Ты полюбишь вновь

Глава 2

Мэнди стояла на вокзале возле палатки с фруктами. Большие станционные часы показывали время прибытия поезда. Это были последние секунды мучительного ожидания; внутри у нее все было натянуто и пусто. Она уже пересчитала ряды красных блестящих яблок, пересчитала огромные апельсины, орехи… что угодно, лишь бы отогнать смущение, которое овладело ею.

Потом послышался стук колес, повалили клубы пара и длинный поезд подполз к краю платформы. Люди сновали мимо нее, смеялись, здоровались, обнимались. Девушка с тревогой вглядывалась в лица мужчин в толпе, обтекавшей ее с обеих сторон.

Вдруг кто-то сжал ее руку, и мужской голос произнес:

— Мэнди… ну вот ты, наконец. — И высокий, стройный, загорелый незнакомец наклонился и поцеловал ее в щеку. Незнакомец, который странным образом был в то же время Робином.

Она попыталась что-то сказать, но ее слова поглотил шум вокзальной сутолоки.

— Такси, сэр?

Робин передал дорожную сумку водителю.

— Боже, давай скорее отсюда выбираться. Я достаточно напутешествовался, хватит до конца жизни.

Мэнди забралась в такси, и Робин сел вслед за ней. Мотор ожил, затарахтел, и водитель оглянулся через плечо:

— Куда ехать, сэр?

Робин взглянул на Мэнди:

— Я еще не заказал номер в гостинице.

— Тогда давай поедем ко мне на квартиру. У меня уже чай готов. — В голове у нее мелькнула картинка гостиной, где она все так красиво устроила — низкий столик с чаем у камина, пышные булочки на подносе.

— Давай, — согласился он, пожав плечами. Боюсь, адреса я не помню. Скажи ему сама, Мэнди.

Робин закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Бедный милый Робин, думала Мэнди, скользя взглядом по его исхудавшему бронзовому лицу. Вид у него такой измученный…

— Наверное, тяжелый был переезд?

Он слабо улыбнулся, и в нем мелькнуло что-то от прежнего Робина… веселого, шумного, бесконечно обаятельного. Что с ним случилось?

— Просто ужас, — сказал Робин. — Теперь я понимаю, что надо было дождаться прямого рейса, но на него невозможно забронировать билет, приходится ждать мест неделями. Поэтому я самолетом добрался до Парижа, поездом до Ла-Манша и потом на пароме домой. На пароме была жуткая качка. — Он похлопал ее по руке и добавил: — Да что я все жалуюсь и жалуюсь. Как ты, Мэнди?

— О, прекрасно, — ответила она, и снова наступила тишина.

Ничего, когда мы приедем домой, будет лучше, убеждала она себя. Естественно, поначалу мы чувствуем себя чужими людьми после такой долгой разлуки.

— К сожалению, квартира на третьем этаже, — извинилась девушка, когда таксист высадил их у ряда высоких зданий на площади.

Он взглянул наверх и поморщился:

— Что на тебя нашло — зачем ты переехала сюда из общежития? И лифта, наверное, нет?

Она усмехнулась:

— Лифт нам не положен. Зато сверху открывается божественный вид. В ясный день даже видна река… ну, не совсем видна, просто видно, как блестит солнце, в чем-то отражаясь, и понимаешь, что это река.

Он тащился позади нее вверх по лестнице.

— Бедный Робин, — насмешливо сказала Мэнди когда они добрались до ее этажа. — Ты совсем избаловался в своем роскошном бунгало.

Но Робин не улыбнулся ее шутке. Он уронил сумку на пол, и Мэнди заметила, как тяжело и прерывисто он дышит. Вглядевшись в его лицо, она испугалась: в нем было что-то еще, помимо усталости от долгого нелегкого путешествия.

— Робин, с тобой все в порядке? — с тревогой спросила она.

Уезжая на вокзал, она оставила электрокамин включенным, и теперь Робин подошел к нему и рухнул в кресло. Его била дрожь.

— Я думал, все пройдет, но стало еще хуже. Боюсь, мне предстоит то же самое, что было на Рождество.

— Ты был болен? — Она опустилась рядом с ним на колени.

— Да уж, не то слово. Какой-то чертов вирус, черт его знает… у них там этих вирусов огромное множество, — с горечью сказал Робин.

— Ты болел… а я ничего не знала.

— О, только не надо впадать в панику, Мэнди. — В его голосе сквозило нескрываемое раздражение.

— Нет, не буду. Ты прав, не надо впадать в панику. Но что же делать, Робин? — Она старалась взять себя в руки.

— У тебя не найдется выпить чего-нибудь?

Она задумалась:

— Может, немного шерри осталось, надо посмотреть. И еще, кажется, была бутылка пива.

Неужели еще сегодня утром, мелькнуло у нее в голове, была свадьба Эйлин! Казалось, это было так давно.

— Пиво! — Он поморщился и придвинул кресло поближе к огню. Зубы у него стучали.

На мгновение Мэнди охватил страх. И тут она вспомнила, что в квартире внизу живет медсестра Кент. Добрейшей души человек… если только она окажется не на дежурстве, то наверняка подскажет, что делать.

Слава небесам, сестра оказалась дома. Она выслушала путаный рассказ Мэнди и спокойно кивнула седой головой:

— Не волнуйся, деточка. Сейчас я к тебе поднимусь и посмотрю. Экзотические болезни часто вот так — проявляются позже, через некоторое время. Подожди минутку, я захвачу градусник.

Робин безучастно дал измерить себе температуру. Взглянув на термометр, сестра Кент поджала губы:

— Срочно в постель, между двумя одеялами. Грелки с горячей водой. Я помогу.

