немного отрасли, но теперь я узнала его лицо. Одной рукой он сжимал шнурок на своей шее, а другой — оружие. Оно было похоже на глок, но я по пушкам не эксперт. Могу узнать те, из которых сама стреляла, либо которые частенько используют наши люди.
Он недоуменно моргнул, словно не был уверен в том, что видит.
— Мередит, ты не похожа… С тобой кто-то есть? Ты кого-то держишь за руку?
— Почему он меня не видит? — спросил Шолто.
Я этого не знала, а вслух ответила:
— Да, со мной Шолто.
— Почему я не могу рассмотреть его?
— А что ты видишь? — уточнила я.
— Это похоже на зной в пустыне, воздух дрожит, пока ты не начинаешь думать, что видишь то, чего и нет на самом деле.
Я втянула Шолто на шаг глубже в комнату за наши связанные руки. Судя по взгляду Бреннана, Шолто должно быть просто появился из ниоткуда: в одного мгновенье это был лишь дрожащий воздух, а в следующее — он предстал в своей полной форме, крепкий и очень реальный.
— Какого черта! — воскликнул Бреннан. Он был встревожен настолько, что кошка отшатнулась от него, зашипев, как будто он ненароком ушиб ее ногой.
— Прости, Клео, ты в порядке?
Бреннан потянулся к кошке рукой, которой до этого сжимал амулет на шее, хотя «амулет» не совсем подходящее слово. Это был длинный, темный осколок, вокруг верхушки которого был обернут кожаный шнурок, и осколок висел, острием указывая на маленькую впадинку у основания его шеи. Судя по цвету, моя кровь все еще могла быть на нем. Этот осколок был частью шрапнели, используемой в бомбе. Каждый поразивший меня осколок был окроплен моей кровью в ту ночь, когда я исцеляла людей, и все исцелившиеся солдаты собрали эти осколки, сохранив их как своего рода талисман. Полагаю, изначально это было суеверием, обещавшим им жизнь, но впоследствии стало чем-то большим. Эти осколки стали их крестами, их святыми предметами, дающими прямую связь с божеством. И каким-то образом этим божеством была я. Через эти кусочки металла до меня доходили их молитвы, если их нужда была достаточно отчаянной, но сейчас мы были не на поле боя в пустыне.
Я посмотрела на оружие, что он до сих пор сжимал в руке, пока пытался подманить кошку ближе, припомнила, как он говорил о ком-то, кто присмотрит за животным, и поняла, что эта комната и была полем битвы.
— Ты взывал ко мне, Бреннан, — сказала я.
Он оставил попытки приманить кошку и покачал головой.
— На этот раз я не призывал тебя кровью, металлом и магией, Мередит. Я не ранен.
Он вскинул руки, словно демонстрируя, что он цел и здоров.
— Не всякая рана кровоточит, — заметил Шолто.
Бреннан взглянул на него.
— Я видел тебя, когда приезжал к Мередит в Лос-Анджелес, но не видел на тебе корону, ни на одном из вас, — он хотел было взмахнуть той рукой, в которой держал пистолет, но остановился на середине движения и указал свободной рукой. — Это что вообще такое?
— О чем ты думал пару минут назад? — спросила я.
Он покачал головой.
— Не важно.
— Бреннан, ты сжимал в руке осколок на своей шее и молился. Молился о чем-то достаточно важном, чтобы призвать меня сюда вместе с Королем Шолто. Что это было?
Он снова покачал головой.
— Нет.
— Бреннан, ты молился Богине, и я здесь. Расскажи мне.
Он снова взглянул на нас.
— Почему ваши руки связаны?
— Так Фэйри и Богиня обручили нас, — ответила я.
— Что ты имеешь в виду? Обручили?
— Это означает, что мы женаты, правда без официальных документов.
— Богиня лично обвенчала нас, — сказал Шолто. — Именно так когда-то и проходили все свадьбы между королями и королевами.
Я улыбнулась ему и привстала на цыпочки, предлагая поцелуй.
