С той малой силой, что у меня осталась, я поднимаюсь на ноги и сгибаю больное колено. Стоя в арке моей двери, я зову его по имени.

— Да, дорогая?

Я вздрагиваю от того, как естественно он это произносит.

— Можно мне поесть за столом?

— Конечно. Присоединяйся ко мне.

Прежде чем сесть, я пытаюсь выяснить, есть ли хоть что-то, что угодно, что поможет мне, но терплю неудачу. Я захожу на кухню и держусь за спинку стула.

— Я собираюсь воспользоваться уборной, если ты не против.

— Поторопись. Иначе твой ужин остынет.

— Хорошо.

— Я бы сказал тебе, где она, но уверен, ты помнишь, не так ли?

— Да.

Я пытаюсь закрыть за собой дверь, но когда дотягиваюсь до ручки, не обнаруживаю ничего, кроме шарниров. Ублюдок. Когда я сажусь на унитаз, Норман подходит и встаёт напротив меня в коридоре.

— Тебе что-нибудь нужно? — спрашиваю я.

— Нет. Просто жду тебя.

— Я сейчас подойду.

Заставлять слова выходить чуточку приятными — это пытка.

— Я подожду.

Чёрт с ним. Мне три дня приходилось писать в угол, три дня. Не думаю, что его наблюдение за тем, как я писаю, так или иначе, унизительно, поэтому у меня получается. Я заканчиваю и мою руки, затем Норман берёт меня за руку, и мы идём на кухню, где он отодвигает для меня стул.

Ненавижу признавать, что суп из банки на вкус как пятизвездочная еда, но я ем его так быстро, как позволяет моё тело. Норман протягивает мне бутылку воды, и я пью её, зная, что если выпью слишком быстро, меня вырвет. Плюс ко всему, чем быстрее я закончу, тем скорее он продолжит то, что запланировал.


Смит


Пульсирующая боль в моей ноге тупая по сравнению с болью в груди. Прошло три дня с тех пор, как Мелли уехала с этим психом. Три дня я думал о том, какой я, бл*дь, никчёмный. Всякий раз, закрывая глаза, я проигрываю весь инцидент снова и снова и хочу пустить пулю в другую свою ногу за то, что был таким идиотом.

Наконец, примерно через двадцать минут, с шоссе съехала машина и остановилась, чтобы помочь мне. Я даже не смог остановить кровопотерю, и к тому времени, как приехали парамедики, потерял сознание. Следующее, что помню, я очнулся в больничной палате. Они вытащили пулю из моей ноги и зашили меня. К счастью, у меня нет никаких серьёзных повреждений.

Я позвонил Джею, как только смог, и воевал с врачами и медсёстрами, желая выбраться из больницы, чтобы я мог найти свою девочку. Приехала полиция, и поскольку Норман выстрелил и чуть не убил офицера, чью полицейскую машину он угнал, они понимают, насколько это серьёзно, и работают без остановки с Джеем и мной, чтобы найти доказательства.

Джей на удивление спокоен, но я знаю его лучше и жду, когда тот взорвётся. Жду, когда он выбьет из меня дерьмо за то, что я позволил этому случиться. Говорить ему, что её похитили у меня на глазах и я ничего не смог с этим поделать, — это самое унизительное, что я когда-либо чувствовал в своей жизни. Не считая того момента, когда это произошло на самом деле, конечно. Ничто никогда не позволит мне простить себя за то, что позволил этому случиться.

Мы в гостиничном номере, и напряжение душит меня меньше, чем я заслуживаю, но пока я не найду Мелли, у меня будут проблемы с дыханием. Приехал Эрик и забрал Мышь домой, а я улизнул на минуту и позвонил Дирту с новостями и просьбой помочь мне найти Мелли.

— Боже-бл*дь-мать твою! — Джей дубасит стену и бьётся об неё головой. — Как они могут просто, бл*дь, исчезнуть?

Он не спал, наверное, неделю. Приехал сюда бодрым с другого своего дела и прямиком в эту чёрную дыру.

Мне нечего добавить к сказанному. Если я позволю себе думать о том, что похититель может с ней сделать, или о страданиях, которые она испытывает,… я не могу это себе позволить, потому что полностью потеряю концентрацию. Я должен вернуть Мелли и вложить каждую унцию энергии в это усилие. Поисковые собаки ничего не нашли. В новостях не обнаружилось никаких подсказок. Здесь пусто. Она, на хрен, пропала. Но я не собираюсь сдаваться. Никогда.


Глава 22

Мелли


Следующим утром, когда мы заканчиваем завтракать, я чувствую себя намного лучше, чем вчера. Я спала целых три часа подряд, и моё тело впитывает питательные вещества из еды, которую я ем. После вчерашнего, мы сидели на диване и смотрели фильмы. Вернее он смотрел их, а я блокировала их, чтобы попытаться придумать план. Норман заставил меня лежать, положив голову ему на колени, и всё время играл с моими волосами. Его пальцы время от времени скользили по моему телу, моей заднице, и каждый раз, когда он это делал, я зажимала рот.

Не знаю, что Норман будет делать и когда начнётся эскалация, но я готовлюсь к убийству (прим. эскалация — это развитие конфликта, который прогрессирует во времени; обострение противоборства, при котором последующие разрушительные воздействия оппонентов друг на друга интенсивнее, чем предыдущие). Полагаю, что это будет легко. Когда мне снились кошмары, и я проклинала Нормана за то, что он сделал меня такой, какой я была, я представляла себе, как убью его. Не трудно было вообразить, как я стою над его телом и наблюдаю за тем, как в нём угасает жизнь, но находясь так близко с ним… это страшнее, чем я думала. Он живой человек. Явно душевнобольной человек.

Нет. Я не должна так думать. Если я не убью его, тогда он убьёт меня. Мне необходимо держать это в качестве главной мысли в своей голове. Поэтому я делаю вдох через нос и продолжаю разрабатывать план. Честно говоря, он чертовски глуп, потому что позволяет мне есть, используя столовое серебро, и даёт мне энергию. Я просто жду подходящего времени. И подходящий момент настает.

Когда мужчина встаёт, чтобы положить посуду в раковину, я хватаю тарелку и прячу вилку за резинку трусов на бедре, как только он поворачивается ко мне спиной.

— Я могу помыть посуду.

— Спасибо, Меллисент. Очень мило с твоей стороны. Видишь, это всё, чего я когда-либо хотел.

Норман останавливается прямо передо мной, улыбается, а затем бьёт меня по лицу.

Я не вижу, что происходит, поэтому спотыкаюсь, но падаю на пол только тогда, когда он пинает меня в живот. Я кричу от мучительной боли в грудной клетке, но Норман снова бьёт меня ногой.

— Думаешь, я глуп? Что я не увижу, что ты делаешь? Я всё вижу! Я не настолько тупой!

— Нет… я… — я качаю головой и отбегаю так далеко от него, как только могу, но натыкаюсь на стену и мне больше некуда идти.

— Лгунья! — кричит он и хватает меня за волосы. — Почему ты продолжаешь испытывать меня? Я лишь хочу, чтобы мы были счастливы вместе. Это всё, чего я когда-либо хотел.

У меня всё ещё есть моё оружие, поэтому я тянусь к нему, но Норман борется со мной и, в конце концов, вырывает нержавеющую сталь из моей хватки и швыряет её через комнату.

Обе его руки теперь в моих волосах, и он тянет меня вниз по коридору. На мгновение мужчина останавливается, чтобы вытащить что-то металлическое из шкафа, а затем продолжает тащить меня. Я хватаю его за запястье и пытаюсь поцарапать, но это не срабатывает, поэтому я просто держусь и молюсь, чтобы Норман не вырвал мне все волосы. Он швыряет меня на кровать и достаёт пару наручников из кармана. Он прикрепляет один к металлической раме кровати, а другой к моему запястью, и это у него получается, несмотря на все мои попытки отбиться от него.

Он уходит, не сказав ни слова, и сквозь свои крики и плач, я слышу, как он смеётся, закрывая дверь.

Проклятье, я идиотка. Мне следовало подождать. Надо было позволить ему доверять мне больше, прежде чем попытаться его убить.

Я сижу до тех пор, пока это позволяет моё тело, прежде чем голова клонится вперёд. Мозг умоляет меня оставаться в сознании, но ноющие кости и мышцы протестуют. Глубокий и нежелательный страх затыкает за пояс боль и смятение; я умру здесь, а я ведь никогда не говорила Смиту, что люблю его.


* * *


Каким-то образом я вернулась к Смиту на старом шоссе. Сижу посреди улицы, прикованная наручниками к кровати и смотрю, как кровь вытекает из его ноги. Его обычно загорелая кожа бледнеет, и я тянусь к нему, но не могу прикоснуться. Он продолжает бороться с наручниками, но они не поддаются. Наконец, он сдаётся, когда его тело обмякает.

Мое зрение затуманивается, когда я пытаюсь сказать ему, как сильно его люблю, но у меня что-то во рту… тряпка или что-то вроде того. Внезапно передо мной Норман, и он смеётся. Я разрываю этот материал во рту, но не могу его вытащить. Он просто запихивает его мне в глотку, и я затыкаюсь, задыхаясь. Борьба, чтобы дышать, сражение за жизнь.