Она была несгибаемой скалой мужества. Сама уложила Робина в кровать, пока Мэнди искала в чемодане его пижаму, наливала в бутылки горячую воду, перетаскивала электрокамин в спальню, потом бегала в аптеку за таблетками, которые велела купить сестра Кент.

— Ну вот, больше пока мы ничего не можем сделать, — сказала седовласая медсестра, после того как Робин принял таблетки и откинул голову на подушки. Лицо его пылало, глаза были закрыты. — Завтра надо вызвать врача, чтобы осмотрел его, если температура не спадет. Но мне кажется, все будет в порядке. Думаю, это просто перенапряжение от путешествия. — Она сочувственно посмотрела на Мэнди. — Ты завтра работаешь?

— Нет, к счастью, завтра суббота, у меня выходной.

— Ну вот и хорошо. А мне пора идти. Я сейчас дежурю по ночам. Зайду к вам утром, сразу после дежурства, и посмотрю, как у вас тут дела. И не пугайся, если ночью он начнет бредить. При этих тропических инфекциях температура может быть очень высокой, но она так же быстро падает, как поднимается. Бедный ребенок, как тебе не повезло, так долго ждать — и вот пожалуйста.

Мэнди через силу улыбнулась:

— Ничего, справлюсь. Даже хорошо, что он заболел сейчас, когда я рядом и могу присмотреть за ним.

Медсестра ушла, а Мэнди села возле кровати в полутемной комнате, не спуская глаз с лица Робина. Несмотря на заверения сестры Кент, она догадывалась, что Робин болен серьезно. Она помнила, как дежурила как-то ночью у постели маленького Пипа, когда у того было воспаление легких. И он выглядел тогда точно так же, как Робин сейчас. А потом они узнали от врача, что Пип в ту ночь был на грани жизни и смерти.

Несколько часов Робин спокойно проспал, но затем начал метаться и стонать, что-то невнятно бормоча. Мэнди старалась подавить панику, помня предупреждение медсестры, что ночью он может впасть в бредовое состояние.

Она положила руку на его пылающий лоб:

— Все в порядке, Робин. Все будет хорошо, дорогой. Я здесь, с тобой.

Он открыл глаза и остановил взгляд на Мэнди. Она с содроганием увидела, что это незрячий взгляд горячечного больного. Она поняла, что Робин не узнал ее.

Он попытался привстать с подушки, лихорадочной скороговоркой лепеча что-то, и вцепился Мэнди в руку:

— Никола, выслушай меня. Это все неправда, что обо мне говорят. Они лгут, они хотят настроить тебя против меня. — Голос перешел в исступленный вопль: — Я люблю только тебя одну. Я прошу тебя выйти за меня замуж. Не надо на меня так смотреть… Никола!..

С бессвязным бормотанием Робин упал обратно на подушки и затих.

Мэнди почти машинально гладила его горячий лоб. Через некоторое время она взглянула на больного и увидела, что тот мирно спит. Она встала, стараясь не потревожить его, и осторожно вышла.

В ярко вспыхнувшем свете кухня казалась чужой и неприветливой. Девушка налила себе стакан воды и залпом выпила. Вода была ледяная, и у Мэнди запершило в горле.

Какой ужас, что ей пришлось подслушать бред Робина! Ей было противно, она чувствовала себя подлой и бессовестной, словно стояла у замочной скважины. Скорее всего, эти слова ничего не значат. Он же бредит… он в забытьи. Хотя в таком состоянии часто прорывается наружу то, что спрятано глубоко внутри.

Окна кухни выходили на площадь. Мэнди стояла, глядя в темноту, ее немного трясло. Часы на соборе пробили три, и с этим размеренным знакомым звуком жизнь начала возвращаться к привычному ритму.

Мэнди заметила, что у нее под рукой была дощечка для хлеба, рядом лежал хрустящий батон. Она помнила, что вынула его из хлебницы, собираясь приготовить бутерброды к чаю. Но чай они не пили. Туг она сообразила, что ничего не ела с… с каких пор? С самой свадьбы, да и тогда съела совсем немного. Ах да, еще этот байронический сэр Саймон приглашал ее на обед. Как давно все это было!

Мэнди сделала два бутерброда с мармеладом, жадно съела их и сразу почувствовала себя гораздо лучше. Губы ее слегка скривились. Смешно: она уплетает бутерброды, когда только что услышала, как Робин признался в любви к другой женщине! Никола. Она усмехнулась. А вдруг Никола всего лишь персонаж какого-нибудь фильма или книги. Когда Робин поправится, она ему расскажет об этом, и они вместе посмеются. Да куда подевался ее здравый смысл, почему она так разволновалась из-за бессвязных слов Робина? Ведь он вернулся к ней, разве это не главное? Разве он был бы здесь, если бы хотел на самом деле жениться на этой Николе?

Она неслышно вернулась в спальню и встала около кровати, глядя на него. Он лежал на боку, укрытый одеялом, которое мерно вздымалось и опускалось при его дыхании. Свет настольной лампы падал на его волосы, делая их золотисто-рыжими. Во сне Робин казался совсем мальчиком, почти школьником.

Мэнди отвела взгляд. Она ужасно, ужасно его любила. Ее нежность была едва ли не осязаемой вещью, которую можно взять в руки.

Она опустилась в кресло рядом с постелью в совершенном изнеможении. Сестра Кент была права, слава богу — Робину стало лучше. Завтра все будет по-другому. Откинув голову на изголовье кресла, Мэнди погрузилась в глубокий сон.

Робин выздоравливал на редкость быстро. Серьезный молодой врач, которого сестра Кент привела с собой утром, очень заинтересовался этим случаем и начал рассказывать про тропические заболевания всякие ужасы, от которых у Мэнди по спине ползли мурашки. Ей даже показалось, будто врач был несколько разочарован, что Робин с каждым днем чувствовал себя все лучше.

