Ты станешь моей княгиней?

Глава 6

Наутро я выбирала, что одеть на прогулку. Похоже, что брюк женщины здесь не носили, а это, по моему мнению, была самая удобная одежда для поездки, особенно в холода.

Теплые сапожки, высокие гольфы, связанные из мягкой пряжи, шерстяное платье, одетое на сорочку и широкие короткие штанишки. А еще что-то похожее на пальто, утепленное внутри коротким мехом и доходящее почти до ступней — вот каким был здешний наряд для прогулки.

Пальто было очень красиво расшито большими синими цветами по темно-синему, почти черному полю. Шапочка, опушенная таким же коротким мехом, и спадающая из-под нее до плеч светлая паволока довершали мой наряд. Это было красиво, очень красиво. Глаза трудно оторвать даже мне, что уж говорить о мужиках. С такой внешностью я теперь постоянно буду в центре внимания, а это не всегда удобно.

Меня ждали во дворе. Возле крыльца стоял князь и разговаривал с незнакомым молодым человеком, одетым богато и нарядно. Я пробежала глазами по двору — постройки окружали небольшую площать полукругом, за ними проглядывалась мощная стена из округлых валунов. Площать была утоптана и местами выложена каменными плитами, утопленными в грунт. Никакой растительности, только остатки пожухлой травы виднелись кое-где под зданиями — деревянными, но на высоком каменном фундаменте. Большой двор сейчас был полупустым — только несколько воинов поодаль держали коней в поводу. Обещанной повозки не наблюдалось. Я растерянно огляделась вокруг — так захотелось в нее спрятаться. Мужчины замолчали, потом раздался голос Старха:

— Даша, позволь представить тебе моего двоюродного брата — Сандр, а это Дарья — Хранительница нашего княжества и моя дорогая гостья.

Я с изумлением смотрела на него — он первый раз назвал меня по имени. Я уж думала, что он его забыл.

— Очень приятно. А Сандр — это Александр?

— Нет, — засмеялся молодой человек, — просто Сандр. Очарован, я просто не нахожу слов. Теперь, зная чего ожидать, я буду готовить речь дома, сейчас из головы вылетело все, что необходимо говорить при первом знакомстве. И предупрежу отца и брата, чтобы они не онемели при встрече с тобой, Дарья. Я приехал пригласить тебя к в гости к нам. Может быть — завтра? Отец настаивает, покажись, успокой его. Он болен, и не может приехать сам, но мы будем очень рады тебе. Это такое наслаждение — просто смотреть на тебя, любоваться тобой. Да, брат?

Рядом с крыльцом появилась конская морда и… меня подхватили под мышки и вздернули на коня, посадив боком. Мужская рука обхватила меня за талию, а вторая прислонила мою голову к своей груди. Боже, как неудобно! Он на глазах у всех заявлял на меня свои права.

Меня бросило в жар. Зачем он так? Я отстранилась и сердито посмотрела ему в глаза.

— Что? — прошептал он, заглядывая в мои, — не сердись, все должны знать, что ты моя.

— Да с чего вдруг?! Где повозка, ты обещал мне повозку.

— Сломалась, — с сожалением сказал мужчина. Его улыбающееся лицо выражало все, что угодно, но только не сожаление.

— Я предупреждаю на полном серьезе — я не умею держаться на лошади. Я не высижу вот так… так долго. Сколько туда ехать? — пыхтела я, отстраняясь.

— Да тебе и делать то ничего не надо — обними меня и держись за пояс, мы поедем тихонько. Положи голову на место — так будет удобнее. Вот так. Тихо, тихо. Устанешь — пройдем немного пешком. Потом понесу тебя на руках. Потом опять поедем…

— Как у вас все интересно, — услышали мы голос Сандра, — да, брат, жаль, что у меня дела. Я бы съездил с вами. Посмотрел, послушал…

Сквозь землю провалиться! Я отвернулась и тихо сидела, пережидая всю эту ситуацию. Они немного поговорили о чем-то своем, а я вспоминала, что хотела выяснить еще и, чтобы отвлечься от неловкости, как только мы тронулись, спросила:

— Так что ты думаешь — почему я понимаю вас всех, а вы меня? Почему мои песни звучали тогда для вас на чужом языке? И почему вы разговариваете на русском, и не просто, а как мои современники? Этого просто не может быть. Не может быть, чтобы речь развивалась одинаково в таких разных мирах.

— Я много думал об этом. Объяснение может быть только одно — это как-то связано с переходом границы. Я не понимал язык твоих песен, но понял тебя на твоей территории.

— Но ты говорил на русском.

— Как на родном. Наверное, когда я пересек границу, знание языка места, в котором нахожусь, появилось в моей голове. Возможно, что непроизвольно пошел перевод твоей речи на мой родной язык.

— Но там тоже ваша земля, а не русская.