— Мелли. Просыпайся, — голос пробуждает меня от ужасного сна, который мне снился. Сон стал этакой уловкой-22 (прим. Уловка-22 (англ. Catch-22) — ситуация, возникающая в результате логического парадокса между взаимоисключающими правилами и процедурами). Каждый раз, закрывая глаза, я сталкиваюсь с прошлым и настоящим. Что случилось, что могло случиться.

— Меллисент, я здесь.

Меня трясут, и я медленно открываю глаза.

Когда лицо Ричарда — это единственное, что вижу перед собой, я открываю рот, чтобы закричать, но он кладёт на него руку и велит мне молчать.

— Тсс. Тсс. Я собираюсь вытащить тебя отсюда, — в другой руке он держит ключ. — Я здесь. Я спас тебя.

Что за любвеобильный ад здесь творится?

— Ты хочешь уйти и поехать домой со мной?

— Я хочу выбраться отсюда, да.

Он наклоняет голову, и его глаза мечутся по комнате, перед тем как вновь фокусируются на мне.

— Хочешь пойти со мной домой?

Я отчаянно киваю и позволяю ему отстегнуть наручники от запястья. Я скажу всё, что угодно, лишь бы выбраться отсюда. Я разминаю суставы круговыми движениями и встаю, как могу, но Ричард хватает меня. Меня больше должно заботить то, почему он здесь, но если он мой способ сбежать, я воспользуюсь этим и сбегу с Ричардом.

— Что происходит?

— Тсс, — он прикладывает палец к губам. — Потом объясню. Следуй за мной. Я здесь, чтобы спасти тебя.

Я так отчаянно хочу выбраться отсюда, что делаю, что он говорит, затыкаюсь и иду за ним. Когда мы выходим в коридор, я чувствую резкий металлический запах. Он доносится из кухни впереди, поэтому, когда я поскальзываюсь на чём-то, то смотрю вниз и вижу малиновую лужу у своих ног, я скольжу ещё сильнее от того, что пытаюсь выбраться из неё.

— Всё в порядке, — уверяет меня Ричард.

Прямо за ним, вид искромсанного тела Нормана заставляет незначительное содержимое моего желудка сделать кульбит. Он лежит на полу с таким количеством ран, что я узнаю его лишь потому, что его лицо повёрнуто ко мне и один глаз смотрит вперед.

— Нам нужно позвонить в полицию.

— Как только мы выберемся отсюда.

— Нет, прекрати, — я вырываю руку из его хватки. — Он мёртв. Мы должны позвонить в полицию.

— Нам нужно уходить.

— Ладно, ладно.

Я смягчаюсь и осторожно подхожу к открытой взломанной двери. Я просто хочу выбраться отсюда. И я планирую сбежать, когда мы выйдем. Моё колено больше не горит, и, возможно, это бесполезная попытка, но я должна попробовать. Как только Ричард открывает дверь, я обнаруживаю направленное на нас оружие и слышу, как кричат полицейские.

Я поднимаю дрожащие руки вверх и плачу с облегчением, когда вижу значки полицейского департамента Чикаго. Ситуация усугубляется тем, что Норман на самом деле привёз меня туда, где я раньше жила, туда, где он напал на меня в первый раз. Сходство квартиры сделало последние несколько дней особой формой психологических пыток.

Ричард пытается пробежать мимо копов, но один из них сбивает его с ног. Когда офицеры входят, один из них надевает на меня наручники, а затем выводит на улицу, практически неся, поскольку я всё ещё довольно слаба. Вспышки ярких красно-синих огней заставляют меня прищуриться.

— Пожалуйста, позвоните моему брату, — умоляю я.

Накачанный мужчина качает головой.

— Вы можете рассказать мне, что случилось сегодня вечером, мэм?

— Позвоните моему брату. Он…

— Я не спрашивал кто ваш брат. Я спросил, не могли бы вы рассказать мне, почему пытались сбежать с места преступления.

Значимость произошедших сегодня событий только сейчас доходит до моего сознания. Действие адреналина от последних десяти минут пропадает, ноги слабеют ещё больше, а грудь сжимается.

— Пожалуйста, позвоните Джею.

Мне безумно нужен Смит, но я знаю, что с братом успех будет больше. И я переживаю. Так боюсь, что Смит не выжил. Я не готова услышать, что он умер. В одиночестве, истёкший кровью и висящий на своем грузовике из-за меня.

— Кому?

— Моему брату. Джею Джемисону.

В его глазах вспыхивает осведомлённость.

— Детектив Джемисон? Ты его пропавшая сестра?

— Да.

Моя голова откидывается назад, и я скольжу вниз по полицейской машине, когда мужчина начинает отчаянно говорить в свою рацию. Я оказываюсь на земле всего на минуту, прежде чем слышу своё имя.

— Сними с неё эти чертовы наручники!

Сильные руки поднимают меня, и я быстро моргаю, чтобы увидеть Брэндона, мужа Мэри и бывшего напарника Джея. Когда холодный, тесный металл соскальзывает с моих запястий, Брэндон поднимает меня и держит как ребёнка.

— Предполагаемое время прибытия?

— Одна минута, — говорит офицер, надевший на меня наручники.

— Мелли, ты можешь посмотреть на меня?

Быстро моргнув, я всматриваюсь в его добрые голубые глаза.

— Теперь ты в порядке

— Знаю.

— Всё будет хорошо.

Он выносит меня на улицу, как только подъезжает скорая. Чьи-то руки поднимают и кладут меня на носилки, и я чувствую облегчение от того, что Брэндон следует за мной в машину скорой и сидит на скамейке. Дверь захлопывается, и я подпрыгиваю, но Брэндон нежно гладит тыльную сторону моего предплечья. Верхнюю часть моей руки, чуть ниже предплечья, прокалывают, и прохладная жидкость растекается по моим венам, когда парамедики задают вопросы и пальпируют мои кости. Я вздрагиваю, когда они добираются до рёбер.

— Думаю, он сломал одно, — шепчу я.

Рука Брэндона напрягается на моей руке.

Медики касаются того же места снова, вызывая ту же реакцию с моей стороны.

— Ей же больно, чёрт возьми, прекратите, бл*дь, щупать её в одном и том же месте.

Я смеюсь, и от этого боль становится сильнее.

— Ты говоришь, как Джей.

— Да, ну, мы с ним очень похожи.

Поворачиваю голову на бок и вместо того, чтобы смотреть на потолок, я смотрю на Брэндона.

— Ты позвонил ему?

— Нет. Позвоню, как только мы доберёмся до больницы.

— Можешь сделать это сейчас, пожалуйста?

Джей волнуется, и мне нужно, чтобы он знал, что я в порядке.

— Конечно, — он достаёт свой телефон в тот момент, когда мы подъезжаем к больнице. — Встретимся внутри, хорошо?

Моё горло болит, когда я глотаю.

— Окей.

Следующие часы проходят как в тумане. Меня обследовали, сделали рентген, взяли кровь и даже попросили сдать мочу на анализ. Я переоделась в комплект больничной одежды, который мне дали, и немного привела себя в порядок. Ко мне подошла женщина-врач и наедине спросила, не подверглась ли я сексуальному насилию. Я была рада возможности говорить об этом, не заплакав в очередной раз.

Брэндон зашел проведать меня. Так как он знал меня лично, то передал это дело другому детективу из отдела убийств, который будет задавать вопросы. Брэндон сказал мне, что новый детектив уже едет, а потом сказал, что ему нужно выйти на минутку.

Я смотрю на пустой экран телевизора и, в конце концов, расслабляюсь. Потрясающе осознавать, что я в безопасности, и чувствую себя намного спокойнее. Я энергично разжимаю руки, которыми вцепилась в простыни. Мои больные кости погружаются в паршивый больничный матрац, но уверена, что это намного удобнее, чем спать на полу с рукой, прикованной к кровати.

Разумеется, моё тело болит. Но я истощена психологически. Я однажды прочитала о том, как кто-то обмолвился, что каждое утро, когда мы просыпаемся и открываем глаза — это второй шанс. Поэтому, когда просыпаюсь в этот раз, планирую прожить свою жизнь сполна. Мне надоело упускать первый шанс, который прошёл мимо меня. Сон буквально затягивает меня, когда в дверь стучат. Проклятье.

Я не отвечаю в надежде, что они уйдут, но дверь открывается, и входит человек в костюме со значком, свисающим с шеи.

— Здравствуйте, мисс Джеймисон. Я детектив Смит. Ничего, если я задам вам пару вопросов?

Смит. Мысли о том, что у моего Смита было имя, похожее на фамилию, никогда не появлялось раньше. Всегда думала, что это такое классное и сексуальное имя, однако услышав его в качестве фамилии, делает его забавным. Я хихикаю, и это заставляет мои рёбра ходить ходуном, поэтому я наклоняюсь, чтобы придержать их. Сломано лишь одно, а четыре ушиблены, и они болят очень, очень сильно.

— Да, входите.

— Спасибо, — он закрывает за собой дверь и достаёт блокнот. — Можете ли вы рассказать мне, что произошло с самого начала?

Я начинаю с того момента, как Норман остановил нас и как только я узнала его.

— Когда Смит вышел из машины, я даже не поняла, что это Норман, но как только он обманул Смита и надел на него наручники, Норман снял очки. После этого я узнала его, но я… Я ничего не могла сделать.

— Почему?

— Потому что мне было страшно. Я испугалась, и к тому времени, как смогла достать пистолет…

— Чей пистолет?

— Смита. Оружие было в бардачке. Он угрожал застрелить его, а я не…

— Кто он? Пожалуйста, уточните имена, мисс Джеймисон.

