Триумф рыцаря

Глава 6

Он не сказал ей ни слова, а повернулся к человеку, который стоял за ее спиной.

– Аллан, присмотри, чтобы с ней ничего не случилось. – И направился к Ганнету. Наклонился, пригляделся и, распрямившись, коротко бросил: – Мертв.

Бандит умер, но в душе Игрейнии не было жалости. Этот человек пытался ее убить и поплатился за свое вероломство.

На тропинке снова послышался топот копыт, и из-за поворота показались Мерри и Джон. Их сопровождали два латника в плащах с цветами Роберта Брюса.

При виде Игрейнии Мерри всплеснула руками и проворно, как только позволял ей кругленький животик, спрыгнула с лошади.

– О, миледи! – в ужасе закричала она, заметив кровь на ее растрепанных волосах. – Вы ранены? – И, подбежав, заключила свою госпожу в объятия.

Игрейния серьезно не пострадала, но как только руки Мерри коснулись ее тела, она почувствовала, что у нее болит каждая косточка. Болела шея, а падая с лошади, она ударилась о землю коленом и бедром. А брызги крови были не ее – это была кровь Ганнета.

– Со мной все в порядке, – поспешила она успокоить Мерри и, освободившись из ее любящих, но не к месту крепких объятий, схватила ее за руки.

Эрик оставил Ганнета там, где он упал – на дороге под деревьями, – и, вскочив на коня, приказал своему человеку:

– Я займусь остальными, а ты присмотри за этими тремя. Он сказал это с таким пренебрежением, что Игрейния разозлилась. Она быстро подошла к своему освободителю.

– Они убили людей. Очень хладнокровно. – И добавила: – Не обманитесь: женщины из той же компании. Именно они начали резню.

– Они получат свое. – Эрик натянул повод, поворачивая коня.

– Подождите! – окликнула Игрейния. – Пустите меня туда. Может быть, не все еще мертвы и я смогу кому-нибудь помочь.

– Вы хотите помогать людям, которые пытались вас убить? – удивился Эрик. – Они обычные грабители!

– Не все. Только одна семья. А молодые люди ехали в Лондон и присоединились к нам ради нашей безопасности. – Игрейния почувствовала иронию ситуации, и у нее запершило в горле: то ли она хотела расплакаться, то ли рассмеяться.

– Вот как! И вы намереваетесь выразить им свою благодарность?

– Их резали ножом и били камнями, но кто-то мог остаться в живых. – Игрейния решила не обращать внимания на его сарказм. – Возможно, я сумею помочь.

– Как знать, может, и не сумеете.

По его тону она поняла, что Эрик говорит о своей жене.

– Но вашу-то жизнь я спасла! – рассердилась она.

– Или ее спасло мое желание жить.

– Так-то вы меня благодарите, – процедила она.

Эрик неожиданно соскочил с коня. И Игрейния вероятно, от того, что всего минуту назад, схватившись с Ганнетом, смотрела смерти в лицо, испуганно попятилась. Шотландец взял ее за руку.

– Что это вас так напугало, леди? Неужели вы решили, что я возьму на себя труд пресечь вашу не слишком торопливую благодарность и сам вас здесь укокошу?

Она постаралась не вздрогнуть от этих слов. А в следующую секунду – не закричать и ничему не удивляться, когда он посадил ее в седло, а сам вскочил сзади и молча пришпорил коня. Вскоре они миновали поворот и оказались на месте трагедии.

Судя по всему, Джозеф и Джейкоб пытались оказать сопротивление и теперь, сцепившись в странном объятии, мертвые сидели на обочине, куда их посадили люди Эрика, которых Игрейния тут же узнала по латам и плащам. Забытые всеми Анна и ее коварная помощница Лиззи сидели под деревом, съежившись от страха. Один из четверых юношей был явно безнадежен, зато Брэндон еще дышал, а Тимоти держался за голову и пытался что-то объяснить, но, потрясенный случившимся, не мог подобрать слов и только повторял:

– Кто бы мог подумать… Кто бы мог подумать…

– Это они! Они на нас напали! – заверещала Анна. – У нас не было выбора. А теперь вы убили моего бедного мужа!

