— Новый год — отличный праздник! — Сара напудрила нос, полюбовалась на свое отражение в зеркальце, отложила его в сторону и одернула юбку. — Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
Вивьен натянуто улыбнулась и пожала плечами.
— Никаких. Буду нянчиться с крестником. Катрин и Виктор приглашены соседями на праздничную вечеринку. А я сказала, что никуда не пойду. Они долго уговаривали меня, но так ничего и не добились.
Сара недоуменно повела бровями. В свои двадцать лет она была уверена, что вечер, проведенный дома, — потраченное даром время, добровольная пытка, особенно если речь шла о всеобщем празднике.
— Мы, например, собираемся с друзьями в центр. Не пропусти завтрашний выпуск новостей. Нас покажут по первому каналу: «Задержана группа нарушителей общественного порядка…». — Сара рассмеялась.
— Буду смотреть все информационные выпуски по всем каналам! — Вивьен улыбнулась, но глаза ее по-прежнему выражали тоску.
До конца рабочего дня оставались считанные минуты, и вошедшая парочка покупателей помешала им закончить разговор.
Дорога от кафе до дома занимала у Вивьен минут десять, не больше. Но каждая свободная минута, что выпадала ей, была наполнена для нее воспоминаниями об Альфредо. Прошло уже две недели с тех пор, как она видела его в последний раз. А боль утраты, залегшая на сердце, с каждым последующим мгновением ее жизни лишь возрастала. Одиночество угнетало и жгло душу. По вечерам она отчаянно надеялась, что утром ей станет легче, но каждый новый день без любимого лишь усиливал страдания.
Рождество прошло отвратительно. Самым ужасным в нем была необходимость изображать радость и веселье из нежелания обидеть Катрин и Виктора. Последний разговор с Альфредо не шел у нее из головы, медленно сводя с ума.
В тот день он привез ее обратно к кафе и молча позволил ей самостоятельно выйти из машины. Он догнал ее лишь на середине дороги.
— Ты теперь не сможешь отделаться от мыслей обо мне, прогнать меня из сердца, разве ты этого не понимаешь? Слишком поздно! — сказав это, он ушел, и с тех пор Вивьен ничего больше не слышала о нем.
Перед Рождеством и после она ждала звонка, визита, но ожидания оказались напрасными.
Так лучше, убеждала себя Вивьен, но сердце ныло от тоски и безысходности. Помогало лишь одно: знание, что решиться на то, чего ждал от нее Альфредо, она не в состоянии. У нее не получилось бы любить его так, как он того заслуживал, — беззаветно и преданно. Ей помешали бы нескончаемые сомнения и страхи.
Несмотря на это, она все время ждала его, всматривалась в лица посетителей, оглядывалась на каждый хлопок двери, мечтала, что он вот-вот появится. Но его не было.
Она шла неторопливо, едва различая дорогу сквозь пелену слез, появившихся в глазах.
Только не утопай в жалости к собственной персоне. Ты сама сделала этот выбор и вряд ли поступила бы иначе, если бы события двухнедельной давности можно было пережить заново! — говорила себе Вивьен, тщетно пытаясь побороть печаль и едкую, несносную тоску.
— Довольно! — произнесла вслух она, когда дом Уитни появился в поле зрения, промокнула слезы платком и сердито покачала головой. Залитая золотистым сиянием гирлянд улица выглядела таинственно и празднично. Она обожала это время года. Но сегодня ее не радовало даже оно.
У калитки Вивьен приостановилась и подняла голову. Усыпанное звездами небо поражало бесконечной красотой, манило и успокаивало.
— Вивьен? Это ты?
Услышав взволнованный голос Катрин, она вздрогнула, а ее сердце заколотилось при этом быстро и беспокойно.
— Конечно. А в чем дело?
— О, Вивьен! Скорее проходи в дом.
Она взбежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и замерла на пороге: у входа в гостиную стоял мистер Бернингтон.
На протяжении всего этого времени Вивьен не виделась с бывшим соседом. Она не таила на него зла, понимая, что он предал ее из самых лучших побуждений. Но в данный момент ей не хотелось никого видеть.
