— Ладно, − сказал он. — Пока. Поговорим потом.


Когда мы снова поговорили, 3 дня спустя, он ехал обратно в Честертон, на выходные. Его голос звучал сурово. Он сказал, что хотел увидеться. Сказал, что надо поговорить.


Но не сказал, что любит меня. Не сказал, что рад встрече со мной.


Просто повесил трубку.


ДЕНЬ 18

День 18


Общественные работы


На следующий день после того, как Мак купил мне горячей кукурузы, я купила нам сладких пирожков. И на следующий день я поделилась с ним шоколадным печеньем, потому что нам не хватало монет, чтоб купить себе по пакету. И вскоре это стало нашей фишкой — идти прямо к автомату со сладким во время перемены, я щурилась от яркости экрана компьютера в темном коридоре, а он подтягивал постоянно спадающие джинсы.


Мы встречались так каждый день, и каждый день немного разговаривали. Но разговор начинала всегда я.


− Где ты живешь? − спросила я его однажды.


− В Честертоне.


− Да, но где?


Он засмеялся и закинул горсть M&M'S себе в рот.


− Последнее время я живу здесь, черт возьми.


И засмеялась тоже, потому что я иногда думала также, но вскоре оказалось, что смеюсь одна, потому что он пошел в класс. Он часто так делал — просто уходил посреди разговора, оставляя меня в неловком положении и заставляя думать, — не сказала ли я что-то не то. Но в этот раз я пошла за ним.


− Я живу в Лэйк Хайт, − сказала я, в спешке идя за ним, M&M'S в моей руке начал таять.


− Знаю. Ты живешь в зеленом доме. С бассейном.


− Нет, это дом Вонни. Мой на другой стороне. Ты живешь там тоже, да?


− Нет. Все знают о зеленом доме с бассейном.


Конечно, знают. Всем известны вечеринки Вонни.


− Что слушаешь? − спросила я, указывая на его наушники, обернутые вокруг шеи.


−Музыку.


Я закатила глаза.


− Понятное дело. Какую?


− Любую.


− А какая твоя любимая?


− Та, которую слушаю.


− Можно послушать?


− А почему бы тебе не слушать свою музыку?


− Потому что тогда мне трудно сосредоточиться на занятиях.


− Значит, тебе нельзя послушать. Не хочу отвлекать тебя. Ого, смотри, двойной M&M, − он показал мне две конфеты, соединенные вместе, и тема была закрыта. У Мака было особое умение закрывать тему.



***


Днем накануне я должна была встретиться с Калебом, Миссис Моузли опаздывала, и 104 кабинет был заперт. Кензи и Энджел сидели на полу, огромный живот Кензи поддерживали ее колени так высоко, что казалось, он пожирал её голову. Энджел красила ногти Кензи, рука Кензи лежала на ковровом полу, запах лака для ногтей витал в коридоре.


−Черт, прекращай заниматься этим дерьмом, − сказал Даррел, кинул свой рюкзак на пол и прислонился к стене. — Ты этим резким запахом ребенка травмируешь.


− Заткнись и не говори про моего ребенка, Даррел, − сказала Кензи, но он не обратил на нее внимания.


− Осталось еще два накрасить, − сказала Энджел. Она посмотрела на Даррела. — Потом тебе накрашу, − они с Кензи засмеялись, и даже Даррелу показалась смешной ее фраза.


− Мои ногти никто не красит, − сказал он. − Я нормальный мужик.


− А я слышала другое. Я слышала, что под этими ботинками у тебя розовые ноготки, − сказала Кензи.


Корд хихикнул, стоя рядом с доской объявлений, и Даррел посмотрел на него так, будто хотел побить, но затем передумал. Вместо этого он сказал Энджел:


− Тот чувак ждет своей очереди на бритье ног. − Корд повернулся и пристально посмотрел на Даррела.


Я отошла от стены и подошла к лестничному пролету, держась на определенном расстоянии от опасного места действия. Я удивилась, увидев здесь Мака; держит руки в карманах, оценивает возможности действий.


− Моя очередь, − сказала. Я достала из кармана горсть четвертаков и потрясла ими в кулаке. − Сегодня важный день. Булочки с корицей.


Он взял четвертаки и закинул несколько в аппарат. Две пачки гладких булочек упали на дно аппарата, и он наклонился поднять их. Я заметила, что на локтях обе его кофты были протерты. Из-за вида его голых локтей я почувствовала неловкость.


− В чем дело? − спросил он, подавая мне булочки и засовывая еще монеты в аппарат.


Я вздохнула, оценивая в своей руке вес булочек.


− Я завтра встречаюсь со своим бывшим парнем, − он поднял брови в знак изумления, но ничего не ответил. Однако, я поняла, что он уже знал, хотя я никому не рассказывала о том, что произошло между мной и Калебом. Кензи и Энджел многое рассказывали, но я ни слова ни сказала про фото.


− С мамой и адвокатом. В офисе адвоката. Чтоб Калеб извинился.


Он снова изумленно поднял брови и открыл пачку с булочками.


− Ничего себе, − сказал он. — Это неловко.


Он достал булочку и закинул ее в рот.


− Я знаю. Мне так повезло. Он бросил меня, назвал меня стервой и потом разрушил мою жизнь. Жду не дождусь встречи с ним, − сказала я язвительно, но в моем голосе не было слышно решимости. Мне не хотелось заново вспоминать, как всё дошло до такого.


− Ну что же, удачи, − сказал Мак, и поднял большой кусок булки, как будто говорил тост. Я подняла свою пачку и легонько ударила ее об его руку.


− Спасибо.


− Как бы то ни было, − сказал он, направляясь по коридору к уже открытому кабинету. — Я считаю, он должен извиниться. И даже одного извинения будет недостаточно.


Я улыбнулась, несмотря на то, что он уже не смотрел на меня. Я улыбалась, стоя в тени у лестницы и рядом с мягким светом автомата со сладостями, потому что поверила ему. Понимала, что он прав. Калеб должен извиниться. И одно извинение — недостаточно.


В конце концов, я пошла в класс, где Миссис Моузли читала нам лекцию о том, как вести себя в коридоре и о том, что нельзя портить государственное имущество лаком для ногтей, значит я пропустила какое-то происшествие, связанное с Кензи, Энджел и Даррелом, но честно говоря — мне было наплевать. Эта троица особо со мной не контактировала, да и у меня не было сильного желания общаться с ними.


Я положила бумаги об общественных работах, полные подписей, на стол Миссис Моузли и села за свой компьютер. Мак уже работал на своем. Я села, открыла пачку с булочками и съела немного, и затем открыла браузер.


Спустя несколько минут, я почувствовала, как кто-то хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидела руку Мака, протягивавшую мне наушник. Другой наушник был в его правом ухе, и я услышала звучание электрических гитар. Я взяла наушник и вставила в ухо.


И впервые, наверное, за целую вечность, я улыбнулась.


СЕНТЯБРЬ

Сообщение 94



«О Боже, какая мерзость!»



Сообщение 96



«Реально? Стремно, правда».



Я надела узкие бриджи и майку. Перед этим приняла душ, уложила волосы, накрасилась, хотелось выглядеть как можно лучше. Села на крыльцо и ждала, поворачивала голову, смотря на улицу каждый раз при звуке двигателя.


Когда он всё-таки приехал, я радостно улыбнулась и крепко поцеловала его, провела пальцами по его густым волосам, довольно отросшим за время, что он уезжал.


− Боже, я так рада тебя видеть! − сказала я, обнимая его. От него прекрасно пахло, и воспоминания о времени, проведенном вместе, снова напомнили о себе, и я немного смягчилась. Внезапно, все наши ссоры не имели значения. Мне показалось невозможным, что этот парень мог сделать мне больно.


Я вспомнила тот вечер, когда он пригласил меня на выпускной в прошлом году. Он неожиданно появился у меня дома, с белой большой коробкой в руках. Он загорел после тренировок по баскетболу и купил новый одеколон — им от него пахло и сегодня — и выглядел беспокойным и оживленным. Он носил на шее серебряную цепочку, подаренную мной на Рождество, его волосы курчавились, завиток выбился из-под кепки. Я открыла дверь, и он дал мне эту коробку, не сказав ни слова. В ней было с десяток кексов — их даже жаль было есть, насколько они были прекрасные, и в центре на некоторых кексах были слова — ЭШЛИ, ТЫ ПОЙДЕШЬ СО МНОЙ НА ВЫПУСКНОЙ? - выведенные розовой глазурью. Мы сидели на крыльце и ели кексы, пока желудки не были совсем полные, кормили друг друга и шутили по поводу того, какое безумное количество фоток сделают наши мамы. Это был волшебный вечер, а выпускной был еще лучше.


Мне хотелось снова немного того волшебства.


− Я скучала, − сказала я, стиснув его в объятиях.


Он не ответил. И обнимал он меня как-то вяло. Но когда я отстранилась, он неуверенно улыбнулся мне.


−Куда? − спросила я, садясь на пассажирское сидение его машины. Несмотря на то, что все было непросто в последнее время, я была уверена, что раз мы поговорим с глазу на глаз, всё будет хорошо.


Он сел за руль и закрыл дверь. Но не повернул ключ, а вместо этого сидел, будто в замешательстве.


Я коснулась его руки, стараясь не замечать беспокойство, ощущавшееся вплоть до покалывания пальцев


− Что такое? − спросила я.


Он, наконец-то, повернулся ко мне, ключи качались в замке зажигания, машину он так и не завёл.


− Ты сегодня такая красивая.


Он коснулся моих волос и перекинул одну прядь на плечо.


Я улыбнулась.


−Спасибо. За всё.


Я потянулась к нему, чтобы поцеловать, но он отвернулся.


− Слушай, Эш...


Он прокашлялся, запнулся, и моя улыбка начала сходить с лица. Я уже знала, что сейчас произойдет.


− Ты со мной расстаешься, − сказала я ломким и резким голосом. Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос.


Он кивнул, прикрыв глаза с жалким выражением на лице.


− Это из-за неё, да?


Он выглядел растерянно.


− Холли?


Он закатил глаза и затряс головой, будто знал, что я о ней заговорю.

− В каком-то смысле, можно и так сказать.


− Я так и знала! − сказала я. –Я так и знала, что ты с ней спал!


−Нет! И не сплю. Но всё.. из-за этого. Из-за того, как ты меня во всем обвиняешь. Всегда начинаешь ругаться. Я так больше не могу. Не могу больше делать тебя несчастной и позволять тебе обвинять меня в том, чего я не совершал.


Я скрестила руки на груди и вскинула подбородок, глядя вперед и рассматривая собственное отражение в окне. Странно, но в этот раз я не плакала. Я так разозлилась, что меня трясло, но не слезинки не было.


− Прости, что люблю тебя, − язвительно сказала я. –Я виновата в том, что мне было не небезразлично то, что ты полюбил кого-то другого.


− Видишь? − сказал он отрывистым и раздраженным голосом, который я так часто слышала. – Об этом я и говорю. Ты придумала, что я полюбил другую, поэтому начала меня в этом обвинять. Ты постоянно обвиняешь меня в том, чего я не делал.


− Но я же извинилась! Так пары и поступают, когда ругаются. Они говорят — «прости меня» и решают проблемы. Они просто так не сдаются, когда наступают тяжелые времена.


Он запнулся, облизнул губы и сказал:


− Я больше не хочу решать проблемы. Я не хочу быть с той, которой всегда приходится извиняться. Я хочу сдаться.


Я откинулась на спинку сидения, обдумывая всё это. Калеб расстался со мной, и я ничего не могла с этим поделать. Я понимала, что мое сердце будет разбито, когда я его потеряю, но сейчас я была так зла, что он приехал сюда и заставил меня верить в то, что хотел меня увидеть, а я была такой отчаянной дурой, что хотела удержать его и ухватилась за единственный шанс — я поверила, что эта встреча разрешит все наши проблемы. Почему? Почему я так отчаянно хотела удержать его? Я хотела и дальше быть брошенной, пока он играл в бейсбол и зависал со своей группой?


− Ладно — выпалила я. – Я все равно заслуживаю лучшего. Я заслуживаю того, кто ценит меня и не заставляет выпрашивать его внимания. Знаешь, я никогда не жаловалась, когда ты выбирал бейсбол, а не меня. Я сидела в «запасных», на стуле, смотрела на тебя, вместо того, чтоб пойти и повеселиться с друзьями. Я ничего не сказала, когда ты испортил вечеринку Вонни. Я даже отправила тебе свое фото, чтобы показать, как сильно я тебя люблю, и сделать наши отношения живее. Какая же хренотень.


Он растерянно моргнул, и мне показалось, что до него постепенно доходили мои слова.


− И я тебя не просила показывать фото Нейту!


Он откинулся назад и прорычал:


− Снова это? Боже, будто не можешь остановиться. Эшли, я не сделал ничего плохого. Ты все выдумываешь!


− Ты признался, что сказал об этом Нейту. Я ничего не выдумываю. С этого и начались наши проблемы.


Он покачал головой.


− Что за нелепость. Вообще-то, с тебя начались наши проблемы. Я бы не смог быть с тобой долго. Ты психопатка.


− Пошел ты, Калеб! − сказала я и взялась за ручку. – Мы закончили?


Он кивнул.


− Более чем.


− Хорошо. Было приятно знать тебя, − сказала я саркастически. Я поняла, что начинаю плакать, и хотела выйти из машины до того, как он получит удовольствие увидеть мои слезы. – Слава Богу, что не переспала с тобой. Ты, скорее всего, ходячая венерическая болезнь.


− Да наплевать. И это говорит девушка, которая фотографируется голой на вечеринках.


Я уставилась на него, мечтая лишь о том, чтоб я тогда не послушала Рейчел на вечеринке. Чтоб ничего ему не отправляла. И как он это сказал, как будто я постоянно фотографировалась голой, и от этого я смутилась еще больше. И чувствовала себя опозоренной.


− Лучше удали эту фотку, − сказала я.


На его лице появилось выражение глубокого отвращения.


− Поверь, я ее давным-давно удалил.


Я хлопнула дверью и побежала, стараясь не плакать до того момента, пока не оказалась в своей комнате. Я легла ничком на кровать и плакала, сколько могла.


Потом позвонила Вонни.


− Что такое, Лютик? − пропела она в трубку. Я слышала скрип кроссовок по полу на заднем фоне. – Извини, только закончилась тренировка по волейболу. Жду Энни. Ты не поверишь, ее опять не взяли в команду! Она думает уходить. Я её не виню. Ведь правда, если ты играешь с девяти лет, и твой тренер даже не разрешает тебе играть в команде, это реально хреново.

