Трудный выбор

7

Австралийская весна обещала теплую погоду с ясными солнечными днями, устойчивой температурой и свежим бризом с океана.

Пригороды Мельбурна доходили до подножия скалистых гор, содержа в себе немало дорогих и часто просто роскошных поместий. В самом городе, восстав из земли, устремлялись к небу застекленные здания, выхваляясь друг перед другом самыми фантастическими архитектурными решениями. Офисы предпринимателей, всевозможные фирмы, многочисленные отели, жилые здания, городские улицы, переполненные автомобильным движением, — все это бурлило и кипело жизнью.

Население было весьма разнородно: смешение азиатских и европейских пришельцев с коренными жителями Австралии.

Вероника любила этот город, где она родилась и выросла. Но и соблазн попутешествовать был силен, ведь она практически почти нигде не была, не считая Новой Каледонии и Тувалу, куда они с друзьями ездили во время отпуска. Так что она не против была прогуляться на другой конец света.

По этой причине ожидание перелета из Мельбурна в Сан-Франциско восхитительно волновало и взбадривало ее. Преподавание в школе занимало практически все дневное время, потом — ежедневное посещение отца в больнице.

А по ночам — Ралф.

Она отказывалась называть то, что они делали, творением любви. Только те двое, что любят друг друга и реально заботятся друг о друге, могут творить любовь. Так чем же тогда занимаются они с Ралфом?

Выполняют условия деловой сделки, цинично нашептывал ей внутренний голос. Вы деловые партнеры. И точка.

И вот наконец, наняв для Матью постоянную сиделку, они вылетели в Соединенные Штаты Америки.

Сан-Франциско потрясал воображение. Никакие фильмы не давали о нем полного впечатления. Его надо было видеть собственными глазами. Впрочем, как и любой крупный город.

Веронике нравились стремительные городские улицы, порой напоминавшие узкие горные каньоны, нравился шум этих улиц, многолюдье, толкотня, обрывки музыки, разговоров.

Отель, в котором они остановились, был превосходен, их номер просто восхитителен, да и обслуживание не оставляло желать лучшего.

— У меня весь день будет занят деловыми встречами, — проинформировал ее Ралф сразу после приезда.

Она весело ответила:

— Прекрасно! А я тем временем схожу в Музей современных искусств.

Наконец-то можно потратить весь день на культурные мероприятия. Здесь было несколько известных музеев и масса других интересующих ее мест, не говоря уже о множестве государственных магазинов с весьма демократичными ценами.

— Берите такси, ни в коем случае не спускайтесь в метро. Вы меня поняли? — напутствовал ее Ралф.

— Послушайте, я всю жизнь прожила в большом городе!

Ралф нахмурился.

— Сан-Франциско это вам не Мельбурн. — Достав из кармана пиджака бумажник, он вытащил пачку банкнот и протянул ей. — Это на расходы.

Она пожала плечами.

— Спасибо, Ралф, деньги у меня есть.

У нее действительно были кое-какие деньги. Ее отпускные, которые она перевела в доллары.

— Возьмите!

Она взглянула на него с опаской, ибо в его голосе прозвучало нечто угрожающее, но продолжала стоять на своем.

— Нет никакой необходимости...

— Madré de Dios! — тихо вознегодовал Ралф. — Почему вам всегда надо спорить?

— А вам зачем спорить? — парировала Вероника. — Я не такая уж дурочка... И не вышла бы из отеля, не имея с собой денег на еду и такси. — Она перевела дыхание и договорила: — Если я разорюсь, то обязательно вам доложу. О'кей?

Он подошел к стенному шкафу, положил туда деньги и запер дверцу, а ключ передал ей.

— Это многое упростит, Вероника. Когда понадобится, берите не задумываясь.

Он заблуждался, утверждая, что это все упростит. Но она поблагодарила его, чтобы закрыть тему.

Ралф взглянул на часы и заторопился.

— Ну, мне пора! Вы немного отдохнете с дороги или сразу отправитесь на разведку?

— Отправлюсь на разведку, — не колеблясь, ответила Вероника.

Так она и сделала, начав с одного из интересовавших ее музеев, куда действительно добралась на такси, благо, что это было не очень далеко от отеля.

В музее было слишком много всего, что ей хотелось посмотреть, так что тратить время на посещение кафе казалось просто нелепым. Поэтому перекусила она на ходу, купив в киоске смачный хот-дог. Рядом был телефон-автомат, и Вероника, как обещала, позвонила Ралфу.