— Там был кусок вашего мира — растения, насекомые, рыбы. Все ваше. А вот когда ты пересекла нашу границу, у тебя появилось знание нашего языка. Для тебя он звучит, как твой, понимаешь? Идет синхронный перевод.

— Допустим, а как ты понимаешь наш сленг? Это новые, современные слова, иногда слова-паразиты. И слова, которые ты не можешь знать, например: «синхронно»? Это слово нашей современности, раньше и у нас его не было.

— Ну, возможно — слова и не было, но понятие то существовало?. Я говорю на своем языке, и ты воспринимаешь его, как родной — подменяешь мои слова твоими современными, похожими по смыслу.

— Но у тебя грамотная современная речь!

— Возможно потому, что я не употребляю сленга? — засмеялся Старх, — а как все происходит — не знаю, но происходит же и это удобно. Так зачем гадать? Все уже идет само собой и от нас не зависит. Они могут и не такое…

Дальше мы долго ехали молча, обдумывая разговор. Я посматривала вокруг и не находила особых отличий от нашей природы — вот только стволы деревьев мощнее и выше, кряжистее как-то. Наверное, разница была бы заметнее, если бы не поздняя осень. Листья на деревьях уже облетели, трава увяла и пожухла. И опознать растения не было возможности.

Архитектуру города тоже не получилось увидеть — мы спустились с горы, на которой стоял дворец князя, через крепостную калитку по короткой тропе, минуя город. Я только успела заметить, что первый этаж дворца тоже сложен из валунов, а все остальное — деревянное и в несколько этажей, расположенных в разных уровнях. Мне действительно пришлось уцепиться за Старха и мы спускались по крутому склону, обнявшись. Я жалась к нему, уцепившись двумя руками за широкий кожаный пояс, а он одной рукой держал поводья, а другой прижимал меня к своей груди, и его дыхание не было спокойным.

Под горой пересекли вброд реку и повернули к лесу. Я хотела рассмотреть город снизу, но все закрывала высокая стена, та самая — сложенная из больших валунов. Когда я устала ехать в одной позе, какое-то время мы прошли пешком, потом опять ехали. Скоро между голых стволов деревьев серой сталью блеснуло лесное озеро. Оно лежало внизу, между высокими лесистыми холмами и вскоре мы подъехали к нему довольно близко, находясь все так же над ним.

Всадники оживились, загомонили и стали обустраиваться, привязав лошадей к деревьям. Меня усадили на большую меховую шкуру, прикрыв краем ноги, и велели ждать. Все тоже или уселись, или стоя наблюдали за озером. Установилась тишина, даже ветер, казалось, совсем утих… или это холмы закрывали от него…

Старх сел рядом со мной, шепотом спросил, не замерзла ли я и замер, обняв меня за плечи. На мой вопросительный взгляд, отрицательно покачал головой и прижал палец к губам. Пришлось подчиниться и вместе со всеми сидеть молча. Скоро послышался слабый всплеск, по воде пошла рябь и из воды показались змеи. Я дернулась, и меня стиснули сильнее. Мужчина опять покачал головой и еле слышно выдохнул: — Ужи.

А потом началось волшебство — ужи танцевали в воде. Они выписывали круги, ныряли и выпрыгивали в воздух, скользили поверху и все это не хаотично, а вырисовывая фигуры и демонстрируя некую синхронность. Казалось, что они подчиняются только одним им слышной мелодии. Постепенно стала понятна схема танца и почти угадывалась музыка, под которую они танцевали. Даже тишина уже не казалась такой полной. Захотелось двигаться под эту неслышную, но почти ощутимую музыку… Мы все зачарованно следили за тем, как ужи чиркнули последний раз телами по глади воды и нырнули вглубь… Сколько это продолжалось — я не заметила, и спрашивать не хотелось, мы все молчали еще некоторое время.

Вода успокоилась, и люди начали шевелиться, заговорили и стали выкладывать еду на попону, раскинутую на земле. Перед нами тоже поставили что-то похожее на плетенный из ивы и лакированный короб. Старх подавал мне хлеб с мясом, овощи, ел сам, пользуясь только ножом и руками, и мы продолжали молча смотреть на лес, озеро. Постепенно очарование танца проходило.

— Это прощание… В этот день ужи уходят в подводные пещеры и остаются там на всю зиму — спят. Жизнь замирает, они не увидятся до весны. И сейчас это было чем-то вроде прощального танца. Такое бывает только раз в году и не каждый раз получается увидеть. А жаль.

— Да, жаль. Очень красиво. И даже хорошо, что музыка не слышна — она бы отвлекала.

Старх посмотрел на меня внимательно и нежно.