− Да, − сказала я неуверенным голосом. − Наверное.


− Ох, говоришь расстроенно. Мне начать допрос? − смеясь, сказала она. – Ладно, шучу. Что случилось?


Я хлюпнула носом и потянула за нить на покрывале, смотря, как увеличивается дырка от спущенной петли.


− Калеб и я расстались.


Она охнула.


− Что? Когда?


− Только что. Он приехал.


От громкого звука свистка я дернулась и отставила трубку от уха. Когда я снова приблизила её, Вонни заканчивала предложение:


− ...случилось? Что он сказал? Это из-за той девчонки, с которой он зависал?


Нить, за которую я тянула, оборвалась, и мне пришлось найти другую и дергать сильнее.


Ткань треснула.


−Нет. Ну... типа того. Он сказал, что я психопатка, потому что всегда обвиняла его в том, что он мне изменяет.


− Как он мог тебя винить? Ну, он ведь всегда с ней, да? Это отвлекающий маневр. Он, по-любому, с ней спит и ему не понравилось, что ты его спалила.


− Не знаю, Вон. Он клялся, что не спал. Зачем ему врать, если он собирался со мной расстаться? То есть, почему бы просто не сказать правду?


− Э, потому что он парень? Но это лишь мое предположение. Они только и знают, что врать.


− Ну да, − сказала я, хотя так не считала. С тех пор, как Рассел разбил Вонни сердце, она считает, что все парни такие же подлецы. Вторая нить порвалась, и я катала ее между большим и указательным пальцем.

− Не важно. Между нами уже всё кончено.


− Мне жаль, Лютик. Ну, правда, тебе без него лучше будет. Он всегда зависал с этими бейсбольными позерами, а ты одна оставалась. А потом уехал и злится из-за того, что ты по нему всего лишь скучаешь?


Она хмыкнула.


− Он этого не стоит. Теперь ты себе сможешь найти настоящего парня.


Слезы снова подкатывали, большей частью из-за того, что я была с ней не согласна. Калеб стоил этого. С ним у меня были самые долгие отношения. У нас было много хорошего, особенно до начала лета. И именно сейчас, когда я была так зла на него, я не могла просто забыть, как была счастлива с ним.


Я снова услышала звуки свистка и кроссовок, стучащих по деревянному полу.


−Ладно, Энни идет. Мне пора. Позвоню позже, ладно?


− Ладно, − сказала я, легла на бок и свернулась клубком, зажав телефон между ухом и кроватью, чтобы не держать трубку в руках.


− Не парься. Ты еще обрадуешься, что вы сейчас расстались. Ты сказала, он приехал на пару дней?


− Да. На выходные.


− И остановился у родителей?


− Думаю, да.


− Ладно. Хорошо, − сказала Вонни и повесила трубку.


Я погрузилась в сон, но мне ничего не снилось. Но через час я проснулась, и до меня дошло, что она сказала. Что она имела в виду, сказав «хорошо»?


ДЕНЬ 19


День 19


Общественные работы



Кабинет поверенного Калеба был одним из тех вычурных, строгих мест, заставленных мебелью из кожи цвета красного вина и лампами с абажурами кремового цвета, от которых исходил мягкий свет. Играла классическая музыка, но ее можно было услышать лишь, если молчать. В таком месте казалось, что можно говорить только шепотом, будто громкие разговоры запрещены.


Я дрожала, когда заходила внутрь, не зная, что ожидать. Я видела машину Калеба, припаркованную на стоянке, и знание того, что он находится в том же здании, будоражило мне нервы. Я увижусь с ним первый раз после нашего расставания, и я не знала, что будет. Я почувствую тоску по нему? Снова бабочки в животе? Или я заплачу? Боже, только не заплакать.


Тина подошла к приемной и подождала секретаря — стройную женщину, с идеально прямыми каштановыми волосами и накрашенными губами — ей нужно было открыть стеклянную дверь, отделяющую нас от зала ожидания.


Последний раз я виделась с Тиной, когда началось судебное разбирательство. Я была очень напугана, я просто сидела и рассматривала пятна на коврах в зале суда. Этот зал не был похож на те, что показывают по телевизору. Он больше походил на переговорную в Главном офисе. Длинный стол для заседаний, вокруг него стоял примерно десяток вращающихся офисных кресел. На судье, под его мантией, были надеты джинсы. Говорил он устало и лениво, и постоянно растягивал слова.


На остальных креслах сидели юристы. Юрист из DA-офиса, в бежевом костюме и с дорогим на вид дипломатом, сидел рядом с молодой женщиной в широком шерстяном костюме темно-синего цвета. Она едва кивала, когда он говорил, и подавала ему документы точно в нужный момент.


Тина, которую мои родители наняли сразу после первой встречи с полицией, сидела рядом со мной. Она выглядела неряшливо по сравнению с другими. Худощавая женщина с сильно вьющимися волосами, всегда с нахмуренным взглядом, постоянно спотыкающаяся на низких каблуках.


Я сидела в кресле и дрожала, когда судья вместе с другими просматривали хронику событий, которые привели меня сюда — как я отправляла фото на вечеринке, расставание, и то, что произошло потом. Тина отметила то, что, строго говоря, я была жертвой, а не виновником преступления.


— Мы не должны усугублять ситуацию, Ваша Честь, - отвечал мужчина в бежевом костюме. — Мы сочувствуем произошедшему, Мисс Мейнерд, и мы согласны с тем, что она также является жертвой. Но необходимо установить прецедент. Отправление фотографий в обнаженном виде несовершеннолетними является распространением детской порнографии, и мы понимаем, что необходимо донести до подростков эту мысль, если мы хотим остановить подобного рода поведение.


Судья кивнул, сказал несколько формальностей Тине и другим, и затем посмотрел на меня.


−Мисс Мейнерд, я думаю, вы извлекли суровый урок из всего этого.


Я кивнула.


− Да, сэр.


Он помолчал, думая, и затем принял решение об общественных работах.


Всё закончилось.


Мама держала меня за руку, когда мы выходили из зала суда. Папа провел нас по коридору. Я шла за родителями и слушала, как они разговаривают с Тиной − «повезло», «хороший судья», «удачно прошло» и всё такое. Папа пожал Тине руку и поблагодарил её; мне казалось, что я тоже должна сказать ей «спасибо», и вообще я должна быть благодарна за всё, что сейчас произошло, но не могла. Я смотрела, как она уходит, её кудрявые и жесткие волосы «подпрыгивали» в толпе. Я надеялась, что мне больше не доведется с ней увидеться.


Но вот всё снова повторяется, в другом кабинете, я смотрю на её затылок, на её кудрявые волосы, а она выжидающе смотрит и стоит у стола секретаря.


− Вы к мистеру Фрэнку? − прошептала секретарша, открывая дверь.


Тина кивнула.


− Да. Эшли Мейнерд? − она произнесла мое имя, и это прозвучало как вопрос, будто она не была уверена — тут я или нет. Если честно, мне казалось, что меня, правда, тут нет. Если бы она сказала: «Знаете, мы ошиблись. Мы не к мистеру Фрэнку пришли» − я бы с радостью поднялась и убежала. Забудьте об извинении Калеба — оно мне уже не нужно.


Несколькими минутами позже дверь открылась, и в комнату ожидания зашел мужчина в аккуратном костюме. Он кивнул Тине и протянул моей маме руку. — Миссис Мейнерд? Я Байрон Фрэнк, поверенный Калеба.


Мама встала и пожала его руку, но на вид казалось, что ей совсем не хотелось этого делать. Она повесила сумку на плечо и уверенно прошла к двери.


— Можете называть меня Дана. А это Эшли.


Мистер Фрэнк кивнул, глядя на меня и затем отвёл взгляд, будто я перестала существовать. Мне пришло в голову, что он мог увидеть моё фото, и мне стало очень неловко. Одно дело, когда мальчишки в школе могли увидеть фото; но совсем другое, если взрослый мужчина мог его увидеть. Я отмахнулась от таких мыслей, не нужно мне сейчас о таком беспокоиться. Мне ни о чем не нужно больше беспокоиться.


Мистер Фрэнк встал у двери и подпер её спиной, вытягивая при этом руку, как бы приглашая нас войти.


− Калеб ждет нас в комнате для переговоров. Не желаете что-нибудь выпить?


Я и мама отказались и прошли за Тиной в кабинет. Интерьер в этом кабинете был схож с интерьером коридора. Там даже висела люстра, освещая геометрические фигуры на стенах. Неудивительно, что секретарша говорила шепотом. Если бы я работала в таком роскошном месте, я бы тоже шептала всё время. Или у меня появлялось бы неконтролируемое желание поднимать шум, кувыркаться колесом, улюлюкать и громко вопить, лишь бы убедиться, что я жива.


Тина с мистером Фрэнком прошли широким шагом по коридору, и мы последовали за ними. Они тихо говорили друг с другом, и нам не было слышно их диалога. В итоге, мистер Фрэнк оглянулся на меня и маму.


− Спасибо, что пришли, − сказал он. − Это важно для Калеба.


− Почему? − спросила я, это прозвучало со злостью и недоверием, но мне правда было любопытно. − Я хочу сказать, почему он решил сделать это? − сказала я уже мягче.


Мистер Фрэнк замедлил шаг.


− Он раскаивается и хочет, чтобы ты и судья это поняли.


− Да, − сказала я, хотя мне не верилось, что Калеб так уж раскаивался. Когда мы последний раз разговаривали, он не выглядел раскаявшимся. И все-таки я верила, что он хотел, чтобы судья не сомневался в его раскаянии. Я бы тоже не сомневалась, если бы посмотрела на всё со стороны Калеба.


Не важно, что мне сказал мистер Фрэнк, я знала, почему Калеб решил извиниться. Не потому что сожалел. Просто, кто-то посоветовал ему так поступить. Он надеялся, что выпутается из неприятностей таким образом. Ему еще не назначили дату начала судебного заседания — он по закону уже был взрослым, и ему было еще паршивее из-за этого. Как сказал мой отец, вряд ли он отделается только общественными работами, как это было со мной. Наверное, извинение передо мной и моей семьей выставило бы его перед судьей в лучшем свете. Но это не особо похоже на извинение, да? Он не сожалеет о содеянном. Он сожалеет лишь о том, что попал в такую передрягу.


Мы зашли в комнату, где на всех окнах висели жалюзи. Мистер Фрэнк повернул ручку двери.


− Надеюсь, вы будете откровенны с моим клиентом, − сказал он, и я не могла точно сказать, кому из нас он это говорил — мне, маме, Тине или всем нам.


− Конечно, − сказала Тина, встряхивая волосами. Так было всегда, когда она говорила. — Надеюсь, он тоже будет откровеннен.


Мистер Фрэнк кивнул, открыл дверь и пригласил нас войти.


Тина обратилась ко мне.


− Ты готова? − спросила она и попыталась сочувственно улыбнуться, но это вышло так неестественно, что я догадалась − она не привыкла говорить вежливости. Я кивнула. Мама подошла и взяла меня за руку.


Калеб сидел на другом конце длинного стола, перед ним стояла содовая и лежали листы бумаги. Я молчала, будто в ожидании чего-то. Когда мое сердце начнет чаще биться, или горло сожмется от волнения, или в животе что-то ёкнет, или я начну злиться, или.. сделаю что-то еще.


Он выглядел таким маленьким. И худым, прямо тощим. Он определенно потерял вес. И под глазами у него были темные круги. Это был совсем не тот Калеб, с которым я когда-то целовалась. Он выглядел намного старше, будто был болен. Я только была шокирована тем, что это когда-то было моим парнем.


Он видел, как мы вошли, но даже не пошевелился. Его руки лежали на коленях, содовая и бумаги оставались нетронутыми. На его лице не отразилось ни одной эмоции. Но я не могла отвести от него взгляд. Хоть в комнате и были другие люди, казалось, будто мой взгляд завис на нем, и в комнате были лишь мы двое.


Мистер Фрэнк зашел и захлопнул дверь за собой, поспешно прошел к креслу рядом с Калебом и опустил руки на стол.


− Уверены, что не хотите пить? − спросил он маму и меня, и мы снова промямлили, что не хотим. − Ладно, не будем затягивать, − сказал он. − Мистер Коатс считает, что должен извиниться перед вами за его участие в произошедшем, и он приготовил речь. Калеб?


За его участие в произошедшем, подумала я с горечью. Его участие было главным. Без его участия, ничего бы не произошло.


Калеб поднял глаза на своего поверенного и затем медленно-медленно взял свои бумаги. Они покачивались в воздухе − его руки тряслись. Меня это порадовало. Он прокашлялся.


− Эшли, Мистер и Миссис Мейнерд, − начал он. Он замолчал, поднял взгляд и снова опустил его. − То есть, только...э, Миссис Мейнерд. Последние месяцы были для меня тяжелыми, как и для вас тоже, я уверен. Я много думал о том, что сделал, и понял, что должен извиниться. Миссис Мейнерд, простите, что нарушил спокойствие вашей семьи. Я понимаю, что мои действия привели к трудностям в вашей работе и в личной жизни, и мне очень жаль.


Он замолчал и снова поднял взгляд, и меня удивило, что мама кивнула ему не очень по-доброму.


− Спасибо, − тихо сказала она. Она не сказала, что извинения приняты, и я знала, что для мамы это было важно − то, что извинения не приняты, потому, что нескольких зазубренных предложений было недостаточно. Из-за того, что он сделал с нашей семьей. С папиной работой.


Калеб перевел взгляд на меня, и я, наконец, что-то почувствовала. Ностальгию, что ли. Тоску по прошлому. Я поняла, что уже выросла и не могу его ненавидеть, и мне бы хотелось, чтобы у меня не было для этого повода. Но я знала, что не смогу его вернуть. Не смогу вернуть нас, вернуть то, что было. Это невозможно, после всего, что произошло. Я бы хотела вернуть наивность − ту наивность, когда ты веришь, что парень никогда не сможет сделать тебе больно.


Калеб откашлялся снова и выровнял бумаги, которые держал в руках :


− Эшли, я знаю, что причинил тебе боль. Я не оправдал твое доверие, нарушил личное пространство и мне очень жаль. Также, я очень сожалею, ведь тебе пришлось через многое пройти из-за меня, люди говорили тебе гадости, ты попала на общественные работы, но ты не хотела сделать мне больно тем фото, а я хотел, и это было неправильно.


Я ничего ему не ответила. Когда он поднял на меня взгляд, я сидела и молчала. Я чувствовала на себе взгляды мамы и мистера Фрэнка, но не могла ничего ему ответить, поблагодарить за извинение или сказать, что всё в порядке.


