Удивительное прозрение

Глава десятая

Утром, войдя около десяти часов на кухню, Бет обнаружила на столе записку Розиты. Она сообщала, что они с Джейси уехали в галерею, а оттуда сразу поедут в Муро на день рождения Хорхе.

Бет стукнула себя по лбу: надо же, она совсем забыла о дне рождения Хорхе.

В кухонном шкафу она отыскала аспирин и растворила его в воде. И уже хотела его выпить, но вдруг передумала и вылила раствор в раковину. Почти полночи она провела в слезах, но это не имело отношения к ее возможной беременности. Более того, она была бы очень разочарована, окажись это ложной тревогой… Это лишь доказывало, в каком неуравновешенном состоянии она находилась.

Бет хлопотала на кухне, а мысли ее то и дело возвращались к тому, что произошло вчера ночью между нею и Хайме. Сущее безумие и ничего больше, строго сказала она себе и принялась готовить кофе. Ей нужно как можно быстрее излечиться от этого безумия. Оно не только выводит ее из душевного равновесия, но и начинает сказываться на здоровье.

Мысли ее прервал звонок в дверь. Бет отправилась открывать.

— Бет! Какая удача!

Она вглядывалась в стоявшего перед ней мужчину. Вид его ей ни о чем не говорил: среднего роста, одет в белую рубашку с короткими рукавами и легкие темные брюки. Глядя в его привлекательное лицо, она даже подумала, что неосторожно открыла дверь репортеру. И вдруг радостно вскрикнула:

— Сиско? Не верю своим глазам! Какая приятная неожиданность!

— И правда неожиданность, — засмеялся он. — Я решил зайти сюда в надежде, что сеньора Рубио все еще живет здесь и может дать мне твой адрес.

— Проходи… я только что сварила кофе! — радостно воскликнула Бет и обняла его, как только он переступил порог. — Сиско, я так рада тебя видеть! Как раз на днях я вспоминала, каким верным другом ты оказался.

— О, с тех пор много чего произошло! — Сиско расцеловал Бет в обе щеки и пошел вслед за ней на кухню. — Особенно у тебя.

— Обо мне потом. Расскажи о себе. — Бет с удовольствием отметила про себя спокойную уверенность, с какой Сиско держался. И какой так недоставало молодому парню, которого она знала много лет назад. — Выглядишь великолепно!

Они вынесли поднос с кофе в сад. Бет подробно расспросила, как он жил и чем занимался все эти годы.

— Я никогда не сомневалась, что ты станешь важной персоной! — восторженно воскликнула она, без труда поняв из его скромного рассказа, что он сделал успешную карьеру в ООН. — А с женой и дочкой познакомишь перед отъездом в Нью-Йорк?

Он огорченно покачал головой.

— В этот раз не удастся. Два дня назад Фабия с Джульетой улетели в Сантандер навестить родителей Фабии. Завтра я тоже туда улетаю.

— Я слышала, что ты вернулся, — со вздохом сказала Бет, — но не знала, где тебя найти. Что же ты не разыскал меня раньше?

— Я и предположить не мог, что ты здесь… а тем более, что ты поселилась на Мальорке… Если только… — Он умолк, бросив на нее смущенный взгляд. — В одной из сегодняшних газет я увидел фотографии и статью…

— Господи, я совсем забыла об этом! Ты говоришь о фотографиях, где я запечатлена с сыном и Хайме Кабальеросом? — Бет беспомощно пожала плечами. — Мне еще повезло. Прессе понадобилось пять лет, чтобы обнаружить, что у меня есть сын… Для тебя, наверное, это было неожиданностью?

— Да, — признался он. — Но если бы я знал тогда, много лет назад… — Он покачал головой. — Я был огорчен, потеряв с тобой связь. Несколько месяцев спустя после твоего отъезда я приезжал сюда. Хотел узнать у сеньоры Рубио, есть ли какие-нибудь вести от тебя. Но в галерее мне сказали, что она в Англии.

Бет, не колеблясь, рассказала Сиско обо всем, что с ней произошло.

— И ты не пыталась сообщить Кабальеросу, что он стал отцом?

