Удивительная женщина (Нора Робертс) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 8

Дилан не мог работать. Он почти с негодованием смотрел на свой компьютер и не мог заставить себя набрать хотя бы слово. Фразы роились у него в голове. Эмоции по-прежнему переполняли его. Он вспоминал, шаг за шагом, что произошло сегодня днем и вечером.

Когда Эбби вышла из кухни, он сидел и смотрел на диктофон, продолжающий работать. Шокирован? Как он мог сказать, что он был шокирован? Он давно уже снял розовые очки. Он знал, какой неприглядной, жестокой, мелочной может быть жизнь. Он и раньше вторгался в чужие жизни, находя в них язвы, шрамы и грязные секреты. Они его не шокировали и давно уже перестали на него действовать.

Но он долго сидел на кухне, где еще стоял запах кофе. И ему было больно. Ему было больно, потому что он помнил, как побледнело ее лицо и как спокойно звучал ее голос, когда она говорила о своей драме. Он оставил ее в покое, понимая, что ей необходимо побыть одной.

Он поехал в город. Расстояние поможет, указал он себе. Журналисту нужно расстояние, так же как уединение. Только это сочетание поможет создать правдивую историю. А разве не история всегда была прежде всего?

В прогревшемся воздухе повеяло приветливым мартом. Снег лишь кое-где покрывал землю. Весна бурно вступала в свои права. А к концу весны книга должна быть закончена. Но вот как? Он больше ни в чем не был уверен.

Когда он вернулся, мальчишки уже пришли из школы. Они играли во дворе, бегали наперегонки с собакой и друг с другом. Дилан некоторое время сидел в машине, наблюдая за ними, пока Крис не бросился к нему и не пригласил поиграть в пятнашки.

Даже сейчас, несколько часов спустя, Дилан помнил, как просияло лицо Криса, как открыто и невинно смотрели его глаза. Маленькая ручонка с абсолютным доверием сжала его руку, он начал что-то лопотать о том, как у него прошел день в школе. Некто по имени Шон Паркер отказался играть на перемене. Потрясающая новость. Бен произнес какую-то детскую непристойность по поводу дилеммы Шона Паркера, а Крис все время хихикал и чуть не разразился смехом.

Они проносились за его спиной и норовили заглянуть в кухню. Пробегая за ними, Дилан увидел у плиты Эбби. Она повернулась, встретилась с ним взглядом, некоторое время смотрела на него, а потом погрузилась в обычную предобеденную работу, лишь немного ускорив темп, поскольку все уже были в сборе.

Дилан ожидал, что при встрече, после недавнего разговора, Эбби будет напряжена, но ничего подобного не заметил ни во время обеда, ни после, когда они все вместе играли в какую-то настольную игру. День прошел совершенно спокойно и обычно. Когда настало время, Эбби проводила детей спать, а сама ушла к себе и больше не выходила.

Оказавшись в своей комнате в полном одиночестве, Дилан предался тягостным раздумьям. Как ему поступить дальше? В его власти сделать жесткий, честный материал об истории любви, предательства и сексуального насилия. И это была бы не беллетристика, а реальные факты. В этом и заключалась его работа: написать все честно и без изъятий.

Вдруг он вспомнил, как маленькая детская ручонка доверчиво устроилась в его ладони.

Проклятье! Дилан отодвинулся от стола. Он не в состоянии сделать это! Невозможно изложить на бумаге в черных и белых тонах историю, которую ему поведала Эбби. Независимо от того, как он напишет, независимо от того, насколько тактичен он будет, все равно это будет безобразно, пошло, непростительно! А ребенок был так красив, чист и открыт!

Однако все это не имело значения! Инстинкты, которые сформировались за долгие годы работы биографом, весь его творческий навык, делавший его биографии точными и честными, подталкивали его к правде. Но он помнил еще и поднятые руки Криса, когда тот сдавался, и хмурого Бена, сидевшего на кровати перед армией пластмассовых солдатиков, и пальцы Эбби, переплетенные с его пальцами!

Он привязался к ним! Дилан схватился за голову. Привязался без всякого притворства! В этой игре в перетягивание каната они победили! Он забыл одно кардинальное правило, которое усвоил с первых дней своей работы: никогда не допускай личных отношений с теми, о ком пишешь. А он допустил! И теперь понятия не имеет, как выпутаться из этой адской ситуации.

Не долго думая, он вышел и постучал в дверь спальни Эбби.

