ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

– Тост! – воскликнул мистер Кроули, поднимая бокал, – за город Эденби и его основателя, нашего лорда, его светлость Тристана де ла Тера!

Сидевшие за длинным столом торговцы и ремесленники подняли свои бокалы и кружки с приветственными возгласами, обращенными к Тристану, сидевшему во главе стола. Он с улыбкой пододвинул последние бумаги сэру Гэмфри, сидевшему от него по правую руку и подумал, что лучшего мэра для города ему не найти. У сэра Гэмфри было небольшое поместье сразу же за границей нового города. Люди любили и уважали его за то, что он был честен и справедлив.

– Благодарю вас, джентльмены! – сказал Тристан, поднимая бокал, – за всеобщее процветание!

Из кухни показался Грисвальд и кашлянул, явно намекая, что пора расходиться. Пировавшие начали ставить свои бокалы на стол и прощаться. Ушли все, кроме старого сэра Гэмфри, который подошел к камину и стал смотреть на огонь. Тристан осушил свой бокал, терпеливо ожидая, когда сэр Гэмфри начнет говорить. Он знал, что тот скажет о Женевьеве, и был готов ответить.

– Ты хорошо сделал, Тристан!

– Спасибо.

– Ты проявил большое милосердие к своим бывшим врагам. Ты вернул мне мой дом. Томкин теперь свободный человек и служит тебе в качестве управляющего по собственному выбору. Леди Эдвина и Джон обрели настоящее счастье. Все это…

– Все это я слышал неоднократно, – нетерпеливо перебил его Тристан. – «Не заходи слишком далеко, старик», – подумал он и подлил себе еще вина. Трижды за эти две недели он приходил к Женевьеве, трижды требовал от нее объяснений, и всякий раз она молчала, склонив голову.

Итак, леди Эденби снова его пленница и заперта в своей комнате. Тристан же, все это время жил в бывшей спальне сэра Эдгара. Часто приходила ему в голову мысль о том, что его жизнь гораздо хуже, чем жизнь Женевьевы, ибо все это время не знал он ни сна, ни покоя. Он желал ее, страстно, безнадежно, он желал ее любви, но она предавала его снова и снова, и он не мог справиться со своим желанием и своим недоверием к ней.

Тристан заглянул в свой бокал и подумал, что с тех пор, как он заглянул в ее глаза впервые, она стала для него смыслом жизни, самой жизнью… Неожиданно он грохнул своим бокалом по столу с такой силой, что хрупкое стекло разлетелось на мелкие осколки, и вскочил. Его охватило острое желание немедленно избавиться от этого наваждения.

Не обращая внимания на сэра Гэмфри, Тристан подошел к подножию лестницы и крикнул:

– Джон, Джон! Спустись вниз!

Минуту спустя появился Джон, он с любопытством смотрел на Тристана, ибо не слышал такой бесшабашности в его голосе уже много дней.

– Пошли, Джон, мистер Пайерс открыл новую таверну, как раз неподалеку от границы города, пойдем выпьем и как следует повеселимся, поздравим его и пожелаем успешной торговли.

Тристан обернулся к сэру Гэмфри.

– Вы не присоединитесь к нам?

– Пожалуй, нет, – невесело ответил тот.

– Послушай… – начал Джон.

Тристан обхватил друга за плечи.

– Ужасно хочу напиться, старина, напиться до чертиков.

– Утопить в вине свою печаль? – пробормотал Джон.

– И вовсе нет! Просто избавиться от нее, и найти утешение в эле, и возможно в объятиях молоденькой шлюхи, кто знает.

Тристан, кивнул сэру Гэмфри и кликнул Мэттью, чтобы тот подал им лошадей.

«Возможно, – подумал Джон, – будет лучше, если я буду рядом с ним». Он последовал за Тристаном, но приостановился и обернулся к сэру Гэмфри:

– Скажите моей жене, если это не составит для вас труда, сэр что я отчаянно пытаюсь поймать тигра за хвост.

Старик кивнул головой.

Тристан успел пройти за это время большую часть расстояния до двери, и Джон поспешил догнать его.


– Если ты не говоришь этого Тристану, то я не вижу причины, почему бы тебе не рассказать все мне? – сказала Эдвина.

Женевьева, подобно тигрице в клетке, металась по спальне. Эдвина сидела на кровати, держа Кэтрин на коленях. Она смотрела на девочку и любовалась ею, думая о том, какой эта крошка станет красавицей, когда вырастет, с тонкими чертами лица Женевьевы и цветом глаз и волос Тристана. Она так внимательно рассматривала дитя, потому что надеялась подарить Джону ребенка к осеннему сбору урожая.