− Надеюсь, ты простишь меня, − сказал он в заключение, положил бумаги на стол, сел и снова опустил руки на колени.


Несколько долгих минут мы все молчали. Я понимала, что все ждут от меня какого-то ответа, но я не могла. «И это всё? − хотелось мне прокричать. Ты же ничего не сказал! Ни за что не извинился! Да и эту кипу ничего не значащих слов для тебя поверенный наверняка написал!»


Мне хотелось уйти отсюда. Убраться подальше от этого запавшего парня и не слушать его. Мне хотелось, чтобы вся эта неразбериха закончилась, и чтобы всё вернулось на свои места. Вернуться туда, где люди не будут шептать обо мне по углам. Вернуться к тем временам, когда родители доверяли мне, и мы были близки, когда друзья меня не предавали, и я была в них уверена. Мне нужно было больше, чем просто извинения. Как я могла подумать, что его «мне жаль» будет достаточно? Даже если он говорил искренне?


− Ладно, − наконец сказала Тина, − Спасибо тебе.


Она говорила с мистером Фрэнком о предстоящем судебном разбирательстве, но я не слушала. Эмоции, мысли и чувство несправедливости нарастали у меня в душе с тех пор, как всё начало рушиться. Мне казалось, что меня сметает с лица земли, эти мысли уносят меня. Когда я смотрела вниз, мои руки уютно устроились на столе, ноги протянулись вдоль кожи кресла цвета красного вина. Мама выглядела немного сердитой, разочарованной и несчастной. Как мы могли быть спокойны и держать всё под контролем?


− Спасибо, что пришли, − сказал мистер Фрэнк, отставляя кресло от стола и вставая, посмотрел на часы, будто это встреча была одной из многих в его расписании. У него наверняка есть клиенты больше и лучше, дела крупнее. Это наши жизни, но для него очередное дело. Всё это время мои мысли и чувства поедали меня, мне нужно было выпустить их наружу.


− Я не сделала тебе больно, − выпалила я. Мистер Фрэнк сел обратно в свое кресло и посмотрел на Калеба. − Когда мы расстались, я оставила тебя в покое. Дала тебе уйти. Зачем ты так поступил, Калеб?


Калеб посмотрел на свои колени и медленно покачал головой.


− Не знаю, − он поднял на меня взгляд, и в его глазах я видела боль. − Но просто знай, я не думал, что всё выйдет из-под контроля и выльется в такое. Я думал, это останется только между несколькими людьми.


− Значит, ты просто планировал полностью унизить меня по-тихому? Боже, спасибо, мне стало легче.


− Нет, я планировал... Не знаю, − он потер голову. −Я просто разозлился, но это было глупо и неправильно. Просто так получилось. Мне жаль


− Тебе жаль из-за твоего поступка или тебе жаль, что у тебя из-за этого проблемы? − бьюсь об заклад, что ему не было бы жаль, если бы он не попался.- Чего именно тебе жаль?


− Мисс Калвер, − сказал мистер Фрэнк Тине, − Нашим намерением не было позволять демонстрировать агрессию по отношению к мистеру Коатсу. Цель встречи — извинение.


Огромный рот Тины открылся.

− К-конечно нет, − пробормотала она, − Но, поймите, моя клиентка хочет выразить некоторые свои мысли.


− Я думаю, меньшее из того, что он может сделать для моей дочери, это ответить на несколько вопросов, вы так не считаете? − сказала мама, перебив Тину. Она положила руку на спинку моего кресла.


Мистер Фрэнк протянул руку в сторону мамы, но говорил с Тиной.


− Я понимаю, что мисс Мэйнэрд задела эта неудачная ошибка. Но вы должны понять, что и мистера Коатса это затронуло. Может, даже больше.


− Но и вы должны понять, что это не было ошибкой, − сказала мама уже более громким голосом. − Вы же слышали, что он сделал это преднамеренно. Не похоже на случайность.


Мистер Френк поднял руку над столом, и я поняла, что это обидело его как юриста. Выражение его лица стало серьезным, и язык тела изменился. Он сел, наклонившись вперед, ладонь выставлена в сторону мамы, будто он физически хотел удержать ее и отдалить. Тина, похоже, тоже почувствовала что-то. Она поднялась и собрала вещи со стола, будто хотела поспешно выставить меня.


−По закону это считается ошибкой. Но мы здесь не для этого.


− Всё в порядке, − перебил Калеб. Он судорожно вздохнул. −Я отвечу на её вопрос, − он взглянул на меня. − Я жалею, что не расстался с тобой, когда мне исполнилось 18, − сказал он. − И я не говорю это из подлости. Просто, если бы я тогда с тобой расстался, у меня бы... − он умолк, покачал головой. Я заметила, как увлажнились его глаза. Меня это удивило; я переживала, что он увидит мои слезы, но плакал он. − У меня бы не было этих проблем, − наконец сказал он. Я видела, как его адамово яблоко двигалось — он глотал слезы. — Они назвали это фото детской порнографией. Если меня признают обвиняемым, то посчитают сексуальным маньяком. Я хочу стать учителем, Эшли, а сексуальным маньякам нельзя стать учителями. Мне придется съехать от родителей, потому что они на той же улице, где находится моя старая начальная школа. Люди подумают, что я больной извращенец, но ты знаешь, что это неправда. У нас даже секса не было. И я тебя не просил об этом. И вообще, я тебя не просил отправлять то фото. Так что прости, что не расстался с тобой раньше, и если бы я мог изменить то, что произошло...


Мистер Фрэнк опустил руку на колени и скрестил ноги в позе самоуверенного человека. Он снова посмотрел на часы.


− Если все довольны...?


− Эшли? - сказала Тина. − Может, хочешь что-нибудь еще сказать?


Я отрицательно покачала головой. Что еще я могла сказать? Мы оба в беде, и всё из-за глупой, детской мести.


Мама встала и повесила сумку на плечо.


− Ладно, мне жаль, что тебе пришлось через это пройти, Калеб, − сказала она. − Но это был твой выбор. Мой муж, возможно, тоже потеряет работу и это не его вина. Это из-за тебя.


− Дана, − сказала предупреждающе Тина.


Мистер Фрэнк тоже поднялся и поправил ремень на брюках.


− Остановимся на этом, миссис Мэйнерд, мы не для этого здесь, у мистера Коатса и меня назначена другая встреча, так что расходимся, − хватит с «гостеприимного хозяина» мистера Фрэнка. Наше время вышло, и мы должны уходить − он прекрасно дал нам это понять.


− Да, думаю мы закончили, − сказала мама. − Выход найдем сами, − она направилась к двери. Я пошла за ней, бросив взгляд на Калеба в последний раз. Он сидел, уставившись на помятые бумаги на столе, потирал свои впалые щеки. Он поднял взгляд, и наши глаза встретились, но я быстро отвела их, пытаясь сосредоточиться на затылке Тины.


Я всё-таки высказала всё Калебу. Но проблема была в том, что я не почувствовала себя лучше. Может, даже стало хуже.


СЕНТЯБРЬ


Сообщение 107



«Да заткнись! Эшли Мейнэрд! 555-3434»



Я ковыряла вилкой блинчик, создавая «произведение искусства» из масла и сиропа, которым он был облит.


Мой отец говорил и говорил, казалось, это никогда не кончится. До моего сознания долетали лишь обрывки фраз. «Что за напыщенный индюк… Он думает, может всем распоряжаться… Нужно ему сказать…»


Мама периодически выдавала лишь односложные фразы, чтобы показать, что слушает его. «Ага», «угу» и короткие вздохи в перерывах между поеданием омлета.


Папа целыми днями мог говорить об этом. Что-то про судью, с которым папа никогда не ладил. Этот человек публично заявил, что у отца мелкая работенка, к тому же зарплату постоянно урезают. Папа слонялся по дому без дела, ворчал на телик, орал на кого-то по телефону, много пил и говорил, что после каждого приема пищи у него болит желудок – особенно после завтрака. Такими были последствия речи судьи.


«Думаю, нужно сходить в газету и поговорить с ними самой» - говорила мама. Я допила свой сок и посмотрела на часы – нужно собраться и заставить себя пойти в школу. После разрыва с Калебом я была так подавлена, что было лень даже двигаться, что уж говорить про то, чтобы сидеть часами в классе и слушать учителей. А если я начинала снова думать о Калебе, то подступали слезы. Я так устала плакать. Не хочу быть одной из девчонок, которые постоянно хныкают и объявляют каждому встречному о своем разбитом сердце.


− Нужно собираться в школу, − наконец сказала я, поднялась и поставила тарелку в раковину.


Мама и папа посмотрели на меня. Отец наконец-то прекратил свою тираду.


− Ты же не съела ничего, − сказала мама.


− Я не голодна сегодня. К тому же, на математике мы будем есть пончики, − солгала я, – один тест хорошо написали.


− О, поздравляю, милая! − воскликнула мама, но папа перебил ее и рявкнул, тыкая вилкой в мою сторону:


−Видишь? А они винили меня в проблемах с бюджетом! Если учителя таскают еду каждому, отличившемуся на тесте...


Я направилась к двери, взяла сумка и обулась.


Мама покачала головой и подошла ко мне, не обращая внимания на папу.


− Ты в порядке? − спросила она, смотря на меня с подозрением.


Я с усилием улыбнулась, пытаясь выглядеть нормально.


− Лучше некуда, мам, правда. Вчера много съела, так что я не голодна.

− Ладно, но если почувствуешь, что что-то не так, сразу звони мне, ладно?


− Конечно.


Я услышала гудок машины Вонни и подпрыгнула от неожиданности.


− Вон уже здесь. Удачи в школе, − сказала я и поцеловала маму в щеку.


− Эй, это мои слова, − сказала она с улыбкой. Одна из наших глупых шуточек.


Когда я вышла на улицу, услышала музыку из машины Вонни. Чейенн и Энни уже сидели в машине, болтали, перекрикивая друг друга и музыку, биты которой, казалось, отскакивали от стен соседских домов – такой громкой она была. Миссис Доннелли в розовом халате и чашкой кофе в руках, сидела на крыльце в своем кресле-качалке. Я улыбнулась ей и помахала, она хмуро кивнула мне.


Когда я открыла дверцу, музыка «обрушилась на меня». Вонни громко смеялась и терла уголки глаз пальцами – чтобы тушь не потекла.


Я уселась на заднее сидение и положила рюкзак на колени. Чейенн и Энни громко подпевали играющей песне со стаканчиками из Старбакса в руках. День был очень жаркий – в такие дни снова хочется на каникулы. В школу есть желание ходить лишь в серую, промозглую погоду, а не когда на дворе стоит августовская жара.


− Привет, Лютик! – воскликнула Вонни, − Прости, поменяли информацию на Фейсбуке, не спросив тебя. Сегодня утром прямо успех, - она посмотрела на меня в зеркало заднего вида и все прыснули со смеху.


− Да без проблем, − сказала я, не совсем понимая, что тут такого смешного.


Я посмотрела по сторонам.


−В чем дело? – спросила я.


− Ничего, − невинно ответила Вонни, – Клянусь.


Мы выехали на главную дорогу.


− Знаешь, мне правда кажется, я вчера потянула коленку, − сказала Энни, подалась вперед и выключила музыку, − Я упала прямо в ту канаву. Теперь у меня на коже пятна от травы, серьезно. Не на одежде, а на коже.


− У меня на правой руке следы от крема для обуви, − сказала Чейенн, − Тебе повезло, что сосед заехал в свой гараж, Энни. А то он бы тебя заметил.


− Знаю. Поэтому я прыгнула в канаву. Я так испугалась.


− Что? – спросила я, – Ребят, что вы вчера делали?


Их глаза встретились, но никто не сказал ни слова. Через секунду, они громко захохотали.


− Нет, ну правда, − сказала я, – О чем вы говорите?


Я начала беситься, хоть их смеющиеся лица тоже вызывали у меня улыбку.


− Самосуд, − ответила Вонни.


− Больше похоже на приведение коленки в порядок, − сказала Энни.


Но я все еще не могла понять, в чем дело.


− Ладно, можете не говорить.


Вонни, наконец, выключила музыку и бросила короткий взгляд в мою сторону, пока смотрела, что там с пробками. На повороте к школе как всегда полно машин.


− Самосуд, − повторила она, – Мы восстановили справедливость.


− Точно, − сказала Чейенн, потягивая сок через соломинку, и громко рыгнула.


Энни назвала ее противной и кинула в нее скомканной салфеткой.


− Рассказывайте, − сказала я с улыбкой.


Что бы они ни сделали, это точно что-то сумасшедшее, судя по тому, как они говорили. Мне стало немного завидно, оттого, что они не позвали меня.


Мой телефон завибрировал. Сообщение. Когда я посмотрела на экран, у меня перехватило дух. От Калеба. С одной стороны, я разозлилась, что он написал мне, хотя говорил, что ни слова мне больше не скажет, а с другой — я надеялась, что он хочет извиниться и вернуть меня. Я открыла сообщение, тяжело дыша.


Но там было лишь: «Какого хрена?»


Я была уверена, что он ошибся номером, так как не понимала, о чем он. Наверно, хотел отправить это Холли или какой-нибудь еще девчонке из колледжа, из-за которой расстался со мной.


В ответ я написала: «???»


Машина Вонни медленно двигалась за минивэном, скорее всего принадлежавшим одной из мам второкурсников.


Иерархия людей по их машинам имеет большое значение в нашей школе. Всегда можно определить хозяина по его машине. Минивэн или Вольво? Второкурсник с родительской машиной. Старушечья машина с наклейками на бампере, с надписями типа: « У меня есть еще и грузовик» Первокурсница на своей первой машине. Новый Мустанг, припаркованный у выставки картин? Точно старшекурсник. Или ржавая, вся в рисунках из баллончика развалюха, все четыре шины — запасные? Наркоманы. От таких машин лучше держать подальше. Если не хочешь, чтобы твои карманы потом проверяли на предмет в них наркотиков.


− Мы восстановили справедливость для тебя, − сказала Вонни.


− Для меня? О чем ты?


− Не злись. Все ради любви, − сказала Чейен, похлопав меня по плечу.


− Я даже не понимаю, из-за чего мне злиться, − сказала я, думая, что ничего тут серьезного. Чтобы они не сделали, это должно быть ерунда.


− Мы показали миру правду, − встряла Энни.


Вонни продвинулась еще дальше, стуча по педалям в ритм — казалось, мы двигаемся под какую-то песню, которая не слышна другим. Минивэн перед нами очень медленно разворачивался и Вонни нажала на клаксон.


Она посмотрела на меня.


− Тебе понравится, Лютик. Мы ему показали.


− Ему? Кому?


