Трое шведских горных мужчин

ГЛАВА 33

Дэйзи

Три месяца спустя

Меня всю трясет, когда мы выходим из зала суда. Коул крепко обнимает меня за талию, ведя обратно в атриум. Моя голова идет кругом. Я чувствую себя так, словно нахожусь во сне.

Мы едва успеваем сделать три шага от двери, как появляется Илай, вырывает меня из объятий Коула и притягивает к себе для поцелуя. Я вскрикиваю от удивления, затем растворяюсь в нем, позволяя его языку проскользнуть между моих губ. Шаги стучат по мраморному полу вокруг нас, когда люди в официальных костюмах проходят через зал, но меня не волнуют все неодобрительные взгляды, которые мы, вероятно, получаем. Я слишком счастлива для этого.

В конце концов, нам приходится остановиться, чтобы глотнуть воздуха. Он прижимается своим лбом к моему.

— Я так горжусь тобой, Динь, — бормочет он, откидывая назад прядь волос, выбившуюся из моего пучка. — Ты так чертовски хорошо справилась.

Я зарываюсь ему в грудь, дыша в его рубашку.

— Я была так напугана.

Так напугана. Я не спала последние два дня, беспокоясь о суде. Я провела большую часть прошлой ночи, тяжело дыша, на полу гостиничного номера. Ребята сменяли друг друга, передавая меня между собой, пытаясь успокоить и утешить меня, но я чувствовала, что они были почти так же встревожены, как и я.

Илай целует мои волосы.

— Я знаю, — хрипит он. — Я знаю, детка. Ты была невероятна.

Илай был самым напряженным из всех. Казалось, его сейчас вырвет, когда мы вошли в зал суда сегодня утром. Что вполне объяснимо. В последний раз, когда он был в одном из них, его приговорили к лишению свободы. Судья предпочел чужую историю правде.

Но не сегодня.

После напряженных, жарких и долгих дебатов, Сэмюэля Уорнера наконец признали виновным в разглашении частных сексуальных изображений и приговорили к двум годам тюремного заключения. Его также зарегистрируют в качестве сексуального преступника, так что даже когда он выйдет из тюрьмы, его жизнь будет разрушена. Мне было дано право требовать удаления видео с веб-сайтов и поисковых систем. Ривен организовал все так, чтобы человек был наготове, ожидая, когда все будет закончено, чтобы послать сигнал о начале войны, так что это должно происходить прямо сию секунду. Даже пока мы разговариваем, все мои видео стираются.

Я практически чувствую, как это происходит. Это как будто железная проволока разматывается вокруг моей грудной клетки. Наконец-то я снова могу дышать.

Я еще раз целую Илая, но отстраняюсь, когда вижу, как мои родители выходят из зала суда, разговаривая с Ривеном. Я улучаю момент, чтобы оценить, как хорошо Рив выглядит в своем строгом темно-синем костюме. Все мальчики одеты официально: Илай выглядит как модель в своем серебристо-сером костюме-тройке, а Коул каким-то образом втиснул свои широкие плечи и толстые бедра в стильный черный костюм. Он наотрез отказался надеть галстук, и с расстегнутым воротником рубашки у горла он выглядит невероятно сексуально и расслаблено.

Я заставляю себя перестать глазеть на своих парней и настраиваюсь на разговор родителей.

— Большое вам спасибо за поддержку моей дочери, — говорит мой папа. — Ей так повезло, что у нее есть такой друг, как ты.

— Поверьте мне, — говорит Рив, — я счастливчик. Нет ничего, чего бы я не сделал для Дэйзи. — Он смотрит на меня в объятиях Илая, на его лице тоска, и моя мама смотрит на него сочувственно. Она явно думает, что он изнывает от неразделенной любви.

Она мало что знает. Что очень, очень заслуженно. Она делает шаг вперед, беря меня за руки.

— Детка… — начинает она. — Мы невероятно сильно сожалеем, что не послушали тебя.

Я должна заставить себя улыбнуться. Если честно, я не полностью простила своих родителей. Знаю, что когда-нибудь это сделаю, но прямо сейчас рана все еще слишком свежа. Меня все еще беспокоит тот факт, что судье и присяжным потребовалось время, чтобы заставить родителей поверить мне, когда я все это время говорила только правду.

