Она развернулась и выбежала из комнаты. Женщина даже не заметила, был ли кто-нибудь в коридоре. Вниз по лестнице – через зал – во двор! Мужчины окружили сражавшихся, и Игрейнии пришлось продираться сквозь их ряды. В тот самый миг, когда она влетела в круг, Джейми снова поднял щит, чтобы загородиться от удара. Клинок со свистом прорезал воздух, и воины отскочили друг от друга. Прежде чем Эрик успел взмахнуть тяжелым оружием, Игрейния встала между бойцами.
– Стойте! Пожалуйста, остановитесь!
Из-за забрала она не видела лица вождя, и на секунду ей показалось, что еще секунда – и он ее отшвырнет и убьет своего брата.
– Стой, идиот! Он твой брат, ты же его убьешь!
Меч и щит Эрика полетели на землю. Вождь поднял забрало. Взгляд был такой, что Игрейния непременно шарахнулась бы в сторону, если бы его рука в боевой перчатке не схватила ее за волосы.
– Глупая баба, тебя же могли убить!
Через секунду Джейми тоже поднял забрало, бросил под ноги щит и меч, улыбнулся и спросил:
– Что случилось, Игрейния?
– А разве не ясно? – весело ответил вождь, и его пальцы еще сильнее скрутили ее волосы. – Она испугалась за твою жизнь. Не иначе решила, что я решил тебя прикончить.
Вокруг столпились люди – все те, кого Эрик обучал воинскому искусству. И Игрейния поняла, что совершила глупость.
Не выпуская ее волос, Эрик повернулся к своим ученикам:
– Вот так-то, ребята. Никогда не забывайте про щит, потому что на поле брани между вами и вашей смертью может не оказаться столь приятной леди. Запомните: сила и напор – хорошо, но надо еще думать и обладать интуицией. На сегодня закончим. – Хватка вождя слегка ослабла.
– Извините, что прервала ваш урок, и вы недоучили своих людей, как рубить друг друга в куски, – пробормотала Игрейния; больше всего на свете ей хотелось провалиться под землю прямо сейчас. – Я наблюдала за вами из окна, и мне показалось…
– Что мы собирались перерезать друг другу глотки? – закончил за нее Джейми и мягко добавил: – Но сейчас-то вы поняли, что мы учили молодых бойцов технике обращения с мечом? – Он поднес ее руку к губам и поцеловал. – Я вам чрезвычайно признателен за то, что вы бросились спасать мою жизнь.
Смущенная, Игрейния поспешно отняла у него руку.
– Поразительно, но за мою жизнь она ничуть не волновалась, – буркнул Эрик.
– Ничего удивительного, – рассмеялся Джейми. – Миледи правильно оценила ситуацию и поняла, что из этого боя я ни в коем случае не мог выйти победителем.
– Но зато ей не пришло в голову, что мы никогда не поднимем меч друг на друга, – проговорил шотландец небрежным тоном, но Игрейния поняла, что за его словами стояло нечто большее: «Мы не поднимем меч не только друг на друга, но и на тебя».
– Никогда, – торжественно подтвердил Джейми. – Мы с братом деремся только с врагом.
– Ну конечно, – согласилась Игрейния и решилась подпустить в свой голос чуть-чуть насмешки: – Еще раз прошу прощения. Можете продолжать свои упражнения. А я посмеюсь.
– Ничего смешного в них нет, – серьезно отозвался Джейми. – Наши учения – это жизнь или смерть воина.
– Тем более извините. – Когда же Эрик отпустит ее волосы? Провалиться бы под землю. Затаиться где-нибудь. И не видеть, как злится и смеется над ней ее муж, только теперь начиная понимать, что она решила, будто мужчины бьются именно из-за нее.
– Смеркается, занятия закончены, – коротко распорядился вождь. – На этом все. Из-за тебя! – И, выпустив ее волосы, поднял с земли щит и меч.
Игрейния покосилась на Джейми. Тот с сочувствием смотрел на нее. Однако она поспешила воспользоваться обретенной свободой.
– Еще раз простите. – И пошла к залу.
– Игрейния! – окликнул ее Эрик. Она застыла и медленно повернулась.