И, будто в ответ на мой вопрос, завибрировал телефон. Калеб. О, нет. Не могли же они... Я открыла сообщение.


«КРЕМ ДЛЯ БРИТЬЯ? СЕРЬЕЗНО? КОГДА ТЫ ПОВЗРОСЛЕЕШЬ?»


Теперь все встало на свои места.


− Вы намазали дом Калеба кремом для бритья?


Когда мы были в средней школе, такое было серьезным делом. Крем очень сложно оттереть, к тому же он очищает стекла, поэтому все, что ты писал, остается на стекле, даже после того, как крем смыли. Поэтому тому, с кем это произошло, придется очень тщательно отмывать все стекло. Настоящая заноза в заднице, но это и делает ситуацию очень забавной. Но последний раз мы так делали в 12 лет.


Девочки залились смехом. Минивэн перед нами, наконец, выехал на дорогу перед школой, Вонни объехала его и подъехала к парковке.


− Окна в доме его родителей, выходящие на улицу, − выдала она в перерывах между взрывами хохота.


− И намазали кремом для обуви стекла его машины, − добавила Чейен, − Хотя тут мы обязаны Вонни. Оказывается, она клевый художник, особенно, когда дело доходит до рисования пенисов.


Снова взрыв хохота, от которого у меня пересохло в горло. Это было и, правда, очень весело, но, судя по сообщениям Калеба, он нашего веселья не разделял. Но винить его за это я не могла.


− Вы нарисовали пенисы на стекле его машины?

− Еще она написала «Люблю сосать члены», − ответила Энни, смеясь так, что прежде чем сказать «члены», она несколько раз сделала паузу.


− И мы написали «у него маленький член» на его окне. Ничего такого особенного мы не сделали. Все смоется. Не злись, Лютик. Он заслуживает большей мести за то, что сделал.


− Я не злюсь, − сказала я очень тихо. У меня вспотели руки.


Я написала Калебу : «ЭТО НЕ Я.»


Они продолжали болтать, рассказывая мне о пережитых вчера казусах и опасностях, не прекращая смеяться. У меня начала болеть голова от вымученной улыбки, которой я не хотела разубеждать их в том, как все это смешно, не переставая надеяться, что Калеб не стал ненавидеть меня еще больше. Хотя теперь это, наверное, так. Я бы также обозлилась на человека, сделавшего такое мне.


Наконец, когда машина подъехала к парковочному месту, мой телефон завибрировал. И последним сообщением в то утро было − «ОТВРАТИТЕЛЬНО, ГОРИ В АДУ».


СЕНТЯБРЬ

Сообщение 111


"Хватит уже всем пересылать это. Даже смотреть не хочу, отвратительно. Не хочу каждый раз, когда включаю телефон, видеть сиськи этой девчонки".


Сообщение 112


"У тебя обвисшие сиськи, лол".


Сообщение 113


"Я бы лучше умерла на месте Эш Мейнерд".


Сообщение 114


"ДА МНЕ БЛЕВАТЬ ХОЧЕТСЯ, КОГДА СМОТРЮ НА ЭТО!"



Я знала, что на секции по бегу буду больше всего скучать по Калебу. Бег был, в каком-то смысле, нашей фишкой. Был частью нас. Мы познакомились на беге, сидели вместе в автобусе, когда ехали на занятия, сидели вместе на поле, бегали и подбадривали друг друга во время соревнований. Когда тренер Иго ругала меня за медлительность, Калеб заступался за меня. А когда я собиралась все бросить, что происходило почти каждый день, он отговаривал меня. У каждого из нас были свои друзья в команде, но мы отделились от всех и большую часть времени проводили вместе − только мы вдвоем. Когда Калеб поступил в колледж, с собой он забрал самую важную причину, по которой я занималась бегом. Без него было жарко, одежда липла к телу, меня продуло, я устала, и мне надоело заниматься одним и тем же видом спорта, которым я увлекалась с 8 класса.


Но когда мы расстались, стало еще хуже. Раньше я могла надеяться на то, что он отвезет меня домой, но сейчас знаю – этого больше не произойдет. Я представила, как он разминается на другом поле, рядом с другой девушкой, смотрит на ее шорты, когда она обгоняет его, несет ее сумку.


Не помогал даже тот факт, что его последнее смс было угрозой и звучало так, будто он ненавидит меня до глубины души. Я писала ему в ответ, уверяла, что это была не я, а кто-то другой, что я до этого утра вообще ничего не знала об этом происшествии. Он так и не ответил. Он не мог мне поверить – время было против меня, ведь мы только что расстались, и сразу же произошло это. Даже если бы мне удалось убедить его, что это была Вонни, он бы подумал, что это я подговорила ее. Я даже звонила ему во время перерыва на обед, пробегая рядом с входом в центр Искусств, где за кустами собирались все курильщики. Но он не отвечал.


С одной стороны, я была очень зла на Вонни, но с другой, я знала – она хотела для меня лучшего.


На переменах и на обеде она все говорила мне, что я какая-то тихая. «Знаю, ты злишься, Лютик, − говорила она,− Но ты это переживешь и потом еще благодарить меня будешь. Сто пудов. Давай же, признай это. То, что мы сделали, было офигенно».


Я, улыбаясь, уверяла ее, что не злюсь, что это правда было офигенно, и мне было грустно лишь из-за нашего расставания, вот и все. Но в душе я понимала − она все разрушила, и мне хотелось, чтобы она не лезла не в свое дело.


Я переоделась в спортивную форму, размяла ноги на лавке и вышла на жару, руками закрывая глаза от солнца.


− Хорошо, что ты смогла прийти, − сказала тренер, стоявшая рядом с дверью, – Я уж подумала, ты бросишь команду. Ты опоздала.


− Простите, тренер, − ответила я, – Много проблем.


− Уверена, у женской Вашингтонской команды не так много проблем, − нахмурилась она, – Единственная их проблема – как больше тренироваться. Первый сбор на следующей неделе. Ты не можешь позволить себе иметь много проблем. В противном случае, не сможешь противостоять им.


− Да, мэм, − горько ответила я, готовясь к еще большему наказанию.



Я видела, как тренер Иго заставляла наших бегать по лестнице туда и обратно за опоздание, даже когда у них были уважительные причины. У меня их не было.


Она смотрела на меня еще с минуту, затем со вздохом сказала: «Первая группа начала бегать несколько минут назад. Можешь бежать с Эдрианом, Филиппой и Ниси. Собираемся на дорожке, когда все пробегут. Обсудим все»


− Хорошо, − сказала я, посмотрев на нее с благодарностью и «нырнула» к кучке старшеклассниц, которые переминались с ноги на ногу, собирая волосы в конские хвосты и зашнуровывая кроссовки. Они бегали быстрее всех в нашей команде. Мне нужно будет очень сильно поднажать, чтобы успеть за ними. И тренер знала это. Но мне, по крайней мере, не придется бегать вверх-вниз по лестнице, пока мышцы на ногах не лопнут. Тренер меня просто пожалела.


Мы пробежали парковку и повернули налево, к спальному району, окружавшему нашу любимую беговую тропу. В жару бежать там − под деревьями − было прохладно, и мы меньше потели. Примерно через месяц все листья опадут на землю, и ступать по тропе будет мягко. Мне нравился приглушенный «вуп вуп вуп» − звук, который издавали мои кеды, опускаясь на осеннюю листву, будто я не бежала, а шла по облакам.


Я продолжала витать в мыслях, когда мы повернули на тропу и поднялись на холм, где я начала задыхаться. Ниси бегает слишком быстро.


Мое лицо скользило вверх-вниз, избегая солнечного света, пробивающегося сквозь деревья, и стробоскопический эффект* успокаивал меня, расслаблял.

Стробоскопический эффект − зрительная иллюзия, возникающая в случаях, когда наблюдение какого-либо предмета или картины осуществляется не непрерывно, а в течение отдельных периодически следующих один за другим интервалов времени.

Я вспомнила, как бежала по этой же тропе с Калебом прошлой осенью, мы оба были в кепках и перчатках. Его щеки покрылись пятнами, а нос стал ярко-красным от холода, глаза слезились из-за ветра.


Мы минули пару прохожих − седого мужчину и женщину с тростью. Они были очень тепло одеты, медленно шли шаркающей походкой, держась за руки. Они казались довольными, будто то, что они вместе – лучшее, что произошло с ними за день. Мы по инерции поменялись местами, так, что Калеб бежал позади меня, чтобы разделить тропу с ними, а затем снова повернул, после того, как мы пробежали мимо них.


Мы долго бежали в тишине, оба потерялись в своих мыслях. Я удивилась, когда он заговорил, между ритмичными вдохами-выдохами.


− Как думаешь, мы будем такими же?


− Какими? – спросила я, взглянув на него.


− Как они.. Как эти старики, − сказал он, показав большим пальцем на что-то за плечом.


− Как они − в каком смысле? Старыми?


− Нет.


Он остановился, нагнулся и уперся руками в колени, тяжело дыша. Я продолжала бежать, но потом поняла, что он не двигается, и подошла к нему. Он выпрямился и взял меня за руку.


− Я о том, что мы ведь тоже будем вместе идти по этой тропе, когда состаримся? Будем держаться за руки, все так же любить друг друга?


Я улыбнулась, и мне показалось, что все тепло моего тела наполнило грудь. И плевать на ветер и холод. Я сжала его руку.


− Надеюсь, − ответила я.


Он обхватил меня за талию, приподнял, так что я касалась земли лишь носочками, и поцеловал – это был долгий и нежный поцелуй, от которого стало очень тепло.


Мы так стояли до тех пор, пока не услышали звук топающих ног ребят из другой команды.

− Хэй, Кэйл, кому-то перепадет сегодня! − закричал один из них, пробегая мимо нас. Калеб оскалился и наклонил голову, так что наши лбы соприкоснулись. Когда они исчезли из поля нашего зрения, он сказал:


− Я тоже надеюсь. Надо двигаться, а то ты вся трясешься.


Мы снова побежали. Но он не знал, что я тряслась совсем не из-за холода. Это было волнительное возбуждение от того, что я рядом с ним. И это чувство не отпускало меня даже после того, как мы вернулись в раздевалку, и я стояла под горячим душем.


Я любила вспоминать этот случай. Хранить его в памяти как что-то очень дорогое. Но теперь ненавижу такие воспоминания – когда я бегу по «нашей» тропе, мне приходится вспоминать, как сильно я любила его. Но я отчаянно пытаюсь забыть об этом.


К концу занятия, я немного отстала от Ниси и остальных. Тренер стояла у ограждения вокруг трека и прикрывала лицо от солнца папкой-планшетом. Я очень устала и старалась не показывать этого, но у меня не слищком хорошо получалось. Я тяжело дышала, болели ноги и сердце.


Мы прошли в открытые ворота и обошли трек кругом, чтобы восстановить дыхание. Адриан, Филиппа и Ниси шли плечом к плечу и о чем-то шептались, будто не замечая меня. Я шла чуть позади них, думая о том, что мне-то плевать, о чем они болтают. Но от этих мыслей снова возникала тоска по Калебу, ведь раньше я бегала рядом с ним.


Все группы уже пробежали. Многие уже переобувались, пили на ходу изотоники и просто дурачились, пока тренер стояла и записывала что-то в своей папке, с отвращением качая головой.


Я услышала приближающиеся шаги и обернулась – это были ребята из другой команды.


− Привет, Эшли, − сказал один из них, когда они подошли ближе. Это был Сила, из команды Калеба по бейсболу. Они засмеялись.


− Привет, Сила, − ответила я, распуская волосы. Пот с них стекал мне на плечи.


Парень, идущий рядом с Силой – кажется, это второкурсник, Кент, если не ошибаюсь – прыснул со смеху. Сила в ответ усмехнулся, будто вспомнил очень смешную шутку.


− Что? − спросила я.


− Ничего, − ответил Сила, но в этот раз не сдержался. Он толкнул Кента, и они оба начали смеяться. − Сперва не узнал тебя.


− Понятно, − протянула я.


Они пошли дальше, мимо Ниси и других девчонок, толкая друг друга и смеясь. Идиоты. Наверно думают, это очень весело, что Калеб расстался со мной.


Но когда я завернула за угол, увидела, что другие ребята тоже смеются, глядя на меня. И некоторые девчонки с ними тоже. Я отряхнула шорты, боясь, что на них какое-нибудь пятно или что-то подобное. Провела рукой по волосам, вытерла нос, взглянула на ноги. Вроде нормально выгляжу.


Одному Богу известно, что Калеб им наговорил.


Но я решила, что мне на это плевать. Я собиралась блокировать все мысли о Калебе, забыть его. Я остыла, слушая в пол уха замечания тренера по поводу моей медлительности и направилась в раздевалку, и думать забыв про Силу и его глупых друзей.


Я приняла душ, переоделась и пошла к полю, где волейбольная команда занималась челночным бегом, чтобы встретиться с Вонни. Тренер дунула в свисток и девочки остановились, со вздохами облегчения.


− Всем до завтра! − крикнула тренер. Некоторые садились на скамейки, некоторые ложились прямо на землю, а другие, в том числе и Вонни, уходили.


− До встречи!


Вонни распустила волосы, что она делала очень редко, и ее лицо и грудь блестели от пота. Настроение у нее, очевидно, было очень поганое.


− Пошли, − сказала она на ходу, даже не остановившись. «Уходим из этой дыры»


Она взяла сумку и направилась к выходу.


− Я подожду, пока ты примешь душ.


− Насрать, дома приму душ, − буркнула она.


Мне было тяжело поспевать за ней, пока мы шли к машине. Все это время Вонни жаловалась на тренера.


− Такая сука, заставила нас бежать из-за того, что Оливия опоздала. И она же не без дела болталась, а тест переписывала. Это не справедливо. Тебе надо рассказать своему отцу, пусть прижмет ее. Чтоб ее толстой жопы не было в нашей школе.


− Я думаю, он не сможет. К тому же, вы не одни такие, тренер Иго на меня разозлилась тоже. Я опоздала, и она заставила меня бежать со старшекурсниками. Я уж думала, умру прямо на дорожке и никто не заметит


− Они обе мрази. Им нужно клуб создать.


Вонни села в машину. Я плюхнулась на заднее сидение и положила сумку на колени.


− Где Чейени и Энни?


− Пошли домой с братом Энни. Их не было на тренировке. Хитрожопые.


− Она им еще припомнит за это.


− Да, она может, − хихикнула Вонни. – Зная ее, она нам всем припомнит.


Она завела машину, и мы выехали на дорогу.


− Хочешь зайти? Еще Рейчел должна заскочить.


− Не, − ответила я, – Не сегодня. Я совсем вымоталась.


