Твои нежные руки

Глава 11

В шестидесяти милях к югу от Нового Орлеана в побережье Луизианы врезалась болотистая впадина, названная бухтой Баратария и отделенная от Мексиканского залива плоскими песчаными островами Гран-Терр и Гран-Иль. Несколько заболоченных рукавов в северном конце бухты вели в бездонные болота, поросшие кипарисами и кишевшие аллигаторами. Горе неопытному, незнакомому с местностью человеку! Попав в этот лабиринт, он рискует навсегда остаться под толстым слоем ила. В этих водах опасно плавать в одиночку: смерть грозит равно от животных и недоброжелателей.

Густая роща на Гран-Терр скрывала бурную, хотя и незаконную, деятельность со стороны залива и пролетающих мимо катеров таможенников. Толстые деревья и узловатые корни возникали из стоячей воды, лениво лижущей край болота. Здесь, на задворках цивилизации, царили дикие нравы и законы хищников, однако совсем неподалеку, на твердой земле, были разбросаны коттеджи, выкрашенные в яркие желтые и оранжевые тона, не ощущалось недостатка в игорных домах, кафе, процветали бордели, а в гигантских складах хранилась награбленная добыча. Повсюду шла бойкая торговля, звенели смех и песни, сопровождаемые негромким звоном переходивших из кармана в карман монет, отдавались приказы переправить товар в Новый Орлеан.

Кит Силвер, как его звали теперь, прислонившись к крепкому стволу кипариса, лениво оглядывался вокруг.

Мужчина, стоявший рядом, с удовлетворением наблюдал, как владельцы известнейших магазинов Нового Орлеана выходили из величественного особняка, возвышавшегося в самом центре колонии. Гости «Лафит траст» служили источником немалых доходов Баратарии.

— Дела идут неплохо, Кит, — заметил Пьер Лафит, щурясь от солнечного света, проникавшего через увешанные испанским мхом ветки деревьев.

— А как насчет распоряжения губернатора Клейборна? — осведомился Кит, изогнув бровь; — Он потребовал от граждан Нового Орлеана не вести никаких дел с обитателями Баратарии.

— Назойливый тип, — прокомментировал Пьер, с типично галльским фатализмом пожимая плечами. — Мы с Жаном сегодня возвращаемся в Новый Орлеан. Тебе тоже следовало бы поехать.

— Благодарю, я уже там бывал. Кроме того, у меня другие дела.

— Ах да, помню, — кивнул Пьер, и Кит подумал, что, несмотря на дорогой костюм, длинные тонкие усики действительно придают ему вид завзятого пирата. — Ты наконец решил поискать родных, не так ли?

— Почти. У меня нет никого, кроме сестры, и, насколько я знаю, она сейчас в Лондоне, но, к сожалению, убеждена в моей смерти.

— Неплохо бы и оставить ее при этом мнении, — рассмеялся Пьер, подмигнув собственной шутке. — Кроме того, рано или поздно ты все равно умрешь в петле. Не слишком приятная кончина — судорожно дергаться и приплясывать на веревке ради развлечения губернатора.

Но смерть в любом виде — печальное событие, верно?

Кит, не ответив, устремил взор на противоположную сторону людной площади, где по вымощенному брусчаткой тротуару шествовал Босс в обществе Джона Р. Граймса, главного прокурора округа Нового Орлеана. Здесь Жан Лафит был в своей стихии, в созданной им империи, подданными которой были речные матросы и всякий пиратский сброд. Влиятельные господа часто посещали Баратарию, привозя с собой жен, которым не терпелось порыться в сказочных сокровищах, собранных обитателями колонии, ибо «импортная контора» братьев Лафит была широко известна в здешних местах.

Жан Лафит, или, как его называли, Босс, имел немало друзей и среди знати. Высокий светлокожий брюнет с чисто выбритым лицом и темными глазами, он производил впечатление истинного джентльмена: настоящий эрудит, полиглот и процветающий бизнесмен, умевший вовремя польстить, уговорить, а если нужно, и запугать.

Кит невольно усмехнулся при воспоминании о листовках, выпущенных пиратским предводителем только на прошлой неделе. В ответ на ультиматум губернатора он пообещал полторы тысячи долларов тому, кто захватит и привезет на Большую Землю злосчастного Клейборна: наглый ответ на предложение последнего выплатить пятьсот долларов награды за доставку Жана Лафита в офис новоорлеанского шерифа.

Патовая ситуация. Пока все оставалось на своих местах.

— Ба! — воскликнул Пьер. — Взгляни-ка на Граймса!

Он обязан защищать нас от людей, подобных Клейборну, и все же мы вынуждены постоянно обороняться. Трудно вести дела, когда приходится тратить время на идиотов-таможенников и освобождение несправедливо захваченных людей.

— В один прекрасный день нас попросту сотрут с лица земли, — предрек Кит.

— Возможно. Но до этого еще далеко, — отмахнулся Пьер.

Кит оттолкнулся от дерева и повернул к тропинке, которая вела к воде. Скоро. Уже скоро. Он готовился к этому дню два года. С того момента, как удалось незаметно покинуть корабль капитана Джека после свирепой битвы с Лафитом, протестовавшим против незаконной охоты на своей территории. Измученный Кит, стоявший едва не по колено в крови, невольно восхитился холодной выдержкой Жана. Тот спокойно, не повышая голоса, требовал, чтобы капитан Джек убрался из его «угодий».

Кит, не задумываясь, перешел на сторону Лафита. И ни разу об этом не пожалел. Решение это, ко всему прочему, оказалось провидческим: вскоре судно капитана Джека было захвачено береговой охраной, а вся команда Довешена.

Теперь у Кита был собственный корабль, купленный на долю добычи, захваченной на испанских судах, имевших неосторожность зайти в воды Мексиканского залива. Под командованием Лафита служила тысяча человек; на пятидесяти судах развевался флаг Картахены, знаменитый стяг каперов. У каждого капитана имелось каперское свидетельство колумбийского правительства. Жизнь была не так уж плоха, но полна опасностей, и такое положение не могло долго продлиться. Губернатор был всего лишь первым звеном в цепи неприятностей, ожидавших Баратарию.

Добравшись до берега, Кит увидел, что прилив уже начался. С окончанием зимы можно отплывать. Его корабль снаряжен, провизия поднята на борт. Все готово для выхода в Атлантический океан. Это будет его первое путешествие в качестве капитана.

«Какафуэго» был всего лишь малым корветом, щетинившимся пушками. Отсюда и его название, в переводе означающее «Плюющийся огнем», хотя команда любовно называла посудину «Плюющийся дерьмом». Прекрасный корабль — и теперь, с гибелью предыдущего владельца, целиком принадлежит Киту. Когда-то он был построен в Испании, но теперь пересекал моря как одно из судов флота «Лафит траст», торговой компании пиратов и каперов.

Иногда Кит вспоминал, каким наивным был в молодости, считая, что жизнь моряка — сплошные романтические приключения. На самом же деле нет ничего ужаснее дней, заполненных непосильным трудом и жестокими боями, под палящим солнцем или проливным дождем. Однако судьба была милостива к нему: он до сих пор жив.

Самыми трудными оказались первые месяцы, едва не приведшие его к гибели. И если бы не своевременное вмешательство Жана Лафита, он, возможно, давно уже нашел бы себе могилу на дне океана.

И вот теперь настало время известить Амелию о том, что у нее по-прежнему есть брат. Беда только, что он не знает, как это сделать без риска быть повешенным. Вряд ли он обрадует ее приглашением на свою казнь.

С тех пор как их разлучили, прошло больше четырех лет. Наконец он близок к осуществлению цели. Он найдет ее и предложит уехать с ним, хотя такое существование не подобает людям вроде Ами. Правда, он всегда сможет устроить ее в Новом Орлеане, взять слово никому не проговориться, что он ее брат, и, возможно, Амелия сумеет найти здесь свое счастье.

Он так часто с тоской думал о сестре! Хорошо ли ей живется? Замужем ли она? Вспоминает ли о брате? Он всего лишь хотел дать ей знать, что не забыл ее и свое обещание вернуться.

— Любовничек, — промурлыкал грудной голос, и Кит, обернувшись, увидел Розу. Широкая улыбка, черные волосы и глаза, роскошное тело и податливая натура, помогавшая коротать длинные зимние ночи, когда по крыше били тяжелые капли дождя и трудно было отличить землю от моря и неба, сливавшихся в сплошной непроглядный туман.

Кит обнял ее, почувствовал, как она прижимается к нему, бесстыдно гладит готовую к любовной схватке мужскую плоть.

— Дерзкая кошечка! — бросил он по-испански, и Роза рассмеялась.

— Но только такой я тебе нравлюсь, — прошептала она, — разве нет?

— Чистая правда, — кивнул он, накрывая ладонью ее пухленькую грудку. Блаженно вздохнув, она потерлась о него всем телом. Мыслями он был уже далеко, обдумывая детали предстоящего путешествия, но все же стал лениво ласкать ее, пока она не принялась извиваться.

Маленькое страстное создание!

Как пройдет его встреча с сестрой? Правда, не исключено, что Ами уже замужем и ужаснется внезапному вторжению брата в ее жизнь. Какой позор: пират в приличной семье! Что, если она попросту не пустит его на порог? Но жизнь иной раз делает совершенно неожиданные повороты, а иногда предлагает единственный шанс на выживание.

Роза сунула пальцы за пояс его панталон, и Кит на мгновение забыл обо всем.

— Распутница! Хочешь, чтобы я взял тебя прямо на пристани, на глазах у всех?

— Если тебе так хочется…

Она поднялась на носочки, легонько укусила его за шею и тут же зализала отпечатки зубов языком.

— Даже не смотришь на Розу, а я все готова отдать для тебя!

— Жадная сучка, — пробормотал он, но отдался ее бурным ласкам, с тихим ругательством запустил руки в ее длинные волосы и оттянул голову, чтобы впиться в губы жадным поцелуем.

Тоску и одиночество можно забыть, пусть и ненадолго, в объятиях женщины. Поэтому он увлек ее под весьма сомнительное прикрытие деревьев, швырнул на землю, краем уха прислушиваясь к стонам и вздохам удовольствия Роза обожала грубые ласки, неизменно возбуждалась, когда с ней обращались как со шлюхой, кем она, в сущности, и была. Кит, всегда готовый услужить даме, задрал многочисленные юбки и взгромоздился на нее. Та, задыхаясь, обвила его ногами и судорожно изогнулась. Высвободив свою вздыбленную плоть, он нетерпеливо ворвался в Розу быстрым резким толчком. Она снова впилась зубами в его шею, но он даже не поморщился от жгучей боли, равнодушный ко всему, кроме исступленного, нарастающего наслаждения, сжимавшего его в раскаленном кулаке.

Позже, когда страсть была утолена, он с грустью подумал, что женщинам слишком легко удается отвлечь его от цели, а это большой недостаток. Но он и без того сильно изменился за последние годы, и к сожалению, не к лучшему.

Что, если Амелия даже не узнает его? Он и сам не узнавал себя. Недаром из зеркала на него смотрел незнакомец…

Глава 12

Деверелл отчего-то был вне себя. Мрачный вид, яростный взгляд. Стэнфилл по долгому опыту общения с другом знал, что в таком состоянии его лучше не задевать. И не лезть с расспросами. Поэтому виконт спокойно выжидал, глядя в пламя камина и попивая превосходный французский коньяк, хранившийся, вне всякого сомнения, в погребах графа добрую сотню лет.

Причина плохого настроения Дева была ему непонятна, но похоже, дело тут в женщине, а точнее, в мисс Кортленд. Недаром он отправился в дом бабки, исполненный решимости выяснить у дам природу их дружбы с доном Карлосом де ла Рейном. Леди Уинфорд следовало быть осторожнее: можно подумать, ей не известно, что испанец — отпетый мошенник, подлец чистой воды, охотник за приданым, единственными козырями которого остаются титул и сомнительно высокое происхождение.

Однако по всему видно, что беседа приняла неожиданный оборот, как часто бывало при общении с леди Уинфорд.

Ну до чего невыносимая женщина! Аристократка, два знатных, влиятельных мужа, и при этом донельзя легкомысленная, вечно возится с ордой мопсов и сельских священников. Он видел и тех и других и до сих пор не был уверен, кто из них хуже. И те и другие донельзя отвратительны. Правда, у псов еще есть кое-какие хорошие качества: по крайней мере их можно сдавать в аренду леди, обожающим красоваться на портретах с собачками в руках.

Но так или иначе это проблема Дева, пусть сам ее и решает. У него своих бед довольно. Отец с матерью требуют, чтобы он женился и завел детей, поскольку старший брат, наследник титула и состояния, питает неподдельное отвращение к женщинам, предпочитая общество смазливых молодых людей. Пожалуй, он подчинится желанию родителей, хотя бы назло брату. Недаром они с детства не выносили друг друга.

— Будь она проклята! — выпалил Дев в тишину.

Виконт обернулся к нему, подняв брови, но не произнес ни слова. Граф мельком глянул на него, поморщился, со стуком отставил бокал.

— Придется утром поговорить с бабушкой.

— Насколько я понял, вечерний допрос прошел неудачно?

К удивлению Стэнфилла, Деверелл хрипло, отрывисто рассмеялся. Хриплые звуки прозвучали неуместно громко в небольшой комнате. Губы графа искривила циничная ухмылка.

— О нет, гораздо лучше, чем имеет право ожидать любой мужчина. В том-то и беда.

Он поднялся, шагнул к камину и, вновь помрачнев, уставился в огонь. Да, очевидно, что-то стряслось.

Часы на камине пробили полночь.

Стэнфилл тоже встал, потянулся и зевнул.

— Думаю, сегодня стоит лечь пораньше. Надеюсь, ты будешь завтра в Портленд-Хаус?

— Обязательно. Если опоздаю, дождись меня. Один из моих людей работает над расследованием важного дела по моему поручению, но не всегда бывает достаточно пунктуальным.

— Вот как? — усмехнулся виконт. — Джемми Тейлор, полагаю?

— Да, плут и мошенник, но может раздобыть почти любую информацию, — немного повеселел Деверелл. — Куда надежнее многих членов парламента.

— Вряд ли это может служить оправданием. Но если кто и способен обнаружить имена людей, которые охотятся за Кокрейном, — так это Джемми.

Жаль, думал Стэнфилл, выходя из графского дома, что у бывшего сыщика с Боу-стрит куда больше порядочности, чем у людей, правящих страной.

Виконт вздрогнул, укутался поплотнее в пальто и поспешно нырнул в тепло двухколесного экипажа. Копыта приглушенно застучали по обледеневшей мостовой. Обочины были завалены снегом, Темза давно замерзла: вполне можно устраивать ежегодную зимнюю ярмарку на льду.

Внезапная мысль осенила виконта: он едва не приказал кучеру повернуть экипаж, но решил, что не стоит.

Завтра еще успеется.

Снег окутал толстым одеялом землю, улицы и крыши домов. Кареты и телеги едва ползли, пешеходы осторожно передвигали ноги.

Холт спешился на конном дворе Бикон-Хаус, дал строгие инструкции относительно ухода за гнедым и направился к дому по узкой тропинке. Из труб к серым облакам поднимались завитки дыма. Гигантские снежинки кружевным занавесом застлали окружающий пейзаж.

Ветки деревьев и кустов уже гнулись под тяжестью крошечных сугробиков.

Бакстер встретил его в дверях, взял пальто и показал на утреннюю гостиную.

— Леди Уинфорд завтракает, милорд.

— А мисс Кортленд?

— Насколько мне известно, молодая дама попросила принести завтрак в спальню.

Тем лучше. Он пока не в настроении видеть ее. Из всех глупостей, совершенных ею в жизни, эта — самая поразительная. Поддаться искушению в доме собственной бабушки! Просто невероятно! Единственным оправданием служит то, что все произошло случайно. Он приехал в Бикон-Хаус с твердым намерением отчитать бабку, позволившую дону Карлосу ухаживать за мисс Кортленд, а заодно и прочесть наставление самой барышне за поощрение подобных знаков внимания. Но не ожидал, что в доме все уже будут спать, кроме девчонки, сидящей на полу, в одной сорочке, с соблазнительно распущенными волосами. Не думал, что желание скрутит его до такой степени, что он потеряет голову, забудет о добрых намерениях… И вот теперь, впервые в жизни, жалел о том, что сотворил.

Бакстер, как всегда непроницаемый и невозмутимый, даже если и знал что-то о событиях вчерашней ночи, все равно не подал вида, заметив только:

— Леди Уинфорд ожидает вас, милорд.

Тубы Холта сжались в тонкую линию. Ничего удивительного: скорее всего девушка прямиком помчалась к своей благодетельнице и во всем призналась. Теперь жди нагоняя: вполне заслуженного, но нежеланного.

Леди Уинфорд подняла ясные, не замутненные печалью глаза на внука.

— А, вот и ты наконец. Садись, садись. Поговорим за едой, — предложила она, показывая на соседний стул.

Как обычно, вокруг стола собралась целая орава собак, нетерпеливо ожидающих лакомых кусочков. Весь этот утренний спектакль сопровождался звонким тявканьем, а иногда и короткими схватками.

Граф с отвращением оглядел свору мопсов.

— Простите, бабушка, но я не ем с собаками.

— Нет? А я слышала иное… правда, если злые языки не лгут, твоя последняя юбка больше походит на кошку.

Трент, уберите собак и попросите кухарку дать им остатки от завтрака.

— Да, миледи, — послушно кивнул лакей, давно смирившийся со своей участью.

Уже через несколько минут комната опустела и Холт устроился рядом с престарелой родственницей.

— Твое лицо… — неодобрительно заметила она. — Очередная дуэль? Твое последнее увлечение тоже замужем? Так и ищешь приключений на свою голову, Холт!

— Нет, ничего подобного, небольшой инцидент в парке, — небрежно пояснил он, разбивая скорлупу яйца, сидевшего в чашечке тончайшего фарфора. — Вы слишком верите слухам, бабушка.

Ее ложечка приостановилась в воздухе.