Я ощетиниваюсь от его тона, но всё равно продолжаю. Надеюсь, мой брат не разговаривает так с пострадавшими.

— Норман угрожал застрелить Смита.

После этого всё несколько размыто, но я говорю ему, что помню. С первой ночи, как Норман запер меня в комнате и оставил на несколько дней, до того, как он выпустил меня и накормил ужином.

— А потом он схватил меня за плечо и потянул вниз, чтобы моя голова лежала у него на коленях.

— А вы не думали над тем, чтобы сбежать после этого?

— Конечно, думала, но я была слаба и только что съела свою первую еду примерно за три дня.

— Даже имея полную свободу действий в квартире, вы не боролись, чтобы выбраться?

Он понятия не имеет, и меня бесит, что он обвиняет меня… Я даже не знаю в чём.

— Я пыталась сбежать и была заперта в звуконепроницаемой комнате в течение трёх дней, где мне пришлось мочиться в грёбаном углу, вы мудак. Я ждала подходящего момента. Не спрашивайте меня, почему я не выбрала именно тот момент, чтобы попытаться сбежать.

— Я не сомневаюсь в вас, мисс Джеймисон, и был бы признателен, если бы вы не обзывались.

— А я был бы признателен, если бы ты сам закрыл свой грёбаный рот, прежде чем я сделаю это за тебя.

Я сжимаюсь от возрастающей неразберихи, когда слышу голос моего Смита. Он и Джей стоят в дверях, и Джей держит руку на плече Смита, оттягивая его назад.

— Успокойся, — говорит он ему.

— Вы ведь не обвиняли мою сестру и жертву, не так ли, детектив Смит? — говорит мой брат, расправляя плечи, пока Смит освобождается от его хватки.

Мой Смит мчится ко мне и намеренно натыкается на детектива Смита по пути. Когда он доходит до кровати, то садится на край и хватает меня за руку без капельницы.

— Я ещё не закончил её допрашивать, так что если вы двое выйдете, я вскоре закончу.

— Сейчас выйдешь ты, и я дам знать, когда ты сможешь закончить, понял?

Я обожаю своего брата.

— Ты откровенно говоришь мне, что вмешиваешься в расследование убийства?

Джей с хрустом поворачивает шею и подходит к детективу лицом к лицу.

— Следи за языком, Райли.

— Пошел ты, Джей.

Он смотрит на меня, и рука Смита сжимает мою. Он встаёт, но я тяну его обратно.

— Вы оба. Вон. Сейчас же! — заходит Брэндон и встаёт между ними, оттягивая разъярённого Джея назад. — Господи, детектив Смит, что, чёрт возьми, с вами не так?

Тот просто качает головой и выходит из комнаты, когда Брэндон и Джей говорят так тихо, что даже я не слышу их. Брэндон обхватывает Джея за плечо и кивает мне.

— У тебя всё хорошо?

— Да. Замечательно. Мне даже не пришлось включать телевизор для развлечения.

Все трое мужчин, чей тестостерон душит меня, смеются.

— Господи, Мэл. Ты напугала меня.

Джей подходит и наклоняется между Смитом и мной. Не отпуская руки Смита, я неловко оборачиваю другую вокруг брата и стараюсь не морщиться от боли в боку.

— Можешь подвинуться, чтобы я обнял сестру?

— Нет.

Брэндон снова смеётся.

— Я официально с вами не знаком. Брэндон Паркер.

— Смит Портер.

Джей целует меня в макушку, прежде чем встать.

— Есть минутка? — спрашивает он Брэндона.

— Да, приятель, — Брэндон машет мне рукой. — Береги себя, Мелли. Приятно познакомиться, приятель, — он и Смит кивают друг другу подбородками.

— Я сейчас вернусь, хорошо? — говорит нам Джей.

— Ладно.

Он уходит, и когда дверь закрывается, Смит берет моё лицо в свои руки и подносит свой лоб к моему. Сильный, решительный человек, чья любовь и приверженность никогда не колебалась, извиняется снова и снова, когда скупая слезинка катится вниз по его лицу.


Глава 23

Смит


Последний раз я плакал на их похоронах. Когда их тела опустили в землю и последнюю горстку земли бросили на гробы моих родных, — это был последний раз, когда я позволил себе проронить единственную слезинку.

Поэтому неудивительно, что увидев свою девочку, я расплакался. Мелли притягивает меня ближе, и я мечтаю обнять её, но знаю, что ей больно. Она обхватывает ладошками мою голову и говорит:

— Это не твоя вина.

— Я наблюдал за тем, как он забрал тебя.

Она знает, о чём я думаю, даже не произнеся это вслух.

— Он стрелял в тебя, Смит. Боже, Норман подстрелил тебя! Проделал дыру в твоём теле, которая могла убить тебя!

— Мне плевать на себя. Он, бл*дь, забрал тебя у меня и… Я не знал, увижу ли тебя снова. Во всяком случае, моим последним воспоминанием о тебе было то, как ты смотришь на меня с заднего сидения его гребаной тачки.

Она всё ещё удерживает меня и осторожно заползает ко мне на колени. Мы уже многое пережили, поэтому, начиная с сегодняшнего дня, всё будет казаться таким чертовски незначительным. С каждым мгновением, прошедшим между нами, я не чувствую ничего, кроме того, что наши отношения становятся ещё сильнее, и мне вне всякого сомнения известно, что Мелли создана для меня. Я просто молюсь, чтобы то, что с ней случилось, не оставило на ней более глубокий след. Тем более что она так быстро приходила в себя.

Когда Мелли задевает рану на моём бедре, я съеживаюсь.

— Чёрт, прости.

Она пытается отодвинуться, но я не позволяю ей.

— Сиди здесь. Оставайся рядом. Боже, мне нужно, чтобы ты была ближе.

— Но твоя нога…

— Мне насрать на мою ногу.

Она устраивается так, что по-прежнему находится близко, но не прямо на моём травмированном бедре. Я сжимаю Мелли, и она вздрагивает.

— Дерьмо, извини.

— Всё в порядке, — вздыхает она. — У меня сломано ребро и несколько ушиблено. Мы та ещё парочка, да?

Моё тело напрягается при мысли о том, как это произошло.

— Что ещё?

— Ну, в общем, это всё.

— Хочешь поговорить об этом?

— Нет. Не прямо сейчас. Я просто хочу, чтобы ты обнял меня.

— Я могу это сделать, детка. Я сделаю это.

Она ложится, и, к счастью, наши раны располагаются на одной стороне, поэтому мы не давим на них. Я обнимаю девушку рукой и, переплетя наши пальцы, осторожно притягиваю её. Большим пальцем поглаживаю запястье Мелли в месте, где бьется ее пульс, в результате чего её сердцебиение стабилизируется, также как и моё.

— Я боялась, что умру там, не сказав, что люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Очень, очень сильно.

— Видишь ли, я знала это. Ты уже говорил мне. Но я никогда не говорила эти слова тебе, — её палец следует поверх бинтов на моём запястье, где плоть была стёрта из-за натягивания наручников. Мне пришлось наложить несколько швов, чтобы сшить кожу. — Однако я поняла почему.

— Почему что?

— Почему я не могла сказать тебе эти слова, — она переворачивается на спину и пытается отбросить в сторону капельницу. — Когда я находилась там, прошло уже, пожалуй, почти два дня, но в тот момент, когда я сидела там полуголодной и у меня начались галлюцинации от обезвоживания, я поняла, что это моя судьба. Я думала, что умру в той комнате, но продолжала держаться, рассказывая тебе о том, что действительно чувствовала; я даже не хотела признаваться себе в этом лишь потому, что знала, что он собирался оборвать мою жизнь. Но если бы я произнесла это вслух, если бы сказала тебе, что люблю, а затем, когда он отнял бы это у меня… было бы намного труднее потерять.

— Он больше не сможет тебе навредить.

Провожу пальцами вверх-вниз по её руке, но это недостаточно близко, поэтому я переплетаю свои пальцы с её.

— Самое смешное, что это не усложнило всё, потому что я уже знала. Мне известно, что я очень сильно люблю тебя. Хотела бы я сказать это раньше, чтобы ты знал.

— Я знал, — улыбаюсь и целую её в губы, — знал.

— Хорошо.

Зевок Мелли — идеальный отвлекающий манёвр, потому что мне не хочется, чтобы она видела мои слезы. И если она будет продолжать быть милой и говорить мне, как сильно меня любит… даже при том, что это такое потрясающие ощущение, слышать эти слова, я совсем сорвусь с катушек.

— Поспи немного, хорошо?

Я отталкиваюсь от её кровати, но Мелли хватает меня.

— Нет. Останься, пожалуйста.

— Хорошо.

— Спасибо.

— Ты никогда не должна благодарить меня, Мелли. Каждый раз, когда я могу быть рядом с тобой или прикасаюсь к тебе — это подарок для меня. Во всяком случае, это я должен благодарить тебя.

Её глаза закрыты, но уголки губ подняты вверх.

— Ты такая очаровашка.

Больше, чем прежде, меня душит желание быть рядом с ней, поэтому я наклоняюсь и снова целую её. Мелли прижимается ко мне, и в течение двадцати секунд её губы расслабляются, и она засыпает.

Входит Джей и тихо закрывает дверь.

— Она спит?

— Да, — шепчу я в ответ.