— Вам должно быть стыдно, — ворчит Коул позади меня.

Мама поднимает голову.

— Прошу прощения?

— Вы должны были поверить ей, — повторяет он. — Чертовски смешно, что вы этого не сделали.

Мой отец раздраженно хмурится.

— Прошу прощения, кто ты такой? И почему ты вообще здесь?

Все мальчики колеблются, глядя на меня. Я еще не рассказала своим родителям о наших отношениях. Насколько знают мои мама и папа, они просто друзья, с которыми я познакомился во время поездки.

Я думаю, пришло время мне расставить все точки над и.

— Он здесь, потому что он мой парень, — говорю я, мой голос очень четкий. Лицо Коула под бородой становится ярко-красным. Это восхитительно.

Мама переводит взгляд с меня на Коула.

— Он твой парень? Он?

— Ага, — просто отвечаю я. — Мы вместе уже несколько месяцев.

— Но… — Папа указывает на Илая. — Разве вы двое только что не…

— Целовались? Да. — Я выпрямляю спину. — Я встречаюсь и с Илаем.

Илай одаривает их обоих кривой ухмылкой.

— Сюрприз.

Глаза моего отца расширяются.

— Ты… что?

— И… — Я протягиваю руку Ривену. Он делает шаг вперед и переплетает наши пальцы вместе. — Рив тоже. Я встречаюсь с ними со всеми.

Мои родители выглядят абсолютно чертовски напуганными.

В их защиту, я думаю, это слишком тяжело понять. Вообще-то я хотела рассказать им раньше, но адвокат, которого нашел мне отец Ривена, посоветовал держать наши отношения в секрете до окончания слушания. Какая-то чушь о том, что присяжные могут посчитать меня сексуальной девианткой, если просочится информация о том, что я встречаюсь с тремя мужчинами.

Я думаю, это глупо. Пусть люди любят кого хотят, это не должно быть так сложно.

— Со всеми троими? — Хрипло спрашивает мама, переводя взгляд между нами. — К-как это возможно?

Я пожимаю плечами.

— Каждый из них проводит со мной два дня в неделю, и все они делят меня по воскресеньям.

У нее отвисает челюсть. Илай тихо фыркает позади меня. Я вздыхаю, чувствуя, как мои плечи опускаются.

— Я не знаю, что сказать, мам. Я люблю их всех троих. Они все любят меня. Вот и все, что требуется. Я не собираюсь извиняться за того, кого я люблю.

Лицо отца становится опасно фиолетовым.

— Ну и что? Ты собираешься жить с этими людьми в горах? Одна? Они могут сделать с тобой все, что угодно! — Он поворачивается к Коулу. — Слушай, я не знаю, какую чертову чушь ты говоришь моей дочери, но…

Глаза Коула вспыхивают.

— Дерьмо, которое мы говорим вашей дочери? — Он делает шаг вперед, нависая над моим отцом. — Не мы причинили ей боль.

Мой отец ощетинивается.

— Не говори со мной таким тоном. Я тоже к этому не причастен. Не я снимал это видео.

— Вы причинили ей боль, — настаивает Коул. — Вы причинили ей боль, когда не поверили ей. То, как ыы обращались со своим собственным ребенком, чертовски отвратительно. Она стала жертвой сексуального преступления, и когда она сказала вам об этом, вы обвинили ее. — Он качает головой. — И теперь вы думаете, что можете судить ее за отношения, которые она выбирает? Думаете, ваше мнение, черт возьми, имеет для нее значение? Для любого из нас? Вы не заслуживаете быть членом ее семьи. Вы не заслуживаете быть ее родственником. Она — лучший человек, чем вы когда-либо будете.

Он отступает назад, его грудь тяжело вздымается. Наступает очень долгая, очень неловкая пауза.

Мой отец облизывает губы, медленно поворачиваясь ко мне.

— Милая.

— Все в порядке, — говорю я. — Мне небезразлично ваше мнение. Не настолько, чтобы изменить мое мнение о парнях, но я бы хотела, чтобы вы порадовались за меня.

— И… что? Ты собираешься переехать в Швецию? — спрашивает мама, озабоченно наморщив лоб.

Я киваю.

— Ага. Я уже посещаю курсы SFI^[31], чтобы выучить шведский…

— Она ужасна, — вмешивается Илай. — Я буквально никогда не встречал никого с худшим акцентом.

