Третья жена шейха

Глава 25. День икс

Финальная стадия переговоров. Вывожу стенографические закорючки в блокноте и кошусь в окно. Яркое солнце бьет сквозь прорези листьев финиковых пальм. Наши сегодня организуют выезд на пляж куда-то севернее Латакии. Очень хочется присоединиться, но у меня другие планы. Я уже отказалась от досуга, сославшись на женское недомогание.

Даже не могу представить свою новую жизнь. У нас с Мансуром не было времени, чтобы просто поговорить нормально. Теперь немного мандражирую. Как это все будет, что я буду делать? О Ближнем Востоке у меня представления крайне поверхностные. Арабисты главным образом запугивали. Предупреждали, что одной женщине передвигаться небезопасно, потому что могут украсть.

И вот меня крадут, а я не возражаю против этого. Какой-то сюрреализм. Давлю внезапный смешок кулаком и делаю вид, что кашляю.

Чем вообще занимаются шейхи? А что делают их жены? Какая-то бездна вопросов, на которые нет ответов. Главное, что из делегации уже ни у кого не выяснишь. Иначе подозрения на мой счет только усилятся.

К сиесте возвращаемся в гостиницу. Тамара собирается на пляж, а я пишу письма брату, Макееву и Тамаре. Почему-то не сомневаюсь, что Петя за меня порадуется. Ему заграничная жизнь рисуется в радужном свете.

Перед генералом очень стыдно. Получается, что я его обманула, но это не так. В момент разговора я сама верила в то, что поставлена жирная точка. Хотя там и точку ставить было негде. У нас все отношения — неприличный эпизод в лифте. Тем не менее все-равно стыдно. Хотя бы за то, что не оправдала ожиданий.

Складываю письма конвертиками и подписываю их адресатами. Письмо Тамаре для отвода глаз. Чтобы к ней не было претензий от КГБ.

— Я оставлю здесь на кровати, — инструктирую Тамару, — а ты потом найдешь. И передай, пожалуйста, джинсы брату, адрес я оставила в заднем кармане.

— Лена, ты все правильно делаешь, — с энтузиазмом заверяет товарка, — я бы сама побежала не думая, если бы он позвал меня.

Тамара тяжело вздыхает, а я на миг закатываю глаза. Может я и мелкая собственница, но мне не нравится, когда пускают слюни на моего мужа.

Забрасываю в дорожную сумку свои немногочисленные вещи, открываю томик Ремарка и вхожу в режим ожидания.

Погружаюсь в перипетии трех товарищей и не замечаю, как исчезает Тамара. Возвращаюсь в реальность только в момент, когда Мансур кладет руку на мое плечо.

Поднимаю глаза на мужчину и чувствую, как трепещет каждая клеточка тела. Тянет за руку, прижимает к себе. Легкий поцелуй, который неконтролируемо перерастает в глубокий.

— Рядом с тобой теряю голову, — шепчет Мансур и решительно отодвигается, — нам нужно идти. В коридоре пасет ваш спецслужбист. Тебе придется перелезть в мой номер.

— Зачем? — непонимающе хлопаю глазами.

— У нас мало времени. Сама все поймешь.

Мансур решительно тянет меня на террасу.

— Я тебя буду держать, ты не упадешь, — объясняет мужчина, — с той стороны поможет Медина.

Подхожу к перилам и разуваюсь. Возникает неуместная мысль, что каждый сможет заглянуть мне под юбку, когда я на них встану. Смотрю вниз. Пальмы скрывают народ внизу. Надеюсь, нас тоже не видно.

Мансур помогает мне забраться на перила. Он держит меня за талию, и я стараюсь не паниковать. Обхватываю рукой узкую перегородку, хватаюсь за железную опору с той стороны. Переставляю одну ногу. На втором балконе мельтешит девица в достаточно открытом платье, но ничем не помогает. Аккуратно переставляю вторую ногу и спрыгиваю на балкон.

— Все нормально? — слышится голос Мансура.

— Да, — немного истерично сообщаю я.

Появляется его рука. Передает мне босоножки, следом сумку. Дрожащими руками принимаю и то, и другое. Сама до конца еще не верю, что проделала этот номер. Бросаю последний раз вниз и прохожу в номер.

Бросаю взгляд на большую двуспальную кровать. Мансур жил тут с этой женщиной? В груди копошатся неприятные червячки. На покрывале лежит черное одеяние. Медина показывает на него рукой и что-то говорит по-арабски.

— Я не понимаю, — отвечаю по-английски.

— Я помогу это надеть, — по-французски отвечает девушка.

Неприятно передергивает. А если я буду женой шейха, я должна буду постоянно это носить?

— Как нужно не уважать женщин, чтобы заставлять носить подобное, — бурчу я по-французски.

— Исламское одеяние появилось в Неджде в глубинах времен, — журчит голосом Медина, — это пустынная местность. В том регионе это очень практичная одежда, которая защищает тело от песка, пыли и солнца. Первоначальная цель была именно такая — скрыть женщину от стихии, а не от мужских глаз.

— Одевай, Латифа! — с напором требует голос за спиной. Оборачиваюсь, встречаясь с зелеными глазами. — Теперь ты всегда будешь носить абайю, никаб и хиджаб на улице.

По телу проходит волна дрожи. Хочется опять открутить назад. Кажется, Мансур ловит это мое желание. Подходит и сам берет с кровати одеяние.

— Подними руки, — произносит властно, и я тотчас повинуюсь.

Мужчина быстро облачает меня в черный бесформенный мешок. Медина помогает надеть на голову еще один, и я почти слепну. Глаза закрыты сеточкой, через которую плохо видно.

Мансур бесцеремонно открывает мою дорожную сумку. Копается в ней и выносит вердикт.

— Здесь нет ничего нужного. Мы не будем ее брать.

Во мне поднимается громкий протест. Такое ощущение, что меня не только выдирают с корнем, но пытаются стереть ластиком всю прошлую жизнь.

— Я не брошу свои вещи! — со злостью заявляю я.

— Латифа, никто не посмеет осматривать мусульманскую женщину, но это не относится к ее вещам.

Понимаю его правоту и сдуваюсь. Но хватаюсь за Ремарка, как за спасательный круг. Идеальная улика на русском языке, но я не готова с ним расстаться.

Мансур смотрит на меня, тяжело вздыхает. Берет томик и засовывает в свою барсетку. Это опасно, но он сделал это для меня. Снова таю от нежности. Чувствую себя пломбиром, растекающемся на солнце.

— Что бы не случилось, Латифа, ты молчишь и смотришь вниз. Поняла?

Послушно киваю и Мансур тянет меня на выход. Покидаем номер. Бросаю взгляд в конец коридора и вижу Никиту, подпирающего подоконник. Быстро отворачиваюсь к лифту. Сердце долбит где-то в ушах.