– Я не могу сказать тебе, Эдвина, – с глубоким вздохом промолвила Женевьева, – ты можешь посчитать своим долгом рассказать ему.

– Я же твоя тетя! Плоть и кровь!

Женевьева остановилась и посмотрела на Эдвину:

– Я не могу тебе этого доверить. Ты поступишь так, как считаешь нужным и не сможешь мне помочь, но можешь стать причиной больших неприятностей.

– Женевьева, неужели ты не понимаешь?

– Да, я понимаю, – сказала ее племянница, присаживаясь на кровать, – он думает, что я приехала в Бэдфорд Хит только для того, чтобы найти нечто, способное погубить его, но клянусь, Эдвина, я ехала туда не за этим! – она откинулась на кровать, ибо почувствовала внезапное головокружение и тошноту. Женевьева подумала, значит ли ее новая беременность что-либо для Тристана или нет?

«О, это должно что-либо значить. Ведь они не могут продолжать так дальше! Эдвина сказала ей, что Тристан и Джон пошли в таверну, что Тристан был в ужасном расположении духа. Может быть, он старается забыть о ней… Если у нее родится мальчик, то она ему будет больше не нужна, ведь что требуется мужу от жены? Наследник!»

– Женевьева, я клянусь, что не предам тебя! – негромко пообещала Эдвина, – ты должна рассказать обо всем и облегчить свою душу и сердце.

– У меня будет ребенок, – сказала Женевьева.

Эдвина молчала несколько мгновений.

– Он будет, конечно, рад, но…

– Но это не заставит его простить меня, – закончила Женевьева, готовая разрыдаться. – Господи, Эдвина…

– Расскажи мне, – строго потребовала тетя.

– Эдвина, если ты предашь меня, то попадешь в ад, – сказала Женевьева, – если ты расскажешь, то сделаешь только хуже.

– Рассказывай!

И Женевьева рассказала ей, что видела Гая рядом с Бэдфорд Хит, что хотела сама поговорить с ним.

– Эдвина, ведь он был моим другом, другом Акселя и моего отца, как я могла предать его?

– Продолжай.

– И вот, когда мы приехали ко двору, он пришел ко мне в спальню и начал говорить о том, как он меня любит и, что он сделает все, чтобы заполучить меня. Затем он рассказал мне о письмах, которые украл и…

– И поэтому ты решила выкрасть их у него, но стражник заподозрил что-то, остановил тебя и нашел их.

Женевьева кивнула.

– Расскажи ему! – сказала Эдвина.

– Я не могу, он просто подумает, что я была в сговоре с Гаем.

– Тебе следовало сказать ему, когда ты увидела сэра Гая в Бэдфорд Хит.

– Может быть. Но я не знаю, я…

Она прервалась, широко открытыми глазами глядя на распахнувшуюся дверь. На пороге стоял сэр Гай. Он был облачен во все черное: плащ, куртка, чулки, даже шляпа, единственным исключением была темно-серая бархатная рубашка.

– Я пришел за тобой, любовь моя, я пришел, чтобы спасти тебя.

Она поднесла руку к горлу. «Как он вошел, ведь у дверей должен стоять юный Роджер де Трейн, куда он подевался?» Страх и гнев поднялись в Женевьеве.

– Гай! – холодно сказала она, – что ты здесь делаешь? Разве тебе не приходило в голову, что я могла рассказать все Тристану? Ты ведь наверняка слышал, что однажды вечером у меня была интересная экскурсия в Тауэр?

– Мне очень жаль. Ты сделала глупость, но если ты выдала меня Тристану, то не ждала бы меня сегодня здесь.

– Я не ждала тебя! – воскликнула Женевьева, вскакивая на ноги, – я чуть не потеряла жизнь и свободу из-за тебя, Гай! Я столько наделала глупостей, но…

Он подошел к ней, и хотя она попыталась отстраниться, схватил ее за руку:

– Пошли, Женевьева, мы уходим.

Паника охватила молодую женщину. Ей было неприятно его прикосновение, а он все крепче сжимал свои цепкие пальцы.

– Я не хочу никуда уходить, Гай, я жена Тристана и…

Он встряхнул ее с такой силой, что у нее клацнули зубы, и перехватило дыхание.

– Гай!

– Я люблю тебя, Женевьева! Я хочу тебя…

– Гай, ты был мне другом, ты был другом Акселя, я никогда не любила тебя и тебе следует понять…

И в следующее мгновение она замолчала, прерванная его смехом, в глазах Гая сверкнула неожиданная злоба.

