Три дара любимому

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В роскошном лимузине их ждал шофер по имени Хьюберт. Машина принадлежала Джареду.

«Ну конечно, — подумала Дейвон. — Джаред купается в деньгах. Что такое для него лимузин в том или ином городе?» Ее удивляло только то, что у него нет собственного самолета или даже целой авиакомпании.

Она поблагодарила Хьюберта за то, что он принес ее вещи, и скользнула на сиденье. Ее брючный костюм был одновременно элегантным и удобным, волосы и макияж Дейвон подправила перед самой посадкой, чем была довольна до глубины души. Теперь ей предстоит наслаждаться концертом, на который она мечтала попасть, и держаться подальше от постели Джареда.

Это не проблема. Пусть она и не выкинула его из головы, как воображала, но по крайней мере еще в силах не совершать одну и ту же ошибку дважды.

Он сидел в дюйме от Дейвон на заднем сиденье лимузина и не делал никаких попыток притянуть ее к себе или обнять. Он даже не попытался поцеловать ее. Может быть, он точно так же забыл о ней. Как бы то ни было, она в безопасности. Он больше не желает делить с ней постель.

Губы Дейвон плотно сжались. Тут она услышала, как Джаред говорит:

— Я заказал легкий ужин у себя дома... И забронировал столик в ресторане... Хьюберт отвезет тебя в аэропорт утром.

— Из моего отеля.

— У меня в пентхаусе есть гостевая комната.

Дейвон холодно ответила:

— Очень мило с твоей стороны.

— Не огрызайся, Дейвон, это не твоя манера.

— Откуда тебе знать?

— О, я знаю о тебе достаточно, — мягко сказал он, проводя взглядом по ее стройной фигуре. — Кроме одного. Почему ты уехала посреди ночи?

— Ты уверен, что хочешь услышать ответ?

— Я же задал вопрос.

Дейвон осторожно произнесла:

— Мне было стыдно, что я так поступила. Я чувствовала себя дешевкой, чувствовала, что предала саму себя.

— Как возвышенно.

— Скорее уж — как старомодно, — сдавленно ответила она. — Я никогда не поступала так прежде — прыгать в постель к человеку, которого едва знаю...

— Что же во мне особенного, что ты нарушила свое правило?

Ее этот вопрос тоже очень интересовал.

— Ты сам сказал об этом той ночью. Никакого «завтра». Зачем это возвращение, Джаред?

— Мне не нравятся незаконченные дела.

— Ко мне это лестное описание не подходит.

— Я ненавижу лесть. А ты?

Дейвон невольно содрогнулась. Джаред, несмотря на свой первоклассный костюм с иголочки, выглядел опаснее любого вооруженного до зубов разбойника. Она его рассердила — уехала из «Дубков», не получив его позволения. Дейвон холодно спросила:

— На двери гостевой комнаты есть замок?

— Есть. Ты можешь также подпереть дверь старинным столом.

— Это игра кошки с мышкой, Джаред... и ты в этом знаешь толк.

Впервые за все время он рассмеялся.

— Ты уж точно не мышка, Дейвон Фрейзер.

— Да и ты не домашняя киска. Скорее уж горный лев.

— Ты мне льстишь.

Внезапно у Дейвон перехватило дыхание, и она пробормотала:

— Я никогда не льщу. И надеюсь, что стол тяжелый.

— Цельный дуб.

Дейвон нравилась эта перепалка. Хотя она испытывала некоторую тревогу, но в то же время как нельзя более остро ощущала жизнь.

— Ты не привык к женщинам, поступающим так, как они хотят.

— Ты — приятное разнообразие.

— Разнообразие, — с внезапной горечью повторила Дейвон. — Когда-то у меня был мужчина, который именно так меня и оценивал. И совсем недавно я снова едва не попала в такое же положение. Вот глупая. Не поступай со мной так же, Джаред.

Он беспокойно приподнялся на сиденье:

— Машин больше, чем я ожидал.

И ощущение остроты жизни покинуло Дейвон. Она все правильно поняла: для Джареда она только разнообразие. Непохожая на других, интересная женщина, развлекающая его и ничем с ним не связанная. Старая история повторяется.

Автомобиль остановился перед ярко освещенным зданием. От души желая, чтобы это был сон, Дейвон почувствовала, как Джаред сжал ее локоть.

— Мы приехали.