— Кто бы мог подумать, что уже через неделю тебе станет настолько лучше, видел бы ты себя в субботу, — заметила Мэнди, хлопотливо накрывая стол к завтраку.

Робин, не спуская ног с кушетки, лениво ухмыльнулся в ответ:

— Вот что значит быть примерным мальчиком и выполнять все предписания сиделки.

Проходя мимо него по дороге к буфету, Мэнди наклонилась и чмокнула его в золотистые волосы:

— Да, ты был очень примерным мальчиком. Образцовый пациент. А я-то всегда думала, что мужчины становятся как раненые медведи, стоит им заболеть.

Он поймал ее за запястье, притянул к себе и прижался ртом к теплой шее под темными кудрями.

— А кто бы не был примерным пациентом с такой сиделкой? Ты чудесно за мной ухаживала, Мэнди.

— На самом деле сестра Кент взяла на себя всю самую сложную работу, — напомнила та. — Она такая милая, все время заходила к нам после дежурства.

— А мне показалось, ей это даже нравится. Медсестры так любят проявлять заботу. И потом, она такая страшилище, согласись. А ты, моя сладкая Мэнди…

И он привлек ее к себе и поцеловал, искусно прервав ее возмущенный протест. Но Мэнди быстро вырвалась от него.

— Как же я буду готовить обед, если ты меня все время отвлекаешь? — засмеялась она, поправляя взлохмаченные волосы.

После обеда они сидели рядышком на кушетке, Робин крепко держал Мэнди за талию.

— Мэнди, я вот все думаю, — заговорил он вдруг таким серьезным голосом, что Мэнди слегка отстранилась и внимательно посмотрела ему в лицо. — Думаю, — продолжал он, — что будет дальше. Я имею в виду — я не могу все время жить у тебя, тебе приходится спать на неудобной раскладушке внизу, у сестры Кент, а потом прибегать сюда и готовить мне…

— Но я с радостью это делаю… ради тебя. Ты же знаешь, дорогой.

— Да, конечно. Ты ужасно меня балуешь, и, конечно, мне это нравится, кому это не понравится? Но все равно, врач велел мне побольше быть на свежем воздухе, выезжать за город. Я хотел бы ненадолго съездить к морю. В Брайтон или Борнмут — в общем, в те края.

Она сжала его руку:

— Ну конечно, Робин. Это превосходно и поможет тебе окончательно выздороветь. Дорогой, так удачно, представляешь, у меня как раз осталось две недели от отпуска с прошлого года, так что мы можем поехать уже на следующей неделе. Может быть, в среду, если ты будешь в состоянии. В такое время там легко снять номер в гостинице.

— Радость моя, не торопись. Жалко ведь будет истратить твой драгоценный отпуск на такую развалину, как я. Я ведь только и буду что сидеть на скамейке и дышать морским воздухом, как старый дед.

Она улыбнулась с воодушевлением:

— А я буду счастлива сидеть рядом с тобой и тоже дышать морским воздухом.

— Нет, Мэнди.

В его голосе послышалась неожиданная резкость, и девушка отодвинулась, глядя на Робина во все глаза.

— То есть… ты не хочешь, чтобы я с тобой ехала?

Он вздохнул:

— Дорогая, ну зачем ты все так воспринимаешь? Я просто хочу сказать, что для тебя это будет пустая трата времени и денег. Гостиница стоит дорого, и наверняка цены уже повысились с тех пор, как я уехал за границу. Две недели обойдутся не меньше чем в сорок фунтов.

— Сорок фунтов… на одного?!

Он кивнул, слегка улыбнувшись:

— Конечно на одного, смешная моя, неопытная девочка.

— Боже мой! — Лицо Мэнди вытянулось, хотя она отчаянно пыталась скрыть свое разочарование. — Да, мне это не по карману. Я вообще не очень хорошо разбираюсь в финансах.

Робин хмыкнул:

— Дорогая, я бы заплатил за тебя, не сомневайся, но я думаю, что лучше нам приберечь деньги на будущее. Тогда мы сможем поехать куда-нибудь вместе и как следует развлечься. Думаешь, я не об этом мечтал все время, пока был в Африке?

Он снова притянул ее к себе, и она уронила голову ему на плечо. Мужчины такие странные, думала Мэнди. Неужели он не может прямо, без околичностей сказать, что имеет в виду медовый месяц?

— Ну тогда поезжай один, Робин, — великодушно предложила она. — Так будет лучше. А потом, когда ты окончательно поправишься, мы…

Мэнди прижалась к нему, надеясь, что он за нее скажет о том, что ждет их в будущем. Как и любой женщине, ей хотелось услышать нечто совершенно конкретное. Она представила колечко на пальце, их семейный дом…

— А, кстати, чуть не забыл. Тебе сегодня утром принесли письмо, когда ты была на работе.

Робин встал и вынул письмо из-за часов на каминной полке.

— А, это от Эйлин. Как мило, что она так быстро ответила. Я написала ей всего пару дней назад.

— Эйлин? — рассеянно переспросил Робин, опуская руку в карман шелковой пижамы.

Мэнди вскрыла конверт, с теплым чувством подумав, что Эйлин нашла минутку написать ей. Ведь они, наверное, приехали домой всего несколько дней назад и фермерское хозяйство, должно быть, показалось городской девушке нелегким.

Эйлин писала:

«Бедная моя девочка, как тебе не повезло, что Робин свалился, как только вернулся домой. Когда я прочла твое письмо, сначала хотела тотчас кинуться к тебе, но у нас кое-что случилось. Мы приехали в понедельник, и тут выяснилось, что дочка миссис Пилкингтон в Канаде родила тройню и срочно вызвала мать к себе! Естественно, мать поехала к ней, и кто может ее в этом винить? Но я тут задыхаюсь, как рыба на песке, несмотря на помощь миссис Битон!