— Сиско, а зачем? Он был женат, как я думала, и иметь с ним дело мне не хотелось. Но решение поселиться на Мальорке мне далось нелегко, — призналась Бет. — Правда, задачу облегчало то, что Хайме работал в Мадриде и бывал здесь наездами. Риск встретиться с ним был невелик… Но самым главным доводом была Розита… сеньора Рубио. Сиско, не могу выразить словами, как я ее люблю! — пылко воскликнула Бет. — Мало того, что она заменила мне мать. Она забросила из-за меня свою галерею, всех своих друзей!

— Представляю, как тяжело тебе было принять такое решение, — тихо сказал Сиско. — Бет, ты не возражаешь, если я спрошу, как давно ты снова встретилась с Кабальеросом?

— Нет, конечно, не возражаю. — Бет рассказала ему об аппендиците Джейси.

— Но теперь-то вы вместе?

Бет покачала головой.

— Ты ведь слышал, что его невеста умерла, да?

Он кивнул.

— Я убеждена, вместе с ней умерла и душа Хайме, — грустно сказала Бет. — Он любит сына… но полюбить другую женщину, мне кажется, он не сможет никогда.

Сиско посмотрел на Бет озадаченным взглядом.

— А как он прореагировал, когда ты рассказала ему правду о нас?

Бет вся сжалась.

— Я… Сиско, мы никогда не затрагивали эту тему.

— Так он что, ничего не знает? — не скрывая возмущения, воскликнул он.

Бет виновато покачала головой.

— Представляю, что ты обо мне думаешь! Я вела себя как последняя эгоистка… Ни разу не подумала о твоем добром имени…

— Бет, — мягко прервал он ее, — на моей репутации это никак не отразилось. Хотя я поступил правильно, рассказав о тебе Фабии. — Он усмехнулся. — К тому времени, когда мы влюбились друг в друга, ты была уже знаменита, и я не сразу обнаружил, что Фабия немного ревнует, если я радуюсь твоим успехам… Поэтому я ей рассказал об этом истории, и она с тех пор начала следить за твоей карьерой внимательней, чем я.

— Как жаль, что я не могу с ней познакомиться! — воскликнула Бет. — Но в следующий раз, когда вы приедете сюда, мы встретимся обязательно.

Сиско кивнул, но потом неожиданно нахмурился.

— Бет, знаешь, почему я сказал, что правильно поступил, рассказав о тебе Фабии? Потому что дня через два после нашего приезда мы натолкнулись на Хайме Кабальероса. Если бы взглядом можно было убивать людей, меня бы здесь сейчас не было. И не только я это почувствовал, но и моя жена. Даже после стольких лет злость из-за того, что, как ему казалось, между нами произошло, у него не прошла.

Бет пожала плечами.

— Честно говоря, в ту ночь его мужскому самолюбию был нанесен сильный удар, — снисходительно сказала она. — Скажи… а у тебя нет с собой фотографий Фабии и Джульеты?

Бет прощалась со своим неожиданным гостем со смешанными чувствами. Она была рада повидаться с Сиско, узнать, что дела у него идут хорошо и что он счастлив. Но, с другой стороны, его визит всколыхнул воспоминания о той ужасной ночи, омрачив ее настроение.

Бет отнесла поднос и выжала себе апельсинового сока. С бокалом в руках, все еще во власти тяжелых мыслей, вернулась она в сад.

Растянулась в шезлонге и закрыла глаза, чувствуя, как в ней закипает дикая злость. Как она может до сих пор любить такого отъявленного лицемера?

Бет не сказала Сиско, что Хайме считал его отцом Джейси. Интересно, как бы он к этому отнесся, если бы узнал? Ощущение полной безысходности, охватившее ее, вытеснило злость.

Она должна извлечь урок из прошлой ночи. Если так будет продолжаться и дальше, она не выдержит… Особенно если Хайме, так же, как и в первый раз, будет испытывать такое же чувство вины и проклинать ее. Бет закрыла глаза. Ее одолевали мрачные предчувствия. Невозможность спокойно думать о Хайме мешала ей рассуждать здраво. Будь что будет, но сегодня она должна рассказать все Розите… Все.

С этой мыслью она и уснула, и спала крепче, чем за последние несколько недель.

Бет проспала почти четыре часа и спала бы дольше, если бы ее не разбудил громкий стук в дверь.