− Давай, Эшли, Ты должна оправиться от этого.


− Прошло всего два дня.


− Вообще-то, нет, − сказала она. – Ты все лето сидела жопой на стуле и смотрела, как он играет в бейсбол. Ты сама так решила. Радуйся, что, наконец, от него избавилась.


− Знаешь, не так давно ты сама мне советовала отправить ему свою фотку, чтобы он не забывал обо мне в колледже.


− Да, я была в стельку пьяная, когда говорила тебе это.


− Но фото-то я отправила


− Не нужно было, − резко сказала она.


До моего дома мы ехали в тишине, даже быстрее чем обычно. Я злилась и думала, что можно еще быстрее гнать.


Когда мы уже подъезжали к моему дому, она со вздохом сказала:


− Прости, я была злая после тренировки. Я хотела сказать.. не нужно было отправлять фото, потому что теперь тебе больно. И я не хочу, чтобы ты страдала, вот и все.


− Без проблем, − ответила я, хотя в душе понимала, что это проблема. Я нуждалась в Вонни. Мне хотелось, чтобы она поняла, как мне больно, несмотря на то, моя в том вина или нет. Я хотела, чтобы она поддержала меня. Но самосуд и советы по поводу того, что мне просто нужно отвлечься и все пройдет, не помогали.



***


Мама сидела на корточках в мягком большом кресле-релакс, наклонившись над книгой, так что очки сползли с носа.


− Привет, − сказала она, как только я вошла, − Ты поздно. Как тренировка?


Я пожала плечами.


− И что это значит?


Я направилась в кухню попить воды. Стукнула закрывающаяся подставка для ног – мама слезла с кресла, зашла в кухню и сняла очки.


− Эй, все нормально?


− Не знаю, наверно, − ответила я, снова пожимая плечами.


Мама нахмурилась. Я даже не сказала свою обычную фразу − «Все тип-топ!» − или хотя бы − «Надо подзаправиться!» − но я была не в настроении играть в наши милые игры. Она села за стол и подвинула мне стул.


− Рассказывай.


Я сделала большой глоток и опустилась на стул напротив нее.


− Поругалась с Вонни. Но это не проблема.


− О, вы помиритесь, как всегда, − она наклонила голову, стараясь смотреть мне прям в лицо. – Но есть еще что-то?


− Ничего. Но мне надоело заниматься бегом. У меня не очень хорошо получается, слишком большая нагрузка.


− Но нагрузки нужны.


− Нет, если легкие начинают гореть огнем. К тому же.. Не знаю.. Не так весело, как раньше.


− О, Эшли. Это из-за Калеба? Ты скучаешь. Я уверена, он приедет посмотреть, как ты бегаешь, − сказала она, кладя очки на стол.


Я посмотрела на нее и сделала еще один глоток.


− Я сомневаюсь.


− Конечно, он приедет, он тебя обожает.


− Больше нет, мам, мы расстались. Теперь он меня ненавидит.


Она была поражена. Мне стало еще хуже, видя, как сильно это ее потрясло – тот факт, что Калеба больше нет в моей жизни, и что я сразу же ей сказала.


− Что произошло? – спросила она. – Вы так долго были вместе.


Я задумалась. Я думала о Холли. О моих обвинениях. Наших ссорах. О фото, с которого все началось. Я заставила себя не показывать это. Как я могла ей объяснить, что произошло? Это было личное, точно не мамина территория. Я снова пожала плечами.


− Было сложно встречаться на расстоянии.

Мама потянулась и приобняла меня. Я вдохнула запах ее волос. Они пахли кокосовым шампунем и духами. Я не знала, каким парфюмом она пользовалась, но этот аромат всегда давал мне чувство спокойствия, счастья и безопасности.


− О, милая, мне так жаль. Я понимаю, как это больно – расставаться с парнем, который тебе очень нравится.


Я закрыла глаза, стараясь не заплакать. Я вспомнила последнее сообщение Калеба, в котором он клялся отплатить мне за выходку Вонни и слезы сразу же отступили.


− Спасибо, мам, со мной все будет хорошо, − я отстранилась и взяла бутылку с водой, – Мне надо сделать домашку перед ужином.


Она кивнула, жалостливо улыбнулась и погладила меня по волосам.


− Не бросай бег, − сказала она, − Скорее всего, дело в том, что ты скучаешь по нему. Мне бы не хотелось, чтобы ты бросала любимое занятие из-за разбитого сердца.


− Знаю, мам. Ты права, − ответила я и пошла в свою комнату.


Когда папа пришел домой, я смотрела фильм на компьютере и даже не удосужилась собрать сумку на завтра или сделать домашку. Я вспоминала день судебного разбирательства с Калебом и смотрела на смс, которое он мне отправил : "ТЫ ЗА ЭТО ЗАПЛАТИШЬ." Я злилась каждый раз, когда смотрела на него. Я все для него делала. Я заслуживала большего. Он должен был поверить мне, когда я сказала, что не делала этого. Он даже не должен был спрашивать.


Потом я спустилась к ужину. Папа жаловался на что-то, спрятавшись за газетой.


− Оно живо, − сказал он жутким голосом, когда я вошла.


Я улыбнулась и поцеловала его.


− Привет, пап.


−Мама сказала, что ты рассталась со своим красавчиком, − он загнул край газеты и посмотрел на меня, − Сам виноват.


− Спасибо.


Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой. Я все еще чувствовала, что виновата сама.


Во время ужина я не сказала ни слова. Я отстранилась от разговора родителей и задумалась о своем.


Между мной и Калебом все кончено. Но что он имел в виду, написав это сообщение? Что он собирается сделать? Намазать кремом для бритья мои окна? Или что похуже? Натравит на меня кого-нибудь из своих друзей, кого-то из школы?


Я вспомнила, как Сила смеялся с другом, проходя мимо меня. И его слова: «Я тебя сначала не узнал.» Бред какой-то. Хотя теперь я начала понимать. Калеб хотел использовать Силу, чтобы отомстить мне?


Но как?


Но потом меня осенило.


Фото. Когда мы расстались, Калеб сказал, что удалил его, но, что если нет? Все наши ссоры начинались потому, что я обвиняла его в том, что он показал фото Нейту. Калеб знал, что единственным способом отомстить было бы… Что если он отправил фото кому-то еще?


О, нет. Он не стал бы.


И в тот же момент телефон у меня в кармане завибрировал. Я достала его и увидела сообщение.


− Я думал, мы запретили сотовые за обеденным столом, − сказал папа, − Грубо прерывать ужин подростковой мелодрамой. И мелодрамой с ошибками, к тому же!


Он продолжал говорить, но я не слушала его. Все, что я слышала – это звон в ушах, начавшийся, когда я увидела сообщение от Вонни.


«КАПЕЦ, ЛЮТИК, БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ!!!»


К сообщению было прикреплено фото.


Мое фото, голой, стоящей перед зеркалом в ванной Вонни. Фото было подписано: «ШАЛАВА ДАЕТ ВСЕМ!»


Мама что-то говорила. Я смотрела на нее, но ничего не понимала. В голове все смешалось, и я даже не осознавала, где нахожусь и кто передо мной.


−…убрала бы телефон…


Но слова не имели для меня смысла. В моей голове крутилась единственная фраза – шалава дает всем, шалава дает всем, шалава дает всем, шалава дает всем


− Простите, − сказала я, − Нужно позвонить Вонни, это срочно.


Я не стала дожидаться маминого ответа. Я бросила вилку, встала и помчалась к себе, надеясь, что меня не стошнит, и я не выроню телефон из трясущихся рук. Я думала только об одном:


Если Вонни видела фото, то кто еще его видел?


Я набрала ее номер и забежала в спальню.


− О Боже, ну что за ублюдок, − была первая ее фраза.


− Где ты взяла фото? − у меня кружилась голова и я думала, возможно ли, для человеческого тела перестать дышать и сразу же умереть.


Она молчала.


− Прости, Лютик.


− Что? Где ты его взяла? Калеб тебе прислал?


Снова молчание.


− Нет. Челси Грейбин прислала это мне.


На какой-то момент это казалось полным бредом. Она ведь даже не знала Калеба, так?


− Стоп. Челси − чирлидерша? Но как она..?


− Я уверена, что ей его прислал кто-то еще. Чейени, Энни и Рейчел тоже получили его.


Я упала на кровать. Казалось, слова Вонни обрушились на меня как град. Я слышала их, чувствовала, но ни не укладывались в моей голове. У меня началась паника.


− Ты тут? – спросила Вонни, и я кивнула, смотря в пустоту, постепенно осознавая смысл той фразы. – Эш? Эй?


− О, Боже, − наконец выдавила я. – Вот как он отомстил мне. Он не отправил это раньше, а решил сейчас... О, Боже. Что мне теперь делать, Вонни?


− Не знаю. Пусть все идет своим чередом, я думаю.


− Своим чередом? Я там голая!


− Люди быстро забывают о таком. Подумай, они поговорят об этом пару дней, но к следующей неделе даже и не вспомнят об этом.


Поговорят об этом. Боже, все будут говорить об этом. Я снова вспомнила сегодняшнюю тренировку. Сила и Кент, смеющиеся. Я сначала тебя не узнал. Ну, конечно, теперь все понятно. Я же была в одежде. Он не узнал меня, потому что я была в одежде. Он уже видел фото тогда. И все люди вокруг, смеющиеся, хихикающие. Сколько человек видели фото? Может, все? Все видели меня голой? Может, все прямо сейчас называли меня шалавой и смеялись надо мной?


Ужин грозился вырваться обратно из моего желудка. Я легла на кровать и зажмурилась, стараясь не думать о том, что меня сейчас стошнит.


− Слушай, просто попытайся… − Но Вонни замолкла. Даже она не знала, что сказать. Я не знала, что наступит такой день, когда у Вонни не будет подходящего совета. Это плохо. Очень плохо.


− Мне надо идти, − наконец сказала я. – Папа разозлится, если не вернусь к столу. И может телефон забрать.


По какой- то причине, мне казалось важным всегда держать телефон при себе. Ничего не пропустить, каким бы плохим оно не было.


− Не отправляй никому, ладно? – попросила я.


− Даже не думай, не стану!


− Да, хорошо. А Чейени и Энни? Рейчел?


− Думаю, они тоже не будут. Зачем им это? Не беспокойся, Лютик. По крайней мере, ты красивая на этом фото.


Если бы я могла найти в этом утешение.


Я отключилась и легла на подушки. Руки тряслись. Я была на пределе. И очень зла. Как мог Калеб, который неделю назад говорил мне о любви, обещал, что мы вместе состаримся, приглашал меня на выпускной, как он мог так поступить?


Он так и не дал мне шанса объяснить, что это не я писала гадости на его окнах. Он никогда меня не слушал. Он только хотел отомстить мне. Но даже в качестве расплаты, это был ужасный поступок.


Я не ждала, что он ответит, но все-таки позвонила ему.


На удивление, он ответил почти сразу.


− Оставь меня в покое, − сказал он.


− Угадай, какое сообщение я только получила?


Он хихикнул. Мне захотелось его ударить.


− Как быстро оно разошлось.


− Разве это не было твоей целью?


− Моей целью было, чтобы ты перестала вести себя как психопатка и оставила меня в покое. Но, очевидно это не сработало, потому что ты снова названиваешь мне. Какая ты жалкая.


− Кому ты это отправил?


− Некоторым знакомым.


− Всем?


− Нет. Не моей маме, − он снова засмеялся.


Мое сердце оборвалось. Я так его ненавидела в тот момент, что мне казалось, я нутром чувствовала красную ярость в груди.


− Как ты мог так со мной поступить, Калеб? Это не я писала гадости! Я вообще ничего об этом не знала. Я бы никогда не сделала такого.


− Ладно, как скажешь, Эшли.


− Но это правда, я не просила ее об этом!


Я услышала звон ключей на фоне и хлопанье двери его машины. Он собирался куда-то – как обычно, будто ничего не произошло.


− Слушай, суть в том, чтобы ты оставила меня в покое. Не пиши мне, не звони, не думай обо мне. И не подначивай своих друзей гадить у моего дома или у моей машины. Вот и все. Просто оставь меня в покое. И не присылай мне больше своих мерзких фоток.


− Это фото должен был увидеть только ты.


− Что ж, твоя ошибка.


И он отключился.


Я кинула телефон. Он ударился о стену шкафчика и упал на пол. Но тут же завибрировал. Я зажмурилась и сделала глубокий вдох, но каждый раз, когда я пыталась вдохнуть снова, я чувствовала, как слезы катятся по щекам. Я ненавидела Калеба. Как я могла хоть на секунду подумать, что люблю его?


− Эшли! – крикнул папа. – Достаточно. Иди, нужно доесть.


Я не знала, как мне спуститься, есть брокколи и слушать о папиных проблемах, когда тут намечалась моя собственная огромная проблема.


Я медленно встала и взяла телефон. Он снова завибрировал. Первым было то же фото от Чейени, что удивило меня. Она хотела меня предупредить или просто пересылала его всем знакомым?


Шалава дает всем!


Второе было от незнакомого номера.


МЕРЗОСТЬ. ШАЛАВА.


ДЕНЬ

22

ОБЩЕСТВЕННЫЕ РАБОТЫ.


Я почти закончила свое исследование. Даже если бы я не исполняла главную роль в «Эшли Мейнерд – Хроники потаскушки», теперь я знала все о моем деле, включая все грубости и колкости, сказанные в мой адрес. Все статьи с сайта старшей школы Честертона о скандале с комментариями. Раньше я бы заплакала, но теперь я привыкла слушать гадости от незнакомых людей. Меня называли шлюхой, говорили, что мои родители ужасные и ленивые люди, они даже не должны были подпускать меня близко к телефону, что я дурно влияю на других и порчу этот мир. Говорили, я должна радоваться, что не забеременела или не подхватила какую-нибудь болезнь, что я слабовольная и образец всех пищевых расстройств. Считали, что меня нужно наказать не краткосрочными общественными работами, а засадить меня надолго. О Калебе они ничего такого не говорили. Я знала все о похожих случаях – о девушке из Флориды, которая на спор выложила свои фотки и еще одной девушке из Алабамы, с историей, похожей на мою. Я помнила наизусть все сайты, факты и цифры, всю статистику. Я стала экспертом в этом, хотя, наверное, я была им уже, когда получила смс от Вонни, с моей прикрепленной фоткой. Теперь у меня есть только 16 часов, чтобы закончить свой проект. Но мне было немного грустно. Не то чтобы я обожала сидеть каждый день с ребятами на общественных работах, но проводить время с Маком, есть сладости и слушать музыку, было приятно. И что самое главное – не нужно было говорить о том, что со мной произошло. Мне нравилось это чувство покоя. Теперь я могу сказать, что Мак стал моим лучшим другом. Нет, я и Вонни не стали врагами, но мы отдалились. Что неудивительно, когда одна из нас смеется и едет на волейбол, а вторая вместе с другими малолетними преступниками направляется отбывать наказание. Было странно думать об этом. Мы обе потеряли одну и ту же вещь – меня. Я потеряла себя, когда Калеб отправил фото друзьям. Или когда мы расстались. А может, это случилось, когда я начала бояться, что потеряю его. Вонни потеряла меня, когда я стала печально известной знаменитостью школы. Хоть мы обе потеряли одно и то же, Вонни это особо не затронуло. А меня – да. Она продолжала жить, как обычно. Я же жила в неизвестности. Наказание Даррела закончилось, но он продолжать работать над своим проектом. Он читал по слогам, поэтому делал работу намного дольше, чем мы. Миссис Моузли подписала документы, отпустила его, и мы все попрощались с ним, но к нашему удивлению, на следующий день он снова сел за свой компьютер.