— Вовсе нет, дорогой мальчик, — улыбнулась леди Уинфорд, покачивая головой, — я для этого слишком занята. Ты, случайно, не помнишь миссис Фрай? Очаровательная женщина. Так и бурлит энергией и свежими идеями. Правда, она больше интересуется реформами в обществе, преобразованием пенитенциарной системы и тому подобным, я же выступаю против жестокого обращения с животными. Но у нас единые цели, и мы прекрасно ладим. Я выполняю столько ее поручений, что мне просто некогда слушать сплетни. Однако злые языки не дремлют и пересуды достигают моих ушей даже против воли. Временами это так утомительно!

— Уверен, что Бакстер, как всегда, осведомлен обо всем, — язвительно бросил внук.

Но бабка как ни в чем не бывало энергично кивнула:

— Он просто чудо, не правда ли? Знает все, что творится в Лондоне. Понятия не имею, как ему это удается.

Однако и Бакстер не всемогущ. Холт, меня беспокоит Амелия.

Граф отпил глоток горячего сладкого шоколада, поднесенного лакеем, и с циничной усмешкой приготовился услышать поток цветистых эвфемизмов, изящных иносказаний, за которыми скрывается неоспоримая правда: он грубо взял невинность мисс Кортленд.

Но вместо этого бабка нахмурилась, взмахнула ложечкой, как кинжалом, и сурово объявила:

— Меня тревожат ухаживания дона Карлоса де ла Рейна.

— Ухаживания? — переспросил Холт и, отставив чашку, откинулся на спинку стула. Серый свет, падавший из высоких окон, почти не освещал лица бабушки. Но насколько он мог увидеть, в глазах ее не было ни осуждения, ни негодования. Только голос был взволнованным.

— Так не годится, — мрачно заявила она. — По-моему, он не тот, каким кажется. Сама не знаю, почему я так посчитала, да и Бакстер слышал всего лишь, что он эмигрант, изгнанный мерзким корсиканцем, рыщущим по всему миру, подобно голодному волку. Но так или иначе я расстроена. Какого ты мнения о доне Карлосе?

По-твоему, он подходящий жених для нашей дорогой Амелии?

— Я не слишком хорошо знаком с ним, бабушка, — осторожно ответил Холт. — Мы виделись всего несколько раз.

— Да, но обычно ты прекрасно разбираешься в людях. У тебя безошибочный нюх на негодяев. Поэтому я умоляю тебя узнать о нем все что можно, потому что, кажется, он вот-вот сделает Амелии предложение.

Вот как?! Неожиданное решение… и одновременно очередная проблема. Нет ничего легче, чем позволить дону Карлосу жениться на ней и взять на себя грехи Холта, соблазнившего новобрачную до свадьбы! Но граф, сам не зная почему, без всяких на то оснований не доверял испанцу.

— Почему вы так считаете? — рассеянно осведомился он, пытаясь выиграть время, прежде чем связать себя обещанием. — Он уже просил ее руки?

— Официально — нет, но, судя по некоторым, весьма красноречивым, признакам, этого недолго ждать.

Влюбленного мужчину видно сразу, хотя, должна сказать, ты до сих пор ухитрялся избегать пылких чувств.

Все же остается надеяться, что в один прекрасный день тебе посчастливится встретить женщину, равную не только происхождением, но и душевными качествами.

— Содрогаюсь при одной этой мысли, бабушка, — сухо ответствовал граф, — поскольку я, как вы обожаете напоминать, человек неуживчивый.

— Верно, но должна же найтись такая женщина, которой удастся преодолеть твои недостатки… если, конечно, у тебя хватит ума узнать ее.

— Насколько я помню, мы говорили о доне Карлосе и мисс Кортленд.

— Ax, каким нудным ты иногда бываешь! Разумеется, речь шла о них, и я хочу, чтобы ты выяснил всю его подноготную. Наша Амелия заслуживает хотя бы немного счастья, а хороший брак для девушки значит многое, поэтому я не выдам ее замуж неизвестно за кого!

Яснее ясного, что дорогая Амелия еще не проговорилась о случившемся в библиотеке. На какой-то момент Холт едва не поддался искушению самому признаться во всем, чтобы немного смягчить эффект будущей исповеди «несчастной жертвы», но мудро промолчал.

Вряд ли стоит гордиться таким поступком. Он и сам не понимал, почему поддался сокрушительному желанию овладеть маленькой колонисткой. Она не первая, кого он видел в тонкой сорочке или без нее, и далеко не самое прекрасное создание на свете. Он вообще не находил ее красивой, с этой ее гривой непокорных волос и громадными глазищами, в которых так и стояло презрение. Обыкновенная цыганочка, глупенькая и наивная, несмотря на острый язычок, имевший свойство больно ранить его и доводить до белого каления за какие-то несколько секунд.

И несмотря на все это, на раздражение, которое она неизменно в нем вызывала, на то, что он считал ее низкой интриганкой, в нем невольно пробудилось сочувствие при виде ее, такой беззащитной и уязвимой на полу библиотеки. Его обычное полупренебрежительное мнение об этой расчетливой особе несколько смягчилось.

Перед ним была женщина, нуждающаяся в утешении.

Участие медленно сменилось вполне объяснимой реакцией на близость женского тела, и пока он согревал ее озябшие ноги, вожделение властно заявило о себе.

Поразительно, как это он настолько забылся, что проигнорировал даже тот неоспоримый факт, что Амелия Кортленд считалась крестницей бабушки и каким-то образом, пусть и не прямо, была под его покровительством и защитой. Пусть он всю свою жизнь беспечно нарушал правила приличия, но подобные вещи непростительны даже для него.

— Итак? — требовательно вопросила бабка, с легким недоумением оглядывая внука. — Что ты думаешь о таком браке?

— По-моему, — с деланным безразличием бросил он, — мисс Кортленд моложе не становится, и ее следует как можно скорее выдать замуж. Не за дона Карлоса, разумеется, а за первого же порядочного человека, которого мы сможем найти.

Леди Уинфорд чуть резче обычного бросила ложечку на блюдце и повернулась к внуку.

— Неужели? С каких это пор, Холт, тебя интересует ее будущее? Я нахожу это весьма обнадеживающим. Означает ли это, что ты думаешь о ком-то другом, кроме себя?

— Как это ни кажется странным — да, — улыбнулся Холт в ответ на изумленный взгляд бабки. — Я думаю о вас, И никогда не делал секрета из того, что не одобряю вашего вечного пристрастия к обиженным и угнетенным, а мисс Кортленд, согласитесь, довольно прилипчивая особа, от которой трудно отвязаться. Давно пора передоверить заботу о ней кому-то более энергичному.

Постарайтесь сбыть ее с рук, и чем раньше, тем лучше.

— Ах, какие напыщенные речи! И это после того, как я глупо понадеялась, что у тебя все-таки есть сердце.

Значит, ошиблась.

— Мисс Кортленд — не прибыль, а сплошные убытки, и неплохо бы вам понять это, бабушка.

— Господи, Холт, а я-то размечталась, что мы наконец поняли друг друга. Ами внесла столько радости в мою жизнь и оставалась рядом все это время: благодеяние, на которое не отважился мой собственный внук. Я всего лишь желаю видеть ее счастливой, это так мало за все, что она сделала для меня. Если отказываешься справиться о доне Карлосе…

— Наоборот, меня весьма занимает прошлое дона Карлоса, но, кроме того, я твердо намерен найти подходящую пару для вашего цыганского найденыша. И не допущу, чтобы она опозорила вас каким-нибудь скандалом.

— В довершение ко всем тем, в которых был замешан ты? О нет, это было бы слишком.

— Но это совсем другое дело. Существует огромная разница между вольным поведением женщины и мужскими шалостями. Роман с замужней женщиной — дело вполне обычное.

— Вот как? Хотелось бы услышать мнение замужней женщины на этот счет. Как себя чувствует опозоренная любовница?

Холт вскочил и рассерженно отбросил стул.

— Вижу, наша беседа не приведет ни к чему, кроме очередного диспута на тему социальных реформ. Лучше закончим ее на более приятной ноте, прежде чем поссоримся.

Тусклый зимний свет слабо играл на жемчужном ожерелье леди Уинфорд, окружал ее поседевшую голову неярким ореолом. Престарелая дама усмехнулась:

— Как скажешь, Холт, как скажешь. Не странно ли, что ты всегда стараешься поскорее завершить беседу, неприятную для тебя? Но не важно. Выполни мое поручение относительно дона Карлоса, хотя не думаю, что Ами примет его предложение. Поступай с доном Карлосом как сочтешь нужным. Если он все же решится, прислать его к тебе?

— Обязательно. Я постараюсь выдать ее за него и благополучно отправить в Испанию не долее чем через месяц.

— Твои оскорбительные выпады по меньшей мере неуместны, Холт.

— Я уже сказал когда-то и сейчас повторю: ни к чему навязывать мне вашу подопечную! Я чертовски устал от дражайшей Амелии и ее проклятых проблем. И не стоит бросать на меня уничтожающие взгляды. Вы знаете мое отношение к ней — вернее, знали с того самого момента, как взяли ее к себе, словно очередного паршивого мопса, весь день пресмыкающегося у вашего подола и лижущего ноги. Ради Бога, бабушка, если вам так понадобилась очередная комнатная собачка, почему бы не подобрать еще одного бродячего песика? Буду искренне рад, если больше в жизни не увижу мисс Амелию Кортленд, и даже если для этого потребуется выдать ее за испанца или за последнего бродягу, клянусь Богом, я так и поступлю! Поверьте, будь у вас столько же здравого смысла, сколько сострадания, насколько лучше бы жилось всем нам!

Он и не предполагал, сколько горечи в нем накопилось, и не намеревался вкладывать в свою тираду столько злости и, только увидев, как побелела бабушка, понял, что снова ранил ее. Дьявол, ну почему ей пришло в голову нянчиться с девчонкой? С тех самых пор между ними постоянные нелады.

— Деверелл, будь добр понизить голос, — спокойно приказала леди Уинфорд. — Как тебе известно, и я не желаю, чтобы подробности нашего разговора распространились по всему Лондону.

Следуя за направлением ее многозначительного взгляда, Холт повернулся, но не увидел ничего, кроме осторожно закрывшейся двери. Взяв себя в руки, он уже более спокойно обратился к леди Уинфорд:

— Бабушка, я пришел сюда с единственным намерением: предупредить вас относительно дона Карлоса. Мне не нужно наводить о нем справки. Если он считает, что Амелия имеет доступ к вашим деньгам, обязательно попросит ее руки.

— В этом случае ты должен открыть ему глаза.

— Вероятно.

Руки Холта судорожно сжали спинку стула.

— А теперь мне нужно идти. Передайте мисс Кортленд заверения в совершеннейшем почтении и напомните, что я собираюсь выдать ее за первого же порядочного жениха.

— О, в этом я с тобой согласна. Однако позволь мне иметь собственное мнение относительно того, кто ей подходит.

— Не сомневаюсь, — обронил Холт и, помедлив, добавил:

— Я готов перевести на ее имя небольшую сумму в качестве приданого, но пусть не надеется на большее.

И, не обращая внимания на удивленное лицо бабки и тихое восклицание, быстро вышел из комнаты и увидел, как за углом быстро исчезает край белого передника горничной. К сожалению, мнение бабушки о порядочности слуг оправдалось с лихвой.

Направляясь в вестибюль и поджидая Бакстера, не слишком торопившегося принести пальто, Холт с горечью думал, что день начался как нельзя хуже. Хорошо, что с неприятной обязанностью покончено. И какое счастье, что ему не пришлось столкнуться лицом к лицу с Амелией Кортленд и не вспоминать лишний раз о том, что Он сотворил. Поскорее выдать ее замуж — самое верное решение как ее проблем, так и его собственных. А кругленькая сумма, выделенная ей в приданое, заставит самого привередливого мужа закрыть глаза на то, что жена не так уж невинна. Уж Холт об этом позаботится. Самое меньшее, что он может сделать для нее, — удачно выдать замуж и дать денег.

Амелия, дрожавшая от холода в укромном уголке коридора, прижалась к стене, не в силах двинуться. Сердце судорожно сжималось, а в желудке словно угнездился тяжелый ледяной камень. Единственное, на что она была еще способна, — кое-как сдерживать тошноту, комом стоявшую в глотке. В ушах звенели жестокие слова Холта:

«Я чертовски устал от дражайшей Амелии и ее проклятых проблем…»

Жестоко. Жестоко и бесчеловечно. И в довершение всего уничтожающая реплика: «Вы знаете мое отношение к ней — вернее, знали с того самого момента, как взяли ее к себе, словно очередного паршивого мопса, весь день пресмыкающегося у вашего подола и лижущего ноги».

Как стыдно… Но почему она хоть на мгновение могла подумать, что он заботится о ее чувствах? Наивное заблуждение! Его сочувствие было всего лишь прелюдией к тому, что он намеревался сделать с самого начала.

Опозорить ее перед бабушкой. Господи, что теперь она подумает о своей крестнице? Что увидит Амелия в ее глазах? Осуждение? Разочарование?

За всю жизнь ее еще никогда так не унижали! Девил как это прозвище идет ему! Он настоящий дьявол, и она позволила одурачить себя, поверив, что такой человек способен измениться, воспылать к ней если не любовью, то симпатией… И хуже всего, она даже не попыталась его остановить, воспротивиться… а вместо этого позволила делать с собой все что угодно… И не стоит винить посеет. Будь она хоть немного умнее, наверняка нашла бы в себе решимость противостоять ему, пусть даже он и населяет с давних пор ее сны… еще одна глупость!

Призрачный Деверелл казался куда более человечным, чем реальный.

Что же, теперь ей придется пожинать плоды своих действий… вернее, бездействия.

Собравшись с духом, она ступила из тени в слабый свет бра, висевшего на стене коридора, и направилась в утреннюю столовую. Если ее изгонят из дома… что ж, чем раньше, тем лучше.

Глава 13

Леди Уинфорд непонимающе нахмурилась. Что это там лепечет дорогая Ами? Видно, слишком расстроилась.

До такой степени потерять самообладание: как непохоже на милую девочку! Судя по виду, готова разразиться слезами и, заикаясь, бормочет несвязные фразы. Наверное, известие о том, что брата повесили как подлого пирата, оказалось слишком тяжелым ударом.

— Может, попросить Люси приготовить еще поссета, дорогая?

Амелия почти рухнула на стул.

— Нет, бабушка, именно посеет… нет, вряд ли он мне понадобится.

Леди Уинфорд поднялась, положила руку на плечо девушки и мягко улыбнулась:

— Все будет хорошо, дитя мое. А теперь пойдем… или хочешь съесть что-нибудь? Нет? Прекрасно, тогда проводи меня в гостиную. Ты неважно выглядишь сегодня: наверное, плохо спала после визита Деверелла. Ах уж эти мужчины! Никакого сострадания, хотя он наверняка не хотел ничего дурного. Трент, ты приглядишь за моими бесценными крошками, хорошо? Не знаю, почему Холт их терпеть не может? Такие преданные создания!

— Бабушка… — умоляюще пробормотала Ами, и та резко обернулась, пораженная непривычным тоном.

— Что, дорогая? В чем дело? Ты нездорова? О Господи, тебе нехорошо от поссета?

Что-то среднее между смехом и всхлипыванием сорвалось с губ Амелии, и девушка поспешно зажала рот ладонью. Искренне встревоженная бабушка бросилась к ней, отвела в гостиную и усадила на мягкий диванчик.

— Дорогая моя, что случилось? Ты меня пугаешь! Видеть тебя в таком состоянии… Скажи, что стряслось?

— Бабушка, я пыталась сказать вам, но… о, не знаю, как… Я думала, что он во всем признается… Мне следовало отказать… но я не…

Рука леди Уинфорд, гладившей волосы Амелии, на мгновение замерла. Ужасное подозрение закралось в душу. Она всмотрелась в бледное личико воспитанницы.

Трагический взгляд широко раскрытых зеленых глаз, темные тени под ними, которые ей приходилось и раньше видеть у девушек, совершивших роковую ошибку. Жаль, что такое встречается слишком часто.

Но чтобы Амелия так просчиталась? Поразительно!

Она вообще не интересовалась мужчинами, если не считать сэра Алекса, хотя всему свету было известно, что тот предпочитает видеть в постели безбородых юнцов…

Неужели она сделала глупость, связавшись с ним?.. Нет, невозможно! Она не слепа и наверняка знает правду о привычках сэра Алекса. Кроме нежных чувств к смазливым молокососам, сэр Алекс славится пристрастием к игре и в жизни не обратит внимания на бесприданницу, не имеющую ни единого пенни в кармане. Нет, даже если бы Ами сама бросилась ему на шею, он не пошел бы на опасную и бессмысленную связь.

Ужасная мысль поразила ее. Неужели Амелия поддалась на уговоры дона Карлоса? О, тогда всему конец, ибо ей только что удалось обратить внимание Холта на тот факт, что испанец ухаживает за Амелией: хитрый план, чтобы заставить внука заметить наконец, что Ами превратилась в неотразимо обольстительную молодую женщину. О, как ужасно, если…

— Дорогая, — тактично заметила пожилая дама, — ты знаешь, что со мной можно говорить о чем угодно. Я преданна тем, кого люблю.

— Конечно, знаю, — пролепетала девушка, улыбаясь дрожащими губами. — Но дело в том, что… сама не понимаю, как это случилось. Все это время я видела сны… ужасно глупые, конечно, но из-за них я все время думала о нем, и когда он пришел сюда… то есть… показался мне таким отчужденным… и я поняла, что все мои грезы — только пустые иллюзии… В семнадцать лет я считала дуэль из-за женщины романтичным поступком… мне не следовало смотреть на жизнь сквозь розовые очки, но это представлялось таким безвредным увлечением… кто знал, чем все кончится?!

Леди Уинфорд с ужасом сообразила, что речь идет о Холте. Значит, этим объяснялись его настороженный вид и гневные тирады. Она уже тогда заподозрила неладное, но решила не допытываться, предпочитая, чтобы внук все рассказал подобрей воле. Но позволить Ами исповедаться сейчас означает конец всему. Чересчур рано…

— Дорогая, мне понятно, как сильно ты расстроилась из-за брата. И уверена, ты никогда не сделаешь ничего такого, чтобы причинить вред мне или себе.