Она застонала, потягиваясь.

— Иду, — крикнула она, когда после небольшого перерыва стук возобновился.

Когда она подошла к двери, это был уже не стук, а сплошной шквал ударов. Не будь она еще во власти сна, она бы засомневалась, стоит ли вообще открывать дверь. Но она, не раздумывая, открыла.

— Ты бы уж лучше вышиб дверь…

— Это самое я уже и собирался сделать! — рявкнул Хайме, бесцеремонно проходя мимо нее. — Я чуть с ума не сошел… Звоню, звоню — и никакого ответа! — Он взглянул на телефон, а потом с укором на Бет. — Почему ты не брала трубку?

— Да потому, что я просто не слышала звонка, — ответила Бет, преодолев наконец оцепенение. — Я спала в саду. Слышала бы, так хоть избавилась бы от твоего вторжения. — «И демонстрации отвращения ко мне из-за прошлой ночи», — добавила она со злостью про себя.

— Ради Бога, Бет я…

— Что на тебя нашло? Ну, не слышала я телефонного звонка. Так ты помчался с одного конца острова на другой и начал дубасить в дверь!

— Утром к тебе приходил Франсиско Суарес раздраженно сказал он. — А потом он сразу поехал ко мне.

У Бет пересохло во рту.

— И что же?

— Что же? — возмущенно повторил он. — И это все, что ты можешь сказать?

— А что ты ожидал услышать?

— Бет, неужели ты не догадываешься, о чем он со мной говорил?

— Лучше бы он этого не делал! — с горечью воскликнула она. — Мне наплевать на тебя и твое мужское самолюбие, но хоть по крайней мере ты не будешь смотреть на Сиско зверем, если он, на свою голову, попадется тебе на глаза!

— Бет, ради Бога! — хрипло воскликнул Хайме и железными пальцами впился ей в плечи. — Шесть долгих лет мне пришлось жить с тем, что я узнал про тебя с Суаресом… Ты должна меня выслушать!

— Нет, это ты выслушай меня! — крикнула она. — Как бы ты ни был богат и влиятелен, — круто свернула она на другую тему под влиянием охватившего ее страха, — я никогда не позволю тебе отнять у меня Джейси!

— Ради всего святого, что ты такое говоришь, Бет! — побледнел Хайме. — Как ты могла подумать, что я способен на такую низость?

— Я тебе разрешила видеться с Джейси сколько ты захочешь, а ты все никак не оставишь меня в покое! — Она попыталась увернуться от его рук, но Хайме еще крепче сжал ее плечи. Бет дала волю сдерживаемой злости. — Почему ты не оставишь меня в покое?

— Потому что не могу, — тихо сказал он.

— Не можешь? — крикнула она. — Лицемер, ты сводишь со мной счеты! Почему хоть раз в жизни ты не можешь быть со мной честным? Почему не смог быть честным много лет назад и не избавил меня от этого нескончаемого кошмара? — с мукой воскликнула она. — Если ты так сильно любил, неужели ты не сумел понять, что я любила тебя так же, как ты любил ее?

— Бет, пожалуйста, успокойся, — тихо и удрученно сказал он. — Ты не права.

— Не права? — Она прямо задохнулась, не в силах остановиться. — Ты был моей жизнью… Неужели я не имела права рассчитывать на твою честность? — Она горько усмехнулась. — Ну конечно, не имела! Я отдала тебе всю свою любовь, однако, узнав о ребенке, родившемся от этой любви, первое, о чем ты подумал, что он сын Сиско, а не твой!

Бет умолкла, чтобы перевести дух, и Хайме, отпустив ее плечи, обнял ее.

Она бессильно упала ему на грудь. Поток горьких проклятий, прорвав последнюю преграду, выплеснулся вместе с рыданиями наружу.

Хайме поднял ее и понес в гостиную, но и это не остановило ее скорбных сетований.

Бет опомнилась только тогда, когда Хайме, усадив ее на диван, обхватил ее обеими руками и стал тихонько покачивать, как ребенка. С глухим возгласом протеста она отпрянула от него, осознав всю унизительность собственных слов, перемежающихся рыданиями.

