Три желания для рыбки (СИ)

Глава 30. Новые правила игры

Михаил

У альпинистов есть перчатки со специальным покрытием против скольжения. Я думаю о них, когда обнимаю Беляеву, борясь с желанием «заскользить» и сжать её ещё крепче. К счастью, мы стоим посреди улицы с её вечерним холодом и уставшими прохожими; ещё нужно спешить к Ажиновой — уже почти пять. К ней и направились. У неё и провели последние три часа, в течение которых я смог убедиться, что у Лины и Бутча действительно что-то происходит. Во-первых, я сам лично видел сцену в буфете. Во-вторых, Людмила увидела Беляеву на остановке в полном одиночестве, когда как обычно её до дома подвозит невероятно раздражающий меня котяра. Поссорились и ладно — с кем не бывает? Но видео в чате «Заключённые 549 камеры» в корне поменяло моё отношение к происходящему. Если сначала это было любопытство и желание убедиться, что всё в порядке, то теперь я просто зол. На Лину: за то, что выбрала его. На Бутча: за то, что перешёл мне дорогу. И на себя: за то, что не был достаточно внимателен к этой парочке. Что за истеричные выпады с отбиранием шапки? Третьекурсник, блин. Мне такое баловство разве что в школьные годы в голову могло прийти.

— Уже темно совсем, — говорю Беляевой, когда мы втроём высыпали на улицу, перед этим тепло попрощавшись с Людмилой. — До тебя вместе поедем.

Она удивлённо посмотрела на меня, как если бы у меня вдруг вылезла вторая голова. Что-то я не пойму: я похож на человека, который спокойно будет смотреть, как она по темноте одна домой добирается? Но промолчу. Я уже едва не испортил вечер, когда меня обуяла злость при просмотре видео, но смог собрать остатки здравомыслия, чтобы не выплеснуть её на друзей. Я взвесил все «за» и «против» того, что собирался высказать всё, что думаю об увиденном в чате и решил, что Ажинова с Хомяковым мне при этом рядом не нужны. Говорить я хочу только с Линой.

— А меня никто не проводит? — встревает, веселясь, Антон. Всегда немного несуразный, он даже снегом сейчас шуршит громче всех. Его дешёвые ботинки как-то странно поскрипывают, то и дело вызывая у меня внутреннюю улыбку.

— Да и меня не обязательно… — бормочет Лина, но какое мне дело одна она хочет садиться в автобус или нет. Ещё прицепится какое-нибудь животное хвостатое и теперь уже мою шапку у девчонки отнимет. Обломится.

— Я не спрашиваю, а перед фактом ставлю, — отвечаю. Ещё один удивлённый взгляд со стороны Беляевой. Ещё одна усмешка от Хомякова.

— По всем фронтам облом, — жалобно стонет Антон. — Картину не показали, налили мало, домой не провожают! Хнык-хнык!

— Ты где видел чтобы художник картину до завершения показывал! — пихаю его в плечо.

— А я ведь повелась, — добавляет Лина с усмешкой, выдыхая струю тёплого воздуха. Она не спорит с моим намерением сопроводить её.

Совсем скоро мы разминулись: я и Беляева сели на нужный автобус, а Хомяков остался ждать свой. В окно видим, как он на прощание машет нам рукой, переминаясь с ноги на ногу — замёрз. Сам автобус вдруг показался мне длинным, просто невероятно длинным и полным людей, а загустевшая темнота, едва разбавленная слабым освещением совсем не могла скрыть эту толпу. Не ожидал, что в девятом часу вечера так много людей всё ещё не дома. Многие смотрят в окно, кто-то в телефоне, а я обратил своё внимание на Лину, севшей напротив меня. Колени в колени. Оказалось, она смотрит на меня.

— Тебе идёт моя шапка, — говорю.

— Я верну тебе её завтра, — отвечает с тихой улыбкой. — Только новую куплю, и сразу верну.

— Не торопись. Можешь не возвращать.

— Спасибо, что снова выручил. Ты как волшебная палочка.

— Фея — крёстная.

— Точно. Фей — крёстный.

Автобус слегка дёргается, останавливаясь на светофоре, и колени девушки толкаются в мои.

— Лина, — говорю без тени улыбки, — не позволяй кому-то плохо относиться к тебе, просто потому что любишь.