— Что случилось, мистер Бернингтон? — Обычно этот человек не удалялся дальше, чем на пару ярдов от своего дома и собак. — Что-нибудь с миссис Скоттер?
— Миссис Скоттер? — Старик фыркнул. — Она в порядке. Представляешь, неделю назад опять оставила открытыми мусорные бачки! А на следующий день выбросила мусор из ведра в тот момент, когда Вульф находился внутри бачка! Наверное, бедняга получил по голове консервной банкой или еще чем-нибудь. Лежал целый день. Слава богу, к вечеру пришел в себя.
Вивьен сочувственно покачала головой.
— Надо же! А зачем вы пришли?
— Зачем я… Ах, да! Упоминание о миссис Скоттер совсем сбило меня с толку! — воскликнул старик, хватаясь за голову. — Я пришел, чтобы поговорить с тобой о том приятном молодом человеке по имени Альфредо.
Вивьен напряглась и насупилась. Наверняка Бернингтон вообразил себя добрым гномом и явился сюда под Новый год, думая, что осчастливит ее, сердито подумала она.
— Мне бы не хотелось беседовать об Альфредо Росси, мистер Бернингтон. Когда-то мы встречались с ним, но это в прошлом.
— Правда? — Старик взглядом велел Катрин молчать, когда та приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, — Меня это, право, удивляет. Молодой человек очень хорошо относится к тебе, Ви. Только о тебе и думает. Он называет меня Билли. — Его глаза блеснули гордо и радостно. — Ты знала об этом?
— Н-нет, не знала, — пробормотала Вивьен.
— Мы договорились об этом в первый вечер: Альфредо и Билли. Тогда он пришел ко мне на чай, уставший после утомительных и бесполезных поисков тебя.
— Понятно, — ответила Вивьен, старательно маскируя свое удивление.
Она не слышала ни разу в жизни, чтобы кто бы то ни было называл мистера Бернингтона по имени. Скорее всего так не обращалась к нему даже покойная супруга. А Альфредо с его обаянием мог расположить к себе кого угодно.
— На чем я остановился? — Мистер Бернингтон окинул Катрин и Вивьен таким взглядом, будто они нарочно сбивали его с мысли. — Ах, да! Собирался рассказать тебе, что говорил мне этот милый мальчик.
— Мистер Бернингтон…
— «Билли!», сказал мне Альфредо. — Старик сделал вид, что не заметил попытки Вивьен остановить его. — «Я встретил женщину, с которой хотел бы провести всю оставшуюся жизнь. И я найду ее, чего бы мне это ни стоило!» — Что скажешь на это, Ви?
— Я повторяю: мои отношения с мистером Росси остались в прошлом, — твердо ответила Вивьен.
После той последней встречи Альфредо, хотя и знал теперь, где ее можно найти, так ни разу и не появлялся. Наверняка забыл уже о своей любви! Возможно, она вела себя несправедливо по отношению к нему, но каждая красотка, возникающая на экране телевизора, или смотревшая на нее с обложки модного журнала, а также рекламного щита, представлялась ей его новой любовницей. Именно такая женщина должна была стать спутницей чертовски привлекательного миллионера — восхитительная, блистательная, смелая.
— В таком случае тебе, наверное, не интересно что-либо знать об аварии, в которую попал этот милый человек? — задумчиво произнес Бернингтон.
У Вивьен перехватило дыхание. Ей показалось, все вокруг померкло и помрачнело.
— Это случилось накануне Рождества. В такой день! Дорога была скользкой, на нее из-за поворота выскочил ребенок… Ох уж эти сорванцы! И эти машины… Я всегда говорю: надежнее ходить пешком.
— Что с ним? — выкрикнула Вивьен, словно оглушенная услышанным. — Он не…
— Нет-нет! Не мертв. Наверное, я преподнес это так, что ты подумала о самом страшном? — спросил мистер Бернингтон извиняющимся тоном. Потом вкратце рассказал, что работница, следящая за домом Альфредо, описала ему случившееся по телефону. Несколько дней он не приходил в сознание. Его родители не находили себе места. — Что ж, мне пора, Вивьен. Ты, должно быть, хочешь попить чайку после работы. Катрин, подайте мне, пожалуйста, пальто.
