48.
Роберт разглядывал Беату. Она выключилась у него на плече. Как тумблер переключили в положение "off". Глаза закрыты. Дыхание ровное. Светлые волосы отросли. В январе у неё была стрижка. Кожа нежная. Спящей она выглядела ещё моложе. Его принцесса.
Он ей потом расскажет про Бялошевского. Как у него разом отозвали диссертацию, обнаружив там большой процент плагиата, отказали в кредите, документы на который он собирал три месяца, нашли долги по налогам и выставили пени колоссальных размеров и отобрали водительские права за неоплаченные штрафы.
И вдобавок на столе у его тестя, а по совместительству его шефа и главного редактора еженедельника, появилась распечатка его смс-сообщений. Там были и сообщения двум любовницам, и общение с конкурентами, и обсуждение с ними плана поглощения издания и марионеточного редактора в его лице.
Жизнь ещё вчера успешного и скандального журналиста Франтишика Бялошевского трещала по швам и шла ко дну, как утлое суденышко. Стараниями Адама Мицковского. Впрочем, Адам же ничего не выдумывал. Он просто собрал информацию. И предоставил в нужной форме.
Роберт лежал на диване, обнимая Беату, и думал, как же легко сломать человека. Достаточно нажать на кнопки "родные люди", "карьера", "любовь", "долг" и человек гнется. А чаще просто не выдерживает. А его девочка не должна этого испытывать.
Похоже, будить Беату звонками планового отдела становилось традицией. Она снова услышит, что он должен быть на работе. Хорошо, что и у неё есть свое собственное дело. А у него — шанс задержать её в своём доме ещё хотя бы на сутки. Рейс в Лиссабон завтра в шесть. Брифинг в четыре двадцать. Почти целая ночь впереди.
— Во сколько тебе выходить? — сонная Беата снова спохватилась. Завозилась в поисках одежды. — Не вставай. Я уеду около четырёх. Ключи около зеркала. У нас ещё вагон времени. Спи. — Нееет, я теперь не усну. Как ты так живёшь? Будто вне времени. — Сначала было сложно. Потом привык. Роберт рассеянно проводил ладонью по её волосам.
Беата слышала, как идёт секундная стрелка на его часах. Думала о том, как это много — несколько часов. Особенно если в секундах. Каждая — как грань бриллианта, приносит новое ощущение. Сейчас вот от его тёплой ладони. А следующая — от дыхания ей в макушку. Потом от его горячей кожи, которую тянет погладить кончиками пальцев.
Она и не знала, что способна так загораться. И так впитывать ощущения. Не узнавала себя в этой молодой женщине, выгибающей спину, как кошка, и тянушейся губами к своему мужчине.
В середине мая уже рано светает. Роберт вышел в зябкие утренние сумерки. Завёл машину. По привычке проверил собственные ощущения, которые его никогда не подводили. Предвкушение радости. Как перед первыми полётами.
В Лиссабоне он забежал в Дьюти фри. Купил португальский шоколад Адаму, мармелад из маракуйи с Мадеры и вкуснейший знаменитый десерт с яичным заварным кремом Паштейш для Беаты.
Не стал звонить из аэропорта. Приехал. Встал перед воротами.
Впервые в жизни дом встречал его горящими окнами. Женский силуэт за занавеской.
Он вспомнил, как заглядывал когда-то в чужие окна. Как представлял жизнь в домах соседей. Сейчас окна горели. И там внутри была она.
Удержать бы эту птицу в руках. Не спугнуть.