— Да, входите! — Эбби сидела за туалетным столиком я заканчивала письмо. Подняв глаза, она отодвинула письмо, словно ждала его.

— Эбби, нам надо поговорить.

— Хорошо. Только закройте дверь.

Дилан вошел, закрыл за собой дверь, но заговорил не сразу. Сейчас между ними не было барьера, не было диктофона, который связывал бы их рамками профессиональной этики. То, что будет сказано, останется между ними. Или, точнее, как он понял, для них обоих. Он не мог с уверенностью сказать, как ему не удалось избежать этой ловушки. На подгибающихся ногах он подошел к кровати и сел.

Комната была тиха, уютна и женственна, как она сама. Все следы насилия, если оно произошло именно здесь, были давно уничтожены. Эбби тщательно хранила свою тайну, чтобы не разрушить жизнь своих сыновей и свою собственную. Снабжая его сведениями, она возложила на него ответственность. Каким-то внутренним чутьем она обнаружила в нем сочувствие, заставившее его принять эту ношу.

— Эбби, вы же понимаете, я не могу писать о том, что вы мне сегодня рассказали.

На нее нахлынула волна облегчения. Она надеялась, она осмеливалась верить, но не была уверена.

— Спасибо.

— Не благодарите меня. — Он чувствовал, что в некотором смысле мог бы более успешно справиться с ее негодованием. — Я напишу много такого, что вам не понравится.

— Мне начинает казаться, что сколько и что вы напишете, уже не имеет никакого значения, — ответила Эбби. Она смотрела поверх его головы на крошечные повторяющиеся цветочки, составляющие узор обоев. Жизнь была похожа на эти узоры. Она пробовала менять ее, но она всегда повторялась! — Вы знаете, Дилан, раньше я думала, что должна создать у мальчиков образ такого отца, которым они могли бы гордиться, а теперь поняла: моя обязанность перед ними в том, чтобы воспитать их такими, чтобы, повзрослев, они могли бы гордиться самими собой!

— Почему вы все рассказали мне?

Эбби смотрела на него, на человека, который в корне изменил ее отношение к мужчинам. Как ему объяснить это? В нем она нашла доброту, которой совсем не ожидала. Он помогал ей работать, хотя это не входило в его обязанности. Он был добр и щедр с ее детьми. Он ухаживал за ней во время ее болезни. Несмотря на жесткую внешность, он был бесконечно добр, и она влюбилась в него! Эбби взяла ручку и машинально повертела ею.

— Я не могу назвать вам все причины. Как только я заговорила, из меня словно хлынул водопад слов! Может быть, мне просто надо было выговориться после стольких лет молчания. Прежде я никогда не могла говорить об этом.

На столе лежало пресс-папье и стоял стакан с бледно-розовыми цветами. На взгляд оба предмета казались настолько хрупкими, что их можно было легко разбить.

— Вы не рассказали об этом вашей семье? — спросил Дилан.

— Нет. Я не смогла заставить их испытать позор, упреки, ярость. Все это я должна была пережить сама!

— Но, ради бога, почему вы оставались с ним?

Дилан снова подумал о деньгах, вспомнив фотографии женщины в мехах и бриллиантах. Нет, верил он, причина была не в этом!

Эбби, опустив голову, разглядывала свои руки. Обручальное кольцо она продала много позже, когда исчезла горечь утраты.

— После… после той ужасной ночи, когда это случилось, Чак очень переживал. Я думала, что нам удастся спасти хоть что-то от нашего брака, и у нас даже кое-что получилось. Но тут родился Крис! Чак не мог смотреть на него: ребенок каждый раз был ему живым укором. Причина, по которой Крис появился в этом мире, все время напоминала Чаку о его отвратительном поступке.

— А вы? Что вы чувствовали, когда смотрели на Криса?

Эбби медленно улыбнулась:

— Он был так красив! Он и сейчас красив!

— Вы замечательная женщина, Эбби!

Она удивленно взглянула на него:

— Нет, я так не считаю. Я хорошая мать, но в этом нет ничего замечательного. Я не была хорошей женой. Чаку был нужен кто-то, кто мог моментально собраться и понестись с ним куда угодно и когда угодно. Я для него была слишком медлительна.

— А в ком нуждались вы?

Теперь она смотрела на него без всякого выражения. Никто из семьи никогда не задавал ей такого вопроса. И ответа на него у нее не было.

— Я не уверена, что когда-то в ком-то нуждалась, и сейчас я счастлива тем, что имею.

