ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Женевьеве было так уютно, так хорошо. Ей снился замечательный сон, полный нежных шепотов, она вся была окутана лаской и негой.

Сквозь полудрему ей смутно слышался шум, доносившийся со двора, но преодолеть густую мягкую стену сна было очень трудно. Она чуть приподнялась и почувствовала, что голова у нее тяжелая, точно свинцовая, а когда приоткрыла глаза, в них больно ударил солнечный свет. Несколько секунд Женевьева лежала совершенно неподвижно, ругая себя за то, что выпила накануне так много «Бордо». Ведь каждый, даже маленькая Энни, прекрасно знает, что от красного вина, выпитого в больших количествах, начинает тошнить и потом жутко болит голова.

Она села, сжав виски ладонями, но не выдержала боли и, застонав, рухнула на матрас.

«Во дворе что-то происходит», – сказала она себе, но так и не смогла перебороть немощь и заставить себя встать.

Женевьева прикрыла глаза и задумалась над значением своего сна. Ее пальцы скользнули по постели, и она тут же вскочила, устремив взор на камин, теперь уже погасший и холодный.

Это был не сон. Кто-то приходил к ней ночью, раздел ее и перенес на постель.

«О»!

Женевьева громко застонала от новой волны головной боли. «Как он посмел! Будь он проклят тысячу раз! Игнорировать ее в течение нескольких дней для того чтобы прийти, когда она находится в ступоре. Черт бы все это побрал! Это же просто невыносимо!»

Из-за двери донесся громкий металлический звук отодвигаемого засова. Женевьева быстро скользнула под одеяло и натянула его почти на нос. «Если это он… если только он, она клянется всеми святыми, что не будет больше унижаться перед ним! Она выцарапает эти дьявольские глаза или…»

Раздавшийся следом стук прозвучал для Женевьевы неожиданнее грома или грохота, с которым обрушились бы стены. Это не Тристан, Тристан не стучится.

«Ага… вдобавок ко всем ее мукам еще и оскорбление». Это загорелая, грудастая, розовощекая пампушка Тесс ввалилась в комнату, очевидно в прекрасном расположении духа, раздражающе громко болтая.

– Доброе утро, миледи! Я принесла ваш завтрак… – служанка кивнула на поднос, который держала в руках. – Может быть, вы хотите искупаться, может быть вам нужно вымыть ваши прекрасные волосы? Солнце высушит их.

От этих слов Женевьева совершенно забыла про свою злость на всех и все.

– Солнце, – резко перебила она.

– Да, когда вы выйдете…

– Выйду? – Женевьева чуть было не вскочила с кровати, но во время вспомнила, что не одета. – Тесс, и куда меня поведут?

Ее сердце начало биться неровными толчками. «Неужели он собирается отпустить ее? А может, он решил куда-то отправить ее?»

– На прогулку, миледи. Леди Эдвина сказала, что ей разрешили находиться с вами в течение часа ежедневно, и что вы, должно быть, очень соскучились по солнцу и свежему воздуху. А…

Тесс подошла к туалетному столику, чтобы поставить поднос. Женевьева озадаченно и подозрительно нахмурилась, недоумевая о причинах такой снисходительности.

Служанка повернулась к ней.

– Так послать за водой?

Женевьева секунду смотрела на нее невидящим взглядом, потом словно очнувшись, собралась ответить, но ее прервал новый стук в дверь, от звука которого у нее снова разболелась голова.

«Что бы это значило?» – подумала Женевьева. Ее маленькая обитель, где совсем недавно царила могильная тишина, теперь по оживленности напоминала лондонскую улицу.

– Да? – отрывисто произнесла Женевьева. Дверь распахнулась, и на пороге показался Роджер де Трейн, молодой ланкастерец, с сочувствием и симпатией, относившейся к ней во время долгого путешествия из Лондона в Эденби. За его спиной, в коридоре, стояло еще несколько людей Тристана. Они смеялись и болтали, но сразу замолчали, как только открылась дверь, и уставились на Женевьеву, все еще лежавшую в постели.