– Проклятая лгунья! – выкрикнула Игрейния.

Эрик натянул поводья. Но он не успел помочь ей спуститься на землю. Игрейния так поспешно соскользнула с седла, что чуть не упала. Она заметила, что Тейер лежит без движения, и так разъярилась, что, извергая проклятия, бросилась к Анне, хотя вовсе не представляла, что собирается сделать с этой женщиной.

– Обманщица! Убила хороших людей, которые хотели нам помочь! Как ты могла?

Анна завопила так, словно ей потрошили нутро.

– Она! Это все из-за нее! Она знала, что у меня в подоле зашиты монеты! Задурила молодцам головы и уговорила на нас напасть! Мы бы все погибли, но наши мужчины пытались нас защитить. И вот они убиты!

– Лгунья! – Игрейния продолжала идти на нее, хотя все еще не решила, что делать, только испытывала дикую злобу и, наверное, могла бы ударить бандитку. Но в это время Анна опять завопила и кинулась на нее с ножом, который прятала в складках юбки. Игрейния вовремя заметила блеск лезвия и отшатнулась в сторону. Не сплоховал и Эрик – он тоже был начеку: отшвырнул леди Лэнгли подальше от смертоносного острия, и она со всего маху шлепнулась в грязь. А Анну даже не пришлось ловить: она с такой яростью рванулась к Игрейнии, что пролетела то место, где та только что стояла, споткнулась в рытвине на дороге, упала и затихла.

– Анна! – закричала Лиззи и, оставив Бет, бросилась к сестре, перевернула неподвижное тело, и все увидели, что бандитка по неосторожности наказала себя сама: упала на нож, и тот торчал у нее из груди. По тому, как мало вытекло крови, было очевидно, что она умудрилась загнать лезвие себе в сердце.

Лиззи горестно завыла.

А Игрейния ощущала один только холод – и никакого сострадания к погибшей так нелепо Анне.

– А что делать с двумя другими? – спросил один из латников.

– Не знаю. Пока не знаю, – ответил Эрик. – Во всяком случае, свяжи их покрепче. Похоже, у них слишком много оружия. – Он повернулся к другому воину: – Собери лошадей… Да, странная у нас получается компания.

Игрейния поспешила к Тейеру, опустилась перед ним на колени и попыталась установить, куда нанесен удар, насколько серьезны повреждения и жив ли он вообще. У нее вырвался вздох облегчения – Миллер дышал. Медленно, с трудом, но его грудь все же ритмично вздымалась и опадала. Первый удар угодил чуть ниже плеча, второй – в бок, и Игрейния молилась, чтобы остались неповрежденными внутренние органы. Она быстро оторвала от подола юбки длинные полосы, чтобы перебинтовать раны и остановить кровь.

Прикладывая ткань к ранам, она вдруг заметила рядом большие сапоги. Игрейния подняла глаза – над ней возвышался Эрик.

– Он хотел стать рыцарем и добыть средства для своих родных, – объяснила она. – Все эти юноши пустились в путь в поисках лучшей доли, потому что на родине убили их лорда и разграбили их земли. – Она боялась, что Эрик не захочет ее слушать, но он молча взял из ее рук самодельный бинт и умело прижал его к ране.

– У него есть шанс, – проговорил он.

– Но он не сможет держаться в седле, – вздохнула Игрейния.

Эрик промолчал, а через минуту поднялся, и она поняла: он встал навстречу подъехавшим Джону и Мерри. Мерри тут же пошла посмотреть, не может ли она чем-нибудь помочь раненым. А Эрик подозвал к себе своего человека – того, кого звали Аллан, – и стал ему что-то говорить.

В сложившихся печальных обстоятельствах Мерри вела себя на удивление достойно.

– Сильный малый, – заявила она. – Ему бы несколько дней продержаться – только бы не загноилась рана.