— И вам этого достаточно? Дети и ферма? — Дилан встал и подошел к ней. — Я думал, что вы скажете мне правду.

Зачем он подошел так близко? Она не могла думать, когда он стоял совсем рядом.

— Я не знаю, какого ответа вы ждете.

— И даже не догадываетесь? — Он взял ее за руку и почувствовал дрожь. — Не бойтесь меня!

— Я не боюсь.

— Не бойтесь того, что происходит между нами!

— Я не могу помочь этому! Дилан, не делайте этого! — Эбби схватила его за руку. — Я действительно не выношу пошлости! Я думаю, что пункт, на котором мы должны остановиться, — это просто стать друзьями!

— Этот пункт мы уже прошли! — Он поднес ее руку к губам и проследил, как она удивилась. — Кто-нибудь когда-либо занимался с вами любовью?

Эбби охватила паника.

— У меня же двое детей!

— Это не ответ! — Любопытствуя, он повернул ее руку и поцеловал ладонь. Ее пальцы согнулись и напряглись. — Кто-то, кроме Чака?

— Нет, я…

— Неужели никто?

Эбби вдруг почувствовала себя опозоренной.

— Нет, я, наверное, действительно неполноценная женщина!

«Сколькими способами Рокуэллу удавалось унижать ее?» — спрашивал себя Дилан, с трудом сдерживая ярость. Невмешательство? Сейчас он ушел далеко от этого. Он хотел доказать ей, что может быть иначе. Может быть, впервые ему самому захотелось поверить в это.

— Почему вы не позволите мне это выяснить?

— Дилан… — Слова застряли у нее в горле, когда он провел губами по ее виску.

— Неужели вы не хотите меня, Эбби?

Обольщение… Он никогда раньше сознательно не соблазнял женщин. Женщины всегда сами шли к нему, знающему, опытному, многообещающему. Никто из них никогда не дрожал. Его охватила легкая паника. Неужели в нем есть какая-то заботливость, мягкость, основательность?

— Да. — Она запрокинула голову и посмотрела на него. — Но я не знаю, что я могу вам дать.

— Позвольте мне позаботиться об этом. — Он с напускной уверенностью обхватил руками ее лицо. — А теперь получайте.

Он целовал ее медленно и мечтательно. Она подняла руки к его запястьям и ухватилась за них. Это неуверенное, выдающее внутреннюю уязвимость движение совершенно неожиданно тронуло его. Свет лампы падал ей на лицо, он запрокинул ее голову и слегка касался губ. Она чувствовала, как пульс в его запястьях учащается, и усилила хватку. Он хотел ее, действительно хотел ее. И господи, ее ужасало то, что она разочарует их обоих. Он привлек ее ближе. Она напряглась.

— Полегче, — пробормотал он, обнаружив терпение, которого в себе даже не подозревал. — Расслабься, Эбби. — Он нежно гладил ее, пока не почувствовал, что напряжение ее мускулов ослабевает. Ее руки неуверенно обнимали его за талию. Нежность этого жеста пронзила его. Он никогда раньше не стремился к нежности, никогда не ожидал ее. И вот теперь, обретя, он не хотел ее потерять.

Он медленно, легко и заботливо занялся с ней любовью одними губами. Пробуя, соблазняя, затем расслабляясь, он постепенно привлекал ее к себе. Он чувствовал, как ее пальцы сжимаются и разжимаются у него на спине. Когда ее губы стали теплее и мягче, он прижал ее крепче. Он слышал ее прерывистое дыхание и низкий, тихий стон, вызванный удивлением. Впервые за многие годы он сам ощутил удивление.

Он просунул руки ей под свитер. Когда она вскочила, он принялся гладить ее спину и шептать слова обещаний, которые надеялся сдержать. Кожа ее была гладкой, спина изящной, талия тонкой. Желание захлестывало его, быстро и болезненно. Он боролся с ним.

Дюйм за дюймом он постепенно стянул с нее свитер, упавший к их ногам.

Его снова охватила паника. Она стала такой беззащитной. Дышала она часто, сознание затуманилось. А разве сейчас не надо думать?

Как она сможет защититься, как она сможет дать ему то, что он ожидает, если не будет думать? Но его сильные терпеливые руки так замечательно скользили по ее коже именно в тех местах, где ей этого больше всего хотелось! Вероятно, когда они станут требовательными, она застынет, но сейчас она чувствовала только разливающуюся по ее телу теплоту.

Затем он повел ее к постели. Ее снова охватил страх.