— Мы даже чувствуем с тобой одинаково. Я как-то думал о том же. Какую-то музыку они точно слышат. Сейчас поедем домой, а завтра я покажу тебе город. Через два дня съездим в еще одно место, мне интересна твоя реакция на следующее чудо, — лукаво улыбался мужчина.

— Летом, конечно, было бы намного больше способов поразить тебя — и сказочной красоты цветущие весенние деревья с цветами разных оттенков, — откинувшись на шкуру и мечтательно улыбаясь, говорил князь, — и поля цветных летних трав. У нас есть болота, на которых растут почти одни лечебные растения и там такой запах … А грибы? Если они перерастают, то становятся несъедобными, но вырастают до такого размера, что я могу стоять под ними. Правда потом, когда гниют — вонь стоит… в лес не войти. Ими удобряют поля — у нас замечательные урожаи. А в середине лета вылетают стрекозы — у них крылья сверху, как радуга, а когда они ими машут, то подкрылье сверкает золотом. Такие золотые вспышки в солнечный день над лугом…

Да есть еще много чего стоящего внимания даже зимой. Я все покажу тебе, мы вместе посмотрим княжество — весной поедем встречать невесту брата на границу. А зимой… на праздник Середины зимы всегда бывают очень веселые гуляния. Катание с горок, кулачные бои, хороводы. Еду готовят на кострах прямо на площадях и там такие вкусности… м-м-м. Их разрешается приготовить только раз в году, тогда в пищу добавляют особые травы, которые укрепляют здоровье. Люди меньше болеют потом целый год.

Княжеские сопровождающие уже убрали все следы пикника, Старх поднялся со шкуры, и я подала ему руку, чтобы он помог мне встать. На поляну упала тишина…. А князь посмотрел на меня как-то странно — с вопросом или ожиданием.

— Что-то не так? — спросила я, опасливо убрав ладонь.

— Все так. Нам, действительно, уже пора. Завтра до обеда у тебя встреча с учителем, а ужинать поедем к моим родственникам… после поездки по городу, если ты не против, — заговорил Старх, делая шаг, наклоняясь и поднимая меня под локти.

Дорога домой показалась уже не такой длинной. Сейчас я не чувствовала напряжения, сидя в объятиях князя, мне было комфортно молчать в его присутствии, вспоминая танец ужей и представляя местные летние красоты.

Звучало все это очень привлекательно, но здесь были еще и змеи, и, наверняка, есть хищные звери и ядовитые растения. Князь обмолвился о том, что у него были враги, значит имели место и стычки, а то и войны, политическая возня. Местные жители тоже были разными, а не только хорошими и добрыми людьми — няня, например. И скольким еще красоткам я перешла дорогу? Не все так безоблачно и лубочно красиво здесь, впрочем, как и у нас.

Упоминание об учителе неприятно кольнуло — я вспомнила свое настроение позавчера. Но сейчас поднимать этот вопрос не хотелось, как-нибудь потом.

Провожая меня в мою комнату, князь сказал, что мне готовят более просторные покои. Я молча согласилась — пусть, это меня ни к чему не обяжет.

Прощаясь, он обнял меня и ненадолго придержал, уткнувшись лицом в шапочку. Поцеловал осторожно в висок и быстро ушел к себе. Как тут у них все целомудренно и скромно, однако… А может он судит по моей полудетской внешности, и думает что о более близких отношениях между мужчиной и женщиной мне не известно? У них тут есть такое понятие, как половое воспитание? Или девица должна быть наивной и скромной, а уж девственность — непременное условие для приличной барышни? Этим я похвастаться уже не могла, опыт был, хоть и небольшой. И я уже знала, что мужчина, испытывая к женщине какие-то чувства, ведет себя напористее, требовательнее. А тут такие деликатные ухаживания…

Не то, чтобы я была против, но как у них обстоит дело с местным темпераментом? В процессе обнимания на коне князь по-мужски волновался — это было. Напряжение какое-то чувствовалось, я и сама не осталась равнодушной. Значит дело не в его спокойном ко мне отношении, а имеет место какой-то запрет? И у учителя об этом не спросишь. Может не так понять, да и князю передать наш разговор. Меня пока все устраивало, и я сама была против того, чтобы форсировать события. Я еще не решила для себя, чего хочу. Так что пусть все идет себе, как идет.

На следующий день учитель рассказывал мне о географии своей реальности. А меня не так интересовало, что где расположено, как то, насколько география этого мира отличается от нашей. Кардинальных отличий не было. Разве что материки были расположены всей своей территорией ближе к экватору. Например, наши Африка и Южная Америка скорее напоминали бы скошенный овал, чем треугольник. Евразия опускалась ниже полярного круга, а оба здешних полюса были гигантскими океанами. Зимы в здешней местности не были так суровы, как в нашей России. Княжество называлось Славия. а князь, соответственно — славский правитель. Государство было довольно большим, ориентировочно, как территория Вологодской и Новгородской областей и находилось примерно на том же месте. Восточные государства, черный материк — все было похоже на наши.