— Я буду в отеле примерно в половине шестого, — сказал Ралф. — Потом мы пойдем куда-нибудь поужинать.

— Хорошо.

— Где вы сейчас?

— У киоска с хот-догами.

Тут наступила пауза, после которой он потребовал уточнения:

— Где именно?

— Вы что, хотите подойти? — не без юмора спросила она. — Но отсюда, где я стою, названия улицы не видно.

— Вероника!.. — угрожающе начал он, но, прежде чем успел сказать второе слово, она его прервала.

— Послушайте, Ралф, я тут пошла на страшные расходы и приобрела карту. Просто еще не успела ее толком рассмотреть. — Она отчетливо слышала его дыхание, было ясно, что он крайне раздражен. — Да не беспокойтесь вы обо мне! Если я потеряюсь, то просто спрошу первого встречного, как проехать к нашему отелю, название которого еще не выветрилось, хвала Небесам, из моей ненадежной памяти.

И она положила трубку. Ралф покачал головой и спустился в ресторан, где его ожидали трое коллег, уже сидевших за столиком. По правде говоря, всем этим дорогим винам и изысканным блюдам, которые им подавали, он сейчас предпочел бы хот-дог, съеденный в компании с хрупкой блондинкой.

А Вероника вовсю наслаждалась жизнью. Она добралась до знаменитого городского парка и прогулялась по нему, немного прошлась вдоль магазинных витрин, задержавшись у киоска с прохладительными напитками, а затем — возможно, из одного только чувства противоречия — спустилась в метро. Это же день, черт побери! Белый день! И одета она неприметно, в обычные джинсы, джемпер и джинсовую курточку. Никто и не собирался на нее нападать. Стоя на платформе, она не чувствовала никакой опасности и, войдя в вагон, проехала несколько станций.

Выйдя на улицу, Вероника обнаружила, что здесь далеко не так интересно, красиво, хорошо и безопасно, как там, откуда она приехала. Настроение ее слегка изменилось, когда она обнаружила, что испытывает трудности в общении, и инстинктивно почувствовала, что может опоздать.

Взять такси было ее первой мыслью, но ни одного такси в поле зрения не обнаружилось. Хорошо, если уж она приехала сюда на метро, то почему бы ей не спуститься туда опять и не проехать несколько станций в обратном направлении?

Вероника вновь спустилась под землю там, где вышла. И только тут до нее дошло, что она, как на грех, ринувшись в метро, даже не удосужилась запомнить название станции, от которой она уехала. Пришлось снова подниматься наверх. И разыскивать такси. Она безнадежно опаздывала.

Увидев, наконец, что в конце улицы появилось такси, Вероника отчаянно замахала рукой и с облегчением вздохнула, когда оно остановилось возле нее.

Тридцать минут было проведено в потоке машин, которые то и дело останавливались у семафоров. Волей-неволей ей приходилось мириться с тем, что лаконичная жестикуляция водителя сопровождалась время от времени крепким словцом. Поездка, словом, здорово затянулась. А хуже всего выглядело то, что накручивал счетчик.

Наконец она добралась до отеля, вошла в вестибюль, поднялась на лифте на свой этаж и минуту спустя вставляла ключ-карту в дверной замок.

Ралф ждал ее и, когда она вошла, метнул в нее такой гневный взгляд, что у нее перехватило дыхание.

— Мисс Хеймиш, вы вообще-то представляете, сколько сейчас времени?

Голос ее разгневанного повелителя прозвучал слишком спокойно. Уж лучше бы он на нее накричал.

— Простите, сэр...

Вместо объяснений одно сухое «простите», которое не способствовало, конечно, усмирению его гнева. И что это еще за дурацкое американское «сэр», подумал он.

— Помнится, мэм, вы обещали прийти засветло. Что же и где вас так задержало?

Ох, что это еще за дурацкое американское «мэм»? — подумала Вероника и принялась за объяснения:

— Я решила прокатиться на метро, хотела проехать одну-две станции, но оказалась слишком далеко. Потом взяла такси до отеля, но у них тут повсюду пробки... Вот и все.

— Вы поступили вопреки моей просьбе не спускаться одной в подземку, — четко выговаривая слова, произнес Ралф.

