Твои нежные руки

Глава 19

Августовское солнце простирало жаркие лучи над людными улицами и тесно стоявшими рядами зданий старого города. Тяжелые сладкие ароматы испанского жасмина и розмарина доносились даже до балкона дома на углу Тулузской улицы и рю Шартр. Амелия, перегнувшись через железные перила, лениво взмахивала кружевным веером в поисках прохлады.

С того места, где она стояла, виднелся соборный шпиль, возвышавшийся над дворцом кабильдо и крышами города. Под стенами собора раскинулся бойкий рынок, где продавали апельсины, бананы, имбирный лимонад, охлажденный в больших бочках со льдом, и пирожные с имбирем. Соблазнительные запахи жженого сахара и орехов, из которых готовили пралине, наполняли воздух. По другую сторону Плас д'Армс, у самой пристани притулились маленькие лачуги, где продавали устриц в закрытых или раскрытых раковинах. Запасы ежедневно пополнялись рыболовными судами, привязанными тут же к шестам.

Сегодня Амелия умирала от скуки и жалела о своем отказе прокатиться вдоль берега с красавцем креолом Филиппом Дюверне. Правда, сегодня обещал заехать Кит, поэтому она и осталась дома. Но утро прошло, а от брата ни слуху ни духу. С земли уже поднимались жаркое марево и неприятный запах гниющих досок, устилавших тротуары. Куда прохладнее мчаться в открытом каррикле[17] рядом с Филиппом. Посетить «Кафе дель Агила» на улице Сент-Энн или купить мороженое у грека-разносчика около Плас д'Армс. Филипп так хорошо умеет развлечь ее, вовремя польстить, умаслить подарками, от которых она неизменно отказывается. Зато с удовольствием слушает его остроумные побасенки.

Кит считает, что она превратилась в ужасную кокетку, и хотя, делая сестре выговор, неизменно улыбается, Амелия втайне считает, что он, возможно, прав. Куда легче флиртовать, чем принимать всерьез мужское внимание. Этот урок ей следовало бы усвоить давным-давно.

Зато теперь она слушает комплименты, вежливо кивает и пропускает их мимо ушей. Этот прелестный двухэтажный дом из красного кирпича, выстроенный после пожара 1788 года, часто посещают мужчины. Сначала Ами всего дичилась и месяцами не выходила на улицу, боясь каждой тени. Наконец кошмары оставили ее, и она осознала, что, как сестра зажиточного удачливого морского капитана, пользуется определенным признанием в обществе. Какой жалкий спектакль!

Но Кит настаивал, чтобы она достойно играла роль, и Амелия согласилась. Пусть влиятельные жители Нового Орлеана не стыдятся приобретать товары у каперов, доставлявших изысканные ткани, мебель, картины и предметы искусства, но знаться с пиратами и их родственниками считают ниже своего достоинства. Так что теперь она превратилась в Амелию Камбр — спасибо бабушке за уроки французского! По крайней мере можно спокойно хранить секреты брата. Это оказалось не так трудно, словно, сменив имя, она сама стала новым человеком, забывшим о невзгодах прошлой жизни. Здешние правила морали и этикета оказались не столь строгими, как в Лондоне, хотя и тут приходилось повсюду брать с собой горничную для сопровождения и соблюдать все приличия, подобающие молодой даме из хорошей семьи. За последние полтора года произошло столько всего, что Амелии иногда казалось, будто она больше не знает себя.

Зато Новый Орлеан оказался таким волнующим, порочным и одновременно благочестивым местечком! его] только что присоединили к Соединенным Штатам, но, несмотря на нашествие американцев, в городе было полно французов, испанцев и креолов.

И пиратов тоже, вздохнула Амелия, завидев Кита, завернувшего за угол рю Шартр. В то время как Жан Лафит своей модной одеждой и неотразимым обаянием мог сойти за джентльмена, Кит выглядит настоящим корсаром. Трудно отождествить прежнего мальчишку с этим замкнутым, суровым мужчиной, так небрежно рассуждавшим о захвате судов и схватках с таможенными катерами.

Его жесткое лицо, властный голос временами напоминали ей о Деверелле.

Деверелл… незажившая рана, бесчеловечно растоптанные надежды… В первые месяцы жизни здесь Амелия часто размышляла о чувствах, побудивших ее принять предложение дона Карлоса и бежать из Лондона, не сказав бабушке ни слова на прощание. И пришла к неутешительному выводу, что попросту не смогла находиться вблизи Деверелла. Тот непременно продолжал бы являться в Бикон-Хаус. Амелии пришлось бы видеться с ним и ежечасно сознавать, что он считает ее всего лишь случайным увлечением, одной из многих потаскушек, согревавших его постель. Всему виной та ночь, когда щенилась Софи. Именно тогда, на свою беду, несмотря на его намеренную грубость, она разглядела под маской высокомерия и безразличия человека, который так часто присутствовал в ее снах. Иллюзия на несколько мгновений слилась с давнишней мечтой о герое… Непростительный промах!

Догадывается ли Кит, что произошло с сестрой? Он ни словом не намекнул, не расспрашивал, но временами она ловила его оценивающий, задумчивый мрачный взгляд, словно брат видел, каких усилий ей стоит притворяться. И все же Амелия не могла заставить себя исповедаться ему, рассказать, что наделала, и назвать имя Деверелла.

Он, разумеется, знал о бабушке. Амелия не уставала часами петь дифирамбы этой доброй, благородной, великодушной женщине, которая, разумеется, будет потрясена предполагаемой гибелью любимой крестницы.

Девушка собиралась немедленно сообщить, что она жива.

Но брат был непоколебим.

— Нет; — резко сказал он с холодной решимостью в голосе, снова напомнившей Деверелла. — Посылать письма — только причинять ей лишние мучения. Так рана скорее заживет. Увидишь, она скоро забудет о тебе.

— Но, Кит, она уже немолода и искренне меня любит. Разве не бесчеловечно держать ее в неведении? В конце концов ей не обязательно знать, где я сейчас.

— Но это может плохо кончиться, — твердил Кит, и Амелии пришлось отступить. Однако, втайне убежденная, что никому не причинит вреда, если не откроет своего местопребывания, все же начертала короткое послание, уверив бабушку, что жива и ни в чем не нуждается и, хотя, учитывая обстоятельства своего побега, не может вернуться, всегда будет думать о ней с любовью и восхищением.

Оставалось надеяться, что письмо дошло до адресата. Правда, все могло случиться: война между Британией и Америкой разгорелась с новой силой после отречения Наполеона в марте. Блокаду американских портов становилось все труднее прорвать; единственным средством сообщения стали каперские корабли, и «Лафит траст» богател с каждым днем. Но и опасность возрастала.

Поспешно покинув балкон, Амелия спустилась вниз, чтобы встретить Кита. Он, как всегда, был одет в сорочку с широкими рукавами, тесные лосины и сапоги до колен. Не слишком удобный костюм при такой жаре, но что поделаешь!

Широкими шагами он пересек выложенный изразцами двор и схватил сестру в объятия, совсем как в детстве.

— Я уже начала волноваться, — пожурила она, немного отстранившись, чтобы получше рассмотреть брата. — Говорят, британские корабли уже в Мексиканском заливе, а Клейборн твердо намерен очистить Луизиану от пиратов.

— Неожиданное дельце подвернулось, — улыбнулся он и сразу стал выглядеть моложе своих лет. — К Лафиту прибыл новый покупатель, так что пришлось переправить его в Баратарию на шлюпке.

— Какой-нибудь лысый толстый старикашка важнее для тебя, чем родная сестра, только потому, что богат? — поддразнила Амелия, взяв его под руку.

— Богат? Возможно, но не толстый и не старый. Правда, у Босса нюх на людей, но, думаю, на этот раз его ждет разочарование.

— О, Кит, будь осторожнее! Ненавижу, когда ты средь бела дня появляешься в Новом Орлеане! А вдруг тебя арестуют? Сам знаешь, все может случиться. Возьми хоть Пьера!

— Я не такая известная личность, как Пьер, — сухо обронил он. — Для Клейборна я всего лишь один из сотен безымянных моряков, имеющих дело с Жаном Лафитом.

Пьер же — владелец лавки, которого легко найти.

— И все же я тревожусь, — пробормотала девушка, вздохнув, когда брат поспешно сменил тему. Как бы она ни старалась, он все равно поступит по-своему, совсем как тогда, в Виргинии. Сколько раз он сбегал на пристань, несмотря на требования родителей, а потом и Ковинтонов оставаться дома.

Амелия послала свою горничную Соланж за охлажденным фруктовым соком, свежими пирожными и крепким ликером, любимым напитком Кита.

— Кстати, — оживился брат, — тебе будет приятно услышать, что дом почти закончен!

Он так гордился своим достижением, что Амелия, решив сделать ему приятное, радостно заулыбалась, хотя не слишком рвалась покинуть Новый Орлеан.

— Разумеется, я довольна. Но и здесь неплохо жилось. Я полюбила этот очаровательный город.

— Вот увидишь, жизнь на острове тебе куда больше понравится. Не хочу, чтобы ты проводила здесь летние месяцы, когда повсюду свирепствует желтая лихорадка.

В Бель-Терр куда безопаснее.

Амелия послушно кивнула, вспомнив прошлогоднюю эпидемию, когда Новый Орлеан покинули все кто мог, сбежав на соседние плантации. Дома были заперты, ставни задвинуты, а смрад переполненных сточных канав сделался невыносимым. Рабы мерли как мухи, заражаясь друг от друга и ядовитых болотных испарений, поднимавшихся из топей, которые окружали город, и висевших над рекой.

— Кроме того, — добавил Кит, — на Бель-Терр я могу приезжать в любое время незамеченным, не возбуждая подозрений и не рискуя навлечь на себя гнев Клейборна.

— Кит! — выдохнула девушка, положив руку ему на плечо. — Ты не считаешь, что нам пора покинуть эти места? Если хочешь, мы вернемся в Виргинию…

— Прошу тебя, Ами, не начинай снова! — нетерпеливо бросил Кит, отстраняясь от нее, чтобы устроиться на стуле под тенью пальмовых листьев. — Пока у меня нет иного выбора. Как только капитан Джек захватил меня, я стал считаться таким же пиратом, как все остальные. По чистой случайности я избежал виселицы. Поймали бы меня вместе с командой Джека, повесили бы в Порт-Ройале. Бедняга Климент… он расплатился за меня, поплясал джигу на конце веревке за все преступления, что его вынудили совершить Мне чертовски повезло уйти с Лафитом.

— Так повезло, что каждый раз, когда приезжаешь в Новый Орлеан, я боюсь твоего ареста! — бросила она куда язвительнее, чем намеревалась. — О, Кит, просто я так волнуюсь за тебя и о том, что когда-нибудь неминуемо случится. Сам понимаешь, все это не может продолжаться вечно.

— Конечно, знаю, — отмахнулся Кит, сдвинув брови. — Я в отличие от моих товарищей не трачу все, что попадает в руки, до последнего цента. Вот уже давно я коплю деньги и сумел выстроить себе дом на собственном клочке земли, хотя это не совсем то, чего я хотел. Когда-нибудь я смогу навсегда уехать и начать новую жизнь. Если не пожелаешь остаться со мной, я отошлю тебя, куда скажешь…

— Нет, я никогда тебя не покину, — поклялась пристыженная сестра, встав на колени рядом с Китом. Он нежно погладил ее по волосам и улыбнулся, когда она призналась:

— Просто страшусь снова тебя потерять.

— И я тоже, — кивнул Кит.

Во дворике было тихо, уличный шум почти не проникал за запертые ворота; здесь, в привычном уюте, все казалось надежным и безопасным.

Кит с сожалением покосился на сестру Она права, но он никогда не откроет ей этого Кольцо сужается, особенно с тех пор, как губернатор удвоил усилия по избавлению Баратарии от пиратов и Жана Лафита, публично объявив о своих намерениях.

Лафит, с типичной для предводителя пиратов бесшабашностью, вернулся в город и окунулся в вихрь развлечений. Его обеды посещали самые известные жители города, включая богатейших торговцев, сам он имел дерзость показываться в кафе — правда, в компании влиятельных друзей. Более того, Лафит нагло объявлял даты аукционов по продаже рабов и товаров, похищенных с захваченных судов.

Едва Клейборн назначил расследование, большое жюри предъявило обвинение в пиратстве Жану Лафиту и другим обитателям Баратарии. Пьера осудили как «соучастника и пособника» и бросили в кутузку без права внесения залога. Жан, разумеется, немедленно заручился услугами известнейших адвокатов, Джона Граймса и Эдварда Ливингстона, которые принимали присягу самого Джорджа Вашингтона при вступлении последнего в должность. Но алчность — весьма соблазнительная приманка, и Граймс отказался от должности окружного прокурора, чтобы принять дело, а вместе с ним и жирный кусочек в виде двадцати тысяч долларов за защиту Пьера Лафита.

Но даже если Пьера и оправдают, конец близок. Нет, Кит правильно поступил, выстроив дом на песчаном островке в Мексиканском заливе. Там Ами будет в безопасности, пока не настанет время потихоньку улизнуть и заняться бизнесом где-нибудь подальше отсюда. Кит подумал о Виргинии, о пещерах и крошечных озерцах, которые так любил в детстве, зеленых полях и невысоких холмах, где можно нажить состояние, выращивая табак и хлопок. Какая жизнь ждет его!..

И Ами.

Она стала совсем другой. Постоянная печаль, таящаяся в глазах, особенно когда она думает, что он ничего не замечает. Что же произошло на самом деле? Какие события заставили ее бежать в Испанию вместе с обедневшим аристократом? Не влюбилась же она в него, ясно как день! Амелия никогда не выражала особенных чувств к своему нареченному, если не считать довольно поверхностного сочувствия к его судьбе.

Но и Кит уже успел узнать женщин, многого навидался за последние годы и понимал, что, несмотря на то что Ами довольно удачно разыгрывает безразличие, все же глубоко страдает. Кит готов поклясться, что сердце ее разбито. Дважды ему удалось застать ее врасплох и на глазах сестры блестели слезы, а лицо, искаженное мучительной гримасой, лучше всяких слов говорило о неподдельном отчаянии. Она тоскует по мужчине, в этом нет сомнения. Значит, его долг — найти того, кто причинил ей столько боли.

Кит поднялся, увлекая за собой Ами, и крепко обнял ее тонкую талию. Она сильно похудела, весит не больше ребенка, личико осунулось, и глаза кажутся просто огромными.

— Тереза станет кормить тебя гамбо[18], чтобы ты набрала жирка на костях. Дом не очень велик, но уютен.

Пусть жизнь не кипит ключом, как в Новом Орлеане, можешь вернуться сюда, когда захочешь. Но ты полюбишь Бель-Терр.

— Разумеется, Кит, — грустно улыбнулась Ами. Брат молча прижал ее к себе, проклиная негодяя, сотворившего это с ней. Если он когда-нибудь встретится с подлецом, тому не жить. Кит зарубит его тесаком, как цыпленка.

Впервые увидев Бель-Терр, Амелия заверила Кита, что только о таком доме и мечтала. Выстроенное из кипарисового дерева, обшитое гонтом, с высокими окнами от пола до потолка, открытое соленому ветерку из залива и солнечному свету, здание действительно показалось девушке обителью покоя. Сам остров был безымянным, хотя Лафит называл его Кампичи. Необитаемая полоска песка длиной в тридцать миль, в стороне от побережья Новой Испании.

Здесь, вдали от города и Баратарии, не появлялись катера таможенников, зато при желании можно было вернуться морем в Новый Орлеан всего задень. «Какафуэго» оказался довольно быстроходным шлюпом, хотя щетинился пушками так, что Амелия в тревоге кинулась к брату.

— Я не забыл уроков, полученных на «Саксессе» и корабле капитана Джека, — сухо возразил Кит. — Больше меня не возьмут в плен.

Они прожили в Бель-Терр почти месяц, прежде чем Кит объявил, что должен уехать.

— Нужно возвращаться, — невразумительно пояснил он и по затуманившимся глазам сестры понял, что она знает, куда и зачем отправляется брат. Разлука была неизбежной, но Кит отказывался извиняться и молить о прощении. Такова его дорога, и Киту придется идти по ней, пока он не накопит достаточно денег, чтобы уехать из Луизианы вместе с сестрой и навсегда забыть о мрачном прошлом.

— Когда ты отплываешь? — тихо спросила она, и Кит постарался не обратить внимания на легкую дрожь в голосе.

— Утром. Но сегодня на берегу устроят праздник.

Кое-кто из мужчин и их женщины весь день готовили.

Будут жареная свинина и вареные крабы. Ты ведь любишь крабов? Помнишь, как ловила их в Виргинии?

— Да, и как одни крабы тянули вниз других, старавшихся улизнуть. То же самое произойдет, когда попытаешься покинуть Баратарию.

Кит не ответил, хотя был согласен с сестрой. Но пока ничего нельзя поделать.

На изогнутом серпом берегу протянулась цепочка костров. Высокий тростник раскачивался над песчаными дюнами, у подножия которых пучками росли ярко-синие полевые цветы. Закатное солнце окрасило воды залива в оранжево-желтые тона. Пылающий багровый шар медленно опускался в огромную разинутую хищную пасть.

Странный завораживающий ритм перекрывал непрестанный шум прибоя. Барабаны выбивали странную, примитивную, волнующую мелодию, давно знакомую Киту, но новую для Ами, не отходившей от брата.

Она восторженно смотрела на темнокожие фигурки, танцующие вокруг огня. В зеленых глазах плясали крошечные языки пламени. Кит познакомил Ами с новыми членами своей команды. В его хриплом голосе звучало предостережение тем, кто осмелится вольничать с сестрой.

Но все были вежливы — на свой лад, конечно. Никому не хотелось навлечь на себя гнев капитана. Он правил железной рукой и не имел ни малейших намерений уступить другому капитанский мостик. Слишком много он потрудился, чтобы занять свое нынешнее положение.

Вскоре Ами совсем освоилась и, улыбаясь, притопывала ногой в такт музыке. От вкусного запаха текли слюнки: на вертелах жарились поросята, и жир с шипением стекал в пламя. Вино, купленное у французского торговца, лилось рекой. Когда стемнело, повсюду зажглись факелы, отбрасывавшие на песок островки неверного света. Женщины танцевали у костров под барабаны и гитары: длинные волосы развевались по ветру, широкие юбки вились у стройных ног. Движения были грациозными, как у профессиональных танцовщиц.

Кит поймал взгляд капризно надувшейся Розы и не удивился, когда та смело подступила к Ами.

— Ты спляшешь с нами?

— О нет, не стоит, — отказалась Амелия, нерешительно посмотрев на брата, но когда тот пожал плечами, неожиданно улыбнулась. — Я бы потанцевала, да не умею.

Ты меня научишь?

Восхищенная согласием леди, которую считала раньше серенькой мышкой, пока Кит не рассказал, как Ами едва не убила насильника на борту арабского дау. Роза торжествующе ухмыльнулась и, взяв Ами за руку, повела в круг танцующих.

Кит со снисходительным видом наблюдал за первыми скованными движениями Ами. Из-под туфель девушки, пытавшейся подражать чувственной грации Розы, летели фонтаны песка. Перед глазами Кита вновь возникла сестра, какой он видел ее на палубе: величественная, грозная в своей неудержимой ярости. Тогда он поразился тому, что женщина может быть способна на такое, и был потрясен, узнав в незнакомке сестру.