Так вот. Считай это сигналом SOS! Со свойственным мне эгоизмом я предлагаю тебе взять на работе те две недели, что у тебя остались от прошлогоднего отпуска, и приехать вместе с Робином к нам, как только он встанет на ноги. У нас есть две отличные пустые комнаты с отоплением и кондиционером. (Это просто чудо что за дом, со всеми современными удобствами.)

Пожалуйста, прошу тебя, не отказывайся, Мэнди, ну пожалуйста. Я просто пропадаю, конечно, потом я найму временную прислугу, правда, в деревне это не просто. Но самое главное, я буду искренне рада видеть вас с Робином здесь, у нас. Он моментально поправится, только представь себе: свежие яйца, сливки, фрукты и солнце. Дику скоро надо будет ехать в Лондон по делу. Он может приехать в любой день, когда скажете. Мы оба приедем и заберем вас. Пожалуйста, Мэнди».

Она подняла глаза от столь характерных для Эйлин импульсивных строк:

— Робин, это письмо от Эйлин. Она просит нас обоих приехать и пожить у них, пока ты окончательно не поправишься. Ее домработница внезапно уехала. Я помогу ей по дому и на кухне. Дорогой, ну разве это не чудесное совпадение? По-моему, это самое лучшее решение. Она пишет…

Робин насупился:

— Подожди, Мэнди. Не так быстро. Кто такая Эйлин, хотел бы я знать?

— Робин, ты должен ее знать. Я же столько рассказывала тебе о ней в письмах. Это та девушка, с которой мы вместе снимали квартиру. На прошлой неделе она вышла замуж, и они с мужем живут на ферме где-то между Хенли и Оксфордом. Это славное место, судя по всему.

Он вздохнул:

— Деточка, неужели ты считаешь, что я захочу похоронить себя заживо в деревне, пусть и очень славной? Не обижайся, малышка. Дело не в том, что я не хочу ехать с тобой. Но я так долго скитался вдали от родных мне людей, на чужбине, что сыт этим по горло. И мне совсем не улыбается снова ехать к каким-то незнакомым людям.

Мэнди молчала. Она отчаянно пыталась понять, что происходит. Она думала: «Что касается меня, то я поехала бы куда угодно, лишь бы быть вместе. Но может быть, у мужчин все иначе?»

— Но знаешь, — сказала она потускневшим голосом, — с Эйлин и Диком несложно познакомиться. Они тебе понравятся, Робин. На вот, прочти сам ее письмо.

Он быстро просмотрел страницу и перевернул на другую сторону. Там было написано еще что-то, что Мэнди не заметила.

Когда Робин снова заговорил, в голосе его не было и следа недавней капризности.

— А, вот это интересно. Ты прочла про то, что с ними по соседству живет знаменитый американский кинопродюсер?

Она взяла у него письмо и прочитала приписку.

«Соседи у нас народ очень пестрый. Саймон Деррингтон часто заходит, говорит исключительно о своих розах. Они с Диком закадычные приятели. Один американец по имени Рандт снял здесь на лето очень элегантный дом. Он какая-то звезда на киностудии и приехал сюда на съемки фильма. С ним здесь жена и уж-а-а-сно, уж-а-а-сно милая дочка. Саймон с ними тоже познакомился (знаешь, как американцы обожают аристократические титулы!), говорит, что они очень непосредственные и что они ему понравились. А в устах Саймона это редкая похвала, можешь мне поверить».

Мэнди сложила письмо и сунула его обратно в конверт. Сейчас ей было не до этих милых сплетен.

Робин затушил в пепельнице недокуренную сигарету, подошел к дивану и сел рядом с Мэнди:

— Послушай, дорогая, я веду себя как последний дурак, я вижу, что от этого ты огорчаешься. Ну давай поедем, а я постараюсь вести себя прилично и быть милым славным мальчиком?

В его слегка прищуренных глазах под немыслимо длинными ресницами появилась улыбка, так хорошо знакомая ей. Недовольство исчезло, он снова стал оживленным и бодрым. Это был прежний, настоящий Робин, каким Мэнди его помнила, и ее сердце растаяло.

— Дорогой… правда? Ты правда хочешь поехать? — Она засомневалась. — Ты делаешь это не из-за меня?

Он приподнял ее подбородок и поцеловал в теплые мягкие губы:

— О, ты меня знаешь. Такого закоренелого эгоиста, как я, еще поискать. Ну хорошо, теперь иди звони своей Эйлин, не откладывая. Почему бы нам не договориться обо всем сразу?

На следующий день, в среду, Мэнди и Эйлин спускались по лестнице с чемоданами в руках. Болтер, собака домосмотрителя, понуро плелась следом, не прыгая вокруг них, как обычно.

— Слушай, мне кажется, она понимает, что мы уезжаем, — сказала Эйлин, погладив собаку по голове. — Ты всегда была ее любимицей, Мэнди, а говорят, эрдели выбирают себе одного хозяина на всю жизнь. Хотя ты у нас ведь не совсем эрделька, правда, Болтер, девочка? Но все равно что-то от породы явно есть.

Хохоча, они дошли до площадки первого этажа и вышли на улицу к машине.

— К сожалению, у нас просто «лендровер». Но я положила туда кучу подушек, а Робин может сесть впереди, вместе с Диком. Там ему будет лучше. — Она понизила голос и добавила: — Мэнди, он настоящий красавец, и такой элегантный. До чего же ты везучая!

Мэнди усмехнулась:

— Да уж. — Она забросила чемодан, коврик и два плаща в багажник машины. — Нет, нет, Болтер, слезай, детка. Тебе с нами нельзя.

Рыжая собака нехотя выпрыгнула из машины.