– Ты с такой насмешкой говорила о наших упражнениях. Если бы ты видела, как на настоящем поле битвы убивают людей, то не рассуждала бы о них так пренебрежительно. Настанет время, и им очень пригодятся эти приемы, потому что против них встанут люди, мечтающие изрубить их на куски.
– В таком случае еще раз извини, – только и выговорила Игрейния и со всем достоинством, на какое была способна, пошла прочь.
И тут дорогу ей преградил Тейер. Она давно его не видела и теперь задержалась, чтобы ответить на приветствие юноши.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо. Я хотел поблагодарить вас, миледи, за все, что вы для меня сделали.
– Поблагодарить? – удивилась она.
– Не помню, успел ли я сказать вам спасибо за то, что вы меня выходили после нападения бандитов. Если бы не вы, мои раны бы загноились и я умер, как и хотели головорезы. И еще за то, что замолвили словечко за меня, Тимоти и Брэндона. Здешние начальники вполне могли бросить нас на дороге – ведь, в конце концов, мы направлялись не куда-нибудь, а в Англию. А вы их убедили взять нас с собой в Лэнгли. Никогда я не был более счастлив, чем теперь! Учиться военному делу! Жить в замке! И верить, что мы будем сражаться за Шотландию и ее законного короля!
– Ничего особенного я для вас не делала, – покраснев, сказала Игрейния, памятуя, что Эрик находится где-то рядом. – Вы сами доказали, что способны за себя постоять.
– Вы всем троим спасли жизнь и дали шанс на будущее, – не отступал молодой человек.
– Рада, если оказалась полезной, – окончательно стушевалась Игрейния, желая только одного – поскорее уйти.
– А сегодня, когда вы появились на поле сражения и прервали поединок, вы показались мне очень красивой.
– Не красивой, а глупой, – оборвал его Эрик, услышав его слова. – Она вполне могла распроститься с жизнью. Влезла между нами, когда мы размахивали оружием, а тяжелый меч сразу не остановишь. Отдыхай, Тейер, приближается время, когда тебе потребуется эта наука. Пойдемте, миледи, поможете мне освободиться от доспехов. – И он направился к залу.
– Благослови вас Господь, леди, – пробормотал Тейер и собрался уходить, уверенный, что она с готовностью последует за вождем.
– Спасибо, Тейер, – ответила она и, надеясь, что муж не услышит, добавила: – Буду молить Бога, чтобы от вас никто не потребовал подобной жертвы.
Но Эрик услышал и нетерпеливо крикнул:
– Игрейния!
Ей ничего не оставалось, как последовать за ним.
Она не думала, чтобы опытному воину могла потребоваться ее помощь.
Эрик сидел в комнате на стуле перед камином и, увидев жену, кивнул ей.
– Раз тебя так интересует вооружение, сними с меня наплечники.
– Уверена, что ты справишься без моей помощи.
– Однако мне приятно ею воспользоваться.
Игрейния пересекла комнату, уговаривая себя держаться спокойно. Наплечники крепились к доспехам толстыми кожаными жгутами и пряжками. Игрейния расстегнула застежки и, когда наплечник оказался у нее в руках, удивилась его неожиданному весу и чуть не уронила, но все-таки сумела удержать и положила на пол рядом с Эриком. Он не сказал ни слова, и Игрейния тоже молчала, только заметила, каким задумчивым стал его взгляд.
Второй наплечник лег подле первого, и Игрейния принялась за нагрудник. Но Эрик вдруг взял ее руку.
– Благодари Бога, что люди не слышали твоих слов, когда ты налетела на меня.
– А что я такого сказала? Попросила, чтобы ты не убивал брата.
– Нет, мадам, ты назвала меня идиотом!
– А если бы они слышали, что бы ты сделал?
– Пришлось бы тебя избить, – мрачно ответил он. – Иначе мне не удалось бы сохранить свое достоинство.
Пальцы Игрейнии замерли на пряжке. Эрик произнес это совершенно спокойно и как само собой разумеющееся. Но она ему не поверила. Этот мужчина всегда вежливо обращался с женщинами. Со всеми, кроме нее. И это качество примирило с ним Игрейнию. Шотландец сознавал свою силу и поэтому был великодушен. Достоинство, которое так редко встречалось в мужчинах.
– Я вела себя так, как считала нужным, – ответила она и, притворившись, что ее нисколько не поразили его слова, продолжала заниматься доспехами, но при этом очень старалась, чтобы он не заметил, как дрожат ее пальцы.