— Сейчас, стало быть, лучшее время, чтобы рассказать тебе, так как ты не сможешь ничего ударить.

— Господи, бл*дь, — делаю пару глубоких вдохов. Он собирается сообщить мне подробности. Мы не знали их по дороге сюда, и я боюсь их услышать. — Ну и?

— Ричард Уайт. Возраст: 37 лет. Диагноз: шизофрения. Но ты это уже знаешь. Мы также знаем, что женщина, с которой он жил, была бывшей наркоманкой, которую он спас на улице. В его представлении, сначала он выступал в роли её отца, а затем — мужа.

Всё это обсуждалось, а подробности выяснились в течение трёх последних дней. Ричард был исключён из числа подозреваемых, поскольку у него было алиби, о котором я знал, используя Дирта в качестве собственных глаз. Норман пропал за месяц до похищения, и мы понятия не имели, куда он поедет вместе с Мелли. Их старая квартира была сдана в аренду много лет назад. Которую, по мнению Джея, снимала пожилая пара. Но оказалось, что это с самого начала был Норман. У него имелся план, и он просто ждал подходящего момента, чтобы выполнить его.

— Продолжай. Фотографии, которые ей прислали?

Моя голова опускается, призывая его продолжать.

— Ричард.

— Цветы? — спрашиваю я.

— Ричард. Но он говорит, что не пытался похитить Мелли с крыльца, а это означает, что это был Норман, как мы и думали изначально.

— П**дец.

— Вероятно, Ричард увидел Мелли в хозяйственном магазине и проследил за ней до дома. С этого момента он стал одержим ею.

— Я должен был…

— Больше ты ничего не мог сделать. Он оказался скользким, и его нелегко было схватить. Умный. Когда он «спасал» Полли с улиц, он делал с ней то же самое. Ходил за ней до домов, где она занималась проституцией, фотографировал, вся та же херня.

— Это всё ещё не объясняет, как он нашел Мелли.

— При помощи жучка на её телефоне.

— Мы отслеживали её телефон. У нас ничего не вышло.

— Да, потому что Норман отключил его. Но тот, что Ричард разместил на её телефоне, был внешним. Ричард действительно уехал из города по делам и когда вернулся домой и дал показания, он выследил её самостоятельно. Думал, что он герой или что-то типа того.

— Проклятие. Откуда он…? Чёрт! — я прикусываю себе щёку, потому что мой возглас заставил Мелли пошевелиться.

— Он взломал замки и подкрался к Норману на кухне. Ударил его ножом столько раз, что копам никак не удаётся получить окончательную цифру, потому что рваные раны разного рода кровоточат и пересекают друг друга. Прости за каламбур. Сосед услышал крики, так как Ричард не закрыл дверь полностью, и позвонил в полицию.

— Стало быть, один психопат спас Мелли от другого?

Джей вздыхает и качает головой.

— Да. Я даже не стану вникать в то, как безумна ситуация в целом. Бьюсь об заклад, Мелли никогда раньше не редактировала ничего столь е*анутого.

— На самом деле, была одна книга, «Ничтожная», — говорит Мелли, и мы с Джеем напрягаемся. — Маленькую девочку мучил человек, убивший её мать. Она провела в бегах практически всю свою жизнь. Из-за того, что он заставил её сделать, из-за страха, в котором она жила. Было так много поворотов, что мне пришлось прочитать книгу, прежде чем я отредактировала и вернула её.

— Как много ты слышала, Мел? — Джей подходит ближе.

— Всё, — она садится, и я пытаюсь помочь ей, в то время как тоже сажусь. — Я слышала это и не понимала. А слышала я всё.

— Прости, детка. Я думал, что ты спишь.

Она обхватывает себя руками.

— Мне нужно было это знать. А если бы тебе было известно, что я не сплю, ты бы не был так подробен. Сейчас я чувствую себя хорошо. В самом деле, я чувствую себя свободной. И как бы ненормально это ни звучало, я рада, что Норман мёртв.

— Это не ненормально. Я бы сломал ему шею, не задумываясь, — Джей хмыкает, а затем кладёт руки в карманы. — Есть вещи, которые я должен тебе сказать. Вам обоим. Мне нужно извиниться. Я столько отсутствовал, пытаясь быть везде, но… Я просто не мог приехать.

— Можем прояснить кое-какую вещь прямо сейчас, пожалуйста? — спрашивает Мелли. — Можем ли мы просто не взваливать вину на себя? Никто не виноват, кроме Нормана. Он отнял достаточное количество моей жизни, времени и свободы, и я не хочу тратить на него больше ни секунды. Если мне нужно будет дать показания или подписать бумаги, я сделаю это. Но я хочу двигаться дальше. Мы можем это сделать?

И Джей, и я согласны, но в глубине души, я знаю, что никогда не буду просто жить дальше. Джей тоже. Мы оба будем чувствовать вину. Но это наш крест.

— Понимаю, что, вероятно, поступаю неправильно, отпуская всё или, по крайней мере, пытаясь, но мне чертовски надоело быть использованной. Я лишь хочу ненадолго притвориться, если вы не против.

— Конечно.

— Всё, что угодно.

Мы с Джеем говорим одновременно, от чего все трое смеёмся. Доктор заходит с планшетом и смотрит на нас, как будто мы немного странные, учитывая ситуацию.

— Ну, я, конечно, не ожидал, что попаду в компанию смеющихся людей, но могу сказать, что приятно удивлён.

— Простите, док, — Джей вытягивает свою руку и пожимает руку врача. — Я Джей Джемисон, брат Меллисент.

— Доктор Майнер. Приятно познакомиться, — он жмёт мне руку, когда я встаю. — Смит Портер. Бойфренд.

Надеюсь, этот титул скоро изменится, ну а пока что я счастлив просто быть с ней.

— Похоже, вы определённо окружены людьми, которые любят вас, мисс Джеймисон, — доктор нежно берёт Мелли за руку и откручивает какую-то капельницу.

— Это так. Мне действительно повезло.

Седоволосый мужчина пролистывает что-то на планшете.

— Не желаете уединиться, пока я пройдусь по некоторым инструкциям?

— Нет, они могут остаться.

— Хорошо, — он подвигает круглую табуретку на колесиках и садится рядом с её кроватью. — Как вы знаете, у вас сломано одно ребро и несколько ушиблено в районе удара. И не считая небольшого обезвоживания, в момент вашего поступления, я рад сообщить, что вы свободны. Назначаю вам обезболивающие. Вы вне всякого сомнения будете чувствовать боль и слабость, поэтому, не раздумывая, принимайте их.

— Не буду.

— Теперь я даю вам номер феноменального психотерапевта. Судя по всему, с вами, кажется, всё в порядке… прямо сейчас. Но я настоятельно рекомендую позвонить ей и хотя бы поболтать, хорошо?

— Конечно.

Я не уверен, что Мелли вдохновила эта идея, но она всё равно берёт визитку. Мелли рассказывала мне, что её последний психотерапевт ничего не сделал, кроме как посоветовал ей считать в обратном порядке от десяти, когда у неё возникала паническая атака.

— Можешь положить это в бумажник?

Я беру визитку и смотрю на имя, прежде чем задвинуть её за свою кредитную карту.

Элизабет Рейнольдс.

Доктор уходит, вместо него приходит медсестра и подписывает кое-какие документы, затем даёт Мелли рецепт на обезболивающие, прежде чем снять капельницу. Я выкатываю Мелли в инвалидном кресле на улицу, туда, где нас ждёт Джей. Он водит Тахо, поэтому я поднимаю её и усаживаю на переднее сиденье, а затем немного отодвигаю его назад, чтобы она могла вытянуть ноги и избежать давления на рёбра (прим. Chevrolet Tahoe — рамные полноразмерные внедорожники американской компании General Motors, созданные на агрегатах пикапов).

Я сажусь за ней и обхватываю рукой сиденье, чтобы я мог прикасаться к ней. Мне нужно прикоснуться к ней. Мой большой палец располагается на её шее, а пальцы двигаются взад и вперед, потирая гладкую кожу её ключицы. Джей увозит нас из больницы. Когда он не выезжает на шоссе, Мелли спрашивает, куда мы едем.

— Возвращаемся домой. Ко мне домой.

— Где находится твой грузовик? — Мелли задирает голову вверх и спрашивает меня.

— На штраф-стоянке.

— Почему?

— Им нужны были улики, и я не забрал его назад.

Она прикусывает губу и смотрит в окно, затем поворачивается к брату.

— Джей?

— Да?

— Я не хочу оставаться в Чикаго. Хочу вернуться домой со Смитом.

Тишина в кабине его внедорожника настолько громкая, что у меня почти болят уши. Пальцы Джея сжимаются на руле, а моя рука прижата к коже на шее Мелли. Если бы я мог встать, я бы встал, чтобы иметь возможность подпрыгивать вверх-вниз. Я был уверен, что Мелли захочет остаться в Чикаго, тем более что мы направлялись туда, когда её похитили.

— Ты уверена? — Джей едва выговаривает слова сквозь зубы.

— Да, — она просовывает свои пальцы между моими. — Уверена.


Глава 24

Мелли


Возможно это лучшее решение, когда-либо принятое мной, или я могу пожалеть об этом завтра. Не знаю, и, если честно, мне плевать. Освободившись от беспокойства и угроз, я хочу, наконец, быть со Смитом, как и мечтала. В этом я абсолютно уверена.

— Отлично, — отрезает Джей.