– Женевьева, ты или со мной, или против меня. Эденби должен принадлежать мне…

– Что? – она попыталась вырваться из его рук, но Гай был почти так же силен, как и Тристан, и ему без труда удалось удержать ее. Женевьева в отчаянии взглянула на Эдвину, притихшую, прикрывавшую всем телом малютку. Та тихонько покачала головой, словно говоря: «Поступай осторожно, этот человек способен на все».

– Гай, я бы никогда не вышла за тебя замуж…

– Я ночами лежал, мечтал о тебе, мечтал о том, как ты подходишь к кровати, как медленно снимаешь с себя одежду, как ложишься на постель…

– Гай, но ведь я никогда ничего не обещала тебе… Я была обручена с Акселем!

– Ты идешь со мной, Женевьева? Я хотел тебя, я хотел Эденби и был готов на все ради этого. В один прекрасный день Эденби будет моим. А сейчас мы отправимся в Ирландию, к йоркистским лордам. Когда они поднимутся против Генриха, мы вернемся сюда, и тогда я отрублю голову Тристану де ла Теру.

– О, Гай, как ты не понимаешь! Я люблю его и никуда не пойду с тобой! Уходи быстрее, прежде чем он не вернулся, прежде чем тебя не обнаружила стража! Слушай меня внимательно – я люблю его!

От его неожиданного и сильного удара, она вскрикнула и упала на пол. Лицо его исказилось от гнева, когда она попыталась встать.

– Ты пойдешь со мной. Ты – шлюха! Я буду брать тебя до тех пор, пока не устану от тебя! Ты – дура! Твоего Акселя убил вовсе не ланкастерский воин, это я убил твоего жениха и старого Эдгара!

– О, Господи! – еле вымолвила Женевьева.

Он злорадно улыбнулся:

– И я буду убивать снова и снова. Я лучше убью тебя, чем оставлю ему. Тебе следует идти со мной!

Женевьева набрала побольше воздуха в легкие и закричала. Гай ударил ее под ребра. Эдвина выбрала этот момент, чтобы стремглав броситься к двери, но дорогу ей внезапно преградил какой-то незнакомец. В руках его был длинный нож. Она попятилась назад, прижимая к груди Кэтрин, обернулась к Гаю и спросила дрожащими губами:

– Где, где?..

– Маленькая Энни? Она заперта в своей комнате вместе с Мэри.

– А сэр Гэмфри, – вскрикнула Эдвина, облизывая пересохшие губы.

– Истекает кровью на полу, и старый Грисвальд тоже. Впрочем, он возможно выживет, а остальные слуги просто испугались, и мы заперли их в башне. Да, этот парень, Роджер, он пытался сопротивляться, но мы… все-таки одолели его, да, Филберт?

Его сообщник ухмыльнулся.

– На стенах полно стражи, – предупредила Женевьева, но Гая, казалось, ничуть это не встревожило.

– Иди сюда, – сказал он, обращаясь к Эдвине.

– Нет! – закричала она и попыталась убежать. В этот момент Женевьева бросилась на Гая, словно дикая кошка, но он снова сильным ударом сбил ее с ног. Эдвина попыталась закричать, но сзади подскочил Филберт и сильно рванул ее за волосы, запрокинув голову, а Гай в это время выхватил из ее ослабевших рук Кэтрин.

Женевьева вскочила и снова бросилась на Гая, но тот остановил ее, предупредив, что если она не успокоится, он немедленно перережет горло ребенку.

– А теперь, моя любовь, накинь на себя плащ и выходи наружу, и скажи груму, чтобы он подал тебе лошадь.

– Я здесь пленница! – в голосе ее было отчаяние, сердце замирало от ужаса. Она боялась, что Гай выполнит свою угрозу, и не знала, что ей предпринять. Господи, ее отец был убит собственным вассалом, а жених – другом. Бедный Аксель!

– Не беспокойся, когда мы подъезжали, я сказал парню, что возможно мы выедем с тобой, и он только улыбнулся в ответ. Тристан не потрудился сообщить своим слугам, что он снова в ссоре с тобой.

«Что делать? Здесь бесполезно ожидать помощи. Может быть, во дворе она сможет закричать и стража поймет, что она попала в беду, и…

– Я иду, – сказала Женевьева, – только, пожалуйста, отдай мою дочь Эдвине.

– Нет, я возьму девчонку с собой, и если ты не будешь вести себя нормально и улыбаться, если кто-нибудь заподозрит неладное, я лишу ее жизни в течение одной секунды.

– Ты бастард! Ты, земляной червь, гнусная тварь! – неожиданно вмешалась Эдвина, но Гай ударил ее, и она упала, сильно ударившись головой о столб, и затихла.