— Дилан…

— Ложись со мной, Эбби. Ложись со мной. Она обняла его, когда они опустились на постель. Она с предельной ясностью видела очертания цветов, повторяющиеся на стенах, темную спираль столбиков кровати, белый квадрат потолка. И его лицо. Нервы ее напряглись до такой степени, что она боялась, что не сможет пошевелиться. Она боролась с ними, стараясь напомнить себе, что она не молоденькая неопытная девочка, а женщина.

— Свет.

— Я хочу тебя видеть. — Он снова целовал ее, глядя ей прямо в глаза. — Я хочу, чтобы ты видела меня. Я собираюсь заняться с тобой любовью, Эбби. А в темноте этим не займешься.

— Не надо, Дилан! Ты ждешь от меня слишком многого!

Он подсунул руки ей под шею и приподнял голову, чтобы ее лицо оказалось перед ним.

— А ты не жди слишком малого!

Так он заставил ее замолчать и наградил головокружительным и решительным поцелуем. Ее тело, уже покалывающее от тревожного волнения, вдруг ожило от притока горячей страсти. Из груди вырвался стон. Ее щеку царапала его щетина, точно так же, как она и представляла себе в своих мечтах. В голове застучало, словно от барабанной дроби.

Она сводила его с ума, сама не понимая этого. Ее тело напрягалось, дрожало и расслаблялось, а нежные руки сновали по его телу, лаская его. Боже, как же ужасно он хотел ее! Но на самом деле ужас был в другом! Теперь, когда она, теплая, страстная, ждущая, лежала рядом с ним, он вдруг понял, что в первую очередь обязан думать о ней, а не о своих потребностях!

Он все для нее сделает! Беспокойно, безжалостно он погладил руками ее тело, чувствуя, как оно выгнулось дугой, и услышал ее частое дыхание. Он с наслаждением вдыхал мускусный, женственный аромат страсти, исходящий от ее тела, в котором можно было утонуть. Дилан слегка нагнулся к ее лицу, чтобы увидеть ее удивление, удовольствие и желание одновременно. Он нетерпеливо сбросил с себя рубашку, чтобы кожей ощутить ее кожу.

Его тело было твердым, как железо, но кожа была нежна и мягка. Ее пальцы заскользили по этой гладкой коже, ощупывая крепкие мускулы. Сильный! Эбби всегда нуждалась в силе, но нашла ее только в себе. Терпеливый. Страстный. Она так ждала страсти и хотела ее, но всегда сдерживала себя, считая, что можно прожить и без этого. Сейчас же она купалась в море страсти, расцветая в ней. Дилан со стоном произносил ее имя, и она наслаждалась этими звуками.

Губами он добрался до ее груди. Когда Дилан ртом захватил сосок, все мускулы ее живота содрогнулись от удовольствия. Она прижала к себе его голову и выгнулась ему навстречу. Зубами, языком и губами он изящно пытал ее, а она, почти теряя сознание от наслаждения, поддавалась этой пытке.

Эбби даже не заметила, как он расстегнул молнию ее джинсов, и только почувствовала легкое царапанье грубой хлопковой ткани, съезжающей по ее ногам. Она хотела остановить его, но его имя заглушил стон наслаждения, когда он языком скользнул по ее бедру.

Она была красива. Тонкое, изящное тело, длинные ноги, стройные бедра. Дилан подумал, что, глядя на нее, никогда не скажешь, что она мать двоих детей. Она выглядела невинной девушкой. Только тогда он понял, насколько легко и быстро сумел овладеть ею!

Первый пик наслаждения потряс ее своей бесконтрольной скоростью. Ошеломленная, Эбби издала приглушенный крик. Ей показалось, что ее тело чем-то заполнилось, потом запылало, а потом освободилось. Стараясь выпрямиться, она потянулась к нему, но он вознес ее на небывалую высоту.

Она прерывисто дышала, переполняемая эмоциями, которых никогда раньше не испытывала. Как их можно назвать? — неистово спрашивала она себя. Придумал ли кто-нибудь когда-нибудь верные слова для описания этих ощущений? Чувствительность ее кожи была настолько обострена, что от одного прикосновения его пальцев у нее внутри все сжималось. Он хотел видеть ее такой, купающейся в собственном удовольствии. Когда он вошел в нее, она раскрыла глаза. Он увидел в них изумленное удовольствие, прежде чем она протянула руки, чтобы сильнее прижать его к себе.