Хранители, скорее всего, присутствовали в каждом и набирались из соответствующих регионов на Земле. Я поражалась, как при такой «текучести кадров» до сих пор не распространилась информация об этой реальности. Похоже, что все-таки проводятся манипуляции с памятью. Становилось жутковато. Вряд ли получится удрать или договориться. Хотя за моими работодателями должок… посмотрим.

Утром учитель озвучил желание князя, чтобы я ознакомилась с семейным укладом княжества. Ага, это было уже интереснее. Брак заключался начиная с шестнадцати лет со стороны девицы и с мужчиной того возраста, в котором он был способен содержать семью самостоятельно. То есть овладевал какой-то специальностью, профессией, способной приносить доход. Разумно… И хорошо уже то, что многоженство отсутствовало. Остальные подробности были неактуальны, но вот способ заключения брака… Жених брал руку невесты в свою руку и, когда ладони соприкасались, называл женой. Обязательным условием были свидетели, чем больше, тем лучше.

И вот тут меня бросило в жар… По незнанию я пару раз протягивала руку князю, но он оба раза уходил от прикосновения. Последний раз был вчера. Вот почему насторожилась свита — князь едва не взял за руку женщину, опозорившуюся, показавшись тогда раздетой. Если он так сильно любит меня, то всеми силами должен бы, наоборот — застолбить, так сказать, связав узами брака. Но он демонстративно подхватил меня под локти. Значит, брак не входит в его планы, он и сам сказал, что его люди не примут княгиню, выскочившую во двор в исподнем. Но в то же время, он показал, что я принадлежу ему. Так что — мне уготована роль любовницы, наложницы, на старинный манер, просто постельной грелки? Меня приручают, потихоньку влюбляют в себя, приучая к мысли о возможности остаться здесь, а я даже не знаю — в какой роли.

Хотя, если менталитет нашего средневековья не сильно отличался от здешнего, то там быть замеченной и отмеченной князем было почетно. У нашего князя Владимира, кажется, была чуть ли не сотня наложниц. Так что здешний правитель не имеет намерения обмануть меня или оскорбить. По его пониманию, скорее наоборот. Тогда зачем он отказался от брака с соседкой, судя по очарованному портретом брату — писаной красавицей? Потому, что две новые бабы могли не ужиться и устроить ему веселую жизнь, борясь за внимание? Уже надумываю себе черт те что. Но факт налицо — в браке, который я по незнанию ему предлагала, мне отказано прилюдно.

На душе было тяжело и гадко… Не хотелось уже ничего — ни знакомиться с его родней, ни видеть его столицу — да на фиг не надо! Будущую любовницу будут демонстрировать родным и подданным. Хоть и опозоренную, но красивую и занимающую престижную должность Хранительницы. А поднадоем — красота примелькается в конце концов, тогда и официальную жену можно ввести в дом — принцессу какую-нибудь. О том, что ему пора жениться, он сказал прямо. Будь я на его месте — так бы и сделала. Чего уж там? Все логично, но мне не подходит. Так что приходим в себя и ждем отправку домой. Я уже соглашусь и на правку памяти, более того — потребую ее… стыдно как, Господи, как же стыдно-то! А еще дико обидно и даже… больно?

После ухода учителя лежала и просто смотрела в потолок. Видеть сейчас князя не смогу — расплачусь, а если и нет — он все равно увидит перемену в моем настроении. Я впервые общалась с человеком, который так тонко чувствовал меня. Его бережное, нежное отношение, ласковые прикосновения, восхищенные взгляды — я не хотела этого терять, мне уже нужно было все это. Именно о такой душевной близости я всегда мечтала. Только отказываясь от той роли, что он мне уготовил, а значит — от него, я поняла, что придется отказаться от любви. Он справился, с его-то опытом. Я, как и многие доверчивые женщины до меня, поверила в сказку и влюбилась.

Может мне поговорить с ним, потому что все эти домыслы и недосказанности запросто могут стать причиной самых дурацких недоразумений. Что — спросить в лоб, почему ты на мне не женился? Не смогу, не сегодня, не сейчас… Не могу… Я не заметила, как полились слезы, и тихо и жалобно заскулила. Стыдно как, стыдно и обидно. Вскочила, вытерла глаза и позвала прислугу, попросив князя сегодня меня не беспокоить, извинилась, что срываю его планы, что еще сказать, чтобы он оставил меня в покое хотя бы на сегодня, дал время прийти в себя, сохранить лицо — я не знала. Пусть передадут ему. Сорвала с себя обруч с тряпкой и повалилась опять на кровать. Сама дура, какая же я дура! Почти тридцать, а где мозги… психолог хренов… так вляпаться…Слезы полились рекой.