— Бедная наша Болтер. Мне так ее жалко, — вздохнула Мэнди и прибавила: — Даже в самые счастливые моменты все равно приходится кого-то терять, так всегда. Вчера я успела заехать в приют, повидать маленького Пипа. Он тоже немного расстроился, когда я ему сказала, что некоторое время не буду к нему приезжать.

Они молча пошли назад в квартиру. Мэнди вспомнила, как Пип махал ей на прощание, такой маленький и худенький, стоя в воротах и опираясь на свой костыль. Он всегда казался ей ужасно одиноким и несчастным. Как бы попечительница и прочие служащие в приюте ни старались окружить детей любовью, все равно это не та родственная любовь, которая одна и может залечить раны в сердцах брошенных ребятишек. Мэнди всегда надеялась, что Пипа усыновят, но теперь на это было трудно рассчитывать. Кому нужен маленький калека, да еще к тому же (какой смысл отрицать?) робкий и застенчивый?

Дик и Робин спускались по лестнице. Дик, казавшийся еще крупнее в мешковатом твидовом пальто, был словно воплощением здорового деревенского парня, а Робин рядом с ним смотрелся хрупким и истощенным. Сердце Мэнди сжалось. Она постарается как можно лучше заботиться о нем, когда они приедут в Уиллоумед. Она не пощадит для этого сил.

— Так, вроде бы все уложили, — сказал Дик. — Но лучше посмотри сама, Мэнди, прежде чем закрывать дверь.

Эйлин повернулась и пошла вниз вместе с ними. А Мэнди прошлась по квартире, потом заперла ее и отнесла ключи жене смотрителя. Это была маленькая сгорбленная женщина с затравленным взглядом. Мэнди всегда подозревала, что муж покалачивает ее. Когда Мэнди постучалась и вошла, та как раз стелила на стол замызганную скатерть, вздрогнула и подняла на девушку глаза. Мэнди объяснила, что они уезжают, что в квартире никого не будет пару недель, и попросила взять ключи.

— Да, мисс Фенн. Джо говорил, что вы уезжаете за город. Надеюсь, вы там хорошо проведете время.

Лицо женщины было унылым, а рука слегка дрожала, когда она вешала ключ на гвоздик.

Мэнди, замявшись, поблагодарила ее. Но что она могла поделать? Несколько огорченная, потому что беды других людей всегда принимала близко к сердцу, она спустилась к машине и села на заднее сиденье рядом с Эйлин.

— Ну все, поехали, — расплылся в широкой улыбке Дик. — Надеюсь, старина, вас не слишком растрясет, — прибавил он, обращаясь к Робину. — Эта колымага сделана скорее для сельских дорог, чем для комфортного путешествия.

И они помчались вперед. Робин что-то неразборчиво ответил, улыбнувшись весьма вяло, что отметила про себя Мэнди. Она надеялась, что поездка не очень выбьет его из колеи.

Они ехали уже три четверти часа, когда Эйлин вдруг взвизгнула:

— Дик, стой! Здесь кто-то есть… оно шевелится!

Широко раскрытыми глазами она уставилась на кучу плащей и ковриков за задним сиденьем.

Дик остановился у обочины, пошутив насчет нервных женщин, которым вечно что-то мерещится.

— Ну, смотри, — снисходительно усмехнулся он. — Никого здесь нет!

И он поддал один из ковриков ногой. Коврик медленно поднялся, потом свалился на пол, и перед ними появилась коричневая голова и умоляющие карие глаза Болтер, полуэрделя.

Эйлин покатилась со смеху:

— У нас заяц! Мэнди! Я же говорила, что она не хотела с тобой расставаться! Болтер, Болтер, ну что нам теперь с тобой делать? Дик, что нам с ней делать?

Дик наморщил широкий лоб:

— Думаю, лучше всего отвезти ее обратно. Пока мы еще не далеко отъехали.

Робин впервые вмешался в разговор:

— Возвращаться? — В голосе его слышался нескрываемый ужас. — Боже милостивый, ни за что на свете! Может, просто выпустим ее здесь? Говорят, собаки сами находят дорогу домой. Это ведь безродный пес вашего смотрителя, да?

Мэнди ласково обняла псину.

— Робин, что ты такое ужасное говоришь! — вспылила она, не в силах скрыть возмущение.

Возникла неловкая пауза, но Робин тут же мило улыбнулся:

— Мэнди, дурочка… Я же несерьезно. Ты что, шуток не понимаешь?

Эйлин внимательно посмотрела на него и сказала негромко:

— Да вроде бы Мэнди всегда понимала шутки.

Только Дик, казалось, не заметил возникшей неловкости.

— Да что тут такого, подумаешь! — усмехнулся он. — Как будто в Уиллоумед не хватит места для одной собаки. Как приедем, сообщим вашим хозяевам, что случилось, и потом отправим беглянку обратно домой с поездом, вот и все.

— Ну конечно, правильно, — с облегчением улыбнулась Эйлин. — Напишем им, как только приедем домой. А то они будут волноваться.

Но тут Мэнди вспомнила виноватое выражение лица жены смотрителя. Все на самом деле не так просто. Болтер не случайно оказалась в машине, ее туда специально спрятали. Но почему?

Когда они снова тронулись в путь, Робин повернулся к ней и тронул за руку с раскаянной улыбкой, от которой у Мэнди всегда таяло сердце:

— Все еще сердишься?

Она отрицательно качнула головой:

— Нет, конечно.

Он просто устал и оттого раздражителен, ничего удивительного, убедила она себя. К тому же поездка и вправду оказалась далеко не мягкой. Робин сказал это просто так, не подумав, тем более что он совсем не знал Болтер. Как глупо, что она так сразу набросилась на него. К тому же вышло так неловко, при посторонних! Пока машина подпрыгивала на неровной сельской дороге, Мэнди спрятала пылающее лицо в густой собачьей шерсти, раздосадованная на себя за маленькое облачко, которое уже появилось на их с Робином горизонте.