Она залилась румянцем под взглядом Роджера, который не проронил ни слова, просто стоял и смотрел, как завороженный.

– Что здесь происходит? – резко спросил кто-то. Женевьева узнала голос Джона Плизэнса, который вышел вперед, растолкав столпившихся солдат, но и он остановился у дверей, нахмурившись глядя, на Женевьеву, едва прикрытую одеялом.

Он прокашлялся и похлопал Роджера по плечу.

– Поставь же ее на пол, черт побери!

И только теперь Женевьева заметила, что Роджер держал в руках здоровенную корзину, накрытую крышкой. Она перевела взгляд на Джона.

– Что это?

– Это от Тристана, – просто ответил тот, – Роджер, поставь же, наконец, эту чертову корзину, вон туда в угол и проваливай отсюда!

Роджер подчинился. Он прошел в комнату, осторожно опустил свою ношу в угол и отвесил Женевьеве галантный поклон.

– Миледи, я безумно рад снова видеть вас! – произнес юноша.

– Доброе утро, – пробормотала в ответ Женевьева.

Джон снова прокашлялся.

– Роджер, Тристан обязательно вернется.

– Что? – Роджер быстро выпрямился. – Простите, миледи, – пробормотал Роджер на прощание и поспешно ретировался. Женевьева проследила за ним взглядом, озадаченная его поведением. «Неужто Тристан де ла Тер был таким чудовищем, что его боялись даже собственные люди?»

Наконец Женевьева перевела взгляд на Джона, все еще стоявшего в дверях.

– Что происходит? Что все это значит? Тесс сказала, что…

– Эта корзина – подарок Тристана, – он заколебался. – Просто небольшой подарок. То, что там находится, мы привезли с собой. Ах да, я скоро зайду за вами вместе с Эдвиной, которая погуляет с вами, но не более часа. Сколько вам нужно времени, чтобы приготовиться?

Женевьева улыбнулась.

– Чтобы выйти из этой комнаты? – она рассмеялась, – Джон, дайте мне всего пять минут и я буду уже готова!

– Даю вам час, миледи, – улыбнулся тот и исчез за дверью.

Тесс вздохнула.

– Ах, миледи, он посылает вам подарки!

Женевьева, нахмурившись, посмотрела на девушку, потом завернулась в одеяло и неуклюже слезла с кровати. Путаясь в странном одеянии, поспешно направилась к корзине, снедаемая любопытством. Крышка легко открылась.

Несколько секунд прошло, прежде чем Женевьева сообразила, что именно находится в корзине. Но вот она извлекла бутылку и молча уставилась на нее, еще сильнее залившись краской. Сейчас краска гнева на ее лице смешивалась с румянцем стыда. На мгновение ей показалось, что это какой-то дурной сон.

– О! – заорала она от злости, не стесняясь присутствия Тесс, не стесняясь никого и ничего. Конечно же, это был не сон, ее воображение ни в чем не виновато, да она и представить себе такого не могла. Она позволила Тристану посмеяться над собой, воспользоваться беспомощным состоянием, в котором она оказалась благодаря собственной глупости!

– Миледи! – воскликнула Тесс.

Бутылка разбилась о стену, стекла с негромким мелодичным звоном упали на пол, а на стене расплылось большое красное пятно.

– Я убью его! – кричала Женевьева. – Клянусь, я убью его! – она расхаживала по комнате с развевающимся позади нее одеялом. – Будь он проклят! Чтоб он горел в аду тысячу лет! Чтоб его жарили на медленном огне! Чтоб…

– Пожалуйста, миледи! – чуть не плача прошептала служанка, ей хотелось бежать, но она не знала куда, в ее глазах застыл ужас, как если бы она увидела, что ее госпожа внезапно превратилась в сумасшедшую ведьму.

Женевьева остановилась перед девушкой и протянула к ней руку.

– Сходи за графом де л а Тер, – голос ее был властным и хриплым от негодования.

– Я не могу…

Она схватила Тесс за плечи.