– Хочу тебя предупредить: поосторожнее со своим влиянием на людей.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– А мне кажется, прекрасно понимаешь. Похоже, есть такие, кто с радостью отдаст за тебя жизнь.
– Если ты о Тейере, то я с ним давным-давно не виделась.
– У Тейера есть причины испытывать к тебе благодарность. Он молод и романтичен. Но я сейчас не о нем.
– Тогда… о ком?
– Во-первых, миледи, ты должна знать, что мы с Джейми двоюродные братья. Мы связаны родовой честью и ратными подвигами, когда мы прикрывали друг другу спину. Он никогда меня не предаст, и мне странно видеть, что ты решила, будто способна нас поссорить. Я прекрасно вижу, как ты любезничаешь с моими людьми и особенно с Джейми. Я не слепой и не глухой. Я замечаю все твои кривляния в зале. Но люди не видят тебя, когда мы разговариваем наедине, и принимают твое поведение за доброжелательность. Я позволял тебе играть в твои игры, пока они не причиняли вреда и доставляли тебе извращенное удовольствие. Но ты должна знать – ни один мужчина в этом замке не посмеет бросить мне вызов из-за тебя, что бы ты ни предпринимала и как бы ни надеялась на их преданность.
Игрейнии кровь бросилась в лицо, и она отвернулась к камину.
– Я не собиралась ничего предпринимать! А Тейер и его друзья – порядочные люди, и ты сам прекрасно это знаешь. Тейер поехал с нами, чтобы меня охранять, и я была у него в долгу, когда взялась лечить его раны. Что же до твоего брата… я разговариваю с ним, потому что он мне нравится.
– Сегодня я это понял. Но тебе не следует за него тревожиться: Джейми – один из лучших фехтовальщиков в мире.
– И мог бы тебя победить? – Игрейния подняла на мужа глаза.
– А ты бы хотела?
– Просто интересно.
Эрик отошел в сторону и снял тяжелые доспехи. Игрейния тревожно стрельнула в него взглядом: ей показалось, что муж в ярости, но скрывает это.
– Я пойду в зал.
– Нет. Я устал, вспотел и весь перепачкался. Разыщи Джаррета, пусть прикажет принести ванну.
Она колебалась.
– Передам, когда пойду вниз.
– Нет. Сейчас.
Она обернулась. Эрик расшнуровал подбитую ватой куртку, которую носил под кольчугой. Промокшая от пота рубашка прилипла к его телу.
– Нет, – повторил он. – Вниз ты пойдешь. Но только не теперь.
Шотландец стоял на некотором отдалении, у камина. И то ли от этой отстраненности, то ли от его тона Игрейния почувствовала, как в ней поднимается дух противоречия.
– Почему? Неужели ты считаешь, что я сумею сбежать из зала, в котором полно твоих людей? Тем более ты сам сказал, что мне не удастся никого переманить на свою сторону? Так что и беспокоиться не о чем.
– Ты не пойдешь вниз, – спокойно ответил он, – потому что я хочу, чтобы ты оставалась здесь.
– Ты хочешь, или ты приказываешь мне остаться? Если я уйду, ты прикажешь кому-нибудь притащить меня сюда?
– Попробуй – увидишь. – Эрик подошел к двери и грустно улыбнулся: – Ну так как? Решаешься?
– Я выйду, а меня тут же приволокут обратно?
– Не исключено. Может быть, я сам этим займусь. Ну так как?
Игрейния обвела взглядом его фигуру. Слипшиеся волосы, ноги в грязи – все говорило о том, что он совсем недавно занимался военными учениями.
– Я жду, – тихо произнес он. Игрейния презрительно вздернула голову.
– Если потащишь, разорвешь мне всю одежду. – Она вернулась к камину и села около него.
– Ты забыла отдать распоряжение насчет ванны, – напомнил Эрик.
– Ты ближе к двери.
– Сейчас ближе я. А до этого ближе была ты. И я попросил тебя достаточно вежливо.
– Могу повторить только то, что ты уже много раз слышал: я здесь пленница. А пленники не лакеи, которые с готовностью исполняют приказы господ.