Что могло так разительно изменить былую жизнерадостную, милую девочку? Дело не только в пиратах, каким бы ужасом ни стало для нее пережитое. Нет, тут нечто другое. За безмятежным видом кроется постоянная тревога, а может, и безбрежная тоска. Как отрадно видеть, что Амелия хоть ненадолго отвлеклась и искренне веселится.

Смеющаяся Амелия, задыхаясь, приостановилась, чтобы снять туфли, и бросила на брата игривый взгляд.

Стянув заодно и чулки, она оставила их вместе с туфлями возле горничной и вернулась к костру. Кит ответил широкой улыбкой, прислонился к стволу толстого дерева и принялся с удовольствием наблюдать, как сестра на глазах превращается в того озорного чертенка, которого он знал много лет назад. Но постепенно его улыбка померкла.

Едва ее ноги обрели наконец нужный ритм, Амелия подняла руку, вынула из волос затейливые испанские гребни, и черная шелковистая масса водопадом обрушилась на плечи и спину. Сегодня она надела крестьянскую блузку с низким круглым вырезом, как у Розы, белую, с красной вышивкой. В таком наряде куда удобнее и прохладнее, чем в модных туалетах, которые, согласно этикету, принято носить в обществе Нового Орлеана. Юбка тоже была простой, широкой, собранной на длинный шнурок и падающей мягкими складками до самых щиколоток. При малейшем движении тонкий ситец зазывно колыхался.

Теперь она без труда следовала буйному, первобытному бою барабанов и эротической пульсации гитар. Кто-то протянул ей кружку с вином, и Амелия, осушив ее в два глотка, засмеялась и отдала обратно.

Темп все нарастал, музыка становилась все громче, смешиваясь с восторженными криками и хлопками в ладоши. Все новые женщины присоединялись к танцующим. Но глаза мужчин были прикованы к Амелии. В подражание Розе, она кокетливо приподняла юбки, обнажая ноги, искушая зрителей кокетливыми взорами и улыбками, приближаясь и ускользая.

Господи, думал Кит, не зная, смеяться или злиться, сейчас она в точности как одна из них, цыганка, вроде Розы…

Полные губки сложены как для поцелуя, глаза полуприкрыты, на лбу поблескивает пот… В эту минуту не было здесь мужчины, который не хотел бы ее! Пусть танец не представлял собой ничего сложного, но в каждом движении пылала такая страсть, что пираты следили за ней с неподдельным обожанием и нескрываемой похотью. Открытые плечи белели в темноте, выражение лица менялось от мечтательного к дразнящему. Она словно излучала сладострастие, но, несмотря на манящий вид, каждый понимал, что будет непременно отвергнут. Только женщина, опытная, знойная, знающая мужчин и все способы поймать их в сети, может так танцевать.

Киту только сейчас пришло в голову, что ее тоска гораздо глубже, чем он предполагал. И что сестра горюет по навеки утраченному любовнику куда сильнее, чем по Англии. Кто же этот человек и почему покинул ее?

В эту минуту он был готов собственными руками прикончить неизвестного. Как он посмел осквернить и бросить его сестру?!

— Любимый, — прошептала Роза, пытаясь его отвлечь. — Твоя сестра не такая уж леди, какой ты ее считал, верно? Танцует, как цыганка. Как одна из нас.

— Моя сестра всегда была энергичной девушкой, — резко бросил Кит.

— Энергичной? Ах, ты это так называешь? Какая ошибка! Взгляни на нее получше: видишь, она танцует с Мигелем. Нет, она не застенчивая крошка, как я предполагала. Посмотри, что она творит!

Кит в бешенстве сжал кулаки, боясь сорваться. Амелия с ума сошла!

Пока мужчины свистели и топали ногами в знак одобрения, Амелия приняла от кого-то еще одну кружку с вином и, запрокинув голову, допила до дна, прежде чем со смехом швырнуть кружку обратно. Тонкая ткань промокла от пота и липла к телу, ноги на фоне яркого пламени казались еще более стройными. Она казалась пылкой, исступленной жрицей неведомой богини, источавшей безошибочный призыв. Не хватало еще, чтобы она выставлялась таким образом перед членами его команды! Словно одна из этих доступных, на все готовых женщин, без разбора отдающихся каждому, кто протянет руку!

Кит поспешно оттолкнулся от дерева и направился к Амелии, но Роза успела схватить его за руку.

— Ах нет, любовничек, оставь ее в покое. Она взрослая женщина и не нуждается в опеке. Пусть развлекается, а мы пока ускользнем и побудем немного вместе, хорошо?

— Нет! Черт побери. Роза, оставь меня в покое!

Роза со злобным шипением отпустила его и разразилась гневной тирадой на испанском. Кит, не задумываясь, ответил ей в том же тоне и на том же языке, слишком занятый, чтобы заметить, как к костру подбегают двое часовых, из тех, кого он поставил охранять берег.

Только рассерженно отбросив Розу, он увидел их и остановился, узнав в человеке, которого привели часовые, последнего клиента Жана Лафита. Дьявол, этому-то что здесь понадобилось?! По уговору он должен сейчас находиться на Большой Земле.

Сцепив зубы, Кит выступил вперед, чтобы приветствовать джентльмена, но заметил, как Амелия споткнулась, замерла и перестала улыбаться. Раскрасневшаяся, .растрепанная, она молча уставилась на запоздавшего гостя, На лице был написан такой ужас, что Кит растерялся. В наступившей тишине прозвучал ее тихий стон:

— Вы?!

Глава 20

— Вот мы и встретились, моя зеленоглазая цыганочка, — обронил Деверелл. — Я тоже рад тебя видеть.

Румянец стремительно исчезал с ее щек. Кажется, она не знает, что сказать? Что за противоречивый характер у этой кошечки! Только сейчас самозабвенно отдавалась танцу, а убогие тряпки липли к ней, словно вторая кожа, так, что розовые соски бугрились сквозь ткань, а юбка подхватывала стройные бедра.

Он вспомнил о другой ночи и другом пламени, о голых бедрах и нежных грудках, оставивших сладостный вкус на его губах. Очевидно, с тех пор ее опыт значительно расширился: ни одна женщина не сможет так танцевать, не познав во всех тонкостях искусства обольщения! Но стоит ли удивляться? Он всегда знал, что тот налет пристойности, который она так гордо демонстрировала обществу, слишком тонок, чтобы оказаться подлинным, несмотря на все ее претензии на респектабельность. Только такая доверчивая женщина, как бабушка, способна поддаться на столь жалкие уловки. Но если быть честным, она едва не одурачила и его! Подумать только, что он даже подумывал жениться на ней, лишь бы уберечь от дона Карлоса! Вот уж, должно быть, она потешалась бы!

Но Господь справедлив. Они все-таки встретились, после того как ему удалось сбежать с адского судна! Целых полгода он потратил на то, чтобы найти ее, обшарив всю Испанию и Индийский океан в поисках захвативших ее пиратов. Но кошке всегда удается приземлиться на четыре лапы. Подлой кошке…

— Брекстон, — холодно обратился к нему Кит Силвер, — насколько я понял, вы знакомы с моей сестрой.

Все еще не сводя с нее глаз, Холт учтиво кивнул:

— Мы встречались раньше. Много лет назад.

— Вас послал Лафит? — резко, с нескрываемой неприязнью спросил Силвер. — Мы должны были встретиться на Гран-Терр.

Похоже, он явно подозревал странного клиента, и Холт поспешно обратился к молодому человеку, враждебно сверкавшему глазами.

— Планы несколько изменились, но мы обсудим это позже, когда прочтете письмо от Лафита.

Немного помявшись, Силвер сухо кивнул:

— Пойдем в дом. Там и поговорим.

Деверелл вопросительно взглянул на Амелию, но та уже успела оправиться от потрясения и, покосившись на него, поспешно отвернулась.

— Надеюсь, вы тоже к нам присоединитесь? — осведомился он, поймав ее руку и прижимая ладонь к губам галантным жестом, значение которого она прекрасно поняла.

Холт незаметно подмигнул ей и предостерегающе сжал пальцы, предупреждая о необходимости подчиниться.

— Я никогда не вмешиваюсь в дела брата, — сдержанно заметила девушка. Сейчас ее глаза, суженные и настороженные, в самом деле походили на кошачьи.

— Мы могли бы поговорить… о прежних временах.

— Не всякие прежние времена приятно вспомнить, сэр.

Холт волей-неволей был принужден отпустить девушку. Зато теперь он точно знал, что она словом о нем не обмолвилась брату. И не хочет, чтобы он что-то знал.

Пожалуй, этим можно воспользоваться в своих целях.

Но оружие может оказаться обоюдоострым, если она все же признается Силверу в их коротком романе, а это крайне нежелательно, тем более что Силвер явно любит сестру и готов на все, чтобы ее защитить. Да и любой человек, пять лет занимавшийся пиратским ремеслом, не задумается отплатить за нанесенное оскорбление. Но помимо всего прочего, какой бы соблазнительной ни казалась мысль о мести, Холт явился сюда не только из-за этого.

Имелись и другие причины, и человек, известный под именем Кит Силвер, был одной из них.

— Нам будет не хватать вашего присутствия, — пробормотал он с подобающим сожалением, но по плотно стиснутым губам Амелии понял, что ту ни на миг не обманула его притворная галантность.

Дом, стоявший на возвышении у бухточки, небольшой природной впадины, окаймленной густыми деревьями, почти сливался с окружающим пейзажем. Если бы не свет в окнах, здание было бы невозможно разглядеть во мраке ночи и трудно различить даже днем.

Деверелл последовал за Китом по узкой тропинке в чащу, куда почти не проникали отблески факелов и прибрежных костров. Тонкий полумесяц почти не отбрасывал лучей.

Внутри дом оказался на удивление просторным. Гостиная занимала почти весь первый этаж. По всему фасаду шла широкая веранда.

Высокие стеклянные двери открывались наружу и сейчас были распахнуты, впуская прохладный ветерок, колыхавший прозрачные занавески и наполнявший дом солоноватым запахом моря. Обстановка была элегантной, в хорошем вкусе, очевидно, захваченной на торговых судах. Похоже, этот пират берет только самое лучшее.

— Откуда вы знаете мою сестру? — почти набросился на него Силвер, после того как налил бренди в два хрустальных кубка. — И что у вас за отношения?

— Мы встретились в Лондоне сразу после ее приезда.

Честно говоря, я давно ее не видел.

Силвер испытующе воззрился на него зелеными глазами Амелии, только в отличие от сестры взгляд его разил, словно острый меч. Зато выражение лиц было сходным: та же прирожденная надменность, унаследованная, вне всякого сомнения, от благородных предков, передавших потомкам спесь и высокомерие, но очень мало сверх того. Силвер еще молод, но в жестком лице не осталось ничего юношеского. Силвер… сокращение от Силвередж, имени его деда, барона, богатого аристократа. Внук же скатился до разбоя и пиратства. Странная судьба.

— Дайте мне письмо Лафита, — сухо велел Силвер.

Деверелл невозмутимо вручил ему письмо и пригубил бренди, пока пират отошел к лампе, чтобы разобрать текст. Он обратил внимание, что под ногами лежит дорогой ковер, а на стене висит картина голландского художника. Занятие пиратством, очевидно, дело доходное.

— Кто уполномочил вас сделать предложение? — осведомился наконец Силвер, подняв глаза от письма.

— Британское правительство.

— Значит, я был прав, когда убеждал Босса, что вы вовсе не богатый торговец, каким хотите казаться.

Деверелл философски пожал плечами:

— Небольшой обман еще никому не повредил. Кроме того, нужно было, как говорится, прощупать почву.

Так вы подумаете над нашим предложением?

— Да, как и Лафит, вероятно. Похоже, вы, британцы уже делите шкуру неубитого медведя, — холодно отозвался Кит. — Победа пока что не за вами. Не находите, что несколько преждевременно раздавать по тридцать тысяч долларов, не говоря уже о земельных угодьях?!

— Предпочитаю считать это дальновидностью.

Чертов Николе! Говорил же Холт, что это не сработает!

Новый Орлеан был жизненно необходим для торжества британской армии. Загородить устье Миссисипи означало перекрыть американцам выход к морю. От этого зависело многое. Военный министр неверно оценил настроения жителей Луизианы, предположив, что они хотят получить независимость или вновь вернуться под эгиду Испании.

Полковник Николе, только недавно отобравший у испанцев Флориду, приказал своим офицерам отправиться в Баратарию и предложить Лафиту землю, покровительство, чин капитана британского флота и деньги, если тот перейдет на их сторону. Деверелл долго спорил, убеждая высших чиновников, что затея бесплодна, но его не захотели слушать. Теперь же его правота стала очевидной: не только Силвер, но и Лафит медлил с решением. Пока Пьер Лафит находится в новоорлеанской тюрьме, его брат не посмеет выступить против американских властей.

— У вас есть где переночевать, мистер Брекстон? Или следует величать вас по званию?

— Мое судно бросило якорь в гавани. И никаких званий.

Нет смысла упоминать о титуле и чине, особенно здесь и сейчас. До своего появления здесь Холт больше всего на свете хотел поскорее покончить с заданием и вернуться в Новый Орлеан, где по крайней мере имеется некоторое подобие цивилизации для человека, говорящего по-французски и не желающего слишком громко заявлять о своей национальности.

Но это было до того, как он увидел Амелию Кортленд и получил доказательства того, что Кит Силвер на самом деле ее брат, Кристиан Кортленд. Он и раньше подозревал что-то в этом роде, хотя не делился своими соображениями с Николсом. Просто никак не ожидал найти ее здесь, танцующей, подобно Саломее перед Иродом. Но Холт давно усвоил, что жизнь полна сюрпризов, причем чаще всего несвоевременных и не слишком приятных.

После отречения Наполеона все силы были брошены на войну с Соединенными Штатами. Секретное оружие Кокрина утеряло прежнее значение. Жаль, что правительство отказалось пустить его в дело: тирана можно было бы укротить значительно раньше. И этим спасти немало жизней. Но парламент всегда отличался невероятной трусостью.

Семь месяцев, проведенных на борту «Форчун», навеки останутся в памяти Холта, до дна испившего горькую чашу страданий. Но к счастью, ему удалось найти спасение на английском фрегате. После возвращения на родину британское адмиралтейство повысило его в чине, наградило медалью и назначило командиром корабля.

Стоило ли удивляться, что сразу же после изгнания Наполеона в ссылку у правительства возникла нужда в опытных моряках, способных вести войну на море?

Вместе с Николсом он сражался с испанцами у побережья Флориды — задача не из легких. Но именно она помогла приблизиться к цели.

Читая прибывшее из Америки письмо, бабушка рыдала от счастья. Еще бы! Ее дорогой Амелии все-таки удалось вывернуться!

Она не преминула поделиться радостной вестью с внуком, а последнему не составило труда сплести обрывки информации в единую последовательность событий. Он почти ожидал найти Амелию в Новом Орлеане, но, как оказалось, там никто не слышал о Кортлендах.

Зато он увидел ее здесь, веселой и беззаботной. И по всей видимости, совершенно равнодушной к тому хаосу, в который она превратила его жизнь. Он словно побывал в аду, где каждый день приносил все новые унижения и трудности. Впервые в жизни он понял, какова истинная участь простого матроса. Такой урок он никогда не забудет.

Кит Силвер по-прежнему держался настороженно, но все же законы гостеприимства соблюдались и здесь.

— Уже поздно, и в доме куда уютнее, чем на корабле.

Проведете ночь в спальне для гостей, а утром уедем вместе, — задумчиво постукивая уголком письма по столешнице, пробормотал он, и хотя просьба скорее походила на приказ, все же идеально совпадала с намерениями Холта.

— Вы так великодушны! — воскликнул он. — Да и я предпочитаю твердую землю ненадежной палубе.

— Если хотите, можно сегодня поразвлечься. Мы устроили праздник, с музыкой и танцами. Захватили французское судно с грузом превосходного вина. Впрочем, не помню, может, это был английский корабль, неуклюжая посудина, бултыхавшаяся в море, как корова на льду.

Он явно издевался над Холтом, подстрекая к ссоре, но тот, пропустив грубую шутку мимо ушей, спокойно объявил:

— Сейчас пошлю записку первому помощнику, предупрежу, что останусь на берегу.

— Рене возьмет шлюпку и отвезет ее на фрегат. Пойдемте со мной. Он тоже на берегу.

Пират явно осторожничает. Что же, весьма необходимое качество, если хочешь выжить. К тому же не секрет, что Клейборн поклялся очистить штат от морских разбойников. В этом Холт был целиком согласен с губернатором.

Вздрагивая на ночном ветру, отчего-то ставшем чересчур холодным и леденившем ее до мозга костей, Амелия то и дело оглядывалась на ярко освещенные окна дома.

Деверелл! Здесь! Кошмар начался сначала!

Как он нашел ее? Или это каприз судьбы, приведший его на остров, который до последнего времени считался необитаемым? Наверняка его появление связано с Жаном Лафитом. Но отчего она не может отделаться от уверенности, что он искал именно ее?

Деверелл сильно изменился. Выглядит еще более… жестоким… неумолимым… хотя она не думала, что такое возможно. Похудел. К многочисленным шрамам прибавился еще один, на левой щеке. Походит на пирата, сподвижника Жана Лафита, грозы морей. Несмотря на вежливые слова и учтивое обращение, в глубине глаз мелькнула злоба, от которой Амелии стало не по себе.

О Господи, а вот и он! Шагает рядом с Китом по песку. Каждое движение исполнено обычной ленивой грации хищника! Амелия растерянно озиралась, готовая каждую минуту броситься в чащу. Ну зачем, зачем она так много пила сегодня! Вечно она оказывается под хмельком в самые неподходящие моменты, хотя в повседневной жизни редко притрагивается к спиртному.

— Значит, мы снова встретились, — беспечно бросил Деверелл, подойдя к ней, хотя глаза зловеще сверкнули.

Амелия, собрав последние силы, выпрямилась, расправила плечи и умудрилась сухо процедить:

— Как видите, сэр.

— Брекстон упомянул, что вы виделись много лет назад, Ами, — заметил Кит, не спуская с нее глаз. — В Лондоне?

— Да… именно. Можно сказать, он знакомый леди У и н форд.

— Давний и хороший, — вставил Деверелл. — Но я уже не помню, когда в последний раз был в Англии.

— Завидую вам. Как бы я хотела путешествовать по всему свету!

— Правда? — осведомился он с видимым дружелюбием, хотя от его голоса Амелии стало не по себе. — Увы, вряд ли стоит рекомендовать подобный способ путешествия. Настоящая энциклопедия выживания.

— Видно, мы учились в одной школе, — усмехнулся Кит. — Рабство на пиратском судне — весьма впечатляющая наука, хотя зачастую и фатальная.

Амелия молча таращилась на Деверелла. В тревожном свете факелов он как никогда напоминал повелителя тьмы: черные сдвинутые брови, так хорошо знакомая ей циничная гримаса, сардонически искривленные губы…

О каком выживании он толкует? Впрочем, что ей за дело? Он ясно дал понять, что она интересует его только как недолгая любовница, что ей место — в его постели.

Никак не в сердце. Глупо пугаться его сейчас, во владениях брата!

И когда подошедший Мигель вновь пригласил Амелию на танец, та с деланным смехом согласилась:

— С удовольствием! Я еще не устала и, кроме того, так давно не танцевала с красивыми мужчинами!

Притворяясь, что не видит, как нахмурился Кит, она позволила Мигелю увлечь ее к костру, хотя всей кожей ощущала жаркий, пристальный взгляд Деверелла. Как жаль, что его появление пробудило к жизни все то, что она так старалась забыть: долгие месяцы тоски и страданий, ночные кошмары, населенные не только пиратами, но и мучительными воспоминаниями.

И хотя Амелия танцевала с той же легкостью, былое веселье улетучилось. Скорей бы кончилась музыка! Тогда она под любым предлогом скроется в тишину и уединение своей комнаты. Впервые с тех пор, как Кит нашел ее, она чувствовала приближение опасности.

— Ay, Dios mio![19] — воскликнул Мигель, обдавая ее пламенем черных глаз. — Вы танцуете как ангел, сеньорита Камбр, и так же прекрасны…

— Ну что вы, Мигель! Куда мне до Розы и остальных!

— Не правда! Вы словно рождены для пляски, как любая цыганка, возьмите хоть ту же Розу… Не будь ваш брат столь свиреп, непременно научил бы вас харабе — танцу для настоящих женщин, вроде вас;

Девушка улыбнулась медленной, чувственной улыбкой, скорее напоказ, чем ради Мигеля, осмелившегося подойти к ней неприлично близко, куда более близко, чем требовали па танца, так что его вышитая сорочка терлась о ее груди. А музыка взмывала к самому небу, заунывная, жалобная и одновременно страстная, и Амелия заставила себя игнорировать Деверелла и сосредоточиться на берущих за сердце звуках. Куда подевались осмотрительность и осторожность? Ноги сами собой отбивали зажигательный ритм коридо, пока Амелия купалась в нескрываемом восхищении Мигеля и при каждом повороте видела грозное лицо брата. А синие глаза вонзались в нее острыми кинжалами. Как это все знакомо… осунувшееся загоревшее лицо из ее снов… Он не двигался с места, выделяясь среди присутствующих высоким ростом и необычайно широкими плечами. Такому любые пираты нипочем!

И вдруг ее осенило. Да он злится, сам не понимая причины, но она-то знает, что сумела наконец отомстить, выставляя напоказ свое тело, молчаливое напоминание о том, что он потерял! Теперь она чувствовала себя могущественной, сильной. Неукротимой! Исполнилась ее давняя мечта: взять верх над Девереллом! О да, Амелия узнает эту недовольную гримасу, плотно стиснутые зубы, совсем как в тот момент, когда Холт пришел к ней и не мог насытиться, и она инстинктом женщины почуяла, как сильно он ее желает.

Она намеренно флиртовала с Мигелем, откидывая назад черную гриву, как это делала Роза, чтобы локоны густой вуалью обрамляли лицо, взмахом головы посылая их к груди Мигеля. Не выдержав пытки, тот схватил Амелию за руки и прижался к ней всем телом, давая ощутить всю силу своего желания.

Манящая улыбка чуть изогнула ее губы, обещая куда больше, чем собиралась дать Амелия. Край выреза кокетливо сполз по плечу, поднятые юбки обнажали ноги едва не до колен. Но когда он снова попытался привлечь ее к себе, она ускользнула, изображая древний, как мир, ритуал соития. Каждым па этого страстного танца она гордо провозглашала свою независимость и одновременно доступность.

Сейчас они плясали спина к спине, и она остро чувствовала исходивший от него жар, игру мышц на плечах и лопатках, тем более что ростом он был ненамного выше Амелии.

Но когда чуть запыхавшаяся девушка вновь повернулась лицом к партнеру, оказалось, что место Мигеля занял Холт и смотрит на нее с нескрываемым вызовом.

Оправившись от минутной растерянности, она ответила на его издевательскую усмешку презрительной улыбкой. Вовремя увернулась от объятий, подняла руки и медленно, подражая Розе, завлекающей Кита, подняла с шеи тяжелую массу вьющихся прядей и резко бросила вниз. Холт заморгал, словно ослепленный, и не сразу опомнился.

— Ведьма, — прошипел он, — ты, видно, многому научилась с нашей последней встречи.

— Да, и в том числе избегать мужчин определенного сорта, мистер Брекстон, — или предпочитаете услышать от меня свое другое имя?!

— Как хочешь, мне все равно.

— Приятно слышать…

Она позволила ему приблизиться, но тут же отступила, извиваясь легким огоньком на ветру, вздрагивая под яростным взглядом. Она не смогла отстраниться от протянутой руки. Он крепко обнял ее за талию, притянул к себе и, продолжая удерживать, сделал первый шаг с таким природным изяществом, словно всю свою жизнь танцевал коридо. Вот только против всяких правил прижимал ее к своему телу так, что бронзовая пряжка ремня впивалась в нежную кожу пониже грудей. Ладонь, лежавшая на спине, обжигала, и Амелия впервые споткнулась, задыхаясь от нараставшего гнева и возбуждения.

Последние аккорды гитары — и музыка стихла. В наступившей тишине взорвалось прогоревшее полено, посылая в воздух фонтаны искр. Деверелл отступил, поклонился с обычной учтивостью, будто находился в бальной зале Бикон-Хаус, и отошел. Девушка стояла, пытаясь прийти в себя и выдержать мрачный взгляд брата.

Остальные с любопытством пялились на нее, очевидно, поняв, что происходит неладное. Немного опомнившись, Амелия с благодарностью взяла у Мигеля кружку с вином.

Остаток вечера она успешно избегала Деверелла, или Брекстона, как называл его Кит, решив при первой возможности рассказать брату правду — разумеется, не всю. Не стоит упоминать об их несчастной связи.

Граф… теперь он куда больше похож на пирата, в такой же, как и у них, распахнутой на груди белой сорочке, облегающих лосинах, высоких сапогах и с острой абордажной саблей у пояса. Вероятно, он сошел на берег с парой пистолетов, заткнутых за кушак, но где-то их оставил.

Словно поняв, что она намеренно убегает от него, Деверелл стал ухаживать за Соланж. Еще одно оскорбление. Еще одна причина игнорировать его. Соланж беззастенчиво флиртовала с ним, буквально излучая откровенный призыв, потираясь о него всем телом, а граф, в свою очередь, явно наслаждался такими знаками внимания. Еще бы! Разве ему нужно от женщины что-то другое?! Постельные игры — и никаких обязательств! Амелия еще не забыла, как он пытался сделать ее своей содержанкой!

По мере того как пустели бочонки с вином, веселье становилось все более буйным. Ночь выдалась душной, одежда липла к телу, и Амелия мечтала о прохладной ванне и бокале фруктового сока. Она поискала Кита, но не нашла, а вместо этого встретила Розу.

— Роза, передай моему брату, что я иду спать. Уже поздно, и я буквально изнемогаю от усталости. Жара невыносимая!

— Разве это жара? — засмеялась Роза. — Просто тепло. Но я танцевала куда меньше тебя, не бередила кровь в мужчинах! Кого ты выбрала в любовники на нынешний вечер?

— Никого.

— Видишь, как жадно смотрит на тебя Мигель? Он умеет ласкать женщину! Я точно это знаю, потому что когда-то мы были любовниками.

Не желая и дальше продолжать беседу в подобном духе, Амелия наспех распрощалась и ушла с берега. Она не потрудилась позвать Соланж, уже успевшую исчезнуть вместе с Девереллом. Вне всякого сомнения, парочка отыскала укромный уголок.

На холме было немного прохладнее, ветер свободно гулял по просторным комнатам, белые занавески развевались, подобно крыльям чаек. Девушка с сожалением прикрыла двери и окна, предпочитая тишину приглушенным звукам продолжавшейся пирушки. Но музыка проникала даже сюда, пробуждая в ней тоску по навсегда ушедшему.

Амелия скучала по Новому Орлеану. Жаль, что она не осталась в городе, несмотря на все заверения Кита, что здесь они будут счастливы. Эти места чересчур далеки от цивилизации, слишком изолированны, и ей недостает того общества, к которому она привыкла. Но как она могла признаться ему в этом, когда он построил этот дом исключительно для нее, чтобы они могли быть вместе, и избегать рискованных встреч в городе, где его в любую минуту могли арестовать!

Но Амелия любила шум и суету, театры и концерты, балы и приемы, и поскольку считалась дамой благородного рождения и сестрой капитана, никто ни разу не усомнился в ее происхождении и положении. Тут ее ждало одиночество и тревоги каждый раз, когда Кит отправляется в очередной набег. А если он не вернется? Что будет тогда?

На этот раз она настоит, чтобы он увез ее в Новый Орлеан, тем более что сейчас осень и эпидемия желтой лихорадки должна утихнуть. Скоро вновь откроются театры, богатые обитатели города вновь вернутся в свои дома, и начнется нескончаемая череда увеселений. Даже слухи о приближении британского флота не смогут омрачить общего праздничного настроя. Правда, в «Нью-Орлеанз пикиюн» печатались статьи о войне, но из них следовало, что основной конфликт разгорается у восточного побережья, ближе к Канаде и Нью-Йорку.

Но за месяц может произойти многое, а Кит сказал, что британский флот угрожает Флориде и Мобил-Бей.

Может, именно поэтому и появился Деверелл?

Амелия не находила себе места, мысленно призывая Кита поскорее прийти. Нужно рассказать о Деверелле, узнать, что ему нужно в Бель-Терр.

Она твердо знает, что граф ни за что не проплыл бы столько миль лишь для того, чтобы отыскать ее. Он не нуждался в ней ни тогда, ни тем более теперь.

Забыв об усталости, Амелия металась по комнате и перебирала в памяти каждое слово, сказанное Девереллом. И не могла отделаться от тяжелого чувства обреченности. Она ощущает всеми фибрами души, что его приезд грозит бедой.

Уже далеко за полночь, а Кита все нет! Ничего, она поговорит с ним утром, перед отплытием.

Амелия отнесла в спальню лампу, поставила на стол, подальше от кровати, чтобы не занялись занавеси полога, свисающего с потолка до самого пола. И только потом разделась и немного постояла, прислушиваясь к неутомимой музыке и шуму никогда не умолкающего прибоя, прежде чем вымыться душистым мылом, которое привез Кит. Она еще не хотела брать, пока он не заверил, что мыло честно приобретено в лавке, а не добыто сталью. Но Амелии по-прежнему было неприятно: каждая монета в кармане брата получена не праведным путем. На каждой кровь его жертв.

Господи, если бы Кит только послушал ее и увез отсюда! Они отправились бы в Виргинию, а может, и в Каролину — куда угодно, где Кита не знают. И вели бы спокойную, мирную жизнь, без постоянного дамоклова меча над головой. Нет, она не питает неприязни к Жану Лафиту, красивому, галантному кавалеру, очаровательному плуту, целовавшему руки Амелии и провозгласившему ее первой красавицей новоорлеанской территории.

Но эта самая территория теперь стала частью Соединенных Штатов, а времена изменились. Как и люди. И Амелия искренне надеялась, что Кит покончит с прошлым.

Немного обсохнув на ветру, Амелия выжала губку и положила около тазика. Завтра она еще успеет опорожнить его, а сейчас просто на ногах не держится. Она накинула легкую муслиновую сорочку, доходившую до щиколоток, привернула лампу и подошла к кровати.

Матрас слегка прогнулся под ее тяжестью, за пологом было душно, хотя в открытые окна проникал ветерок, принося знакомый щебет ночных птиц и назойливые песни цикад. Амелия металась, переворачивалась с боку на бок, не в силах заснуть и опасаясь, что каким-то образом подхватила лихорадку. Может, у нее жар и следует закрыть окна? Но здесь так жарко даже в сентябре, и ради прохлады можно стерпеть непрерывный шум. Кроме того, тут куда прохладнее, чем в Новом Орлеане, где летом невозможно выйти на улицу. Только в конце осени дожди изгоняют жару и начисто моют тротуары и мостовые. Это ее любимое время года, когда вода уносит содержимое сточных канав, а доски, выстилающие пешеходные дорожки, не позволяют накапливаться грязи, так что ноги остаются сравнительно сухими. Может, стоит уговорить Кита взять ее с собой? Одиночество ей нестерпимо, а здесь даже не с кем словом перемолвиться.

И воспоминания снова примутся одолевать ее…

Она еще долго лежала, глядя в потолок, пока опьянение и усталость не взяли верх. Амелия погрузилась в тяжелый сон.

Глава 21

Странные грезы преследовали ее, калейдоскоп смутных образов кружился в мозгу, сопровождаемый предчувствием надвигающейся беды. И Деверелл… повсюду Деверелл… он никак не хотел ее покинуть. Пронзительные синие глаза преследовали Амелию, а каждое прикосновение было легким, словно дуновение ветра. Она же не могла поднять рук, словно огромная толща воды давила на них, а ноги запутались в предательских водорослях, и Амелия, как ни старалась, не могла увернуться от его ласк. Ничего не помогало, и она тихо заплакала.

В сознание проник тихий звук, теплое дыхание овеяло щеку, кто-то приказывал ей не шуметь…

Она с трудом подняла налитые свинцом веки: в глаза словно песок насыпали, в голове все мутилось, и когда сознание немного прояснилось, она увидела рядом Деверелла. И уже открыла было рот, чтобы закричать, но Холт молниеносно запечатал его ладонью.

— Не кричи, если не хочешь, чтобы пролилась кровь.

Сегодня я не в настроении миндальничать. Понятно?

Амелия, немного поразмыслив, кивнула, осознав, что все происходит на самом деле: его рука безжалостно расплющила ее губы.

— Обещаешь не поднимать тревогу, если я отниму руку? Предупреждаю, что сразу, перережу тебе глотку.

Уверенная, что он не шутит, Амелия сжалась. Он исполнит свою угрозу, точно исполнит! Такой, как он, на все способен!

— Превосходно, — бросил он, заметив ее кивок, — наконец-то я добился повиновения. Какой сюрприз — видеть тебя здесь! Никто в Новом Орлеане не знает ни тебя, ни твоего братца. Правда, я и понятия не имел, что ты теперь мадемуазель Камбр. Соланж была так добра, что обо всем мне сообщила. Милая девушка, твоя горничная, такая услужливая и хорошенькая. Я почти уже решил было ею заняться, но сейчас у меня дела поважнее.

Он выпрямился, и она совсем было решилась позвать на помощь, но поняла, что ничем хорошим это не кончится. Слишком шумно на берегу, слишком громко играет музыка. Никто ее не услышит, если только не подойдет к самому дому. Поэтому она молча лежала, скованная и испуганная, настороженно наблюдая, как он подходит к столу и включает лампу. Теплое свечение разлилось по комнате. Тени испуганно скрылись, и Амелия, оправившись от испуга, покосилась на дверь. Слишком далеко… и кроме того, спрыгнув с кровати, она обязательно запутается в пологе. Невозможно.

Не успела она оглянуться, как Холт бесшумно, угрожающе подступил к ней, растягивая губы в зловещей улыбке.

— Я думал о тебе больше года, — мягко начал он, садясь на край кровати — и ты, разумеется, знаешь почему.

— Нет, — выдавила она. — С чего бы вдруг вам думать обо мне? В Англии вам не было до меня дела.

— Видишь ли, мне больше нечем было заняться все то время, пока я скреб доски под палящим солнцем, щипал паклю или смолил киль… Мои знания значительно расширились со времени нашей последней встречи.

Но ты и это знаешь.

— Откуда? — удивилась девушка, облизнув пересохшие губы. Грозно сверкнув глазами, он стиснул ее запястье и медленно провел пальцем по ладони, до самых подушечек пальцев.

— Ни волдырей, ни мозолей! Попади ты на британское военное судно, все было бы по-другому. Там лодырей быстро приводят в чувство!

— О чем вы…

— Нет, — перебил он, приложив палец к ее губам, ничего не говори. Я мечтал об этом многие месяцы, особенно по ночам, когда можно было улечься в подвесной койке или на палубе и немного отдохнуть. О, как я наслаждался предвкушением этого момента! У тебя испуганный вид, любовь моя… ты боишься?

Но ответ ему не требовался: палец снова лег на губы, подбородок, скользнул по щеке. Он коснулся ее уха, дернул за влажный локон, зарылся руками в массу волос, потянул так, что откинулась голова. Он играет с ней, как огромный кот с беспомощной мышкой… Нет, не кот — пантера, черная, неумолимая, с мстительно сверкающими глазами, словно прожигавшими в ней дыры. Амелия прерывисто вздохнула, осознав, что он в самом деле способен с ней расправиться: вон как напряжены мышцы его огромного тела, как тревожно он озирается, словно готов в любой момент сорваться с места.

Где же Кит? И что Деверелл намерен с ней сделать?

Очевидно, он пришел не просто так: его гнев имеет под собой какие-то основания, но какие? Только безумец может винить ее за годы, проведенные на морской службе.

Ведь он сам решил покинуть Лондон, задолго до того, как узнал о ее существовании. И вообще все это так неприятно… Хоть бы он поскорее убрался и оставил ее в покое!

Но вскоре стало ясно, что ее желанию не суждено сбыться. Холт грубо сорвал тонкую простыню и пригвоздил Амелию к мягкому матрасу, надавив рукой на грудь, когда девушка попыталась сесть.

— Ах нет, кошечка, я решил принять твое приглашение.

— Но я не приглашала вас в гости и не потерплю подобного обращения! — возмутилась Амелия и принялась вырываться. Но разве можно сдвинуть с места скалу?! С какой унизительной легкостью он укротил ее и, просунув пальцы в вырез рубашки, располосовал до самого подола. Противный звук рвущейся ткани прозвучал громовым раскатом.

— Ошибаешься, милая, — издевательски прошептал он, — и не только меня, но и всех мужчин на этом чертовом берегу. Нужно быть невеждой и грубияном, чтобы игнорировать столь откровенный призыв!

— Не правда… вы не так поняли…

— Вряд ли. Даже твой брат сообразил, в чем дело, хотя не слишком доволен таким поведением. Какая мягкая у тебя кожа…

Коричневая от загара рука поползла по животу.

— Интересно, сколько их было после меня?

— Немедленно проваливайте!

Но он лишь язвительно усмехнулся, продолжая терзать ее ласками. Амелия попыталась увернуться, но он крепко держал ее, лениво исследуя ее обнаженное беззащитное тело: мял груди, вытягивал соски… знакомые эротические пытки, которых она жадно ждала когда-то…

Почему он это делает? Не любя, даже не желая… Но разве он когда-нибудь давал понять, что любит? Месть… им движет чувство мести, желание унизить ее за то, что посмела встать между ним и бабушкой.

— Уходи, немедленно убирайся, и я обещаю ничего не говорить брату.

Холт презрительно скривил губы.

— Бедная девочка! Так боишься, что тебя разоблачат? Я думал о тебе каждый день, каждый час своего рабства на этом адском судне, куда меня упекла ты со своим любовником. Вот тогда я и поклялся, что вы за это заплатите полной мерой.

Амелия изумленно уставилась на него. Только сейчас во мраке забрезжил свет. Так вот что привело его сюда! Но выслушает ли он ее? Поверит ли?

Но тут он обрушился на нее, и Амелия съежилась под градом уничтожающих слов.

— Какая же ты подлая, расчетливая дрянь! Даже не спросила о судьбе жениха. Или все-таки успела с ним обвенчаться? Но это не важно… он издох, проклиная тебя.

— Дон Карлос мертв? — выдавила она, окаменев от ужаса. — Но как? Это…

— Хочешь узнать, я ли его убил? О да, цыганская потаскушка, это я послал его в преисподнюю, и если справедливость существует, ему придется так же худо, как мне на борту «Форчун». Но не тревожься. Тебе дуэль не грозит. Есть другие способы отмщения, которые я нахожу более… приятными.

Потрясенная до глубины души известием о гибели дона Карлоса, она не двинулась, пока он срывал с нее лохмотья сорочки, и отрешенно наблюдала, как он расстегивает лосины. Странное ощущение неизбежного сковало ее. Она больше не противилась его прикосновениям.

Просто кошмары ожили, опасность и зло подступили совсем близко, в облике беспощадного зверя, который вот-вот разорвет ее… если она, конечно, позволит.

Что он говорил насчет справедливости и дуэли? Ах да, расплата…

Деверелл провел по ее округлым грудям, расплющил соски и, нагнув голову, втянул в рот сначала один, потом другой и принялся сосать, так сильно, что в животе зажглось пламя, мгновенно распространившееся вниз, сосредоточившееся в самой сердцевине ее женственности, где все горело и пульсировало. Она ожидала грубости, даже жестокости, но его месть оказалась куда утонченнее: он заставлял ее отвечать ему, участвовать в этой пародии на слияние любящих сердец.

Господи, как хорошо он знал, где дотронуться, в каком месте нажать, словно проник в ее сны, те, что заставляли ее метаться, оставляли неудовлетворенной, разгоряченной, с тупой ноющей болью там, внутри, где так давно не было мужчины…

Ошеломленная этой мыслью, Амелия начала вырываться, но он оседлал ее и сжал коленями, продолжая ласкать, силой вырывая глухие стоны наслаждения. А потом… потом легко развел ее бедра, коснулся тугой горошинки… пальцы скользили по влажным завиткам с небрежной чувственностью, заставившей ее судорожно выгнуться. На мгновение она снова очутилась в библиотеке, где он тоже обнимал ее, только куда нежнее, и шептал что-то бессвязное. Но тогда она еще надеялась на его любовь.

Однако эта иллюзия быстро рассеялась, разлетелась в осколки, когда он взял ее, грубо, как портовую шлюху, вонзился одним безжалостным выпадом, так глубоко, что она вскрикнула от боли и, беспомощно взмахнув руками, уперлась ему в грудь. Но Холт снова поймал ее запястья, поднял руки над головой и втиснул Амелию в пышные белые подушки.

— Чего ты ожидала, цыганочка? — прошептал он, нагнувшись над ней. — Радостного воссоединения? Мной движут только гнев и жажда мести — чувства, с которыми и ты, вне всякого сомнения, хорошо знакома.

Она снова попыталась завопить от ярости, горя и тоски, но он проворно заткнул ей рот. Все плохо… ужасно плохо… она просила, протестовала, но он оставался глух к ее мольбам и отнял руку только для того, чтобы впиться в ее губы, хищно, с дикарским бешенством.

Ах, отбиваться бесполезно… Разум призывал ее поберечь силы, но и сдаться она не могла. Не в ее натуре безвольно сносить надругательства и насилия! Но исход борьбы был неизбежным, хотя бы потому, что ей с ним не сладить, и бесплодная борьба только истощала ее энергию.

— Какое предсказуемое создание, — пробормотал он, на удивление нежно лаская ее груди. Утонченная эротическая пытка, экстатическое мучение, на которое он обрек ее неизвестно за что.

Ами громко всхлипнула, когда он проник еще глубже: невыносимое, нежеланное вторжение, головокружительное обольщение. И она покорно подняла бедра, встречая его толчки, вздрагивая от каждого рывка, посылавшего озноб по спине. Он вонзался в нее бесконечно, неустанно, требовательно, пока перед глазами не растаяло все, кроме потребности достичь ускользающего берега, маячившего, казалось, совсем рядом, только руку протянуть. Того острого, слепящего экстаза, который он уже дарил ей однажды. В ушах ее все нарастал шум, как вкрадчивый шорох прибоя о берег, набирающего силу и разбивающегося на мелкие брызги.

И когда она, вздрагивая, обмякла, он услышал тихую жалобу-рыдание. Только ее, ничего больше.

— Будь ты проклят…

— Не стоило дразнить меня, — смеясь, прошептал он, — если не хотела показать, чего я лишился, кошечка моя. Неужели ты считала, будто я настолько невежлив, что откажусь посетить тебя?

Господи, какой стыд! И ведь он прав, во всем прав.

Она именно этого и добивалась. Добилась!

Не думая о последствиях своего поступка, она вцепилась в его рубашку, оттолкнула и, когда он не пошевелился, с размаху провела ногтями по его плечу, оставляя кровавые борозды. Холт выругался и вывернул ей руку.

— Черт возьми, неужели тебе всего мало? Достаточно и того, что устроила мое похищение, едва не свела бабушку в могилу! Она была уверена в моей смерти, подлая ты дрянь!

— Да пойми же, — рассердилась Амелия, — я тут ни при чем! И ведать не ведала ни о каком похищении! Кстати, ты не только жив, но и прекрасно выглядишь. Видно, все не так уж плохо!

— Да ну? Потрогай мою спину — и сразу поймешь, что мне пришлось вынести, хотя, должно быть, тебе этого недостаточно.

Он потянул ее дрожащую руку к своей спине, и она провела кончиками пальцев по жестким буграм и рубцам, длинным шрамам, рассекавшим кожу. Провела — и в ужасе отстранилась.

— Это отметины «кошки», и если человеку повезет, он может выжить и вынести наказание. Правда, многие умирают, но какое тебе до этого дело?

Потребовалось сверхчеловеческое усилие, чтобы не отвернуться от этих полыхающих глаз. Но она не доставит ему такого удовольствия. Не станет пресмыкаться перед ним!

— Я не имею никакого отношения к твоей вынужденной службе на корабле и не могу отвечать за все деяния дона Карлоса, — с удивительным даже для себя хладнокровием объявила Амелия — Веришь или нет, но до твоего появления здесь я была уверена, что ты по-прежнему в Лондоне.

Он стиснул ее плечи, не заботясь о том, что причиняет боль.

— Ты законченная актриса, любовь моя. Если когда-нибудь вздумаешь вернуться в Англию, произведешь фурор на сцене! — резко бросил он, но впервые за все это время в голосе проскользнули нотки нерешительности, побудившие ее снова заговорить:

— Я сказала чистую правду, но, к сожалению, ничем не могу доказать свою невиновность.

— Господи! Нужно быть последним идиотом, чтобы слушать тебя!

— А кто ты, по-твоему? — усмехнулась девушка.

Он ничего не ответил и, отодвинувшись, накинул на нее край простыни и натянул лосины. Сотрясаясь от внезапно пронзившего ее холода, Амелия сгребла простыню и прижала к груди. В неярком свете лицо Холта казалось замкнутым, бесстрастным, и, повинуясь внезапному импульсу, она коснулась его руки. Холт брезгливо отстранился.

— Мне твое сочувствие ни к чему! Не находишь, что оно немного запоздало? Черт возьми, очевидно, в твоих глазах я не только глупец, но и жалкое ничтожество! Что заставляет меня верить тебе? Даже зная, кем ты стала, я все равно не в силах…

— Кем же я, по-твоему, стала? — оборвала его Амелия, вставая на колени и придерживая простыню. — Потаскухой? Ты ведь это хотел сказать? Но ведь ты и раньше так думал, еще в Лондоне. Я читала это в твоих глазах, в каждом слове, даже прикосновении. Поэтому ты и поразился так, когда я оказалась невинной. Ожидал, что я похожа на других твоих девок, готовых на все и не слишком разборчивых! Каким ударом, должно быть, стало для тебя это открытие!

Уголок его рта покривился в циничной ухмылке.

— Вот тут ты права! Полная противоположность той, какой я хотел тебя видеть!

— Хотел?

— Вот именно, хотел! Черт побери, а ты что, воображала, будто цель моей жизни — насиловать несчастных девственниц? Несмотря на твое невысокое мнение обо мне, я не такой уж подлец.

Амелия молча покачала головой, не зная, что ответить. Разве и она не хотела его? Он оставался в ее грезах так долго, даже когда она считала, что ненавидит его. Но не может ли быть так, что он питает к ней чувства, куда более глубокие, чем сознает сам?

— Ты прав, — нерешительно пробормотала она, — я отдалась тебе по доброй воле, ожидая получить кое-что взамен.

— Плату за услуги, как водится у цыган? — поддел он, и Амелия вскинула голову.

— Речь идет не о деньгах. О том, чего у тебя нет. Ты не зря сказал мне, что не можешь дать того, чего не имеешь, и предложил мне место в своей постели. Но не имя.

И не положение. Я не забыла твоих слов.

— Вижу.

Они снова замолчали. Холт отчего-то показался ей измученным: резкие морщины по обе стороны рта, шрам на щеке — последствия его каторги? — как белый серп на темной коже. Он пристально посмотрел на нее и опустил ресницы.

— Ты не сказала брату, кто я?

— Нет, но обязательно скажу. И если обладаешь хоть каким-то чувством самосохранения, уберешься, прежде чем он вспомнит о тебе.

Он с улыбкой погладил ее по щеке.

— Значит, у кошки есть когти? Выдашь меня?

— Будь уверен, я сделаю все на свете, чтобы защитить Кита! — воскликнула девушка и, немного помявшись, пообещала:

— Если уйдешь сейчас, я подожду до утра. К тому времени он тебя не настигнет. Если же останешься, Кит тебя убьет.

Холт одним гибким движением вскочил с кровати.

— Не считаешь ли ты, что это довольно трудно сделать?

— Ничего, Кит справится. Хочешь проверить?

— Я никогда не бежал от дуэли раньше и сейчас не собираюсь.

Он нагнулся, схватил ее за плечи и поднял, не обращая внимания на то, что простыня свалилась, оставив Амелию обнаженной.

— Иисусе, мне бы стоило взять тебя с собой! Ты представляешь не только проблему, но и угрозу, и если я оставлю тебя здесь…

Холт осекся, но тут же невесело рассмеялся.

— Но я этого не сделаю. Пусть о тебе позаботится это адское отродье, твой братец.

Он медленно провел рукой по ее телу, впиваясь пальцами в кожу, сжимая ягодицы и притягивая к слишком очевидному доказательству своего желания.

Да, он снова хочет ее и возьмет, и никто на свете его не остановит!

Задыхающаяся, перепуганная, возбужденная и смущенная, Амелия ощущала тревожный стук сердца. Ее груди терлись о мягкое полотно его сорочки, пуговицы болезненно вдавливались в мягкие холмики.

И тут она услышала звук: сокрушенный, покорный стон… полностью сломленного, сдавшегося человека. Зарывшись лицом в ее шею, он неразборчиво бормотал, и Амелии едва удалось разобрать несколько фраз:

— Господи, я, должно быть, безумен, но не хочу оставлять тебя здесь. Ты моя беда и несчастье, понимаешь? Будь у меня хоть немного здравого смысла, я вернулся бы на судно и навеки забыл о твоем существовании…

Но, говоря это, он одновременно толкнул ее на постель, подмял под себя и стал осыпать поцелуями щеки, лоб, виски… Дрожащими руками он сбросил с себя одежду и снова скользнул в Амелию, доводя ее до экстаза. На этот раз она с радостью открылась ему и, обняв, прижала к себе в порыве новой надежды, спалившей все, кроме исступленного желания познать его еще раз. Только теперь она была уверена, что он ее любит.

И когда страсть наконец угасла, а масло в лампе выгорело до конца, погрузив комнату во мрак, Амелия сонно подумала, что пересекла полмира лишь для того, чтобы добиться его любви. И тут сон завладел ею, глубокий и спокойный.

Глава 22

Беспощадные утренние лучи тянули по полу длинные пальцы, били прямо в глаза. Амелия нехотя приподнялась, выбросила вбок руку, но нащупала лишь простыню и, проснувшись, поспешно села. Измятое его ласками тело было в крошечных синяках и следах поцелуев, но Холт исчез. Ни записки, ни слова прощания, ничего, кроме молчаливой пустоты. Когда она оделась и спустилась на берег, как ни искала, не смогла увидеть его корабля. Он отплыл с утренним приливом, оставив ей воспоминания о еще одной ночи, проведенной с ним. Третьей.

Кит с подозрением оглядел ее, но ничего не сказал, когда сестра уныло пробормотала, что слишком много выпила накануне.

— Меня не будет всего несколько дней, — сообщил он, обнимая Амелию. — Патурзо и Мигель приглядят за тобой.

— Ты будешь осторожен?

Кит засмеялся, заправил локон ей за ухо и погладил по щеке.

— Я всегда осторожен.

Но этого недостаточно, если губернатор Луизианы предпримет решительные действия. Они столько раз говорили об этом, что не было смысла снова заводить спор.

Поэтому девушка с деланной улыбкой обняла брата, а потом долго стояла на песке, провожая взглядом «Какафуэго», летящую под белыми парусами, наполненными ветром.

Дни тянулись медленно, и прошла почти неделя, прежде чем Кит вернулся. Команда на радостях устроила пир с танцами. Кругом царили смех и веселье. Кит рассказал, что у побережья Кубы они захватили испанский галеон, груженный серебром с мексиканских рудников.

— Здесь хватит, чтобы купить плантацию, — гордо объявил он. — Можем отправляться в Виргинию или куда захочешь, хоть на Каролинские острова. Я выстрою дом куда больший, чем этот, и ты будешь жить в довольстве и покое, как подобает настоящей леди…

В сумерках она спустилась вместе с братом на берег, где снова горели костры и команда уже перепилась, опустошив бесчисленное множество бочонков с ромом и краденым вином.

— Испанское вино, — сообщил Кит, — и испанское серебро!

Он обнял сестру за талию и увлек в круг смеющихся танцоров, где ее схватила за руку Роза. И когда Амелия ускользнула от них, ни Кит, ни цыганочка даже не заметили этого.

Несмотря на обещание новой жизни и конец ее постоянных тревог за брата, на сердце было тяжело. И тоска не имела ничего общего с пиратами или испанской добычей.

В который раз ее доверие обмануто! Деверелл не вернулся за ней. Не прислал письма. А она? Следовало бы с первой минуты обличить его, сказав Киту, что он вовсе не богатый торговец! Но теперь это уже не имеет значения. Он исчез, да и она скоро уедет отсюда. Опять она как последняя идиотка вбила себе в голову, что небезразлична ему. А он всего-навсего хотел заткнуть ей рот!

Что же, это ему удалось: брат так ничего и не узнал.

Она поздно легла спать: мешали не только крики и шум, не давало покоя душевное смятение. Отчего-то стало жаль бросать новый дом, до сих пор пахнувший краской и свежим деревом. Но возможно, он не останется пустым надолго: по другую сторону бухты, на побережье Новой Испании, раскинулся процветающий порт. Остров раньше был населен, если судить по старым испанским пуговицам, попадавшимся в песке, и несомненно, сюда скоро опять придут люди.

Середина сентября по-прежнему была жаркой, и Амелия оставила ставни открытыми. Легкий ветерок омывал ее тело, и чтобы не страдать от духоты, она не надела ночную сорочку и долго лежала под пологом, любуясь игрой лунного света. Завтра она попросит Кита взять ее в Новый Орлеан. Она не вынесет здесь ни дня без того, чтобы не вспомнить, какую глупость сотворила. А Кит пока сделает все необходимые распоряжения для отъезда.

Должно быть, она все-таки задремала. Разбудила ее неестественная тишина, тяжелым покрывалом окутавшая остров. Как только ее глаза немного привыкли к темноте, Амелия попыталась уловить шум праздника, но услышала только привычный шелест волн по песку, кваканье лягушек и пение москитов.

И тут ее внимание привлек посторонний звук, что-то вроде легкого скрежета. Но не успела Амелия встрепенуться, как ей зажали рот.

— Не кричи, — предупредил хриплый мужской голос — голос, хорошо ей знакомый.

Амелия кивнула. Деверелл тут же отнял руку.

— Вставай, Ами. Нужно немедленно уходить отсюда.

— Уходить? — гневно взорвалась девушка. — Не дождешься! Только потому, что тебе взбрело…

Холт откинул простыню, увидел, что Амелия совсем нагая, и, рассмеявшись, поднял ее с постели.

— Не слишком обычный ночной наряд, мадам, но мне нравится.

Не дав ей времени одеться, он схватил ее за руку и подтолкнул к окну.

— Что ты…

— Вот, возьми одежду, можешь одеться позже.

Амелия отбивалась, протестовала, возражала, но он едва не вышвырнул ее из окна на веранду и почти волоком потащил по грязи к берегу. Мелкие камешки кололи босые ступни. Амелия скоро ушибла ногу о какую-то доску, и Холт, злобно выругавшись, подхватил ее на руки. Гнев Амелии сменился страхом, когда, случайно взглянув через его плечо, она увидела кошмарную сцену, словно одно из видений ада.

Из моря на Бель-Терр надвигался горящий корабль, конвоируемый по бокам двумя другими, казавшимися еще более зловещими на фоне оранжевых костров. Три корабля: жертва и два неумолимых стервятника. В воздухе неожиданно расцвела белая пушистая дымная хризантема, плюнувшая пламенем в сторону берега. Молчание разрезал пронзительный свист, и ночь взорвалась оглушительным шумом и огненными шарами, а новый дом разлетелся обломками досок и осколками черепицы.

Взрывная волна опрокинула Холта и Амелию. Комки грязи сыпались дождем, мелкие камешки жалили кожу.

Деверелл успел прикрыть ее своим телом, но рукам и ногам, оставшимся незащищенными, сильно досталось. Оглушенная Амелия смутно осознала, как он поднимается. В воздухе стояла густая вонь серы, в трех шагах ничего не было видно. Холт сунул ей в руки охапку одежды.

— Поскорее, Ами, если не хочешь продемонстрировать всей команде свои пышные прелести.

Девушка неуклюже натянула тонкую сорочку, накинула блузку. Руки тряслись так, что она никак не могла затянуть пояс, и Холт, нетерпеливо оттолкнув ее руки, сам затянул шнур. Амелия перевела ошеломленный взгляд на дьявольскую мешанину из огня и теней.

— Но кто стреляет?.. Это британские корабли?

— Нет, сокровище мое, американские. Похоже, губернатор Клейборн решил выполнить свое обещание очистить Луизиану от пиратов.

Ужасное подозрение охватило ее. Значит, это…

— Ты привел сюда катера таможенников!

— Я тут ни при чем. Они нашли дорогу и без моей помощи. Пойдем, у нас нет времени стоять здесь и вести светскую беседу. Да шевелись же, черт возьми!

Но Амелия вырвалась, развернулась и помчалась вниз по склону.

— Нужно найти Кита…

Тяжелая рука опустилась на плечо, и, несмотря на бешеное сопротивление, Холту удалось взвалить ее себе на спину. Амелия едва успела заметить, как катера снова начали обстрел. Беспомощно всхлипывая, она прислушивалась к реву корабельной артиллерии, планомерно предававшей остров огненной смерти.

О Господи, Кит!

Кит лежал в гамаке, подвешенном между деревьями.

Рядом нежилась Роза. Когда прозвучал первый взрыв, он уже почти засыпал после бурной любви с ненасытной цыганочкой. Но еще до того, как упало ядро, Кит настороженно приподнял голову, стараясь понять источник странного алого свечения. Корабль горит… неужели «Какафуэго»?! Но тут же раздалось знакомое уханье тридцатифунтовой пушки, ведущей огонь с моря.

Мигом выскочив из гамака, Кит схватил саблю и пистолеты. Роза трогательным голым комочком вывалилась на песок и встала на четвереньки.

— Любимый…

— Бежим! Скорее!

Он поднял ее, нагнул голову, когда очередное ядро пролетело едва ли не в ярде от них, и, схватив Розу за руку, подтолкнул к роще.

— Беги! — приказал он, не оглядываясь, и, не обращая внимания на мечущихся в панике пиратов, помчался к холму в тщетной попытке добраться до дома и спасти сестру. Но, влетев на песчаную дюну, увидел огромные облака дыма и разгоравшийся пожар. Оранжевые лепестки огня бросали красно-золотистые тени на песок и деревья, отражались в водах бухты. Темное небо было расцвечено сполохами, и только черное кружево кипарисов за домом оставалось нетронутым. На его глазах провалилась крыша, подняв вверх столбы блестящих искр. Перед глазами Кита догорали стены.

С тоскливым воем он бросился вперед, но, тут же отпрянув от нестерпимого жара, упал на колени и распростерся в грязи, не в силах двинуться. Никто не смог бы выжить в пылающем аду.

Ами…

Крещендо выстрелов прозвучало совсем близко, сотрясая землю, и Кит, придя наконец в чувство, кое-как поднялся. Если она спала, когда это началось, значит, всему конец. Если же нет, он найдет сестру в лесу, где сейчас наверняка прячутся все уцелевшие обитатели!

— Капитан! — прокричал запыхавшийся, перемазанный сажей, бледный от страха Мигель. — Они высаживаются на берег…

Кит повернул голову, увидел силуэты двух военных кораблей и горящие мачты «Какафуэго». К полоске песка приближалась тень шлюпки.

— Чьи корабли? — глухо выдавил он.

— Соединенных Штатов: Паттерсон и Росс.

Дьявол, он же предупреждал Лафита! Теперь Клейборн послал полковника Росса и коммодора Паттерсона разгромить пиратов. Он готов поставить испанский дублон, что следующая на очереди — Баратария.

Ами, дрожа от страха, скорчилась у самого болота.

Что предпримет Деверелл? Он пугал ее своим мрачным лицом, неумолимым видом и грубым обращением. Тащил ее за собой, не обращая внимания на жалобы, пока она чуть не упала от усталости. Здесь, на другом конце острова, было полно соленых заливчиков и крошечных озер, вода которых была непригодна для питья. Однако Деверелл отыскал пресный источник, вернее — ключ, сочившийся прозрачными каплями из скалы, за рощицей сучковатых деревьев. Наступил день, и солнце принялось за свою разрушительную работу.

— Куда ты меня ведешь? — осмелилась спросить она, и Холт нетерпеливо бросил:

— На этом клочке земли спрятаться негде. Но моя лодка пришвартована на другом берегу, если ее, конечно, еще не угнали. А если кто-то уже нашел ее, остается надеяться, что первыми на нас наткнутся люди Силвера.

Видишь ли, если тебя застанут в обществе английского шпиона, сомневаюсь, что коммодор Паттерсон проявит снисходительность к даме. Но я могу и ошибаться.

— Почему? — тупо пробормотала она, когда он, встав на колени, положил ее голову себе на плечо. — Почему вы напали на нас?

— Это Клейборн послал Паттерсона. Я не имею к атаке никакого отношения. И неужели ты воображаешь, будто он послушал бы меня, даже предложи я ему возглавить экспедицию? Посуди сама, любимая, ведь я по другую сторону баррикад! — с насмешливым пренебрежением объяснил Холт, и, поняв, что он опять подсмеивается над ней, девушка вспыхнула:

— Но ты же знал обо всем! Почему не предупредил?!

— А зачем это мне? — холодно процедил Холт. — Очевидно, что ни Лафит, ни твой брат не собирались принять мое предложение, так что проще устранить их чужими руками. Не тратя пороха и снарядов!

В его речах была некая непонятная ей логика, и Амелия, рассеянно подобрав под себя голые ноги, попыталась понять, что все-таки ему нужно.

— Почему же ты здесь? — спросила она. — Если тебе была выгодна наша гибель, что привело тебя сюда?

— Будь я проклят, если знаю, — вздохнул он, яростно тыча палкой в грязь. — Очередная глупость с моей стороны. Но если хочешь знать правду, мне сказали, что одна Баратария подвергнется обстрелу. Только вчера мне донесли, что они собираются уничтожить и Бель-Терр.

Паттерсон обогнал меня, и времени хватило лишь на то, чтобы вывести тебя из дома.

— Но ты мог бы сказать Киту…

— Когда он уже подозревает меня в обмане? Кончилось бы тем, что я вместе с ним стал бы мишенью для пушек, — грубо бросил он, и Амелия невольно съежилась при мысли о возможной судьбе брата. Холт схватил ее за руку и вынудил взглянуть ему в глаза.

— Пойми же: если меня поймают свои, непременно обвинят в измене. И весьма сомнительно, что Паттерсон проявит безоглядное великодушие и поверит, если я попробую убедить его, будто не принадлежу к разбойничьей шайке.

Амелия нахмурилась, пытаясь осознать истинный смысл его рассерженной речи, но Холт неожиданно мягко пояснил:

— Достаточно и того, что у меня были причины появиться здесь, не имеющие ничего общего ни с пиратами, ни даже с тобой.

Амелия отвела взгляд. Над островом по-прежнему стояли черные тучи дыма. Жив ли еще ее брат? Слезы обожгли веки, горький комок стоял в горле. Ей хотелось закричать, ринуться на берег, поискать Кита среди мертвецов и руин дома, но она не трогалась с места, зная, что все усилия бесполезны. Кроме того, если он жив, то рассердится на сестру за неуместный риск, если же… Нет, она не станет думать о таком!

Зря, все зря…

— Мы собирались скоро уехать отсюда! — воскликнула она. — Ты знал это? Он намеревался оставить все и вернуться со мной в Виргинию…

Кажется, она сейчас расплачется.

Амелия поспешно отвернулась. Что толку распинаться перед ним? Он наверняка ответит какой-нибудь банальностью, вроде той, что человек, живущий шпагой, от шпаги и погибнет. Неопровержимая правда, но вряд ли уместная сейчас.

Однако Деверелл промолчал. Просто взял ее за руку и обнял, когда она припала к нему, спрятав лицо на его груди и промочив рубашку горючими слезами. И таким естественным казалось стоять с ним под жарким солнцем, вдыхая едкие пары серы и горящего дерева. Под ее щекой мерно билось его сердце, а объятия казались удивительно бережными. Объятия и поцелуи… нежное прикосновение губ, снимавших соленые капли. Амелия все теснее льнула к нему и не сопротивлялась, когда он уложил ее на перину из песка и травы. Затуманенными глазами она смотрела на яркую синеву небесного шатра, ее тело подхватило экстатический ритм слияния, бедра двигались в такт его толчкам, и боль постепенно уходила, оставляя только неясный след. На смену приходило ощущение чего-то вроде счастья.

Пронзительные крики морских птиц звучали торжественной музыкой, белые силуэты разрезали небеса, и Амелия закрыла глаза, отдавшись восхитительным ощущением.

Но все кончилось скоро. Слишком скоро. Холт поднял ее, вытряхнул песок из волос, помог расправить одежду и почти грубо провел мозолистым пальцем по губам.

— Ты ведь понимаешь, что мне нужно вернуться к своим, Ами. Это не то, чего мне хотелось бы, но иначе нельзя… и ты меня возненавидишь за это.

— Вовсе нет… — пробормотала сбитая с толку девушка.

— Обязательно возненавидишь. Помоги нам Господь, будешь ненавидеть меня так же сильно, как я — себя.

Амелия невольно вздрогнула, но не стала расспрашивать и добиваться объяснений. И, уже сидя в шлюпке, по-прежнему ломала голову, не в силах разгадать смысл его слов.

Но только когда они добрались до Нового Орлеана, кое-что прояснилось.

Глава 23

Баратария была стерта с лица земли. Прекрасный кирпичный дом Жана Лафита представлял собой дымящиеся руины. Забитые товаром склады были опустошены и сожжены дотла, таверны и здания разрушены. По приказу Лафита пираты, не оказывая сопротивления, ретировались в болота. Кит нашел их огромный лагерь, окутанный мрачной тишиной, промокший от только что прошедшего ливня. Лафит встретил его приветливой улыбкой, странно противоречащей нынешним обстоятельствам.

— А, вот и ты! Вижу, сумел вырваться из лап Паттерсона!

— Едва-едва. Никак не смог предупредить тебя о налете на Баратарию. Мое судно сожгли, и до вчерашнего дня мы не могли оттуда выбраться.

— Значит, Рене повезло. Ведь это он тебя вытащил, верно? Воn[20]. Как видишь, нас тоже застали врасплох. — Он привычно пожал плечами и, разведя руками, добавил:

— Паттерсон, как верный пес Клейборна, ничего не упустил. Но у меня есть некий план, тем более что британцы вовремя отвлекли губернатора.

— Но моя сестра в руках врага! — резко бросил Кит.

Лафит высоко поднял брови:

— Как это? Разве она не с тобой?!

— Была. Первым же выстрелом был уничтожен наш дом. Кто-то из команды видел, как ее увел в лес тот британский офицер, которого ты послал ко мне с письмом, предлагавшим покровительство за нашу помощь.

— Я? Нет, друг мой, я не посылал никакого письма, но англичане побывали и здесь, с теми же целями. Я сказал им, что должен все обдумать, а сам написал губернатору Нового Орлеана, предлагая помощь в обмен на помилование. — И, обведя рукой лагерь, недоуменно добавил:

— Не понимаю его ответа.

— Значит, Брекстон солгал мне.

— Очевидно, — кивнул Лафит, оглядывая остатки своего воинства. Белый туман крался по кочкам, усеявшим поросшее кипарисами болото: тонкие пряди, словно дым, обвивали древесные стволы и перепутавшиеся кусты.

— Если Брекстон действительно похитил твою сестру, мы найдем его. Но сейчас нужно торопиться в Новый Орлеан, ибо, мне кажется, Клейборн будет более чем рад выслушать меня. Он даже освободил Пьера из тюрьмы, хотя не признается, предпочитая называть это побегом. Но все же… думаю, мы еще можем прийти к соглашению.

— Почему ты считаешь, что теперь он смягчится?

— Потому что, мой юный друг, англичане сожгли Вашингтон и отобрали Пенсаколу у испанцев, а сейчас угрожают Мобил-Бей. Мало того, их полковник Николе призвал всех тех, кто недоволен американским правлением, таких, как креолы и кентуккийцы, поддерживать Британию. Генерал Джэксон обратился к президенту Монро, прося подкреплений и боеприпасов, но с того момента, как сгорел Вашингтон, это стало невозможным.

Он удовлетворенно погладил подбородок. На губах мелькнула лукавая улыбка.

— В ответ Джэксон потребовал от всех жителей Луизианы бороться с британскими интервентами. Кто же мы, как не жители Луизианы, закаленные в боях и привыкшие обращаться с оружием? Ты присоединишься к нам?

— Да, — немного подумав, кивнул Кит, — но у меня есть собственные соображения относительно службы родной стране. Теперь, когда все, что у меня было, пошло прахом, мне нечего терять. Скажи, Дэниел Кларк по-прежнему держит компанию по перевозке грузов на пересечении Эспланады и Байю-роуд?

— Кларк… Кажется, да, друг мой. У нас с ним весьма выгодное соглашение. Куда легче сплавлять товары по Байю-Соваж, особенно когда катера таможенников наступают на пятки. Что же ты собираешься делать?

— Стать богатым торговцем из Виргинии, — пояснил Кит. — Никто в городе меня не узнает, и я постараюсь быть поосторожнее, хотя бы ради Ами.

Лафит громогласно расхохотался, чем и привлек внимание Доминика Ю, немедленно прибежавшего, чтобы узнать, в чем дело. Лафит с широкой улыбкой хлопнул Кита по плечу.

— Доминик, старина, теперь у нас будет свой шпион в окружении Клейборна, так что мы в два счета научимся держать нос по ветру. На такое мы не надеялись!

Кит горько усмехнулся. Сейчас ему нужен не Клейборн, а Холт Брекстон, так нагло похитивший Ами у него из-под носа. Он видел сестру в объятиях Брекстона, на песке, под солнцем, где каждый прохожий мог на них наткнуться. С того момента ярость и ревность пожирали его.

Он найдет Ами, вернет, а потом… потом разделается с Брекстоном.

Глава 24

Днем «Масперос» был всего лишь кофейней, но по ночам превращался в кабачок и любимое место тех, кто проводил время за игорными столами. Главный вход двухэтажного деревянного здания был с рю Шартр. На крыльце Деверелла приветствовал чернокожий слуга.

— Добрый вечер, месье. Вы пришли играть?

Обмен заранее условленными фразами…

Холт сунул в ладонь швейцара золотую монету.

— Только если ставки высоки.

— Вы найдете партнера в дальнем углу, месье.

Гам и хохот ударили по ушам, но Холт настойчиво пробирался в укромное местечко, где в густой тени не было видно лиц. Табачный дым, лежащий синими слоями, разъедал глаза, но присутствующие не выпускали изо ртов сигар и трубок.

Знакомый голос на минуту перекрыл громкую музыку и оживленные разговоры.

— Вижу, вы не слишком торопились.

Со скрежетом отодвинув стул, Холт уселся поудобнее и вытянул ноги.

— К сожалению, меня задержали.

— Очередная женщина, полагаю. Вы не слишком изменились с нашей последней встречи.

— Как, впрочем, и вы, — спокойно ответил Холт, встретив ленивый взгляд зеленовато-карих глаз. Стэнфилл, как всегда, ответил циничной усмешкой:

— Должен взять обратно последнее замечание. Теперь вы ничем не напоминаете англичанина. Любой креол примет вас за своего.

— Да, я, как оказалось, прекрасно здесь обжился, — кивнул Холт, терпеливо выжидая, пока Стэнфилл соизволит перейти к делу. Раньше он давно бы теребил приятеля, но за последние годы приучился ценить не только терпение, но и каждую минуту свободы. И, как ни странно, чувствовал нечто вроде симпатии к этим грубым американцам, так упрямо цеплявшимся за свою независимость. Готовы умереть за право самим издавать законы, выбирать своих вождей.

А что на родине? Регент, избалованный, испорченный, своевольный младенец, капризный ценитель красоты. Он разоряет Англию вместе со своим братцем-мотом, герцогом Йоркским, чья военная карьера служила предметом насмешек во всем мире. Из шести братьев регента только двое не опустошали государственную казну. Интересно, что сделали бы американцы, узнай, как их президент запускает лапу в золотой фонд страны!

— Ну как? Добились успеха? — осведомился Стэнфилл, многозначительно подмигнув.

— Орел взлетел.

Именно этой информации дожидался полковник Николе. Холт сообщал, что генерал Эндрю Джэксон перешел в наступление и двинул армию на Новый Орлеан, чтобы защитить город от постоянной угрозы нашествия англичан. Он уже сумел выбить врага с Пенсаколы. И укрепил гарнизон форта Бауэр на входе в Мобил-Бей.

— А местные проводники?

Еще один вроде бы невинный вопрос. Холт пожал плечами:

— Пока не ясно. Сегодня они встречаются с генералом Хамбертом.

Стэнфилл едва заметно поморщился. Хамберт был яростным врагом англичан и, по слухам, дружил с Лафитом.

— Значит, Клейборн дрогнул?

— Думаю, услуги пиратов будут выгодны губернатору, когда настанет время.

Это было чистой правдой: хотя Лафит и его люди все еще не были официально объявлены защитниками Нового Орлеана, Клейборн явно смирился с их присутствием в городе. Значит, боялся, что британцы возьмут столицу штата, и нуждался в союзниках. Именно по требованию губернатора Джэксон отправил войска в Новый Орлеан.

— Хотите коньяка? — предложил довольный сведениями Стэнфилл, протягивая небольшой стаканчик. — Прекрасный напиток. Назван в честь Наполеона. Французский, только из Парижа.

В толстом стекле плескалась янтарная жидкость. Холт медленно пригубил коньяк, не сводя глаз с виконта. Как ни странно, но теперь отношения между ними стали натянутыми. Некая напряженность… настороженность… сухость, которые Холт никак не мог преодолеть. Ничто не изменилось. И никто — кроме него.

— Кстати, — неожиданно вспомнил Стэнфилл, — насколько мне известно, в Новый Орлеан прибыл ваш старый знакомый. Алекс Мейтленд. Знаете такого?

— Мейтленд?! Господи, что он тут делает?! Не такой он человек, чтобы соваться в самое пекло!

— Я тоже так думал, — с деланным равнодушием бросил Стэнфилл, хотя глаза жестко блеснули. — Может, решил возобновить дружбу с вашей протеже?

— Протеже? — усмехнулся Деверелл. — Интересное определение, хотя не слишком точное.

— Но она находится под вашим покровительством.

Ценная фигура в шахматной партии. Привозите ее с собой сегодня вечером.

— Если ее и понадобится использовать, то лишь по моему усмотрению, — подчеркнул Деверелл.

Стэнфилл, задумчиво вертя в руках стаканчик, поднял голову.

— Не следует забывать, — выговорил он наконец, — что вы все еще офицер на службе его величества.

— Только когда его величеству выгодно признавать этот факт, — сухо процедил Деверелл и, улыбнувшись изумленному взгляду виконта, добавил:

— Она на моем попечении, моя протеже, как вы изволили заметить, и я не намереваюсь ничего менять.

Когда Холт вышел из «Масперос», шел дождь. Улицы превратятся в грязные лужи к тому времени, как он доберется до маленького домика на Рампарт-стрит, где поселил Ами как свою amour или fillе de joie[21].

Местоположение домика достаточно красноречиво говорило за себя: именно на этой улочке креольские джентльмены снимали жилье для своих любовниц-квартеронок.

Чистые беленькие коттеджи можно было посещать, не опасаясь быть замеченными.

— Ты еще не одета, любовь моя? — удивился он. — Но через час мы должны быть на прощальном банкете в честь шевалье!

— Не имею ни малейшего намерения появляться на людях вместе с тобой в качестве твоей содержанки!

— Но от тебя ничего не зависит! Ты едешь со мной!

Или забыла о моей дружбе с Клейборном? Он считает меня графом д'Авриль и высоко ценит мои советы и присутствие на его сборищах в узком кругу.

— Забавно будет услышать, что он скажет, если я открою твое истинное имя! — фыркнула она, яростно сверкнув глазами. — И как воспримет новость о том, что человек, которого он приглашает в свой дом, — на самом деле британский шпион.