Гай схватил Женевьеву за волосы, и она громко вскрикнула.

– Она жива. Пошли, иначе я убью ее до того, как мы уйдем.

С дрожью посмотрела Женевьева на неподвижное тело Эдвины.

– Я иду, – и последовала за ним, но переступив порог, вскрикнула, увидев распростертого лицом вниз Роджера де Трейна. Женевьева опустилась перед ним на колени и поняла, что он дышит.

– Вставай, – сказал Гай, опять хватая ее за волосы. Кэтрин заплакала и Гай зажал ей рот, отпустив Женевьеву. – Учти, я ведь могу задушить это собачье отродье.

Опустив голову, Женевьева покорно последовала за ним к лестнице. Девочка негромко хныкала, как будто и она понимала, какая над ними нависла опасность, и что жизнь их висит на волоске.

Они быстро прошли через зал, и вышли во двор. Со стены им отсалютовали стражники, Женевьева слышала смех, доносившийся из таверны, и гомон на рыночной площади. Ярко светило солнце, воздух был тепел и свеж, в голубом небе плыли облака, все вокруг было так спокойно и тихо…

К ним подошел Мэттью, и его госпожа, улыбнувшись, сказала ему, что поедет вместе с сэром Гаем. Улыбнувшись в ответ, Мэттью ответил, что сейчас приведет лошадей.

«Ах, Мэттью, Мэттью, неужели никто не видит, что я попала в беду. Тристан, – думала она, – я люблю тебя, о, Господи, я так люблю тебя, всем сердцем, поверь, я не хочу идти с ним. Боже, как же я была глупа! Эдвина расскажет ему правду, и он придет за ней, да, да, конечно, он придет за ней! Но найдет ли он ее? А, если Гай и в самом деле отправится в Ирландию? Или, когда она ему надоест, убьет ее и маленькую Кэтрин? Ведь убил же он многих других?»

Но вот Мэттью подвел лошадей, Женевьева взобралась в седло, и грум подал ей поводья. Гай легко вскочил на своего коня и, держа ребенка на руках, вставил ноги в стремена. Бросив парню монету, сказал ему улыбаясь:

– Миледи торопится по важному делу, беги к воротам, пусть их откроют побыстрее. – Мэттью поблагодарил и подчинился.

Наконец, они выехали из замка, и когда они отъехали на некоторое расстояние от стен, Кэтрин вдруг заплакала во весь голос. Женевьева подъехала ближе к Гаю и попросила, чтобы он отдал ей дочь, но он одной рукой взял поводья своего и ее коня, так что Женевьева не смогла бы убежать, и отдал ей дочь:

– Уйми ее! – но Кэтрин даже на руках матери не переставала плакать.

– Уйми же ее! – раздраженно произнес Гай.

– Она голодна.

– Тогда покорми ее!

– Я не могу кормить ее при тебе! Нам нужно остановиться.

– Нет, мы не остановимся до тех пор, пока не отъедем далеко-далеко, так, что тебе придется кормить ее при мне.

– Тристан поедет вслед за тобой.

– Тристан некоторое время будет очень занят. Оглянись-ка!

Женевьева глянула через плечо и увидела, что над замком поднимается тонкая струйка черного дыма.

Она вскрикнула:

– Ты поджег Эденби!

– Да, то что не достается мне, не достается никому другому!

– Ты погубил их, – выдохнула она, – всех этих людей…

– Может быть, некоторым удастся спастись. Молись за них, Женевьева!

Когда Мэттью увидел леди Женевьеву, то сразу понял, что происходит что-то неладное. Его госпожа улыбалась, но ему показалось, что она в любой момент готова расплакаться. Да к тому же, какая мать отдаст своего ребенка даже самому лучшему другу, особенно когда он садится на лошадь? Недолго раздумывая, парень бросился во внутрь замка. И сразу же увидел лежавшего сэра Гэмфри, тот слабо стонал. Из кухни тоже доносились стоны и в воздухе пахло… дымом… Пожар!

Он выскочил на улицу и начал звать на помощь. Со всех сторон бежали стражники. В это время юноша взбежал по лестнице, ведущей в комнату Женевьевы. В спешке он чуть было не перескочил через лежавшего мужчину, но вовремя остановившись, склонился над ним.

Роджер де Трейн застонал и попытался подняться.

– Пожар, сэр, пожар! – закричал Мэттью.