Улыбка шотландца стала шире – дурной признак. Игрейния вспомнила, что с самого начала хотела сбежать, потому что не знала, насколько серьезно он на нее разозлился.
Он шагнул к ней. Она поднялась.
– Я распоряжусь о ванне. – Она проскользнула мимо мужа, открыла дверь и нос к носу столкнулась с Джарретом. Передала ему желание Эрика вымыться и стояла на пороге, борясь с желанием броситься вслед за ним. Тяжелая ладонь легла ей на плечо и избавила от всех сомнений.
– Благодарю, миледи, ты очень любезна. Игрейния покосилась на его руку.
– А держать меня обязательно?
– Еще бы. Меня совсем не привлекает мысль позволить тебе поддаться искушению бежать в зал, а потом унижать, когда я взвалю тебя на плечо и потащу наверх.
– Как трогательно, что ты тревожишься о моей репутации! Но лучше бы ты вспомнил об этом раньше, когда затевал шутовской брак.
– Это официальная церемония, а как ты на нее попадаешь, не имеет значения.
– И не имеет значения, что ты уходишь, не раскрыв рта? – напомнила она.
Эрик пожал плечами.
– Возвращайся в клетку, маленькая птичка.
Игрейния прищурилась. Как бы ей хотелось, чтобы шотландец не мог читать ее мысли. Его прикосновение лишило ее воли. Она опять оказалась у камина и ощутила, как давят на нее стены, хотя помещение было достаточно просторным.
– Прекрасно, – произнесла она. – Я остаюсь. И пока ты моешься, будем говорить друг другу колкости.
– Не понимаю, Игрейния, почему тебе так хочется говорить колкости? Ты пленница. Но тебе позволено носить богатые одежды. Твоя тюрьма – это твой бывший дом. Ты кокетничаешь с мужчинами, принимаешь пищу вместе со всеми и не отрицаешь, что тебе нравятся некоторые из твоих злобных тюремщиков.
– Но они все равно остаются тюремщиками. А ты учишь военному искусству тех, кому придется воевать с людьми, которым я храню верность. И которых люблю.
– Доброго короля Эдуарда! – усмехнулся Эрик. Игрейния колебалась.
– Я выросла в Англии. Там, где его считают славным и могущественным королем, высокородным и справедливым, – одним словом, Плантагенетом, кому дана власть повелевать и издавать законы. – Ее голос дрогнул. – Я видела его при дворе. Как и подобает королю, он был добр и великодушен.
– Да, да, я совсем забыл: графская дочка знает толк в придворной жизни. Ты знавала Эдуарда. И Роберта Брюса – тоже. Не сомневайся – Эдуард считает тебя не менее значительной пешкой, чем Брюс. Вот только почему он не желает тебя спасать, этот добрый и великодушный король? Он тебя предал! И ты прекрасно знаешь, что он не раз отдавал приказы нападать на мирных поселян.
– Я знаю только одно: люди и с той, и с другой стороны, завоевывая земли врага, проявляли злонамеренность и жестокость, – ответила Игрейния.
– Мы не нападали на Англию, – возразил Эрик. – Это Эдуард старается нас захватить. А мы защищаемся как можем. И будем продолжать, доколе хватит сил. Я обучаю людей сражаться против тирании.
– А сражение со мной – это тоже война против тирании? – сердито спросила Игрейния.
– Ваша война давно проиграна, бой окончен, вы – завоеванная территория. А я вовсе не тиран.
– Самый настоящий тиран! – вскричала она. – И я, как и Шотландия, буду сопротивляться, пока смогу…
Раздался стук в дверь. Игрейния замолчала – она не желала брать в свидетели слуг.
Тем более что, похоже, на этот раз она потерпела поражение.
Даже в собственной душе.
Эрик открыл дверь. На пороге стоял Гарт. Он возглавлял длинную вереницу слуг с котелками с водой. Процессия шла долго-долго, но наконец закончилась. И вот дверь закрылась за последним слугой. Эрик стянул с себя одежду и окунулся в ванну, словно Игрейнии и не было в комнате.
А она осталась в кресле, лишь сильнее впилась ногтями в деревянные подлокотники. Эрик мыл волосы, и теперь только одна его голова возвышалась над водой.