Стук в дверь прозвучал ожидаемо. Что, ему больше заняться нечем? Оставьте же меня в покое, ради Бога! Дверь распахнулась от хозяйской руки и вошел Старх. Конечно, кто бы тут считался с моими желаниями? А он быстро подошел и присел на кровать. Спросил встревожено:

— Даша, что с тобой такое? Ты заболела, тебе плохо? Простыла вчера? Дай лоб, у тебя жар?

Я завыла в голос. Он схватил меня в охапку и прижал к себе, укачивая.

— Что с тобой, маленькая моя? Прекрати, так нельзя, остановись! Эй, кто там? Принесите воды! Даша, Даша, да посмотри же на меня, что с тобой?

Это было невыносимо. Вытерев глаза рукавом, задушено прохрипела:

— Извини, депрессия накатила. Домой хочу… не могу.

Он осторожно выпустил меня из рук, встал и подошел к окну. Постоял молча, взял принесенную воду, напоил меня и сказал невесело:

— Мне показалось — ты начала привыкать… ко мне привыкать. Тебе настолько плохо здесь? Ты скучаешь? Я буду уделять тебе столько времени, сколько смогу. Твои покои почти готовы, я ускорю… Сегодня прогулялись бы по городу. К дяде можно не ехать, я извещу его — он поймет. А хочешь — поедем в Птичью падь? Это то место, куда я планировал отвезти тебя завтра.

— Нет… Нет, спасибо, ты уйди, пожалуйста… сейчас я успокоюсь. Полежу немного одна и успокоюсь. У меня всегда так. Давай потом — завтра, ладно? Все хорошо, не обижайся, пожалуйста, уйди только сейчас. Оставь меня в покое! Ты можешь…просто…выйти? Я много прошу?

— А ведь дело не в этом, да, Даша? Да? Посмотри на меня! Ты сердишься именно на меня, стараешься выставить отсюда под несерьезным предлогом, не смотришь в глаза. Так что случилось? Ты сейчас виделась с учителем и он, по моей просьбе, рассказал тебе о брачном обряде. Да, Даша, дело в этом? Что ты себе напридумывала?

Я замерла и затаилась, спрятав лицо в подушку. Кажется, даже не дышала. Вот он — момент моего самого большого в жизни позора. Вот оно и вылезло все, как я могла подумать, что смогу его обмануть? Провалиться бы сквозь землю, ушел бы он, пожалел бы меня хоть чуть-чуть, что ли.

— Даша, я хотел, чтобы ты сделала это осознанно. Ты слышишь? Я не отказывался от тебя, а хотел, чтобы ты понимала, что делаешь. Ты простила бы мне, если бы я сделал тебя своей женой обманом, понимая, что ты не знаешь обряда? Ты так легко и просто протягивала мне руку, что ясно было — для тебя это ничего не значит. Следовательно — у вас все иначе. И что? Я должен был воспользоваться твоей неосведомленностью? В крайнем случае, я пошел бы и на это — признаю честно. Страх потерять тебя мог толкнуть меня и на подлость.

Но у меня появилась надежда, мне показалось, что я тебе уже не безразличен. Это же такое счастье, если бы ты сама… тоже… Даша, скажи мне, ты расстроилась потому, что подумала — я не хочу, чтобы ты стала моей женой? Ну да… а в то же время твержу о любви, показываю всем, что ты моя, не хочу отпускать. И ты решила…Даша? Ты решила, что тебе уготована роль простой наложницы? Оскорбилась, обиделась… дурочка. Никогда не молчи вот так. В наших обычаях, наверное, очень мало общего. Такие недоразумения и непонимание — все это надо озвучивать, обговаривать, выяснять истину.

Ох, какой камень упал с моей души… я только сейчас поняла, какая это была тяжесть. Стало так легко и все-таки немного стыдно — он все обо мне понял. Я вообще для него, как раскрытая книга. И он теперь знает…

Старх заставил меня встать с кровати и усадил к себе на колени. Небольшое сопротивление было подавлено. Он взял мое зареванное лицо в ладони, удерживая и не давая отвернуться. А я хотела. Заплаканная моська с опухшим мокрым носом, наверное, была не очень.

— Даша, скажи мне, это правда? Смотри мне в глаза, не отворачивайся, я же все равно не отстану. Даша, ты меня что…? Даша? Да? Не прячь глаза. Ну, хотя бы кивни.

Горло перехватило, и сказать я не смогла ничего. Кивнула головой и обняла его за шею, спрятав пылающее лицо.

— Маленькая моя… Ты моя! Моя, да, Даша? Ты останешься со мной, ты станешь моей княгиней?

Я кивала, прячась. Чего уж теперь выделываться? Я влюбилась. Поняла это, когда думала, что теряю. И это нормально с ним, вот так — стремительно, любая бы влюбилась на моем месте, это было, как волшебство, как гипноз.