− Мне нужно закончить, − сказал он миссис Моузли, − Я никогда ничего такого не делал и хочу посмотреть, что из этого получится.


Она не возражала. И даже помогала ему печатать. А без нее, мы все старались ему помочь. Он начинал орать, когда у него не получалось, и мы подсказывали ему ответы. Все, кроме Мака. Он обычно молчал.


А мой отец, в это время, бегал по собраниям. Он уже не пытался изменить мир, а просто хотел сохранить работу. Теперь у него редко выдавалось время на чтение газеты. Но иногда это меня успокаивало. Вечерами, когда он задерживался допоздна, я была рада, что не нужно садиться в машину и думать, чем заполнить неловкое молчание. Я любила папу, и чувствовала вину за то, что с ним происходило, но не знала, как сказать ему об этом. Как ни странно, на улице было очень тепло, когда я уходила после сорок четвертого часа. Начиналась зима и я была рада пройтись, хотя все еще чувствовала себя неуверенно, когда мимо проезжала машина. Знает ли меня этот человек? Видел ли он фотку? Я не могла перестать думать об этом. Я вдохнула холодный воздух и увидела Мака, открывающего упаковку конфет.


− Все свои я съела, − сказала я .


− Жадина, − ответил он, закидывая в рот желтую конфету.


− Розовые остались? – спросила я.


Он закатил глаза и принял гордый вид, но все же засунул руку в карман и протянул мне горсть конфет.


− Мои любимые, − улыбнулась я.


Мы шли по тротуару, плечом к плечу, и жевали конфеты.


− Ты каждый день ходишь пешком? – спросила я, потому что ни разу не видела, чтобы он шел этой дорогой. Обычно мы прощались у выхода или я уходила, когда он еще сидел за компьютером.


− Вообще-то, нет, − сказал он. – Я сейчас не домой.


− А куда?


− Туда, где нет ничего веселого.


− Я с тобой.


− Есть время? – спросил он, бросив на меня оценивающий взгляд.


− Конечно.


Я шла за ним по не знакомым улицам, сначала мимо моего района, затем мы свернули на юг, где стояли маленькие домики. Некоторые были совсем ветхие, и когда мы шли, я заметила, что некоторые были заколочены, некоторые были завалены мусором – старыми игрушками и электроприборами. Честертон был маленьким городом, и я знала, что у нас есть такие места. Я знала, что с нами учились дети из неимущих семей, но мы их сторонились. Ребята из моего района обычно тут не бывали, а они не гуляли в наших местах.


− Ты живешь здесь? – спросила я, когда мы повернули за угол и очутились на улице, которая заканчивалась тупиком.


− Жил раньше.


Мы дошли до конца улицы, прошли мимо дома с заросшей лужайкой и сломанной дверью. На другой стороне стоял брошенный фургон, припаркованный рядом со скейтбордной площадкой, которую, видимо, давно не использовали. Ветхие коричневые рампы различны форм и размеров устремлялись в небо, все разрисованные граффити. Из трещин на тротуаре росли одуванчики, все перила поржавели. Мак подошел к рампе и запрыгнул на самый верх, скользнув подошвами по гладкой поверхности. Я стояла внизу и смотрела на него. Он развернулся и сел на верхушке рампы.


− Ты сюда меня вел? – спросила я.


− Не бойся. Залезай, – ответил он.


На секунду я замешкалась, но затем сбросила рюкзак на землю и попыталась забраться на рампу. У меня не получилось, и я опустилась на колени и начала смеяться.


− Надо разбежаться, − подсказал он. – Ты же хорошо бегаешь?


Я саркастически посмотрела на него и покачала головой.


− Ха-ха, конечно, хорошо. Я этим каждый день занимаюсь.


Ну, раньше занималась, поправил внутренний голос, но я отмахнулась от него. Я отошла назад и забежала на рампу, почти на самую верхушку, ухватилась за нее руками и когда забралась наверх, победно встряхнула головой.


− Видишь? Я смогла.


− Вот, держи в награду, − Мак зааплодировал и протянул мне еще одну розовую конфету.


Я села рядом с ним и опустила ноги. С такой высоты мы могли видеть школу, тюки сена рядом с пастбищами, между скейт-парком и футбольным полем.


− Я даже не знала, что есть такое место, − сказала я.


− Это потому, что все катаются на скейтах в Милберри парке. Сюда больше никто не приходит. Все сорняками заросло, − он показал на траву, росшую внизу рядом с рампой, − К тому же, тут заводь.


Он указал на деревья – там был тупик.


− Ты катаешься?


− Нет, никогда не катался, − он покачал головой, − Хотя, я в детстве приходил сюда с папой, и мы иногда катались.


Он откинулся назад, сбросил ботинки, положил их рядом. Он был в тонких носках грязно-белого цвета. Он снял и их, встал, вытянул руки, как серфер, согнул колени и соскользнул с рампы. Он обернулся и ухмыльнулся, смотря на меня снизу вверх из-под кудрявой, растрепанной челки.


− Попробуй и ты.


− Я же убьюсь, − я покачала головой.


− Да ладно, если я смог, то и ты сможешь. Попробуй.


− Если я сломаю ногу, сам понесешь меня в госпиталь, − сказала я, снимая ботинки.


− Тогда постарайся не сломать ногу.


− Хорошо.


Я поднялась и посмотрела на рампу, которая показалась мне уж слишком крутой. У кого хватит духу делать это на скейтбордах?


− Согни колени, − начал наставлять меня Мак, − И немного наклонись вперед. И не ступай резко, а то упадешь.


− Замолчи, − сказала я и двинулась вперед, − Так, хорошо.


− Давай, трусишка! – крикнул он и я отшатнулась.


− Да перестань, я сейчас упаду из-за тебя! – воскликнула я, и мы оба начали смеяться.


Затем я все-таки опустила ногу и скользнула вниз, приземлившись прямо на пятую точку.


— Ха! Я смогла! – сказала я, когда Мак подошел и помог мне встать.


— Молодец. Теперь попробуй с этой, − сказал он, указывая на другую рампу, которая была гораздо выше. – Раз уж ты такой профи.


Он побежал к ней и я, немного заколебавшись, пошла за ним.


Мы прыгали и скользили так, что носки почернели и ноги дрожали от усталости. Я давно так беззаботно не веселилась. Мне нравилось это чувство – делать глупости и не думать о плохом. Когда мы уже не могли стоять от усталости, мы с трудом забрались на верхушку самой низкой рампы и сидели, болтая ногами, точно так же, как когда мы только пришли сюда. Только теперь мы тяжело дышали, и нам было жарко. Какое-то время мы сидели молча, стуча пятками по рампе.


− Так твое наказание почти закончилось? – спросил он, нарушая тишину.


− 16 часов осталось.


− Ты, наверно, рада, что все почти закончилось. С тобой жестоко обошлись.


− Они хотели сделать меня примером, − ответила я, − Так что, они еще по-доброму со мной обошлись.


− Кто они?


И я вдруг поняла, что мне нужно выговориться. Я никому не рассказывала об этих ужасных днях, после того, как начался этот скандал. Мне было так стыдно, страшно и одиноко, что не хотелось ни с кем говорить – хотя, никто особо и не интересовался. Но теперь я хотела, чтобы кто-нибудь меня выслушал. Поэтому я рассказала Маку о том, как тяжело пришлось родителям, как они звонили в полицию, как их цитировали в газетах, как они просили властей что-то сделать. Я рассказала о моей первой встрече с полицией. Мне было так страшно, когда я пришла в участок. Полицейские были со мной вежливы, и я была благодарна за это. По крайней мере, меня не заковали в наручники, не кричали на меня, не посадили меня за решетку – я так боялась этого. Офицер провел меня в переговорную и предложил нам сесть. У мамы были заплаканные глаза, папа сидел с нахмуренным лицом – тогда у него почти все время было такое выражение лица, будто он набрал полный рот камней или проглотил что-то горькое или ядовитое.


Я сидела между ними, напротив меня стоял офицер, с зализанными назад волосами, похожий на ведущего какого-нибудь шоу.


− И тогда до меня дошло.


− Что? – спросил Мак.


− Что я стала преступницей. Ну, сейчас-то я уже привыкла, но тогда я это только осознала. Никогда бы не подумала, что… меня будет допрашивать коп, понимаешь?


− Ну да. Но ты же не банки грабила, − он пожал плечами.


− Знаю, это другое. Но этот коп так со мной разговаривал, − сказала я.

И я начала ему рассказывать, как офицер сложил руки на столе, как улыбался сквозь зубы и говорил, что мне легко пришлось, потому что я это сделала непреднамеренно. И когда офицер сказал, что они поработают со мной, отец «взорвался». «Поработаете с ней? Вы притаскиваете нас сюда, допрашиваете, и это называется – поработать? Она всего лишь сделала фотку и теперь напугана до чертиков. Детская порнография, что за чертов бред! Дети постоянно этой фигней занимаются, и вы это прекрасно знаете». Я была очень благодарна папе за эти слова, хотя, мне казалось, что он сам в это не особо верил. И я рассказала, как офицер постоянно повторял мое имя и разговаривал со мной, как с полоумной. И как мне пришлось признать, что я была пьяной, когда фотографировалась, и сначала она понравилась Калебу, потому что потом мы весь день целовались.


Мак слушал меня молча. Он смотрел вперед, на школу, болтая ногами и кивая головой, соглашаясь со мной, или выражал звуки недоумения, но ни разу не прервал меня, просто слушал. Дал мне выговориться. В конце моей истории, я рассказала, как офицер написал кучу всего в моем деле, потом закрыл его и похлопал файлом по столу несколько раз. Потом улыбнулся, будто все было прекрасно, и сказал: «Эшли, спасибо за сотрудничество. Мы свяжемся с тобой». И я рассказала Маку самую ужасную часть – когда офицер ушел, мне показалось, что комната начала увеличиваться и опустела, меня трясло, я чувствовала себя глупой, униженной и одинокой.


− Но с тобой были твои родители, ты же была не одна, − сказал Мак.


− Да, − кивнула я, − Не совсем одна, но.. что-то оборвалось из-за меня. Я разрушила отношения с родителями, ведь раньше я не делала ничего такого. Да, мы ссорились, но я никогда их так не разочаровывала.


После всего, их волновало только то, как это задело их. Это было немного нечестно. Ведь проблемы были у меня. Я была «сексуальным преступником». Будто «мы» разделились на «меня» и «их». Когда я замолчала, небо начало темнеть и включились фонари, освещая нас с Маком оранжевым светом. Аэрозольная краска на рампах и асфальте ярко блестела.


Я ждала, когда Мак скажет хоть что-нибудь. Я хотела, чтобы он рассказал мне свою историю, как он получил наказание, и о чем был его проект. Но когда он наконец-то открыл рот, он сказал только:


− Хреново.


− Да, − ответила я. − Точно.


И мы снова замолчали. Мне хотелось сказать что-то еще, но я знала, что рассказала все, что могла. Или все, что хотела рассказать. А он, как обычно, ничего не рассказал. Он и не собирался. Поэтому я собралась с силами и сказала:

− Мне надо идти.


− Да, мне тоже, − ответил Мак.


Я надела ботинки, встала, спрыгнула с рампы и подняла рюкзак. Я подняла взгляд на Мака, завязывающего шнурки.


− Покажешь мне заводь в следующий раз?


− Конечно, − ответил он, даже не посмотрев на меня.


И я пошла домой, думая о том, что даже если Мак ничем со мной не поделился, он хотя бы выслушал. И мне стало легче. Главное – потом не пожалеть об этом.


СЕНТЯБРЬ

Сообщение 174


Это правда, что она такая доступная? Я бы попробовал!



Я сказала маме, что мне нужно переписать контрольную до начала уроков, поэтому она подвезла меня по пути на работу. Я приехала раньше всех и, по какой-то странной причине, это казалось мне самым удачным вариантом. Если я хочу держаться в тени и не привлекать внимания, как предложила Вонни, то лучше всего было бы прийти незаметно.


Я пришла в библиотеку и села за учебники, под мерцающим светом ламп, пытаясь не думать о том, чтобы взять в руки телефон. Он вибрировал всю ночь. Часть меня хотела выключить его, но другая − униженная часть, знала, что сообщения будут приходить, даже если телефон будет отключен. Их продолжат отправлять, и я должна быть в курсе. Я не могла перестать читать их, несмотря на то, как больно это было. Поэтому я оставила мобильный включенным, вздрагивая от каждого сообщения. Сообщение за сообщением, сообщение за сообщением. Вонни пыталась успокоить меня, говоря, что всем будет плевать. Друзья спрашивали, что произошло, не был ли это чей-то розыгрыш, интересовались, почему я это сделала. И самые ужасные сообщения приходили с незнакомых номеров. Какие-то люди называли меня шлюхой, предсказывали мне самое отвратительное будущее. Думаю, это могли быть друзья Калеба, или даже Холли, или может какой-нибудь его новой девушки.


Сначала я читала все сообщения, даже отвечала на некоторые, но потом сдалась. Я читала и удаляла смски, а потом и вовсе удаляла их, даже не взглянув. Я надеялась, чтобы хоть кто-то поступал также − просто удалял смс, не читая. Скоро должен быть звонок, и я начала волноваться. Нога задергалась, и я ничего не могла с этим поделать. Руки тряслись. Снова зазвенело в ушах. Ученики стайками забегали в библиотеку и проходили мимо меня, с учебниками в руках. Казалось, я начинаю пускать корни на этом стуле. Я не смогу встать и пойти в класс. Я не такая сильная. Но очень скоро − не так быстро, как мне бы хотелось − библиотекарша миссис Дэмпси зашла в библиотеку со стопкой книг и сказала:


− Урок начнется через три минуты.