Но через минуту он встал на ноги и преспокойно стоял обнаженный в клубах пара, а у Игрейнии перехватило дыхание. Она чуть не подпрыгнула, когда он повернулся взять мыло и кусок ткани, а потом, намылив ее, снова сел в ванну.
Игрейния больше не могла выносить этого зрелища. Она поднялась и пошла к ванне. И сразу поняла – он ей не доверяет. Эрик моментально повернулся и настороженно уставился на нее.
– В чем дело? Хочешь потереть мне спину?
– Не будь смешным – я ведь не Марго. – Его взгляд похолодел, и Игрейния поняла, что сморозила глупость. Она и сама не понимала, как эти жестокие слова могли сорваться с ее губ.
– Да, ты не Марго, – спокойно подтвердил Эрик и откинулся в ванне. – Совершенно на нее не похожа. – Тон его демонстрировал, что сравнение вовсе не в пользу Игрейнии.
Не надо было говорить то, что она сказала. А теперь лучше уйти, убеждала она себя.
– Но ты – это ты. Другого у меня нет, – вздохнул шотландец.
Уйти, и поскорее, твердила она себе.
Она было повернулась к двери, но последние слова подействовали словно соль на рану. И Игрейния не стерпела. Эрик давал ей возможность уйти, но она ею не воспользовалась.
– Что правда, то правда. Я не такая обожающая жена, которая еще невестой не сводила с тебя глаз, а в замужестве поступилась всем: своими убеждениями, чувствами, мыслями. Совсем не такая!
Шотландец поднялся. Распаренная кожа блестела от воды и мыла. Игрейния отскочила к двери, уверенная, что, голый и мокрый, он не побежит за ней в коридор. Но не успела она взяться за ручку, как Эрик схватил ее за плечи и повернул к себе.
– Что ж, я тебе скажу, раз ты такая любознательная, – прошипел он. – Марго, когда выходила за меня замуж, отнюдь не была робкой невестой. Марго задолго до свадьбы стала моей подругой. Я ослушался отца и родных, когда вступал с ней в брак, потому что Марго не была богатой. Да, она не принесла мне денег, земель и имений. Но зато подарила безграничную верность. Ее не страшило презрение людей, и она следовала за мной, куда я ее звал. Страшно представить, что ей пришлось вытерпеть. Она была образованной, умной, красивой, но забыла о себе и жила только мужем. Она бросила все и пошла за мной.
Игрейния почувствовала, что дрожит, хотя не понимала отчего. Она знала, что Эрик не причинит ей вреда. Разве что стиснет посильнее. Но в его глазах полыхал такой голубой огонь, что ей показалось, она вот-вот сгорит в нем. А ощущение его мокрого тела рядом с собой почему-то унижало больше, чем пощечина.
– Я не могу быть Марго, – прошептала она.
– А я – твоим драгоценным, витающим в облаках идеалистом Афтоном.
– Ее-то ты наверняка слушал.
– А что тебя слушать: ты со мной не разговариваешь, а если даже и снизойдешь до разговора – только оскорбляешь! Тебя не бьют, не заковали в кандалы, кормят. Так что, может быть, ты наконец изволишь смягчиться?
– Я и так превратилась у своих в изгоя из-за того, что так мягко с тобой держусь, – горестно проговорила Игрейния и потупилась.
Эрик взял ее за подбородок и поднял лицо.
– У каких таких своих? С обитателями Лэнгли, которые пережили чуму, и с моими заключенными в замке людьми обращались совершенно одинаково. Здесь Шотландия. Если кто-то утверждал, что верен Эдуарду, то делал это из страха. Зато все готовы служить королю, который подарит им свободу. Ты слышала, чтобы в Лэнгли кто-нибудь бренчал кандалами? Ворота открыты: вход и выход свободен.
– Для всех, кроме меня, – процедила Игрейния.
– Куда тебе идти?
Она вздохнула и промолчала. А Эрик серьезно посмотрел ей в глаза и продолжил:
– Ты не хуже меня знаешь, что Найлз Мейсон и Роберт Невилл – оба те еще мясники. И коль скоро тебе не удастся ускользнуть на материк, тебя сделают трофеем Роберта Невилла – этакий подарочек в обертке из поместий и богатых земель.
Игрейния понимала, что попалась в ловушку собственных аргументов, а Эрик терпеливо ждал ее ответа.