Ее бедра вновь ритмично двигались, лишая его с таким трудом обретенного самообладания. Ее пальцы впились ему в спину, короткие, закругленные ногти царапали кожу. Она этого не осознавала. Он тоже.

Ничего подобного с ней раньше никогда не происходило. Ни с кем она не чувствовала себя такой цельной, такой значительной, такой живой. Двери были открыты, окна открыты, в комнату врывался прохладный воздух.

Она хотела поделиться с ним своими ощущениями, но боялась, что он сочтет ее дурой. Она довольствовалась тем, что положила руку ему на сердце. Оно билось ровнее, чем ее сердце, но билось очень часто.

Ничего подобного с ним никогда раньше не происходило. Ни с кем он не чувствовал себя таким реальным, таким сильным, таким открытым. Она зажгла в нем внутренний свет, который горел чисто и ярко. Он хотел сказать ей об этом, но боялся, что она подумает, будто он протягивает ей наживку. Он ограничился тем, что крепче прижал ее к себе.

— Не слишком сексуальна, да?

— Что?

— Только недавно ты предположила, что являешься не очень сексуальной женщиной. Не думаю, что ты этим хвасталась!

Эбби уткнулась лицом в его плечо и вдруг поняла: оно сохранило ее аромат! Для нее это было настоящим открытием. Почувствовать свой аромат на его коже!

— Я никогда не была сильна в технической части…

— В технической части? — Дилан не знал, смеяться ему или плакать. — Что это значит?

— Ну… — Застеснявшись, она тихо произнесла: — В технике секса! — Эти слова она произнесла твердо, вспомнив, что является совершенно взрослой женщиной.

— Эбби! Это был не секс! Мы с тобой занимались любовью! — просто объяснил он.

— Ну, это вопрос семантики!

— Нет! Черт возьми, нет! — Он довольно грубо схватил ее за плечи. — Я тебе не Чак! Смотри на меня! Смотри!

Она успокоилась и взглянула на него.

— Да, я вижу!

— Ты сравниваешь меня с ним?

— Нет! Конечно нет. Мне просто… — Щеки ее вспыхнули, а в глазах загорелась страсть.

— Интересно, что чувствую я? Просто все произошло в нужное время в нужном месте! — Дилан продолжал держать ее за плечи, несмотря на ее возню с простыней, которой она старалась прикрыться. — Чак Рокуэлл когда-нибудь обращался с тобой не как мужественный любовник, о подвигах которого трещали все газеты? Ты когда-нибудь предполагала, что все происходившее или не происходившее между вами в этой постели, было его ошибкой?

— Нет. Конечно нет. Все те другие женщины… — начала она и затихла.

— Позволь мне кое-что сказать тебе! Затаскивать каждую ночь в постель разных женщин совсем не трудно. — Дилан ощутил легкую боль в сердце, вспомнив о себе самом. — Не нужно слишком много думать, не надо так глубоко чувствовать! Не нужно волноваться, стараясь заставить каждую женщину увидеть в тебе звезду! Но, Эбби! Любовь — это совсем другое! И как хорошо найти партнера, которому ты веришь и которого хочешь сделать счастливым! Пусть для этого и потребуются терпение и время!

Эбби уставилась на него широко распахнутыми глазами, слегка приоткрыв рот. Словно принося присягу, он поднял руку и погладил ее по волосам.

— Послушай меня, Эбби! Мне надоело говорить о Чаке Рокуэлле! Я не хочу, чтобы ты думала о нем или о ком-то еще! Я хочу, чтобы все твое внимание занимал только я!

— Так оно и есть. — Она несколько неуверенно дотронулась до его щеки. — Ты — самое лучшее, что случилось со мной за последнее время. — Она увидела, как изменилось выражение его лица, как его рука крепче сжала ее волосы, и быстро продолжила: — Ты заставил меня посмотреть в глаза фактам, которые я считала давно запертыми на замок. Я тебе благодарна.

— Я уже устал просить тебя, чтобы ты меня не благодарила. — Но его рука ласкала ей волосы и скользнула к изгибу ее плеча.

— Это в самый последний раз. — Она крепко обняла его. Так она чувствовала себя в безопасности, как однажды, когда солнце освещало их обоих. — Не смейся.

Он провел губами по ее ключице.

— Я и не думаю смеяться.

— У меня такое чувство, будто я совершила что-то сложное и важное.

Он хихикнул, заработав удар в спину.

— Как, например, ответный удар?

— Я сказала, не смейся.

— Прости.

Он навалился на нее так, что она оказалась под ним.