— О боже, — едва ли не всхлипнул Бреннан.
Я обернулась к нему.
— Что? Что такое? Чего ты так страстно желаешь, что чуть не застрелился?
Бреннан посмотрел на оружие в своей руке, как будто почти забыл о нем.
— Какая патетика.
— Ты призвал нас сюда из Лос-Анджелеса… По крайней мере причину сообщи, — сказала я.
Он кивнул, как будто это для него имело смысл.
— Ладно, ладно, это честно.
Он сжал пистолет обеими руками не так, как будто собирался воспользоваться им, а скорее так, как будто тот дарил ему чувство успокоения. Бреннан заговорил, не глядя на нас:
— Джен встречается с кем-то, и все серьезно. У него есть деньги, милый домик, хорошая работа, черт, даже бывшая жена только хорошо отзывается о нем. У них маленькая девчушка, и они похоже совместно заботятся о ней, не устраивая уродливых сцен, как делает большинство. Джен достойна такого хорошего человека. Того, кто способен дать ей все, чего не могу я. Того, кто не безумен. Того, кто не просыпается в холодном поту, хватаясь за ствол.
Бреннан взглянул на нас, и на лице его отразилась такая душевная мука.
— Я же могу случайно ранить ее. Меня терзают воспоминания, кошмары. Что если я сорвусь во время одного из них? Я не вынесу, если обижу ее. Я лучше умру, чем пойду на такой риск.
Шолто шагнул к нему, потянув меня за собой.
— Так ты решил покончить с собой вместо того, чтобы признаться этой женщине в любви?
Бреннан казался удивленным, глаза широко раскрыты, а затем он ответил:
— Нет, она знает, что я люблю ее. Я говорил ей, как и то, что я ей не подхожу. Да прямо сейчас я вообще никому не подхожу, не в таком состоянии.
— Ты нашел консультанта, о котором мы говорили, когда ты приезжал к нам? — спросила я.
— В Управлении по делам ветеранов[32] есть списки ожидающих, а я не могу себе этого позволить. Ферма загибается. Отец, должно быть, в гробу переворачивается от того, что Джош забросил это место.
— Кто такой Джош? — спросила я.
— Мой брат, младший братишка, предполагалось, что после смерти отца он наймет рабочих на ферму, но он ничего не предпринял. Он получил диплом и нашел хорошую работу, красивую жену и завел ребенка. Он как будто пошел против всего, чему нас учил отец, или не хотел вспоминать, откуда мы родом. Эта земля принадлежала нашей семье на протяжении четырех поколений, а теперь отходит банку, потому что мой братишка не удосужился позаботиться об этом. Он лгал мне в своих письмах, по телефону, глядя прямо в лицо по скайпу, он, мать твою, лгал мне, говорил, что все уладит. Вот и уладил.
Он рассмеялся, но этот смех был таким горьким, что его стоило назвать как-то иначе.
— Как могу я тащить за собой на дно Джен? Я почти потерял все. Я не могу так с ней поступить.
— У нее есть работа? — спросила я.
— Ее семья владеет хозяйственным магазином и рестораном. Она управляет магазином, а по выходным помогает в ресторане.
— И как идет бизнес? — спросила я.
— Хорошо, у них все хорошо.
— Тогда как ты можешь потащить ее на дно за собой? Ты же ничем не угрожаешь ни ее работе, ни делу ее семьи, верно? — уточнила я.
— Нет, я хочу сказать, что ее семья прекрасные люди. Отец Джен предлагал мне работу, но я знаю, что это она его заставила.
— Ты мог выполнять эту работу? — спросил Шолто.
Бреннан посмотрел на него и кивнул.
— Ну да, то есть я работал в их магазине в старшей школе. Я в курсе дел.
— Так может им нужна помощь? — предположила я.
Он, казалось, задумался над этим, посмотрел на пистолет в своей руке, затем на нас и наконец остановил свой взгляд на мне.