— Джей…

— Нет, Мэл. Я понимаю. Правда, — он мягко похлопывает меня по бедру и возвращает руку на руль. — Я не могу просить тебя быть с кем-то получше.

Смит сжимает мою руку.

— Спасибо, приятель.

Джей включает радио, и когда начинается композиция в стиле старого доброго рэпа, они оба пытаются подпевать. Никто не поспевает, и мы смеёмся. Беззаботная и кайфующая от этого момента, я опускаю стекло и вдыхаю свежий воздух. В итоге я засыпаю, пока мы не добираемся до дома Смита после пяти часов пути.

Эрик открывает входную дверь, и прежде чем я могу подняться по ступенькам к нему, он сбегает по ним и обнимает меня.

— Ты в порядке?

— Да, — он убирает руки, и я похлопываю его по потрёпанному лицу. — Со мной всё хорошо.

Я никого не жду и спешу внутрь, чтобы увидеть Мышь. Пока парни болтают, сижу на диване и обнимаю её. Джей плюхается рядом со мной и обнимает меня за плечо.

— Тебе нужно, чтобы я остался?

— Нет. Имею в виду, конечно, я бы хотела, чтобы ты был рядом, но понимаю, что у тебя есть жизнь, к которой нужно вернуться.

— Ты уверена?

Я хмурю брови.

— Да, а что?

С ним что-то не так.

— Тогда мне пора бежать.

— Всё в порядке?

— Ничего такого, о чем тебе следовало бы беспокоиться.

— Джей, если что-то…

— Я в порядке. Всё хорошо, — он вздыхает и опускается на диван. — Хочешь знать правду?

— Конечно, хочу.

— Мне нужно убраться отсюда. От всего. Из Чикаго, с работы, от этой жизни.

От меня.

— О.

— Убери это выражение с лица. Дело не в тебе. Но так как ты с этим мудаком, — он кивает на Смита, который пьёт пиво за кухонным островком, — я не буду чувствовать себя виноватым.

— Виноватым за что?

— За то, что оставляю тебя.

— Тебе нужен перерыв, поверь мне, я понимаю. Только не задерживайся надолго, ладно?

Он обхватывает меня руками и нежно обнимает.

— Я просто немного попутешествую.

— Куда это ты собрался?

— На западное побережье.

— Чёрт, Джей. И давно ты об этом знал?

Он делает разочарованный вздох.

— Как только это дело было завершено, у меня уже было запланировано несколько недель отпуска. Конечно, я бы не поехал, если бы Нормана не поймали. Но если не возьму его сейчас, то потеряю его… и Мел, мне это действительно нужно. Мне нужна чёртова передышка.

— Я знаю, что ты хочешь.

— Кроме того, ты же не хочешь, чтобы я мешал тебе и был здесь третьим колесом, не так ли? — он усмехается и треплет мне макушку.

— Просто будь осторожен и держи меня в курсе.

— Обязательно.

— Береги себя.

Никогда не устану повторять это. Он всегда как-то умудряется находить опасность, и это пугает меня.

— Всегда, Мэл, — Джей обнимает меня и удерживает немного дольше, чем обычно. — Позвони мне, если понадоблюсь, хорошо?

Я киваю ему в плечо и шмыгаю носом, когда появляются слёзы. Потом вытираю сопли о его рубашку, как делала постоянно, будучи маленькой. Я всегда была плаксой, поэтому, когда он обнимал меня, я вытирала лицо о его рубашку, как ребёнок, которым была когда-то.

— Фу, Мэл, — он притворяется, что его рвёт. — Ты отвратительна.

— Ты любишь меня.

Он путает мне волосы и целует в лоб.

— Естественно. Даже когда ты ведёшь себя как избалованный ребёнок.

— Никогда, — я хватаю его за руку, прежде чем он выйдет из гостиной и уедет бог знает насколько. — Я люблю тебя, Джей. Спасибо тебе за всё.

— Ты моя сестра, Мел.

Я отпускаю его руку и вытираю уголок глаза. Это была его линия поведения, когда я извинялась за то, что была обузой, или когда портила его планы, или же когда чувствовала себя виноватой за то, что он вынужден был воспитывать меня, вместо того, чтобы веселиться, как другие парни его возраста.

Сидя на диване, я слышу, как он разговаривает со Смитом. Когда входная дверь закрывается, встаю и почти натыкаюсь на Смита. Он улыбается.

— Эй. Ты в порядке?

— Да. Всё в норме.

— Хорошо.

— Мне нужно принять душ. Срочно.

— Ладно. Что вкусненького заказать на ужин?

— Мой желудок всё ещё чувствует себя немного странно из-за последнего автокафе, так что как насчет чего-нибудь лёгкого?

— Хорошо, детка. Иди, прими душ, а я разберусь с этим.


* * *


Я так и не спустилась вниз, чтобы поесть. После душа села на кровать, чтобы надеть носки. А когда это было сделано, я легла и уснула.

Не думаю, что когда-либо спала так спокойно, как прошлой ночью. Руки Смита всё ещё обнимают меня, и хотя мне не хочется двигаться, я тихонько выскальзываю, чтобы воспользоваться ванной. Когда заканчиваю, мой желудок урчит, поэтому направляюсь вниз, чтобы приготовить себе поесть. Когда прохожу мимо комнаты Эрика, его дверь приоткрыта, и я заглядываю, так как горит свет.

Он сидит на краю кровати с бутылкой водки, свисающей с его пальцев. Я стучу ногтем по дереву, и Эрик вскидывает голову.

— Ты в порядке?

Невесёлый смех эхом отзывается в скудно обставленной комнате, и я захожу внутрь.

— Эрик? Что случилось?

— Я не пил, — он поднимает чистый стакан. — Хотел, но не сделал этого.

— Это же хорошо.

— На днях меня вывернуло до кишок. Думал, что у меня грипп или что-то ещё.

— Сейчас тебе лучше?

— Я чертовски волновался за тебя, Мелли. Был напуган и чувствовал себя беспомощным, что не мог ничего сделать, кроме как находиться здесь, чтобы кормить твою кошку.

Я прислоняюсь к комоду, когда он заканчивает говорить, потому что, по правде говоря, не понимаю, к чему он ведёт.

— Я проходил детоксикацию, Мелли, и даже не осознавал этого (прим. процесс разрушения и обезвреживания различных токсических веществ химическими, физическими или биологическими методами). Я грёбаный алкоголик.

— Я могу что-то для тебя сделать?

Он качает головой и перебрасывает бутылку из одной руки в другую.

— Нет. Просто рад, что ты в порядке. Думаю, сейчас я попытаюсь уснуть.

— Хорошо.

Я выхожу и закрываю за собой дверь, но перед этим задумываюсь. В конце концов, спускаюсь на кухню, уделяя, по моему мнению, много внимания ступенькам.

Моё тело жаждет кофеина, невзирая на то, что я хорошо спала, поэтому завариваю кофе. В ожидании своей чашки кофе, ищу в холодильнике что-нибудь съестное, но нахожу его пустым.

Мои клиенты будут недовольны или обеспокоены; я точно не уверена, что именно. Я исчезла, не сказав ни слова, но надеюсь, они поймут, когда объясню, что у меня была чрезвычайная ситуация. Поэтому я просто открываю свой ноутбук и жду Смита, чтобы мы могли пойти позавтракать. Когда отвечаю на электронные письма и отправляю сообщения, мои волосы отодвигаются в сторону, а теплый рот щекочет мне шею.

Девчачье хихиканье вырывается у меня изо рта.

— Это щекотно.

— Доброе утро, солнышко, — Смит целует меня в щёку и направляется за кружкой и кофейником. После того, как подливает кофе в мою, он садится рядом и опирается подбородком на моё плечо. — Чем занимаешься?

— Навёрстываю упущенное. Кстати, — я поворачиваюсь к нему так, что мои ноги оказываются между его ног, — что там с моим домом?

— Он готов.

— Что? Серьёзно?

— Да. Парни работали сверхурочно, чтобы закончить. Я также позвонил риэлтору, к которому ты собиралась обратиться. Так что она просто ждёт, когда ты подпишешь кое-что, прежде чем она выставит его на продажу.

Прямо гора с плеч. Меньше всего хотелось иметь дело с этим проклятым домом. Хотя, если бы не дом, я бы никогда не встретила Смита.

— Окей. Я сделаю это прямо сейчас.

— На самом деле у неё уже есть парочка заинтересованных в доме; они придут посмотреть на него, прежде чем он официально выйдет на рынок.

— Это потрясающе. Чем быстрее мы от него избавимся, тем лучше.

— Нейт нашёл коробку под задней террасой, когда вчера заканчивал работу над ландшафтным дизайном. Сказал, мы должны на неё взглянуть.

— Хм, — делаю глоток кофе, а затем закрываю ноутбук. — Я вновь готова съесть самое лучшее, что когда-либо было у меня во рту.

Отпив напитка и поперхнувшись, он хлопает себя по груди.

— Что?

— Это панкейки (прим. американские воздушные оладьи на молоке; подаются с маслом или кленовым сиропом). Умираю от голода.

— Ты… окей. Собирайся и поедем.

Он встаёт и разминается, прежде чем взять меня за руку и отвести наверх.

Мы собираемся, я кормлю Мышь, а потом мы идем в ресторан. У них действительно лучшие панкейки в мире, и я буду приходить сюда регулярно. Так как Нейт думает, что нам необходимо увидеть коробку, мы направляемся к дому.