И хотя леди Уинфорд немного совестилась, все же, преисполненная решимости не дать своим планам рухнуть, с деланной улыбкой погладила воспитанницу по щеке.

— Мне страшно подумать, что ты — и вдруг сделаешь что-то постыдное. Для этого ты слишком благородна! Кроме того, тебе известно, что я расценила бы это как предательство. Нет, я полностью тебе доверяю. Ты никогда не огорчишь меня.

Как трудно говорить все это, когда в глазах Ами такая бездна отчаяния! Еще немного, он…

Но тут девушка опустила голову и, кивнув, еле слышно прошептала:

— Конечно, бабушка, вы правы…

Леди Уинфорд постаралась заглушить угрызения совести, уверяя себя, что все к лучшему и главное, чтобы Ами и Холт поскорее поженились. Остальное не важно.

Снег все падал и падал; крошечные льдинки монотонно звенели, ударяясь о подоконник. Амелия бесцельно смотрела в окно, уверенная, что тоска, завладевшая душой, куда холоднее сугробов, почти заваливших дом.

Она не может, просто не может сказать бабушке правду! Пусть признается он! В конце концов, в отличие от нее граф знал, что делал! О, какая она трусиха, бессильное, слабое, ничтожное создание! Ах, если бы только забыть все, сказанное графом… но язвительные слова терзали ее, преследовали, не давали покоя.

«Буду искренне рад, если больше в жизни не увижу мисс Кортленд, и даже если для этого придется выдать ее замуж за испанца или за последнего бродягу, клянусь Богом, я это сделаю…»

Девушка, сама того не замечая, сжала кулаки. Руки постепенно заледенели от кистей до самых плеч. Но безнадежность не улеглась, захлестывая ее высокой штормовой волной, постепенно превращаясь в безысходность.

Безысходность? Так ли это? Неужели у нее действительно нет выбора? Кажется, она поспешила: все проблемы решит брак.

Даже сейчас она думала не об испанце, а о сэре Алексе. Пусть она случайно обидела его, он все же иногда навещал Бикон-Хаус и подолгу находился в ее обществе.

У них много общих интересов, сэр Алекс часто расспрашивал ее об Америке и детских годах.

Он красив, добр, воспитан и ни разу ее не оскорбил.

Как всякий младший сын, он нуждается в деньгах, и поскольку Деверелл намеревается дать ей приданое — еще одно унижение! — она, не будь глупа, возьмет деньги и выйдет за сэра Алекса. Но как ей первой заговорить об этом? Сделать предложение мужчине? Какой позор! Он всегда так холоден, равнодушен… однако вряд ли воспротивится женитьбе на ней! В конце концов, браки по расчету совершаются каждый день по причинам куда более незначительным, чем отсутствие денег, а кроме того, они с сэром Алексом хорошие друзья.

Да, именно так она и поступит. Как ни противно ей в чем-то зависеть от графа, ничего не поделаешь. Она позволит положить на свое имя солидную сумму. Деверелл просто обязан сделать это! Если отныне ей придется расхлебывать последствия своих поступков, он по меньшей мере может откупиться.

Крохотный огонек надежды вновь разгорелся в душе, и Амелия постаралась отбросить отчаяние, угрожавшее уничтожить ее. Сдаваться нельзя. Невозможно. Как только позволит погода, она наберется храбрости и посетит сэра Алекса. Хотя общество с неодобрением смотрело на подобные выходки, но для женщины, которой грозит позор, такие сплетни — все равно что блошиный укус.

Она не помнила, сколько просидела у окна, наблюдая за снежными вихрями, носившимися по лондонским улицам. Мороз и метель созвучны ее настроению, ледяной пустоте, сковавшей сердце, замерзшей пустыне разрушенных грез, исчезнувших миражей…

Она думала и о брате, с грустью и сожалением, и молилась о том, чтобы Кит простил ее перед смертью.

Если бы только она могла простить себя!

Буран, бушевавший за стенами Бикон-Хаус, улегся к следующему вечеру. Снег громоздился едва не до крыши, и Темза покрылась толстым слоем льда от Лондонского моста до моста Блэкфрайарз. Несмотря на погоду, горожане высыпали на реку, где царило веселье и устраивались импровизированные праздники и ярмарки, так что у Амелии появилась превосходная возможность выбраться из дома.

— Люси проводит меня, — спокойно объявила она в ответ на протесты бабушки. — Уверена, что там будут все наши знакомые.

— И не только, дорогая Ами». Ты забываешь о головорезах и грабителях.

— Но я почти не беру с собой денег, дорогая бабушка, так что не стоит волноваться. Я устала сидеть в четырех стенах, как птичка…

Она осеклась, вспомнив издевательские реплики Деверелла относительно ее положения в Бикон-Хаус.

— О, вы, нынешние молодые люди, куда храбрее нас, — вздохнула леди Уинфорд, протягивая ноги к огню. При этом она случайно задела мопса, и тот сонно тявкнул.

Она поспешно погладила оскорбленную собачку. — Такие сугробы… но представляешь, Бакстер говорил, что предприимчивые люди успели установить на реке палатки с кегельбанами и даже кукольными представлениями!

— Да, совсем как в прошлом году. Но я пробуду там недолго. Посмотрю, что делается. Меня всегда забавляли подобные зрелища.

— Ну да, как любого трубочиста и прачку! О, дорогая, я становлюсь совершенно невыносимой, правда?

Миссис Фрай была бы разочарована подобными речами, но в наши дни следует быть крайне осторожной, гуляя по лондонским улицам. Разве можно быть уверенной, что первый же прохожий не собьет тебя с ног и не оставит в снегу из-за пары колечек или ридикюля? Береги себя, дорогая Ами, умоляю. И возьми Трента! Он настоящий крепыш и к тому же обожает Люси. Оба будут счастливы провести вместе время.

— Вы добрая душа, бабушка.

— Вовсе нет, просто практична. И если воззвать к твоему нежному сердцу, ты скорее согласишься. Одевайся теплее, если все же настаиваешь на столь опасном приключении. Ах, не обращай внимания на Софи: она ревнует, стоит кому-то подойти ко мне слишком близко.

Амелия обогнула залившуюся негодующим лаем собаку, нежно поцеловала вдовствующую графиню и в который раз устыдилась своего обмана. Ее так и подмывало объяснить истинную причину поездки, но девушка боялась расстроить крестную.

И все же, выйдя из экипажа у крыльца дома сэра Алекса, она едва не повернула обратно. Дурное предчувствие никогда еще не было столь сильным, и поэтому, поднимаясь по обледеневшим ступенькам, она спотыкалась на каждом шагу и долго медлила, прежде чем постучать. Наконец ей показалось, что она обрела некое подобие спокойствия.

Люси, несколько удивленная целью путешествия, тем не менее охотно согласилась посидеть в карете вместе с Трентом.

— Я только оставлю карточку, — объяснила она горничной с уверенностью, которой не ощущала, и Люси беспрекословно согласилась с таким решением.

Престарелый дворецкий впустил ее в дом, не выказав особого изумления визитом одинокой дамы, и проводил Амелию в маленькую гостиную.

— Извольте подождать, пока я взгляну, дома ли сэр Алекс, — с поклоном попросил он и вышел, унося ее визитную карточку.

Комната показалась ей неуютной. Свет почти не проникал сквозь плотные гардины. В камине не было огня, и казалось, по углам висит паутина. Да и вряд ли что-то могло оживить жалкую обстановку. Сырость проникала даже сквозь ярко-красную шерстяную ротонду, и девушка, дрожа, засунула руки поглубже в меховую муфту. Она не откинула капюшона, предпочитая тепло соблюдению правил приличия. Кроме того, красный цвет шел брюнеткам, а шелковая розовая подкладка прекрасно оттеняла румянец.

Амелия усмехнулась, с сожалением обнаружив, что, оказывается, так же тщеславна, как многие ее знакомые..

В такой момент — и заботиться о внешности?! Пускать в ход любые средства, лишь бы увлечь сэра Алекса?!

«О Боже, что я делаю?!»

Нервно кусая губы, девушка пыталась сообразить, с чего начать свою речь, что сказать ему, если он, разумеется, согласится выйти к ней. Но как можно сделать предложение мужчине, ни разу не поцеловавшему ей руку?

О, это безумие… Не следовало приходить, не стоило терять голову настолько, чтобы отважиться на столь безрассудный замысел. Глупее ничего нельзя было придумать! А если он согласится, как можно прожить остаток дней, сознавая, что продалась кому-то?!

Нет, даже чтобы уберечь бабушку от позора, она не сможет так унизиться…

Она поспешно пересекла комнату и уже протянула руку, как дверь распахнулась. На пороге стоял сэр Алекс.

Рыжеватые волосы, тщательно уложенные в прическу а-ля Брут, падали локонами на лоб, заспанные серые глаза вопросительно взирали на гостью.

— Как, мисс Кортленд, вы уже уходите?

— Нет… то есть да. Подумала, что зря потревожила вас, и не стоит…

Она смущенно осеклась, не зная, что сказать, и из последних сил пытаясь взять себя в руки. Несмотря на холод, щеки ее пылали. Она судорожно сжимала муфту, боясь, что он увидит, как трясутся ее руки, и с трудом раздвинула губы в фальшивой улыбке.

Уголки губ сэра Алекса чуть приподнялись в таком же подобии усмешки.

— Поверьте, мне всегда приятно видеть вас. Какое тут может быть беспокойство? Хотите горячего шоколада? Я немедленно велю…

— Нет, сэр Алекс, с моей стороны было непростительной вольностью явиться сюда, и вы, разумеется, посчитали мой визит по меньшей мере странным, но я… я хотела спросить, сохранили вы книгу Марии Эджуорт о жизни лондонского общества? Помните, мы с вами ее обсуждали?

— Разумеется, мисс Кортленд. Остроумное сочинение.

Он неспешно потянулся к руке Амелии и объяснил:

— Книга у меня в библиотеке. Там куда теплее. Зря Мертон проводил вас сюда… Да вы дрожите, мисс Кортленд! Немедленно уйдем отсюда. Я настаиваю.

Трусиха! Позволила увести себя в библиотеку! Но он почтительно поддерживал ее под руку, и она снова отметила разницу между сэром Алексом и Девереллом. Оба из хороших семей, но сравнение явно не в пользу графа.

Может, она все-таки осмелится сделать то, за чем пришла, и заключить с ним сделку, от которой оба выиграют?

В библиотеке, отделанной темными панелями и обставленной удобными диванами и креслами, горел огонь.

По стенам от пола до потолка возвышались книжные полки. Несколько ламп бросали уютные отсветы на столы, хотя ковры были порядком выношены.

— Встаньте поближе к камину, мисс Кортленд, согрейтесь.

Похоже, ее трясет не столько от холода, сколько от напряжения!

Но Амелия послушно шагнула к камину, ощущая на себе пристальный любопытствующий взгляд Алекса.

— Сэр Алекс, — начала она, оборачиваясь, — не будет преувеличением сказать, что мы с вами прекрасно ладили во все время нашего знакомства.

— Совершенно верно, мисс Кортленд. Мало того, я считаю вас родственной душой. Так вас интересует последняя книга Марии Эджуорт? «Вдали отечества», так, кажется, она называется?

— Именно, сэр Алекс. Но я хотела поговорить с вами не только о книге.

Амелия набрала в грудь побольше воздуха и судорожно вцепилась в муфту.

— Неужели? Должен признаться, я заинтригован, мисс Кортленд. Но вы, кажется, нервничаете?

Он сочувственно нахмурился, подошел ближе и, схватив Амелию за плечи, заглянул в глаза. В голосе неожиданно прорезались мягкие интимные интонации, и надежда вспыхнула с новой силой. Сэр Алекс осторожно дотронулся до ее щеки.

— Вы не в своей тарелке, с тех пор как граф вернулся из Испании. Блестящая победа, хотя я понимаю, почему Деверелл предпочитает не распространяться о битве при Саламанке.

— Я не настолько близка графу, чтобы тот исповедовался мне в своих переживаниях, сэр Алекс.

— Вот как? Однако он частый гость в Бикон-Хаус.

Неужели никогда не говорит о своих военных приключениях? Или о планах?

Девушка замялась, расстроенная направлением, которое приняла их беседа, и не зная, как вернуть ее на прежние рельсы, не показавшись грубой. Хватит и того, что она уже оскорбила его своей неловкостью на именинном балу; второго раза он ей не простит.

— Я что-то слышала, разумеется, но мельком. А что касается его планов… граф — человек скрытный.

— Не находите ли вы несколько странным тот факт, что Деверелл не отправился в Португалию вместе с войсками? Всякий мог бы посчитать, что после столь выдающихся успехов он захочет продолжить карьеру под началом лорда Веллингтона.

— Сэр Алекс, поверьте, мне совершенно безразлично все, что делает граф! — резко бросила Амелия, чем ухитрилась немного отрезвить увлекшегося джентльмена. — Я приехала по другой причине.

— Ах да, книга! Позвольте…

— Нет, не только книга. Сэр Алекс, я могу показаться чересчур легкомысленной, безрассудной, и разумеется, вы ничем не дали повода считать, будто поощряете подобные чувства, но все же убеждена, что мы настоящие друзья.

Сэр Алекс снова свел брови: красивое лицо вмиг застыло, превратившись в настороженную маску.

— И тут вы правы, мисс Кортленд. Продолжайте, прошу вас.

Он снял руки с ее плеч, отступил и вновь принял обычный неприступный вид, совсем как тогда, на балу.

Амелия нерешительно прикусила губу, поеживаясь от его ледяного взгляда. Сейчас она как никогда ясно сознавала всю дерзость своего замысла, но отступать было поздно.

— Сэр Алекс, волей обстоятельств я поставлена в затруднительное положение и хотела просить вас…

Легкий шорох привлек внимание девушки. Поспешно прикусив язык, она вскинула голову как раз вовремя, чтобы заметить незнакомого джентльмена, маячившего в открытых дверях библиотеки. Судя по выражению изумленного лица, он не ожидал увидеть такую сцену и уже готов был повернуть обратно.

— О, прошу прощения. Понятия не имел, что у вас гости, Мейтленд. Пожалуй, вернусь попозже, если не возражаете.

— Останьтесь, вы ничуть не помешали. Мисс Кортленд, вы, разумеется, знакомы с лордом Карлтоном.

— Немного, — пробормотала девушка, не зная, радоваться или огорчаться. Досада и облегчение боролись в ней, но, похоже, облегчение побеждало. Пожалуй, хорошо, что она не успела выложить всего до появления неожиданного визитера, но тем не менее она приветствовала вновь прибывшего ледяной улыбкой.

Ошибкой было явиться сюда, а второй приезд обернется настоящим несчастьем.

Наступила неловкая тишина: все трое растерянно переглядывались. Сочтя, что молчание чересчур затянулось, сэр Алекс вежливо напомнил:

— Мисс Кортленд, если не ошибаюсь, вы хотели о чем-то меня попросить.

— Верно, но все это сущие глупости. Я передумала, сэр Алекс, и простите за то, что зря отняла у вас время.

— Время, проведенное в обществе прекрасной дамы, не может считаться потраченным зря, мисс Кортленд.

Галантная фраза, изысканная и достаточно банальная, из тех, что мужчины испокон века твердят наивным девушкам. Так почему же Амелия, вместо того чтобы чувствовать себя польщенной, раздраженно поморщилась?

— Вы, как всегда, правы, сэр Алекс. А теперь, если можно, найдите мне книгу, пожалуйста. Горничная уже заждалась в карете.

Она, очевидно, совсем потеряла голову, потому что догадалась взглянуть на обложку книги, только когда очутилась в карете и раскрасневшаяся взволнованная Люси подложила ей под ноги обернутый в шерстяную ткань кирпич. Какая жалость! Это вовсе не тот роман! «Чувство и чувствительность», написанный анонимным автором[11]. Очевидно, сэр Алекс, застигнутый врасплох, перепутал томики.

Может, даже к лучшему, что лорд Карлтон явился так своевременно. А ей следовало бы осторожнее подготовить сэра Алекса к своему несколько необычному предложению. Прежде всего следует тщательно все обдумать.

Отрадно уже и то, что он оказал ей достаточно приветливый прием. Остается найти способ немного растопить его обычную сдержанность.

Глава 14

Дорога к Лондонскому мосту была запружена телегами и экипажами. Несмотря на мороз и ледяные натеки, весь Лондон, похоже, устремился на Зимнюю ярмарку, бурлившую на намертво застывшей реке. Амелия, все еще не успокоившаяся, хотела было повернуть назад, но побоялась, что Люси заподозрит неладное: в конце концов именно под предлогом посещения ярмарки им и удалось улизнуть из дома в такой холод.

По всей Темзе были рассыпаны палатки, лотки, расхаживали разносчики, торговцы пирожками, устрицами, фруктами, разгуливали праздные зеваки, шныряли карманники и подозрительные личности. Повсюду царила праздничная атмосфера, хотя приходилось ступать медленно и осмотрительно: лед был скользким, как стекло, а берега — довольно обрывистыми. Люси смеялась каждому слову лакея, а Трент честно старался уделять равное внимание барышне и розовощекой горничной.

Соблазнительные ароматы горячего хлеба разносились вокруг; гуляющие, особенно мужчины, уже успели согреться бренди, джином, пивом и другими горячительными напитками. По обеим сторонам возвышались игорные палатки, наспех натянутые на деревянные колья, напоминавшие расшатанные зубы.

Троица медленно пробиралась сквозь толпу. Трент купил всем по мясному пирогу, оказавшемуся жирным, но удивительно вкусным, с начинкой из говядины и лука, залитых густой подливой с пряностями. Смеясь над собственной неспособностью уберечь перчатки от пятен, Амелия с жадностью набросилась на лакомство, особенно после того как сообразила, что не ела вот уже два дня.

С ее стороны, возможно, не так уж глупо решиться на прогулку, хотя ничего еще не решено и груз бед и неприятностей давит на плечи. Но здесь, среди беспечных гуляк, старавшихся хоть на минуту забыть тяготы жизни, можно стать одной из них и наслаждаться простыми удовольствиями.

— Смотрите, мисс Кортленд! — воскликнула Люси, задыхавшаяся после спуска по крутому обрыву. — Куклы! Панч и Джуди! Давайте посмотрим!