Я закрыла учебник, поднялась, несмотря на слабость, и огляделась. Все выглядели нормально. Вроде никто не сплетничает. Может Вонни была права, и это все ерунда. Может, никто ничего не скажет.


Я взяла сумку, выскользнула из библиотеки и слилась с потоком учеников, я шла, смотря в никуда, но все же вперед. Я надеялась, что сегодня обойдется без инцидентов.


Я завернула за угол, мимо своего шкафчика и пошла в сторону научного крыла.


Там стоял Нейт, с Силой и Денни Кроссом. Денни стоял в обнимку со своей девушкой, Тейлор, ее подруга Дженна стояла рядом. Сила увидел меня, будто бы в замедленной съемке, на его лице проступила знающая ухмылка, и он пихнул Нейта локтем. Нейт вскинул голову, наши глаза встретились и он засмеялся, наклоняясь вперед и прикрывая рот ладонью, как делают позеры, которые хотят, чтобы все на них смотрели. Как стадо животных, вся группа ребят обратила на него внимание и повернула головы, сначала с любопытством, затем обернувшегося отвращением, ненавистью или насмешкой.


Я сглотнула и пошла дальше, делая вид, что не замечаю их. Слепая. Я слепая. Я их не вижу.


— Эй, Эшли, - сказал Сила. - Хорошо выглядишь. Что-то изменилось. Вот только что?


Я повернулась к нему, против своей воли, и увидела, как он подпирает рукой подбородок в издевательски-серьезной усмешке, будто изображает какого-нибудь дурацкого мудреца. Он щелкнул пальцами: — О, точно, я знаю, что изменилось! Новая стрижка. Хотя нет, не то.


Я сощурилась, но чувствовала, что ничего не могу сделать. Я хотела вести себя агрессивно, но все, что мне оставалось − умолять себя в страхе. Пожалуйста, не говори ничего, пожалуйста, молчи.


− Нет, у нее есть связи, − сказал Нейт.


− Не, это что-то больше. Что-то, что можно потрогать… − Сила сложил ладони в виде чашечки на груди, будто держался за пару грудей, а Нейт и Денни буквально зашлись в смехе. Еще кто-то остановились и глазели на происходящее, и, несмотря на то, что я пыталась не замечать их, я понимала, что творится, почему они смеются, как они болтают об этом. Я заставила себя идти дальше, ускорить шаг. Мне нужно было лишь обойти их и зайти в научный класс. Это было похоже на чувство, когда вы стараетесь не замечать боль после долгой пробежки. Так я себя уговаривала.


− О, я знаю, в чем дело! − наконец выпалил Сила, и его слова ударяли очень больно. −Ты сегодня в одежде! Поэтому-то я тебя и не узнал.


Не слушай его, Эшли, говорила я себе. Притворись слепой и глухой. Ты в своем тихом и темном мирке. В туннеле. Ты плывешь. Еще немного и будешь на финише.


Но когда я проходила мимо Денни, Тейлор обернулась и очень тихо сказала:


− Шлюха.


Её подруга, Дженна, кивнула:


− Шалава.


Но их взгляды выражали не жестокость, а разочарование – будто они ожидали от меня чего-то большего – и мне захотелось упасть на пол и заплакать. Я представила, как дверь в конце коридора открывается и меня затягивает торнадо, уносит в другую школу, в которой меня никто не знает. В прошлом году Тейлор ходила на секцию со мной, мы покупали M&M’S по пути домой. Она ходила со мной на алгебру. Раньше она была хорошей.


Слишком хорошей, чтобы стоять пьяной и голой перед зеркалом и фотографироваться. Слишком хорошей, чтобы отправлять фото своему парню. Ей такая идея даже не пришла бы в голову. Когда я это осознала, то почувствовала унижение. Просто я думала, что тоже была хорошей и не могла совершить такое. Но, видимо, я не была настолько хорошей.


Притворись слепой. Не смотри на них. Не слушай их. Ты в темноте. На дне темного озера. Потерялась в темном лесу.


Я с трудом дошла до научного класса, с трудом пережила шепотки, раздававшиеся вокруг меня, пока мистер Кенни, не знающий о происходящем, писал что-то на доске. Я с трудом удержалась от слез, когда Тайлер Смарт достал мобильный, и все остальные хихикали над моей грудью и животом, показанными во весь экран телефона.


Затем я снова шла по коридору, слепая и глухая Эшли, пришла на английский, еле сдерживалась на занятии по гончарному делу, когда мой сосед по парте, Филипп, на протяжении всего занятия пытался вылепить грудь и шутил, что назовет свое произведение «Одой Эшли Мейнерд».


Я с трудом дожила до обеда.


Вонни и Чейни сидели за нашим обычным столиком и ели жареную картошку из одной тарелки. У меня было ужасное настроение, и я не знала, что делать. Я была уверена, что расплачусь. Кто-то схватил меня за зад, когда я наклонилась чтобы убрать рюкзак в ящичек. Кто-то назвал меня шлюхой, когда проходила мимо одного из столиков, и я поняла, что с меня хватит. Я не хочу, чтобы меня лапали или обзывали. Я этого не заслужила.


Я взяла желе с передвижной тележки и уселась рядом с Вонни. Чейени даже не посмотрела на меня, хотя, я, наверное, слишком придиралась к этому, но то, как она меня игнорировала, стало последней каплей.


− Что такое? Мне сесть за другой столик? – выпалила я.


− Что? – удивленно спросила Чейени.


− Ты выглядишь смущенной, − сказала я, открывая упаковку желе.


− О, − пробормотала она и покраснела, а затем пробубнила, жуя картошку − Я не смущаюсь.


Недалеко от нас сидели Рейчел и Энни, ели пиццу и тихо переговаривались. Хоть я и хотела спокойно поесть, но я не могла сдержаться.


− Слушай, Рейчел, − сказала я, − Я хотела тебя поблагодарить.


Она повернулась ко мне, и я заметила, что никто за нашим столиком не обрадовался этому. Она удивленно вскинула брови.


− Твоя идея отправить Калебу свое фото была очень классная, − сказала я, поднимая вверх большой палец и кисло улыбаясь.


Энни захлопала глазами. Она открыла рот, но затем закрыла его, так ничего и не сказав. Рейчел продолжила молча есть.


Мы ели в неловком молчании, и я слышала только бормотание и шепот моего имени. Не знаю, правда ли это было, или мне уже казалось, но я действительно это слышала. И я думала, что начинаю сходить с ума.


Вонни все-таки наклонилась ко мне:


−Все судачат только об этом. На всех уроках. Все очень плохо?


− Разве что быть названной шлюхой тысячу раз для тебя плохо, − сказала я,− Но ведь все ерунда, об этом быстро забудут, да, Вон?


− Эй, Лютик, успокойся. Я пытаюсь тебя поддержать, − сказала она, поднимая руки в знак защиты.


− Что ж, спасибо за поддержку, − саркастически проговорила я.


Я знала, что она не та, на кого мне нужно злиться, но я не могла удержаться. Я была очень расстроена, но решила не показывать этого. Я не заплачу. Я не буду проявлять эмоции. Я подожду, пока все не утихнет. Но я была готова взорваться, я вся дрожала от злости. Мне хотелось встать и закричать: «Это ошибка!» Но еще мне хотелось заползти под стол и умереть. И чтобы этот день быстрее закончился.


− Я получила смс раз десять, − сказала Рейчел, не отрывая взгляда от пиццы.


− Я тоже, − ответила Чейени, − Кто-то добавил туда твое имя и номер, Эш.


Она подняла на меня взгляд. Я замерла с поднесенной ко рту ложкой. Поэтому я получала эти смс с неизвестных номеров.


− Кто мог это сделать? – выдохнула я. Я почувствовала, как накатывают слезы и резко моргнула, чтобы не заплакать. Не плачь, Эшли, не плачь. Ты высушенный изюм и в твоих глазах нет слез.


− Я подумала, что тебе нужно знать, − тихо сказала Чейени, − Думаю, уже все получили сообщение.


− Я слышала, что какой-то парень из средней школы показывает его всем, − сказала Энни, −Хотя, это просто слухи, кто бы стал отправлять фотку мелкому? Мерзко.


Я положила ложку обратно в кружку. Есть мне больше не хотелось.


− О, Боже, − сказала я, опуская голову, − Боже.


− Не волнуйся, все будет хорошо, − сказала Вонни и дотронулась до моей руки.


− Тебе легко говорить, − простонала я.


Мне стало жарко. Капелька пота стекла по спине.


− Это не тебя все видели голой. Не могу поверить, что Калеб так со мной поступил.


− Даже мой братец не отправлял всем фотку своей шлюшки-подружки, хотя он так гордился этим, − вставила Рейчел, − Он всем рассказывал об этом, но никому не показывал.


Я посмотрела не нее. Теперь я точно поняла, почему я всегда терпеть не могла Рейчел. Не говоря о том, как она нравится Вонни. Когда Рейчел говорила о своем брате и фото, она выглядела радостной. Будто она была так взволнована оттого, что это со мной произошло, потому, что ей было о чем посплетничать.


− Может, не будем сейчас обсуждать твоего брата и его шлюшку? Я из-за этого вляпалась во все это. Благодаря вам, все меня теперь шлюшкой называют.


Рейчел облизала губы.


− Знаешь, я в курсе что у тебя неудачный день, но просто знай, ты не одна. Ты хоть понимаешь, сколько раз меня за сегодня спрашивали, хочу ли я так сделать? Понимаешь, сколько раз меня просили тоже выложить свое фото? Ты одна решила это сделать, и теперь я за это расплачиваюсь.


− О, так я должна тебе посочувствовать? – недоверчиво спросила я, − Вообще-то, это была твоя идея, Рейчел. Ты правда думаешь, что твою проблему никак нельзя сравнить с тем унижением, через которое я сейчас прохожу?


Рейчел была тем человеком, который вполне мог так подумать. Она бы приняла мое унижение как способ добиться чьего-то расположения. Но я не собиралась ей позволить сделать это. О, бедняжка, кто-то задал ей грубый вопрос. Это было просто рваное полотно – вся ее жизнь похожа на рваный разлом.


− Я не думала, что ты правда это сделаешь, − сказала она и ее губы узогнулись будто в улыбке – похоже, она наслаждалась всем этим, − И, к тому же, я думала, что ты просто сфоткаешь сиськи, а не будешь фоткаться совсем голой. Это неловко.


Я поднялась и взяла свою кружку.


− Что ж, тогда облегчу тебе жизнь, Рейчел. Я уйду, и тебе не придется больше находиться в моей компании.


− Лютик.. – сказала Вонни, но я не обратила внимания.


Я резко развернулась, вышла из столовой и кинула мусор в ведро на ходу. Я промахнулась, но мне было плевать. Мне только хотелось побыть одной.


Я выбежала в коридор и затем на улицу. Я села на лавочку и сидела под солнцем, пока не зазвонил звонок на пятый урок. Я пыталась успокоиться, но была так напряжена, что казалось, сжатая внутри меня пружина того гляди «прыгнет». Я не могла успокоиться. Но я знала, что мое смущение не было виной Рейчел или Вонни, которая разозлила Калеба. Но в тот момент мне было легче винить их, потому что не хотелось оставаться одной среди этой неразберихи.


Я поднялась и посмотрела на школу. Были слышны крики учеников, спешащих на обед, топающих ногами и хлопающих дверцами шкафчиков. Они были полны энергии. Были готовы к новому раунду «Придумай Эшли новое прозвище».


Я больше так не могла.


Я не была слепой.


Или глухой.


Я видела и слышала все.


Я развернулась и пошла домой.

***

− Ты заболела? − спросила мама, когда зашла ко мне в комнату. Она была еще в очках.


− Звонили из школы, сказали, что ты пропустила пятый, шестый и седьмой уроки.


Я не ответила и не пошевелилась. Я просто лежала на животе и смотрела в окно, повернув к нему голову. Где-то на этом окне нарисовано сердце с нашими с Калебом инициалами. Однажды зимой, я написала их на запотевшем стекле, пока разговаривала с Калебом по телефону. Когда наступали холода, сердце проступало снова, будто призрак, преследующий меня.


Я больше не притворялась слепой или глухой. Я просто заледенела, будто лежу на холодном айсберге или в темном морге. Я застряла там и не могла пошевелиться.


−Тебе принести лекарство? − спросила мама.


− Просто плохой день, − пробормотала я в подушку.


Я заморожена, скоро почернею и умру.


− Прости, что ушла, ничего не сказав.


Она вздохнула. Я услышала, как она звякнула ключами от машины.


− Это из-за Калеба?


Я не ответила, потому что сама не знала. Да, это из-за Калеба, но не в том смысле, в котором она думала. Это не просто страдания по мальчику. Все гораздо хуже.


− Ладно, − сказала она, почти шепотом,− Слушай, можем поговорить за обедом. Спустишься минут через 15?


− Ладно, − ответила я, зная, что даже если бы захотела, то все равно не смогла бы подняться с кровати и спуститься по лестнице, чтобы помочь ей готовить. Казалось, я увидела, как на окне начало проглядывать сердце. Если бы я присмотрелась, то увидела бы его целиком. Даже можно было разглядеть букву «К» внутри. Я начала вглядываться. Ненавижу тебя. Себя. И нас.


Зазвонил телефон, и я услышала, как мама ответила.


Я ненавидела свой телефон, мне хотелось выбросить его, сломать, сжечь. Мне хотелось никогда не отвечать.


Я услышала шаги, и затем открылась дверь. В комнату зашла мама, с телефоном в руке.


− Это Вонни, − сказала она, − Почему ты мобильный отключила?


Я попыталась пожать плечами, но не могла даже пошевелиться.


− Не знаю.


Нет, я знаю, но сказать тебе не могу − такой ответ был бы честнее.


Мама нетерпеливо хмыкнула и бросила телефон мне на кровать. Он ударился об мою ногу.


− Поговори с Вонни.


Мама ушла. Я какое-то время лежала, думая, могу ли я видеть как острый кончик стрелы, которую я нарисовала, пронзает мое сердце. Я бы этого не хотела.


Затем я очень медленно потянулась и взяла телефон, стараясь не делать лишних движений. Я положила трубку под ухо.


−Да?


−Привет, что происходит? Я ждала тебя после волейбола, но тебя не было. И на мобильный не отвечала.


− Мне нужно было побыть одной, − ответила я, − Поверь, ты бы не захотела видеть, что происходит, когда мой мобильный включен. Он буквально разрывается. По крайней мере, когда я его последний раз проверяла, там было смс сто.