– Слава Богу, ты по крайней мере не мясник! – бросила она. – И не интересуешься землями в Англии.
– Ни в коей мере.
– Но Лэнгли ты захватил?
– Да.
– В таком случае зачем тебе нужна я?
– Интересный вопрос, – улыбнулся шотландец, но ничего не ответил. – Спасибо, что хоть не считаешь меня мясником. Вот я владею тобой и, как ни странно, вполне этим доволен.
– Доволен, что я тебе не совсем противна?
– Ты прекрасно знаешь, как действуешь на мужчин, – сухо произнес он. – У тебя лик ангела и фигура богини.
Такой комплимент был для Игрейнии неожиданным, даже при том, что он был высказан столь равнодушным тоном. Она облизнула губы, все еще испытывая желание убежать.
– К тому же у тебя характер огнедышащего дракона, – продолжал шотландец.
– А ты, похоже, сделан из железа.
– Наверное, так и есть. А жизнь во мне поддерживают иллюзии.
Плечи Эрика были покрыты шрамами. Игрейния машинально дотронулась до одного из них и провела пальцем по извилистой борозде.
– Нет. Ты из плоти и крови. И тебе наносили раны.
– Но я всегда выживал, а мои враги умирали. Игрейния отдернула руку, но шотландец успел схватить ее и прижать к своей груди.
– Что ты хочешь, Игрейния? Свободы? Я не могу тебе ее дать. Чтобы тебя ценили? Ты потрясающая – молодая, красивая, умная, ты умеешь сострадать. Я горюю по Марго, и это не пройдет еще долго. Как и твоя память об утонченном, образованном человеке, который любил тебя больше собственной жизни. Ты не можешь себе представить, что значит потерять ребенка. Но ничего изменить нельзя: они умерли, а мы живы. Извини, если я тебя обидел. Я рад, что тебе понравились Джейми и другие мои люди. Только не пытайся использовать их симпатии против меня. А я, со своей стороны, клянусь, что никогда не буду тебе вредить. Нас вовлекли в войну, и я почти ничем не способен облегчить твоего положения. По шотландским законам и по законам церкви ты – моя жена. Мне гораздо приятнее иметь жену, чем пленницу. Черноволосую колдунью, чаровницу с фиалковыми глазами, не знаю, как тебя еще назвать. Я очень рад, что ведьма, жена, пленница, соблазнительница стала моей.
Игрейния стояла замерев. От его наготы жар разлился по ее телу.
– Извини, Что упомянула Марго, – прошептала она. Эрик немного помолчал и кивнул. А затем улыбнулся.
– Сейчас нам придется оплакать еще одну потерю. Хотя и не такую огромную.
– Ты о чем?
– Я собираюсь порвать твое платье.
– Порвать мое платье?
Эрик сильнее прижал ее к двери, и сквозь ткань она ощутила его мокрое тело – бугристые мышцы груди, мускулистые руки и внизу живота – свидетельство его страсти. Удивительное, неповторимое, пьянящее чувство. Будоражащее, волнующее, как прикосновение его пальцев к щеке, его губ к ее губам – сначала мимолетное, потом настойчивое, моментально разжигающее желание.
Эрик оторвался от ее губ и прошептал:
– Ты само совершенство.
– Ты тоже ничего. – Игрейния провела ладонью по его плечам. – Хоть и весь искромсанный. – Она прижалась щекой к его груди: ее манила его влажная кожа. Она ласкала губами его тело, осушала языком каждую капельку воды и приходила в восторг, чувствуя, как он распаляется. Физически он ее очень привлекал. Превосходная гора мускулов и жил, выглядящая чувственно и притягательно. В его росте и широком развороте плеч было опасное очарование. Он сумел ее покорить.
Эрик произносил ласковые слова, но Игрейния не понимала их смысла. Сам их звук сводил ее с ума. Дыхание мучительными толчками вырывалось у него из груди, его тело казалось туго скрученным жгутом. Он запустил пальцы ей в волосы и тихо застонал.
Но ей тоже нравилось возбуждать чувства, она ценила в себе это качество. Потому что, разжигая партнера, Игрейния сама испытывала сильное влечение…
Через некоторое время Игрейния обнаружила, что ее платье и в самом деле безвозвратно испорчено.
Разодрано чуть ли не в клочья.
Но она нисколько не жалела об этом.