— Ну все, хватит! — пробормотала она, уставившись заплаканными глазами на свои руки. А в голове все роились упреки, опровергая ее намерение. — По сравнению с тобой я могу считать себя счастливой. — Она судорожно вздохнула. — Когда я потеряла тебя, мне казалось, что моя жизнь кончена… Но потом я узнала, что у меня будет ребенок. Сначала я жила только ради него, а потом он просто стал моей жизнью. Материальные блага и известность, которой я добилась, для меня не значат ничего. Они не более чем средство обеспечения нормальной жизни для Джейси.

— Бет, я люблю тебя!

— Ну вот, сначала ты сделал предложение, а теперь еще и признание в любви! — в ужасе воскликнула она. — Это вот меня и пугает… Ты ни перед чем не остановишься, чтобы не потерять Джейси!

— Но как, скажи, заставить тебя выслушать меня? — взорвался Хайме. — При чем здесь Джейси? Я говорю, что люблю тебя, Бет. Ты — единственная женщина, которую я любил! — Он вскочил и подошел к камину. — Шесть последних лет я прожил в кошмаре, пока снова тебя не встретил… И теперь любовь к тебе поглотила меня целиком. — Он обернулся. Лицо его было искажено болью. — В этом безумии осталось неизменным только одно — я никогда не любил никого, кроме тебя.

— В безумии? — ошеломленно спросила Бет. Голова у нее шла кругом. Она пыталась понять смысл его слов. — А как же твоя невеста? — возразила она, выхватив из хаоса мыслей одну, наиболее вразумительную. — Ты же любил ее. А меня никогда не любил!

— Мариану? — Он вздохнул. — А, да… Мариану я любил… Но не так, как мужчина любит женщину. Она была нашей соседкой в Барселоне, и я любил ее как сестру.

— Но женщинам, которых любят как сестер, мужчины не делают предложений, — безжизненным тоном заметила Бет.

— Да, не делают, — медленно пробормотал Хайме, проведя рукой по волосам. — Когда мы были детьми, мы подшучивали над нашими матерями, которые надеялись, что мы когда-нибудь поженимся. Я понятия не имею, когда сестринские чувства Марианы изменились. Но когда я это понял… — Хайме замолк, устремив страдальческий взгляд на Бет. — Я узнал об истинной причине ее слабого здоровья, которым Мариана отличалась с детства, только когда приехал на несколько дней в Барселону, так неохотно расставшись с тобой. Если бы я мысленно вернулся в прошлое, то, опираясь на свои медицинские познания, я бы понял, чем она больна, задолго до того трагического дня, когда узнал, что ей осталось жить несколько недель… Но я этого не сделал. И когда отец сообщил мне эту новость, я был просто в шоке.

Бет, потрясенная болью, звучавшей в его словах, словно приросла к месту, не в состоянии ни сказать что-либо, ни поднять рук, чтобы его утешить.

— Мне казалось чудовищной несправедливостью, что жизнь подарила мне такое счастье в твоем лице, а бедной Мариане предстояло расстаться с самой жизнью.

Бет, не отдавая себе отчета в том, что делает, встала и подошла к Хайме. Молча взяла его за руку и повела обратно к дивану, усадив рядом с собой.

— Мариане так и не сказали, что она обречена… Некоторым людям лучше не сообщать о таких вещах. А она была такой удивительно юной в свои двадцать четыре года…

— Ты считаешь, ей надо было сказать? — спросила потрясенная Бет, обретя наконец дар речи.

— Мне кажется, она сама узнала… только вот когда, сказать затрудняюсь. В одном я убежден — она не смогла бы общаться с людьми, уверенными, что она знает… Особенно со мной. Вот такой она была. — Хайме положил голову на спинку дивана и закрыл глаза. — Через два дня после моего приезда в Барселону родители Марианы пригласили нас с отцом на обед. Я не виделся с ней с того дня, как узнал эту роковую новость, не оправился еще от шока и вести себя естественно не мог. Наверное, я был с ней нежнее обычного. После обеда мы вышли пройтись по саду, вдвоем, и она спросила, нашел ли я уже себе хорошую женщину… Это было у нас своего рода шуткой… — Хайме тяжело вздохнул и умолк. — Разве мог я рассказать ей о нас? — хрипло воскликнул он. — Я чувствовал себя чуть ли не виноватым, что нам отпущено судьбой так много. Ну, я и сказал, что никому не нужен. А она говорит: «Кроме меня». Я по сей день не могу вспомнить, о чем мы после этого с ней говорили. Но когда вернулись в дом, Мариана объявила родителям и моему отцу, что мы помолвлены… Все были, конечно, ошеломлены, а я больше всех…