Наверху ширм, увенчанных красным занавесом, кривлялись марионетки, обмениваясь сальными шуточками.

Невидимые руки управляли «супружеской четой» с гротескно-уродливыми лицами; невидимые голоса с грубоватым остроумием обсуждали последние городские события, высмеивали аристократов, упражнялись в язвительных перепалках. Амелия громко смеялась вместе с соседями, забавляясь быстрым обменом ехидными репликами, задевавшими всех и вся: от политиков до королевской семьи.

— Приобрели вкус к вульгарным развлечениям, мисс Кортленд?

Она мгновенно поняла, кому принадлежит знакомый низкий голос: для этого даже оборачиваться не потребовалось. Поняла — и оцепенела. Только этого не хватало!

Откуда он взялся?! Но ответить все же придется.

— Видите ли, — сухо процедила она, — последнее время мне так часто приходится бывать в обществе людей низких, чтобы не сказать подлых, что это всего лишь невинные забавы по сравнению с теми, которые приходилось наблюдать.

— Вы так считаете? — Уголок рта дернулся в подобии улыбки, не затронувшей, однако, глаз. — Для многих, смею сказать, они не так уж невинны.

— Подобные высказывания меня давно уж не удивляют. Вы всегда предпочитаете думать о людях худшее.

— И почти всегда оказываюсь прав.

Он буквально сверлил Амелию взглядом, словно точно знал, куда и зачем она сегодня ездила. Ну почему он уставился на нее как на преступницу? И без того она лишилась самообладания при одном виде этого человека.

— Простите, милорд, мы как раз уходим, — обронила она.

— Как удачно, и я тоже! Провожу вас домой. У Меня дело к бабушке.

— Вряд ли стоит беспокоиться, милорд. Наша карета неподалеку.

— Превосходно! — обрадовался Холт. — Мои спутники жестоко покинули меня, а я терпеть не могу наемные экипажи.

Что ей оставалось делать? Нельзя же грубить графу при слугах!

Пришлось сдаться и взять его под руку, хотя она так и сжалась от прикосновения к его рукаву.

Но мучения ее на этом не кончились. Деверелл сел рядом на бархатное сиденье, близко, чересчур близко, заполнив, казалось, все свободное пространство своим разгоряченным телом. На противоположном сиденье устроилась Люси, как нельзя больше походившая на маленькую яркую птичку, с лицом, раскрасневшимся от холода и шуточек красивого лакея.

Перестук колес на разбитом льду, брызги растаявшего снега, летевшие во все стороны, тряска, толчки… но Амелия ничего не замечала, мечтая лишь скорее оказаться дома. Тогда она сумеет ускользнуть от нежелательного присутствия Деверелла. И без того тяжелые воспоминания одолевали ее. Она не могла забыть о той ночи в библиотеке. Подробности смешались в одурманенном бренди мозгу, но реальность оказалась слишком жестокой. И его неотступный взгляд… весело-издевательский, под стать лениво-равнодушной позе.

Она рассеянно отметила появление нового шрама на лице. Красный, еще не до конца заживший, он придавал его физиономии еще более злобное, чем обычно, выражение.

Решив, что с нее довольно, девушка отвернулась к окну, рассматривая опустевшие улицы и заваленные снегом крыши домов. Белоснежный пух, сверкающий сотнями алмазов, скрывал грязь и уродство, придавая Лондону незаслуженную, почти неземную чистоту. Как фальшива бывает внешность!

— Вам, похоже, нравится играть с опасностью, мисс Кортленд.

Девушка неохотно отвела взгляд от окна.

— Почему вы так считаете, милорд?

— Посещать подобные места без надлежащего сопровождения не только глупо, но и опасно.

— Вряд ли что-то может случиться средь бела дня…

— Очевидно, вы забыли убийства на Ратклиффской дороге.

Амелия даже задохнулась от возмущения.

— Не забыла, но все это произошло больше года назад, причем в Ист-Энде.

— Не слишком далеко отсюда. Мы почти рядом с новыми лондонскими доками, не говоря уже об Уаппинге и Бермондси, буквально кишащих пьяными матросами с судов и лихтеров, возчиками, портовыми грузчиками и проститутками, любой из которых будет счастлив избавить вас от сумочки, а если нальется спиртным по самое горло — то и от жизни.

— Какая горячая обвинительная речь, милорд! Какая пространная тирада! Но, насколько припоминаю, убийства на Ратклиффской дороге совершались другом одной из несчастных семей.

— Да, и он кончил свой путь на виселице, но кое-кто утверждает, что у него были соучастники.

Люси сдавленно застонала, побледнев как полотно.

— Не стоит ли нам сменить тему беседы, милорд? — раздраженно бросила Амелия. — Я нахожу все это довольно утомительным.

Деверелл послушно замолчал. За окном сменялись пейзажи, но девушка безучастно отмечала лишь самые известные места, мимо которых они проезжали. Собор Святого Павла, перекресток Фаррингдона и Блэкфрайарз-роуд… А вот и Бикон-Хаус!

Трент поспешно открыл дверцу кареты, и Амелия, опершись на его руку и игнорируя помощь графа, спустилась по ступенькам и направилась к крыльцу.

Бакстер с непроницаемым лицом приветствовал молодых людей, взял у Амелии ротонду и, пробормотав, что леди Уинфорд отдыхает в нижней гостиной, обратился к Девереллу:

— Милорд, графиня будет рада видеть вас.

— Не сомневаюсь. Ах нет, мисс Кортленд, не стоит убегать так быстро. — Он поймал ее пальцы, сжал, не давая вырваться, растягивая губы в деланно-учтивой улыбке, за которой пряталась мрачная решимость. — Надеюсь, вы осчастливите нас своим обществом?

— Я должна отказаться, милорд, — пробормотала девушка, смело встретив его вызывающий взгляд. «Подбивает устроить сцену в присутствии Бакстера?» — События этого дня сильно меня утомили.

— И все же я настаиваю.

Отлично сознавая, что дворецкий навострил уши, Амелия постаралась воздержаться от дальнейших споров.

Деверелл способен на все. На любую пакость. Страшно подумать, что он сотворит, если она по-прежнему будет отказываться.

— Хорошо, милорд, поскольку, очевидно, у вас какие-то важные новости.

Она изнемогала от напряжения. Жар его ладони нестерпимо жег кожу… неприятное воспоминание о ночи в библиотеке, о его ужасных словах на следующий день.

Даже находиться рядом с ним — и то невыносимо тяжело: слишком свежи сердечные раны.

Деверелл распахнул дверь. Расстроенная девушка не заметила, куда идет, и спохватилась, лишь оказавшись в библиотеке, а вовсе не в гостиной, где ждала бабушка.

Но граф бесцеремонно подтолкнул ее вперед. Амелия чуть не упала и, едва дверь за ними закрылась, яростно набросилась на Деверелла:

— В чем дело, милорд?! Очевидно, вы хотите что-то сказать мне с глазу на глаз, поэтому поторопитесь. Я не желаю находиться с вами наедине.

Граф, скрестив руки на груди, прислонился к стене, обдавая ее синим льдом бесстрастного взгляда.

— Не слишком ли запоздалая предосторожность?

— Тут вы правы, — резко бросила она, — но никогда не поздно предотвратить очередное… происшествие.

— Считаете, что мне захочется повторить? — вкрадчиво рассмеялся он.

— Мне и думать об этом противно!

О Господи, что она ему сделала? Почему он так злобно преследует ее, искажает смысл любого слова… Хоть бы оставил в покое, она и так старается как можно реже попадаться ему на глаза…

Но Деверелл, похоже, вовсе не собирался оставлять ее в покое. Следил за ней, как кот за порхающей в саду птичкой, с ленивой уверенностью в том, что способен в любую минуту положить конец игре.

— Жаль.

Он словно раздевал ее бесстыдным взором, проникавшим, казалось, сквозь одежду.

— Мы оба сделали ошибку, мисс Кортленд, у которой могут быть последствия. Я готов принять на себя ответственность за них.

— Да неужели?

Амелия вопросительно склонила голову набок. Но он не отвернулся, не попытался извиниться, объяснить, посочувствовать. Но чего и ожидать от дьявола? Не тот он человек, чтобы честно признать свою вину или оправдываться.

— Разумеется.

Оттолкнувшись от двери, он нетерпеливо запустил пальцы в волосы. Амелия совершенно не к месту заметила, что они чересчур отросли и длинные пряди почти закрывают лоб, а сзади доходят едва не до воротничка, черными штрихами выделяясь на белоснежной ткани галстука, завязанного простым, но элегантным узлом.

— Если вы забеременеете, нужно сделать соответствующие распоряжения.

Забыв о галстуке, она снова воззрилась в беспощадное лицо собеседника. Почему ей самой это не пришло в голову? Он прав, все возможно.

— И какие же именно распоряжения вы имеете в виду, милорд Деверелл? — хладнокровно осведомилась она, хотя внутри бушевало раскаленное добела пламя ярости.

— В таких случаях наилучший выход — замужество, — сухо сообщил он, пожимая плечами, чем еще больше взбесил Амелию. — Уверен, что мы сможем найти вам подходящего супруга, из тех, кто не будет слишком сокрушаться по поводу вашей… неосторожности.

— Или того, что я преподнесу ему незаконного ребенка, не так ли?

Губы графа рассерженно сжались.

— Да, и если это окажется правдой, нужно признаться жениху заранее.

— Вижу, вы все предусмотрели.

— Не все. Зато составил список возможных кандидатов, хотя не исключаю, что вы предпочтете выбрать сами.

Чувствуя, что вот-вот взорвется, если заговорит громко или сделает резкое движение, Амелия медленно повернулась и направилась к камину. Вот здесь, на этом месте перед узким диванчиком, она лежала в его объятиях, потерявшая стыд, податливая, жаждущая его ласк. Это она помнила, помнила тепло его тела, жар огня и тревожный стук его сердца у ее обнаженной груди.

Когда это было? Два дня назад? Три? Целую вечность?

Всего несколько минут — и жизнь непоправимо испорчена…

Амелия вскинула голову. Как настороженно он глядит, словно боится, что она на него набросится. Но разве она может представлять серьезную угрозу ему, такому сильному, высокому, ловкому, закаленному в боях? Нет, чисто физическая сила зачастую бесполезна там, где имеется лучшее оружие женщины. Ее язык.

— Вам не кажется, милорд, что человек, не способный решать за себя, вряд ли имеет право определять судьбу других? Я не настолько глупа, чтобы считать, будто вы, имея крайне сомнительную репутацию, смеете судить меня! Если я не ошибаюсь, несколько лет назад весь Лондон кипел слухами о чужой жене, дуэли и последующем самоубийстве мужа-рогоносца! Так почему же я должна доверять вам свою жизнь, если вы так бездарно испортили свою собственную?

На несколько мгновений граф, казалось, потерял дар «речи. В ушах девушки шумела кровь, часы на каминной полке оглушительно тикали, древесная смола, попадая на огонь, злобно шипела.

— Спрячь когти, тигренок, — вымолвил он наконец, но, судя по окаменевшему лицу и выдвинутой вперед челюсти, уколы попали в цель. — Мы говорим не обо мне. О вас.

— Нет, о том, как бы вам поскорее отделаться от своей доли ответственности.

— Черт побери, я здесь для того, чтобы взвалить на себя позор за случившееся. Стараюсь все уладить как полагается.

— Как, милорд Деверелл, неужели это предложение руки и сердца? Польщена, но, увы, принуждена отказаться. Не имею ни малейшего желания жить с бессовестным, беспринципным человеком.

Граф ринулся к ней, едва не вывернул руку и злобно прошипел:

— Если вы именно такого мнения о моем характере, нужно быть последней идиоткой, чтобы намеренно бесить меня. Я честно намеревался предложить вам достаточную сумму в качестве компенсации за потерю невинности, что позволило бы найти супруга, обладающего всеми мыслимыми добродетелями, удовлетворяющими даже наш ханжеский парламент. Поэтому предлагаю вам придержать язык, прежде чем, к своему прискорбию, вы обнаружите, что зашли слишком далеко.

— Далеко? С человеком, подобным вам, милорд?!

Она не дрогнула, даже когда его пальцы впились в ее запястье, едва не ломая кости.

— Будет ли чересчур большим преувеличением сказать, что вы самый аморальный, самый растленный негодяй из всех, кого я знаю? Если добавить, что вы воспользовались моим состоянием — состоянием женщины, потерявшей брата и к тому же не совсем сознававшей, что делает? О да, признаю, я не сопротивлялась и поэтому должна одна расплачиваться за все, что произошло. Вы же как ни в чем не бывало пойдете своим путем, без всякого сожаления, не страдая из-за последствий, впрочем, как и в том случае, когда лорд Уикем застрелился в библиотеке.

Ярость застлала синеву глаз черной пеленой. По обе стороны рта проступили глубокие белые канавки. В эту минуту он казался смертельно опасным зверем, и девушка впервые ощутила что-то похожее на страх.

Однако графу удалось овладеть собой. Отпустив ее, он презрительно усмехнулся:

— Тот, кто уверен, что женщины — слабый пол, никогда не сталкивался с вами, мисс Кортленд. У вас не язык, а змеиное жало, и, источай оно яд, я бы уже лежал мертвым на полу. И хотя вы весьма подробно перечислили мои недостатки, все же ваших проблем это не решает. Вы погублены. Будь во мне чуть больше жестокости, я позаботился бы о том, чтобы вы провели остаток жизни в монастыре. К несчастью для вас, свет относится к моему поведению немного иначе, чем к вашему.

А вот это чистая правда. Его посчитают ловким соблазнителем, ее — потаскухой, распутницей, от которой шарахаются порядочные люди Падшей женщиной Как часто репутация девушки была непоправимо очернена, если кто-то становился свидетелем случайного поцелуя или прогулки в обществе мужчины без компаньонки или горничной. А она сотворила немыслимое.

Амелия чуть вздернула подбородок, мысленно проклиная графа и чертовы правила приличия.

— Как бы то ни было, я не допущу, чтобы меня продали, как лошадь на аукционе «Таттерсолз», тому, кто даст больше. Я сама определю свою судьбу!

— Неужели? — цинично ухмыльнулся граф, очевидно, успев обрести обычную самоуверенность. — И кто же этот счастливчик? Не стоит разыгрывать скромницу, мисс Кортленд. Что ни говори, а приданое я плачу из собственного кармана! — Не дождавшись ответа, он торжествующе кивнул:

— Так я и думал. Нет у вас выбора.

— Ошибаетесь.

— В таком случае поведайте мне имя своего нареченного, мисс Кортленд, или он собирается посетить меня в самом ближайшем будущем?

Амелия гневно сжала кулаки, но голоса не повысила:

— Я предпочла бы, чтобы он сам приехал к вам.

— Вне всякого сомнения. Что означает мою правоту.

Вы просто боитесь признать очевидное.

— Вовсе нет… но моя дружба с сэром Алексом вас не касается.

— Сэр Алекс… Мейтленд?! — неверяще повторил граф, вскинув брови. — Тот самый Мейтленд? Черт возьми, даже вы не можете быть столь безмозглой!

— Сэр Алекс совсем не то, что вы, — отрезала уязвленная девушка — Он добр, благороден и великодушен.

Образованный человек и предпочитает возвышенные разговоры недостойным связям с замужними дамами!

Он продолжал ошеломленно таращиться на Амелию, пока та не исчерпала все аргументы. О, ей не стоило упоминать о сэре Алексе, но он, конечно, оправдает ее ожидания, если не из дружбы, то за деньги, предложенные Девереллом. Судя по бедной обстановке и убогим комнатам, он совсем не богат и к тому же заверил, что предпочитает ее общество любому другому, так почему бы ему не согласиться?

— Ну да, — протянул Деверелл, — истинное совершенство. И уж конечно, никаких недостойных связей с особами противоположного пола.

— Это всем известно, милорд, — бросила Амелия, стараясь выразить голосом то безмерное презрение, которое испытывала к нему, и одновременно сохранить достоинство, сильно пострадавшее в свете печальных обстоятельств.

— Бедная наивная мисс Кортленд… Неужели вы единственная в Лондоне ничего не знаете о Мейтленде? Разумеется, это не может повлиять на ваши планы, но мне отчего-то кажется, что вы понятия не имеете об истинных склонностях Мейтленда.

Только тут Амелия заподозрила неладное, но поскорее отвернулась и села на краешек дивана.

— Не мелите чушь! Я прекрасно изучила все пристрастия сэра Алекса.

— Вряд ли, мисс Кортленд, — саркастически усмехнулся граф. — Видите ли, Мейтленд обожает находиться в компании красивых молодых людей и не слишком любит женщин, но если вы по-прежнему считаете, будто он женится на вас, готов дать свое благословение.

Несмотря на недоверие к графу, Амелия отчего-то сразу поняла, что он не лжет. Это многое объясняет.

Теперь у нее не осталось надежды. Как унизительно, что именно Деверелл открыл ей глаза и теперь цинично наблюдает ее мучения!

Глава 15

Какая же она безнадежная обманщица!

Холт почти с симпатией разглядывал опечаленную девушку. Самая невозможная, раздражающая, интригующая особа из всех, кого он знал! И несмотря на внешнее спокойствие, вот-вот разрыдается. Неужели действительно воображала, будто Мейтленд на ней женится? Абсурд!

Даже сейчас, перед лицом истины, она все еще цеплялась за сплетенную паутину обмана.

— Похоже, сэр Алекс чем-то заслужил вашу немилость, милорд.

— Нет. Мне он совершенно безразличен. Не то что вам.

Оторвавшись от каминной полки, граф шагнул к дивану, где сидела она, трепеща, как испуганная голубка, и, положив ей руку на плечо, остановил, уже готовую сорваться с места. Амелия съежилась от его прикосновения, но Холт намеренно-равнодушно приподнял ее подбородок, заставив взглянуть на него. И прочел в широко раскрытых глазах настороженность.

— Не глупите, мисс Кортленд. Жизнь жестоко обходится с дураками. Постарайтесь внять голосу разума и моим советам.

Не услышав ни слова в ответ, он отпустил ее подбородок и заметил слабые красные следы пальцев на безупречной коже. Словно маленькие синяки.