−Ты с ним еще не говорила? − спросила Вонни, сочувственно вздохнув.


− Да, пыталась, вчера вечером. Ему плевать.


− Что за кретин. Не могу поверить, что он так с тобой поступил. То есть, я знала, что он самолюбивый и заносчивый, но не думала, что он такой негодяй.


Я закрыла глаза, но продолжала видеть окно. И сердце. Я никак не могла перестать об этом думать.


− Не ты одна заблуждалась. Он постоянно говорил, как сильно любит меня. Теперь ясно, что это все была сплошная чепуха.


− Кстати, я узнала, кто передал всем фотку. Братец Сары, Нейт.


Нейт, ну конечно. Из-за него все началось. Как поэтично, Калеб. Я точно не знала, видел ли он фото в тот же день, когда я его отправила, или Калеб просто сказал ему. Но значит, он точно видел фото.


Хотя, какая теперь разница, кто видел фото, кто просто слышал о нем? Зачем теперь пытаться понять, когда точно и как мой любимый меня предал? От этого станет только хуже, и я буду выглядеть еще глупее.


− Должно быть, у него много номеров в адресной книге, − продолжала она, − В любом случае, Стивен и Коди ему задницу надерут, когда придут домой.


− Они тоже знают?


Я вспомнила, как они бросали меня в бассейн за несколько часов до того, как я сфоткалась. И какой невесомой и беззаботной я себя чувствовала тогда. Как бы я хотела вернуться в тот день и все исправить. Я бы плавала дальше, я бы впитала в себя эту невесомость и забыла бы Калеба. А он дальше играл бы в свой дурацкий мяч. Мне было бы хорошо без него.


− Да, не беспокойся, Лютик, они на твоей стороне.


Прекрасно, как раз это мне и нужно — союзники из колледжа. Значит, фотку видели в школе и по крайней мере в двух колледжах. Замечательно. С таким же успехом, мои сиськи могли бы блистать на обложке журнала.


Я услышала, как мама возится на кухне и я заставила себя сесть. От того, что я так долго лежала, у меня горела щека. Теперь красный след останется.


− Мне надо идти, Вон. Надо помочь маме готовить.


− Хорошо, утром за тобой заехать?


У меня внутри все похолодело от одной только мысли, что завтра идти в школу. Но я должна пойти, выбора нет. Кто знает, сколько времени нужно, что все забылось? Я не могу долго отсиживаться, иначе родители что-то заподозрят.


− Да, до завтра.


Мама даже еще не переоделась − она была в длинной джинсовой юбке, украшенной аппликацией-яблоком, в вязаном кремовом свитере и босиком (лишь в колготках). На голове ее красовались очки, будто птичье гнездо. Она гремела посудой.


− Мам, все хорошо? − спросила я осторожно.


− Мой внутренний «дэнди» очень хочет надрать кому-нибудь зад, − ответила она, с усмешкой. Раньше это было смешно. Она взяла луковицу, шмякнула ее на доску и начала нарезать.


− Некоторые родители считают, что их ангельские детки радугой какают и не видят в них минусов.


Я достала из шкафа сковороду и положила на плиту. Затем положила туда гамбургер.


− У меня есть пятилетка, который когда вырастет, точно бандитом станет, помяни мое слово. Но попробуй только сказать его маме, что он не такой идеал, каким она его считает. У нее точно найдутся возражения, − сказала мама, направляя в мою сторону нож.


Она насыпала нарезанный лук в сковороду, затем достала из холодильника крошеный чеснок и тоже добавила с чайную ложку чеснока в сковороду.


− Но хватит об этом, − сказала она, моя руки в раковине, пока я нарезала мясо, − Что такое с тобой?


− Мой «дэнди» в толчке утонул, − сказала я, пытаясь ответить ей шуткой на шутку, но как-то не вышло. Все, о чем я могла думать − это смущение, связанное с фотографией.


− Не хочу об этом говорить, мам.


Она подошла ко мне и положила руку на плечо.


− Дорогая, я знаю, тебе кажется, что это самое худшее, что только могло случиться, но скоро ты забудешь о Калебе. В твоей жизни появится новый человек.


Но она была неправа. Сейчас я бы точно не смогла забыть о Калебе. Я теперь всегда буду ощущать это чувство стыда каждый раз при звуке его имени. Это чувство никуда не исчезнет. Такое унижение не забывается. Но разве мама поймет? Я не могла рассказать ей. Я могла лишь притвориться, что она права − будто все дело в нашем расставании − и значит, это не такая уж большая проблема.


− Все нормально, просто был тяжелый день, − сказала я.


− Что ж, мне нравится твой настрой. Помню, когда я рассталась с моим первым парнем, я думала, что умру, и эта боль никогда не пройдет. Это нормально − похандрить несколько дней. Вы же были близки, − ответила мама.


Ты даже понятия не имеешь, насколько близки − хотелось мне ответить, и от этой мысли я снова покраснела. Теперь все в школе знают, насколько мы были близки.


− Я скажу, что ты приболела, и тебе не придется оставаться после уроков. Но в следующий раз предупреди меня, когда нужно будет отдохнуть от душевных проблем, ладно? Я очень переживала, когда мне позвонили из школы, а ты не отвечала на мобильный.


− Да, прости за это. Я как-то не подумала.


− Я поняла.


Она наклонилась ко мне и посмотрела на мясо, которое я нарезала.


− Теперь перемешай все.


Мы готовили вместе какое-то время. Она включила маленький телевизор, висевший на кухне, и мы смотрели новости. Она иногда отпускала комментарии по поводу какого-либо новостного сюжета, но большую часть времени мы старались избавиться от стресса посредством готовки.


Вскоре, щелкнул дверной замок, и мы услышали звук падающего на пол папиного дипломата.


Он зашел в кухню, мама поприветствовала его. Все то же, каждый вечер. Иногда эта рутина меня успокаивала, несмотря на все то, что происходило в школе − дома я могла отдохнуть. Кухня была моим убежищем, где мы с мамой готовили, пока папа читал газету. Я всегда знала, что у меня есть этот привычный порядок − мама выключает телевизор, чтобы поговорить с папой, он жалуется после трудного рабочего дня. Казалось, эта рутина обнимала и скрывала меня от всего плохого. Заставляла надеяться, что все будет хорошо − ведь, по крайней мере, у нас дома ничего не изменилось.


− А вот и она, − сказал папа, заходя в кухню. Он подошел к маме сзади и поцеловал ее в макушку, она же повернулась, расставив испачканные после готовки руки и улыбнулась.


− Вот и я, − ответила она, − Как день прошел?


Он подошел ко мне, взял со сковороды кусочек мяса и закинул его в рот. Затем поцеловал меня в щеку.


− Как обычно – работа, − ответил он, все еще жуя, − До конца дня, по крайней мере.


− Что-то случилось? − спросила мама, кроша масло в миску.


− Мне позвонил директор Адамс, − ответил он. У меня все внутри похолодело. Я попыталась заставить себя продолжить перемешивать мясо, но не могла. В горле пересохло. Я подняла взгляд на папу.


− Какой-то скандал, связанный с мобильными, − продолжил он.


Мои руки оцепенели. Я бросила лопаточку на сковороду. Она отлетела назад и упала на пол.


− Черт, − сказала я, наклоняясь за ней.


− Так вот, ему позвонил кто-то из родителей. Я точно не знаю, мы быстро поговорили, мне уже нужно было уходить. Я пообещал ему позвонить завтра с утра. Вот прямо это мне и нужно − чтобы день начался с какого-то кризиса. Было бы прекрасно, если бы могли запретить мобильники в школах, тогда проблем было бы гораздо меньше, да и детям они не нужны.


Я подняла лопаточку и положила ее в посудомоечную машину. В моей голове, как одежда в стиральной машине, крутились папины слова : директор Адамс… кто-то из родителей.. позвонил.. мобильники..


Мне хотелось надеяться, что это что-то другое. Может, кто-то не смог ответить в классе, потому что переписывался с кем-то или что-нибудь в этом роде. Может, у кого-то украли телефон. Такое часто случается.


Но, несмотря на эту надежду, глубоко внутри я осознавала, что не все так просто. Из-за такой глупости директор не стал бы звонить папе. Просто так управляющему по школам не звонят − значит, проблема серьезная или необычная.


А моя проблема была и серьезной, и необычной.


− Эш, ты ничего не слышала об этом в школе? − спросил папа.


Клянусь, у меня в тот момент зубы стучали, как у какого-то мультяшного персонажа. Я сделала глубокий вдох и сделала вид, будто заинтересованно вглядываюсь внутрь посудомоечной машины. Но я, наконец, натянуто улыбнулась и обернулась.


− Не-а, − сказала я, как можно убедительнее, хотя, как по мне, это прозвучало очень неискренне, − Я ничего об этом не слышала.


Лгунья, лгунья, лгунья.


− Понятно, − ответил папа, − Что ж, завтра мы все равно все точно узнаем.


Внутри меня будто все перевернулось.


Завтра.


До завтра ничего плохого не случится.


Завтра все станет еще хуже.


Все узнает мой папа.


СЕНТЯБРЬ

Сообщение 198


Я всегда знал, что ты шлюха.


Сообщение 199


Ты выйдешь за меня? * ржу



Я всю ночь не спала – просто металась и ворочалась в постели, но когда часы показали 5:30, меня будто передёрнуло. Желудок сжался от беспокойства, я помчалась в туалет и зависла над унитазом. Я слышала звуки душа в ванной родителей. Папа проснулся и собирался на работу.



Я включила телефон и написала Вонни: «Адамс звонил папе. Он знает».



Через несколько минут, в течение которых я грызла ноготь большого пальца, она ответила: «Отправила тебе ссылку на почту. Ты должна увидеть это».



Не такой ответ я ожидала получить. Я открыла ноутбук, зашла в электронную почту, нашла ссылку, которую отправила мне Вонни. Это был веб-сайт, где публиковывали фотографии случайных обнаженных девушек, снятых в обычных местах: на вечеринках, в супермаркетах, спальнях. Я кликнула на ссылку, и челюсть у меня отвисла.

На самом видном месте была моя фотография, только значительно увеличенная в размере. На странице более двухсот комментариев, и я прокручивала их, пребывая в шокированном состоянии. Вот что люди писали обо мне:



– Я думал, она будет намного горячей.



– Чувак, о чем ты говоришь? Я смог бы разорвать её пополам!*




(В таком контексте фраза «разорвать пополам», break in half, используется в унизительном смысле мужчиной по отношению к женщине, чья фигура слишком миниатюрная. Имеется в виду во время жесткого секса – ред.)



– Еще подцепишь какую-нибудь болячку.



– Она многим людям пудрила мозги, будто она такая паинька и спортсменка, но фото не лгут. Она шлюха, и я ужасно зла, что у моего парня есть это сообщение на телефоне.



– Я видел и лучше на этом сайте. Зацените фотки Шарлотты С., размещенные около трех месяцев назад. Она сведёт вас с ума. Эта чика и в подмётки ей не сгодится.



– Не могу поверить, что она такое учудила. Я бы умерла, если бы мне пришлось сделать что-то подобное.



Я читала эти слова, разинув рот. Я не могла подсчитать, сколько раз меня обозвали шлюхой или того хуже. И все говорили о том, какая я уродина, какое уродливое у меня тело. Еще хуже были комментарии от людей, которые не посещали мою школу. Они просто смотрели и наслаждались этим.



Я тихонько заскулила, и впервые, после того, как всё это началось, наконец, заплакала. Это не прекратится. Ни за что. Это чувство было слишком большим, чтобы исчезнуть.



Я закрыла ноутбук и свернулась калачиком. Уткнулась лбом в коленки и ревела. Незнакомые мне люди смотрели на мое обнаженное тело. Люди, которых я знала – с которыми училась в одних классах, с которыми пересекалась в коридорах – некоторые из них мне действительно нравились, говорили ужасные вещи обо мне в Интернете. Боже мой, в Интернете! Моё обнаженное тело было в Интернете. Как у порнозвезды!



Я побежала обратно в ванную комнату и снова зависла над унитазом. Ничего не выходило, и я долго сидела на полу, положив голову на сиденье, а слезы капали на мои пижамные штаны.



Я услышала звук трубы, когда папа выключил душ. Сейчас он выйдет, пахнущий лимонным лосьоном после бритья, в накрахмаленной свежей рубашке, и отправится на работу.



Я не могла встретиться с ним сегодня утром, понимая, что он собирается узнать.


Я вернулась в свою комнату и переоделась для пробежки. Это было нормально для меня – побегать ранним утром, пока солнце не пекло, особенно когда на улице жарко. Мама и папа ничего бы не заподозрили.



Я завязала шнурки и спустилась по лестнице. Добравшись до входной двери, я услышала, как папа открывает дверь спальни в коридоре. Я выскользнула, прежде чем он увидел меня.



Когда-то в средней школе я надеялась создать команду по бегу на пересеченной местности, бег был моим помощником от стресса. Я дышу медленно и ровно, отключившись от телефона, Айпода, моих родителей и всех вокруг, и просто бегу. Мне нравилось уединение, как воздух входит и выходит из тела, а я даже не осознаю этого. Мне нравилось, как это согревает меня, изматывает, и приносит чувство облегчения после.



Мне нравилась одна тропинка – она пролегала от нашего района через лес. С другой стороны леса находился торговый центр, в котором было всё, начиная от магазина автозапчастей и школы каратэ, до танцевальной студии и даже комиссионки.



На полпути я любила заходить в комиссионный магазин на перерыв и рассматривать вещи, блуждая по залам. Пытаясь представить, кто первым купил этот старый телевизор с изогнутой антенной, или выщербленную кофейную кружку с надписью «Я не делаю утро», или вышитый бисером свитер, или изображение Иисуса. Я любила порыться в одежде и обуви. Мне нравился запах пыли, и мерцающее освещение, и толстая пушистая серая кошка, которая пряталась рядом, обычно за скатертью.



Сегодня утром, ушмыгнув из дома, я вышла на улицу и направилась к тропинке. Было слишком рано для похода в сэконд-хэнд, но я могла бы посмотреть на витрины. Я все еще могла представить, что переселяюсь в чью-то жизнь, в чью-то историю. Теперь мне нужна новая история. Мне было нужно это облегчающее чувство.



Мои ноги двигались в идеальном ритме. Калеб показал мне, как удлинить шаг, чтобы это ощущалось как ходьба, а не как бег. Благодаря его тренировкам моя выносливость улучшилась. Он бросил мне вызов, но он также помог мне. И хотя я и раньше бегала, задолго до знакомства с ним, я не уверена, смогу ли продолжать это без него.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги