Ты не знаешь меня

10. Таша Эванофф

Я стою в одном квартале от моего дома. Оглядываюсь по сторонам, никого. Еще слишком рано, в такое время в этом районе никто не ходит по улицам. Осенний воздух промозглый, но мне тепло в мягкой, коричневой кожаной куртке Ноя, которую он настоял, чтобы я надела.

— Я не могу появиться в ней дома, — сказала я ему.

— Тогда брось ее, прежде чем пойдешь домой, — небрежно ответил он.

Я тихо стояла, пока он помогал мне ее надевать. Он убрал мои волосы с воротника и застегнул молнию на мне, как будто я была маленьким ребенком. Затем отошел.

— Ну, прощай, — сказала я, отчаянно желая, чтобы продлились эти последние мгновения.

Он ничего не ответил. Просто кивнул и открыл дверь, его рука так сильно сжала ручку двери, что костяшки пальцев стали белыми. Я не хотела уходить, но мои ноги двигались сами собой, как только я вышла за порог, спустилась по ступенькам и прямиком направилась к такси. Я автоматически улыбнулась мужчине по имени Сэм, когда он закрыл за мной дверцу.

Он опустился на водительское сиденье, я повернула голову и посмотрела на Ноя. Его высокая фигура заполнила почти весь дверной проем, он стаял темный и таинственный. Я подняла руку и помахала, но он не помахал мне в ответ. Затем машина двинулась и мне захотелось закричать, чтобы он остановился, и оставил меня с ним, где я и должна быть.

Но я не стала.

Я просто сидела в салоне онемевшая и молчаливая, пока мы почти не доехали до моего дома. Вот когда мое чувство самосохранения топнуло ногой, я наклонилась вперед и попросила Сэма высадить меня за квартал от моего дома.

— У того почтового ящика будет отлично.

Вот как я здесь оказалась, в квартале от своего дома, закутываясь в куртку Ноя. Холодный октябрьский ветер треплет мои волосы, я делаю первый шаг в сторону места, которое называю своим домом и мои ноги начинают сами двигаться. Я делаю еще один шаг и еще один. С каждым шагом мое тело приходит в себя. Я сделала то, что хотела, это была самая прекрасная фантазия, о которой я могла мечтать, но теперь все закончилось, и настоящая жизнь начинается снова.

Когда я прохожу уже половину квартала, снимаю куртку, но не могу заставить себя ее выбросить. Я сворачиваю ее и иду дальше по тротуару. У меня руки чешутся выбросить. Если меня поймают... начнется настоящий ад, расплата ждет не только меня, но и Ноя тоже, но мое сердце не позволяет мне выбросить его куртку. Это единственное, что у меня осталось от него.

Как только я ровняюсь с домом моей лучшей подруги Лины, я проскальзываю в ее садик перед домом и опускаю куртку в синий контейнер для переработки отходов, стоящий на углу. Сегодня его должны забрать. Я знаю, что грузовики приезжают в середине дня. Я либо вернусь через пару часов и заберу куртку, либо позвоню Лине и попрошу ее забрать и спрятать для меня, пока не поздно.

Приблизившись к своему дому, я достаю мобильный телефон и звоню бабушке. Несмотря на то, что всего лишь пять тридцать утра, она отвечает на первый же звонок, словно не спала. Бабушка просыпается в четыре каждое утро, чтобы прочитать молитвы. Она молится за душу моего отца.

— Таша, — говорит она.

— Ба, ты можешь мне помочь?

Секунду она молчит. Потом резко выдыхает и говорит:

— Конечно.

Я иду к стене с задней части дома и жду на противоположной стороне тротуара. Ворота имеют камеры видеонаблюдения, которые работает 24 часа в сутки, но только на стенах камеры поворачиваются на 180 градусов. Так что, если вы правильно высчитаете время или будете подальше держаться от стены, вы никогда не попадете в поле их видимости. Я жду, скрываясь за вишневым деревом. Через пять минут веревочная лестница появляется на стене, и я бегу к ней.

У меня меньше чем 45 секунд, прежде чем камера вернется на это же место. Я бегу через дорогу и поднимаюсь проворно по лестнице. Я занимаюсь этим с шести лет. Я прыгаю, пружиня на траву, и тяну лестницу за собой. Вместе с ней я несусь к старому тисовому дереву. Все заняло десять секунд. Я наклоняюсь к корням дерева и дергаю за спрятанный в траве металлический крюк. Я дергаю еще раз, но он застрял.

Дерьмо.

Осталось пять секунд.

Я упираюсь ногой и стараюсь его потянуть, но он отрывается, и я выкидываю его. Прижав веревочную лестницу к груди, я перекатываюсь по земле, прячась за дерево. Прислоняюсь спиной к нему. Мое сердце так стучит, адреналин кипит в венах, но я улыбаюсь. Три ротвейлера лижут мне руки и лицо.

Я сделала это.

Я тихонько разговариваю с ними, поглаживая их мускулистую натренированную спину и достаю из кармана кардигана маленькие вкусняшки.

— Вперед. Марш отсюда, — говорю я им, и они рысью несутся прочь, продолжая охранять периметр дома.

Я встаю, выжидая, пока камера не сделает свой поворот, прежде чем бегом пуститься к дому. Я забрасываю веревочную лестницу в черный полиэтиленновый мешок и отряхиваюсь. Слава богу, что нет дождя. Хотя я и поехала к нему в дождь, но катаясь по мокрой земле, я бы была в жутком виде. С пакетом я спокойно захожу вхожу в дом на кухню.

Здесь никого нет, кроме ба. Она сидит за кухонным столом в толстом халате, который надевает, когда собирается ложиться в постель. Ее короткие жесткие с сединой волосы растрепаны, на губах нет помады. На столе стоит чайник, две чашки с блюдцами. Я подхожу к столу, бросаю пакет на пол и сажусь перед ней. Молча она наливает чай в чашки.

— У тебя назначена сегодня примерка свадебного платья? — спрашивает она по-русски. Баба — единственная, кто говорит со мной по-русски.

— Да.

— Во сколько?

Я смотрю на пар, поднимающийся от чая.

— В половине двенадцатого.

Она передвигает сахарницу ко мне.

— Где ты была?

Я поднимаю взгляд к ее глубоким, темным глазам. Они такого же цвета как у папы, но у него холодные глаза, таящие опасность, у бабушки — добрые, в них виднеется беспокойство.

— Я была с мужчиной, — тихо признаюсь я.