— Звучит так, будто она полоскает горло камнями, — добавляет Ривен себе под нос.

— Я научусь, — отмахиваюсь я от них. — Я переезжаю в их хижину.

Ее глаза расширяются.

— Но что ты будешь делать там, в горах? Где ты будешь преподавать?

— Я никогда не хотела преподавать, мам, — мягко говорю я. — Я всегда хотела рисовать. И теперь мои картины приносят мне довольно стабильный доход. — На самом деле это забавная история. Когда мы разговаривали с родителями Ривена о том, чтобы найти мне адвоката, я сказала его маме, что пишу картины маслом. Она была так взволнована, что заказала портрет на день рождения его отца, и теперь все богатые крутые адвокаты, которые посещают их дом, хотят получить свои собственные работы от будущего крутого художника. — Я подумываю о том, чтобы сделать целую коллекцию, основанную на Кируне, — продолжаю я. — Здесь так много красивых вещей, которые можно нарисовать. Северное сияние. Полуночное солнце. Деревни. Северные олени, хаски, горы и… — Я замолкаю, волнение проходит через меня. — Я так вдохновлена там, в горах.

— Плюс я, — вставляет Илай. — Я отличная модель.

Мои щеки вспыхивают. В последний раз, когда Илай позировал для меня, я не успела сделать много работы. Он настоял на том, чтобы я нарисовала его обнаженным. Это было довольно отвлекающее зрелище.

Мои родители все еще выглядят обеспокоенными. Я одариваю их своей самой убедительной улыбкой.

— Мама, папа, я в порядке. Сейчас я счастливее, чем когда-либо за последние годы. Я думаю… может быть, даже чем когда-либо.

Папа качает головой.

— Мы можем обсудить это дома, — решительно говорит он. — Если мы поторопимся, то успеем на скорый поезд.

Я делаю шаг назад.

— Я не поеду с тобой домой, папа.

Он хмурится еще сильнее.

— Не говори глупостей. Ты пролетела весь этот путь, самое меньшее, что ты можешь сделать, это остаться с нами. Может быть, тогда мы сможем вразумить тебя.

Я качаю головой.

— Мне очень жаль. Я не могу. Я обещала, что покажу мальчикам Брайтон, прежде чем мы улетим обратно. Мы уже забронировали номер в отеле.

— Конечно, — бормочет он, вытирая лоб. — Одна комната для вас четверых.

— Нам пришлось снять номер для новобрачных, — сообщает ему Илай. — Это единственная комната с достаточно большой кроватью.

Я пинаю его в лодыжку.

— Я скоро вернусь, — обещаю я. — Чтобы хотя бы просто навестить вас. Однако теперь я нашла свой собственный дом.

Моя мама смаргивает слезы.

— Мы ведь не сможем переубедить тебя, милая?

Я качаю головой.

— Если бы мы могли перейти от споров к принятию, это сэкономило бы нам много времени, — с надеждой говорю я.

Она смеется сквозь слезы.

— Ты всегда была такой упрямой. — Она смотрит через мое плечо, бросая на всех троих мужчин суровый взгляд. — Позаботьтесь о ней, хорошо?

— Да, мэм, — говорит Ривен. Коул и Илай одновременно кивают.

— Тогда ладно. — Она вытирает щеки. — Нам пора идти, если мы хотим успеть на поезд, Гарри.

— Но…

— Оставь ее. Она взрослая. Она сама принимает решения. Я думаю, что после последних нескольких месяцев мы обязаны ей доверием. — Она делает шаг вперед и сжимает меня в крепких объятиях. — Он придет в себя, — шепчет она. — Он просто в шоке. Ему никогда не нравилось, когда ты приводила домой мальчика. Я думаю, что три — это многовато для него.

Я киваю. Я знаю, что моему отцу просто нужно время. Она отходит в сторону, и он занимает ее место. Какое-то мгновение мы смотрим друг на друга. Я стиснула зубы, готовясь к тому, что он снова начнет спорить.

Вместо этого он наклоняется и заключает меня в грубые объятия.

— Ты уверена, что не можешь поехать с нами домой? — бормочет он мне на ухо.

— Нет. Прости. У нас есть планы.

Он вздыхает.