Несколько минут спустя она была уже в широком холле элегантного здания, выходящего окнами на Центральный парк. Джареду принадлежал весь верхний этаж.

На двери гостевой комнаты действительно был замок, а стол выглядел совершенно неподъемным.

— Может быть, сначала поедим? — как ни в чем не бывало спросил Джаред. — На крыше в зимнем саду, приходи, когда будешь готова.

Дверь за ним захлопнулась. Дейвон положила ноутбук и огляделась. Бело-голубая спальня восхищала своей простотой, а ванная — роскошью.

Она быстро переоделась, подправила макияж и вышла.

Намерен ли Джаред соблазнять ее сегодня или нет — неважно. Она будет держать себя в руках весь вечер. Себя. Не его.

Зимний сад на крыше, застекленный, уставленный карликовыми кедрами и плакучими ивами, напоминал истинный оазис в каменных джунглях. Джаред сидел, сняв пиджак и галстук. Стараясь не смотреть на вырез его рубашки, Дейвон с неподдельным удовольствием принялась за еду. Отдаленный шум города даже успокаивал. Непринужденно, как будто говоря со случайным соседом, она рассказала о поездке в Чили и была поражена его обстоятельными и умными вопросами, скоростью, с которой он делал выводы. Потом — слишком быстро — пришло время собираться.

Дейвон приняла душ, распустила волосы по плечам. Ее платье, бело-розового цвета, было безыскусно простым, с длинными рукавами, складки ткани ниспадали до пола. Тонкая цепочка на шее блестела, контрастируя с матовой кожей. Кремовые туфли из тонкой кожи с шелковыми вставками удобно сидели на ногах.

«В этом платье я похожа на героиню романов Джейн Остин»[2], — усмехнулась про себя Дейвон, глядя в зеркало. Ничего общего с сексуально-вызывающим нарядом на свадьбе. Эта одежда не доведет ее до беды.

Она вышла в холл к ожидавшему ее Джареду. Он ровным голосом спросил:

— Готова?

Следовало только порадоваться, что он не отпустил никакого комплимента по поводу ее внешности, думала Дейвон, пока они ехали в находящийся совсем недалеко Карнеги-Холл по переполненным улицам. Почему это ее не радует? Потому что она терпеть не может, когда с ней обращаются как со старой девой. Или как с тетей Бесси.

У Джареда были самые лучшие места в зале. Стараясь подчеркнуть, насколько ей это безразлично, Дейвон села и уткнулась носом в программку. Свет медленно погас. Не удержавшись, Дейвон по-детски восторженно улыбнулась Джареду и только тогда обратила все свое внимание на сцену.

Концерт кончился. Прошло всего около двух часов, хотя Дейвон не заметила, как они пролетели. Поглощенная музыкой, она машинально поднялась с кресла, когда утих гром аплодисментов, едва заметив, что Джаред подает ей руку. Ничего не видя вокруг, она вышла на улицу. После любой музыки, которая глубоко трогала ее, ей необходимо было остаться наедине с собой, и она была глубоко признательна людям, которые понимали это.

В ресторане, который находился прямо за углом, был зарезервирован столик. Метрдотель, конечно, знал Джареда. Дейвон, которую прекрасная музыка Баха примирила со всем вокруг, мягко сказала своему спутнику:

— Спасибо, Джаред. Это было... нет, я не знаю, как это назвать. Спасибо.

Он сумрачно покосился на нее.

— Ты это всерьез, не так ли?

— Конечно... А ты думал, что я способна лицемерить после такого концерта?

Словно с неохотой выдавливая из себя слова, он ответил:

— Ты продолжаешь удивлять меня, Дейвон... Я никогда не могу предугадать твою реакцию.

— Почему ты не хочешь просто принимать меня такой, какая я есть? — порывисто спросила Дейвон. — Что видишь, то и получаешь.

— Ты думаешь, это случайность, что я встречаюсь с актрисой? Видишь далеко не то, что получаешь. Лиз в этом просто более откровенна, и только.

Дейвон спокойно заметила:

— Но на концерт ты пригласил меня.

— Да... — Он взял ее за руку и пристально посмотрел на пальцы, словно желая что-то по ним прочесть. Потом резко выпустил их. — Давай заказывать.

— Джаред, тебя в детстве обидела какая-то женщина? — вдруг вырвалось у Дейвон. С внезапно забившимся сердцем она замолкла, ожидая ответа.

Его подбородок затвердел.

— Я бы предложил взять утку с бренди.