Оба долго молчали. Он вдруг вспомнил, как впервые увидел Амелию, неловкую, неуклюжую провинциальную девчонку в потрепанном платье. С годами внешность и магеры улучшились, чего не скажешь о темпераменте. Как он мог считать ее дурнушкой?! Не разглядеть неброское изящество тонких черт лица, косо посаженных зеленых глаз, темной роскоши густых волос, уложенных затейливым узлом на затылке! Грациозная, красноречивая даже в безмолвии, совсем не та деревенская простушка, какой была когда-то. Легко понять, отчего он потерял голову, забыл об осторожности, и даже теперь воспоминание о ее стройном стане, нежных грудях и стройных бедрах туманило мозг, заставляло кровь вскипать в жилах.

Странно, он не позволял себе ни малейших сомнений в том, какой должна быть ее последующая судьба, но теперь вдруг на секунду усомнился, не будет ли более верным иное решение. Она выглядит такой жалкой, несчастной и гордой в своем одиночестве. Господи, каким же негодяем она должна считать его — хотя бы потому, что в ту ночь он без зазрения совести воспользовался ее слабостью! Вряд ли можно гордиться подобными подвигами, и он до сих пор не нашел ответа, что толкнуло его соблазнить девушку. Похоть легко утолить с на все готовыми шлюхами, как в борделях, так и в бальных залах. Он усвоил эту простую истину с юности, когда сопровождал своего кузена Адриана в монастырь, где аббатиса держала целую конюшню молодых здоровых кобылок, готовых приобщить молокососа к радостям плоти. Весьма памятные впечатления, особенно когда довелось наблюдать постельные игры кузена с тремя голенькими прелестницами: путаница рук, ног, тел, одновременно поражавшая и отвращавшая впечатлительного мальчика.

Но все это было давным-давно, и к этому времени ему следовало бы научиться держать в узде низменные инстинкты. Крайне неприятно сознавать, что не всегда способен держать под контролем собственное тело. Совсем как сейчас, когда он умирает от желания поцеловать Амелию, почувствовать ее губы своими, ощутить их мягкость и сладость…

Он резко отвернулся, подошел к камину снова, с безразличным видом стал рассматривать девушку.

— Думаю, больше всего вам подойдет мастер Корделл, мисс Кортленд. Молод, хорош собой и делает блестящую карьеру. Служит у моего поверенного, и есть все основания думать, что скоро получит повышение. Советую вам обратить на него внимание.

— Вы более чем добры, милорд.

— Вот как?

В полутьме ее глаза казались изумрудами, розовые отблески падали на лицо и тело. Как она билась под ним, пока он проникал в ее раскаленные влажные недра, какая бархатистая у нее кожа, как идеально ложатся в руку маленькие упругие грудки!

— Если женитьба — не ваш удел, — к собственному удивлению выпалил он, — может, вас удовлетворит дом в деревне? Но разумеется, в этом случае я ожидаю некоторых привилегий для себя.

Амелия наконец поднялась. Холодная, отрешенная, словно окаменевшая. Внезапный переход от неистового гнева к полному равнодушию смутил Холта. Он стоял неподвижно, каждую минуту ожидая худшего, глядя, как плавно и бесшумно она ступает по ковру. И только когда она оказалась совсем близко, он разгадал ее намерения и успел перехватить руку до того, как она успела подняться.

— Попробуйте только еще раз ударить меня, — процедил он, — и увидите, что последствия будут самыми неприятными.

— Не более неприятными, чем ваши оскорбительные предложения, — усмехнулась девушка. — Но вы ошибаетесь: я не собиралась драться, хотя вы заслуживаете больше, чем пощечины. Я всего лишь хотела очутиться рядом, чтобы вы смогли расслышать каждое слово. Ну так вот: я сама решу все свои проблемы, и ваша помощь мне ни к чему.

— В таком случае постарайтесь сделать это поскорее.

Он неохотно отпустил ее, по-видимому, все еще не веря, что она не набросится на него. Но Амелия только презрительно усмехнулась, и Холт нахмурился. Противно, когда кто-то читает твои мысли. Знает тебя настолько, чтобы предсказать реакцию.

— Готовьтесь опустошить кошелек, милорд, — мягко велела она, — ибо вы не меньше меня боитесь, что истина выплывет наружу.

Он не собирался признавать правоту ее слов и поэтому ничем не дал понять, что согласен.

— Не забывайте, что ваша бабушка — одновременно и моя крестная. Вряд ли она обрадуется тому, что вы совратили ее воспитанницу под крышей ее же собственного дома… Кстати, как по-вашему, это считается кровосмешением в глазах закона? Но не важно: судя по вашей запятнанной репутации, никто в этом не усомнится. Я слышала, что людей выгоняли из армии его величества за проступки куда меньшие, чем столь богопротивное деяние. Правда, я не искушена в законах, но в Англии немало судей, поверенных и адвокатов. — Она направилась к двери, бросив на ходу:

— Бедная бабушка, каково будет ей узнать, что ее геройский внук — на самом деле негодяй, человек без чести и совести.

— Поосторожнее, мисс Кортленд, — предупредил он, — иначе можете разделить участь других потаскух, мнивших себя святее самого папы.

— Не воображайте, что я покорно положу голову на плаху! Мой позор станет и вашим!

И с этим прощальным выстрелом она наконец удалилась, высоко подняв голову и расправив плечи. Холт не попытался ее остановить. Будь она проклята за то, что оказалась куда умнее, чем он предполагал!

Она с кем-то заговорила в вестибюле. Холт узнал голос бабки и не удивился, когда дверь библиотеки широко распахнулась.

— А, Холт, это ты! Бакстер сообщил о твоем приезде, и я бог знает сколько ждала, пока ты изволишь появиться. Что ты тут наговорил дорогой Ами?

— А что я должен был наговорить?

— Не знаю, только она отчего-то не в себе — похоже, расстроена, и хотя словом не обмолвилась о вашей беседе, все же ты уверен, что, по обыкновению, не наговорил ей чего-то ужасного?

— Совершенно, — заверил граф, облокотившись на каминную полку и сбив при этом одну из бесчисленных фарфоровых фигурок. Брезгливо оглядев ни в чем не повинную игрушечную собачку, он поморщился и покосился на бабушку.

Леди Уинфорд стояла в квадрате света, падавшего из окна, и что-то в ее удивленном взгляде заставило его признаться:

— Должно быть, обсуждение предстоящего замужества плохо на нее подействовало.

— Замужество? Нашей Ами?

— Вашей Ами, если быть точным. Да, я упомянул о предстоящих торжествах. Неплохо, если бы и вы потолковали с ней.

— О да… э-э-э… разумеется, разумеется…

Она немного помедлила и с легкой таинственной усмешкой поинтересовалась:

— Ты не хочешь сообщить мне ничего важного, Холт?

— Не имею ни малейшего желания, — покачал головой Холт и, подойдя к бабушке, расцеловал в увядшие щеки. — Я ухожу. Доброй ночи.

Пока Бакстер посылал Трента за наемным экипажем, Холт подошел к двери. По изразцам вестибюля застучали каблучки графини.

— Но, Холт, погоди! — повелительно воскликнула она. — Все это очень странно! Разве ты не ко мне приезжал?

— Нет, — ответил он, надевая с помощью Бакстера теплый каррик[12]. — Я хотел видеть мисс Кортленд.

— Вот как! — воскликнула графиня с ангельской улыбкой, осветившей ее лицо. — Превосходно.

Холт хмуро уставился на дворецкого:

— Интересно, Бакстер, как это вам всегда удается уловить тот момент, когда я собираюсь распрощаться?

Бакстер спокойно встретил его недовольный взгляд.

— Мне известно все, происходящее в этом доме, милорд.

— Неужели?

Граф поправил каррик, сунул пальцы в перчатки и усмехнулся:

— Значит, наверняка знаешь даже такое, что не считаешь нужным кому-то донести.

— Вероятно, милорд. Вполне возможно.

— Я всегда это подозревал. До свидания.

— Доброй вам ночи, милорд.

Что же, этого следовало ожидать. Бабушка куда проницательнее, чем старается показать, а Бакстер всегда славился наблюдательностью. Подробности ночи, проведенной с мисс Кортленд, очевидно, было решено держать в секрете. Бакстер ни за что не нанес бы своей хозяйке такого удара. Однако Холт начал подозревать, что бабушка вовсе не так удручена тем; казалось бы, ужасным фактом, что ее дорогая Ами завела с ним роман.

Значит, будет пытаться свести их — хотя бы потому, что после их брака Ами по-прежнему останется рядом. И это не так уж не правдоподобно: он сам видел, в какую зависимость от маленькой колонистки успела попасть бабка.

Господи, ну почему он позволил инстинктам взять над собой верх? Вот и не нажил ничего, кроме бед. Чертовски неприятно!

Ничего, злорадно думал он, милая мисс Кортленд целиком заслуживает того мужа, которого выберет.

Амелия, все еще дрожа от гнева и досады, металась по спальне, словно пойманный и запертый в клетке зверь.

Нет, скорее птичка. Так он сказал, и именно так она чувствует себя.

Да как он смеет вершить ее будущее, равнодушно и жестоко, будто она — одна из его лошадей или собак, которую ему взбрело в голову отдать или продать новому хозяину?! Она ошиблась в нем, непоправимо ошиблась, считая, что в нем есть порядочность и сострадание. Ни того ни другого. Он не делал секрета из того, что считает ее помехой, очередной проблемой, которую следует решить как можно скорее…

Господи, как она надеялась, что, возможно, сэр Алекс сумеет подать ей руку помощи, но и тут ничего не вышло. Какой идиоткой, должно быть, посчитал ее Деверелл! Хоть в одном ей повезло: неожиданное прибытие гостя помешало ей выложить сэру Алексу свой дурацкий план. Можно представить, каким бы посмешищем она себя выставила!

Теперь выхода не осталось. Яснее ясного, что ей придется решать свою судьбу, а не медлить в напрасной надежде на то, что какое-то чудо спасет ее от последствий непоправимого поступка.

Из мрачных размышлений девушку вывел легкий стук в дверь. Остановившись у камина, она попросила стучавшего войти, и в дверях появилась Люси.

— Мисс, принести вам ужин сюда? — с любопытством протараторила она. — Леди Уинфорд тревожится, что вы заболели, мисс Кортленд, и спрашивает, не спуститесь ли вниз, если головная боль прошла?

— Мне все еще нездоровится, Люси. Передай ее светлости, что я предпочитаю поужинать у себя в комнате, но обязательно навещу ее завтра утром.

До утра нужно обязательно придумать, что сказать бабушке… Нет, не стоит лукавить, она уже знает, что скажет. Что обязана сказать. Да разве у нее есть выбор?

Все отнято графом.

Конечно, куда легче жить как ни в чем не бывало, забыть ночь в библиотеке, притвориться, будто ничего не случилось. Но он не позволит ей и этого. Твердо вознамерился убрать ее из дома бабушки, навязать ненавистный брак, а если выжидать слишком долго, она окажется в ловушке. Нет, лучше самой сделать первый шаг. Да и как она может оставаться здесь после всего, что было? Граф, похоже, не вернется на службу, хотя побежденная армия Наполеона вернулась во Францию из Москвы, изрядно потрепанная, потеряв свыше пятисот тысяч солдат. Планам корсиканца нанесен сокрушительный удар, враги его торжествуют. Но даже при том, что война Британии и Америки в самом разгаре, граф остается в Лондоне. И подумать, что она когда-то считала его героем и спрашивала, как на него действует всеобщее восхищение!

Да, пора принимать решение. Больше ничего не остается, кроме как во всем признаться бабушке, а этого она не в силах сделать. Она опозорила себя, причем по собственной слабости, и не стоит ранить бабушку еще сильнее.

Господи, как она устала!

Девушка шагнула к окну и посмотрела на ночной сад.

Тонкий лунный луч пролег по дорожке, сверкал на кристалликах снега, таких чистых, белых, холодных… Амелия протянула руку, коснулась ледяного стекла, провела пальцем по раме. И вспомнила свой первый день в Лондоне. Она точно так же стояла у окна и смотрела на графа, пронзавшего смертоносной шпагой невидимого противника. Уже тогда Амелия подумала, что он беспощаден. Теперь же знала наверняка.

И даже не могла ненавидеть его за это.

Зажмурившись от боли, она принялась сочинять письмо дону Карлосу.

Дон Карлос де ла Рейн оглядывал погруженную в полумрак комнату, где на окнах висели тяжелые бархатные занавеси, а углы и обстановку скрывали темные тени.

Мадам Л'Эгль, как всегда осмотрительная и тактичная, провела его в это помещение на втором этаже «Клуба адского проклятия» и удалилась, оставив дожидаться английского связного. Тут было так тихо, что его дыхание звучало неестественно громко.

В комнату скользнула еще одна тень, в длинном плаще с капюшоном. Прозвучало негромкое приветствие.

Карлос напряг глаза, пытаясь разобрать черты лица неизвестного.

— Снимите чертов капюшон. Что-то уж больно мягок ваш голос, — потребовал он на плохом английском и немного растерялся, когда ему ответили на беглом испанском:

— Нет. Секретность — лучшая защита для нас обоих.

Вы получили информацию, которую от вас требовали?

— Да, но ничего особенно важного.

— Тем не менее давайте все, что принесли.

Дон Карлос полез в карман, извлек толстый пакет и протянул неизвестному. Из складок плаща протянулась рука и схватила пакет.

— Превосходно. Вы более ловки, чем мне казалось.

А насчет того, другого? Дело продвигается?

Дон Карлос пожал плечами, но, вспомнив, что в темноте вряд ли виден красноречивый жест, со вздохом пояснил:

— Трудно сказать. Она сдержанна, как все англичане.

— Она американка. И я не согласен с вашим мнением.

— Очевидно, вы не пытались завести с ней более теплые отношения, — отпарировал дон Карлос. — Эти девственницы так и шарахаются от малейшего знака мужского внимания. Но я часто ее навещаю, осыпаю комплиментами, всячески выражаю свое обожание. Все это не составляет никакого труда, тем более что против всех моих ожиданий она умна и любезна.

— А вот это совсем неплохо. Было бы еще лучше, если бы ее любезность не имела пределов.

— Я бы тоже не возражал, — признался испанец, вновь пожимая плечами.

— Еще бы! Мисс Кортленд не только прелестна, но и очаровательна. Только помните: следует как бы ненароком заинтересовать графа. Отвлечь его просто необходимо. Его вмешательство может все испортить.

— Не пойму, каким образом…

— И не нужно. Это вас не касается. Ваше дело — выполнять приказы.

Ах, не того он ожидал, соглашаясь на роль, которую играл сейчас. Но все не так плохо, поскольку Амелия на редкость красива, а он не из тех людей, которые отказываются от представившейся возможности. Да и неплохо насолить Девереллу: уж очень он высокомерен и не скрывает презрения к какому-то испанцу. Взирает на дона Карлоса, как на грязь под ногами! Возмутительно! Да не будь испанского восстания, побудившего Наполеона разделить свои силы и броситься на защиту завоеванных территорий, вся Британия, возможно, уже была бы под властью Франции! Нет, Девереллу следует быть более благодарным и вернуться в армию, вместо того чтобы совать нос куда не следует и расстраивать хрупкое равновесие сил. Если французы возьмут Англию, вся Европа будет стерта с лица земли, а он не имел ни малейшего желания жить под властью корсиканца!

— Граф слишком близко подобрался к истине, — пробормотал посланец. — Если его немедленно не выманить из Англии и не положить конец расследованию, придется применить более радикальный метод, а это пока нежелательно.

— Не столько граф, сколько его наемник, этот проныра кокни. Он становится опасным.

— Я лично управился с Джемми Тейлором. Больше он ни слова не проронит — ни Девереллу, ни кому-либо еще.

Дон Карлос тихо рассмеялся:

— И после этого испанцев считают безжалостным народом! Но по-моему, страшнее англичан никого не найдешь. В вас нет ни страсти, ни пыла. Одна одержимость.

— Ваше мнение меня не интересует. Делайте все, что от вас требуют, и получите достойное вознаграждение.

— Верните мне титул и владения. Меньшего я не приму. Почему это Веллингтон настаивает на том, чтобы держать своих солдат постоем в моем поместье?! Невыносимо!

— А по-моему, куда хуже — отдать его Наполеону.

Не находите? — сухо осведомился собеседник. — Не забывайте об этом. Если мы потерпим крах, французы еще могут победить.

— Не понимаю, каким образом это возможно, и почему графа во что бы то ни стало следует устранить.

— Еще раз повторяю: не лезьте не в свои дела и продолжайте в том же духе. Используйте мисс Кортленд как угодно, лишь бы граф не докопался до правды. Он вернулся в Англию в самое неподходящее время, и если есть иной способ заставить его покинуть страну до… не важно. Это вас не касается. Если понадобится, женитесь на ней, лишь бы убралась из Англии вместе с вами, а граф наверняка помчится следом.

И тут дон Карлос неожиданно распознал знакомые нотки в бесплотном голосе, но незнакомец уже исчез.

Дверь чуть приоткрылась, так что свет из коридора упал на высокую, закутанную в плащ фигуру, и тут же все исчезло. Испанец тяжело опустился в кресло, гадая, уж не ввязался ли в чересчур опасную игру. Но что оставалось делать? Эти англичане умеют плести интриги не хуже испанцев, но по какой-то причине опасаются прикончить Деверелла, что, по его мнению, было бы самым верным методом устранить угрозу.

Но ничего не поделаешь, он удвоит усилия, чтобы завоевать прелестную мисс Амелию, еще одно ценное приобретение в добавление к возвращенным богатствам и титулу, которых Веллингтон угрожал лишить его своим присутствием. Теперь, пожалуй, стоит обдумать, как лучше покорить ее сердце.

Глава 16

Столицу окутал нестерпимый холод, и Деверелл, нетерпеливо поеживаясь и переминаясь с ноги на ногу, ожидал появления Джемми Тейлора. Кокни опаздывал куда больше обычного. Правда, он никогда не появлялся в назначенное время, но был готов на все ради нескольких монет. Теперь же прошло уже больше часа, если судить по звону колоколов церкви Боу, и становилось очевидным, что он не придет. Девереллу пришлось удалиться.

