Твое имя – страсть

Пролог

Профессор Мэрлок раскурил трубку, поблагодарил служанку за ужин и решительно направился в кабинет. Откладывать больше было нельзя: он дал себе слово сегодня же написать Семсам.

Конечно, профессор не сомневался, Моника давно сообщила родителям, как ее встретил их старый учитель и друг, описала в подробностях, как сдавала экзамены в университет и прочее, а все же правила приличия заставляли написать самому. Ведь именно его Анжелика и Фрэнк Семс просили позаботиться об их дочери. Ему и отчитываться.

«Дорогие Анжелика и Фрэнк!» — вывел он первую строчку и задумался. Позади него висела целая полка книг, на обложках которых стояло его имя, но то были научные труды, а сейчас Мэрлоку хотелось бы передать ту бурю эмоций, которую он пережил, когда в его кабинет вошла Моника. Для этого требовался талант литератора.

Как же описать то мгновение, когда он поднял глаза от бумаг и увидел перед собой… Анжелику? Не нынешнюю, с которой недавно встречался на симпозиуме в Париже, а ту, что была его любимой ученицей тридцать лет назад, на секунду показалось, что время вернулось вспять, а прошедшие годы всего лишь приснились. Кажется, он даже успел подумать, что она как всегда пришла на семинар раньше всех, аккуратная девочка… И тут опомнился. Моника была удивительным повторением матери, во всяком случае, внешне. Правда, в последующие две недели, пока она жила в его доме, он с радостью убедился, что девушка переняла и все лучшие черты характера Анжелики.

Мэрлок улыбнулся, вздохнул и написал следующую фразу: «Моника, как вы, должно быть, уже знаете, добралась благополучно, встретились мы хорошо…»

Еще бы! С ее матерью он тоже всегда встречался хорошо — обычно это превращалось в праздничное свидание с юностью. Они словно не замечали, как постарели и поседели, как потускнели у них глаза. Уже через пять минут после бурных приветствий и дружеских поцелуев Анжелика, ныне сама профессор, превращалась в его прилежную ученицу, а он — в ее мэтра. Она слушала Мэрлока, затаив дыхание, а он по праву старшего — и разница всего-то семь лет! — начинал ей покровительствовать. Странно, но где-то в глубине души в такие моменты всегда оживала так и оставшаяся невысказанной его тайная влюбленность в ту изящную девочку с платиновыми волосами и невыразимо красивыми глазами. И почему он тогда считал для себя невозможным влюбиться в нее открыто, завести роман, наконец, жениться? Возможно, Моника сейчас была бы их дочерью…

«Ваша дочка прелестна…» — изложил он свои размышления тремя словами.

Прелестна-то она прелестна, вдруг разозлился Мэрлок, но что эти фанатики-ученые сотворили со своим чадом?! Теперь эта почти двадцатилетняя девица напичкана всевозможными знаниями и иностранными языками, но совершенно не приспособлена для жизни в жестком современном цивилизованном мире. Слава Богу, подумал профессор, там, куда он устроил ее поработать до начала занятий в университете, вряд ли появится какой-нибудь хлыщ, которому вздумается вскружить ей голову. А с осени в университете он сам над ней возьмет шефство…

«Она потрясла нашу профессуру своей подготовкой, возможно, ей даже нечего делать на первом курсе. Но этот вопрос мы еще обсудим…»

Мэрлок перечитал написанное. Письмо получилось сухим, вроде отписки.

Недовольный, он порвал лист и решил, что напишет в другой раз, когда будет иное настроение.