Мне тяжело смотреть на дом Ричарда. Он преследовал меня, а потом спас. Это сложно «переварить». Откровенно говоря, я даже не пыталась.

Смит открывает входную дверь старого дома моего дедушки.

— Вау, выглядит замечательно, — я прохожу и поражаюсь, как хорошо он выглядит. — Это словно совершенно другой дом.

— Да. Он не так хорош, как у меня обычно получается, но он всё же приемлем, чтобы выставить его на продажу.

— Насколько хорошо твоё «обычно»?

— Материал лучшего качества. Лучшее лакокрасочное покрытие. Но из-за того, что, в конце концов, мы делали срочную работу, ребятам пришлось прибегнуть к некоторым вещам, которые мы обычно не используем или не делаем. Но это все равно отличный дом.

Я останавливаюсь на кухне и прислоняюсь к стойке.

— Ты действительно увлечён тем, что делаешь, не так ли?

Он пожимает плечами.

— Почему тебе так сложно признаться в том, что тебе действительно нравится твоя работа?

— Ты знаешь, что стоишь на том самом месте, где я впервые увидел тебя?

В очередной раз уклоняется от ответа.

— Да?

— Я даже не видел твоего лица, а уже знал, что ты собираешься всё изменить для меня.

— Не знала об этом, пока не столкнулась с тобой на улице, и ты впервые не прикоснулся ко мне.

Левый уголок его губ приподнимается в сексуальной улыбке, и он подходит ближе.

— Когда мы будем рассказывать нашим детям, как познакомились, я смогу сказать, что это была любовь с первого взгляда. Потому что так оно и было.

Моё сердце переполняется эмоциями, и я грызу кончик ногтя на большом пальце.

— Ты хочешь детей?

— Я хочу всего с тобой.

Мужчина кладёт руку мне на подбородок и приподнимает, чтобы он мог меня поцеловать, хотя я всегда готова это делать.

Я с жадностью встречаю его рот на своём и целую в ответ. Мои руки лежат на его груди, и я сжимаю материал на ней. Смит прикусывает мою нижнюю губу и отстраняется.

— Давай выясним, что в коробке.

Языком скольжу по любовно укушенному местечку и киваю.

— Хорошо.

Он тянется мне за спину и разрывает полиэтиленовый пакет на металлическом контейнере.

— Он очень ржавый. Должно быть, пролежал там долгое время.

Пальцы Смита дёргают крышку и крутят её из стороны в сторону, пока она с хлопком не открывается. Там пакетик, на котором есть пятна коричневой воды, но в остальном, это единственное, что там есть.

— Что в нём?

— Не знаю, — Смит ставит контейнер в раковину и поднимает пакетик, слегка встряхивая его, чтобы убрать лишнюю воду. Разрывает печать на куски и достаёт фотографию. — О, Боже мой!

— Кто это? — я хватаю его за запястье, чтобы повернуть, дабы получше рассмотреть. Это портрет красивой женщины в платье и широкополой шляпе, что свидетельствует о тех временах, когда жизнь была проще. — Поразительно. Какая красивая женщина.

Она смотрит прямо в камеру и смеётся, её глаза, сияющие любовью, устремлены на того, кто находится за объективом.

Смит переворачивает старую фотографию и читает надпись вслух:

«Той, что ушла».

— Какого чёрта? Ты можешь открыть это письмо, детка?

Я вскрываю конверт и вытаскиваю потрёпанный лист бумаги.

— Хочешь, чтобы я прочла вслух?

Он не отвечает мне словесно, но кивает, когда его глаза изучают снимок, сжатый между пальцами.


«Моя дорогая Бетани,

Прошло четыре года с тех пор, как ты оставила меня, и не проходит и дня, чтобы я не сожалел о своих действиях. Даже если ты вышла замуж за человека, который построил то, что должно было стать нашим домом, этот дом всегда будет напоминать мне, что ты была настоящей. Я причинил тебе боль, и он был там, чтобы «склеить разбитую чашу», и за это я не могу его винить и никогда не прощу себя».


— О, Боже, — я просто в шоке.


«Моя Мелли надеется, и как бы я ни старался любить её, как люблю тебя, никто никогда не займёт твоё место. Она хорошая женщина, и пришло время отпустить тебя. По крайней мере, я постараюсь. Знаю, что не заслуживаю тебя, и никогда не заслужу. Моя цель не в том, чтобы повлиять на твоё мнение обо мне, а в том, чтобы, наконец, закрыть главу о нас. Моя единственная надежда в том, что когда-нибудь в будущем, наши души встретятся, и ты увидишь меня таким, каким я был, когда мы впервые встретились… твой.

Всегда и навеки любящий, Келвин».


— Что происходит? — спрашиваю я.

— Я… Я думаю, наши бабушки и дедушки раньше встречались, — Смит берет конверт из моей руки и разглядывает его лицевую сторону. — Это старый адрес моих бабушки и дедушки.

— Смотри, — я указываю на красный штемпель на лицевой стороне. — Он был возвращён отправителю. Она его так и не открыла.

— Или не хотела открывать.

— Меня назвали в честь бабушки. Мама рассказывала истории о том, какой замечательной женщиной она была, я помню это. Некоторые из маминых любимых рецептов были от бабушки. Бабушка по-прежнему разговаривала с моей мамой после того, как её выгнали из дома, до того, как она умерла от рака. Моя мама никогда не знала, почему бабушка находилась с человеком, который выгнал собственного единственного ребёнка из дома.

Смит ставит фотографию на стойку и ходит взад-вперёд передо мной. Я в таком же замешательстве, что и он, если он именно так себя чувствует. Может быть, он сердится… или счастлив. Не могу сказать.

— Дорогой, что случилось? Ты в порядке?

— Это безумие, — он останавливается передо мной и хватает меня за плечи. — Ты понимаешь, что это значит?

— Что?

Красивое лицо, ради которого я так хочу просыпаться каждый день до конца своей жизни, усмехается.

— Мы приняли нашу чёртову судьбу.

— Какую Фейт (прим. на агл. слова «fate» – судьба и «Faith» – имя Фейт произносятся одинаково)?

— Нет, детка. Судьбу.

— О. Честно говоря, я всё ещё не уверена, что сейчас происходит.

— Твой дедушка, который встречался с моей бабушкой, облажался и потерял её. Мой дедушка, который построил этот дом, чего, кстати, я не знал, был там, в нужное время, и забрал её. Происходили события, проходили десятилетия, создавались поколения – и мы нашли дорогу сюда. Друг к другу.

— Мой дедушка просрал свою судьбу…

— А мы её обрели.

— О, Боже мой.

— Знаю! — он сжимает мои щёки и вместе с тем грубо целует меня. — Я хочу взять тебя прямо сейчас, но не хочу причинять тебе боль.

Я тоже этого хочу.

— Это невероятно.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

— Хочешь поехать со мной в офис и посмотреть, смогу ли я откопать старые чертежи?

— Чёрт, да.


Глава 25

Мелли


Три недели спустя


— Милый, со мной всё в порядке, даю слово.

— Хорошо. Если что-то изменится, позвони мне. Я удеру со всех ног и буду рядом с тобой в одно мгновение.

— Ты слишком много беспокоишься.

— Ни в коем случае.

— Иди, — прогоняю я его, но он меня игнорирует.

— Поцелуй меня ещё раз, и я уйду.

Игриво закатив глаза, я обнимаю его за шею.

— Если мне это будет нужно.

— Не веди себя так, будто тебе не нравится мой рот, — он обрушивается на меня и, как всегда, заставляет забыть об окружающем мире. Затем Смит отстраняется и чмокает меня в нос. — Я позвоню тебе позже, хорошо?

— Ага.

Я смотрю, как он выезжает с подъездной дорожки, после чего хватаю свою сумочку.

— Пожелай мне удачи, Мышь.

Она мяукает в ответ.

Прежде чем завести машину, я делаю глубокий вдох.

— Ты можешь сделать это, — говорю своему отражению в зеркале заднего вида. Смит думает, что я еду на последнее обследование, но я солгала. Последнее было неделю назад. Я так нервничаю, потому что никогда ему не лгала и ненавижу это. И боюсь, что это действительно будет больно, очень больно.

Я отбрасываю страх и еду к месту назначения. Когда приезжаю по адресу, который мне дали, меня слегка передёргивает от состояния здания. Но когда я искала татуировщика, всплыло его имя, и это было единственное окно, имевшееся у него из-за отмены записи.

Вылезая из машины, глубоко вздыхаю и иду к двери. Как только я вхожу внутрь, мужчина поднимает взгляд с дивана, на котором сидит.

— Привет. Ты Мелли?

— Да. Вон?

— Ага. Если ты готова, мы можем начать прямо сейчас.

— Готова, как никогда.

Всегда думала, что у мастеров по тату татуировки с ног до головы, но я ошибалась. У него их определённо много, за исключением одной руки. Кто знает, возможно, он покрыт ими в других местах.

Вон ведёт меня в комнату и жестом просит положить сумочку на стул.

— Где, ты говорила, хочешь её?

— Думаю, на бедре.

Когда мужчина смеётся, его глаза светятся.

— Ты думаешь?

— Нет. Я знаю. Знаю, что хочу её на своём бедре. Извини, — я сжимаю пальцы вместе. — Я нервничаю.

— Всё в порядке, — он похлопывает по чёрному виниловому сидению. — Запрыгивай и ложись.