К тому времени, как карета остановилась у Бикон-Хаус, он окоченел настолько, что был готов отдать все за глоток бренди и зажженный камин. Пока Бакстер принимал каррик и шляпу, граф осведомился, где сейчас бабушка.

— Уехала с миссис Фрай, милорд.

— Господи, в такую погоду?

— Именно, милорд. Похоже, речь шла об ужасающих условиях в одной из тюрем.

— Кошмар, — пробормотал граф. — Они ее в гроб сведут, если я не положу конец этой бессмыслице. Подожду леди Уинфорд в библиотеке. Там горит огонь?

— Нет, милорд. Сегодня суббота.

— Суббота… А, да, у слуг выходной. Держи она штат побольше, было бы кому растопить камин!

— Ее светлость считает, что в хозяйстве необходима экономия и следует разводить огонь только там, где это необходимо. Но я растоплю для вас камин, милорд.

— Не стоит, Бакстер. Я вполне способен сам это сделать. Позвоню вам, если понадобитесь.

Он направился в библиотеку, все еще размышляя о таинственном исчезновении Джемми Тейлора. Сам Холт сегодня навестил Кокрина и уехал донельзя раздраженный упорным отказом шотландца вернуться на родину, где он был бы в безопасности. И не зря на обратном пути его поджидала засада: за Кокрином по-прежнему следили, и, по мнению Холта, вовсе не французы.

Неприятные подозрения усиливались с каждым часом, хотя граф считал их слишком невероятными, чтобы принять во внимание. Но почему прилагаются столь настойчивые усилия, чтобы вернуть его в армию? Вчерашнее нападение только подтвердило его предположения, и граф цинично подумал, что для британского правительства куда более затруднительно позволить Кокрину проповедовать свои идеи, чем держать его в укрытии весь остаток жизни.

Изощреннейшее унижение, превосходный метод обезоружить Кокрина, запугать и заставить молчать. В таком состоянии он вряд ли выдаст секрет нового оружия.

А это означает, что вмешательство Холта крайне несвоевременно, и парламент предпочитает спрятать Кокрина в каком-нибудь темном, Богом забытом уголке.

Но что произойдет, если преследователям станет ясно, что их планы провалились? Неужели правительство опустится до убийства одного из своих собратьев, чтобы не дать потенциально опасной тайне попасть в чужие руки?

Граф встал на колени у остывшего камина, поднес спичку к бумажным полоскам и, подождав, пока они загорятся, передвинул к щепкам. Наконец в камине занялся крошечный огонек, и он уже хотел встать, когда послышался стук двери. Обернувшись, он увидел мисс Кортленд, поспешно шагнувшую к письменному столу. Открыв ящик, она вынула бумагу и письменные принадлежности.

Холт молча наблюдал, гадая, когда она заметит его.

Правда, с его наблюдательного пункта зрелище представлялось крайне соблазнительным. На ней был домашний халатик из тонкого муслина, с воланами у горла и на манжетах, слишком легкий для такой погоды. Темно-розовый цвет изумительно оттенял темные волосы, небрежно зачесанные назад и падавшие на плечи. Тусклый свет, проникавший в окно, обрисовывал точеные формы. Подвинув стул, Амелия уселась и разложила бумагу с пером. Дом, временно лишенный жизнерадостного шума и голосов слуг, был погружен в тишину.

Чувствуя, как постепенно согревается, Холт с сухой усмешкой не сводил с нее глаз. Подумать только, она так поглощена своим занятием, что даже не заметила его!

Выбрав перо поострее, девушка открыла чернильницу и принялась писать, останавливаясь лишь затем, чтобы вновь окунуть перо в чернила. Граф, наконец, поднялся и осторожно шагнул к столу. Ноги утопали в толстом ковре, и шагов не было слышно. От Амелии исходил слабый нежный аромат неизвестных духов, и Холт постоял немного, странно тронутый ее беззащитно-тонкой шеей, с которой соскользнули густые блестящие пряди волос. Перо с лихорадочной быстротой бегало по бумаге. Граф вовсе не намеревался подсматривать, но, случайно взглянув на стол, заметил имя дона Карлоса и пришел в бешенство. Амелия только успела увидеть, как чья-то рука выхватила бумагу из-под ее носа, и растерянно обернулась. Перо покатилось по столешнице.

— Да как вы смеете! Немедленно отдайте мое письмо!

Несмотря на взъерошенный вид и полупрозрачный туалет, скорее обнажавший, чем скрывавший тело, ее окружала атмосфера гордого достоинства — обстоятельство, несколько смутившее графа. Темные локоны легли на грудь, пробуждая нежеланные воспоминания.

— Это письмо совершенно лишнее, — заметил он, спокойно встречая рассерженное сияние зеленых глаз.

— Не вам диктовать мне, что делать, милорд!

— Неужели?

Он окинул ее знакомым, неспешно оценивающим взглядом, совсем как в тот вечер, когда она предстала перед ним в ночной сорочке. Должно быть, Амелии стало не по себе, потому что она поежилась и, скрестив руки на груди, презрительно вздернула подбородок. Граф рассмеялся и, подойдя к камину, швырнул в огонь скомканное письмо.

— Вы что же, милорд, воображаете, что я разучусь писать? Здесь достаточно бумаги и чернил, чтобы сочинить еще сотню посланий, — горько усмехнулась она.

— Вот тут вы ошибаетесь, мисс Кортленд. Писать дону Карлосу вы не будете. Боже, неужели вы так отчаялись выйти замуж, что выбрали такого, как он?! Обедневшего дворянина с крайне сомнительными причинами пребывания в Англии? Он вряд ли подходит молодой женщине, твердо решившей подняться выше своего нынешнего положения.

— Судя по вашим словам, я предполагаю, что статус вашей любовницы в заброшенном сельском коттедже более соответствует моему, как вы выразились, нынешнему положению?

— Это, несомненно, было бы шагом наверх по социальной лестнице! Или вы забыли о своем низком происхождении? О том, как вы прибыли сюда без пенни в кармане, только что из колоний, и имея родителей, уже отвергнутых обществом? — бросил граф, сознавая, как жестоки его слова. И с чем-то вроде раскаяния увидел, как краска медленно покидает ее лицо, а глаза раскрываются все шире. Очевидно, удар попал в цель. Но, побуждаемый гневом и желанием привести Амелию в чувство и урезонить, граф в три шага оказался рядом и схватил ее за плечи, едва удерживаясь от того, чтобы не тряхнуть ее хорошенько. — Послушай меня, безмозглая гусыня!

Дон Карлос не тот, кто тебе нужен! Как, впрочем, и Мейтленд — но ты уже, должно быть, это поняла. Почему, черт возьми, ты никак не придешь в себя? Ума не приложу, как я мог поддаться мгновенному капризу! Что мне это дало, кроме неприятностей? А ты к тому же не желаешь принять моей помощи!

— Помощи?

Голос девушки оборвался на высокой дрожащей ноте, опасно граничившей с истерикой, и Холт насторожился.

— Так вы пытаетесь помочь мне?! Должно быть, вы в самом деле считаете меня полной идиоткой, милорд Деверелл, если хоть на мгновение вообразили, что я поверю в то, что вам интересен хоть один человек в мире, кроме вас самих! Вы любите одного себя, заботитесь только о своих эгоистических потребностях; ни я, ни даже ваша бабушка вам совершенно не нужны… О, не стоит пронзать меня столь негодующим взглядом! Вам не хуже меня известно, что это правда! Господи, должно быть, я в самом деле так глупа, как думаете вы, потому что когда-то считала вас героем, благородным рыцарем, которого держат вдали от Лондона и любящей старухи долг и борьба за независимость родины. И вправду безнадежная дурочка, ведь за четыре года вы ни разу не подумали о ней, отделываясь короткими сухими записками, да и те по большей части передавал ваш поверенный. О нет, мой благородный лорд Деверелл, вы совсем не герой!

— И никогда не претендовал на это звание. Никакого геройства нет в том, чтобы стоять среди мертвых и умирающих, обезумев от страха и ужаса происходящего… Это настоящий ад, мисс Кортленд! Только эта преисподняя — дело рук человеческих, затеянная тиранами и оплачиваемая политиками. А в это время несчастные, истинно благородные болваны погибают десятками при каждом пушечном выстреле! Нет, я не герой и никогда им не притворялся. Но вы! Разыгрываете благородную леди только для того, чтобы поймать богатого мужа, который устроит вам сказочную жизнь. Вы мошенница, девчонка из колоний с цыганскими глазами и такой же душой.

Она размахнулась было, но он поймал ее руку, не обращая внимания на искаженное болью лицо.

— Но я сразу распознал вас, увидел то, чего не могут скрыть модные туалеты и светские манеры. От меня не спрячешься, потому что я понял вашу истинную сущность.

Амелия, задыхаясь, стала вырываться, и халат приоткрылся, обнажая гладкие холмики грудей. Почувствовав под ладонью шелковистую кожу, Холт провел большим пальцем по соску и едва не согнулся под бурей нахлынувшего желания, копившегося все то время, что он провел с ней.

— Будь ты проклята, зеленоглазая ведьма, за то, что заставляешь постоянно хотеть тебя! — простонал он. — Будь проклята!

Он сам не помнил, как рывком привлек ее к себе и заглушил губами тихие протесты. Пальцы его утонули в ее волосах, и он зажал их в кулаке, чтобы удержать Амелию на месте. И продолжал наслаждаться вкусом ее рта с жадностью, которую так долго сдерживал. Она вдруг перестала сопротивляться и покорно принимала свирепые выпады его языка. Господи, откуда такая неутолимая потребность, властное вожделение, безумная похоть, которую он испытывал к ней при каждой встрече? И воспоминания о той ночи, той единственной ночи, только подливали масла в огонь.

Черт возьми, ну почему он не может выбросить ее из головы, как всех других женщин, которых было немало?

Но ни одна не смотрела на него, как она, с вызывающим презрением, подначивая его уговаривать, умолять, вызвать и в ней такое же сладострастие.

Он с силой прижал ее к себе, ощутил, как она дрожит в своем смехотворно тонком платье, и стал намеренно неспешно гладить ее трепещущее тело, игнорируя все попытки уклониться от его прикосновений. Пальцы ласкали чувствительные женские местечки, заглушая сопротивление. Мягкая, как атлас, кожа, теплая и нежная, напряженные мышцы, восхитительная тяжесть груди, плоский живот, покрытый темными завитками маленький холмик…

Халат окончательно распахнулся, выдавая все ее тайны, и Холт, подхватив Амелию, отнес на широкий диван у камина.

Любой крик непременно насторожил бы Бакстера, но девушка молчала, когда он придавил ее к сиденью всей тяжестью и захватил зубами мочку уха.

— Господи, Ами, — пробормотал он, сгорая от мучительной потребности, и принялся осыпать ее поцелуями, равнодушный ко всему, кроме исступленного голода к этой женщине.

В камине взорвалось полено, рассыпалось сотнями искр, и Холт, немного опомнившись, отстранился, сел, поджав ноги, и долго рассматривал изящную фигурку в волнах розового муслина. Как она хороша! Лицо раскраснелось, глаза переливаются изумрудным пламенем. Она явно растерялась, не зная, что предпринять, особенно когда он накрыл ладонями ее груди, стал терзать тугие соски. Распутница… цыганка… неотразимая и опасная… утонченная, но со страстной душой пробуждающейся женщины.

Его рука поползла ниже, к ее животу. Амелия тихо ахнула, когда его пальцы утонули в густой поросли завитков, черным кружевом оттенявших белую кожу.

— Откройся для меня, Ами, — тихо попросил он, и когда она не послушалась, осторожно развел ее ноги, скользнул пальцами по внутренней стороне бедер и коснулся влажной расщелины. И прежде чем она успела запротестовать, снова прижался ко рту, заглушая гневные речи. Пальцы гладили бархатистые складки, сначала медленно, нежно, потом быстрее, более грубо, пока она не расставила ноги еще шире и не издала сдавленный стон. — Ты сводишь меня с ума… я ни о чем больше не в силах думать… только держать тебя в объятиях… касаться тут… и тут… Ты околдовала меня, зеленоглазая цыганская ведьма…

Жар ее недр… восхитительный вкус…

Он нетерпеливо дергал за пуговицы, стараясь выпустить на волю взбунтовавшуюся плоть. Палящая жажда томила его. Оседлав ее, он провел своим истомившимся жезлом по сомкнутым створкам, раз, другой, третий… одновременно стискивая груди, лаская соски, пока она не начала биться под ним. Тихие крики наслаждения звучали в его ушах победной музыкой. Она непроизвольно поднимала бедра, пытаясь вобрать его в себя. Но он не дал ей, снова впившись в губы поцелуем, сминая, давя, причиняя боль. Язык скользнул в теплый грот рта, посылая крохотные молнии с каждым чувственным поглаживанием. Сопротивление растаяло под его упорной атакой, незаметно растворяясь с каждым словом его вымученного признания: он хотел ее, думал о ней. Против воли и желания. Какое ошеломляющее открытие!

И когда он с трудом проник в тесные ножны, она покорно обняла его за шею, отдаваясь в это мгновение сердцем и душой, беззаветно, безоглядно. Целиком.

Застонав, она прижалась к нему еще теснее, втягивая в себя все более властно, нуждаясь в подтверждении, что она для него не просто послушное тело. Деверелл молча смотрел на нее, яростно, алчно сверкая глазами. И вонзился так глубоко, что она забыла обо всем, окончательно потеряла голову и ответно выгнулась струной в слепящем экстазе. Мучительно-сладостные ощущения сжигали ее, лишая воли и выдержки. Холт раз за разом бросался в разверстое, кипящее любовной лавой лоно, и Амелия выдохнула его имя, встречая каждый выпад лихорадочными движениями бедер, воспламенявшими ответный пыл. Раскаленный поток наслаждения пронзил ее, вселенная раскрутилась, убыстряя бег, покосилась на своей оси и взорвалась миллионами сверкающих осколков. Она как сквозь сон услышала его хриплое бормотание и ощутила последний, сокрушительный толчок, прежде чем он замер, содрогаясь внутри ее.

Несколько долгих неловких минут он держал ее, вжавшись в изгиб между шеей и плечом, продолжая издавать тихие стоны, обдавая теплым дыханием ее кожу. И когда мир медленно встал на место, Амелия вдруг поняла, что ноги и руки дрожат до сих пор.

Холт медленно приподнялся на локте, как-то странно глядя на нее, и провел пальцем невидимую дорожку от лба до подбородка.

— Страстная маленькая цыганочка… такого я не ожидал.

Он на удивление нежно припал к ее губам и неожиданно объявил:

— Знаешь, теперь, после всего, я тебя не отпущу.

Амелия улыбнулась. Робкая радость расправляла крылья; немного застенчивая, но все увереннее разгоравшаяся в сердце.

— Да, — тихо согласилась она. — Теперь все изменилось.

Они снова стихли, но молчание больше не казалось неловким. Скорее, дружеским. Он шутливо дернул ее за локон, обернул вокруг пальца и слегка нахмурился. Шрам на челюсти придавал ему зловещий вид пирата или разбойника с большой дороги. Но он всегда напоминал ей об опасных сторонах жизни.

Холт наконец сел, продолжая наблюдать за Амелией из-под полуприкрытых век, и заботливо помог ей продеть руки в рукава халата. И даже связал волосы лентой, не забывая при этом целовать ее в шею.

— Завтра, — резко бросил он, — я пришлю за тобой.

Не бери с собой ничего. Я все куплю, когда мы доберемся до места.

Амелия подняла на него удивленные глаза.

— Завтра?! Но… но куда мы едем?

— Вряд ли при создавшемся положении мы сможем остаться в Лондоне и во всеуслышание объявить, что отныне ты моя любовница. Достаточно и того, что я не представляю, как объясняться с бабушкой.

Амелия оцепенела. Кровь словно перестала течь по жилам, превращая тело в окаменевшую статую с неким подобием застывшей на губах улыбки, теперь казавшейся уродливой пародией на робкую радость. Уловив произошедшую в ней перемену, Холт чуть прищурился и приподнял ее подбородок, чтобы лучше видеть лицо.

— Чего же ты ожидала, цыганочка? — мягко осведомился он. — Я хочу видеть тебя рядом. В своей постели.

И ты это знаешь.

Девушка, словно со стороны, услышала свой голос.

Удивительно спокойный. Отрешенный. Словно чужой.

— Теперь я понимаю. Вы предлагаете мне свою постель. Но не сердце. Я не ошибаюсь, милорд?

— Милорд? Не слишком ли официально, по-твоему… да, думаю, не ошибаешься. Я не могу дать тебе то, чего у меня нет. И не стоит надеяться. Я предлагаю тебе положение содержанки, но не свое имя.

— Ясно.

И в самом деле, куда яснее? Он прав, а она имела глупость вообразить, будто ей предложат куда больше.

Опять ребяческие мечты!

Амелия кивнула и отвернулась к камину, ощущая его пристальный недоуменный взгляд, задыхаясь в тяжелой, многозначительной, неприятной тишине. Граф ждал, хотя она была уверена, что любой ее ответ, как ни унизительно это признать, будет воспринят с одинаковым безразличием.

Она снова повернулась, хладнокровно встретила его изучающий взгляд.

— Мне этого недостаточно, милорд. Я хочу уважать себя и пользоваться уважением окружающих. В свете того, что случилось только сейчас, вы можете находить это забавным, но жизнь на задворках порядочного общества мне омерзительна.

— Вижу, бабушка успела вдолбить в вас самые архаичные моральные устои, — сухо заметил он.

— Нет, милорд, такое не усваивается от посторонних людей. Это в натуре человеческой. Но откуда знать об этом вам, озабоченному лишь собственными потребностями и желаниями? Так что я без всякого сожаления уведомляю вас, что отказываюсь от вашего лестного предложения. каким бы привлекательным ни находили его многие женщины.

В лице его ничего не дрогнуло. Все те же знакомые бесстрастные черты. Граф-дьявол, опасная комбинация утонченности и безжалостного равнодушия… И она оказалась достаточно наивной, чтобы забыть это.

Он без споров и уговоров позволил ей покинуть библиотеку, пробормотав только, что ее принципы тут по меньшей мере неуместны. Слабое утешение!