Но настроение Мэнди сразу улучшилось, когда они приехали наконец в Уиллоумед. Фермерский дом был уютным и располагающим, словно и в нем тоже чувствовался характер его хозяев. Низкий, длинный, с ползучими растениями, увившими стены из розоватого кирпича. В доме были высокие стропила, дубовые полы, которые местами скрипели, большие открытые камины, прекрасно уживавшиеся с новыми модными занавесками и покрывалами, которые привезла Эйлин.

— Правда, миленький дом, правда ведь? — спрашивала Эйлин. — Я знала, что он тебе понравится. Саймон сам собирался здесь жить, но ему пришлось сдать его вместе с фермой.

Девушки пошли в просторную кухню с современным оборудованием и приготовили холодный ужин, а Дик тем временем занялся своими ежевечерними обязанностями. Робин отправился отдохнуть после дороги.

— Кстати, как тебе понравился Саймон? — спросила Эйлин, со звоном бросая на поднос ножи и вилки.

Мэнди не ответила сразу, и та заметила:

— Наверное, он показался тебе слишком чопорным?

Мэнди снова вспомнила серые стальные глаза, взгляд которых немного нервировал ее. Но она вспомнила и то, как Саймон с готовностью скинул пиджак и, засучив рукава, помог ей перемыть всю посуду.

— Нет, не то чтобы чопорным. Но с ним, наверное, трудно сойтись накоротке, — наконец ответила Мэнди и вздрогнула, окуная салат в ледяную воду.

Эйлин бросила готовить ужин и уселась на стол.

— Знаешь, мне удалось еще кое-что о нем разузнать, пока я здесь живу. Деревня вся так и кишит слухами и сплетнями. Похоже, дело было так. Он решил заняться здесь фермерством, сразу после войны, и даже приступил к делу. Но с ним случился какой-то несчастный случай, с трактором, и он долго пролежал в больнице. Ему даже говорили, что он больше не сможет ходить.

— А, вот почему он прихрамывает. А я все думала: в чем дело?

Мэнди стряхнула воду с салата и стала раскладывать его на блюде, размышляя, как там Робин и что ему лучше сразу лечь спать, а не ждать ужина. Ей захотелось пойти в гостиную и посмотреть, все ли с ним в порядке, но Эйлин решила изложить подруге все сведения о Саймоне Деррингтоне.

— Ну так вот, они нашли хорошего специалиста, и тот почти поставил его на ноги. Но тем временем управляющий, на которого Саймон оставил ферму, забросил все дела, запустил ферму и кое-что еще снял со счета в свою пользу. Вот так все получилось. И вот Саймон выходит из больницы, почти не в состоянии передвигаться, не говоря уж о работе по ферме. Приезжает, видит, что на ферме все из рук вон плохо, финансы в плачевном состоянии. А этот парень, управляющий, уже уехал в Америку. Так что станешь тут невеселым, тебе не кажется?

— Да, правда.

Мэнди, невольно втянувшись в эту историю, слушала уже с живым интересом. Она вспомнила огонек в его глазах, когда Саймон сказал ей: «По собственному опыту я знаю, что самое безопасное доверять только себе».

— Да, — задумчиво повторила она. — Тогда, конечно, понятно…

Мэнди не договорила, не в силах передать словами свою мысль. Даже то, что его так жестоко предали и обманули, не объясняет его холодности и отчужденности. Впрочем, откуда ей знать? Ее же никогда никто не предавал, кроме разве что ее матери, но дело это слишком давнее.

— И после этого он продал ферму Дику?

Эйлин кивнула:

— Да. Ему это, наверное, было нелегко, но делать было нечего. Он не сможет работать на ферме еще несколько лет, а доверять дела другому управляющему он, видимо, уже не хотел.

Она соскочила со стола и взяла поднос:

— Пойду накрывать на стол. Не годится мне разлениться оттого, что ты приехала. Просто мне показалось, тебе интересно будет узнать про Саймона, вы наверняка с ним будете теперь часто видеться. Светские знакомства он не поддерживает… да к тому же у него слишком много хозяйственных хлопот. Но он любит заходить к нам вечерком поболтать с Диком. Салат готов? Давай клади его на поднос, я отнесу в комнату.

Оставшись одна в кухне, Мэнди медленно вытерла руки полотенцем. Перспектива увидеться с Саймоном Деррингтоном странным образом разволновала ее. У нее появилось непонятное желание бежать без оглядки.

Ну что за глупости, начала упрекать она себя. И потом — может быть, он перестанет сюда ходить, когда узнает, что они с Робином приехали. Во всяком случае, на это вполне можно надеяться.

Но случилось так, что она вновь встретила Саймона Деррингтона в тот же вечер.

Болтер отвели на ночь угол в пустом хлеву, и после позднего ужина Мэнди пошла покормить собаку и посмотреть, как она устроилась на новом месте.

Крупный эрдель запрыгал от счастья, увидев ее. От восторга собака свалила Мэнди с ног, но к еде не притронулась. Мэнди гладила ее, хлопала по спине, уговаривала, потом, наконец, сделала вид, что рассердилась, — ничего не помогало. Болтер, похоже, считала, что вечер — время для игр, включая высокие прыжки, катание на спине и громкое гавканье.

— Болтер… ну Болтер… пожалуйста, поешь, будь умницей. И успокойся ты наконец, — урезонивала ее Мэнди.

— Вы зря теряете время. Собака хочет, чтобы ее вывели погулять, — сообщил за ее спиной густой невозмутимый голос.

Мэнди, затаив дыхание, резко повернулась к входу:

— О… как вы меня напугали!

Темная фигура у двери сказала:

— Извините. Не мог оторваться, глядя, как вы пытаетесь справиться со своей собакой.