— Без длительной практики ты ничего не совершишь.

— Полагаю, ты права.

Такого игривого состояния Эбби никогда еще не испытывала. Она подхватила этот тон. Ее губы встретились с его губами, уже теплыми, открытыми и восприимчивыми.

— Дилан?

— Гмм?

— Я действительно увидела звезды.

Он улыбался. Она это чувствовала. Когда он отодвинулся, чтобы посмотреть на нее, она это увидела.

— Я тоже.

Он хотел снова опустить голову, но услышал рыдания.

— В чем…

— Крис! — Эбби тотчас же соскочила с постели, вынула из шкафа халат, надела его и вылетела из комнаты прежде, чем он успел надеть джинсы.

— Ну, ну, малыш! — Эбби ворвалась в комнату Криса, где он горько плакал, свернувшись под одеялом. — В чем дело?

— Они были зелеными и страшными. — Он устроился на груди у матери вдыхая знакомый запах. — Они были похожи на змей и шипели, гоняясь за мной. Я провалился в дыру.

— Какой неприятный сон! — Она качала и утешала его. — Но сейчас все кончено, о'кей? Я с тобой!

Он фыркнул и расслабился.

— Они собирались разорвать меня на куски!

— Плохой сон? — Дилан неуверенно остановился в дверях, не зная, вмешаться ему или нет.

— Мерзкие зеленые змеи, — ответила Эбби, качая Криса на коленях.

— Ух ты! Испугался не на шутку, да, тигренок?

Крис снова фыркнул, кивнул и потер глаза. Может быть, ему здесь и не место, но Дилан ничего не мог с собой поделать. Он подошел и сел перед мальчиком на корточки.

— В следующий раз пусть тебе приснится мангуста. Мангусты лихо расправляются со змеями.

— Мангуста? — Крис членораздельно произнес это слово и хихикнул. — Ты ее выдумал?

— Не-а. Завтра мы найдем ее изображение. Они водятся в Индии.

— Трейс поехал в Индию, — вспомнил Крис. — Мы получили открытку. — Затем он зевнул и прижался к Эбби. — Не уходи.

— Конечно, не уйду. Я останусь до тех пор, пока ты не заснешь.

— И Дилан тоже?

Дилан погладил костяшками пальцев щеку мальчика.

— Разумеется.

Вот так они и сидели. Эбби прижимала к себе мальчика и пела ему, как догадывался Дилан, ирландскую колыбельную песню. Дилан почувствовал поразительное удовлетворение, не такое, как он нашел с Эбби в постели, но не менее сильное. У него было такое чувство, будто он оказался там, куда стремился всю жизнь. Это было глупо, и он говорил себе, что это пройдет. Но не проходило. Свет из коридора проникал в комнату и падал на кучу грузовиков возле старого, наполовину сдувшегося мяча.

Эбби осторожно уложила мальчика и поправила игрушечную Мэри рядом с ним. Она поцеловала его в щеку, затем выпрямилась, а Дилан некоторое время стоял, лениво теребя кудряшки на лбу Криса.

— Он неотразим, правда? — прошептала Эбби.

— Да. — Дилан отнял руку и сунул ее в карман. — Когда он это поймет, с ним будет нелегко жить.

— В нем очень много от Трейса… все его обаяние. Если верить папе, Трейс научился пользоваться им еще до того, как научился ползать. — Она вполне естественно взяла Дилана за руку и увела из комнаты. — Я хочу взглянуть на Бена.

Открыв дверь, она увидела, в каком беспорядке находится комната ее сына. Одежда, книги, игрушки лежали грудой, простирающейся от стены до стены. Эбби вздохнула и пообещала себе, что в выходные заставит его прибраться. А сейчас ее первенец, полураскрытый, распластался на постели.

Войдя в комнату, она перевернула его, вынула из-под подушки теннисную туфлю, отложила в сторону эскадрон пластиковых человечков и укрыла его.

— Спит, как сурок, — заметила она.

— Да, вижу.

Она бросила на комнату последний взгляд.

— Какой же он все-таки лентяй.

— С этим не поспоришь.

Тихо засмеявшись, она наклонилась и поцеловала сына.

— Я люблю тебя, маленький недотепа.

Эбби привычно прошла в полутьме мимо валяющихся в беспорядке предметов. Когда она вышла из комнаты, Дилан провел руками по ее плечам.

— Мне нравятся твои детки, Эбби.

Растроганная, она улыбнулась и поцеловала его в щеку:

— Славный ты человек, Дилан.