— Дон Карлос не тот человек, за которого вы его принимаете, — добавил он, — и еще раз советую прислушаться к моим словам.

Дверь закрылась с тихим стуком, возвестившим, словно звон погребального колокола, конец ее грезам.

Глава 17

Желто-оранжевые языки пламени жадно лизали поленья в камине, наполняя гостиную леди Уинфорд теплом и запахом горящего дуба. Мерное тиканье часов, отсчитывавших неумолимые минуты, служило неутешительным аккомпанементом к мыслям графини, ожидавшей реакции Холта. И она не замедлила воспоследовать.

— Черт бы ее побрал! Она рехнулась! Неужели все это всерьез?

Леди Уинфорд собрала всю свою выдержку, чтобы не расплакаться, не раскричаться и не впасть в истерику.

— Насколько я поняла, вполне. Всю последнюю неделю я была в отчаянии, не зная, что делать, поскольку ты отказался отвечать на мои настойчивые призывы. И что намереваешься предпринять?

Холт с проклятием ударил о резное дерево каминной полки так, что небольшая статуэтка веджвудского фарфора упала в камин и разлетелась на мелкие осколки. Голова несчастной пастушки упала у ног графини, глядя в пространство невидящими глазами. Весьма символично!

— Холт, ты немедленно должен остановить это, пока еще не поздно, — холодно велела леди Уинфорд.

— И что вы предлагаете, бабушка? Дуэль на пистолетах? Стреляться с двадцати шагов? А если дон Карлос стреляет лучше меня?

— Твои сегодняшние шутки не смешны.

— Нет, — согласился он. — Но вы благословили этот союз и, насколько мне помнится, сами расписывали, как довольны, что дон Карлос ухаживает за вашей драгоценной Ами и что она могла сделать куда более скромную партию! Как же, такой очаровательный джентльмен!

— Возможно, я ошибалась в своих суждениях. Неужели тебе обязательно вспоминать всякие неприятные вещи, вместо того чтобы действовать? Как ты меня иногда раздражаешь!

Он специально уходит от сути разговора! Ей назло!

Не может же она признаться, что хотела всего лишь заставить его ревновать, показать, что немало мужчин находят Амелию привлекательной и желанной. Кроме того, ему давно пора жениться и произвести наследников! Как жаль, что Шарлотта Мэндвилл умерла совсем юной, а у Роберта не хватило предусмотрительности обручить Холта с девицей, подходящей сыну по рождению и воспитанию, прежде чем тот достаточно подрос, чтобы воспротивиться родительской воле. Жаль, что нынешние молодые люди поднимают такой шум, если пытаешься устроить брак по расчету. Любовь, любовь — вот все, о чем они способны думать. Да, она видела мужа до свадьбы всего дважды, и он совсем ей не понравился. Но с годами все изменилось. Она до сих пор тоскует по нему, особенно в такие дни, когда прямо на глазах назревает очередная трагедия.

— Холт, но ведь в твоей власти запретить это брак.

— Хотя бы раз в жизни мы сошлись во мнениях, пусть и по разным причинам.

Он рассеянно потер ладонью щеку, и почтенная леди с некоторым страхом заметила, что его глаза превратились в узкие ледяные щелки, излучавшие злобу и холод.

— Я положу конец этому фарсу, — выдавил он.

Ни с чем не сравнимое облегчение нахлынуло на пожилую даму. В таких делах он куда умнее и сообразительнее, чем она!

— Прекрасно! — кивнула леди Уинфорд. — Пойми, я хочу видеть ее счастливой, и, несмотря на то что по-прежнему считаю дона Карлоса милым и обаятельным человеком, Амелии вряд ли понравится жизнь в Испании.

— Временами, бабушка, — заметил Холт все тем же сухим тоном, вечно выводившим ее из себя, — вы противоречите себе. Если уж вы не можете не плести интриги, твердо стойте на раз высказанной лжи, иначе вас без труда поймают на противоречиях.

Бабка ответила негодующим взглядом, но не стала отрицать. Похоже, он видит ее насквозь. Как это мерзко с его стороны.

Он отвесил ей короткий иронический поклон и направился к выходу, предварительно о чем-то поговорив с Бакстером в вестибюле. Но леди Уинфорд не пыталась подслушивать. Позже преданный слуга обо всем ей расскажет. Дворецкий был и остается на стороне хозяйки и никогда не изменит. Из всех людей он один пользовался ее полным доверием. Даже Деверелл такого не заслужил, хотя никогда не обидит и не ранит ее. Просто у него своя жизнь, таинственная, странная, куда ей нет доступа. Он даже не поделился с бабкой, почему так внезапно ушел из армии. Но что тут такого? Мужчины, даже если они и герои, рано или поздно устают от войн. Кроме того, она рада, что он намерен жить в Англии. Остается лишь устроить его брак с Амелией. Теперь она еще яснее видит, что они могут быть счастливы вместе, хотя бы потому, что уже решились на невозможное. Правда, леди Уинфорд делала все, чтобы они как можно больше времени проводили вместе, но это… такого она не ожидала, хотя ничего особенно ужасного не произошло. Несколько перепутан порядок действий, только и всего. Можно сказать, поставили телегу впереди лошади… Не первый брак при подобных обстоятельствах. Но все обойдется!

Если, разумеется, Амелии не удастся осуществить свой глупый и опасный план. Дон Карлос! Да это катастрофа!

О, ну почему Холт не видит, что девочка идет на это замужество от безысходности и одиночества?

Престарелая дама вздохнула. Может, зря она притворяется, будто ничего не знает? Нельзя толкать Амелию на вынужденное замужество. Стоит проявить немного терпения, и все уладится. Ситуация слишком деликатна, и единственный ложный шаг может привести к несчастью.

И тут до нее, хоть и поздно, дошло, что Холт может решиться на непоправимое, если дон Карлос поведет себя оскорбительно, в надежде заполучить Амелию…

Деверелл встретился со Стэнфиллом в «Уайте», где тот с плохо скрытым нетерпением поджидал его за столиком у высокого арочного окна. Сегодня здесь собрались все привычные посетители: «Красавчик» Браммел, лорды Олвенли, Майлдмей и Пьерпонт, все элегантно разодетые по последнему слову моды и расположившиеся так, чтобы быть замеченными каждым, кто входит в комнату. Завидев Холта, лорд Олвенли сделал знак глазами: ненавязчивое приглашение присоединиться к их обществу.

— Великолепная Четверка во всем своем блеске, — заметил Стэнфилл, едва Деверелл, вежливо кивнув, выдвинул соседний стул. — Любой лондонский денди, щеголь и фат отдал бы половину своего состояния, чтобы принадлежать к этой компании, а вы отделываетесь небрежным кивком! Признаюсь, что позеленел от зависти при виде такого везения.

Деверелл, усмехнувшись, покачал головой:

— Сейчас у меня нет времени для пустой болтовни и бессмысленного пьянства. Лучше скажите, что вы узнали о Джемми?

— Похоже, вы были правы. Дона Карлоса видели вместе с Мейтлендом и даже моим братом, хотя в толк не возьму, как он решился на такую беспечность! В его положении! Так вот… — Он наклонился ближе и тихо пояснил:

— Как вы и подозревали, дон Карлос — шпион, иначе не метался бы постоянно между Испанией, Францией и даже Англией. Не пойму, почему его до сих пор не остановили. Возможно, считают, что так легче держать его под присмотром.

— Беллингем[13] по-своему прав, — согласился Холт, нисколько не сомневаясь, что от шефа разведки Вряд ли укроется что-то важное. Он достаточно умен, чтобы держать рыбку на крючке.

— Весьма грустное положение вещей, — мрачно проворчал Стэнфилл, — когда в столице действуют вражеские агенты, способные в любую минуту пристрелить премьер-министра прямо в вестибюле палаты общин!

Интересно, что тогда предпримут власти? Мне кажется, что они предпочитают бездействовать.

— И ты совершенно прав. Я уже не говорю о восстаниях луддитов[14] в Ноттингеме! Экспорт снизился на тридцать процентов, расходы на исполнение законов о бедных возросли до шести миллионов, а цены — на девяносто процентов выше, чем до войны. Именно закон в совете[15], предписывающий останавливать и обыскивать американские корабли, спровоцировал проклятую войну с Соединенными Штатами, и мы обременены не только безумным королем, но и мотом регентом, так что тут не до какого-то очередного шпиона, преследующего никому не понятные цели.

— Похоже, у тебя появилась еще одна причина для столь пылких тирад? Что так разгневало тебя сегодня? — осведомился приятель, иронически вскинув брови.

— Как ты догадался?!

— Приказать Джорджу приготовить подобающий случаю костюм? Для дуэли? Для похорон? Или я поторопился?

Деверелл раздраженно передернул плечами.

— Полагаю, у тебя появились необходимые доказательства незаконной деятельности дона Карлоса?

Стэнфилл неуловимым движением выложил на стол белый полотняный квадратик. Холт потянулся к платку и нащупал бумажный пакет.

— Жаль, что иногда курьеру так и не удается передать послание по адресу, — пояснил Стэнфилл с лукавой улыбкой на открытом мальчишеском лице.

«Именно поэтому он так хорош в своем деле, — думал Деверелл, рассматривая молодого виконта. — Ни малейших угрызений совести, никаких колебаний, если речь идет об устранении неугодного человека. Все будет сделано в самый короткий срок и без следов».

— Вы будете сегодня у Эми Уилсон? — спросил виконт, щелчком сбивая воображаемую пылинку с рукава. — Она настойчиво расспрашивала о вас вчера вечером и очень расстроилась, когда вы не показались.

— Предоставляю Олвенли и Браммелу развлекать прелестную Эми и ее сестриц, — буркнул граф. — Сотня гиней за несколько часов флирта — чересчур высокая цена. В Лондоне немало потаскушек, столь же хорошеньких и без таких запросов.

— А, я и забыл. Ваша певичка, — понимающе усмехнулся Стэнфилл. — Или неотразимая мисс Кортленд? Вы проводите в Бикон-Хаус куда больше времени, чем пристало самому внимательному внуку.

— А вы проявляете не слишком похвальную тенденцию совать нос в мои дела, что, как уже знаете, для иного было бы чревато многими неприятностями.

Судя по широченной улыбке, невразумительная угроза не произвела на Стэнфилла особого впечатления, и Деверелл поспешил подняться.

— Кстати, сегодня я впервые за всю неделю побывал в Бикон-Хаус. А певичка была два месяца назад.

— Неужели? — лениво бросил виконт. — А я уже начал было думать, что вы воспылали страстью к мисс Кортленд.

— Ничего подобного. Больше всего на свете мне хотелось бы отделаться от нее, выдав замуж, хотя бы и за дона Карлоса.

— Какой удар! — вздохнул Стэнфилл. — А я уже надеялся на очередную дуэль.

— Боюсь, вас ждет разочарование, если только дон Карлос не бросит вызов мисс Кортленд, что вполне возможно, — объявил Холт и направился к выходу, сопровождаемый негромким смехом Стэнфилла. Выйдя на холод, он поежился и остановил наемный экипаж. Слава Богу, хоть какой-то результат достигнут! Ему удалось захватить подозрительного типа, отиравшегося у дома, где скрывался сэр Томас Кокрин. Правда, допрос пока не дал результатов, но Холт отправил сэра Томаса в другое, более надежное, убежище. Странно и непонятно, что, куда бы он ни спрятал Кокрина, враги последнего всегда знают, где его искать. Вот еще одно задание для Джемми Тейлора, когда тот отыщется. Не в привычках бывшего сыщика с Боу-стрит пропадать надолго, когда он работает над очередным расследованием, и Холт прежде всего постарается разузнать, куда он подевался. Как только потолкует с доном Карлосом по душам.

Дом, который снимал испанец, находился на узкой улочке, неподалеку от Странда, в самом центре Лондона. Когда-то роскошное здание теперь потеряло былое величие и казалось заброшенным и неухоженным. На повелительный стук сначала никто не ответил, и дверь приоткрылась, только когда он пустил в ход кулаки. В щели показался чей-то глаз.

— Что надо?

Судя по женскому голосу, вряд ли это дворецкий.

Вероятнее всего — кухарка.

Холт нажал сильнее, и женщина, испуганно завизжав, отлетела в глубь вестибюля и со страхом уставилась на незваного гостя. Неряшливо одетая, толстая, пряди седых волос выбиваются из-под чепца. Странные слуги у испанца.

— Сейчас кликну стражу, клянусь, заору во все горло! Проваливай отсюда, пока… — завопила она, но Холт оборвал ее небрежным взмахом руки.

— Немедленно позовите хозяина. Я пришел поговорить с доном Карлосом.

— Говорю же, убирайся — или стража тебя живо сцапает…

— Мадам, я не вор и не разбойник, что способен заметить самый безмозглый трубочист. Дон Карлос дома?

— Вы о чертовом испашке? Нет его и не будет!

Только сейчас Холт догадался оглядеть вестибюль, и, заметив ускользнувшие от его внимания детали, плотно сжал губы. У дома явно нежилой вид, и вся мебель затянута чехлами.

— Здесь только я, убираю по малости. Нужно же как-то жить. Шесть шиллингов, целых шесть звонких монет платит мне тот приличный джентльмен, не то что проклятый испанский пес… Эй, куда?!

Холт протиснулся мимо, быстро переходя из комнаты в комнату, не слушая ворчания разъяренной старухи.

— Когда он уехал?

— Посудина отплыла с утренним приливом. «Скрутини», кажется. Так он вроде говорил. И женушку с собой прихватил, только откуда… Спасибо, ваша милость, низко кланяюсь.

Гнев кухарки словно по волшебству улегся, стоило Холту бросить ей монету.

— Кто бы что ни спрашивал, вы понятия не имеете о том, куда, когда и с кем отправился дон Карлос. Понятно, мадам?

— Как изволите, ваша милость, как изволите, — бормотала старуха, прикусив монету одним из трех оставшихся зубов и широко улыбаясь. — Мое дело сторона, но могу точно сказать, что поганец тот испанский был настоящим скрягой.

Набит деньгами, а мне хоть бы пенни… зато новобрачная у него — как цветик ясный. Чересчур хороша для таких, как он!

— Высокая черноволосая леди с зелеными глазами?

— Точнехонько, ваша милость! Значит, вы ее видывали, — удовлетворенно кивнула старая ведьма. — Все кручинилась отчего-то. Только это дело не мое. Так что роток на замок — и молчок!

Такого он не ожидал! — Глаза застлало бешеной яростью. Сомнительно, чтобы они успели отплыть. До полной воды еще несколько часов. Достаточно времени, чтобы найти судно и за волосы вытащить оттуда мисс Кортленд, прежде чем она совершит самый непоправимый шаг в своей жизни.

Иисусе, если она так помешана на замужестве, он сам женится на проклятой цыганке. И бабка будет счастлива, и он сам разом покончит с идиотским фарсом. Уж лучше Это, чем смотреть в глаза бабке, когда та узнает, что ее дорогая Ами сбежала с доном Карлосом! Ничего, когда он доберется до этой негодницы, пусть молится, чтобы у него хватило выдержки не стиснуть эту белую шейку со всех сил. Не дай Бог, он на несколько минут забудется! До сих пор ему в голову не приходило ударить женщину, зато теперь он готов на все, и от этого становится не по себе.

Он вышел на крыльцо и остановился, натягивая перчатки.

— Милорд Деверелл?

Холт удивленно поднял глаза на возникшего откуда-то незнакомца и, инстинктивно почуяв опасность, метнулся в сторону, с трудом увернувшись от яркой вспышки. И едва успел мощным ударом отклонить лезвие ножа. Его кулак с размаха врезался в чью-то челюсть. Нападавший со стоном растянулся на ступеньках. Из серого тумана выделились несколько теней, мгновенно окруживших Холта.

Бойцовский инстинкт побуждал его драться, хотя силы были неравны. Чьи-то руки хватались за него, пытаясь удержать.

Холт щедро раздавал тычки налево и направо; в морозном воздухе звенели проклятия.

— Дьявол, да вяжите же его, вам говорят!

Деверелл разбил кому-то лицо, услышал жалкий вой и едва не сумел освободиться. Но тут в глазах вспыхнули огненные искры и мир погрузился во тьму.

Он приходил в себя медленно, мучительно медленно. Голова раскалывалась, в ушах звенело. Кругом царил непроглядный мрак. Вот только запах знакомый… разве забудешь его, если месяц прослужил на корабле? И шум он уже слышал… это волны бьют о борта, и пахнет трюмной сыростью. А звон цепей звучит приглушенным аккомпанементом и смутным предостережением.

— Господи, — пробормотал он непослушным, распухшим языком, — где это я?

— На борту чертова корабля, — донесся до него усталый хриплый голос. — «Форчун», вот как он зовется, приятель.

Холт, поморщившись, осторожно дотронулся до огромной пульсирующей шишки на затылке. Ладонь повлажнела от крови. Холт пошевелился, ощутил тяжесть кандалов на запястьях и щиколотках и едва не потерял сознание от боли.

Постепенно другие звуки проникли в его больное сознание. Прислушавшись, Холт уловил скрип якорных цепей в клюзах. Похоже, якорь поднимают, и вскоре он снова очутится в море.

— Мне нужно убираться отсюда, — пробормотал он, едва не вскрикнув.

Его собеседник — едва видимый силуэт в слабом свете, струившемся сквозь крышку люка, — горько рассмеялся:

— Как и всем нам, приятель. Но не спеши так, живым тебя отсюда не выпустят.

Не обращая на него внимания, Холт громко позвал на помощь, хотя пересохшее горло едва не трескалось от жажды. Но добился лишь того, что из глубины трюма ему устало велели заткнуться.

— Достаточно и того, что нас силой увели на грязный голландский фрегат! Не хватало, чтобы какой-то глупый молокосос мешал спать! — проворчал незнакомец.

Только тогда на Деверелла снизошло озарение. Ужасное озарение. Он захвачен шайкой вербовщиков. И выбор не случайно пал именно на него. Даже такое отребье не шляется в богатых кварталах, не нападает на знатных людей. И уж конечно, не окликает их по имени. Нет, должно быть, он перешел дорогу опасному врагу, если тот решился на такое!