И тут вдруг позвонил мой дядя Филипе. Отец Марианы и он были давними друзьями. Тебе, наверное, трудно представить, как такое может быть, но мы все делали вид, что радуемся такому событию, хотя нам, за исключением, возможно, Марианы, было совсем не до веселья. И тут, как я уже сказал, позвонил Филипе. О болезни Марианы он ничего не знал. И ее отцу, поскольку Мариана была там и могла все слышать, ничего не оставалось, как сообщить ему так называемую радостную весть. — Хайме умоляюще взглянул на Бет. — Бет, клянусь тебе, если бы я знал, что он звонит из отеля, я бы нашел способ немедленно ему перезвонить и объяснить, как по сути обстоят дела.

— Но ты вернулся в ту же ночь, — заметила Бет безжизненным тоном.

— Еще бы! Ты мне сообщила, что происходит в отеле, и бросила трубку… Я был в отчаянии. Чувствовал, что попал в ловушку, был в полном замешательстве и безумно нуждался в тебе. У меня была сумасбродная надежда, что ты поймешь… согласишься подождать, пока закончится этот трагический фарс.

По лицу Бет текли слезы. Она вытерла их тыльной стороной руки. Она бы, конечно, поняла и, конечно, ждала бы его хоть до скончания века.

— Бет, прошу тебя, не плачь, — тихо сказал Хайме, обнимая ее. — Я должен был тебе это рассказать, чтобы ты знала, что произошло и что мои чувства к тебе никогда не остывали. Поверь мне, умоляю, — прошептал он, нежно ее покачивая, когда она разразилась сдавленными рыданиями. — Я люблю тебя. — Он повторил то же по-английски, потом снова по-испански. — Ты слышишь? — хрипло спросил он, быстрыми нежными поцелуями покрывая ее лицо. — Ну скажи, что веришь, что я люблю тебя, и только тебя, — шепнул он у самого ее рта. — Скажи хоть одно это.

— Хайме, о, Хайме! — в отчаянии воскликнула она. — Если бы я только знала, я ждала бы тебя хоть целую вечность! Я возненавидела тебя за то, что ты не поверил мне. Но ведь и я не поверила тебе. Я вела себя так глупо, мстительно… Как ты мог любить такую эгоистичную и…

— Скажи! — перебил он, еще крепче сжимая ее в объятиях.

— Что верю в твою любовь? — спросила она, чувствуя, что в груди у нее сейчас что-то взорвется.

— Да!

— Верю! — шепнула она, прислушиваясь, как в душе что-то ликующе возвращается к жизни. — Но…

— Нет, не будем сейчас говорить ни о каких «но». Разберемся с ними попозже.

— Хочешь попозже услышать, как я тебя люблю? — дрожащим голосом пошутила она, не чувствуя, что по лицу катятся слезы. — Я люблю тебя так же, как любила раньше. — Бет протянула руку, погладила его по лицу, потом по темным блестящим волосам. — Как любила всегда… всем сердцем!

Хайме притянул ее к себе и прижался лицом к ее шее, нежно повторяя слова любви. Они сидели молча, крепко обнявшись.

Бет ощутила на шее тепло его дыхания, услышала долгий дрожащий вздох и почувствовала, как кожу обожгли слезы. Хайме поднял голову и отвернулся. Бет разжала объятия и притянула его голову к себе, ласково поглаживая по волосам.

— Черт возьми! Должен же быть этому предел! — Хайме со стоном выпрямился и улыбнулся ей сквозь слезы. — Даже если это из-за тебя.

Озадаченный взгляд Бет отражал беспокойство, словно она опасалась за его рассудок. Жестом, напомнившим ей Джейси, Хайме вытер рукой слезы и улыбнулся.

— Как-то давно ты сказала мне, что нельзя стыдиться слез любви. Как видишь, мои слезы любви к тебе можно измерять ведрами. О, Бет, как же я тебя люблю! — Он радостно засмеялся, поднял ее и положил на диван. Лег рядом на бок, глядя на нее.