Он с трудом удерживался от желания свернуть ее тонкую шейку. Его дико бесило то, что эта чересчур самостоятельная особа так беззаботно спустилась в метро Сан-Франциско и села в первый попавшийся поезд, даже не поинтересовавшись, откуда и куда он идет.

— Но позвольте...

Он, конечно, не позволил ей договорить, продолжив свой гневный монолог.

— Поймите же, мисс Хеймиш, я жду вас, начиная с пяти тридцати, не зная, что и подумать. Еще немного, и я свихнулся бы от одной мысли, что вы вообще никогда не вернетесь в отель, бесследно растворившись в этом огромном мегаполисе. Почему вы хотя бы не позвонили?

— Довольно, Ралф, успокойтесь. Я уж и так казню себя, — с раскаянием сказала она. — Обещаю вам, что с этого момента буду пользоваться только такси.

— С этого момента, — холодно проговорил он, — вы будете передвигаться по городу на арендованном лимузине, который доставит вас туда, куда вам только заблагорассудится, ожидая следующего вашего указания. Короче говоря, он вас увезет от отеля, он же и доставит вас обратно, сдав мне с рук на руки.

— Это же смешно.

Ах, тебе смешно? Ну, погоди же, дерзкая девчонка!

— Или вы сделаете по-моему, мисс Хеймиш, или я, извините, завтра же запру вас на целый день в номере.

Вероника посмотрела на него с ужасом.

— Ушам своим не верю!.. Да какое вы имеете право...

— Право мужчины, который оплачивает ваши услуги.

Она восприняла этот выпад почти как удар кулаком, и боль тотчас затуманила ее глаза, но она быстро справилась с собой и спокойно проговорила:

— Конечно, вы совершенно правы. Как глупо, что я забыла об этом. — Она подошла к шкафу, достала свежее белье и направилась к ванной. — Я скоро, мистер Спенсер, это не займет много времени.

Настроение было испорчено у обоих, так что они не пошли в один из фешенебельных ресторанов, как намечал Ралф, а ограничились ужином в ресторане отеля. Но все лучше, чем оставаться с глазу на глаз в номере.

Через пятнадцать минут Вероника была почти готова, на лице легкий макияж, волосы забраны на затылке в замысловатый французский пучок. Подойдя к шкафу, она извлекла оттуда черный шелковый вечерний костюм, дополненный красной жилеткой, расшитой красным же бисером. Затем обулась в туфли на высоком тонком каблуке и взяла вечернюю сумочку.

— Я готова.

Ралф внимательно посмотрел на нее, отметив слегка вздернутый подбородок, холодное выражение глаз и спросил себя, имеет ли эта женщина представление, что ему пришлось пережить по ее вине? Ведь он битый час метался по номеру в ожидании если не ее появления, то хотя бы телефонного звонка.

Вероника прошла к дверям, затем обернулась и спросила:

— Так мы идем?

Они в молчании спустились вниз, и Ралф повел ее в ресторан, где приветливый метрдотель указал им столик и вызвал официанта, подававшего воду и спиртное.

Ралф заказал пино нуар — свое любимое вино с привкусом хвои, затем погрузился в изучение меню. Вероника для начала выбрала легкий рыбный суп, за которым должен был следовать салат из свежих овощей с майонезом, и, не замечая прищуренного взгляда Ралфа, сделала заказ.

— У вас, я вижу, совсем нет аппетита?

— Нет.

Он поднял бокал и с удовольствием пригубил вино.

— Вы намерены ограничить наше общение односложными словами и междометиями?

Вероника одарила его вежливой улыбкой и спросила:

— Как прошел ваш день, мистер Спенсер? — Она отпила глоток вина и взглянула на Ралфа поверх бокала. — Надеюсь, намеченные встречи с коллегами и партнерами прошли удачно?

Он откинулся на спинку стула.

— Мисс Хеймиш, вы рискуете выйти за рамки дозволенного.

— В самом деле? А мне показалось, что вы хотите приятной беседы. Разве нет?

— И это вы называете приятной беседой, pequena? Ну, хорошо, допустим... Но давайте доведем дело до конца.

— Какое дело?

Он поднял бокал и молча салютовал им.

— Спор, который мы затеяли.

— Ралф, милый мой, здесь нечего обсуждать, — вежливо сказала она, открыто глядя в его прищуренные глаза.

— А я говорю, — тягуче проговорил он, — нам есть что обсудить.

Официант подал ее суп, а перед Ралфом поставил тарелку с рыбной закуской.