Игрейния заметила, что Эрик решительно направляется в их сторону, и вскочила на ноги. Он присел подле Миллера, и она, опасаясь, как бы шотландец не совершил чего-нибудь непоправимого, положила руку ему на плечо.

– Я вам говорила, они хорошие люди.

Эрик не обратил внимания на ее слова и, отстранившись, неожиданно заботливо поднял с земли раненого. Прижав его к себе, он повернул к лесу, а она побежала за ним.

– Что вы собираетесь делать? Если хотите бросить его в лесу, чтобы он там умер, я вам не позволю. Мне безразлично ваше дело, Шотландия, Англия и все ваши кровавые замыслы. Но нельзя оставлять человека без помощи!

Эрик неожиданно остановился и сердито посмотрел на нее.

– Здесь недалеко есть чистый ручей. Чтобы этот человек остался в живых, надо промыть ему раны. А чтобы нам всем остаться в живых, нужно убраться с дороги. Полагаете, ваши бандитские приятели – единственное зло, которое породила война? Мне совсем не хочется погибнуть лишь потому, что вам приспичило облагодетельствовать своих спутников.

Игрейния замолчала и покосилась на шотландца. За спиной она слышала мягкие шаги остальных. Ей показалось, что петляющей тропинке не будет конца, но такое впечатление объяснялось просто – каждый шаг давался ей с огромным трудом. Теперь заболели плечи и каждая мышца ее избитого тела. И вот наконец они увидели быстрый ручей. Берег пружинил под ногами – он был мягким от сосновых иголок и пропитавшей землю влаги.

– Извините, миледи.

Ее обогнал Аллан и расстелил под сосной плащ. Эрик осторожно уложил на него раненого. А потом повернулся к Игрейнии.

– Можете заниматься своим новым дружком, мадам. Но при вас будет постоянно находиться мой человек. Запомните, если кто-нибудь пожелает с нами расстаться, он будет немедленно убит. А если вы, посчитав, что сделали все, что могли, снова захотите улизнуть, поплатятся ваши друзья. Но вы не кажетесь мне глупой, Игрейния, поэтому я разрешаю вам заняться этими людьми. Только дайте мне слово, что не попытаетесь бежать и не приведете сюда англичан, если их солдаты появятся на дороге.

Игрейния в упор посмотрела на Эрика и горестно вздохнула. Он догнал ее не затем, чтобы убить. Но отказывался объяснять свою цель. И остальных он, судя по всему, не собирался убивать.

– У меня нет никакой охоты соглашаться со всем… что бы у вас там ни было на уме.

– Нет охоты? Придется. Лучше согласитесь. Поклянитесь, что не сбежите и не вздумаете звать на помощь.

Игрейния все еще колебалась. Эрик подошел к ней вплотную. Затем отступил.

– Первыми умрут ваши спутники.

– Клянусь, – прошептала она.

– Громче!

– Клянусь!

Она отшатнулась от него, когда он опять к ней приблизился. Но шотландец прошел мимо и отправился помогать своим людям собирать лошадей, чтобы отвести их к ручью.

К вечеру их стоянка под деревьями превратилась в настоящий лагерь: пылал костер, кипела вода, на земле расстелили плащи и соорудили походные постели.

Женщины заготавливали новые бинты. А Эрик и Реймонд Кэмпбелл загнали оленя и обеспечили всех мясом; теперь они могли терпеливо ждать, пока раненые поправятся настолько, чтобы держаться в седле, – или умрут.

Двух оставшихся в живых женщин-бандиток Эрик отослал в Лэнгли с Алланом Маклаудом – не решился оставлять во взрывоопасной компании своих то ли пленников, то ли подопечных: леди, за которой он гнался, и двух ее старых слуг.

Он не ждал неприятностей от Мерри и Джона: они были благодарны ему за то, что он спас им жизнь, и теперь радовались, что оказались в обществе хоть и политических противников, но все же людей, которым можно доверять. А Игрейнии он не верил ни на йоту.