— Хорошо. — Он отстраняется, держа меня на расстоянии вытянутой руки. — Позвони нам сегодня вечером, ладно? Когда ты вернешься обратно.

Я киваю, и он целует меня в лоб.

— Я очень горжусь тобой, Дженнифер. Ты была очень сильной.

Моя мама дергает его за рукав, и он поворачивается, чтобы уйти. Я смотрю, как они выходят из больших стеклянных дверей здания суда, чувствуя, как мое сердце колотится в груди. Они совершили ошибку — серьезную ошибку — но они все еще любят меня. Я верю в это. И этого для меня достаточно. Двери закрываются за ними, оставляя меня с моими тремя горными мужчинами посреди атриума.

— Отлично. — Илай хлопает в ладоши. — Мы можем, пожалуйста, убраться отсюда? Все эти адвокаты заставляют меня нервничать. Плюс Динь выглядит очень сексуально в своей одежде для суда.

Остаток дня мы проводим в Брайтоне, бродя по моему родному городу. Я показываю им все места, где бывала в детстве. Моя старая школа, причудливые магазинчики у моря. Когда приближается время ужина, я представляю им рыбу с жареной картошкой. Я никогда не видела, чтобы Коул ел так много и так быстро. После еды мы спускаемся с пирса на пляж, останавливаемся, чтобы купить мороженное в фургоне. Солнце садится за море, отражаясь от ласковых волн золотыми и оранжевыми бликами. Воздух теплый и свежий. Все парни сбрасывают пиджаки и закатывают рукава рубашек, а я сбрасываю туфли на каблуках, утопая пальцами ног в песке. Ривен и Коул берут меня за руки, пока мы пробираемся сквозь небольшие группы людей, лежащих на полотенцах.

— Я сто лет не ел мороженого, — практически стонет Илай. — Дома слишком чертовски холодно. — Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы слизнуть соус, стекающий по краю рожка. Затем я слизываю пятно с его нижней губы. Он улыбается, утыкаясь в меня носом. — Тебя возбуждают юридические вопросы, детка? Ты едва можешь держать свои руки подальше от нас. В моем случае это понятно, чего не скажешь об этих двоих.

Я провожу ладонью по груди Ривена, ощущая мышцы под его рубашкой.

— Вы все так сексуально выглядите в своих костюмах. — Я не могу с этим справиться. Я дергаю Рива за воротник, и он ловит мою руку, касаясь губами костяшек моих пальцев.

— Люди пялятся, — предупреждает Коул, и Ривен замирает.

Я поднимаю глаза и, следуя за его взглядом, вижу пару, которая смотрит на нас, перешептываясь друг с другом. Пока я смотрю, девушка указывает на меня, подталкивая своего парня локтем.

Все трое мужчин автоматически встают передо мной. Это все еще случается довольно часто, когда я нахожусь на публике. Люди узнают меня по видео. Я ненавижу это. Я ненавижу, когда люди смотрят на меня, осуждают меня, мысленно раздевают меня.

Хотя я почти уверена, что эта пара пялится не из-за этого. Вероятно, это больше связано с тем, что я прижимаюсь к трем разным мужчинам. Я жду, что меня накроет приступ нервозности и смущения, но ничего не происходит. Только теплое сияние счастья в моей груди и сладость ванильного мороженого во рту.

— Я поговорю с ними, — бормочет Ривен, отпуская мою руку.

— Подожди. — Я хватаю его за руку. — Все в порядке. Я не возражаю.

Коул хмурится.

— Ты ненавидишь, когда люди пялятся на тебя на публике. Это пугает тебя. — Его хмурый взгляд становится еще мрачнее. — Тебе не нужно бояться.

— Ну, думаю, я больше не возражаю против этого. Я на самом деле чувствую что-то вроде… гордости. — Три пары бровей поднимаются. Я пожимаю плечами. — Я не выбирала, публикацию того видео. Но я выбираю вас. Всех вас. Я думаю, это дает мне силы, когда меня действительно оценивают по тому, что я решила сделать. Вместо того, что кто-то сделал со мной. — Я оглядываюсь на пару, которые все еще разевают рты, как рыбы, и ухмыляюсь, когда расцветает идея. — Почему бы нам не дать им на что посмотреть?