— Я едва не застрелился, ты права, потому что не смог сберечь семейную ферму. Я оставил на телефоне брата сообщение, попросил его позаботиться о Клео, о кошке, и сказал, что не хочу видеть, как ферму заберет банк.
— Хотел убедиться, что он точно будет сожалеть и чувствовать свою вину, — сказала я.
— Полагаю, что так. Богиня, это так патетично, — он положил пистолет на стол и посмотрел на нас. — Думаю, сегодня я не покончу с собой.
Это «сегодня» мне не понравилось, но по одному сражению за раз. О победе в войне мы побеспокоимся позже.
— Ты пришла, чтобы помочь мне сохранить ферму семьи? — спросил он.
— Не думаю, — ответила я. — Не о деньгах ты думал, когда только что молился.
— Черта с два, я думал о том, где взять столько денег, чтобы сохранить эту землю.
— Не тогда, когда молился мне, — сказала я.
Бреннан нахмурился и снова коснулся осколка, привычным жестом сжав его в руке.
— Я думал о Джен, о том, как сильно люблю ее.
— Ты призвал меня любовью, металлом и магией, — заключила я, улыбнувшись.
— Любовью, не кровью, а любовью.
Аромат трав и роз снова стал насыщенным и ярким.
— Да, Бреннан, ты призвал меня, призвал нас, любовью.
— Я чувствую запах роз и… сада.
— Прими предложение отца Джен о работе, — посоветовала я.
— Я не могу так поступить с ними. У Джен серьезные отношения с действительно хорошим парнем.
— Он лучше тебя? — спросила я.
— Не лучше меня, но лучше для нее.
— Он сильнее тебя? — спросил Шолто.
— Нет.
— Лучше как воин?
Бреннан снова рассмеялся, но на этот раз ему и правда было весело.
— Нет.
— Может, он привлекательнее тебя? — спросила я.
Над этим вопросом Бреннан задумался и в конце концов ответил:
— Мы разные, но он неплохо выглядит. Он привлекателен, но его внешность мягче, если вы понимаете, о чем я.
— Понимаем, — заверила я.
— Так значит ты сильнее, как воин лучше, и вы оба одинаково привлекательны. Так в чем этот мужчина лучше? — спросила Шолто.
— У него есть деньги, успешная работа, и он не псих.
— А она нуждается в деньгах? — уточнила я.
— Нет, Джен не такая, и я же сказал, что дело ее семьи идет в гору. Она фактически управляет магазином, как своим собственным. Вот почему ее отец хотел, чтобы я работал вместе с ней, они не могут найти хорошего помощника.
— Ее впечатляет его работа? — спросила я.
Он улыбнулся.
— Да нет, не особо. Она говорит, что он для нее слишком амбициозен. Он хочет уехать отсюда, а она не может оставить родителей. Она любит свой магазин и этот город, всегда любила.
— Так значит единственная причина, почему ты должен отказаться от работы, не признаешься в любви и не женишься на этой женщине, в том, что ты, в отличии от него, не в себе? — спросил Шолто.
Бреннан похоже снова задумался над этим.
— Видимо так, но со мной правда небезопасно.
— Ты кому-то уже навредил? — спросила я.
— Нет, еще нет.
Именно Шолто догадался об этом:
— Один из твоих сослуживцев кого-то ранил.
— Как ты узнал?
— У тебя ПТСР[33], - сказала я. — Как и у меня, как у многих из нас, но мы никому не вредим. Мы занимаемся с терапевтом, беседуем с друзьями, с семьей, с другими солдатами, с другими выжившими и исцеляемся. Находим свою любовь, — я улыбнулась Шолто.
Раздался стук в дверь, нет, кто-то в нее врезался, словно она закрылась так же плотно, как и была, когда мы открывали ее. Было слышно, как кто-то бежит по дому, а затем распахнулась сетчатая дверь, и кто-то бросился по коридору. Я сперва подумала, что это, должно быть, брат, но затем услышала крик женщины:
— Бреннан, чтоб тебя, лучше бы тебе быть живым, не то я тебя прикончу!