Бет завороженно смотрела в его сияющие счастьем глаза. Хайме перевел взгляд на ее рот, и Бет увидела, как его глаза с зелеными искорками потемнели от страсти. Он медленно наклонил голову, и их губы соприкоснулись.

— А теперь вернемся к нашим «но»… К прошлой ночи, например, — хрипло шептал Хайме, перемежая каждое слово пьянящим прикосновением к ее губам. — И к той другой ночи, когда мы предавались любви. — Он умолк и жадным поцелуем приник к ее рту.

Еще несколько минут назад они сидели, обнявшись, испытывая почти платоническую потребность друг в друге, теперь же ими владела безудержная страсть.

Внезапно Хайме со стоном оттолкнул ее от себя. Сердитый вид, который он попытался на себя напустить, сменился усмешкой.

— Думаю, ты согласишься, что нам придется многое объяснить Розите и нашему сыну, а уж если они застанут нас во время любовной сцены… — Он засмеялся, опустил ноги на пол и сел, подняв и Бет. Теперь они чинно сидели рядом. — Так-то оно будет лучше, — добродетельно заметил Хайме.

— Не лучше, конечно. Может, безопасней, — не согласилась с ним Бет. Желание все еще будоражило ей кровь. — Хайме… я с трудом верю в то, что происходит. В голове у меня полный сумбур.

Хайме, засмеявшись, обнял ее и прижал к себе.

— В моей голове тоже сумбур, но я все время говорю себе, что придет день, когда боль от пережитого кошмара притупится, когда мы осознаем, что быть вместе — это чудо, на которое мы имеем полное право.

Сознание Бет, будто не в состоянии вобрать в себя счастье такой величины, посылало ей отчаянные сигналы не принимать его как должное, пока осталось столько недосказанного.

— Хайме, мы не обсудили еще наши «но», — чувствуя, как ее сковывает страх, сказала Бет. — Мою ложь тебе…

— Сиско Суарес мне все рассказал. — Хайме поднял ее руку и поднес к губам. — Но должен признаться, что еще очень не скоро я смогу спокойно вспоминать ту кошмарную ночь. — Голос его упал до хриплого шепота. — Вначале я не придал значения злобным выпадам Джун. Но когда выбил дверь… и увидел вас обоих в постели… Хотя ты и не отрицала своей измены, внутренний голос призывал меня не верить этому… Не могу описать тебе, какая дикая, безумная ревность меня охватила.

— Я хотела причинить тебе боль, — едва дыша, призналась Бет.

— И тебе в полной мере это удалось. Я жил с этой болью до сегодняшнего дня, пока Суарес меня от нее не избавил. Но скажи, почему, когда я решил, что он отец Джейси, у тебя не появилось желания меня разуверить?

— Я была очень зла. А потом мне помешала это сделать ложная гордость. Мне казалось, что, если бы я сказала тебе правду, это было бы равносильно признанию, что ты причинил мне безумную боль и что я тебя все так же безумно люблю.

— Боже мой, подумать только, сколько лет мы растратили попусту! — с горечью воскликнул Хайме. — Пока Мариана была жива, я держался ради нее… Но как только она умерла, меня уже ничто не сдерживало. Я убедился, что никогда снова не смогу полюбить, и открыто об этом говорил. Но вел себя так, будто хотел доказать, что ошибаюсь… Я по гроб жизни буду раскаиваться, как я поступил со многими женщинами. Все мои помыслы были о тебе, и мне не приходило в голову, что люди объясняли мое поведение горем после смерти Марианы.

Бет спрятала лицо на груди Хайме. Ей было трудно говорить, но она себя заставила.

— Ну, а я не могу сказать, что в полной мере осознала, что не смогу больше никого полюбить. Понимание пришло само собой… Как только у меня пробуждался малейший интерес к какому-нибудь мужчине, внутри у меня будто что-то отключалось. — Бет глубоко вздохнула. — Хайме, ты единственный мужчина, с кем я была близка.

— Дорогая, ты вся дрожишь, — сказал он. Смысл ее слов до него, казалось, не доходил.

— Меня пугает, как ты отнесешься к моему невольному обману и простишь ли меня.