– Ты должна! Скажи ему, пусть немедленно придет! – кричала Женевьева.

– Миледи, я не могу, я…

– Делай, что тебе говорят!

Тесс издала нечленораздельное восклицание и громко забарабанила в дверь. Она распахнулась. На пороге стоял Джон.

– Что случилось? – спросил он.

Тесс начала говорить, но слова звучали так невнятно, что Джон вытолкнул ее в коридор и вопросительно посмотрел на Женевьеву, ожидая объяснения. Женевьева устремилась навстречу к нему. Тонкое одеяло не скрывало очертаний ее стройной фигуры, волосы, подобно золотым крыльям, летели у нее за плечами, глаза блестели, щеки алели от гнева. Она была так хороша, что Джон, словно очарованный, простоял несколько секунд, прежде чем заметил: Женевьева была близка к истерике.

– Миледи. Что….

– Скажите Тристану, что я хочу его видеть!

– Но я не могу этого сделать, граф уехал!

Она остановилась. И посмотрела на него с подозрением.

– Уехал? И надолго?

Джон склонил голову, чтобы скрыть улыбку, невольно скользнувшую по его губам, когда он услышал, с какой надеждой она спросила об этом.

– Нет, миледи, ненадолго. Он поехал осматривать дальние земли и должен вернуться через день или два.

– О! – Женевьева попыталась успокоиться и улыбнулась Джону прелестной обворожительной улыбкой. – Уехал на два дня… – негромко повторила она. – Тогда, эта прогулка, это доброе отношение – я должна отблагодарить вас, Джон, за это.

– Нет, это приказ Тристана.

Благодарная улыбка тут же пропала, а взгляд Женевьевы стал холоднее льда.

– Ага, и «Бордо», – это тоже, конечно, от него?

– Как я вижу, вам оно не понравилось, – прокомментировал Джон.

Женевьева небрежно взмахнула рукой, затем быстро прошла оставшееся между ними расстояние, опустилась на колено и приложила его руку к губам.

– Спасибо, Джон. Я буду готова через час.

Джон откашлялся.

– Гм, да, через час, миледи. Мне прислать к вам Тесс? Вам нужна вода?

– Да, если это вас не затруднит.

Как только дверь закрылась, на лице Женевьевы отразилась радость.

Тристан уехал! А она пойдет на прогулку с Джоном и Эдвиной, которых так легко провести!

Но тут она закусила губу, внезапно почувствовав стыд. Джон и Эдвина были единственными, кто пытался вступиться за нее, они не заслужили гнева Тристана, а она своим побегом, конечно же, навлечет на них неприятности. Женевьева прикрыла глаза и попыталась отбросить все сомнения. Тристан не станет обвинять Эдвину, а Джона он простит. Кроме того, у нее нет времени думать о них сейчас. Ей нужно приготовиться.

Вошла Тесс, все еще с опаской косившаяся на Женевьеву, хотя та была уже в прекрасном расположении духа, оживленно болтая, во время купания и даже позволила причесать свои волосы, когда те были вымыты.

Женевьева одела свои самые плотные чулки и самое удобное платье, и взяла с собой самый теплый плащ с капюшоном. Пока Тесс отвлеклась, заправляя постель, она залезла в дальний угол гардероба и извлекла маленький охотничий нож, украшенный драгоценностями.

Когда Джон с Эдвиной пришли за ней, Женевьева была готова. Ей опять стало стыдно, когда тетя крепко обняла ее. Она сознавала, что предает Эдвину вдвойне. «Но Эдвина должна понять меня. Господи, сделай так, чтобы она поняла!» – подумала Женевьева.

– Я взяла с собой кое-что перекусить для пикника, – взволнованно сказал Эдвина, глядя на Джона.

– Как замечательно! Как я благодарна вам! – воскликнула Женевьева, затем опустила глаза и скромно спросила, обращаясь к Джону: – А можем ли мы устроить наш пикник на лугу к западу от замка?