— Возможно, сдержаннее, чем известие о том, что человек, которого он собирается арестовать за пиратство, — твой брат, пресловутый капитан Кит Силвер, а вовсе не Кристиан Кортленд, приезжий торговец из Виргинии. Но пока ты соглашаешься на все мои условия, не стоит разрушать иллюзии Клейборна.

— Ты действительно самый омерзительный тип, какого я имела несчастье встречать! — презрительно бросила Амелия.

Холт не стал спорить.

Прощальный вечер в честь шевалье, возвращавшегося в свою любимую Францию, после того как Наполеона наконец сослали, послужил хорошим предлогом завязать приятельские отношения с креолами, которые еще могли склониться на сторону британцев, если американцы дрогнут перед лицом врага. Недаром Стэнфилл упрямо твердил, что креолы, в жилах которых течет французская и испанская кровь, не питают особой любви к новому правительству. Но Холт видел за внешним равнодушием свирепую преданность своей молодой, поднимающейся. из руин войны стране и в отличие от виконта не питал столь твердой уверенности в успехе. Возможно, потому, что был близко знаком с американцами, в особенности с одной. Амелия злобно смотрела на него. Помнит ли она предупреждение о том, что скоро возненавидит его?

— Оденешься сама или мне стать на сегодня твоей горничной?

Он в три шага пересек комнату, заметил, как она насторожилась и плотно сжала губы.

— Черт возьми, Ами, не подбивай меня на ненужную жестокость! Ты не хуже меня знаешь, что должна ехать на банкет.

— Я наизусть выучила все твои аргументы! Боишься, что я сбегу из твоего нежного капкана? Тревожишься, что я могу открыть рот?!

Откинув голову, она вызывающе уставилась на него, словно подстрекая возразить. Но можно ли отрицать очевидное?!

Взбешенный ее сопротивлением и сознанием того, что оказался в той же ловушке, Холт схватил Амелию за плечи и легонько встряхнул.

— Мне тоже неприятны все эти уловки, но идет война. Как человек, преданный своей стране, я должен исполнить свой долг. Если ты ничем не обязана Англии, что вполне понятно, то подумай хотя бы о том, сколько жизней с обеих сторон ты сможешь спасти. Неужели не хотела бы предотвратить сражение? Еще не поздно.

— Тебе вовсе не это нужно! Я насквозь тебя вижу! Не о том, чтобы избежать битвы, ты заботишься! Стремишься передать Новый Орлеан в руки англичан, любыми способами нанести поражение американцам! Я родилась в этой стране и хотя признаю, что благодаря бабушке горячо полюбила и Англию, не стану смотреть, как ты замышляешь погубить все, что мне дорого!

— Не погубить. Захватить. Господи, ну почему я должен оправдываться! Я не обязан ничего тебе объяснять!

Одевайся, или я могу подумать, что ты просто кокетничаешь и хочешь заманить меня в постель.

Амелия рассерженно бросилась в спальню, но Холт невольно задался вопросом, действительно ли этот поединок им выигран. Будь проклят Николе и его помешательство на пользе шпионажа! Куда легче и быстрее сосредоточить всю энергию на завоевании Нового Орлеана, чем разыгрывать из себя креола и вынюхивать планы американцев! Это полковник придумал использовать Ами, и, честно говоря, сначала Холт сопротивлялся изо всех сил. Но подумав о том, что может случиться с Ами, если позволить ей вернуться к брату, согласился. И без того она едва избежала гибели на Бель-Терр из-за связей Силвера с Лафитом. Он просто не может ее отпустить!

Пусть Лафита и обитателей Баратарии пока терпят в Новом Орлеане, но придет день, когда преследования начнутся с новой силой, а оставить ее в опасности для него немыслимо.

Но почему? Что ему за дело до нее? Ему следовало бы радоваться возможности избавиться от такой обузы, от ее осуждающих взглядов, постоянного сопротивления, даже в кровати, где он больше не мог скрывать свою мучительную потребность владеть ею день и ночь. Он брал ее жестоко, страстно, исступленно и нежно, но в конце она всегда отдавалась ему с тихим вздохом и самозабвенно, что возбуждало его еще больше.

Пропади она пропадом! Холт не мог совладать с собой и подозревал, что это истинная причина его нежелания расстаться с Ами. Если война закончится завтра и Америка капитулирует, Ами все равно останется его пленницей.

Когда они вошли в театр «Сен-Филипп», оказалось, что Бернар де Мариньи, в доме которого несколько лет назад гостил сам герцог Орлеанский во время своего визита в Америку, уже прибыл вместе со своими братьями.

Статный красавец с огромными черными глазами и орлиным носом, Мариньи сразу приметил молодую даму рядом с Холтом, и, хотя ничем не выразил своего недоумения по поводу отсутствия компаньонки, в глазах светилось любопытство.

— Счастлив знакомством с вами, мадам, — заметил Мариньи, поднося к губам ее пальчики. — Нечасто в нашем обществе появляются такие красавицы.

Амелия, в прозрачном платье с завышенной талией, все еще модном у женщин того времени, учтиво улыбнулась одними губами.

— Вы мне льстите, месье.

— Надеюсь, месье д'Авриль не станет возражать, если вы почтите меня танцем?

Деверелл дал ожидаемое позволение, иронически поклонившись, чем заслужил уничтожающий взглядами. Но чего она хотела? Кроме того, девушка действительно блистала сегодня. Поистине неотразима. Розовый шелк только подчеркивает ее прелесть и не скрывает изящной фигуры.

Низкий лиф отделан лентой, невольно привлекавшей внимание к ее упругим высоким грудям и соблазнительной ложбинке между ними, а когда Ами танцевала, легкие юбки переливчатым вихрем развевались вокруг стройных ног.

Темные пряди, перевитые розами, были высоко заколоты на макушке, мелкие локончики свисали на виски и лоб.

Она буквально излучала ауру респектабельности, пусть и несколько подпорченной. И выделялась даже среди прелестных креолок, одетых по последнему крику моды: яркие шелка, тонкая тафта и затейливо вышитый бархат. По стенам шли два яруса лож, а поверх паркета настлали доски для танцев. Декоративные растения вились у входа, обрамляя стрельчатую арку.

В дверях показался Стэнфилл в обществе сэра Алекса. Последний был облачен в элегантный костюм, светлые волосы сверкали в сиянии свечей золотистым нимбом. Холт недовольно поморщился. Похоже, Стэнфилл опять что-то замышляет.

Но прежде чем он успел приблизиться к ним, вернулись Амелия с Мариньи, спросившим, нравится ли ему бал.

— Там, где вы, всегда царит приятная, дружелюбная атмосфера, месье де Мариньи. Думаю, сегодня мы сыграем в кости!

— А, вы уже знаете о моей страсти, — улыбнулся Мариньи. — Поверьте, одним броском костей выигрывались целые состояния.

— И проигрывались тоже.

— Тут вы правы. Но думаю, некоторых людей такие мелочи беспокоить не должны, тем более что на кону стоят вещи куда более ценные, чем деньги.

— Склоняюсь перед вашим знанием жизни, месье. К сожалению, последнее время фортуна не столь добра ко мне.

— Печально. Возможно, вы не ту игру ведете.

— Вполне вероятно, — вкрадчиво улыбнулся Холт.

Но если Мариньи и намекал на что-то, все же не потрудился ничего объяснить и ограничился радостным восклицанием:

— А, вот наконец и шевалье! Нужно непременно познакомить вас!

— Мы встретились, когда я только прибыл в Новый Орлеан. Он был так добр, что взял меня под свое крыло и объяснил разницу между французами и креолами. Оказывается, она достаточно велика, хотя чужаки об этом вряд ли подозревают!

— Верно, — рассмеялся Мариньи. — Но пойдем поздороваемся со старым бретером.

Пожилой джентльмен, известный как шевалье, не придерживался нынешних мод и облачился в пудреный парик с косичкой, панталоны до колен, шелковые чулки, гофрированные манжеты, кружевную манишку и серебряные пряжки на туфлях. Он с безукоризненной вежливостью приветствовал Ами и поднял вопросительный взгляд на Деверелла.

— Пришли проводить меня? Наконец-то настал миг моего триумфа, ослепительного счастья, как, впрочем, и для Мариньи, любезно согласившегося посетить мой праздник. Как хорошо быть среди своих, без этих грубиянов американцев!

Хорошо известный своей ненавистью к американцам, престарелый аристократ не стеснялся открыто выказывать свое отвращение к радикальным идеям равенства, проникшим даже в креольскую среду со времен Террора.

Вот и теперь разразился возмущенной тирадой едва ли не на четверть часа и мог бы говорить еще бог знает сколько, если бы не появление ставших на время неразлучными Стэнфилла и Мейтленда.

Подозрительность во взгляде шевалье мигом растаяла, едва виконта представили как британского торговца, но особой приветливости старик тоже не проявил.

Что за странная война, позволяющая врагам встречаться на празднествах, балах и вечерах! Улыбки, приветствия, учтивые беседы… и завтрашние кровавые сражения по разные стороны баррикад, думал Деверелл, с циничным любопытством разглядывая сэра Алекса. Все-таки что привело его на другой конец света, в Новый Орлеан?

Мейтленд низко склонился над рукой Ами, прикоснулся губами к пальцам и выпрямился. Серые глаза так беззастенчиво рассматривали ее, что девушка вспыхнула, — Вот мы и встретились снова, мадам Камбр, — тихо выговорил он, и Деверелл скорее ощутил, чем увидел, как она вздрогнула. Черт возьми, неужели она до сих пор неравнодушна к этому фатоватому щеголю?

Он спокойно положил ладонь на ее руку, словно утверждая свое право на девушку, и встретил взгляд Мейтленда жесткой улыбкой. Молчаливое предостережение было невозможно игнорировать. Мейтленд, пожав плечами, отступил и обратился к шевалье, хотя последующие его слова были явно предназначены для Деверелла.

— Моя мать, — сказал он на прекрасном французском, — родилась здесь, и ее родственники все еще владеют землями вдоль Ривер-роуд, за Сент-Джон-Байю.

Мой долг, как младшего сына в семействе, время от времени навещать их.

Это сообщение вызвало новый поток оживленных замечаний со стороны шевалье, любившего порассуждать о Франции, Луизиане и Наполеоне. Амелия не проронила ни слова. Только плотно сжатые губы выдавали ее состояние. Деверелл не переставал гадать, насколько близка она была с Мейтлендом. Неужели тот явился сюда из-за нее? Слишком странное совпадение, а если вспомнить все вопросы, на которые он не получил тогда ответа…

Он пытался защитить Кокрина, за ним следили и в конце концов похитили и бросили на борт голландского судна. Почему? Кому он так помешал? Еще одно совпадение?

Виги и тори вечно на ножах, и их схватки в парламенте временами причиняют Англии куда больше вреда, чем Бонапарт. Может, именно тогда они чего-то не поделили? Но на время войны все свары затихли, и кто знает, вдруг ему удастся разгадать эту загадку?

Деверелл незаметно сделал знак Стэнфиллу, и оба отошли к небольшой нише между двумя гигантскими пальмами в горшках, оставив Амелию с Мейтлендом и шевалье.

— Так ты потребовал ее присутствия из-за Мейтленда? Интересно, какая часть из всего, что он наплел, — правда? — пробормотал Деверелл.

Виконт беспечно пожал плечами:

— Нас интересуют только его связи и вытекающая из них польза. Мейтленд тоже может пригодиться.

— Как все мы.

Стэнфилл слегка наклонил голову, но тут же отвел глаза, притворившись, будто наблюдает за танцующими.

— Орел, о котором уже шла речь, летает куда быстрее, чем это представлялось возможным, — прошептал Стэнфилл, едва шевеля губами, и, наклонившись якобы для того, чтобы поближе рассмотреть кружевной побег пальмы, добавил:

— Он уже здесь. Тебя вызывают на корабль.

Значит, все интриги ни к чему не привели. Как только армия Джэксона войдет в Новый Орлеан, битва неизбежна.

Деверелл отыскал глазами Ами. Та по-прежнему стояла на месте с приклеенной к губам улыбкой. Прекрасная статуя в летящих шелках… Вот она обрадуется, когда узнает, что он бежит из Нового Орлеана! Но он не собирается оставлять ее в лапах таких подлецов, как Алекс Мейтленд!

Беседа, и без того тянувшаяся довольно вяло, угасла почти сразу же после ухода шевалье. Алекс подступил ближе, и Амелия невольно поежилась, ожидая потока обличений.

— Давайте покончим с любезностями и перейдем к делу, — пробормотал сэр Алекс и, несмотря на легкое сопротивление, увлек Амелию в центр зала. — Вы здесь с Девереллом, под чужим именем, в то время как весь Лондон считает вас женой дона Карлоса. Умоляю, просветите меня, какие события привели вас из Испании в Новый Орлеан. Я сгораю от любопытства.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Амелия, позволяя ему закружить ее в вальсе. У нее начиналась мигрень, и единственным желанием было очутиться в маленьком домике, где она по крайней мере могла скрыться от назойливых глаз и нескромных расспросов. Как посмел Холт притащить ее сюда, выставить напоказ, дать всем понять, что теперь она его любовница! Но почему, почему она не может ненавидеть его? Если быть до конца честной, приходится признать, что он служит своей стране. Жестокий рок сделал их врагами.

Вальс сменился контрдансом, но Мейтленд не отпустил ее. Почему она воображала когда-то, что влюблена в него? Он кажется таким ничтожным по сравнению с Девереллом! Бледное подобие мужчины, терзавшего ее безнадежными мечтами о жизни, которой никогда не будет, о счастье, которое ей не суждено. Даже когда танец закончился и Мейтленд, усадив ее в укромном уголке, принес бокал пунша и улыбнулся той самой улыбкой, которая неизменно согревала ее, она ни на минуту не подумала, будто между ними еще что-то возможно.

С той самой ночи, когда был уничтожен Бель-Терр, она твердо знала, что влюблена в Холта Брекстона, человека, царившего в ее снах с той самой поры, когда Амелии было семнадцать лет. Хоть бы Кит когда-нибудь простил ее за это, ибо сейчас он наверняка винит Деверелла за налет на остров.

Отчужденность между ней и братом… что может быть страшнее? Деверелл сообщил ей, что Кит сейчас в Новом Орлеане и выдает себя за богатого виргинского торговца.

— Но почему? — недоуменно спросила она. Ответом послужил злобный смех.

— Потому что, сокровище мое, — бросил он, сверкая глазами и бесстыдно разглядывая ее грудь, — это позволяет ему вращаться в тех же кругах, что и я, а следовательно, таким образом легче меня убить.

— Убить?

— Да, но не стоит волноваться из-за подобных пустяков. Я не намереваюсь сразу сдаваться.

— А тебе не приходило в голову, — язвительно заметила она, — что я беспокоюсь за него?!

Последнее время ее гнев лишь забавлял его, и это, вероятно, было к лучшему, поскольку теперь он постоянно выводил ее из себя. Необходимость скрываться и вести уединенную жизнь в доме на Рампарт-стрит, а также его теперешняя манера держать ее на почтительном расстоянии бесили девушку. Почему он не хочет снова обнять ее, как на Бель-Терр, — с нежностью и состраданием, так похожими на любовь? Он словно боится подпустить ее чересчур близко. А вдруг она заглянет за крепостную стену, которую он так успешно возводил вокруг себя все эти годы, и узнает, что небезразлична ему?

Господи, как было бы чудесно разрушить все преграды и разделить с ним все радости и невзгоды!

— Мадам Камбр, — учтиво пропел сэр Алекс, — вы не подарите мне еще один танец?

— К сожалению, сэр Алекс, я очень устала.

Но его улыбка не дрогнула.

— Последний, мадам Камбр. Самый последний.

Вспомните, ведь когда-то вы так симпатизировали мне, что даже в гости заглянули.

— Ах да, одолжить книгу.

— И только за этим? — загадочно обронил Мейтленд. — Мне всегда казалось, что настоящая причина была иной.

Амелия небрежно пожала плечами и протянула ему руку.

— Не понимаю, с чего вы это взяли, сэр Алекс.

— Неужели? — усмехнулся он, подавшись вперед, и Амелии почему-то стало неприятно. Чего он добивается? — Думаю, вам просто не хочется признать правду.

Но вас можно понять. Это все проделки Девила. Подходящее для него прозвище, не так ли? Зато он, похоже, пользуется неотразимым воздействием на прекрасный пол, что иногда крайне раздражает… мужчин.

Впервые за все время их знакомства этот обычно сдержанный, вежливый человек невольно выдал, какая злоба им владеет, и Амелия смутилась еще больше.

— Сэр Алекс, — упрекнула она, отнимая руку, — сегодня ваши манеры оставляют желать лучшего, и…

— Манеры? Бросьте, мадам, вы уже не наивная лондонская мисс и не можете не понимать, что вас вряд ли считают невинной жертвой! Всему городу известно, кто и где вас содержит! И не стоит так яростно сверкать глазами. Мне совершенно безразличны ваши эмоции, а кроме того, у меня несколько другие пристрастия.

Амелия вспомнила, что рассказывал о нем Деверелл, и, в свою очередь, холодно отпарировала:

— В таком случае не воображайте, будто мне интересны ваши пристрастия, сэр Алекс. Здесь не время и не место для подобных разговоров, и, признаюсь, я больше не желаю слышать ничего подобного.

— Вот как? А если я скажу, что ваш любовник — жестокий убийца и вам следует знать, на что он способен? — выпалил сэр Алекс с такой ненавистью, что у девушки мороз прошел по коже.

— Повторяю: я не хочу ничего слышать…

— Естественно. Чего еще и ожидать. Но все это правда. Расспросите как-нибудь о Роджере Уикеме, — прошипел Мейтленд, ласково касаясь ее щеки. «Уж лучше бы ударил!» — Он не сможет отрицать, что убил его, так же наверняка, как если бы сам спустил курок. Напрасно загубленная жизнь человека, обещавшего так много… Но вы побледнели, мадам. Неужели он посмеет причинить зло и вам?

В этот момент Амелия увидела, как Деверелл выходит из зала вместе с виконтом. Негодяй! Бросил ее на растерзание Мейтленду! Похоже, он уже забыл, с кем приехал сюда, а ведь как настаивал… О, она сейчас взорвется! А сэр Алекс, похоже, поставил своей целью запугать ее, несет какой-то вздор! Она сама слышала, что сэр Уикем застрелился в библиотеке после ужасного скандала, разразившегося еще до ее приезда в Лондон!

— Прошу извинить, сэр Алекс, — сухо перебила она и, делая вид, что не обращает внимания на его протянутую руку, проплыла мимо. Становилось поздно, и головная боль усилилась, а Деверелла нигде не было видно.

Он пропал вместе с лордом Стэнфиллом, и Амелия неожиданно решила уехать одна. Пожаловавшись Мариньи на мигрень, она попросила нанять ей экипаж.

— Видите ли, я не хочу беспокоить месье д'Авриля, это всего лишь легкое недомогание…

Расстроенный Мариньи настоял на том, чтобы отвезти ее домой в своем экипаже, и, лично усадив Амелию, приказал подложить ей под ноги нагретые кирпичи.