— Я не… — она резко замолкает, оставляя рот приоткрытым, ровно в тот момент, когда движение на дороге снова возобновилось, и мы продолжили свой путь.

— Ты «не…»?

— Я не позволяла, — заканчивает. — И не позволю. Не знаю, что на него нашло.

— Я мог бы поговорить с ним, — говорю, откидывая голову на спинку сиденья, чтобы попытаться расслабить мышцы, но не прерываю контакт глазами. — Объяснить, как решают вопросы взрослые цивилизованные люди.

— Не нужно, Мих. Всё нормально — говорю же, — Беляева пальцами одёргивает край шапки ниже. Есть что-то трогательное и беззащитное в этом её жесте.

— Можешь меня больше не убеждать в этом. Я твоё «всё нормально» видел своими глазами. Ты игнорируешь мои слова о том, что я мог бы поддержать тебя, как друг. Я не подхожу тебе в качестве жилетки?

— Ты хочешь быть моей жилеткой? — усмехается. — Надо быть полным безумцем чтобы по своей собственной воле подписаться на такое!

— Да! — не поддерживаю её смех. — Мне важно знать, что ты в порядке.

— Пойдём, Мих, — встаёт с сиденья. — Наша остановка.

Мы вышли из автобуса и направились к её дому. Глубоко вдыхаю холодный воздух, силясь сказать что-то важное. Что-то, что нельзя проигнорировать и не воспринять всерьёз. Я не Людмила со слюнкой в уголке рта и восхищённым придыханием. И я не Антон, смеющийся над тем, как забавно наблюдать чью-то ссору, чьи-то переживания. И мне надоело, что все мои слова просто игнорируются.

Снег блестит под светом фонарей, отбрасывая блики и переливаясь маленькими вспышками света. В знакомых окнах кухни тоже горит свет, у подъезда стоят и курят двое мужчин пятидесяти лет. Они замолкают, когда мы проходим мимо и заходим внутрь. Прикрываю за нами дверь во избежание громкого лязга из-за плохо работающего здесь механического доводчика. Лина поворачивается ко мне и тоже хочет что-то сказать, но передумала, поджав губы и неопределённо покачав головой. Что же… Помолчим ещё немного.

Уже у самой двери её квартиры я обрываю тишину:

— Не просто жилеткой, а бронированным жилетом с длинными острыми шипами. И даже уговаривать, просить и спрашивать не буду. Увижу, что Бутч дерьмо творит — сдеру с него шкуру и устрою райскую жизнь.

Рот девушки приоткрывается, обнажая край зубов, но Лина в итоге ничего не отвечает. Только растерянно хлопает ресницами, держась за ручку двери, как за последний спасительный прутик в бурном течении реки.

— Спокойной ночи, Мих, — шепчет она в итоге и скрывается в квартире.

— Спокойной ночи, — отвечаю закрытой двери.

Уже сидя в автобусе на обратном пути, думаю о том, что так и не просил, а из-за чего вообще они повздорили. Уж слишком сильно меня зацепило поведение Бутча. Я беру телефон и пишу Лине в «Вконтакте», но она отвечает мне, что не хочет их личные вопросы выносить на обсуждение. Ауч. Ну, посмотрим. Я в любом случае предупредил.

Вторник отличился от всех прошлых дней: Беляева зашла в аудиторию одна и вовсе не за минуту до звонка. Прямо как в старые добрые сентябрьские времена! Вся группа ахнула, но мы быстро взяли Лину «под своё крыло», уединившись своим скромным квартетом в одну привычную кучку за аудиторным столом, не давая расспросам о видео и одиночном приходе достать её уже с самого утра. Но всё равно то и дело слышу как наша женская половина норовит узнать побольше о вчерашнем, не забывая потирать ручками в предвкушении интересного сюжетного поворота в любовном сериале под названием «Беляева и Пожарский — идеал отношений». Слушать противно. Получается, если таскаешь цветочки, шарики, шоколадки, то потом уже любая выходка с рук сойдёт? Если этот «идеальный» парень продолжит в том же вчерашнем духе, то и я вынужден буду сменить правила игры. Никакого доброго и терпеливого Миха больше не будет. По-плохому, так по-плохому.