– Я вообще-то не думал, что мы выйдем за стены замка, – задумчиво произнес тот.

– Джон, – зашептала Эдвина, но Женевьеве все было прекрасно слышно. – И в самом деле, ведь она не просто молоденькая девушка, а ты – мужчина, рыцарь! Уверена, что ты будешь хозяином положения.

Эдвина невольно задела его гордость, и Джону просто не оставалось иного выбора.

– Хорошо, – сказал он. – Ну что ж, пошли?

– Да! – ответила Женевьева. – О, чуть не забыла. Этот подарок Тристана действительно мой?

– Да, конечно!

– Отлично.

И в голосе Женевьевы появились ледяные нотки. Она обернулась к служанке, теперь наводившей порядок на туалетном столике.

– Тесс?

– Миледи?!

– Мне было бы приятно, если бы ты забрала вино из корзины. Как было правильно замечено, мне не слишком нравится «Бордо».

– Я не смею…

– Да, да, возьмите, – Женевьева строго улыбнулась и затворила за собой дверь.

«Вот так! Тристану определенно симпатична Тесс, и он хорошо относится к подвыпившим женщинам. Что ж, пусть ему остается эта пышнотелая молодая крестьянка, и пусть она будет такой пьяной, как ему нравится».

* * *

Пикник был просто превосходным. Осенняя листва была так великолепна, солнце стояло высоко, щедро даря тепло и свет. У них с собою была корзина со свежим хлебом, недавно сваренным сыром, пирожками с почками, все было очень тщательно и заботливо уложено старым добрым Грисвальдом. Джон же прихватил небольшой кувшинчик эля.

Во время трапезы Женевьева поняла, что ей очень нравится Джон. У него острый ум, добрые глаза, он так заразительно смеется и по уши влюблен в Эдвину. Это было видно по его взглядам, слышалось в его голосе, ощущалось в той нежности и заботе, которыми он окружил ее тетку. Женевьева вздыхала, наблюдая за ними, и ей пришло в голову, что они получили то, чего она сама так страстно желала. Да, это была настоящая любовь, о которой слагают стихи поэты и поют песни менестрели.

Только один раз он позволил себе резкость по отношению к своей возлюбленной. Когда Женевьева спросила о прошлом Тристана, и Эдвина начала было рассказывать, Джон вмешался и поспешил прервать этот разговор.

– Эдвина! Помни о словах Тристана!

Та потупила взор и быстро закончила.

– Джон и Тристан с севера, они жили в дне пути от Лондона.

Ее племянница прищурила глаза. «Вот как! Эдвина не может даже ничего сказать из-за его слов?» С трудом сдерживаясь, чтобы не выдать свои чувства, Женевьева попросила у Джона еще эля. Мысли лихорадочно проносились в ее голове. «Скоро, я сбегу от Тристана! Скоро, очень скоро! И ничего я не боюсь!» Она собрала все свое мужество, так необходимое ей сейчас. Она больше не пойдет у него на поводу, не поддастся его чарам, не ответит на его прикосновения. И неважно, какие чувства они пробуждали в ней, ведь для него эта была всего-навсего игра!

Он сказал ей, что его галантные рыцарские манеры кое-где похоронены, вместе с теплом его души. «А те радости, которым он предавался вместе с ней, он получает где-то еще», – напомнила себе Женевьева о Тесс. Гордая волна захлестнула ее сердце, но она еще не знала, было ли это чувство ревностью.

Эдвина полулежала на шерстяном одеяле, весь облик ее говорил о том, что ей сейчас очень хорошо. Джон, наклонившись, что-то нашептывал ей на ухо, и она радостно смеялась. Эти двое были совершенно поглощены друг другом.

Они расположились на лугу, западнее замка, чуть дальше начинались холмы, покрытые лесом. Женевьева встала.

Джон был все-таки не настолько увлечен Эдвиной, чтобы забывать о пленнице, и поэтому мгновенно вскочил на ноги.

– Женевьева?

– Я хочу собрать немного осенних листьев. Их красота утешит меня во время тех долгих часов, когда я буду одна.