Она не знала, сколько он уже стоит здесь. Его манера наблюдать за ней, не говоря ни слова, действовала ей на нервы.

Из-за этого Мэнди ответила довольно резко:

— Просто она недрессированная, все дело в этом. К тому же это не моя собака.

В сгущающейся темноте она не могла рассмотреть его лицо, но была уверена, что он улыбается своей загадочной улыбкой. Саймон сказал:

— Ну вот, мы уже скрестили шпаги. А ведь я пришел сюда с единственной целью передать вам и вашему жениху свои поздравления. Я знал, что вы приезжаете сегодня.

— А, — неловко выговорила она. — Спасибо, сэр Саймон.

В этот момент Болтер, которой наскучило слушать разговор, прыгнула на Мэнди со всей силы, и девушка от неожиданности потеряла равновесие. Саймон Деррингтон ловко подхватил ее и вернул в вертикальное положение, словно она была манекеном в витрине магазина. Мэнди это показалось таким смешным, что она едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.

— А может быть, — заговорил он, прежде чем Мэнди успела его поблагодарить, — пойдем погуляем с собакой по полям, чтобы она израсходовала избыток энергии. А то, боюсь, ее придется на ночь помещать в клетку с мягкими стенами.

Болтер, будто поняв его слова, кинулась через двор и, радостно пыхтя, остановилась перед закрытыми воротами, так что у Мэнди не оставалось другого выхода, как рассмеяться и согласиться.

Воздух весенней ночи был прохладным и чистым. В небе мерцали звезды. И когда они шли по тропинке между полями, влажная трава холодила лодыжки Мэнди.

— А чья же это собака, если не ваша? — вежливо поинтересовался Саймон Деррингтон.

И Мэнди рассказала ему историю Болтер.

— …Хотя у меня такое чувство, что ее специально посадили в машину, — это дело рук жены смотрителя, уж не знаю почему. Я им написала об этом, как только мы приехали, так что, думаю, через пару дней получить ответ. У них нет телефона. Надеюсь, они не очень переживают из-за пропажи собаки. Если бы Болтер была моей собакой и так внезапно пропала, я бы ужасно расстроилась.

Она снова обратила внимание на то, что Саймон, шедший рядом с ней по дорожке, слегка прихрамывает, однако хромота не сказывалась на его быстром шаге. Девушке приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от него.

Когда он снова заговорил, его слова привели Мэнди в смятение. Она думала, что Саймон скажет что-нибудь незначительное, чтобы поддержать разговор. Но он задумчиво произнес:

— Да, Мэнди, у вас мягкое сердце. Такие, как вы, всегда тревожатся.

— Такие, как я? — возмущенно вспыхнула она. — Да мы с вами встречались всего один раз… ну, два раза. Откуда вы знаете, какая я?

— Несложно догадаться. — Ей снова показалось, что он улыбается. — У вас очень выразительное лицо.

— Я категорически возражаю, чтобы меня рассматривали, как микроба под микроскопом.

— Вот как? — тихо отозвался Саймон. — В самом деле? А разве вам не приятно, что разговор зашел о вас? Большинству людей это нравится.

Мэнди невольно рассмеялась:

— Вы со всеми так разговариваете, на второй день после знакомства?

— О нет, далеко не со всеми. Только с немногими избранными. Так что можете считать, что вам оказана большая честь.

Они дошли до края поля и повернули назад, Болтер скакала вокруг них, выделывая широкие круги, и время от времени замирала, внюхиваясь в воздух.

— А как поживает ваш жених? — Голос Саймона Деррингтона стал исключительно светским. — Какая неприятность — попасть в такую передрягу в первый же день возвращения домой!

— О, ему уже гораздо лучше, спасибо.

Мэнди удивилась и слегка устыдилась, вдруг подумав, что совсем забыла про Робина. Он, наверное, думает, куда она пропала… может быть, даже вышел из дома искать ее. А на дворе холодно, и он может простыть.

Когда они подошли к хлеву, благодарная Болтер съела всю принесенную еду и позволила уложить себя на соломенной подстилке.

— Ну вот видите, — засмеялся Саймон Деррингтон, когда они заперли дверь за угомонившейся собакой, — как я хорошо разбираюсь в психологии людей и собак.

— Собак — возможно, — согласилась Мэнди. — А насчет людей я пока не уверена.

— Ну, может, мне еще удастся вас в этом убедить, — живо откликнулся он, открывая ворота во двор дома. — Наблюдающий со стороны, знаете ли, обычно видит игру лучше остальных.

Она промолчала. А ведь действительно, говорить с ним интересно. Но вот приятно ли? В этом она тоже не была уверена.

К облегчению Мэнди, выяснилось, что Робин и не думал ее искать. Он сидел в удобном кресле у камина и курил сигарету, перед ним на столе стоял бокал. Казалось, Робину было уютно и спокойно здесь, и сердце Мэнди подпрыгнуло от радости.

К ней подошла Эйлин:

— Вот и ты, наконец, Мэнди. Ага, и Саймон здесь. Заходите, я вас представлю.

Робин выбрался из объятий мягкого кресла и пожал руку Саймону. Эйлин представила их друг другу, причем Мэнди поймала себя на том, что внимательно всматривается в лицо сэра Саймона Деррингтона. «Он считает себя таким знатоком людей, — пронеслось у нее в голове. — Интересно, что он подумает о Робине? — И вслед за этим: — Да какое мне дело, что он подумает о Робине? Какие глупости!»

— Пойду скажу Дику, что ты здесь, Саймон. Он, кажется, в коровнике.

Эйлин вышла из комнаты, а Мэнди приблизилась к мужчинам, стоявшим возле камина, и продела руку под локоть жениха. Робин был ей так дорог, и сейчас выглядел таким милым и красивым в свете, падавшем от камина. В его лице было что-то невинное, мальчишеское, резко контрастировавшее с мрачноватым видом сэра Саймона, с его низкими черными бровями и прямым неподвижным ртом.