— Надеюсь, вы быстро поправитесь, мадам, — улыбнулся он на прощание.

Амелия грустно вздохнула. Разве можно выздороветь, если болезнь неизлечима?

Сидя в карете, уносившей ее по улицам города, она тихо плакала о том, что судьба то и дело наносит ей удар за ударом.

Тилли помогла ей раздеться, что-то жизнерадостно щебеча. Постоянная болтовня хоть и раздражала, но помогала отвлечься, а кроме того, горничная принесла ей горячего шоколада и уложила в постель.

— Не годится ездить одной по ночам, мадам, — пожурила хорошенькая мулатка. — Месье Мариньи был так добр, что помог вам, верно?

— Разумеется. Можешь идти, Тилли. Я хочу спать.

В последний раз оглядев комнату и пожалев, что в постели нет грелки, Тилли все же нашла время приложить к ее ступням нагретый кирпич, завернутый во фланель, и потушила лампу. Теперь на пол падал единственный луч от свечи в коридоре.

« Далеко за полночь Амелия услышала шаги Деверелла и стук входной двери. Он остановился в дверном проеме, и Амелия затаила дыхание, притворяясь спящей.

Неужели сэр Алекс прав и он действительно убийца? Она хорошо знает, на что способен Деверелл. Но убийство?

Нет, конечно, нет. Все могут подтвердить, что лорд Уикем покончил с собой, а бабушка с негодованием опровергала иные версии. Но все же временами Амелия гадала, так ли все было на самом деле.

— Как ты себя чувствуешь, любимая? Голова прошла? — медовым голосом осведомился он, и Амелия поняла, что ей наконец-то удалось рассердить его.

— Нет, мне хуже, — с горечью сообщила она. — Пожалуйста… к утру, может быть, станет легче.

— Не сомневаюсь!

Он шагнул к кровати и навис над Амелией.

— Черт побери, почему ты не сочла нужным сказать, что уезжаешь?

— Ты был занят, — пробормотала она, стараясь не смотреть на него, не поддаться чарам его близости А вдруг он выплеснет свой гнев на нее? — Месье Мариньи был так любезен, что предоставил мне свою карету.

— Это я успел узнать, после того как битый час разыскивал тебя! Мне уже мнилось, что тебя похитили!

Амелия перевернулась на спину, пытаясь разглядеть его в полумраке.

— Похитили? Но кому я нужна? Кто пойдет на такое и почему?

— Кто? Любой мужчина, у которого в жилах течет горячая кровь, любовь моя, — коротко усмехнулся он. — Или в самом деле понятия не имеешь, как выглядела сегодня? Будь ты проклята! Думаешь, я не видел тебя с Мейтлендом? И не помню, как ты рвалась за него замуж?

Амелия лишилась дара речи. Впервые за яростными несправедливыми обличениями, за хриплыми проклятиями она увидела куда больше, чем хотел признать Холт.

И протянула руку, робко, нерешительно, боясь, что он не допустит ее прикосновения или сделает вид, что ничего не замечает. Мышцы под ее пальцами казались туго скрученными узлами, и она вновь подивилась заключенной в них мощи, способной на жестокость и нежность, ласки и наказание. Этот человек может одним ударом убить врага и потратить часы на то, чтобы терпеливо приводить в этот мир одного цинка за другим. Она мигом забыла о своем гневе, желании уколоть и вместо этого тихо спросила:

— Ты тревожился за меня?

— Если тебе нравится слышать это, да, тревожился, черт побери! Именно этого ты добивалась?

— Да, но только если это правда.

Последовало долгое молчание. До нее донеслись легкий запах коньяка и негромкий смешок.

— Правда, цыганочка. Чистая правда.

На этот раз, когда он обнял ее, Амелия не сопротивлялась и припала к нему с готовностью, удивившей обоих.

Желание вспыхнуло в нем с такой силой, что Холтдаже не потрудился сбросить одежду и только позднее, когда они, измученные, тяжело дыша, оторвались друг от друга, разделся, лег рядом и прижал ее к себе. И не выпустил, даже когда заснул. Амелия долго не шевелилась. Дождется ли она когда-нибудь слов любви от Холта? Ах, она уже отчаялась их услышать! Но может, он молчит, потому что она никак не осмелится признаться?

Она повернулась лицом к нему, коснулась губами губ и прошептала:

— Я люблю тебя…

Но единственным ответом был мерный звук его дыхания.

Глава 25

Жан Робер Мари Юмбер, уроженец Франции и ветеран войн во Франции и Ирландии, поднялся при Наполеоне из самых низов до генеральского чина. К сожалению, именно император я вился причиной падения Юмбера, еще до того как сам плохо кончил, но ничто не могло сломить духа французского простолюдина. Бывший генерал едва избежал ареста. Местом его ссылки стал Новый Орлеан, незадолго до того, как вошел в состав Соединенных Штатов.

Высокий, представительный мужчина, он вызывал невольное уважение у окружающих, почти не появлялся в обществе и предпочитал кафе и кабаре, где и свел знакомство с обитателями Баратарии.

Кит Силвер сидел в уголке кабаре «Терпинс», обычном месте встреч с Лафитом и его людьми. Он уже успел представиться владельцу, месье Терпину, американским торговцем, обсудил за партией в пикет угрозу британского вторжения, а тем временем люди, с которыми он сражался бок о бок почти четыре года, тактично игнорировали его, делая вид, что не знакомы. Однако все ждали прибытия Юмбера.

За соседними столиками разместились Жан и Пьер Лафиты, вместе с Белюшем, Домиником Ю, своим банкиром Жаном Батистом Совинье и Винсентом Гамби по прозвищу Рваный Нос: бедняга лишился самого кончика в одном из сражений. Атмосфера царила напряженная: кто-то приветствовал, кто-то отвергал слухи о приближении Джэксона. Наконец пришел Юмбер, на голову возвышавшийся над субтильными креолами. Оглядевшись, он подсел к братьям Лафит. Перед ним немедленно возник стаканчик с огненным зельем. Пригубив немного, генерал снова обвел взглядом зал.

— Мы здесь все патриоты, я полагаю, — начал он, — и должны выказать наше почтение генералу Джэксону.

Он увидит, что мы вполне способны оборонять город, ибо каждый человек рвется стать защитником Нового Орлеана. Пока силы неравны: врагов слишком много… — И, помедлив, торжествующе добавил:

— Зато мы превосходим британцев верностью и храбростью!

Послышались оглушительные аплодисменты, приветственные крики, и Кит улыбнулся. У Юмбера поистине дар вести за собой людей. Вполне можно понять, как человек столь скромного происхождения дослужился до высокого чина.

А познакомившись с генералом Джэксоном, осознал, почему этот человек заслужил восхищение таких закаленных воинов, как Юмбер и Сен-Жеме, ветеранов бесчисленных кампаний. Прибыв в Новый Орлеан больным, еще не оправившимся от последствий лихорадки, Джэксон диктовал план сражения, лежа на диване в гостиничном номере на Ройал-стрит.

Британцы выиграли бой при Лейк-Борн и теперь захватили озера и водные пути к Новому Орлеану. Согласно закону о воинской повинности, Джэксон призвал под свои знамена каждого, способного держать оружие, если не считать британских подданных.

В третий и последний раз Жан Лафит и его сподвижники вызвались стать добровольцами. Джэксон принял их предложения и отдал командование артиллерией в руки Доминика Ю и Ренато Белюша, людей, которых еще недавно называл мерзкими разбойниками.

Юмбер был пожалован чином бригадного генерала.

Назначение отнюдь не было синекурой, созданной в угоду былому храбрецу. Юмбер стал главой отряда конных разведчиков — специального корпуса, предназначенного для ежедневных объездов окрестностей и схваток с вражескими пикетами. Для Юмбера, ненавидевшего англичан, новая служба стала великолепной возможностью свести старые счеты. Для Кристиана же Кортленда, пылавшего злобой и обидой только на одного британца, война была единственным способом отомстить.

Несмотря на принятые американцами предосторожности, британским разведчикам удалось разыскать неохраняемое судоходное русло и проскользнуть под покровом темноты в мутный рукав реки. В ночь на двадцать второе декабря, после долгих трудов, они захватили небольшой отряд противника в устье реки Бьенвеню.

Оттуда они долго путаными протоками добирались до суши и наконец причалили во владениях плантации Вильере. Здесь они застали врасплох и взяли в плен подразделение милиции, и до Нового Орлеана дошли вести о появлении вражеского авангарда всего в девяти милях от города.

По случайности Кит беседовал с Джэксоном как раз в тот момент, когда в дом ворвались чумазые и запыхавшиеся Огюстен Руссо и Филипп Вильер, сообщившие генералу о вторжении британцев.

Джэксон мигом взметнулся с дивана и стукнул кулаком по столу.

— Клянусь небесами, они не будут ночевать на нашей земле!

Потом, немного успокоившись, призвал адъютантов и объявил:

— Джентльмены, британцы уже здесь! Сегодня вечером мы с ними сразимся.

Для Кита, посланного с депешами, не было новости приятнее. Холодный дождь исхлестал дороги, колеса фургонов и копыта коней вязли в непролазной грязи. Кит поскакал вдоль берега, объезжая озерца и заболоченные места, и наконец добрался до места назначения, промерзший и забрызганный с головы до ног.

— Майор Планше, — воскликнул он, протягивая пакет, — вы должны как можно скорее вернуться в Новый Орлеан! Британцы высадились!

Растерявшийся Планше показал гонцу на камин и, наскоро пробежав глазами приказ, велел адъютанту выстроить солдат и идти маршем на Новый Орлеан.

— Если понадобится, мы всю дорогу будем бежать, — резко добавил он.

К полудню батальон Планше, действительно пробежав всю дорогу, вошел в город. К нему присоединились другие подразделения, выстроившиеся на Плас д'Армс.

Под покровом темноты и желая застать врага врасплох, небольшая армия разделилась на отряды и при свете луны пошла в бой. Знаком к началу сражения послужил выстрел с американской шхуны «Каролина», вставшей на якорь напротив британского лагеря. Англичане бросились врассыпную, но быстро опомнились, и атака американцев была встречена мушкетным огнем. Пули свистели мимо головы Кита, кто-то рядом с ним вскрикнул. Знакомая сцена… правда, не на палубе корабля, а на суше, но от этого не менее опасная.

То там, то здесь вспыхивали рукопашные поединки, и не успели американцы оттеснить оккупантов, как прибыли британские подкрепления и битва разгорелась с новой силой. Темноту то и дело разрывали вспышки огня, почти мгновенно исчезавшие.

Несмотря на жуткий холод, пронизывающий почти до костей, Кит упрямо рвался вперед, сквозь ледяную грязь, плескавшуюся за сапоги. Один раз он поскользнулся, инстинктивно поднял шпагу, чтобы отразить удар штыка, и увидел при очередном разрыве снаряда, что вокруг, насколько хватало глаз, люди сражаются не на жизнь, а на смерть. Отчаянная, свирепая драка то затихала, то вновь разгоралась бесконечными волнами. Кит сам не заметил, как очутился на краю поля, покрытого смятыми, растоптанными стеблями сахарного тростника. Тяжело дыша, не соображая, что теперь делать, он огляделся и понял, что бой откатился дальше. Но тут откуда-то слева донеслись безошибочные звуки драки.

Изо рта Кристиана вырывались белые клубы, хотя по лицу катился пот. Он провел ладонью по глазам, чтобы прояснить зрение, и тихо рассмеялся, узнав одного из людей, катавшихся по замерзшей земле. Наконец-то!

Он разжал руки, выпустив бесполезный мушкет, и схватился за окровавленную саблю. Лучшей возможности ему не представится!

Кит рванулся вперед, подождал, пока противники разойдутся, и крикнул в ночь:

— Сэр, вы мой пленник! Бросьте шпагу!

Очередной пушечный взрыв на мгновение осветил поле и лицо человека, смотревшего на Кита с мрачной издевкой.

— Если вам так понадобилась моя шпага, Кортленд, сначала придется ее отобрать у меня.

— Ничего не желал сильнее, — хмуро усмехнулся Кит.

Противник Брекстона, до этого стоявший молча, громко рассмеялся. В его руке блестело оружие, грудь тяжело вздымалась, но, очевидно, перепалка доставила ему огромное удовольствие.

— Вижу, что я не самый опасный ваш враг, милорд Деверелл, — выговорил он с британским акцентом, — но все еще может измениться.

И прежде чем Кит успел опомниться, незнакомец исчез в черных тенях, протянувшихся по полю. Что же, пусть идет. Зато Кит остался наедине с Брекстоном… лордом Девереллом… и держал его на острие своей сабли.

— Похоже, — протянул он, — вы, британцы, даже между собой не способны жить мирно! И еще называете нас склочниками!

— Прекрасное определение, особенно если учесть, что ваша сабля нацелена мне прямо в грудь, — хладнокровно заметил Холт. — Но если собираетесь пустить ее в ход, придется поторопиться, ибо у меня немало других дел…

Кит отступил, поднял саблю и заметил, что Брекстон последовал его примеру. Сталь ударила о сталь, высекая искры, но звон тут же затерялся в грохоте выстрелов.

Земля дрогнула, но ни один из сражающихся этого не заметил.

Глава 26

Ами разбудили громовые раскаты. Она открыла глаза и недовольно нахмурилась. Опять дождь. Как всегда в декабре. И сыро. Влага проникает во все поры, напоминая ей об Англии.

Амелия снова подумала о бабушке. Здорова ли она?

Знает ли, что Деверелл в Новом Орлеане? Вернее, был, потому что он исчез и вот уже больше двух недель не возвращается в дом на Рампарт-стрит, Даже не потрудился ничего объяснить. Просто пробормотал, что у него дела, и если ей что-то понадобится, пусть обратится к камердинеру Джорджу. В конце концов, для этого он и нанят.

— Но я уверен, что с тобой ничего не случится, любовь моя, — полупрезрительно бросил Холт на прощание, — ибо ты, как всегда, приземлишься на четыре лапы.

Каким горьким разочарованием стало для нее утро, когда он снова вел себя отчужденно, словно они едва знакомы…

Ведь она так надеялась… думала, что он смягчится. И вот теперь она осталась с двумя слугами, составившими ей компанию, а ведь от одного вида Джорджа ее в дрожь кидало!

Нет, она не могла сказать о нем ничего плохого, но уж очень он был… внимательным. Чрезмерно внимательным и постоянно следил за ней. Даже спал в гостиной, «на всякий случай», как спокойно объявил Амелии, когда она попыталась сказать, что нет никакой нужды в такой бдительности. Но убеждения не действовали: лакей строго выполнял приказы.

Похоже, Деверелл совсем ей не доверяет. Или боится, что она покинет город? Но куда ей деваться? Даже в Англию вернуться невозможно: что она скажет людям, считающим ее женой дона Карлоса, живущей в Испании?

Завтра сочельник, домашний праздник, а она так одинока, и даже Кит не пришел ее утешить.

Где-то вдали прогремел еще один громовой раскат, отчего-то показавшийся ей зловещим. Ами, внезапно встревожившись, села. И тут в комнату с визгом ворвалась взъерошенная Тилли:

— Это пушки, мадам!

— Пушки?

— Да, да, пушки, вниз по реке, около Чалметт и плантации Маккарти, где я родилась… О, мадам, скорее одевайтесь, я слышала, что британцы скоро вступят в город…

— Прекрати! — резко велела Ами, спуская ноги с кровати и потянувшись к пеньюару. — Иначе всполошишь весь город. Где Джордж?

— Не знаю… о, мадам, не знаю… — всхлипнула Тилли, ломая руки и жалостно кривя губы.

Звуки канонады становились все назойливее. Пытаясь чем-то занять горничную, отвлечь от грустных мыслей, Ами послала ее зажечь лампу и найти Джорджа.

— Он, должно быть, вышел в туалет или бродит поблизости. Делай как приказано, и побыстрее. Может, нам придется бежать, и понадобится его помощь.

Пока Тилли искала лакея, Ами натянула первое попавшееся платье, не позаботившись застегнуть его как следует и совершенно забыв о белье. Хорошо еще, что рядом валялись шерстяные чулки!

Она уже надела туфли, когда вернулась мулатка. В теплых глазах чайного цвета плескался ужас.

— Джорджа нигде нет!

— Безмозглый болван! Вечно вертится под ногами, а когда действительно понадобился… Не важно! Бери свой плащ. Нужно быть готовыми ко всему. И не пялься на меня, как будто настал конец света! Заверяю, что ничего страшного не происходит. Я и не такое видела.

И верно, она ухитрялась выжить в гораздо худших обстоятельствах! Три нападения пиратов, бомбардировка острова… всего этого хватило бы на десяток женщин!

Поспешив в гостиную, казавшуюся странно пустой без Джорджа, целыми днями сидевшего на своем обычном месте у камина, Ами принялась раздувать уголья.

Тилли тем временем сбегала за плащами и горячим шоколадом. Едва разгорелось пламя, изгоняя сырость из комнаты, как в дверь постучали.

— Это, должно быть, Джордж. Скорее, Тилли, открой, пока он окончательно не замерз!

Вихрь холодного воздуха ворвался в гостиную, едва Тилли поспешила исполнить приказание. Но вошедший мужчина ничем не напоминал Джорджа. Ами, подняв глаза, застыла от изумления и крепче сжала кочергу.

— Сэр Алекс! Что привело вас сюда?

Грязь облепила высокие сапоги гостя, а на щеке чернело пятно, подозрительно напоминавшее пороховую гарь.

— Деверелл послал меня за вами! — резко бросил он.

— Деверелл? — удивилась девушка. — Где он?

— Не слишком далеко. Он ранен и зовет вас. Поторопитесь. Неизвестно, сколько он еще протянет.

Ами вмиг ослабела, словно кровь по каплям вытекала из тела. Как она ни старалась, ноги отказывались повиноваться. Откуда-то донесся жалобный крик Тилли, но девушка почти ничего не сознавала. Сэр Алекс грубо выругался, и Ами недоуменно мигнула.

— Черт побери, я же сказал, нужно спешить!

Непонятно что, инстинкт или подсознательная уверенность в том, что из всех, кого знал Деверелл, Ментленд был наименее достоин его доверия, заставили Ами отпрянуть.

— Скажите, где он. Я попрошу Джорджа отвезти меня.

Сэр Алекс с глухим рычанием дернул ее за руку.

— Боюсь, Джордж не в том состоянии, чтобы везти вас куда бы то ни было! Возьмите плащ — или я вытащу вас отсюда в чем стоите!

Амелия, действуя словно во сне, размахнулась и огрела его кочергой. К несчастью, он успел повернуться и удар пришелся по плечу. Мейтленд ответил оглушительной пощечиной, свалившей ее на пол. В голове что-то взорвалось, и мир покачнулся.

— Глупая сучонка… отдай мне это, — прошипел он, вырывая кочергу из ее пальцев. — А ты, дрянь, заткнись и прекрати чертов вой!