Джон подозрительно посмотрел на нее и перевел взгляд на Эдвину, которая тоже с легким замешательством глядела на пленницу.

Женевьева же, постаравшись придать своему взгляду самое невинное выражение, мило улыбнулась, хотя на душе у нее скребли кошки.

– Не отходи далеко! – предупредил ее Джон.

– Конечно, – покорно пообещала Женевьева.

И сперва она так и поступила. Она бродила даже ближе, чем собиралась вначале, невольно слыша все, о чем говорили Джон с Эдвиной. Он объяснялся ей в любви, и она что-то шептала в ответ с нежностью и благоговением. И снова, краска стыда залила лицо Женевьевы. Она тяжело вздохнула и не спеша направилась к опушке леса, периодически нагибаясь к земле, делая вид, что собирает что-то. Но вот Женевьева скользнула между деревьями и бросила назад прощальный взгляд.

Слезы застилали ее глаза, когда она смотрела на них, таких влюбленных и счастливых… «Какая бы из них получилась прекрасная пара!»

На какой-то короткий миг Женевьеву одолели сомнения. Она представила себе Тристана, с нежностью смотрящего на нее, страстно обнимающего ее. Она представила Тристана не великолепным зверем, а ее рыцарем, любящим и нежным.

Женевьева тряхнула головой, прочь отгоняя видение. Господи, неужто она сошла с ума! Тристан же ненавидит ее, он использует ее, и она должна бежать от него ради спасения своей души! У нее не было сил, чтобы сопротивляться, когда они были вместе, когда какая-то черная магия зажигала в них дьявольский огонь. И совершенно не имело значения, что она пыталась отказать ему, что она сопротивлялась его объятиям.

Женевьева выпрямилась, развернулась и побежала.


– Выходи за меня замуж, – сказал Джон. Эдвина с удивлением посмотрела на него, широко раскрыв глаза, голубые, как небо.

– Что?

– Выходи за меня замуж, – повторил он.

– Но…

– Но ты же говорила, что любишь меня?

– Я люблю, Господи! Ты же знаешь, что я люблю тебя, но ты… и я…

– Я мужчина, а ты – женщина, – поддразнил ее Джон. – У нас с тобой совершенно правильное соотношение полов.

Эдвина рассмеялась, но внезапно прервалась, ощутив щемящую боль.

– Джон, я ведь побежденный враг, помни об этом!

– Ты самая красивая женщина, самая чудесная женщина из всех кого я когда-либо встречал.

– Нет же, это ты величайшее чудо. Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного, мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Но выйти за тебя замуж? Разве это возможно? Я старше тебя и у меня дочь…

– Клянусь тебе, что я буду любить ее как родную.

– О, Джон!

– Ты выйдешь за меня замуж?

Она расплакалась.

– Черт возьми, Эдвина…

Она обхватила его руками и нежно поцеловала, и еще раз поцеловала и еще, и еще… Слезы текли из ее прекрасных глаз, слезы счастья.

– Я выйду за тебя, Джон! О, Господи. Да, да, да!

И тут он пропал, утонул в чудной синеве ее очей, погрузился в ее поцелуи, в ее объятия… Но внезапно Эдвина приподнялась, огляделась и с паникой в голосе воскликнула:

– Джон!

– Что?

– Где Женевьева?

– Черт возьми! – вскричал Джон, вскакивая на ноги. – Проклятье!

Быстро окинув взглядом луг, он бросился к лесу. Добравшись до опушки, Джон сообразил, что не сможет отыскать беглянку в одиночку, лес был слишком густым. «Черт бы ее побрал! Его же предупреждали, чтобы он не верил этой живой волчице!»

Джон вернулся к Эдвине, торопливо собиравшей вещи. Он был вне себя от гнева.

– Это все ты! – набросился он на молодую женщину. – Это был отвлекающий маневр, да! «О, Джон, я так тебя люблю!» Вы сговорились, ты пообещала ей, что отвлечешь меня своими нежностями: «Я соблазню его, а ты убежишь».