— Нет, — возразила она. — Я и так прекрасно поняла, какие права вы имеете на женщину, которая вас обслуживает. — Она взяла ложку, игнорируя задумчивый и грустный взгляд, которым он смотрел на нее. — Может, мы поедим?

— Смею напомнить, Вероника, что свое обслуживание, как вы это называете, вы предложили сами.

— Да, конечно, мистер Спенсер. Приношу извинения за то, что забыла о своем положении. В будущем я обязательно буду звонить, если запоздаю хоть на минуту или среди бела дня потеряюсь в метро Сан-Франциско. Впредь я обещаю так не поступать. Ну? Теперь вы удовлетворены?

— Удовлетворен тем, что моя любовница, кажется, немного повеселела, — тихо проговорил он.

— Ох, Ралф, неужели вы только сейчас поняли, что именно это и входило в мои намерения.

Она доела суп, он — рыбную закуску, и официант тотчас подал им вторые блюда.

— Зная ваш упрямый и гордый нрав, — с усмешкой заговорил Ралф, — я не могу допустить, чтобы вы заблудились одна в городе. Мне кажется, что с таким норовом вы даже до расспросов местных жителей о маршруте не снизойдете.

Она взглянула на него, и в глазах ее воспламенились изумрудные огоньки.

— Я совсем не упряма, сэр.

— А я, мэм, утверждаю, что вы упрямы.

— Нет, сэр, — вновь возразила она. — Я не упряма.

Брови его приподнялись, и он заговорил, еще больше растягивая слова.

— Неужели вам действительно доставляет удовольствие игра в этот словесный волейбол?

— А вы, мистер, не относитесь ко мне свысока и не опекайте меня, черт побери! Тогда у меня не будет нужды играть в словесные игры.

— Выходит, это я во всем виноват?

— Ваша ошибка, Ралф, заключается в том, что вы обращаетесь со мной, как с ребенком.

— Вероника, — лениво проговорил он. — Я ежедневно радуюсь тому, что вы что угодно, но только не ребенок.

Реакция последовала немедленно, и Ралф диву дался, как жарко вспыхнули ее щеки.

— Без комментариев? — спросил он.

— Нет, Ралф, просто я никак не могу решить, что это — комплимент или порицание.

— Думаю, вам не стоит ломать себе голову над такими пустяками, — с усмешкой сказал он. — Просто сфокусируйте свое внимание на завершении трапезы.

— Кажется, я потеряла аппетит.

С этими словами Вероника отодвинула тарелку с салатом, подняла бокал, посмотрела его на свет и отпила немного вина.

Ралф нанизал на вилку молодой крепенький грибок, туда же насадил кусочек нежнейшего и сочного бифштекса, приготовленного из вырезки специально выращенной под это дорогое блюдо коровы, сверху положил маленькую веточку укропа и предложил ей.

— Попробуйте хотя бы.

Вероника посмотрела на аппетитную еду, поднесенную ей на вилке, потом взглянула на Ралфа и покачала головой.

— Спасибо, не хочется.

Было почти одиннадцать, когда они вернулись в свой номер, и Вероника, скинув жилетку, некоторое время смотрела, как раздевается Ралф. А затем вдруг подошла к нему со словами:

— Позвольте, я помогу вам.

Если бы Вероника действовала неуверенно, то проиграла бы. Но она решительно взялась за дело, ослабила узел его галстука, сняла его, после чего вынула из манжет рубашки агатовые запонки.

— Девушка, что это вы делаете?

— Странно, что вы спрашиваете, — обыденно проговорила она, расстегивая пуговицы его рубашки. Дойдя до брючного ремня, она расстегнула и его. — Разве не так поступают любовницы?

— Ублажая своего... — он сделал многозначительную паузу, — своего благодетеля?

Вероника подняла глаза и встретилась с его взглядом.

— Вот именно.

— В таком случае, вперед, pequena!

— Послушайте, Ралф, почему вы называете меня этим испанским словом?

— Ну, по-английски это прозвучало бы как «малышка, детка». А вас, я заметил, весьма раздражает, когда кто-то недооценивает почтенность вашего возраста. Да и вообще, «малышка, детка» звучит на слух англоязычных людей как-то пошло, вам не кажется? А вот pequena — совсем другое дело.

Его ленивый тон, его привычка растягивать слова укрепили ее в решимости доиграть партию, которую она, доведенная до отчаяния, сама предложила ему.