— Я как раз рассказывал вашему молодому человеку, как мы получили его телеграмму во время поздравлений на свадьбе. Должен заметить, вы чуть не упали тогда в обморок, мисс Фенн.

— Да, я пережила самые страшные минуты в жизни. Сама не знаю почему, но я решила, что с тобой приключилось что-то ужасное, Робин.

Она подняла к нему лицо, счастливо улыбаясь, но глаза Робина были устремлены на Саймона. Тот тем временем вынул из нагрудного кармана короткую трубку и принялся с большим тщанием набивать ее.

Покончив с этим и неторопливо раскурив трубку, он обратился к Робину:

— Я слышал, вы жили в Восточной Африке? Интересно, не случалось ли вам там встретить одного моего старого приятеля, мы с ним соседи? Он глава фирмы по производству чая, у него плантации в Ньясе. Кстати, он как раз сейчас в Африке со своей дочерью Николой. Их фамилия Марсден. Эдмунд Марсден.

Мэнди была оглушена, словно ее ударили. Откуда-то издалека до нее донесся голос Робина:

— Марсден? Нет, как будто я их не встречал.

Он говорил вежливым непринужденным тоном, но при этом сильно сжал ее руку. «Не выдавай меня», — словно говорило это пожатие. В голове у Мэнди все перемешалось. Она не могла поверить, что Робин отрицает знакомство с мистером Марсденом… С собственным начальником!

— Ах да, действительно, Африка не такая уж маленькая. — В серых глазах мелькнул насмешливый огонек. — Было бы странно, если бы вы там случайно встретились.

В этот момент вернулись Эйлин с Диком, и разговор стал общим. Но Мэнди не в силах была вымолвить ни слова. Никола. Никола… Это имя, казалось, пульсировало в ее мозгу. Как все это понимать?

Колоссальным усилием воли она заставила себя прислушаться к тому, что говорит Саймон Деррингтон:

— Я хочу вам кое-что предложить. Вы знаете, Эйлин, что я живу настоящим отшельником, но в будущую субботу собираюсь нарушить свое уединение — я пригласил в гости наших новых соседей, семейство Рандт. И это самое меньшее, что я мог сделать, — папаша Рандт явился во всеоружии и предъявил мне ни больше ни меньше как рекомендательное письмо от моей крестной матери, сейчас она живет в Голливуде, — как ее туда занесло, бог весть. Да и признаться, мне понравились эти Рандты. Так что форма одежды парадная. Милости просим на чай на лужайке — если погода не испортится — часа в четыре, договорились?

— Ах, светский прием! Какая прелесть, — воскликнула Эйлин. — Спасибо, Саймон.

— Ну, не то чтобы прием, — предупредил он. — Не уверен, что моя миссис Доббин устроит нам грандиозную пирушку. Однако в округе она славится своими пшеничными лепешками и клубничным вареньем. — Взгляд Саймона скользнул с Мэнди на Робина, и он добавил: — Надеюсь, вы тоже придете?

Робин ответил за них с Мэнди:

— Будем очень рады, сэр Саймон. Если вы не сочтете это наглостью с нашей стороны.

И он улыбнулся с неотразимой искренностью. Трудно было поверить, что тот же самый Робин еще несколько дней назад уверял, что знакомиться с людьми для него невыносимое бремя.

Совершенно растерявшись, оглушенная этими необъяснимыми противоречиями, Мэнди едва заметила, как ушел Саймон Деррингтон. Она очнулась, только когда Эйлин произнесла:

— Наверное, мы тебя совсем измучили этой болтовней, да, Робин, после такой тяжелой дороги? Хочешь пойти лечь спать? А мы тут еще посидим.

— Да, признаться, я несколько утомлен. Так что — спокойной ночи. И спасибо за то, что вы были так добры ко мне, — добавил он с кривой усмешкой.

— Я пойду с тобой наверх, посмотрю, все ли есть, что тебе нужно, — сказала Мэнди, и они вместе стали подниматься по лестнице.

На лестничной площадке она положила руку ему на локоть:

— Робин…

— Душечка, я знаю. Я соврал, и ты гадаешь, зачем я это сделал. — Его голос звучал очень устало. — Мэнди, поверь, тебе нечего волноваться. Завтра я тебе все объясню. Сегодня я так вымотался, что уже ничего не соображаю. Так что не бери ничего в свою милую головку.

Робин притянул ее к себе:

— Ты мне веришь?

— Да, конечно, Робин. Но…

Он приник к ней губами, и все вопросы Мэнди остались незаданными.

— Терпение, радость моя. Завтра ты узнаешь всю правду, и ничего, кроме правды. Спокойной ночи, Мэнди, любимая.

У двери своей комнаты он обернулся и послал Мэнди воздушный поцелуй Он и вправду был бледен и осунулся, и ей вдруг стало его отчаянно жаль.

— Спокойной ночи, дорогой Робин, — прошептала Мэнди и пошла по коридору к себе в комнату.

Там она машинально взбила подушку и встала у окна, глядя в темный сад. Итак, Никола — дочь мистера Марсдена. Она этого не знала. Но что Никола значит для Робина? Она высунулась из окна и глубоко вдохнула прохладный ночной воздух, как будто он мог прогнать это ощущение — Мэнди казалось, что тысячи колючих иголочек пронзали ее голову. А затем ей словно послышался голос Саймона Деррингтона, говорившего: «Такие, как вы, всегда тревожатся».

«Нет, я не такая, — возмущенно подумала Мэнди, как будто он был здесь, и повторила это вслух. — Докажу вам, что это не так. Я буду верить Робину».

Она гордо подняла подбородок, решительно отметая весь цинизм мира, и отправилась спать.