– Что? – выдохнула Эдвина.

– Сегодня утром, мадам! Вспомни свои слова! Ведь она молоденькая девушка, а ты рыцарь! Ты не лучше ее, Эдвина!

– Нет, это неправда.

Джон даже не удостоил ее взглядом.

– Джон, поверь, я клянусь, что…

Ярость душила его, он влепил женщине пощечину с такой силой, что та упала, всхлипывая. Джон даже не посмотрел на нее, он развернулся и поспешил к замку, чтобы позвать стражу.

* * *

Женевьева смогла немного пробежать с довольно приличной скоростью, прежде чем окончательно выдохлась. Задыхаясь, она остановилась, и задумалась, сколько у нее в запасе времени до того, как бросятся за ней в погоню. Ей нужно уйти как можно дальше, ведь преследователи, скорее всего, будут верхом. И она снова бросилась бежать. Благодарение Господу; что она молода и у нее быстрые ноги. И все-таки этого явно недостаточно. Силы ее были уже на исходе, когда Женевьева услышала звуки погони: стук копыт, крики людей и даже звук рожка.

«Джон созвал половину стражи!» – в отчаянии подумала Женевьева. Ей никогда не скрыться от такого количества людей. Она взмолилась, чтобы они не взяли с собой собак, и устало посмотрела вверх. У нее был единственный шанс – забраться на дерево и переждать, пока они не пройдут мимо.

Женевьева заколебалась, но звуки погони, конское ржание, голоса, хруст сухих ветвей становился все ближе и ближе, и она начала карабкаться на ближайший дуб.

* * *

Погоня была прямо под ней. Сквозь листву, Женевьеве были хорошо видны Джон и юный Роджер, остановившиеся прямо под деревом, среди ветвей которого, едва дыша, притаилась Женевьева, чтобы посоветоваться.

– Вперед! – зло сказал Джон. – Мы будем искать, пока не найдем ее!

Роджер что-то ответил ему, и Джон мрачно рассмеялся, его смех был очень похож на смех Тристана.

– Я заслужил его гнев! Я верил всему, что говорила эта женщина! Но, понимаешь, он предупреждал меня о Женевьеве, но ни словом не обмолвился об Эдвине.

Они пришпорили коней и ускакали. Женевьева закусила губу, с трудом сдерживаясь. Ей так хотелось крикнуть Джону:

«Какой же ты глупец! Эдвина ни в чем не виновата, она так предана тебе!»

Господи, что же она наделала! Своим бегством разрушила надежду на счастье Эдвины, которая так любит ее, так старалась помочь облегчить ее учесть! Женевьеве стало совсем плохо, душа ее разрывалась между состраданием к единственному близкому человеку и жаждой свободы.

Ей уже нельзя вернуться. Все что ей остается желать – это молиться за Эдвину и просить у Господа для нее милосердия.

Женевьева была в отчаянном положении. У нее ужасно болели руки и ноги, но она не осмеливалась слезть с дерева, не решалась даже пошевелиться, пока люди Тристана не проедут обратно. Усталая, терзаемая угрызениями совести, она ждала до наступления темноты.

* * *

«Все идет неплохо, – подумал Тристан, – все на самом деле идет неплохо». Он возвращался, со всевозможными подарками от крестьян, которые в большинстве своем никогда не видели лорда Эдгара Эденби и потому не имели причин оплакивать его. Тристан разговаривал с земледельцами о новой системе севооборота, с овцеводами обсуждал цены на шерсть.

Он даже ощущал некоторое сожаление, вспоминая о своем обращении с Женевьевой. Люди могли не знать лорда Эдгара, но всем была знакома его дочь.

– Дома, – он посмотрел на замок, подъезжая к воротам, наконец-то они дома. Этот замок, с Божьей помощью, становится его домом.