Прежде чем кто-либо из них успевает отреагировать, я поднимаюсь на цыпочки, обхватываю руками шею Коула сзади и целую его так глубоко, как только могу. Он притягивает меня к себе за талию, и тепло проходит по мне, когда его язык грубо захватывает мой рот. К тому времени, как мы отрываемся друг от друга, я чувствую жар и дрожь во всем теле. Затем я тянусь к Риву, цепляюсь руками за его воротник и тяну его вниз, на свой уровень. Он запускает пальцы в мои волосы и проскальзывает языком между моих губ, переплетая его с моим. Его сильные руки, обнимающие меня, заставляют меня чувствовать себя такой защищенной и желанной, что я едва могу отдышаться.

Наконец, я поворачиваюсь к Илаю, тяжело дыша. Он наблюдает за происходящим с розовыми щеками, его кудри развеваются на лбу от морского бриза.

— Приберегаешь лучшее напоследок? — дразнится он, когда я провожу руками по его груди.

— Я же говорила тебе. Я не оцениваю технику поцелуев.

— Конечно, конечно. Но это только для того, чтобы защитить их хрупкое эго, верно? — Он понижает голос. — Мы знаем правду.

— О, просто, черт возьми, поцелуй меня.

Так он и делает. Передавая остатки своего мороженого Коулу, он притягивает меня ближе и прижимается своим ртом к моему. Я облизываю его, ощущая вкус ванили и сахара, а затем мир внезапно вращается, когда он опускает меня вниз головй, держа за талию. Мой желудок переворачивается, когда небо взрывается над моей головой. Это настоящий поцелуй из романтического фильма, прямо посреди пирса. Я смеюсь ему в губы, когда он, наконец, ставит меня прямо.

— Ух ты. Срань господня, ребята. — Я прижимаю руку к своей горячей щеке, затем поправляю юбку. — Они все еще пялятся?

— Э-э… да. — Рив оглядывается. — Довольно много людей пялятся.

— Наверное, поражены моими навыками поцелуев, — размышляет Илай.

Я пожимаю плечами. Мы стоим на пляже и смотрим, как солнце садится за море. Пары вокруг нас повсюду целуются. Почему я не должна целовать мужчин, которых люблю?

— Хорошо. Теперь все знают. Все знают, как сильно я люблю вас всех троих.

Они обмениваются нежным взглядом поверх моей головы.

— Что?

— Ничего, — говорит Ривен. — Ты кажешься уже намного более расслабленной.

Я смотрю на море, набегающее на песок. Ветер немного усиливается, треплет мои волосы вокруг лица.

— Мне так долго было стыдно, но не сейчас. Я чувствую себя… — Я замолкаю, пытаясь подобрать правильное слово.

— В безопасности? — догадывается Коул.

— Счастливой? — предлагает Ривен.

— Возбужденной? — удивляется Илай.

— Свободной, — решаю я. — Я никогда не чувствовала себя такой свободной. Как будто я могу делать все, что захочу. Вообще все, что угодно.

Илай обнимает меня за плечи.

— Отлично. С чего же нам начать?

Я задумываюсь на несколько секунд, затем улыбаюсь.

— Держу пари, я смогу обогнать вас всех в воде. — Я подрываюсь и лечу через пляж к морю. Возможно, мальчики лучше меня умеют ходить по снегу, но песок — моя родная территория. Илай догоняет меня как раз в тот момент, когда я достигаю полосы прибоя. Подхватив меня на руки, он несет меня в волны, крепко целуя. Коул и Рив следуют за нами, закатывая штанины своих брюк, пока мы забираемся глубже. Они толпятся вокруг меня, и опускают в ледяную воду. Волна сбивает меня с ног, и я падаю обратно в чьи-то объятия. Кто-то целует меня в шею, а кто-то другой проводит горячими губами по моим щекам. Руки скользят по моим бедрам, рукам, талии, удерживая меня в вертикальном положении. Море вокруг нас горит оранжевым, отражая заходящее солнце. Я позволяю своим глазам закрыться, просто чувствуя данный момент.

— Мы тоже, — говорит Ривен мне на ухо, его голос низкий и скрипучий.

— Хм? — Я лениво приваливаюсь к мускулистой груди, блаженствуя.

— Мы все тоже снова чувствуем себя свободными.

Я улыбаюсь и поднимаю лицо для одного или трех поцелуев.