Бет почувствовала, как он вдруг напрягся, задержал дыхание и тихо сквозь сжатые зубы выдохнул:

— Женщине, которая почти шесть лет не занималась любовью, не было необходимости предохраняться…

— Да, не было, — едва дыша, подтвердила Бет.

— Но ты, дорогая, не говорила, что принимаешь противозачаточные таблетки или как-то предохраняешься. Сказала только, что мне не надо принимать никаких мер. И если помнишь, я не стал выяснять, что ты имеешь в виду.

— А я могу спросить, что ты сейчас имеешь в виду? — удивилась Бет. Живший в ней пессимизм не желал сдавать позиции.

— Вряд ли я смогу это объяснить, — вздохнул Хайме. — В моей реакции не было ничего сознательного, одна только смутная, безумно глупая надежда. Но дело в том, что все мои мысли, касающиеся тебя, либо безумны, либо глупы. Или то и другое. Но в глубине души что-то мне говорило, что, как бы там ни было, ты все еще меня любишь. Боль прошлой лжи терзала меня по-прежнему, хотя я и сказал, что ничто не имеет значения. Я подавил в себе гордость и хотел убедить тебя, что твоя связь с Суаресом не имеет для меня значения. — Хайме умолк и грустно покачал головой. — В тот день я сделал срочное кесарево сечение, — тихо продолжал он, уткнувшись лицом в шею Бет. — Результат операции потряс меня до глубины души. Женщина попала в тяжелую аварию. Ей нельзя было двигаться из-за сложного перелома ноги. Муж ее был вне себя от волнения. Но такой радости, какой светились их лица, когда они держали на руках своего ребенка, я не видел никогда. У меня разрывалось сердце, когда я представлял себе, в каком безысходном одиночестве ты рожала нашего сына. И в ту нашу ночь я безрассудно, не сознавая этого, надеялся, что наша любовь даст жизнь еще одному ребенку. Только теперь он родится не в одиночестве. Его будет ждать любящий отец.

— Но наутро ты ушел, не сказав ни слова, — возразила Бет, поддаваясь последнему всплеску своего пессимизма. — А когда днем вернулся…

— Ты набросилась на меня с ненавистью, спросив, что я здесь делаю, и обвинила меня в том, что после нашей ночи у меня возникли проблемы. — Хайме вздохнул. — Да, действительно, проблемы у меня были, но меньше всего они имели отношение к моему влечению к тебе. Хотя я, наверное, предпочел бы умереть, но не сознался бы в этом. С того момента, как я увидел тебя в своем кабинете, я сердцем почувствовал, что все еще тебя люблю. Меня это повергло в ужас. Но в ту ночь, когда я держал тебя в объятиях, мне казалось, что я вернулся в прошлое, когда твоя любовь ко мне была реальностью, которую мне бы и в голову не пришло оспаривать. — Хайме крепче прижал к себе Бет. — Одному Богу известно, как много раз я возвращался в то утро в спальню, прежде чем уехать. Хотел разбудить тебя, обнять и сказать, как сильно я тебя люблю. Голос разума мне говорил, что я не смогу после этого сразу уехать, как было нужно… Но потом я жалел, что послушался рассудка, потому что весь день передо мной вставали картины той последней ужасной ночи… Я дошел до полубезумного состояния, и надежда, что ты все еще меня любишь, стала казаться мне абсурдной… — Он содрогнулся и умолк. — Проклятие! Одно воспоминание об этом приводит меня в уныние! Скажи что-нибудь, чтобы заткнуть мне рот.

— Как я люблю тебя?

— Да, это, пожалуй, поможет, — улыбнулся Хайме.

— О, Хайме! — сквозь смех и слезы воскликнула Бет, чувствуя, что в груди совершается какое-то чудо. — Я люблю тебя, люблю, люблю!

— Именно этого доктору и не хватало, — засмеялся он. — И еще он жаждет услышать, когда мы узнаем, увенчался ли успехом наш вызов программе ограничения семьи? — пошутил он, крепко прижимая ее к себе.

— Скоро, очень скоро, — радостно пообещала Бет.

— В тот первый раз интуиция очень настойчиво мне подсказывала, что надежда есть, — поддразнил он ее. — Хотя прошлую ночь в саду…

— Что? — наивно спросила Бет.