Он сглотнул, чувствуя радость и беспокойство одновременно. Горячая волна желаний поднималась в нем, бросала в дрожь, неудержимо влекла к Женевьеве. После хорошей кружки эля и сытного обеда он пойдет к ней. Она может бороться с ним или игнорировать его, как ей будет угодно, но он будет держать ее в своих объятиях, пока она не сдастся. Он будет с нею заниматься любовью, ибо он желает ее, и под конец он останется спать рядом с нею, ибо он хочет этого.

Он вспомнил, как одна старая женщина сказала, ему, имея в виду Женевьеву. «Она приходила к нам во время чумы, вы знаете?» «Да, она далеко не совсем высокомерна и недоступна, – сказал себе Тристан, – в ней есть и смелость и сострадание, ведь она рисковала своей жизнью, помогая этим несчастным».

Он крикнул Тибальду и его людям, чтобы те отдыхали. Юный Мэтью, застенчивый симпатичный парень, уже в новой ливрее, бросился к нему, чтобы принять поводья коня. Тристан же устремился ко входу в Большой зал.

И прежде чем он вошел туда, стало ясно, что что-то случилось. Джон открыл ему и застыл с мрачным, покаянным и гордым выражением лица. С его плеча свешивались седельные сумки, как будто он только и ждал Тристана, чтобы отправиться в дорогу. Наклонив голову, он тихо проговорил.

– Она сбежала от меня, обманула, несмотря на все твои предупреждения. Клянусь, я найду ее. Я не оправдал твоего доверия, я…

– Прекрати, – устало сказал Тристан. Как ни странно, он не почувствовал гнева на Джона, ему вдруг просто стало холодно. Он прошел мимо и поднялся по ступенькам. Внутри его уже ожидал Грисвальд, нервно переминаясь с ноги на ногу, готовый броситься исполнять приказание по первому знаку.

Джон следовал за Тристаном по пятам.

– Тристан, я…

Граф взял кубок с подноса и сделал большой глоток.

– Джон, скажи Мэтью, чтобы тот не плотно кормил коня и не расседлывал его. Я сам поеду за ней.

– Тристан, черт возьми, ведь я подвел тебя! Я должен…

– Нет, – Тристан даже улыбнулся. – Я дал ей некоторую свободу, а этого не следовало делать до моего возвращения. Ты же нужен мне здесь. И единственный твой долг – хорошо нести свою службу в замке.

– Грисвальд, принеси-ка мне поесть и поставь в кабинете. И приготовь мне что-нибудь из еды в дорогу, да не забудь про эль.

Джон уставился на своего друга, не веря услышанному.

– Я переоденусь, – пробормотал Тристан.

И пошел вверх по лестнице, направляясь к спальне, но задержался у открытой двери в комнату Женевьевы, вошел во внутрь и сразу увидел красное пятно, расплывшееся на выбеленной стене.

Тристан быстро вышел, зашел к себе и пожалел, что у него нет времени, чтобы вымыться. Он выбрал самый теплый из своих плащей, самые удобные сапоги с толстыми подошвами и спустился вниз. Он все еще ощущал жуткий холод. «Злюсь ли я? – спросил себя Тристан. – Ужасно, настолько ужасно, что просто не могу позволить себе показать свою ярость. А почему? Да потому, что она снова предала меня, и именно тогда, когда я так нуждался в ней».

Джон все еще оставался в Большом зале. Тристан быстро прошел в кабинет, где его ожидала тарелка превосходно поджаренной баранины и мятный пудинг. «Как легко управлять этим поместьем», – мелькнуло у него в голове.

Он разложил на столе карту, уверенный в том, что знает, куда должна направиться Женевьева, определил направление и скатал лист в трубку, чтобы захватить с собой.

Потом принялся за еду, не потому что был голоден, просто прекрасно понимая, что ему надо подкрепиться перед тем, как отправиться на поиски беглянки.

– Тристан!

До его ушей донесся дрожащий нежный голос. Входя, он оставил дверь открытой и теперь, подняв голову, увидел Эдвину, внимательно наблюдавшую за ним, стоя на пороге.

Тристан откинулся на спинку стула.

– Миледи?