На ум пришел один неловкий момент. Если быть честными друг с другом, то до конца. Неудобно как-то об этом говорить, но выяснить все надо сейчас. И я забубнила ему в шею — смотреть в глаза было неловко:

— Помнишь, я говорила тебе, что мне двадцать восемь лет? У вас выходят замуж с шестнадцати, и в этом возрасте я была бы уже почтенной матерью семейства.

— И что? Говори, я внимательно тебя слушаю.

— Старх, я не девственница. У меня был мужчина в моем мире. Мы давно расстались. Я когда-то думала, что он… ну, в общем — что было, то было. У нас не придают значения этому, некоторые женщины просто рожают детей для себя, за это не осуждают. Я тоже думала, что если не найду себе… В общем, если это непременное условие для невесты, то я не подхожу… не отвечаю. Ну, в общем — так где-то.

Я отвернулась и попыталась отодвинуться от него. Он дал мне отстраниться, и что-то повернулось в душе, как нож. Оказалось — он отстранился, чтобы иметь возможность смотреть мне в глаза.

— Даша, я женился бы на тебе, даже если бы ты была вдовой с кучей детей. Я уже не смогу от тебя отказаться. То, что ты сказала, не очень приятно слышать, ты и сама понимаешь, но решающего значения для меня это не имеет. Ничего не изменилось, совсем ничего. Не переживай по этому поводу. Об этом будем знать только ты и я.

Неловкость я все же чувствовала, и он поспешил сменить тему разговора:

— Так что с поездкой? Давай поедем в Птичью падь? Это будет интересно для тебя, и нам нужно поспешить, пока все не замело снегом. Скоро зима. Что ты скажешь?

— Поехали. Ладно. Я оденусь потеплее.

— Я скоро зайду за тобой, нужно отослать вестника к дяде.

— Неловко получилось, да? Он не обидится?

— Ну, они ждут…

— Так давай после поездки — сразу к ним. Или это не по пути? Далеко ехать в эту падь?

— Тогда собирайся скорее. Успеем.

До места добирались тем же составом и тем же способом. Только я уже не зажималась стесненно, а обнимала своего князя. Наверное, в гостях у родственников он скажет что-то о нашей помолвке, станет известен срок свадьбы. И он сейчас не просто придерживал меня, а поглаживал по спине, иногда лаская твердыми пальцами затылок, мочку уха. Прижимал к себе то сильнее, то ослаблял объятия. Иногда склонялся, прижимаясь к моему виску, рвано дыша мне в щеку… и вообще — эта поездка напоминала скорее любовную прелюдию, чем доставку меня на место назначения. Под конец я была в таком взвинченном состоянии, что просто не могла смотреть ему в глаза. Не думаю, что ему было легче. Раскрасневшаяся, я была снята с коня и водружена на землю.

Мы находились у входа в долину, залегающую между скалами. Из голой, сырой после ночного дождя, земли тоже выступали большие каменные плиты. Старх подал знак сопровождающим, и они остались на месте, а мы пошли вперед по широкой каменистой тропе. По мере того, как она спускалась в долину, и за спиной поднимались деревья и смыкались кусты, я начала ощущать какой-то знакомый запах. Так пахнут фиалки весной — узнала я его, собираясь задать вопрос. И тут Старх развернул меня к себе и поцеловал. Крепко, жадно, стиснув и вжимая в себя. Так целуют страшно изголодавшись, истосковавшись…И в то же время, он делал это с такой невыносимой нежностью… А я отвечала так же жадно, повиснув на нем и вцепившись в шею. С трудом оторвавшись и тяжело дыша, мы с улыбками смотрели друг на друга.

— Что это за запах? У нас так пахнут цветы весной — фиалки, — наконец спросила я.

— Смотри — в скалах небольшие дыры. Там летом гнездятся птицы и… так пахнет их помет.

— Ты привез меня нюхать, как пахнет гуано?

— Из него делают вытяжки для духов и притираний. Мы торгуем этим товаром. Тут золотое дно. Это единственная колония птиц с таким запахом. В разных местах есть другие, но и корм у них другой и запахи сильно отличаются. А здесь недалеко болота с теми самыми целебными травами… Там живут маленькие зверьки — грызуны, их помет тоже очень ценен — он лечебен.

Странно — даже зная, что служит источником запаха, слышать его было приятно. Очень сильный, насыщенный запах, такой нежный. Скоро стало не до запахов — мы опять целовались, забыв о времени и сопровождающих воинах. А может это только я забыла, потому что, в конце концов, мы двинулись к выходу.

Не успели дойти до конца долины, как увидели, что на одной из плит сидит мужчина. Это был он — мой работодатель… Что-то оборвалось в груди и поселилось жуткое, тревожное ощущение. Почему — я не знала. То ли момент он выбрал уж больно неподходящий, то ли я понимала, что сейчас придется делать выбор, а то и бороться за свою любовь.