Я делаю, как он говорит, и вздрагиваю, когда холодный материал прикасается к моей ноге.

— Можешь опустить верхнюю часть своих шорт и немного приподнять рубашку?

Я перевожу дыхание и делаю так, как он говорит.

— Ты ведь не передумала насчёт шрифта или чего-то ещё?

— Нет.

Вон трёт мою кожу какой-то холодной жидкостью, и меня бьёт дрожь.

— Прости.

— Не волнуйся.

Я отбрасываю свою нервозность и сосредотачиваюсь на том, что делает мастер. Он надевает пару чёрных перчаток и хватает листок бумаги с маленького стола. Вон тщательно определяет его местоположение, прежде чем устанавливает его на моей коже, прижимает, а затем снимает его. Мужчина несколько раз наклоняет голову, прежде чем дать мне зеркало.

— Так смотрится хорошо?

Дрожащей рукой я беру зеркало и изучаю единственное слово. Оно имеет гораздо больше значения, нежели местоимение. В первый раз, когда Смит поцеловал меня, он сказал, что это то, кем он был для меня. И в глубине души я знаю, что это то, кем я являюсь для него. «Твоя» — это не просто слово, это мой условный знак для него, что я с ним надолго. Он мой, а я его.

— Ты собираешься добавить фон, не так ли?

— Ага, я просто сделаю его отдельно. Всё будет выглядеть так, как ты просила — разбитое сердце, собранное воедино.

— Окей. Давай сделаем это.

Я получаю ещё одну улыбку и пинаю себя за то, что думаю о том, насколько чертовски привлекателен этот человек. Вот я делаю татуировку, символизирующую мою любовь к Смиту, и краснею перед другим мужчиной. Думаю, это значит, что я начинаю исцеляться.

Когда Вон нажимает ногой на педаль, и первая вибрация достигает моей кожи, я подпрыгиваю.

— Извини.

— Ничего страшного. Вдохни.

Вдыхаю.

— Скажи мне, если тебе понадобиться передышка, хорошо?

— Ага.

Я закрываю глаза и пытаюсь представить своё счастливое место. Однако, на этот раз, это не пустынный пляж, окружающий меня. Это Смит. Это его голос, улыбка и глаза. Он заставляет меня чувствовать себя красивой и в безопасности. Я каждое утро просыпаюсь рядом с человеком, который буквально заслонил меня от пули. Сижу на террасе, смотрю на восход солнца и знаю, что каждый день будет лучше предыдущего.

Это также осознание того, что я больше, чем моё прошлое. Я живу своей жизнью так, как хочу сейчас. Я больше не жертва, а чёртов выживший воин. Смит как бы невзначай оставил визитку психотерапевта, и я неохотно позвонила ей.

Пять лет назад женщина, которая должна была мне помочь, заставила меня почувствовать, что мои эмоции не обоснованы. Вроде как мне просто стоит забыть о том, что произошло. Она научила меня считать до десяти, когда у меня случалась паническая атака, но на этом всё.

Я разговаривала с доктором Рейнольдс только по телефону, с тех пор как она вернулась в Чикаго, но по какой-то причине она нашла для меня время. Она заставила меня взглянуть на вещи в совершенно ином свете и дала мне надежду, что я смогу жить нормальной жизнью. Многое ещё свежо, но надежда намного предпочтительнее, чем чувство беспомощности.

— Отлично. Ты свободна.

— Что, правда?

— Да, прошёл уже час, детка, — он снова протягивает мне зеркало. — Взгляни.

Когда полное изображение отражается в зеркале, я едва не выпускаю его из рук.

— Поразительно. Это прекрасно, — каким-то образом Вон переплёл трещины с буквами и сделал так, будто это одно целое. — Спасибо тебе.

— Не проблема. Рад, что тебе понравилось.

Он закрывает мою новую татуировку полиэтиленовым пакетом и пластырем и даёт рекомендации по уходу. Вручаю ему деньги, намного больше, чем я думала, будет стоить маленькая татуировка, с большими чаевыми, и, наконец, спрыгиваю со стола.

— Огромное спасибо. Мне она действительно нравится.

Мастер не отвечает, но кивает в сторону коридора.

— Я тебя провожу.

Как только мы выходим из комнаты, звонит его телефон. Вон вытаскивает его и смотрит на номер. Нахмурив брови, он не решается ответить.

— Я выйду сама. Все нормально.

— Ты уверена?

— Да. Ещё раз спасибо.

Он поворачивается спиной и отвечает на звонок резким тоном. Мои балетки скрипят, когда я иду по тускло освещённому пространству. Когда выхожу на улицу, яркий свет обжигает мне глаза, и я щурюсь. Покопавшись в сумочке, хватаю ключи и врезаюсь в кого-то.

— Простите.

Я смотрю на очень здорового мужчину, затем перевожу взгляд по обе стороны от него, где стоят двое других парней. Оба в бейсболках и с дредами.

Рослый парень посередине смеётся и указывает на дверь.

— Скажите Вону, что я сейчас приду, — двое мужчин, кивнув ему, входят в неприметное здание. — Такая девушка как ты не должна быть одна в здешних краях.

— Я, эм, я действительно ещё плохо ориентируюсь в этом районе, — несмотря на то, что этот человек кажется вежливым, я отступаю.

Он улыбается, и его золотой зуб блестит на солнце.

— Иди, садись в свою машину.

Я спешу к водительской стороне и как только открываю дверь, он добавляет:

— Скажи Смиту, я всё ещё в долгу перед ним.

Мышцы на моей шее расслабляются, и я откидываю голову назад.

— Что?

— Он знает, что это значит, — бросив эти непонятные слова на прощанье, мужчина направляется внутрь.

Моя нервная система сбита с толку, мой разум дезориентирован, но я сажусь в машину и уезжаю. Всю обратную дорогу пытаюсь понять, что, черт возьми, имел в виду этот парень.

Сегодня Смит поехал в офис, поэтому вернётся домой пораньше. Знаю, что у меня есть несколько часов до его возвращения, но я хочу приготовить ужин, чтобы он был готов к его приезду. Мне нравилось готовить для него; я никогда не думала, что буду наслаждаться этим, но мне нравится радовать его.

Я въезжаю на подъездную дорожку и открываю гараж, чтобы проскользнуть на своё место. Смит приучил меня оставаться в запертой машине, пока дверь не опустится полностью, поэтому я жду тридцать секунд, прежде чем войти внутрь.

В центре кухонного островка стоят высохшие цветы от Эрика. Он отправил их в день отъезда. Смит, кажется, не слишком беспокоится о нём, в отличие от меня. Последний раз я видела его в спальне рано утром в тот день. Когда Смит и я вернулись, отведав панкейки, Эрика уже не было. Ни записки, ничего. По-видимому, это его обычное поведение, но мне это не по душе. Я находилась здесь, заботясь о нем, и я ненавижу то, что не знаю, в порядке ли он. Когда пришли цветы, и на открытке было написано: «Спасибо за всё. Эрик», я поняла, что он не вернётся.

Хотя я бы хотела, чтобы он это сделал. Хотела бы знать, где он и что ему не больно, но он выключил телефон и просто исчез. Смит говорит, что Эрик вернётся, когда будет готов, а пока мы ничего не можем сделать.

Забросив в жаркое овощи, я бегу наверх, чтобы переодеться. Копаюсь в задней части ящика для носков и вытаскиваю зелёное кружево. Когда Джей вернулся домой, он заплатил грузчикам, чтобы упаковать мои вещи и доставить сюда, так что мне не пришлось покупать совершенно новый гардероб. На прошлой неделе, пожалуй, сразу после телефонного сеанса с доктором Рейнольдс, мне захотелось купить новое бельё. Или любое нижнее бельё, если на то пошло. У меня никогда не было ничего, что я считала бы сексуальным, поэтому я запрыгнула в свою машину и отправилась в торговый центр.

Было приятно смотреть в зеркало и понимать, впервые в жизни, что человек, смотрящий на меня, больше не был развалиной. Мои волосы блестели, а глаза сияли. Даже моя кожа была гладкой. Поразительно, на что способна любовь хорошего человека.

Я направляюсь в ванную, раздеваюсь, затем смотрюсь в зеркало. Пластырь отклеивается, и хотя Вон сказал оставить полиэтиленовый пакет на тату на пару часов, я срываю его и выбрасываю в мусорную корзину.

Пытаясь рассмотреть поближе, я наклоняю голову прямо к татуировке. Мои пальцы обводят сердце снаружи, моя красная кожа темнее, чем светлый оттенок, использованный Воном, чтобы заполнить кусочки. Я случайно касаюсь чернил и вздрагиваю от того, как болит кожа. Ой.

Не могу перестать смотреть на неё. Моя шея болит от того, что я смотрела вниз, поэтому я разминаю позвонки, пока вскоре не впиваюсь взглядом в лицо Смита в зеркале.

Не говоря ни слова, он подхватывает меня на руки, словно невесту, и несёт к кровати, бросая на спину.

— Что ты сделала? — Смит встаёт на колени у меня между ног и проводит кончиком пальца по буквам, но когда он это делает, это не больно. — Она мне нравится, детка.

— Я хотела удивить тебя.

— Я очень удивлён, — Смит целует кожу выше и ниже тату, но не поднимает голову. Вместо этого он продолжает шевелить губами и через минуту садится. — А кто твой? — он тянется за голову и снимает свою чёрную футболку.