Дейвон не решилась настаивать, да и ответ, кажется, она уже получила. Когда снова подошел официант, она заказала выбранные блюда и переключилась на более нейтральные, безопасные темы, снова невольно изумляясь проницательному и быстрому уму Джареда, делавшему его великолепным собеседником. С уткой они выпили целую бутылку отличного бордо, после которого Дейвон с наслаждением разделалась с муссом из венецианского шоколада и густого сливочного крема. Подняв глаза, она увидела, что Джаред пристально и задумчиво смотрит на нее. Она смутилась. В его синих глазах нельзя было прочесть ничего. Вытерев губы салфеткой, она сказала:

— Наверное, можно уходить. Мне завтра рано вставать. Или ты хочешь кофе?

— Нет, я тоже готов идти. — Он подозвал официанта, расплатился и встал.

Хьюберт ждал их на улице, что даже не удивило Дейвон. До дома они доехали в полном молчании. «Я съела слишком много, — мрачно подумала Дейвон. — Дверь сегодня точно не понадобится подпирать столом». Джаред даже не дотронулся до нее за весь вечер и уж тем более ни разу не попытался поцеловать.

В лифте она внимательно изучала панель с кнопками. Джаред отпер дверь, подождал, пока она зайдет.

— Это был чудесный ужин, Джаред, спасибо. Теперь мне...

Он резким рывком притянул ее к себе, провел пальцами по ее лицу, словно слепой, желающий убедиться в том, что она есть на самом деле, и прижался к ее губам с жаром голодного хищника.

И Дейвон поняла, что именно этого она жаждала весь вечер. Это было последней мыслью, промелькнувшей в ее голове. Она отвечала его губам, ласкала пальцами его жесткий подбородок, его густые черные волосы. Губы Джареда скользнули вниз, к ее шее, соски Дейвон напряглись, все ее тело подалось навстречу ему.

Она с трудом помнила, как они оказались в его спальне... Запомнился только момент, когда она впервые увидела его обнаженным — его сильное мускулистое тело было одновременно таким знакомым и совершенно новым для нее. И еще запомнилось, как он прошептал, уткнувшись ей в грудь:

— Ты предохраняешься, Дейвон? В прошлый раз я даже не подумал об этом.

— Да, конечно... о, Джаред, сделай это снова... снова, прошу тебя.

— Так тебе понравилось то, что я делаю? Скажи, что понравилось, Дейвон.

— Да, да, понравилось, это было чудесно, разве ты не понял? — простонала она, раскрываясь перед ним, словно роза под теплыми лучами солнца.

Они занимались любовью всю ночь напролет, как будто оба никак не могли насытиться друг другом. В коротких перерывах они проваливались в сон, но почти сразу же снова просыпались, словно от голода. На рассвете, обессиленная, Дейвон уснула в объятиях Джареда. Разбудил ее звук радио. Она открыла глаза.

Джаред лежал рядом, опершись на локоть, и смотрел на нее. Дейвон сонно улыбнулась.

— Не может быть... уже утро... слишком рано...

Но ответной улыбки не последовало. В тусклом утреннем свете разглядеть выражение его глаз было невозможно. Отогнав внезапную тревогу, Дейвон спросила:

— А который час?

— Тебе лучше встать. Хьюберт приедет через полчаса.

Он казался теперь таким чужим и холодным. Дейвон поднялась с подушек.

— Джаред, что случилось?

— На этот раз ты не улизнешь среди ночи.

В ее грудь как будто вошла холодная сталь.

— Я не понимаю... О чем ты?

— На этот раз мы играем по моим правилам. Ты была в моей постели до тех пор, пока я хотел тебя там видеть. — Его глубокий голос стал грубым и резким. — Как ты посмела уехать из «Дубков», даже не попрощавшись?!

Острие ножа коснулось ее сердца. Упавшим голосом Дейвон пролепетала:

— Значит, то, что мы занимались любовью... это была просто месть?

— Любовью? Мы же не любим друг друга, Дейвон, — усмехнулся он. — Так что не обряжай то, чем мы тут занимались, в розовые романтические одежды.

Не сумев сдержать стон, Дейвон отшатнулась.

— Концерт, ужин, весь вечер — все это было только средством?

— Я хотел, чтобы ты была здесь. В моей постели. И я это получил.