Князь остановился на мгновение, прижав меня еще крепче к своему боку и сделал шаг в сторону сидевшего. Он понял, кто это был или видел его раньше? Склонив голову, Старх приветствовал его и, кашлянув, сказал:

— Вы опоздали. Оставили ее без помощи. Я спас ей жизнь и теперь заявляю свои права на нее. Я беру Дарью в жены. Она согласилась остаться в нашем мире, со мной.

Старик покивал головой, как будто соглашаясь, и сказал:

— Я вот сейчас не ВИЖУ ее здесь, с вами.

— Вы не имеете на нее никаких прав. Все решает ее добрая воля. Даша, скажи.

Я дернулась, но сказать ничего не успела. Старик ответил, спокойно глядя на нас:

— Я клянусь, что без ее согласия не верну ее домой. Девочка, подойди, сядь здесь, мы просто поговорим.

— Она никуда не пойдет.

— Князь, вы забываетесь, — процедил старик ледяным тоном, — у вас или ваших предков есть основание не доверять нам?

— Нет… Нет, но я чувствую, что вы что-то задумали и не жду ничего хорошего.

— Мы просто поговорим, — медленно и спокойно сказал старик, — вы не должны давить на нее. У нее должна быть свобода выбора. Что вы так переживаете, если уверены в ее решении? Девочка, подойди.

Князь нехотя разжал руку на моей талии. Неотрывно сопровождая меня взглядом, он сжимал и разжимал кулаки. А я, оглядываясь, подошла и села рядом со стариком. Внутри все замерло. В голове — ни одной мысли. Он погладил меня по голове, вздохнул и сказал:

— Ты, конечно же, знаешь, что у князя до тебя были женщины?

— Он сам мне сказал об этом. Да я и сама тоже…

— Когда он вернулся с территории Хранителя, то действительно — отпустил домой своих официальных наложниц. Да, в этом мире иметь штат любовниц это не преступление и даже не дурной тон.

Я ободряюще улыбнулась князю и повторила его слова:

— Слышать это не очень приятно, но для меня это не имеет решающего значения, если все это было до меня.

Старх напряженно смотрел на меня и в его лице что-то изменилось. Я насторожилась.

— Няне он рассказал о тебе все. Он очень доверял ей. И был раньше влюблен в ее племянницу, но она была недоступна, как наложница — у женщины на свою кровь были другие планы. Когда она узнала, что появилась угроза в твоем лице, то поняла, что придется использовать последний шанс. Вечером она прислала девушку в его покои. Князь тогда думал, что ты для него потеряна, был опечален этим и расстроен (он только что слушал твою песню), устал после трудного дня и не устоял. Утешение было нужно ему, и он получил его в полной мере. Князь, я не солгал? Вам не кажется, что я отношусь к вам предвзято?

— Все так, — отвечал князь, не глядя на него и всматриваясь в мое лицо. Оно окаменело. Я понимала, что это не конец, что будет продолжение.

— Девица утешала князя каждую ночь в течение четырех месяцев. Других он не брал, видимо эта устраивала его полностью. Она и жила уже в его покоях, но тут ты перестала петь и князь уехал. Вернувшись, он привез тебя и опрометчиво поручил няне, перед этим отослав племянницу в отчий дом с вознаграждением. Я ничего не напутал?

— Нет. Я привез ту, что была нужна мне больше жизни. Другие стали не нужны. Я очень виноват перед Лииной, дав ей ложную надежду.

— Да, о вине перед Дашей никто и не говорит — ее не было рядом, вы друг другу ничего не обещали. Вы, князь, даже не были ей больше обязаны — отдали долг жизни.

— Чего вы добиваетесь своим рассказом? — спросил князь, не отрывая глаз от моего помертвевшего лица, — я люблю Дарью, мне никто больше не нужен, Лиина не вернется во дворец никогда. Зачем вообще было вспоминать о ней?

— Затем, что я просто соблюдаю хронологию… Даша выздоравливала, хорошела. У вас вскоре появилась возможность поговорить, объясниться. Вы, князь, своей большой любовью сумели произвести нужное впечатление и вам ответили взаимностью.

— Почему в вашем голосе сквозит ирония? Вы сомневаетесь в моей любви, намекаете на некую корысть с моей стороны?

— О, нет! Мы умеем ВИДЕТЬ. Даша, он действительно тебя любит.

— Тогда к чему все это, я же вижу — этот разговор Даше неприятен. Мы сами объяснимся и выясним в чем дело, я не понимаю — к чему вы сейчас клоните?