Он понимал, что она удерет при первой же возможности. Временами Эрик досадовал, что это его задевало. Но выбора не было: он должен был следить за леди Лэнгли – слишком уж она ценный заложник. И еще: он испытывал удовлетворение, что удалось расправиться с бандитами, которые наживались, нападая на невинных людей.

Ему тоже иногда приходилось покидать поле битвы, оставляя раненых – может быть, смертельно – в руках врагов. Но такова суть войны: чтобы сохранить жизнь солдат и победить, если не в этот раз, то во всей кампании, требовалось отступить. Однако ни один человек не умел примириться с мыслью, что его товарищи мучительно умирают или их пытает не знающий жалости враг. И поскольку теперь они были не на поле брани и их не преследовали кровожадные враги, Эрик просто не мог оставить раненых на произвол судьбы, хотя и знал, что эти юноши бежали из Шотландии в Англию. Благородные молодые люди пожертвовали скоростью, чтобы помочь слабым. Да, они отвернулись от родины, но они вели себя достойно, и Эрик не мог позволить им умереть.

Но болтаться без дела по лесу – не занятие для воина: он уже жалел, что не послал в погоню за леди Лэнгли кого-нибудь из своих людей, а поехал сам. Или не повез двух нашпигованных ножами бандиток в замок, а здесь не оставил ну, скажем, Аллана. Но он совсем не доверял Игрейнии, а позволить ей вновь сбежать не имел права.

Он пригляделся к ней: она стояла на коленях перед человеком, которого называла Тейером. Эрик заметил, что юноша, хоть и потерял много крови, изо всех сил борется за жизнь, и это ему понравилось. Другой с такими ранами давно бы умер, а этот как будто твердо решил не покидать белый свет, хотя до сих пор и не приходил в сознание. Его друг Брэндон лежал рядом и время от времени открывал глаза. Он мог говорить шепотом, и от него Эрик узнал то, о чем успел догадаться сам. А еще раньше пришел в себя Тимоти и помогал ухаживать за своими товарищами, но до этого он подошел к Эрику, который стоял у ручья и смотрел, как кони пьют воду, и рассказал, как произошло нападение, а потом упал на колени, благодарил за спасенную жизнь, клялся в верности и молил взять его на службу.

Эрик обдумал его слова. Несмотря на естественный шок после сильного удара по голове, юноша говорил вполне здраво, хотя и был потрясен тем, что «мирные паломники» в одну секунду превратились в кровожадных грабителей.

– Но если по правде, мы задержались не из-за них: нас тревожила судьба молодой женщины, которая путешествовала с двумя стариками. Она сказала, что собирается в Лондон, чтобы выйти замуж за сына кузнеца, но Тейер ей не поверил. Он решил, что она обеспеченная дама. А ее благородное поведение в деревне так его потрясло, что он решил – женщине надо помочь. Мы согласились ехать с ними и держаться рядом с ней, пока не выедем из Приграничья, а потом наверстаем упущенное.

– Но вы ведь двигались на юг, – удивился Эрик. – Собирались сражаться в рядах англичан.

– Верно, – мрачно кивнул Тимоти.

– Как же так? Ведь вы шотландцы?

– Я сам из Приграничья. И у меня не осталось в живых господина, которому я мог бы служить. А теперь я говорю от своего имени и от имени моих товарищей – вы спасли наши жизни. И мы бы с радостью послужили шотландцу, у которого есть силы бороться с англичанами.

– Ну что ж, посмотрим, – буркнул Эрик.

Он умел быть справедливым. А этот юноша показался ему честным и искренним. Что ж, время покажет. Время.

Прошел первый бесконечный день. В Лэнгли Питер Макдоналд без устали укреплял могучие стены и совершенствовал оборону замка. Ему всегда больше нравилось строить, чем воевать. Эрик оставил крепость в надежных руках и тем самым оказал неоценимую услугу своему королю. А его Марго умерла. И исчезла возможность отдохнуть рядом с ней душой, поговорить, побушевать, пока она не успокоит его в своих объятиях, рассказать о планах, поведать, что получилось, а что нет, рассказать, кто верен королю, а кто его предал. Умерла Марго, и умерла Эйлин. Не осталось никого. А он засел здесь, в лесу, и стал пленником собственных мыслей, что оказалось намного страшнее, чем заключение в каменной темнице за крепкой решеткой.

Шотландец стоял, прислонившись к вековому дубу над ручьем, в стороне от пламени костра, когда к нему подъехал Реймонд Кэмпбелл.

– Они по-прежнему живы. Все трое.

– Кажется, тот, кого зовут Тейер Миллер, был в самом тяжелом состоянии. Что теперь с его ранами?

– Кровотечение остановилось. Он плотно перебинтован. А леди Лэнгли прикладывает к нему странные компрессы из мха, земли и какой-то грязи. Лихорадки пока нет, дыхание глубокое и ровное. Но беспокоиться нечего – сегодня ночью он не улизнет к англичанам. И его друг Брэндон тоже не растает во тьме. У Тимоти уже прошел шок после удара по голове. Так что остаются леди Лэнгли и ее спутники.

– Один из нас будет постоянно на часах, – решил Эрик.

– Все это так. Но не стоит ли нам их связать? Эрик мрачно улыбнулся.

– Готов поспорить, что старики никуда не денутся. Тимоти тоже не оставит своих приятелей. А вот леди Лэнгли…

– Одна она никуда не убежит…

– Ошибаешься. Она достаточно выносливая и упрямая и вполне способна найти еще одну дорогу к каким-нибудь убийцам и ворам. Нельзя ни на минуту спускать с нее глаз и оставлять одну.

– Понятно, Эрик.

– И вот еще что. Я не в том состоянии, чтобы заниматься этим один. Так что возьми на себя часть обязанностей.

– Не тревожься, Эрик, – улыбнулся Реймонд.

– И нечего смеяться.

– Извини, я забыл, какое у тебя горе. Только думается мне, что охранять такую красотку не бог весть какое сложное дело… Бывает работенка и потруднее. А это… будь покоен, это мне даже приятно…

– Полагаешь, не сложное? – ухмыльнулся Эрик. – Послушаю, что ты скажешь через несколько дней. Я заступлю на часы первый, пока она возится с ранеными. А ты пока отдохни. Потом сменишь меня. Ложись вон у того дерева, а Ангус пусть спит у соседнего – таким образом, леди окажется между вами. Я разбужу тебя в полночь.

– Слушаюсь, Эрик. И повторяю опять: меня нисколько не тяготит это задание.

– Ну хорошо, поглядим, – пробормотал вождь.

Игрейния радовалась, хотя и была удивлена, что шотландцы терпеливо ждали, пока раненые оправятся настолько, чтобы держаться в седле.

Она боялась надеяться, но ее забота творила чудеса – раны Тейера Миллера были серьезными, может быть, даже смертельными, но теперь они начали затягиваться. Самые опасные она набила мхом и илом, зашила конским волосом, и они тоже затягивались без нагноения.

Пока не было никаких признаков заражения. И хотя Миллер почти постоянно спал, случались моменты, когда он открывал глаза, и тогда Тимоти с превеликим удовольствием сообщал ему, что пройдет всего ничего времени, и он поднимется на ноги и тогда по личным делам сможет ходить сам.

Игрейния была довольна и этим. Но ее сводила с ума неопределенность: что задумал этот Эрик? Разорвать ее на куски или выставить напоказ в клетке у стен замка? Но пока он держался от нее в стороне – далеко, насколько позволяло их лесное пристанище. Он приносил мясо, совещался со своими людьми, а потом исчезал, но не насовсем, потому что вскоре появлялся опять. И не сказал ей ни единого слова.

Игрейния благодарила Бога за то, что молодые люди благодаря ее заботам выздоравливают. Ничто так не помогало пережить потерю Афтона, как работа и ощущение, что она нужна людям, – это был настоящий бальзам на раны ее страданий. Она понимала, как ограничены возможности человека: в ее распоряжении были только познания о целебных свойствах трав и даров земли. Однако один Господь мог решить, кому жить, а кому умереть.

Чем больше она узнавала юношей, тем дороже они ей становились. Игрейния начинала понимать, что именно она привлекла внимание преступной компании, когда неосторожно подарила Ровенне монету. Тогда-то Анна и заподозрила, что у нее много денег. Однако ее планы спутали молодые люди, которые решили стать ее телохранителями. Но в результате Рид погиб, а остальные не смогут продолжить путь: они тоже стали пленниками Эрика.

Хотя, кажется, они считают, что им нет нужды куда-то бежать.

Игрейния знала, что Тимоти и Брэндон и так никогда бы не оставили в опасности друга – угроза инфекции все еще существовала. И шотландец, по-видимому, об этом догадывался.

К третьему дню в лесу люди Эрика и юноши, которые недавно спешили на юг, где собирались вступить в армию англичан, уже достаточно познакомились. Ангус обучал Тимоти приемам владения мечом. И его тут же поправлял Джеффри, который по комплекции был под стать худощавому Тимоти и полагал, что их ученику надо побеждать не силой мускулов, а искусством маневра.

Мерри и Джона тоже не беспокоила перемена в их судьбе. Они целыми днями безмятежно готовили то, что удавалось добыть в лесу мужчинам: коптили или вялили мясо, искали ягоды на соседних полянках, зашивали разодранные и распоротые туники, помогали смазывать доспехи и точить мечи и не гнушались никакой работы.

Но им запретили общаться с госпожой. Хотя Мерри и Джон спали отдельно, а по утрам спешили заняться делами, и Эрик постоянно куда-то исчезал, Игрейния никогда не оставалась одна.

Никогда.

И это сводило ее с ума.

Стоило ей зайти в лес, как тут же появлялся Ангус или Джеффри.

Стоило нагнуться над ручьем, чтобы ополоснуть лицо, как они опять были тут как тут.

Ночью, просыпаясь на одном боку, она видела лицо Ангуса, а если просыпалась на другом – Джеффри. И прекрасно понимала, что они ей не доверяют.

Ее так и подмывало крикнуть Эрику, что он идиот, болван! Куда, скажите на милость, ей бежать? И как? Вот если только сию минуту поймать одну из лошадей, но это невозможно, потому что Ангус и Джеффри не сводят с нее глаз. Да и сам Эрик всегда был начеку. А еще в их отряде был человек по имени Реймонд Кэмпбелл, который сбивал на лету самую стремительную птицу, а лук готовил к выстрелу за долю секунды.

К тому же Игрейния никогда не забывала угрозы Эрика, что в случае ее побега он расправится с ее друзьями. Но она не верила ему до конца. Эрик никого не держал. Каждый волен был идти своей дорогой. Единственной пленницей была она. Пленницей, которой хотелось выпрыгнуть из собственной кожи. Так она мечтала помыться.

Ручей журчал совсем рядом. Игрейния могла подойти к воде, помыть руки, но ее тянуло погрузиться в прохладную влагу всем телом. На ее платье запеклась кровь Ганнета. Грязь впиталась в ткань и в поры ее кожи. Однако ей ни разу не удалось приблизиться к берегу без своих охранников.

Они постоянно маячили у нее на глазах.

Ангус – высокий, могучий, рыжеволосый, с голубыми глазами. Его борода была такой же длинной, как и волосы. Неистовый мифический бог из древней саги. Он казался приятным, любезным и обходительным. Если такой вставал на твоем пути, можно было быть уверенным – его не обойдешь. Меч у него был огромный, словно росчерк молнии.