Роджеру не надо было повторять дважды, он встал, пошатываясь, в то время, как Мэттью помчался к лестнице в башню. Роджер прошел в спальню. Комната была полна дыма, горели занавеси и постель. Рядом с кроватью лежала леди Эдвина. Бросившись к ней, он едва держась на ногах, с трудом поднял женщину на руки, и только успел, как одна из потолочных балок упала на пол, рассыпав вокруг сноп искр. Роджер не остановился до тех пор, пока не вытащил Эдвину наружу. Она отчаянно хватала воздух ртом. Но вот, наконец, вздохнула глубже и посмотрела на Роджера. В глазах ее была отчаянная мольба, лицо посерело от волнения.

– Энни, моя доченька! О, Господи, Роджер…

– Миледи, миледи, она здесь, с нами! – кричал Мэттью, ведя Мэри, Мэг и остальных слуг. Энни, плача, бросилась к матери. Эдвина прижала ее к себе и зарыдала.

– Энни, Энни, девочка моя!

Она повторяла эти слова снова и снова, но вот повернулась к Роджеру.

– Женевьева! Гай увез Женевьеву! Мы должны позвать Тристана и Джона…

– Я пойду за ними, – мрачно вымолвил Роджер.

– Нет, нет! – воскликнула Эдвина, – он может не поверить тебе, но поверит мне… – Роджер с обидой посмотрел на нее. – Что она поехала не по своей воле, – мягко добавила она, и юноша кивнул.

– Я приведу коня, – сказал Мэттью.

И Эдвина нашла в себе силы, чтобы отдать распоряжения:

– Сэр Гэмфри, как хорошо, что вы живы, соберите людей, а вы, Грисвальд, займитесь пожаром, вы должны остановить огонь. Мэри, позаботься об Энни, она вся в синяках, доченька моя, не плачь, я скоро вернусь!

Она вышла во двор, где ее ждал Мэттью с лошадьми, Роджер помог ей взобраться в седло, и она помчалась в сторону таверны за Тристаном и Джоном.

* * *

Ему не становилось легче. Он пил все больше и больше, но чувствовал себя все хуже и хуже. Тристан заглядывал в лукавые и обещающие глаза кабацких девок и говорил себе, что они сулят ему райское наслаждение, но чувствовал, что это было бессовестной ложью. Он смеялся, шутил и пил эль, но на душе его лежал камень.

«Иди к ней! – кричало его сердце, – обними ее, возьми эту волшебную красоту в свои руки»

Он грохнул кружкой по столу, и Джон поднял голову.

– Тристан…

Граф встал и швырнул несколько монет на стол.

– Пошли домой, – негромко сказал он.

Джон посмотрел на него округлившимися глазами. Он не понял, что вдруг случилось с Тристаном, но был рад перемене. Джон встал и громко поблагодарил пышнотелую девицу, прислуживавшую им. На ее лице отразилось искреннее сожаление.

Они направились к выходу, но не успели подойти к двери, как она широко распахнулась.

– Эдвина! – увидев ее бледное лицо, Джон бросился вперед, перевернув по пути несколько столов со всей, стоявшей на них посудой, с грохотом посыпавшейся на пол.

– Эдвина, Роджер, что случилось?

– Что, ради всего святого, это значит? – спросил Тристан из-за его спины. Эдвина говорила быстро и решительно:

– Появился сэр Гай, он захватил Кэтрин и Женевьеву, поджег замок, но даже это сейчас не самое главное. – Она наблюдала за выражением лица Тристана. – Слушай меня внимательно, Тристан! Черт бы тебя побрал! Это был не заговор! Гай украл эти письма, и Женевьева пыталась выкрасть их обратно, чтобы ты не убил Гая и не попал бы в Тауэр! Но все хуже, гораздо хуже. Этот человек безумен, он убил отца Женевьевы и Акселя только для того, чтобы заполучить ее, и теперь она в его руках, Тристан! – Она всхлипнула. – Он убьет ее или ребенка, ведь она сопротивлялась ему, ты же знаешь, как она сопротивляется! Ты должен найти ее, она не может ехать так быстро, как он заставляет, иначе она потеряет нового ребенка…

– Когда это случилось, – прогремел Тристан, – сколько их, кто с ними?

– Не больше часа тому назад. С ним еще один человек, он называл его Филбертом, – ответила Эдвина.

Тристан громко выругался.

– Слуга из Бэдфорд Хит! Я убью его! Если этот подонок Гай только прикоснется к ней, если он только что-нибудь сделает ей или Кэтрин!

Он не договорил, стремглав бросился вон и вскочил на коня. Роджер и Джон поспешили за ним. Но вскоре они отстали, ибо ни один конь не мог равняться с Пирожком, он скакал быстрее ветра.

Воздух прорезал хриплый военный клич, родившийся задолго до войн между Ланкастером и Йорком.

Загрузка...