— Нам, пожалуй, лучше сменить тему разговора, — тяжело вздохнул Хайме. — А тебе надо, не откладывая, провериться.

Бет обвила его шею.

— Бет, — с укоризной проворчал он, отстраняясь от нее.

— Что? — прошептала она, взволнованно глядя в его загоревшиеся глаза.

— Если ты не прекратишь набрасываться на меня с таким сладострастием, я выставлю тебя на улицу… с горстью монет в руках. — Он усмехнулся, увидев ее озадаченный взгляд. — А монетки — чтобы ты с улицы могла позвонить мне и рассказать, как сильно ты меня любишь, и чтобы…

— Я люблю тебя так, что готова на все, — пылко прервала она его.

— Даже как можно скорее выйти замуж? Завтра, например? — спросил Хайме, искушающее приблизив губы к ее рту.

— Конечно, — затаив дыхание, ответила Бет. — Только с прессой будешь иметь дело ты.

— Согласен.

— Но вот что меня огорчает, — тихо вздохнула она. Губы их почти соприкасались. — Зачем столько ждать до свадьбы?

— Очень дельный вопрос, — взволнованно воскликнул Хайме и жадно прильнул к ее губам.

Но мгновение спустя у него вырвался досадливый стон. С подъездной дороги донесся хруст гравия под колесами машины.

— Спасение пришло вовремя! — с сожалением заметил он, услышав стук захлопнувшейся двери. И вдруг выпрямился и воскликнул: — Черт возьми! А что, если Розита не примет меня как зятя?

— Боюсь, сеньор, вам дадут отставку! — ухмыльнулась Бет, взъерошив ему волосы.

Хайме снял с головы ее руку и поцеловал. И в этот момент дверь гостиной распахнулась. Джейси замер на пороге, переводя взгляд с матери на отца. Недоверие на его лице сменилось надеждой, а потом и робкой радостью.

— Можешь поверить в то, что видишь, сын, — тихо сказал Хайме, протянув руку к онемевшему мальчугану. — Несмотря на глупости, которые иногда совершают взрослые, твои мама и папа всегда любили друг друга. И ты, наш дорогой Хайме Карлос, — живое тому свидетельство.

— Не плачь, милый, — нежно утешила ребенка Бет, когда он уселся рядом с ними на диван.

Джейси спрятал залитое слезами лицо на груди отца.

— Я и не плачу, — возмущенно возразил он. — Я просто очень счастлив! Мы теперь всегда будем вместе? Всегда, всегда?

— Всегда, всегда, — пообещал Хайме. — Теперь мы станем настоящей семьей — ты, Йайа, мама и я… А где Йайа?

— Я здесь, — послышался в дверях смущенный голос. Розита решительно приблизилась к ним. — Я ожидала этого, потому что в глубине души была убеждена, что вы — пара слепых идиотов! Но, слава Богу, вы образумились. И когда свадьба?

— Видишь, Бет, Розите не терпится назвать меня зятем. — Хайме самодовольно улыбнулся. — А что касается свадьбы, Розита… боюсь, нам придется очень поторопиться.

— Хайме! — крикнула Бет, покраснев до корней волос.

— Папа опять не слушается? — спросил Джейси. Слезы его высохли, и лицо сияло безмятежным счастьем.

— Да, не слушается, — давясь смехом, подтвердила Розита. — Но я уверена, мы его приструним! — Она взглянула на них троих и укоризненно покачала головой, не замечая, что по лицу ее катятся слезы. — Пойду-ка я приготовлю чай, — пробормотала она.

— Видите, — торжествующе воскликнул Джейси, — Йайа тоже очень счастлива!

— Ты не видел самого интересного, — тихо сказал ему Хайме. Его глаза, смотревшие на Бет поверх головы сына, излучали любовь. — Здесь был ливень из слез, так мы были с твоей мамой счастливы.

— Я все еще с трудом верю, что такое счастье возможно. — Бет вздохнула. Глаза ее, отвечавшие Хайме любовью, снова затуманились слезами.

— Возможно, дорогая, возможно! — твердо сказал Хайме. — Потому что на этот раз счастье поселилось здесь навечно!

Бет чувствовала сердцем, что это было обещание, которое он обязательно сдержит.