Или это проделки испанца, боявшегося, что Холт нарушит его планы и помешает побегу. Каким же идиотом надо быть, чтобы попасться на столь нехитрую уловку!

Зная, что представляет собой этот негодяй, позволил гневу затмить здравый смысл! А заодно не разгадал истинную природу Ами. Вполне вероятно, она пыталась поймать его в ловушку, а поняв, что просчиталась, решила отплатить. За бездонными зелеными глазами и редкой красотой скрывалась обыкновенная расчетливая сучонка! О, как ему хотелось поскорее освободиться и обличить ее перед бабушкой, прежде чем посадить на судно, переправлявшее каторжников в Австралию! Сладчайшая месть!

Как только корабль отчалит, первый помощник спустится в трюм, чтобы освободить насильно захваченных людей, и Холт объяснит, что произошло. Вряд ли они станут держать английского пэра на борту голландского торгового судна.

Но ему пришлось признать, что замысел дона Карлоса удался. Боцман оказался англичанином, но едва Холт успел открыть рот, как мужлан вытянул его свайкой и раскроил скулу. Холт, обливаясь кровью, рухнул на палубу.

Старый морской волк не поленился встать на колени, окинуть пленника скучающим взглядом и посоветовать:

— Слушай, парень, мне плевать на то, кто ты есть.

Делай как ведено и держи язык за зубами, если не хочешь отведать «кошки»[16].

Наглядный урок был понят.

Однако в душе родилась страстная жажда мести, жаркое пламя, питаемое сознанием того, что дорогая Ами одурачила его. Но решимость выжить и сделать все, чтобы она всю оставшуюся жизнь пожинала плоды своего предательства, давала силы вытерпеть все.

Он найдет ее, и когда это случится, она горько пожалеет, что когда-то встала на его пути.

Глава 18

Hoc корабля с шипением разрезал серо-зеленую воду, паруса, наполненные ветром, несли «Скрутини» к берегам Испании. Дон Карлос, стоя у борта, не сводил глаз с прелестной юной невесты. За те четыре дня, что они провели в море, кожа Амелии приобрела золотистый оттенок, делавший ее похожей на женщин Сан-Себастьяна.

— Ты полюбишь мою страну, — прошептал он, когда она наконец обернулась к нему. — Она прекрасна, хотя лорд Веллингтон разграбил Сан-Себастьян. Но город еще расцветет и станет прежним. На холме, неподалеку от гавани, красуется дворец Мирамар, где королевское семейство проводит летние месяцы.

Амелия вежливо улыбнулась, хотя взгляд по-прежнему оставался грустным — с той самой минуты, как она приняла его предложение руки и сердца. Дон Карлос, готовый спорить и всячески убеждать Амелию, был потрясен ее поспешным согласием. Однако уговорить ее подождать со свадьбой, пока они не доберутся до Испании, оказалось нелегко.

— Видишь ли, дорогая, я католик, и брак не будет считаться истинным, пока церемонию не совершит католический пастор. По английским же законам нас должен венчать священник англиканской церкви. Но мы раздобудем специальное разрешение и, как только окажемся в Испании, поженимся в обеих церквах, чтобы удовлетворить власти наших стран…

Аргумент оказался решающим, и Амелия наконец согласилась. Еще один сюрприз. Дону Карлосу показалось, что ей не терпится уехать из Англии.

Теперь, получив все необходимые документы, надежно спрятанные в маленькой шкатулке, дон Карлос сможет вернуть титулы и земли. С каким торжеством он вручит наглому Веллингтону послание от премьер-министра с приказом вернуть все, отобранное у него! Наконец-то он возьмет верх! И скоро начнет восстанавливать свое имение. Столько предстоит сделать!

Взгляд Карлоса переместился с печального лица невесты чуть ниже. На Амелии была толстая ротонда, запахнутая до самого ворота. Но он знал, какие прелести скрывает плотное сукно. Успел увидеть в первую ночь на борту корабля, когда принес в ее каюту бокал хереса от морской болезни. И с тех пор не способен был думать ни о чем, кроме соблазнительных изгибов, видневшихся под тонкой сорочкой, темно-розовых сосков, натянувших ткань, очертаний нежных бедер и ягодиц. Пожалуй, он еще сумеет насладиться радостями брака, хотя не думал жениться после смерти первой супруги Марии, да упокоит Господь ее добрую душу.

— Пойдем, голубка моя, — пропел он, — я отведу тебя в каюту, там гораздо теплее. Видишь, солнце скрылось за тучами и скоро пойдет снег.

— Хорошо, — неохотно вымолвила она, глядя мимо него, на бесконечные волны, плескавшиеся до самого горизонта, где они сливались со стальными облаками.

— Повезло, что до сих пор погода была неплохой, но сейчас, кажется, надвигается шторм. Мы недалеко от Бискайского залива, а здесь всегда море бурное. Идем же, голубка, я принесу тебе грог, чтобы согреть кровь.

Крик, донесшийся сверху, привлек его внимание. Дон Карлос, закинув голову, отыскал глазами впередсмотрящего, неустанно бдевшего в своем одиноком гнезде на клотике.

— Вижу парус! — прогремел тот.

Дон Карлос обернулся к капитану, стоявшему на мостике с окованной медью подзорной трубой у глаз. До сих пор они встречали совсем мало судов, поскольку британские и французские военные корабли бороздили воды Португалии и Средиземное море: новая игра в кошки-мышки, с того времени как Веллингтон захватил Саламанку и разорил Сан-Себастьян, находившийся в непосредственной близости от французской границы.

Амелия передернула плечами, закуталась в ротонду и вздрогнула.

— Нет, — прошептала она, и Карлос, удивленно воззрившийся на нее, увидел смертельную бледность. — Только не это. Во второй раз я такого не перенесу…

— О чем ты, голубка? Подумаешь, всего-навсего какой-то корабль. Ты уже видишь флаг?

Он вгляделся вдаль и тихо ахнул. Не голландец… не португалец… низкая осадка и треугольный парус. Арабский дау!

Белый дымный цветок, расцветший у борта «Скрутини», и отдаленный гром положили конец всяким сомнениям. Корабль рыскнул в сторону; струи воды залили палубу и всех, кто стоял у поручня. Амелия ахнула, смахнула с глаз соленые капли и стиснула руку дона Карлоса, не обращая внимания на уговоры спуститься вниз. Глаза ее странно блеснули.

— Совсем как в тот раз, — пробормотала она. — Этому суждено было случиться опять. Такова моя судьба, и от нее не убежишь. Не стоило и пытаться.

— Идем же, — настаивал он, очевидно, приняв ее откровения за истерику, — пусть капитан сначала узнает, что им нужно.

— Я знаю, что они хотят, — выдохнула девушка, но послушно последовала за ним в полутемный проход, ведущий к каюте. После очередного выстрела до них донеслись крики раненых.

— Если нас возьмут в плен, ты моя жена, ясно? — мрачно бросил дон Карлос. — Если поклянешься, что ты к тому же внучка графини, за тебя запросят выкуп.

Амелия молча смотрела на него сверкающими, как драгоценные камни, глазами. Карлос открыл дверь и втолкнул ее в каюту.

— Оставайся здесь и не выходи, пока все не уляжется.

С этими словами он исчез. Отправился на палубу?

Амелия не знала. Окончательно обезумев, она тупо смотрела в пространство. Нет смысла прятаться. Ее все равно найдут.

Поэтому она вернулась в душный полумрак прохода, куда почти не достигал свет. Корабль сбавил скорость: очевидно, капитан велел спустить паруса. Послышались знакомый отвратительный скрип борта о борт, приглушенный рев голосов, и все судно содрогнулось от громового топота ног. Давний кошмар снова ожил, воспоминания былого вернулись с болезненной ясностью, только на этот раз рядом не было Кита, чтобы помочь и закрыть собой.

Зажмурившись от ужаса, девушка прижалась к переборке в ожидании неизбежного. Все уже было раньше: вопли, крики умирающих, лязг стали и, наконец, мертвенная тишина. Словно тяжелый саван окутал «Скрутини», только поскрипывали канаты и стонало мокрое дерево. Внизу было душно, сыро, и Амелия дрожала в ознобе. Пронзительный визг разорвал молчание, но тут же оборвался, и Амелия открыла глаза. Шли минуты, но ничего не менялось, лишь множество ног шаркали о доски палубы. Девушка подняла голову, заметила что-то яркое, мелькнувшее в щели люка.

Кто-то засмеялся, раздался глухой удар… На верхней ступеньке трапа показались босые ступни. Полы красочного одеяния развевались вокруг смуглых ног. Незнакомец спустился ниже и стал всматриваться в темноту. Белые зубы сверкнули на лице, обожженном солнцем дочерна.

Амелия поняла, что это конец. Пираты, и даже не англичане, американцы или, на худой конец, французы.

Арабские корсары, чума и проклятие морей.

Сердце трепыхалось в груди пойманной птицей, ладони взмокли от пота, зато во рту пересохло так, что было больно глотать. Она не издала ни звука, когда он спрыгнул вниз и потянулся к ней. Шершавая рука погладила ее щеку. Араб улыбнулся и произнес что-то на незнакомом, певучем, чем-то напоминавшем музыкальные фразы языке. И когда потянул ее за собой, Амелия и не подумала сопротивляться, словно ее телом завладел кто-то другой, покорный и смиренный.

На палубе, словно яркие стрекозы, сновали арабы: поднимались на ванты, ныряли в трюмы. Команду согнали к грот-мачте. Среди матросов жался перепуганный дон Карлос. Кругом валялись трупы. Не успела Амелия опомниться, как тела собрали и покидали за борт, равнодушно, будто узлы с лохмотьями.

Араб подтащил ее к борту, подхватил за талию и ловко перебросил на соседнее судно, небольшое и тоже ярко раскрашенное. За ней последовали другие пленники, все женщины, с которыми она успела познакомиться за несколько дней путешествия. Большинство не могли слова вымолвить от испуга, но две бедняжки кричали и плакали, пока корсар не увел их. Больше Амелия их не видела, даже после того, как абордажные крюки были сняты и пиратский корабль отвалил. Она боялась даже думать о том, что случилось с ними.

Вокруг то и дело звучали команды и резкие приказы, которых она не понимала, зато жесты оказались достаточно красноречивы, и она в тупом молчании повиновалась. Вместо того чтобы, подобно «Скрутини», лениво переваливаться по волнам, этот корабль разрезал воду, как рыба, грациозный и быстроходный.

Она, словно во сне, сознавала, что ей протягивают мелкую миску, из которой пришлось есть руками какое то странное блюдо, а потом запивать все это жидкой сладкой водичкой, похожей на разбавленное молоко. Женщины почти не переговаривались, боязливо ловя каждое движение похитителей.

В эту ночь шел дождь. Крупные капли барабанили по доскам, раскачивая корабль. Пираты рассыпались по мачтам, подоткнув предварительно длинные одеяния.

Амелия не спала: забравшись под сверток парусины, она наблюдала, как по доскам змеятся прозрачные ручейки, а молнии раскалывают темное небо.

Однако к утру шторм улегся, и Амелию ослепило неестественно яркое солнце. К ней робко приблизилась Сара Перселл, с которой она частенько болтала на борту «Скрутини».

— Знаете, они нас продадут, — опасливо озираясь, выпалила она. Амелия уставилась на Сару, гадая: неужели и она сама выглядит такой же встрепанной и измученной? Наверняка!

Она ничего не ответила, даже когда остальные тихо заплакали. Скорее всего так и будет. Удивительно, что они до сих пор не погибли. Честно говоря, она не ожидала прожить так долго.

— И что будет, если нас продадут? — нерешительно поинтересовалась женщина постарше.

— Не знаю. Я слышала, как муж однажды рассказывал, что делают с женщинами, попавшими в лапы арабов… Несчастные становятся рабынями…

Сара помедлила, прежде чем добавить:

— Или хуже…

Значит, вот что ее ждет… ничем не лучше смерти…

Амелия отвернулась, стараясь не думать о том, что случится, когда корабль пристанет к берегу. Никто из пиратов не дотронулся до них, не изнасиловал и, казалось, не замечал их присутствия, хотя пленницам исправно приносили еду, воду и ведра для отправления естественных потребностей. Их назначение было объяснено все теми же жестами, из которых женщины поняли, что сами обязаны опорожнять ведра по мере их наполнения.

На третий день вдали показалась суша. Огромные прибрежные скалы торчали из воды, подобно небрежно воткнутым в песок наконечникам копий. Сара сказала, что они вошли в Средиземное море и что она уже бывала в этих местах с мужем.

— Не так давно, — пояснила она, — когда его послали в Грецию. Какое чудесное было время!

Сказано это было таким тоскливо-мечтательным тоном, что Амелия поежилась.

Здешний климат был куда теплее. Солнце нещадно жгло кожу. Платье Амелии порвалось, запачкалось и совсем не годилось в жаркую погоду. Им ни разу не дали воды для умывания, и голова нестерпимо чесалась. К тому же девушку непрестанно терзали угрызения совести за бегство с доном Карлосом. Она даже не попрощалась с бабушкой! Какой же нужно быть дурой, чтобы не попросить совета у леди Уинфорд! Старушка все поняла бы. А вместо этого Амелия позволила гневу и унижению взять над собой верх и сотворила еще одну ошибку, хуже первой. А может, просто струсила? Поняла, что не сможет вынести осуждение и разочарование в глазах бабушки?

Куда легче было бы винить в своих бедах Деверелла, но и на это у нее не было прав. Да, он воспользовался ее слабостью, но лишь потому, что она разрешила ему все… все на свете. И теперь обязана нести свой груз вины. Неизменно честная с собой, Амелия признала, что втайне надеялась привлечь внимание Холта, когда тот в первый раз вернулся в Лондон. Прошли годы, но он неизменно присутствовал в ее снах, а когда возвратился героем, она окончательно погрузилась в сладостные грезы. И за это была достойно наказана. Герой! Скорее палач!

Но тут ее отвлекла неожиданная суматоха, и девушка недоуменно осмотрелась. Пираты принялись поспешно очищать палубу. Парус! Еще один парус по правому борту! И не приближается, а летит по воде!

Сердце девушки так и подскочило в надежде, что это окажутся англичане или даже американцы. Но, разглядев флаг, она сжалась от страшного предчувствия.

— Картахена, — глухо заметила Сара. — Колумбийский корабль. Картахена восстала против Испании и учредила свой флаг. Колумбия дает каперские свидетельства капитанам, которых обязывают нападать только на испанские корабли. Но каперы ничем не отличаются от пиратов, так что нас ждет очередная битва.

Амелия едва сдержала неуместный смех. Должно быть, у нее начинается истерика, но она отчего-то находила забавным то обстоятельство, что вот-вот перейдет в руки других разбойников. И сейчас вспомнила, как когда-то в Виргинии поймала на удочку рыбку, но, пока вытаскивала, обнаружила, что рыба успела проглотить другую, чуть поменьше, а та, в свою очередь сцапала совсем крошечного малька. Совсем как в жизни: люди едят, чтобы быть съеденными…

В точности как сейчас…

На борту арабского дау разразился форменный хаос, едва второе судно дало предупредительный выстрел. Матросы поскорее развернули паруса в надежде уйти от преследователя. Женщины, скорчившись под парусиновым навесом, ожидали, чем все кончится, хотя исход вряд ли мог повлиять на их судьбу.

Как ни старались арабы, их суденышко взяли на абордаж, и Амелия в который раз услышала скрип железных крюков, впившихся в дерево. На борту дау разыгралось настоящее сражение, длившееся, правда, недолго. Амелия со все возрастающей тревогой заметила, что победители выглядят настоящим отребьем.

Ее предчувствия оказались верны, когда один из пиратов, заглянув под навес, разразился восторженным воплем и схватил ближайшую пленницу, до которой смог дотянуться. Ею оказалась Сара. Несчастная истерически завопила, когда он вытащил ее на палубу за волосы. Амелия успела разобрать, что пират говорит на французском.

Вернее, хвастается, что нашел настоящее сокровище и собирается взять всех баб как свою долю добычи. Сара сопротивлялась из последних сил, когда тот начал грубо ее ласкать, но негодяй только смеялся еще громче. Швырнув женщину на палубу, он бесцеремонно задрал ей юбки со вполне очевидными намерениями. Такого Амелия стерпеть не смогла и, не успев сообразить, что делает, вылетела наружу и вцепилась в шею матроса. Долго копившийся ужас и ярость вылились во взрыв нерассуждающего бешенства, и она сама уже не помнила, что именно вопила на его родном языке. Кажется, называла сукиным сыном и свиньей, колотила кулаками по спине и голове.

Тот взвыл от боли и, выпрямившись, отбросил ее с такой силой, что девушка с грохотом приземлилась па палубу. Немного опомнившись, она вскочила, подобрала кофель-нагель, валявшийся у бухты каната, и, когда пират бросился на нее, огрела его по голове. Пират рухнул, как мешок с мукой, растянувшись у ног Сары. Амелия, пыхтя от злости, шагнула к нему и снова подняла свое оружие. Но кто-то стиснул ее запястье, выворачивая руку так, что ей пришлось уронить кофель-нагель Девушка, не растерявшись, лягнула противника в коленку. Тот, охнув от боли, ухитрился тем не менее поставить ей подножку и, не успела Амелия покатиться по доскам, проворно ее оседлал. Амелия, позабыв о страхе, вызывающе уставилась на него. И отчего-то не смогла вздохнуть полной грудью. В ушах громко зазвенело. Над ней склонилось лицо, которое она тысячу раз видела во сне, осунувшееся, загоревшее, но по-прежнему родное и любимое. Говорить она не могла. Только смотреть.

Куда подевался тощий, неуклюжий, нескладный подросток? Его место занял высокий статный великан с широкими плечами. Не глядя на нее, он отдавал приказы пиратам, сгрудившимся вокруг.

— Скрутите его и бросьте в трюм. И если кому-то еще взбредет в голову позабавиться с женщинами, он может обсудить эту идею со мной и тремя футами стали в руках.

С этими словами Кит чуть пристальнее глянул на пленницу, рывком поднял на ноги и неожиданно замер, глядя в такие же изумрудные, как у него самого, глаза.

— Мой Бог… Ами?

Впервые в жизни Амелия лишилась чувств.