— По своим правилам, — повторила Дейвон. Глубокая рана, нанесенная им так внезапно, исподтишка, кровоточила, отнимая силы. На какое-то безумное мгновение ей показалось, что это сон, кошмар и что сейчас она проснется в объятиях Джареда. Но еще один взгляд в его враждебно блестевшие глаза сказал ей, что это не сон.

Он обманул ее. Затащил в постель из мести. Тут ей вспомнилось еще кое-что.

— Это ты называешь укрощением, Джаред?

На его подбородке дернулся мускул.

— Тебе надо поторопиться, иначе опоздаешь на самолет.

Глаза Дейвон застилали слезы. Чтобы не расплакаться при нем, она гневно ответила:

— Разумеется, я потороплюсь. Я же не хочу заставлять тебя снова беспокоить президента авиакомпании по пустякам. Какой же ты негодяй, Джаред! Играешь людьми, точно куклами! Используешь свои деньги и связи только для того, чтобы добиться желаемого. Я тебя ненавижу! Какая же я дура, что позволила затащить себя в постель! Ни на каких условиях я никогда больше не соглашусь на это! Никогда! — Она вскочила на ноги, забыв о своей наготе.

— Все, что мне нужно сделать, — это поцеловать тебя, и ты снова окажешься в моей постели.

— Вот как ты, оказывается, получаешь удовольствие? Занимаясь любовью с женщинами, которые тебя не хотят?

Он тоже вскочил на ноги.

— Я не верю в любовь! — закричал он. — Что, любовь заставляет мир вертеться? Черта с два, не смеши меня! Ты знаешь; что такое любовь, Дейвон? Это деньги, это холодный расчет. Любовь поддерживает цветочную и парфюмерную промышленность и производителей всяких романтических подарочков — спроси меня, я владелец нескольких таких фирм, и они приносят кучу денег. Но все это основано на выдумке. Нас свело простое желание — ради бога, не напяливай на это одежды из пестрой мишуры!

Слишком разгневанная, чтобы следить за выражениями, Дейвон воскликнула:

— Кто тебе сказал, что я тебя люблю? Мне Бога нужно благодарить за то, что мне на тебя плевать! Но если я ложусь в постель с мужчиной, я хочу, чтобы со мной обращались как с человеком, у которого есть свои чувства. А не как с куклой Барби или с товаром, который ты покупаешь по какой-то своей прихоти.

— Когда я беру женщину, — выпалил Джаред, — я беру только то, что мне нужно, и все.

— Тогда какой же ты, к черту, богач! — презрительно бросила Дейвон.

Его лицо окаменело. Дейвон поняла, что попала в цель. Но не успела она закрепить свой успех, как он снова холодно усмехнулся:

— Ты даже не представляешь, о чем говоришь.

— Очень хорошо представляю. Ты просто не хочешь признать, что это так. — Слова слетали у нее с языка, подгоняемые болью. — Как ты мог целовать меня, ласкать... если ты хотел только отомстить мне? Это же ужасно — так поступать! Как ты мог, Джаред?

— Это было легко, — ответил он.

С нескрываемой горечью Дейвон сказала:

— Это я была легкой добычей. Я стоила тебе всего лишь одного билета на концерт и ужина. Надеюсь, ты своё получил, Джаред. Жаль только, что повторения ты не дождешься, не так ли?

— Может быть, я и не хочу повторения.

«Действительно, зачем ему это? — подумала Дейвон. — Он свое получил». Внезапно она почувствовала, что с нее довольно. Силы оставили ее, спасительный гнев угас. Слезы снова подступили к горлу.

— Знаешь, за что я больше всего себя ненавижу? Что меня так легко задеть. Не надо, не одевайся. Я сама найду дорогу. — Даже не посмотрев на разбросанную по полу одежду, она вышла и захлопнула за собой дверь.

Тогда какой же ты, к черту, богач...

Джаред стоял, не двигаясь. Неправда. Конечно, неправда. У него денег столько, что он даже сам не знает их точного количества и никогда не истратил бы их все. Более того, он любит свою работу. И может получить любую женщину, которую захочет.

В том числе и Дейвон.

Да, он хотел Дейвон. Она провела с ним ночь и на этот раз ушла тогда, когда он был готов к ее уходу. Чего же еще он хочет?

Ей было больно, когда он сказал, что эта ночь была просто реваншем. Ей было больно. Как будто он вонзил ей в грудь нож и повернул его в ране.

Но ведь именно этого он добивался, не так ли? Чтобы Дейвон было так же больно, как ему тем утром в «Дубках», когда, проснувшись, он обнаружил свою постель пустой.