Потому она непринужденно сбросила с себя вечерний костюм, оставшись в бюстгальтере, трусиках и туфлях.

Туфельки были особой причудой, придававшей ей смелости. Она интуитивно чувствовала, что в почти обнаженной женщине, остающейся в туфельках на высоком каблуке, было что-то крайне возбуждающее чувственность партнера.

— На вас, дорогой мой, все еще слишком много одежды, — задорно прощебетала Вероника.

В ответ все та же протяжность произношения.

— Мне показалось, вы сами взялись раздеть меня.

Ох, ну конечно!

— Первым делом туфли и носки, — стойко перенося унижение, проворковала она, снимая с него сначала туфли, затем носки, так что ему оставалось только поочередно поднимать ноги.

Остальное было немного легче, ибо как только она расстегнула его безупречно сшитые брюки, они сами собой свалились с него на ковер. Но Веронике пришлось помочь ему переступить через них, поскольку это не так просто, как переступить через упавшую юбку. Шелковые трусы тоже не вызвали особых затруднений, так что минуты не прошло, как ее любовник предстал перед ней во всей красе своей наготы. И — возбужденный!

Ралф не упустил момента, когда она отреагировала на увиденное, и это его приятно возбудило. Если она хочет играть, он будет более чем счастлив поддержать ее забавы.

Эта женщина хотела изобразить из себя бывалую любовницу, хотя опыта ей, конечно, не хватало. Ну что ж, пусть потренируется. Ведь кое-что она все-таки угадывала, довольно смело исследуя своими нежными пальчиками анатомические особенности его тела, отваживаясь обласкать даже то, чего раньше почти не касалась.

С уст его сорвался легкий стон, и рука ее тотчас поднялась выше, поглаживая его с такой почти неощутимой легкостью, что он чуть было не вознесся в небеса.

Боже всемилостивый, смятенно думала она тем временем, спрашивая себя, сколь далеко могут завести ее эти игры. Посмеет ли она бесстыдно поцеловать его в наиболее интимное место? Разве, в конце концов, он не делал этого с ее телом?

Но чего же она добивается? Подчинить его сексуально?.. Услышать его стон от прикосновения ее губ, увидеть его обессиленным, потерявшим контроль над собой? Да, она хотела произвести над ним то, что он до сих пор производил над нею. В конце концов, разве это не обязанность любовницы? Предугадывать желание мужчины и доставлять ему наслаждение?

Смешение ее инстинкта и воображения, сдобренное неопытностью, вскоре заставило Ралфа предпринять собственные меры. Он приподнял свою дерзкую любовницу, прижал к себе и закрыл ее рот глубоким и продолжительным поцелуем.

В конце концов, он лег на кровать, притянув ее к себе, перекатился так, что она оказалась под ним, и овладел ею.

Вероника пережила неизъяснимое наслаждение, но и его содрогания ощутила тоже, поняв, наконец, почему так сладостно прийти к окончанию вместе.

Потом, когда он освободил ее от своей тяжести, она тихо лежала рядом, и оба они восстанавливали дыхание.

Довольно скоро он дотянулся губами до ее шеи и так нежно поцеловал, что она непроизвольно откинула голову. А он продолжал ласкать и целовать ее, пока не возбудил вновь. Она пылко обняла его, прижимая к себе, забираясь пальцами в его волосы, теребя их и гладя, затем притянула к себе его голову, и поцелуи продолжились.

Дело кончилось тем, что он перекатился на спину, так что она оказалась сверху, и вновь овладел ею. Но теперь это была ее игра, а он лишь целовал и дразнил ее легкими поцелуями и покусыванием сосков, нависших над ним, от чего она очень скоро ощутила себя на грани, разделяющей удовольствие и боль.

Вероника совершенно забыла свои полудетские эротические намерения и просто отдавалась любви, не в силах ни о чем думать. Жар, разливающийся по жилам, сладостность ощущений — все это привело ее к самозабвению. К полному самозабвению.

Потом она просто упала и лежала рядом с ним, не в силах пошевельнуться.

Последнее, что она помнила, был его поцелуй, трогательный поцелуй в макушку, после чего она закрыла глаза и провалилась в темный и глубокий сон.

Ралф был свободен от всех своих деловых встреч до двух часов дня, так что после завтрака присутствовал при звонке Вероники в Мельбурн. Она звонила в больницу, чтобы справиться о состоянии отца.