Бреннан замер.
— Это Джен.
Мы с Шолто увидели, как в комнату ворвалась женщина с короткими темными волосами. Она взглянула на Бреннана и пистолет на столе, подбежала к нему и толкнула его в грудь, так сильно ударила по лицу, что тот покачнулся.
— Твой никчемный брат рассказал мне о сообщении, что ты ему оставил. Я оставила на него магазин, предупредив, что, если за это время из него что-нибудь стащат, я засажу его за решетку. От Джоша никогда не было толку.
Бреннан просто уставился на нее, полагаю, он потерял дар речи от удивления. Он взглянул на нас, но женщина нас не замечала или не видела.
— Джен… — начал он.
— Не дженкай мне, Брайан Фицджеральд Бреннан. Ты с собой не покончишь, ты меня не оставишь только потому, что потерял семейную ферму. Это же всего лишь земля, всего лишь дом, — она схватила его за плечи и встряхнула. — Я здесь, настоящая, и я люблю тебя. Не отталкивай меня, чтобы я вышла замуж за Томми.
Бреннан держал ее за руки, чтобы она больше не трясла его.
— Я думал, ты его любишь.
— Нет, он очень милый, но такой зануда. Я терпеть не могу зануд, ты же знаешь.
Он рассмеялся.
— Я помню.
— С тобой мне никогда не было скучно, Брайан, никогда. Ты единственный мужчина, с которым мне не было скучно, даже когда мы были детьми.
— Я люблю тебя, Джен. Прости.
— Простить за то, что любишь меня. Или за то, что ты едва не совершил эту глупость, чуть все не разрушив? — она указала на пистолет.
— За последнее, потому что Дженнифер Элис Уэллс, — он опустился на одно колено, — если ты позволишь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не скучала до самого конца нашей долгой и захватывающей жизни.
Она заплакала, и я вместе с ней.
— Конечно, позволю, глупый ты мужчина, да, позволю.
Бреннан обхватил ее за талию и поднял женщину в воздух. Серая кошка Клео уселась на полу и замурлыкала. Бреннан опустил Джен со словами:
— Спасибо тебе!
— Пожалуйста, — ответила она, смеясь и плача.
— Она нас не видит, — тихо проговорил Шолто.
Я покачала головой. Я думала, нам нужно выйти из дома, чтобы освободиться от видения, но комната уже начала рассеиваться. Последним, что мы увидели, был поцелуй этих двоих. Мы с Шолто обнаженные проснулись на побережье Западного моря в постели, усыпанной белыми розовыми лепестками, веточками тимьяна и розмарина с деликатными цветами, все еще украшавшими его корону.
Шолто с улыбкой повернулся ко мне. Наши руки больше не были связаны, но парные татуировки розовой лозы на них излучали голубое сияние. Шолто поднял руку, рассматривая это мерцание, а затем положил ее возле моей.
— Они молят тебя о защите и плодородии, но за что отвечаю я?
— За любовь, очевидно, — ответила я.
— За любовь? — повторил он.
Я кивнула.
— Ты же был там, Шолто. Она была его истинной любовью, а он ее. Может, ты отвечаешь за брачные союзы?
— Король Слуа, Король Кошмаров, Извращенная Тварь Королевы, Повелитель Теней, называемый за спиной Отродьем Теней. А теперь ты говоришь мне, что я божество любви и брачных союзов?
— Именно, — подтвердила я.
Он улыбнулся, затем усмехнулся и сказал:
— Я… Бог любви и брачных союзов.
Откинув голову назад, он захохотал, и звук его смеха отдавался эхом по комнате. А затем в отдалении за пределами дома раздалась трель пересмешника. Громкая, чистая, красивая мелодия, перетекающая из одной песни в другую, и я вспомнила, как пересмешник приветствовал наше возвращение в Лос-Анджелес в ту ночь, когда Шолто забирал нас всех на побережье. Он смеялся, пересмешник пел, а прямо из воздуха сыпались крошечные разноцветные цветы и лепестки белых роз.