— Прошу вас, мистер Бернингтон!..
Лицо старика при виде побледневшей Вивьен смягчилось, он приостановился у порога и сказал более дружелюбно:
— Боюсь, Ви, мне нечего добавить. Меня успокаивает единственное: Мара сказала, что самый опасный момент миновал. Я узнал об этом печальном происшествии только сегодня. Позвонил по телефону, который мне оставил Альфредо, потому как ничего не слышал от него с самого Рождества. Это мне показалось странным. Он обещал позвонить.
— Обещал? — Голос Вивьен дрожал.
— Да-да! Альфредо собирался провести праздники в Нью-Йорке. — Мистер Бернингтон укоризненно покачал головой. — Там, где живет его любовь. По словам Мары, он выехал с виллы рано утром, а через полчаса уже попал в аварию. Полагаю, его родственники сообщили бы тебе о трагедии, если бы знали, как с тобой связаться. У них нет ни номера твоего телефона, ни адреса, а Альфредо находился в коме.
В коме!.. — эхом отозвалось в голове Вивьен. Господи, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Помоги ему выкарабкаться из этого состояния! «…Самый опасный момент миновал». Что это значит? Будет ли он ходить? Вернется ли к нормальной жизни? Если бы не мистер Бернингтон, она так ничего никогда и не узнала б… И не подозревала даже, что неделю назад он находился на грани смерти. Господи! Помоги нам!
В восемь вечера Вивьен уже летела в самолете над океаном. Перед отъездом она позвонила Маре. Несчастная женщина, услышав ее голос, разрыдалась. Эти тридцать секунд явились для Вивьен самыми страшными мгновениями жизни. Успокоившись, Мара сообщила, что с того самого момента, как ей позвонил мистер Бернингтон, состояние Альфредо не изменилось ни в лучшую, ни в худшую сторону.
— У него тяжелое сотрясение мозга и сломаны ноги, — сказала она, продолжая плакать. Были и внутренние повреждения, но, по словам врачей, теперь они не представляют большой опасности. Состояние Альфредо по-прежнему тяжелое, и никто не может дать никаких гарантий…
Перелет через океан и езда на такси до частной больницы на окраине Рима навсегда остались в памяти Вивьен мучительной пыткой.
Она не признавала и отвергала этого мужчину с первого дня их знакомства, отказывалась доверять ему и не удивилась бы, если после последнего разговора в Нью-Йорке он не захотел бы больше видеть ее. Однако Альфредо повел себя иначе. Мара подтвердила намек мистера Бернингтона: в то страшное утро перед Рождеством он направлялся к ней!
Неужели она не чувствовала, отказывая ему, что не сможет без него существовать? Ведь если бы ее любимому суждено было погибнуть в той жуткой аварии, для нее жизнь тут же потеряла бы всякий смысл.
Вивьен проклинала себя и винила во всем. Ничего не случилось бы, если б она не отвергла его две недели назад. Все должно было сложиться совсем по-другому…
Что, если он не захочет больше встречаться со мной? Вдруг, очнувшись, он возненавидел меня? — замирая от ужаса, размышляла Вивьен. Ей все еще не верилось, что такой человек, как Альфредо, способен долго сохранять свою любовь к ней. Но сейчас, когда над его жизнью нависла угроза смерти, она больше не хотела думать об этом.
Приехав в больницу, Вивьен с удивлением обнаружила, что ее ожидают, и мысленно поблагодарила заботливую Мару. Приветливая медсестра с ухоженным лицом провела ее по длинным коридорам, застеленным ковровыми дорожками к палате Альфредо. У двери ее встретила Анита. Она сидела, устало опустив плечи, на длинной скамье у коридорной стены, но, увидев Вивьен, тут же поднялась, сделала шаг навстречу и крепко обняла ее.
— Как я рада, что ты приехала, Вивьен! Мы все рады. Мама с папой ушли домой. Вымотались. А я осталась, чтобы встретить тебя.