Изменений, которые могли быть только в худшую сторону, пока не было, а потому она испытала некоторое облегчение.

В девять часов они вышли из отеля, где у подъезда их ожидал наемный лимузин. Когда машина отъехала от гостиницы, Ралф принялся наставлять водителя и внушать ему, что потеря бесценной пассажирки в городе будет для него чревата весьма неприятными последствиями.

— Вы ведь в этом городе жили? — спросила Вероника, дабы отвлечь внимание своего властелина от несчастного шофера.

— Да.

— В каком районе?

Ох, этот район!.. Место, где мегаполис содержал все свое отребье. Его улицы были грязны и сумрачны. Все давно миновало, но память о тех временах полностью его сознания не покидала.

— В каком районе? Скажем так, в одном из наименее привлекательных.

В этих словах было все и, по сути, ничего. Пустота, вошедшая в душу и оставшаяся там навсегда.

Вероника понимала, вернее, чувствовала, что этот богатый мужчина, который привез ее сюда, в юности был тем же Тони, мальчиком, которого выживать учила улица.

— Может, мы выйдем и немного пройдемся? — спросила она, ощутив дуновение свежего ветерка, овеявшего ее лицо.

— Городской парк, — распорядился Ралф, и шофер послушно поехал к указанному пункту.

Они прогулялись, разделили ланч в одном из множества кафе, и лимузин отвез Ралфа к месту его деловой встречи. После этого Вероника попросила водителя отвезти ее в Чайнатаун[11], где она походила по магазинам и накупила подарков и сувениров для знакомых и близких.

В отель она возвратилась в пять, приняла душ и как раз одевалась, когда Ралф появился в номере.

Они решили поужинать все в том же Чайнатауне, где было множество недорогих колоритных ресторанчиков и где жизнь кипела и бурлила всю ночь напролет.

Веронике страшно нравилась эта атмосфера, и она упросила Ралфа посетить маленький местный театр, а уже потом поужинать в ближайшем ресторане или кафе.

Вечер прошел превосходно. Да и вообще все последующие дни доставили Веронике массу удовольствия. Утренние часы Ралф проводил с ней, они вместе гуляли по Сан-Франциско, исследовали его достопримечательности. По вечерам обедали в самых фешенебельных ресторанах города, ходили в кино, театры.

Ночи были не менее восхитительны, поскольку Вероника открывала в себе все новые ощущения и переживания, и, забыв о своем положении договорной наложницы, полностью отдалась своим эмоциям, с нетерпением ожидая каждой следующей ночи.

Здесь, в этом шумном и роскошном городе, она впервые ощутила, что тело и душа могут жить в гармонии, и это было для нее очень важным открытием.

Внутренний голос продолжал назойливо жужжать: дурочка, не отдавай ему своего сердца. Но Вероника игнорировала эти предостережения, ибо не сомневалась, что, если понадобится, в любую минуту сумеет обуздать свои чувства.

День их отъезда наступил, увы, слишком скоро. Они вылетели в Мельбурн в воскресенье утром.

Прибыв домой, они приняли душ, переоделись и принялись распаковывать багаж. После чего Вероника сразу же поехала к отцу в больницу.

Матью выглядел изможденным, лицо его как-то совсем обесцветилось... Или это ей просто казалось, поскольку она не видела его целую неделю?

Выйдя из больницы, Вероника, удрученная состоянием отца, решила заехать в магазин к Патти, примерно полчаса посидела с подругой, одарив ее американскими сувенирами, после чего поехала в то место, которое на время стало ее домом.

Ралф, бросив взгляд на бледную и усталую Веронику, на темные круги под ее глазами, нахмурился.

— Вам, девушка, надо скорее лечь в постельку и вволю поспать, — тихо проговорил он.

— Я не устала.

— Да нет, я же вижу, что вы устали.

— А я говорю, не устала.

Но, не обращая внимания на подобные — уже ставшие привычными — возражения, он легко подхватил ее на руки и отнес в спальню.

Там Ралф раздел ее, откинул одеяло, уложил в постель, затем разделся сам.

Тело его горело желанием. Он пылал. Но, тем не менее, заметив ее протестующее движение, прикрыл ее одеялом и нежно прошептал:

— Спи, моя птичка.

Вероника заснула. И спала долго и сладко. Но незадолго до рассвета проснулась.

И тут они сотворили любовь. И было так хорошо, что она потом чуть не заплакала.