Она прошла в комнату и опустилась перед ним на колени, умоляюще заглядывая ему в лицо.

– Клянусь, что я не причастна к этому! Я не знала! Я должна была догадаться, но я думала…

Тристан перебил взволнованную женщину и, нахмурившись, приподнял ее голову за подбородок. На нежно-очерченной щеке виднелся синяк. Эдвина вспыхнула и кивком освободила голову, пробормотав.

– Джон думает, что это я спланировала побег Женевьевы…

– Господи Боже, – выдохнул Тристан.

Он моментально поднялся и выскочил из двери, направляясь в зал.

– Джон, черт бы тебя побрал, ты ударил ее!

Плизэнс развернулся и застыл от удивления. Его лицо, сохранившее покорное и виноватое выражение, вдруг покрылось краской гнева.

– Неужели ты, Тристан, собираешься учить меня, как обращаться с моей женщиной?

– Ты ударил Эдвину?

– Она заслужила.

– Я не верю этому!

Эдвина уже стояла позади Тристана, слезы заливали ее глаза.

– Джон, клянусь, я не виновата!

– Что с тобой случилось, приятель? – резко спросил Тристан. Еще не до конца успокоившись, он понял, что они с Джоном чуть не подрались.

– Пожалуйста, Джон… – Эдвина встала между ними, умоляюще глядя на молодого человека. Разрыдавшись, она упала перед ним на колени и отчаянно прошептала. – Ну, прошу, тебя!

– Неужели в твоем сердце нет сострадания? – воскликнул Тристан.

– В моем сердце. Почему – в моем? Разве. Это ведь ты… не очень-то милосерден.

– Меня предали, а тебя нет!

Тристан стремительно развернулся, и пошел прочь, оставляя их. Он зашел в кабинет, собрал то немногое, что ему было нужно, и снова вышел. Эдвина уже стояла на ногах, она все еще плакала, но Джон приобнял ее и что-то нашептывал в ухо.

Они расступились, увидев, что Тристан вернулся.

– Я поеду с тобой, – сказал Джон. – Это моя вина.

– Нет, я поеду один, я найду ее сам.

– Обязательно разыщи ее! – воскликнула Эдвина. – В лесу медведи и волки… – И внезапно прервалась, осознав, что для Женевьевы будет гораздо лучше встретиться с дикими зверями, чем с Тристаном. Она сглотнула.

– И разбойники, страшные люди, не признают никакой власти.

– Тристан, – обратился к нему Джон. – Пятьдесят человек искало ее и не смогло найти, дай мне…

– Друг мой, я найду ее, потому что знаю, куда она направляется, я знаю, все, что творится у не на уме гораздо лучше чем ты… – он сделал пауз и криво усмехнулся. – Даже лучше, чем Эдвина. Я надеюсь, что Женевьева идет пешком? Ведь вы не догадались снабдить ее лошадью? – Тристан улыбнулся, в то время как Джон и Эдвина обеспокоенно переглянулись.

– Лошади у нее нет, – заверил его Плизэнс. Тристан направился к двери, но на полпути остановился и обернувшись, обратился к Эдвине.

– Мне кажется, что в башне есть небольшая комната?

– Да, – ответила она с недоумением. Теперь улыбка Тристана была мрачной.

– Распорядись, чтобы туда перенесли вещи Женевьевы, а мои – в ее спальню.

Он оставил их стаять, и вышел наружу. К вечеру стало холодать. Тристан спросил себя, «было ли Женевьеве холодно», и мрачно пожелал, чтобы у нее не попадал зуб на зуб.

Но когда он принял поводья из рук Мэтью и вскочил на коня, то вспомнил тот ужас, который ощутил, войдя в спальню, когда Женевьева спала у камина, а он решил, что она умерла.

Тристан выехал за ворота и поднял глаза к восходящей луне.

– Господи, леди, только бы с тобой ничего не случилось, – прошептал он и сжав бока своего коня, послал его в галоп. Теперь многое зависела от скорости его верного скакуна.

Загрузка...