Ангус спустился с гор, где каждый вождь клана – сам себе король. Он вырос неподалеку от северных островов, где до сих пор правили норвежцы, и давно знал Эрика и его родных. Из их разговоров Игрейния поняла, что Эрик частенько гостил в семье Ангуса, да и его родственники тоже, хотя и были выходцами с равнины. Бушевавшая более десятилетия война редко доходила до гор, и жизнь там считалась безопасной.

Джеффри был намного стройнее, но, как многие воины, был мускулистее, чем казался. Однажды Игрейния попыталась спуститься по тропинке одна, но Джеффри схватил ее за руку, и его хватка оказалась крепче железных тисков. Его каштановые волосы свисали космами и, казалось, ничем не отличались от просаленных лохм узников замка. Зато Игрейния чувствовала себя столь же грязной, как пленники Лэнгли. Оружие Джеффри было взято явно из арсенала Афтона. Теперь люди Эрика носили свои цвета и выглядели вполне опрятно. По временам Игрейния слышала, как они с наслаждением плескались в прохладной воде. И никто им не мешал, поскольку из женщин в лесу оставались только она и Мерри. Но Мерри никогда бы не решилась мозолить шотландцам глаза.

А если бы вздумала, немедленно умерла от стыда. Таким образом, маленький мирок вокруг нее жил вполне спокойно, и только она не спала по ночам, заскорузлая от запекшейся крови и грязи, пока другие получали все блага от окружающей их природы.

Случались минуты, когда Игрейнию посещала мысль, что ничто уже не имеет значения – ведь Афтон умер. Потом осознавала, что сама она еще жива. И пока она существовала, ей требовались еда, питье и ручей, чтобы мыться.

Иногда, просыпаясь, она с тревогой ощущала, что Афтон уходит из ее памяти. Тот день, когда он сделал последний вздох, будто принадлежал совсем иной жизни. Муж умер около полутора месяцев назад, но за это время мир успел измениться. И Игрейния возненавидела себя за это. Она не хотела забывать мужа. Она дала себе клятву, что до конца жизни останется верной его памяти. И вот…

Просыпаясь, она понимала, что Афтон умер и больше не принадлежит ее вселенной. И не будет принадлежать никогда.

Никогда!

Она презирала себя за то, что так трепетно относилась к чистоте и так сильно тяготило ее столь унизительное положение.

Жена и дочь Эрика тоже ушли из жизни больше месяца назад, но Игрейния прекрасно видела, что сила его чувства нисколько не ослабла. Его любовь оставалась с ними.

Так же как его ненависть и его горечь.

Она понимала это каждый раз, когда перехватывала его взгляд.

По крайней мере хоть какое-то общение. Время от времени они встречались взглядами. Но шотландец не приближался – все заботы о ней он возложил на других.

И они старались вовсю: казались надоедливыми мухами, от которых невозможно отвязаться… давали ей лишь несколько секунд, чтобы посидеть за деревом.

И не больше.

Игрейнию это настолько угнетало, что она приходила в отчаяние.

И на шестой день она не выдержала. Ей показалось, что она сама превратилась в дерн. Повернула голову налево, затем направо: оба ее охранника вроде спали. Обвела взглядом лагерь и поняла, что Тейер, Тимоти и Брэндон тоже видят сны. Больше никого поблизости не было. Она слышала, как с вечера Эрик с Кэмпбеллом договаривались отправиться пораньше на охоту, чтобы раздобыть для них мяса.

Игрейния встала как можно тише, еще раз оглянулась и на цыпочках поспешила к ручью.

Она немного поколебалась, прислушалась, быстро разделась, собираясь прыгнуть в воду, и тут же выскочила обратно. Но как после этого надеть платье, на котором запеклась кровь Ганнета?

В долгое путешествие Игрейния захватила с собой еще одну рубашку и запасное платье, но и то и другое осталось в лагере. Возвратись она за вещами, и охранники вполне могли бы ее услышать.

Но они и сейчас могут проснуться и сразу броситься к ручью. Подумав, Игрейния спустилась вниз по течению. И стала раздеваться только тогда, когда почувствовала себя в полной безопасности. Но в тот же миг услышала крики в лесу.

