Возвращаюсь в камеру.
— Я хочу знать все, — сухо сообщаю женщине, — если услышу хоть слово лжи, сдам вас властям по делу о работорговле.
— Я ничего не знаю. Нам просто обещали хорошо заплатить, если мы заманим женщину на яхту и привезем на пристань в Рас-эль-Хайре. Тот человек сказал, что она русская, поэтому поедет с армянами. Больше мне ничего не известно.
Выхожу от армянки с неприятным чувством. Это не просто похищение случайно подвернувшейся блондинки. Охота велась именно на Латифу. Иблис его знает почему. Мне нужен заказчик, иначе жена будет в постоянной опасности.
Сажусь на телефон. Звоню своему приятелю из семьи Саудов, который сейчас курирует министерство внутренних дел. Рассказываю суть вопроса и прошу арестовать того самого пакистанца.
Хочу увидеть Латифу, но пока нельзя. Я слишком на нее зол и боюсь сорваться. Это не улучшит и без того паршивые отношения. Хочу побыть в одиночестве и подумать. Ноги сами собой идут в четвертый дом.
Экономка встречает меня испуганными глазами. Я понимаю, что она меня не ждала и на обед здесь рассчитывать не приходится.
— Мне ничего не надо, — предупреждаю я с порога, — просто принеси кофе в мою спальню.
Захожу в душ и встаю под прохладную воду. Она рано или поздно попадет в беду, если продолжит совершать глупости. Женщины очень эмоциональны. Им не хватает здравого смысла. Именно поэтому Аллах поручил мужчине владеть женщиной и присматривать за ней. Я плохо выполняю волю Аллаха, если Латифа не попала в беду совершенно случайно. Что было бы, если бы Кубра решила мне не звонить? Страшно об этом думать.
Выхожу из душа. На столике уже стоит кофе со сладостями. Медленно вдыхаю бодрящий запах и смакую первый глоток. Звонит телефон, снимаю трубку.
— Они его взяли, — сообщает Карим новости, — он тоже только посредник. Заказчика не называет. Говорит, что ему все-равно кто его убьет, а в тюрьме шансов выжить гораздо больше.
Мне достаточно этой информации, чтобы понять, кто заказчик. В Рас-эль-Хайре один человек, которого можно так бояться. Он тоже пакистанец и контролирует подпольную местную работорговлю.
— Карим, найди контакт Замира бен-Омара, свяжись с ним и переведи звонок на меня.
Допиваю кофе, когда телефон снова звонит.
— Ас-саляму алейкум, шейх Мансур, чем недостойный раб может служить вам? — с порога льстит Аль-Капоне местного разлива.
— Ты знаешь, Замир, — опускаю я ритуальную часть, — зачем тебе понадобилась моя жена?
— Значит взяли моих молодцев? — усмехается бен-Омар. — Никогда не связывайтесь с любителями, шейх Мансур.
— Ты неглупый человек, Замир. Я не верю, что ты просто полез в мой дом за светловолосой женщиной. Для этого должна быть какая-то причина. Я заплачу, если ты ее назовешь.
— Не надо денег, шейх. Я не хочу такого врага, как ты. Это просто была ответная услуга за услугу, оказанную в прошлом. Ищи заказчика в своем доме. Это все, что я могу тебе сказать.
Швыряю трубку обратно. Откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза. Все проще некуда. С Замиром имел дела отец. Не так много вариантов, кто мог заказать мою жену.
Тяну еще час, чтобы успокоить эмоции, и иду в первый дом. Уклоняюсь от бурных приветствий жены и детей. Прошу мать пройти со мной в кабинет.
— Зачем ты это сделала, мама? — глухо спрашиваю, когда за родительницей закрывается дверь.
— Она позорит тебя, Мансур, и весь наш род. Ты ничего не хочешь видеть. Ты даже не наказал эту женщину за ее распутное поведение и позволил всему этому продолжаться, — вкрадчиво выговаривает мать, подходя ко мне ближе. Отдергиваю руку, к которой она хотела прикоснуться.
— И поэтому ты хотела продать мою жену, как обычную рабыню? Ты не думаешь, что это больше опозорит наш род?
— Она на большее не годится. Женщина, отказывающаяся ублажать своего мужа, не может быть ни женой, ни наложницей. Ей только рабыней и быть, чтобы прислуживать настоящим женщинам. На большее не способна.
— Ты моя мать. Я люблю и уважаю тебя, но больше не желаю слышать ничего подобного о моей жене, — разворачиваюсь, чтобы покинуть кабинет.
— Я уверена, что она сама бы села на эту яхту с другим мужчиной, как обычная шармута, — убежденно говорит женщина мне в спину.
Я прикрываю глаза от боли, потому что это правда. Не оборачиваясь открываю дверь и сообщаю Вафие, что сегодня хочу побыть в одиночестве. Покидаю дом, в котором живет моя мать и возвращаюсь в четвертый.
Не хочу никого сегодня видеть. Каждый арабский мужчина боготворит свою мать, поэтому ее поступок ранит глубоко в сердце. Завтра я собираюсь это сердце добить. Хочу посмотреть приплывет ли Латифа на эту яхту, или ее душа захочет остаться со мной. Я почти уверен, что она предпримет попытку к бегству, но огонек надежды тлеет в моей груди.