Несмотря на плотно закрытую дверь, Джареду было слышно, как она отпирает входную дверь. Он еще мог бы успеть одеться и догнать ее. Вернуть. Но он не пошевелился. Словно статуя, Джаред стоял у своей кровати, вспоминая, с какой щедростью Дейвон дарила ему себя, вспоминая ее гортанный смех, прерывистое дыхание и возгласы в момент высшего наслаждения.

Желание. Секс. Черт побери, и с тем, и с другим все как надо. Но они с Дейвон не занимались любовью. Заниматься любовью, по мнению Джареда, можно только с человеком, которого любишь. А за свои тридцать восемь лет Джаред не любил ни разу. Разумеется, любой психолог мог бы его уверить, что причина в том, что его мать умерла, когда Джареду было всего пять лет, и это обозлило его, а веру в женщин в нем убила Беатрис, хитростью женившая на себе его простодушного отца.

Беатрис. Как же он ненавидел ее!

Если добавить к этому все годы преследования его толпами созданий в юбках — только из-за того, что он богат, — то можно с уверенностью приводить Джареда Холта в пример как мужчину со стойким иммунитетом к тому, что люди зовут любовью.

Психолог ему ни к чему. И Дейвон ему ни к чему, что бы ни выражало ее лицо в последний момент. Ему не нужна любовь. Ему нужно как следует собраться с мыслями, чтобы решить новую проблему, связанную с кризисом на Дальнем Востоке.

Дело — прежде всего.

Это было одним из его главнейших правил: никогда не позволять женщинам становиться между ним и его работой. И Дейвон Фрейзер — не исключение.

Пять недель спустя Дейвон возвращалась из Австралии. Она провела целый месяц в Сиднее и Папуа-Новой Гвинее.

В Австралии она подхватила какую-то тропическую инфекцию. Или, скорее всего, в Новой Гвинее, хотя все необходимые прививки перед поездкой она сделала. Но теперь чувствовала себя, мягко говоря, отвратительно. Не успев даже распаковать чемоданы, она позвонила своему врачу и договорилась о приеме.

Разобрать вещи. Принять душ. Купить кое-что из еды, цветы для гостиной. Обычно Дейвон обожала эти мелкие повседневные заботы по возвращении домой. Тем более что на сей раз ее ожидали трехнедельные заслуженные каникулы — после того, как она сдаст отчет о проделанной работе.

Но не успела она открыть почти пустой холодильник и решить, что купить в первую очередь, как ее желудок скрутило острым приступом тошноты. Она бросилась в ванную, и второй раз за сегодняшний день ее буквально вывернуло наизнанку. Первый раз это случилось в самолете, где уборные вовсе не приспособлены для женщин с расстройством желудка, так что пришлось пользоваться пакетом.

Потом Дейвон умылась холодной водой, искоса поглядывая на свое бледное перекошенное отражение в зеркале. Под глазами круги, кожа посерела. Ничего общего с тем сияющим созданием, которое было на концерте в Нью-Йорке с мужчиной, чье одно прикосновение воспламеняло ее кровь.

Может быть, это из-за Джареда ей так скверно? И тропическая инфекция тут ни при чем? Как Дейвон ни старалась, ей не удалось на этот раз избавиться от воспоминаний о нем. Джаред преследовал ее во сне и наяву. Ее тело содрогалось от его прикосновений, а душа — от его жестокости.

Хуже всего в этой ситуации было то, что ее полностью подвела интуиция. Она приняла его страсть, его нежность за некое чувство. Но чувство здесь было только одно — чувство мести. Он удовлетворил это чувство, и больше она для него не значила ничего.

Когда-то она ошиблась в Стиве. В Питере. А теперь в Джареде.

Как глупо с ее стороны. Неужели не пора научиться проявлять ум и смекалку не только в деловых отношениях, но и в том, что касается сильной половины человечества?

По крайней мере хорошо, что она не любит его. Увлечена им — да. Но не влюблена.

Дейвон вернулась на кухню и мрачно взялась за список покупок. Когда она вернется к повседневным мелочам и выспится как следует, все забудется. Если повезет, то она вернется от доктора уже к половине шестого. Тогда вечер будет полностью в ее распоряжении. Она включит телевизор, расслабится и ляжет спать пораньше.