— Спасибо! — Она знала, что не заслуживала ничего подобного. — Как он?
— Уже пришел в сознание. А это самое главное. Много спит, но, когда просыпается, узнает нас всех. А вот его ноги… Врачи говорят, ему потребуется время. А там будет видно. Быть может, будет хромать…
— О, Анита! — Ей не хватало воздуха, сердце стонало и рвалось на части, но это не имело значения. Она мечтала об одном: поскорее очутиться рядом с ним. — Он… знает, что я приеду?
Анита взглянула ей в глаза и медленно покачала головой.
— Мы решили не торопить события.
Вивьен все поняла. Они боялись, что она передумает.
— Я могу зайти к нему?
— Конечно! — воскликнула Анита. — Я ухожу домой, поцелуй его от меня. — Она открыла дверь в тускло освещенную палату с задвинутыми темными шторами на окнах и пропустила Вивьен вовнутрь. — Мара приготовила комнату для тебя на вилле Альфредо, — прошептала она на прощание и тихо закрыла за ней дверь.
Вивьен ожидала увидеть здесь множество трубок, приборов и емкостей с растворами, но ничего этого не оказалось. Лишь под перебинтованными ногами Альфредо лежала деревянная сетка. Вивьен осторожно двинулась к кровати, слыша биение собственного сердца и напряженно вглядываясь в лицо любимого. Это был Альфредо и не Альфредо… Он лежал очень тихо и неподвижно, и ей стало не по себе: никогда в жизни она не видела его таким. Его лицо сильно побледнело, стало сероватым. Черные пряди волос, обычно аккуратно зачесанные назад, сбились на лоб. Густые опущенные ресницы выглядели неестественно темными.
Милый мой Альфредо! — подумала Вивьен, мужественно сдерживая слезы. С того самого момента, когда мистер Бернингтон рассказал ей об аварии, она боролась с застрявшими в горле рыданиями. Ей нельзя было плакать. По крайней мере, сейчас. Он не должен видеть меня, когда проснется, раскисшей, слабой и напуганной, твердо решила она и на минуту закрыла глаза. А когда открыла их, увидела, что он смотрит на нее.
— Привет, дорогой мой! — Слова сами собой слетели с ее губ, она лишь спустя несколько секунд поняла, как назвала его. Впервые в жизни. Ее губы задрожали, потому что он не отвечал ей, лишь пристально вглядывался в ее лицо. Его черные глаза блестели, оживляя бледное лицо. Она наклонилась и прильнула губами к его губам.
Альфредо обхватил ее обеими руками и притянул к себе, требовательно, порывисто.
— Я… я сделаю тебе больно, — пробормотала Вивьен, испуганно отпрянув от его лица, пытаясь вырваться из крепких объятий, но он лишь сильнее сжал руки.
— Не могу поверить, что это ты! — пробормотал Альфредо.
Услышав его голос — прежний, ласковый, любимый, она почувствовала, как все затрепетало внутри.
— Сначала я подумал, что ты опять лишь снишься мне. Я постоянно видел тебя во сне…
Он поцеловал ее жадно, горячо, страстно — так, как, наверное, не могут целовать больные люди.
— Альфредо, я тяжелая, — прошептала Вивьен, переведя дыхание.
— Не смеши меня, — ответил он.
— Твои ноги…
— К черту мои ноги…
Вивьен опять прильнула к его губам, забывая об осторожности, и их поцелуй длился бесконечно.
Когда наконец он разжал руки, она села на край кровати. В ее глазах блестели прозрачные бусины слез.
— Прости меня, прости, прости, пожалуйста! — бормотала она, содрогаясь. — Это я во всем виновата. Если бы не прогнала тебя тогда, ничего бы не случилось.
— Ты не прогнала меня тогда, милая, — прошептал он. — Я сам решил уйти, посчитал нужным дать тебе еще немного времени, чтобы ты образумилась. Я и не собирался сдаваться, имей в виду! — Он шутливо пригрозил ей пальцем. — А приехать к тебе на Рождество я сам захотел, ты же не просила меня об этом! Авария могла случиться где угодно.