– Сбежала! – вопил Джеффри.

– Не может быть! – взревел в ответ Ангус.

– Лошади! Посмотри лошадей!

– Да нет! Она бы не решилась выехать на дорогу. Надо бежать к ручью!

Игрейния инстинктивно юркнула под деревья, пытаясь натянуть на себя платье. Треск ломающихся ветвей говорил ей, что мужчины близко. И она ринулась в чащу.

– Леди, вернитесь! – крикнул Джеффри.

– Пошли к черту! Оставьте меня хоть на пять минут одну, – так же громко ответила Игрейния.

– Она хочет убежать! – испугался Джеффри.

– Ничего, догоним! Нельзя позволить ей смыться! – отозвался Ангус.

– Нет! – прохрипела Игрейния. Она запуталась в одежде и хотела объяснить, что ее сторожа ничего не поняли. Но споткнулась о корень и шлепнулась на мокрую землю. И тут же над ней навис один из охранников.

– Нет! – повторила она. – Да подождите же!

Но это оказался Ангус – великан с огненно-рыжей шевелюрой, страшный, как гнев Божий.

Игрейния не выдержала, вскочила и побежала. Она удалялась от ручья по петляющей лесной тропинке. И на секунду в душе ее поселился восторг: она могла бы ускользнуть, если бы захотела. О, какое это сладкое чувство – свобода!

Ощущение свободы заставило ее сделать новый рывок. Разум подсказывал: еще немного, и преследователи отстанут. Она способна их перехитрить. А Эрик блефовал, когда грозил убить стариков. Она не стоила их жизней. Она вообще для него ничего не стоила – была всего лишь ценной пешкой в шахматной партии. Вещью, которую он собирался подарить своему королю.

А как поступит с ней король? Этого никто не знает!

Игрейния не собиралась бежать. Но теперь возврата, кажется, не было. Топот в лесу за спиной стихал. У нее все получилось прекрасно. Но без лошади ей далеко не сбежать. Остается укрыться в чаще. Одна она может двигаться почти незаметно. Надо перейти границу и, оказавшись на севере Англии, пробираться к Лондону. Бандитка Анна научила ее никому не доверять.

Игрейния бежала так быстро, что ей чудилось, будто ноги летят по воздуху. В душе опять возник восторг, и он давал ей силы для полета. Она нисколько не запыхалась, не вспотела – она парила.

Но внезапно путь преградила огромная фигура – из-за деревьев на тропинку вышел человек.

Игрейния не сумела сразу остановиться и налетела прямо на него. Нос, подбородок, ладони уперлись в могучую грудь. Она попыталась сохранить равновесие, и тут ее схватили за волосы. Топот позади замер. Оказывается, она не так уж далеко оторвалась от погони.

За спиной стояли Джеффри и Ангус. Игрейния их не видела, потому что те волосы, которые не попали в кулак Эрика, упали на глаза и ослепили ее.

– Ребята, похоже, вы кое-что проморгали, – насмешливо процедил шотландец.

«Кое-что»!

Разъяренная, еле сдерживая готовые хлынуть слезы, Игрейния в полном отчаянии попыталась нанести болезненный удар, но вместо этого оказалась согнутой в три погибели: Эрик заломил ей руку за спину и прижал спиной к своей груди так, что она не могла пошевелиться.

– Вы оказались правы, – оправдывался Джеффри. – Она опасная штучка.

– Попыталась нас надуть, – поддержал товарища Ангус.

– Но далеко не убежала.

– Не убежала, – согласился Эрик с угрожающим спокойствием. – Потому что за леди присматривал я сам. – Он освободил ее руку, но как только Игрейния сделала шаг в сторону, опустил ей на плечо ладонь. – Что ж, мадам, настало время поговорить.

– Нет!

– Да!

– Мне нечего вам сказать.

– Это даже удивительно. Впрочем, не важно – говорить буду я. – Эрик толкнул ее в чащу, подальше от остальных.