Она вернулась от врача в начале шестого. В прохладной гостиной, где в лучах заходящего солнца краснел букет свежих цикламенов, купленных утром, тяжело опустилась на диван и уставилась на ровную поверхность стены.

Никакой тропической инфекции она не подхватила. Причина недомогания в другом. Она беременна.

Вот уже семь недель.

Отцом, разумеется, был Джаред. По всей видимости, она забеременела еще в их первую ночь, в «Дубках».

Спирали на месте давно не было, как сообщил ей доктор, — она вышла, скорее всего, когда ее мучили ужасные сбои в цикле на Борнео. А Дейвон была слишком занята торговыми переговорами, чтобы обращать внимание на неполадки в своем организме. Тем более что предохранение от беременности ее интересовало тогда меньше всего.

Беременна. От Джареда. Нет, этого не может быть! Что же ей теперь делать?

Дейвон поднялась с дивана. Походила взад-вперед по гостиной. Сделала уборку, заставила себя съесть немного спагетти, которые покинули ее примерно через час в той же уборной. И все это время одна мысль, словно попавшая в мышеловку мышь, металась у нее в мозгу.

О свадьбе не могло быть и речи. Он ее просто бросил. Он предал ее тогда, в Нью-Йорке, он растоптал ее... он с такой нежностью обращался с ее телом и так жестоко попрал ее душу. Разве она сможет снова ему поверить? Нет, брак с Джаредом невозможен.

В то же время все ее существо восставало против аборта. Когда она только начинала работать, живя в Оттаве, ее подружка Джуди сделала аборт и никогда не могла себе этого простить. Дейвон отлично помнила те потоки слез, которые пролила бедняжка, помнила месяцы, которые та провела в глубочайшей депрессии. К тому же, несмотря на отчаянность положения, она уже чувствовала себя в ответе за своего нерожденного ребенка; это до глубины души изумило Дейвон. Не это ли называется инстинктом материнства? Она не знала. Но знала точно, что аборт заставит умереть ее рассудок, как предательство Джареда убило ее душу.

Но если у нее будет ребенок, это невозможно будет скрыть. Джаред мгновенно догадается, чей он, хотя бы по срокам. А если ребенок будет похож на отца — что вполне вероятно, — то всё поймут и ее мать, и Бенсон. Может быть, отдать ребенка другим людям на воспитание? Но как скрыть еще семь месяцев беременности от Алисии? Ведь ей придется хотя бы иногда видеться с матерью и Бенсоном.

Внезапно Дейвон ужалила мысль, раньше не приходившая ей в голову. Она носит внука Алисии и Бенсона, внука, о котором они так давно мечтали! Еще один виток тугой петли затянулся вокруг нее. Как она скажет матери и отчиму, что отдала их внука чужим людям?

Выхода нет.

Она попалась в ловушку, словно мышь. Попалась в ловушку — и прекрасно это понимала.

Зазвонил телефон. Не сомневаясь, что это звонит Джаред, Дейвон в ужасе уставилась на аппарат, подождала, пока прозвучат еще четыре звонка, и только тогда сняла трубку.

— Алло, — пролепетала она.

— Доченька, это ты?

— Привет, мама.

— Когда ты вернулась домой?

— Сегодня утром.

— Что у тебя с голосом? Я тебя разбудила?

Дейвон собрала все силы, чтобы говорить бодрее.

— Я подхватила какую-то инфекцию в поездке, — солгала она. — И чувствую себя не очень.

Алисия немедленно пустилась в пространные рассуждения об этой ужасной работе и о причинах, по которым ее срочно нужно оставить. Наконец она сказала:

— На следующей неделе мы празднуем день рождения Бенсона. Надеюсь, ты поправишься к этому времени, дорогая? Мы будем отмечать его в городе, так что ты точно сможешь быть с нами. Не думаю, что Джаред приедет, он где-то на юге, так что все зависит от тебя. Возможно, приедет и Патрик — он тоже должен быть в городе.

Встретиться с Алисией и Бенсоном через неделю, зная, что носишь ребенка Джареда? Исключено.

— Не знаю, мама. Посмотрим, как я буду себя чувствовать.

— Ты должна прийти, Дейвон. Для меня так важно, чтобы наши семьи стали ближе, проводили вместе больше времени... Я так счастлива, дорогая, что мне страшно.

Дейвон с трудом сдержала истерический смешок. Их семьи и так стали ближе. Ближе некуда.

— Посмотрим, как я буду себя чувствовать, — повторила она.