— Дело в том, Даша, что в течение месяца пока ты болела, князь отнюдь не соблюдал целибат. Пусть и не каждый день, но его покои посещали девицы из штата прислуги. Твои горничные тоже побывали там. Нет, он их не заставлял, не насиловал. Все было на добровольных началах, более того — они спорили об очередности — это такая честь и князь очень умел и опытен. Последняя побывала у него не далее, как вчера. Я не соврал, князь?

— Чего ты добиваешься, старик?! — взревел князь, — ты знаешь, что это ничего не значило для меня. Ты мужчина или был им, ты должен понимать, каково это — любить, желать всей душой и телом и бояться испугать напором и натиском. Я лишний шаг боялся сделать, чтобы не отпугнуть ее! Я не привык поститься!

Ты, бывший мужчина, знаешь, как это — видеть, прикасаться, почти сходя с ума от запаха ее волос и не иметь возможности сделать своей? Я не привык к воздержанию. Меня скручивало по ночам от желания. А она была рядом. Я боялся наброситься на нее, как зверь, и все испортить. Я ждал ее, только ее, она со мной и ты пытаешься все испоганить? Ты умеешь ВИДЕТЬ, так скажи ты ей, что я не любил никого из них, это ничего для меня не значило. Просто нужно было сбросить дикое напряжение, чтобы смочь спокойно разговаривать с ней! Скажи, что ты ВИДИШЬ?!

— Даша, — сказал старик, глядя в мое застывшее лицо, — он говорит правду. Он действительно тебя любит. И верность будет хранить, пока ты рядом. В вашем доме не будет других женщин. Но вот в поездках по княжеству принято дарить на ночь такому важному гостю самую красивую женщину в доме.

— Это закон гостеприимства. Я поступаю так же. Ты что, хочешь сказать, что я с кем-то поделюсь ею? Это не так! Не передергивай, это добровольное дело.

— А еще военные стычки. Там разрешения не спрашивают.

— Это ничего не значит для меня! Даша!

Я не могла выйти из ступора, что-то ответить, двинуться не могла… Шок… Потом будет больно, очень больно. А сейчас я не чувствовала ничего, только пустоту внутри. По щекам сами собой потекли слезы.

— Что ты с ней сделал, что с ней? Почему она плачет? Что ты ВИДИШЬ?

— То, как ты проводил ночи, ничего не значит для тебя, но все меняет для нее. Она воспитана иначе, и твои ночные игры считает изменой, тяжким предательством. Она оплакивает свою любовь к тебе. Она считает, что ты не способен на верность любимой женщине. Она никогда больше не сможет верить тебе. Она считает, что если мужчина любит женщину по-настоящему, то других для него не существует, он не видит их, не смотрит на них.

— Да я и не смотрел на них! Я брал их прямо у двери, не глянув, кого мне привели! Они для меня — ничто! — прорычал князь, делая шаг к нам и натыкаясь на невидимую преграду.

Все внутри скрутило от этих подробностей. У меня от природы было очень живое воображение, и я с ужасом смотрела на это чудовище. Он и правда думал, что я это приму, не видел в этом ничего зазорного?

— Пошли отсюда, — сказала я старику, опустив глаза.

— Даша, не смей! Я не знал о ваших запретах! Я смогу, я выдержу, поверь мне! Я изменюсь для тебя. Да я не подойду больше ни к одной бабе — ни к молодой, ни к старой! Из дворца всех уберу! Я поклянусь тебе, чем ты захочешь. Верь мне, пожалуйста, верь! Я люблю тебя! Даша! Я не прощу, если ты бросишь меня. Не делай этого. Не будет никого, никого — слышишь? Я не знал, я просто не знал…

— Ты заберешь меня, наконец, отсюда или нет? — простонала я, закрыв глаза и захлебываясь слезами.

— Не смей! На коленях умоляю — останься. Прокляну! Даша, не слушай его, ты одна, только ты! Что же ты со мной делаешь? — с изумлением смотрел на меня Старх, стоя на коленях, — почему ты не веришь, что я могу измениться для тебя, почему не можешь простить? Я даже не знал, что виноват перед тобой. Будь же милосердна. Дай мне руку, Даша, дай руку, умоляю тебя! Ты же сама будешь страдать. Зачем все это? Это же навсегда, Даша, как смерть. Маленькая моя, любимая, я еще не все рассказал тебе. Ты не знаешь, как сильно я люблю тебя. Ты не веришь мне? Я буду брать тебя с собой везде. Все для тебя, все как…

— Представь, что ты узнал это обо мне! Вот что я сейчас чувствую. Человек контролирует себя, свои желания, а ты, как животное. Это отвратительно, мерзко. Старик, уходим. Я больше не могу! — Я уже не могла видеть его и говорить не могла…

— Окончательно! — прозвучало гонгом и очертания окружающего размылись, скрывая стоящего на коленях мужчину, а вдогонку нам несся его отчаянный крик: — Даша! Не надо…