— Я ненавижу слово «авария»… — Слезы висели на ее ресницах, готовые вот-вот сорваться вниз.
— Эта авария привела тебя ко мне, поэтому я на нее не в обиде! — На его губах мелькнула тень знакомой ей улыбки.
— Как ты можешь так говорить о происшествии, едва не убившем тебя? — возмутилась Вивьен. — А твои ноги…
— Мои ноги выздоровеют, милая моя.
Она все больше и больше узнавала в нем своего прежнего Альфредо и чувствовала облегчение.
— К свадьбе я должен быть в форме. И знай: я собираюсь жить долго-долго. Я тебя не оставлю одну, мы должны состариться вместе.
Она лишь сейчас заметила, что по ее щекам катились горячие слезы. Это были не слезы жалости, а слезы радости, слезы бесконечной любви.
— Мы непременно поженимся, любимая, — продолжал Альфредо. — Не знаю, кто сообщил тебе о случившемся и каким образом ты здесь оказалась, но теперь это уже не имеет значения. Сам я, когда пришел в сознание, решил не тревожить твое ранимое сердечко. Думал подождать до выздоровления, а потом с новыми силами войти в твою жизнь на крепких, сильных ногах и заставить тебя выйти за меня замуж. Теперь ты рядом, и я понимаю, что мои планы были просто глупыми. Вся моя гордость улетучилась, когда я вновь увидел твое лицо.
— Я не верю тебе! — дрожащим голосом воскликнула она.
— Тогда тебе придется лучше изучить меня, — заявил он и улыбнулся. Эта дивная улыбка всегда действовала на нее магически. — А мне предстоит узнать много нового о моей любимой женщине. Уверен, что нам обоим это занятие доставит массу удовольствия. Согласна? Поцелуй меня, Вивьен! — хрипловато и требовательно прошептал он.
Она медленно приблизилась к нему, и их губы слились в ненасытном, невероятном, обжигающем поцелуе. Ее охватил пьянящий восторг, и все былые тревоги рассеялись как утренний туман. Он ласкал ее языком, гладил ладонями ее пылающее, озаренное возбуждением красивое лицо.
Его руки скользнули вниз, проникли под блузку, даря каждым прикосновением безумное наслаждение, ощущение соединения с ним, превращения в единое целое.
В коридоре послышались голоса. Вивьен отпрянула.
— Альфредо, кто-то идет! — Она выпрямила спину и, смеясь, принялась расправлять одежду и растрепавшиеся волосы. — Интересно, что сказали бы врачи, увидев нас, занимающихся любовью на твоей больничной койке?
— Что меня следует выписать из этого жуткого учреждения быстрее, чем они собирались это сделать! — Его глаза сияли. — Вивьен, теперь ты доверяешь мне? Готова ли ты выйти за меня замуж, как только я выберусь отсюда, милая моя? А? Все остальное придет к нам с годами. Время докажет тебе, что моя любовь сильная и надежная, что ты нужна мне больше самой жизни. Ты не убежишь от меня, ведь так?
Она молча кивнула, потому что от волнения не могла вымолвить ни слова. За нее говорили ее глаза.
— Мы создадим свой собственный — уютный, теплый, прочный мир, — возбужденно и радостно продолжал Альфредо. — Наши дети будут знать, как сильно их любят, с каким нетерпением ждали их появления на свет.
Его прервал внезапный звук, похожий на грохот взрыва. Вивьен подскочила к окну и отодвинула тяжелую плотную занавеску.
— Это фейерверк, Альфредо! — восторженно вскрикнула она, вернувшись к его кровати и крепко схватив его за могучие плечи. — Сегодня первый день Нового года!
— Начало новой жизни, — пробормотал он. И, заметив, как отяжелели его веки, она поняла, что, как бы он ни хорохорился, ему пора отдыхать.
— Мы будем жить так, как захотим. Все у нас получится, милая моя. Слышишь? И помни: ты должна делиться со мной всеми своими переживаниями. Обращайся ко мне хоть по сотне раз в день! Мы победим любые невзгоды, верь мне! Я люблю тебя!
— И я люблю тебя!
— Тогда нам больше ничего не надо.