Плач Тилли резко оборвался. Ами, все еще оглушенная, смутно осознала, что он вновь подходит к ней. Безжалостно рванув за волосы так, что на глазах выступили слезы, он поднял девушку, подхватил на руки и унес. От холода перехватило горло, и звуки хриплого дыхания сэра Алекса мешались с ее сдавленными рыданиями. Темнота поглотила их, погрузив в непролазную грязь и болотный смрад. Маре-стрит считалась границей города и проходила между твердой сушей и топями, где могли существовать только беглецы от закона или опытные охотники за человеческим отребьем. В самых непроходимых зарослях и по илистым берегам речных протоков таились наспех сколоченные лачуги, хотя чаше всего материалом для постройки служили ивовые прутья, крытые пальмовыми листьями. Болота давали убежище всякого рода разбойникам, ворам, а иногда и беглым рабам. В одной из таких хижин оказалась сейчас Амелия. Вонь была невыносимой, странные звуки нагоняли тоску. Ами вспомнила бесчисленные рассказы об аллигаторах, населявших болота, опасных рептилиях с огромной пастью и зубами, способными перекусить самое толстое бревно.

Амелия сжалась в клубочек и боязливо покосилась на сэра Алекса, скорчившегося у самой двери, невзирая на холод и сырость.

— Зачем я вам понадобилась? Что вы со мной сделаете? — решилась она спросить.

Мейтленд поднялся, подошел ближе и встал перед ней на колени, не обращая внимания на грязь.

— Использую в своих целях, — цинично пояснил он. — Разумеется, не привычным для вас образом. Деверелл непременно явится за вами, если выживет, конечно. А он выживет: ведь сатана бессмертен. Он знает, где искать вас. А найдет меня.

— Но зачем вам все это?

— Зачем? — Он почти нежно провел рукой по ее щеке, и Ами поморщилась. — Все это не имеет никакого отношения к вам. Вы тут невинная жертва, можно сказать.

Провидению было угодно привести вас в Англию и дать мне достойное орудие в борьбе с ним. У него больше жизней, чем у всякого нормального смертного, иначе он давно уже лежал бы в могиле. А подлец ухитрялся выпутываться из любой передряги. Мне сказочно повезло иметь здесь родню. Поэтому я и смог последовать за ним, не возбуждая подозрений. Вернее, слишком сильных подозрений. Ах, если бы не проклятый виконт! Еще одна помеха на моем пути. Сколько раз он умудрялся расстроить мои планы!

Он стал бормотать что-то бессвязное, слова слетали с губ вместе с клочьями пены, и Амелию трясло то ли от холода, то ли от страха. Похоже, сэр Алекс просто тронулся умом и теперь куда опаснее любого болотного хищника! Светлые волосы прилипли ко лбу, и Амелия только сейчас разглядела, что щека была измазана не гарью, а кровью От лба до самого подбородка тянулся длинный порез, портя ангельское совершенство черт, маскировавшее адскую сущность. Темный ангел…

Алекс улыбнулся, обнажая белые острые зубы.

— Если он не сдох, в чем я сильно сомневаюсь, значит, скоро будет здесь, и мы должны быть готовы к его появлению. Видите ли, я жажду его уничтожить. И хотя получил несправедливое преимущество, все же успел узнать, что в борьбе с Девереллом любые средства хороши.

И прежде чем она успела разгадать его намерения, схватился за вырез платья и рванул вниз. Ами, охнув, попыталась вырваться, но он прижал ее к полу и стиснул коленями, без труда уклоняясь от неуклюжих взмахов ее рук. — Резвая кобылка, — пробормотал он, стиснув ее запястья, — неудивительно, что граф заинтригован. Правда, он человек пресыщенный и быстро устает от любовниц, но тебе удалось подогревать его интерес куда дольше, чем остальным. О нет, сука, не выйдет!

Жесткие пальцы впились в нее, оставляя синяки, но Ами сумела вырвать руку и расцарапать и без того подпорченную физиономию. Он ударил ее кулаком по голове такой злобой, что она на несколько мгновений лишилась чувств. Придя в себя, Амелия осознала, что он успел не только привязать ее ноги и руки к вбитым в землю колышкам, но и сорвал с нее одежду. Холод сковал ее члены подобрался к самому сердцу, горький всхлип застрял в горле Сэр Алекс, так и не поднявшийся с колен, провел рукой по ее торсу. Легкое прикосновение, но от этого еще более пугающее.

— Никогда не понимал привлекательности женских форм, — пробормотал он, — если не считать безупречной красоты статуй. Греки создали немало шедевров, и кроме того, я питаю пристрастие к некоторым греческим обычаям.

Пренебрежительно рассмеявшись, он погладил ее груди Ладонь скользнула ниже, к животу. Ами снова подумала, что в мрачном взгляде серых глаз таятся демоны безумия.

— Видишь ли, он отнял у меня самое дорогое, и я отплачу тем же. Жаль, что приходится втягивать в это тебя, ведь я не питаю к тебе зла. Просто хочу, чтобы лорд Деверелл страдал так же, как страдаю я.

Его рука показалась ей теплой и неприятно мягкой.

Зубы Амелии стучали от холода и страха, но во взгляде похитителя не было ни жалости, ни доброты. Только легкое любопытство.

Неожиданно повернувшись, он уставился в темноту и вскочил.

— А, вот и ангел мщения! Добро пожаловать! Сейчас явится и потребует возмездия.

В руке его появился пистолет.

— Прошу простить, но я настаиваю на твоем молчании. Малейший шорох — и мне придется убить его, не насладившись спектаклем.

Он двумя прыжками пересек хижину и поставил мерцавшую свечу на трехногий табурет так резко, что она угрожающе покачнулась на неровной поверхности, каждую секунду готовая упасть. Свет падал на обнаженное тело, сиял на белой коже бедер, живота и грудей. Амелия снова задрожала, сотрясаясь, как в судорогах. Каждый вздох был пыткой, каждый звук — ударом в сердце.

В проеме возник Деверелл. Глаза, налитые кровью, уперлись в Мейтленда.

— Вечеринка, на которую меня забыли пригласить? — осведомился он.

— Наоборот, Деверелл, наоборот, — тихо рассмеялся Алекс. — Все это устроено ради вас.

— Да ну? Как удачно, что я нашел место.

— Я не давал себе труда скрываться.

— Нет, — согласился Холт, осторожно ступив в хижину и едва не задев головой потолок, — ты оставил достаточно ясный след.

Он скользнул взглядом по обнаженной дрожащей женщине и стиснул челюсти, но не произнес ни слова.

Только прислонился к ненадежной стене и вопросительно уставился на Алекса. Тот ткнул в сторону Ами пистолетом:

— Она уже начала терять терпение. Похоже, в отличие от меня не верила в ваше появление.

— Вполне вероятно, — усмехнулся Холт, не подходя, однако, ближе. На этом расстоянии Мейтленд не сможет промахнуться.

Черт бы побрал спятившего ублюдка…

— Отпусти ее, Мейтленд. Она тут ни при чем. Ведь тебе нужен я!

— Вовсе нет. Я хочу не просто прикончить вас, сэр.

Вы еще помучаетесь!

— Вот и мучай меня, а не ее.

— Отчего же?

Сэр Алекс осторожно двинулся к Амелии, и Деверелл стиснул кулаки, едва он встал на колени перед девушкой и погладил ее трепещущее тело.

— Видите, как она сжимается, стоит мне коснуться ее? Что, по-вашему, с ней станет, если я отважусь не только на это?

Ледяная ярость охватила Холта, но он не шевельнулся, даже когда рука Мейтленда накрыла ее грудь. Едва слышное рыдание вырвалось из горла Ами, но она не посмела вскрикнуть.

— Посмей причинить ей боль — и ты умрешь, — спокойно объявил Деверелл.

— Вы не в том положении, чтобы бросаться угрозами. — Светлые глаза чуть сузились, но ни рука, лежавшая на груди Ами, ни пистолет не дрогнули. — Здесь распоряжаюсь я. Времени не так уж много, поэтому придется делать все быстро и не стесняться в средствах.

Почувствуйте то, что испытал я, когда умер Роджер.

— Роджер покончил с собой.

— Нет!

Пальцы вонзились в мягкий холмик, и Ами застонала. Пистолет поднялся: черная дырочка смотрела прямо в лоб Холту.

— Он никогда не сделал бы этого, если бы вы не растоптали его честь и репутацию. Его жизнь закончилась, когда вы опозорили его перед всеми. Несчастный не смог вынести публичного унижения. Боже, как я ненавидел вас тогда и хотел убить… вас, погубившего мою единственную любовь.

— Он сам себя погубил, Мейтленд, — убеждал Холт и, не спуская глаз с пистолета, переместил равновесие на другую ногу. Остается выждать подходящий момент… — Уикем выстрелил до сигнала.

— Вы должны были сдохнуть, черт возьми! Боже праведный, у вас больше жизней, чем у кошки, если вынесли все, даже «Форчун»!

Холт насторожился. Значит, Амелия говорила правду!

— Так это ты подстроил?!

— Да, только вы и тут вывернулись! Проклятый виконт! После стольких предосторожностей все-таки нашел вас! А я-то воображал, что если он хочет убрать вас с дороги из-за покушений на Кокрина, значит, обрадуется, что вы исчезли, и забудет о вашем существовании, тем более что Кокрин носа не посмеет высунуть из своего убежища! Но вам непременно нужно было вмешаться! Ах, если бы у вас хватило порядочности умереть, как и предполагалось, каким уроком это послужило бы Кокрину! Сразу сообразил бы, что так будет с каждым, кто имеет отношение к его хваленому оружию!

— Оружию, которым так и не воспользовались. Много шума из ничего. Должно быть, это чрезвычайно вас нервировало, — отозвался Холт и, не спуская взгляда с лица противника, чуть подвинулся. Однако дуло пистолета немедленно дернулось в его сторону. Достаточно красноречивое предупреждение.

— Советую вам умерить свою резвость, милорд. Дырки от пуль долго заживают… если заживают вообще. — Идеально очерченные губы изогнулись в невеселой улыбке. — А теперь настало время вам понять, что это такое — терзаться болью любимого человека…

Секунды, казалось, растянулись в часы, едва сэр Алекс снова скользнул пальцами по телу Ами.

А где-то далеко канонада становилась все более хаотичной. Сражение явно теряло накал, но никто не обратит внимания еще на один выстрел.

И тут Холт увидел в руке Мейтленда нож. Острое как бритва лезвие уперлось в грудь Ами, и Холт понял, что больше медлить нельзя. Позабыв обо всем, он ринулся на врага. Пистолет выплюнул пулю, поразившую цель, но Холт продолжал рваться вперед. Вопли Ами слились с проклятиями Мейтленда.

В хижине было слишком тесно, чтобы не наступить на распростертую женщину, и Холт, сбив Алекса с ног, стал выворачивать ему руку, пока запястье не хрустнуло и нож не выпал на землю.

Мейтленд оказался куда сильнее, чем на первый взгляд. Несмотря на худобу, на руках и плечах играли мускулы, а хватка была железной. Он ударил Холта, и оба, рыча, покатились по грязи в последней, смертельной схватке. Наконец Холт оттолкнул его, почувствовав, как под кулаком хрустнули кости носа Мейтленда. Фонтаном брызнула кровь, послышался сдавленный крик, но он все бил и бил, пока противник не перестал сопротивляться.

Пронзительный вопль разрезал кровавый туман, окутавший Холта. Смахнув с лица кровь и пот, он увидел, как крохотные всполохи огня бегут по стенам и крыше.

Во время борьбы свеча все-таки перевернулась, и сейчас пламя яростно лизало добычу. Отлетавшие искры дождем сыпались на Ами, бессильно мотавшую головой, и Холт бросился к ней, стеная от боли. Он тут же понял, что левая рука почти не действует, но все же отыскал на полу нож Мейтленда и перерезал путы Ами. И как раз вовремя. Пальмовые листья занялись со зловещим шипением, и один из столбов, поддерживавших крышу, начал со скрипом заваливаться.

С трудом таща за собой Ами, Холт выскочил наружу, где от холода сводило ноги, и согнулся от приступа кашля. Ами припала к нему, тоже сотрясаемая спазмами. Из глаз ее потоком хлынули слезы, но она нашла в себе силы встать и поднять его на ноги.

— Бежим! Я слышу стук копыт… О Господи, вставай же! Если тебя поймают, повесят как шпиона!

Холт в полубреду, спотыкаясь, последовал за ней в ночь, в лабиринт болот и топей.

Глава 27

Битва закончилась ко всеобщему ликованию. Новоорлеанцы прогнали захватчиков со своей земли, и британский флот с позором ретировался. Генерала Джэксона провозгласили спасителем отечества, а людей, сражавшихся с ним, чествовали как героев.

Амелия стояла у окна маленького домика на Рампарт-стрит, глядя на серое январское небо. В городе все еще не утихли празднества, но самой ей было не до веселья.

Он опять исчез, отплыл на своем корабле вместе с лордом Стэнфиллом. Посчитал, что оставаться в городе ему все еще чересчур опасно, и Амелия, разумеется, поняла его доводы. Но втайне думала, что он мог бы предложить ей уехать с ним или по крайней мере распорядиться, чтобы она отправилась следом на первом попавшемся судне, идущем в Англию. Но Холт ничего не сказал, даже когда рана уже зажила и он вновь обрел силы.

— Это даже к лучшему, — рассеянно бросил он, — ибо, если мы с твоим братом снова встретимся, исход может быть иным.

И против этого ничего не возразишь. Кит ненавидит Деверелла и убил бы, если бы не оглушивший его осколок снаряда.

— Американский снаряд, — сухо добавил он, — так что Брекстону повезло. Когда я очнулся, он исчез. К счастью для тебя, он знал, куда идти.

Последнее время Амелия не переставала думать о странной цепи событий, послужившей ее спасению. Сэр Алекс наверняка прикончил бы ее, если бы не Холт! И несмотря ни на что, ей жаль его. Какая страшная смерть: сгореть в пылающем аду! Хорошо еще, что Джордж вовремя объяснил Холту, где ее искать! Правда, Мейтленд успел оглушить лакея и привязать к столбу в туалете, куда Тилли не догадалась заглянуть. Страшно подумать, что случилось бы, не найди Холт Джорджа.

По-видимому, Джордж с самого начала знал, что ей грозит, поскольку оказался шпионом Стэнфилла, приставленным следить за ней и Мейтлендом. Джордж тоже убрался вместе со своими хозяевами. Зато Кит все еще был в городе, по-прежнему обозленный, отказывающийся понять сестру.

Вот и сейчас он вошел в гостиную, и девушка поспешно обернулась, наткнувшись на его раздраженный, угрюмый взгляд. Оба молчали. Говорить было не о чем.

Все и без того ясно. Они стали почти врагами.

Кит уселся у огня и коротко сообщил:

— Я вступил в армию Джэксона. Он простил всех пиратов, и когда Новый Орлеан будет в безопасности, я уйду с войсками.

Девушка, смахнув слезы, кивнула. Он имеет право сердиться на нее, и тут ничего не поделаешь.

— Я рада, что тебя помиловали. Это шанс начать новую жизнь, Кит. Для нас обоих.

Кит порывисто вскочил, приглаживая растрепавшиеся кудри.

— Но я не знаю, что делать с тобой! Тебе нельзя здесь оставаться, Ами. Особенно после…

Он смущенно осекся, и сестра с улыбкой согласилась:

— После того, как меня окончательно скомпрометировали. Весь город только об этом и судачит. Я в любой момент могу пойти к кому-то на содержание: в предложениях нет недостатка. Странно, что люди, взиравшие на меня когда-то с почтением, обращаются теперь, как с любой уличной девицей.

— Для тебя это вряд ли стало потрясением, — безжалостно заметил Кит, — если учесть, как ты позволяла Брекстону выставлять себя напоказ, словно его личную собственность. Господи, Ами, как ты могла?

— Вряд ли у меня был выбор после Бель-Терр, — отпарировала она, уязвленная его презрением. — И чем это отличается от участи сестры пирата? Разумеется, есть некоторая разница в том, что об этом никто не знает.

Поэтому можно пылать тут праведным гневом.

Кит вскинулся было, но тут же тяжело вздохнул:

— Мне нечего возразить. Прости меня, Ами. Господи, как подумаю, что вы с ним… а ведь ты и словом не обмолвилась… ни о том, что он сделал, ни о том, кем был!

— Так и знала, что ты не поймешь.

— И то верно. Не понимаю. Пытался, но не могу выбросить из головы эту картину… ты в его объятиях…

Он поспешно отвел глаза, и Амелия, подойдя к брату, нежно положила руку ему на плечо.

— Мне очень жаль, Кит. Мне действительно не следовало скрытничать, но похоже, я так и не нашла подходящего времени.

Кит, с чем-то вроде судорожного всхлипа, повернулся и обнял сестру, некрепко, легко, совсем не так, как восторженно обнимал только что.

— Я отложил кое-какие деньги. Оставляю их тебе. Хватит, чтобы продержаться до моего возвращения. Мы уедем в Виргинию, и я устроюсь на торговое судно. Сначала придется подтянуть пояса, но когда-нибудь я заработаю столько, чтобы хватило на безбедную жизнь. И может быть, когда-нибудь ты в самом деле станешь сестрой морского капитана, — с легкой улыбкой добавил он.

После его ухода Тилли загасила огонь в каминах, и Амелия вошла в спальню, которую делила с Девереллом.

Все как прежде: широкая кровать, где они лежали вместе, пушистое одеяло, простая мебель… Но почему же тут царят холод и пустота?

Совсем как у нее в душе. И ничто, ничто не в силах согреть ее, ничто не может заполнить. Интересно, что лучше: никогда не испытать любви к нему или сознавать, что он никогда ее не любил? С чем легче справиться: с чувством или его отсутствием?

Дождь неустанно барабанил по окнам, впереди была еще одна бессонная ночь, но Ами все же разделась и легла, слушая легкий звон капель. Промозгло и сыро.

Когда же придет весна? А пока на улице завывает ветер да голые ветви трутся о стекло…

Едва слышный шум проник в ее сознание. Девушка повернулась, вглядываясь в густые тени. При виде силуэта, обрисовавшегося на фоне смутно освещенного коридора, сердце ушло в пятки.

— Тилли, это ты?

— Нет, — тихо отозвался знакомый голос, и она, ахнув, села и протянула руки навстречу тому, кого знала и ждала.

— Деверелл…

— Знаешь, — заметил он так небрежно, словно отсутствовал всего несколько часов, — к чему такие формальности? Можно подумать, мы едва знакомы. Меня зовут Холт. Как по-твоему, сможешь осилить столь сложное имя?

Ами, смеясь, обняла его, приникла к мокрому плащу, поежилась от холода и то ли вздохнула, то ли всхлипнула:

— Думаю, что смогу, Холт. А как бы ты хотел называть меня?

Холт завладел ее губами. Жаркий, ненасытный поцелуй отнял у нее разум, закружил голову, и когда Холт наконец оторвался от нее, Ами увидела, как блеснули его глаза.

— Моя любовь, мое сердце, моя жена… выбирай сама, но учти, что это — навсегда.

Едва смея надеяться, она недоверчиво уставилась на него.

— Ты вправду…

— Едем со мной, Ами, любимая. Я подал в отставку и возвращаюсь домой. Хочу, чтобы ты была рядом. Как по-твоему, сумеешь снова вынести жизнь в Англии?

— Да! О Господи, да, лишь бы быть там, где ты!

Он медленно опустил ее на матрас, не выпуская из объятий, теплых, нежных, надежных, и Ами поняла, что больше никогда не будет одинока…