— Ты.

— Кто моя?

Его руки тянутся к пуговицам на джинсах. Он расстёгивает пряжку и освобождается от них.

— Я.

— Ты не ездила к врачу? — он забирается на меня и целует между грудей.

— Нет. Мой последний визит был на прошлой неделе.

Его язык скользит вверх и когда достигает моей шеи, Смит посасывает кожу, прежде чем поцеловать её.

— Ты коварная девчонка.

— Ты столько для меня сделал, а я лишь… Я хотела сделать что-то, чтобы показать тебе, как много ты значишь для меня, и в первый раз, поцеловав меня, ты сказал, что хочешь быть моим…

— Я помню, что сказал.

— И я всегда слышала, если набьёшь чьё-то имя, — это к неудаче, поэтому вместо «Смит» я набила «твоя».

— Она идеальна.

В этот раз он целует меня в губы, и когда он скользит своим языком по моим сомкнутым губам, я раздвигаю их. Смит рычит и углубляет поцелуй.

Я слегка толкаю его, и он отодвигается.

— Чёрт, прости.

— Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.

Смит впервые лишился дара речи. После всех раз, когда он произносил такие красивые слова, я, наконец, оставляю его безмолвным. Очко в мою пользу.

— Я знаю, что ты сдерживаешься, и ценю то, что дал мне время. Но я готова. Уже готова. Я была готова ещё до того, как все случилось три недели назад.

— Ты… ты уверена? — он облизывает свои губы, и его челюсть двигается туда-сюда.

— Да.

Он возвращается ко мне, прежде чем я могу вдохнуть, и я смеюсь напротив его рта.

— Господи, Мелли, — когда он целует моё тело, я дрожу. — Холодно?

— Жарко.

— Да, так и есть. Чертовски жарко. Твои груди идеального размера, — он обнимает их, прижимает друг к другу и целует мои соски. Когда Смит отпускает их, его язык прокладывает путь вниз, прежде чем прикусить кожу рядом с моей татуировкой. — Она так чертовски сексуальна. И тот факт, что я единственный, кто когда-либо её увидит…

— Если я надену купальник, другие люди её увидят.

— Тогда надевай футболку. Это только для моих глаз. Это моё, ты моя, — его голос срывается, и я приподнимаюсь на локтях, чтобы увидеть его лицо. — Это сердце, части которого соединены воедино, моё, чтобы любить, лелеять и защищать, — он скользит ниже и толкает мои ноги, так что я развожу колени. Кончики его пальцев скользят по моим гладким складочкам, и когда он вставляет палец, я сжимаюсь вокруг него. — И это, — он добавляет ещё один палец и толкает его внутрь, затем выходит. — Эта киска принадлежит мне. Я единственный, кто когда-либо прикоснётся к ней. Поцелует её.

Он наклоняется вниз и целует меня, но, отстранившись, начинает сосать.

— О, Боже.

— Я единственный, кто когда-либо будет любить это, не так ли, Мелли? Никто, кроме меня, не может тебя трахнуть, верно?

— Только ты.

— Никто больше не увидит, как ты прекрасна, когда кончаешь. Он прижимает большой палец к моему клитору и играет на мне, как на скрипке, доводя до пика в считанные секунды. Я вжимаю пятки в матрас и тяжело дышу, когда медленно спускаюсь. Он целует верх моих бёдер и садится, чтобы снять свои боксёры. Когда он переворачивается на спину, я поднимаю бровь.

— Залезай.

Самое прекрасное в Смите, я никогда не задаю ему вопросов. В глубине души он всегда заботится о моих интересах, чувствах и удовольствии, поэтому я без колебаний сажусь на него. Прижимаюсь своим лбом ко лбу Смита и смотрю в его проникновенные глаза.

— Никогда не думал, что буду любить кого-то так сильно, как люблю тебя.

Он протягивает руку между нами и трётся кончиком своего члена об меня, упираясь им в мой вход. Он закатывает глаза, прежде чем его взгляд снова фокусируется на мне.

— Ты главная, когда мы в этой кровати, хорошо?

— Окей.

Он поднимает руки и прижимает их к моим щекам.

— Я весь твой, детка.


Глава 26

Смит


Когда она опускается на меня, честно слово, я думаю, что умру. Она такая тугая, что я едва могу дышать. Смерть от киски. Мелли облизывает губы и немного поднимается, затем опускается. Когда она останавливается, я открываю глаза, даже не осознавая, что зажмурился.

— Пожалуйста, скажи, что он уже весь внутри.

Когда смех вырывается наружу из моего живота, это заставляет её двигаться и опускаться чуть глубже, что, в свою очередь, вынуждает меня звучать как проклятая порнозвезда с тем, насколько громко я всего-навсего стонал.

— Нет. Ты на полпути к этому.

— Серьёзно? — она смотрит вниз и чертыхается. — Приятное ощущение, но когда я пытаюсь двигаться дальше, мне больно, не думаю, что смогу, — Мелли морщится, когда пытается снова.

— Всё хорошо. Просто делай то, от чего испытываешь удовольствие.

Положив руки мне на грудь, она приподнимается, затем снова опускается вниз. Я с трудом подбираю слова.

— Ты ощущаешься феноменально, детка.

— Ты тоже.

Её бедра двигаются немного быстрее, и без предупреждения она опускается до самого конца, закутывая меня в оболочку чистой эйфории.

— Чёрт!

Я инстинктивно толкаюсь вверх, и она падает вперед.

— Всё хорошо, Мелли?

Она не отвечает.

— Посмотри на меня, солнышко.

Её голова поднимается, глаза наполнены слезами.

— Прости. Это было немного больнее, чем я предполагала.

— Никогда не извиняйся в этой постели снова.

— Я хочу, чтобы тебе тоже нравилось.

— Так и есть. Бог мой, я никогда не испытывал ничего лучше. Клянусь тебе. Ты так близка к тому, чтобы заставить меня кончить, просто сидя на месте, что мне даже стыдно.

Она целует мою грудь и прикусывает кожу.

— Полагаю, мне нужно поторопиться.

— Да, было бы замечательно.

Сейчас движения Мелли просчитаны. Её клитор трётся о мою тазовую кость, и она изматывает себя. Это самая удивительная вещь, частью которой я когда-либо был в своей жизни. Она надо мной, такая чертовски красивая, достаточно доверяющая мне и любящая настолько, чтобы я был её первым. И единственным. Я её единственный.

Её бёдра дрожат, а движения становятся всё более неистовыми.

— Тебе нравится это?

— Да, — задыхаясь, произносит она.

— Ты близко, детка? Кончишь для меня ещё раз? Потому что я не знаю, сколько ещё смогу продержаться. Твоя киска чертовски влажная и тугая…

— Да. Сейчас.

Я хватаю её за бёдра и толкаю вниз, больше не в силах контролировать себя. Когда она выкрикивает моё имя, я отправляюсь через край вместе с ней. Оба наших тела погружаются в матрас, и я вдруг понимаю, что мы не использовали презерватив. Мысль о том, что у неё будет ребёнок, меня нисколько не пугает. Но она может не чувствовать то же самое, и я грёбаный мудак, что не защищаю её.

— Я не использовал презерватив, — шепчу я ей в ухо, прежде чем поцеловать её в то же место.

— Знаю.

— Ты нормально к этому относишься?

— Да. Не могу себе представить ничего лучше, чем завести с тобой ребёнка.

Ликующая и примитивная версия меня хочет ударить себя по груди и заорать как пещерный человек, но вместо этого я спокойно говорю:

— Я тоже.


* * *


— Ты меня избалуешь.

Я запихиваю ещё один кусок мяса и картофеля себе в рот.

— Ты заслуживаешь быть избалованным, — Мелли хватает тарелку и ставит её в раковину.

После того, как мы занимались любовью, я принял душ, а она прибралась, не желая намочить татуировку. К тому времени, как спустился вниз, Мелли уже приготовила вкусный ужин, и теперь я поглощаю каждый кусочек.

— Ах да, когда я выходила из тату-салона, я наткнулась на одного парня.

Вилка вываливается из моей руки.

— Какого чёрта?

Господи, я действительно не спущу с неё глаз. Мне не нравилось, что она ходит куда-то без меня последние пару недель, но знаю, что ей нужна независимость. Это пугает меня, но она просто удивительная женщина. Такая жизнерадостная и оптимистичная. Так прекрасно быть этому свидетелем.

— Всё нормально. Он был очень мил. Просил передать, что всё ещё должен тебе.

Мой позвоночник выпрямляется.

— Что он сказал?

— Он сказал: «Передай Смиту, я все ещё в долгу перед ним».

— Как он выглядел?

Она описывает большого чувака с золотым зубом. Дирт. Я ухмыляюсь.

— Кто он?

Поскольку Ричард под замком и, вероятно, проведёт остаток своих дней за решёткой, а Норман больше не дышит, Дирт не смог выполнить своё обещание. Однако он не спускал глаз с Ричарда, и это давало мне огромное душевное спокойствие. Так что для меня, мы квиты.

— Старый приятель.

Не похоже, что она убеждена.

Я бросаю салфетку на стол и поднимаю бровь.

— Ты не накормила меня десертом.

Когда её неубеждённый взгляд превращается в желание, я знаю, что она отвлеклась. Не хочу лгать ей, но ни за что на свете она не узнает этих подробностей.

— Снимай штаны и запрыгивай, детка.

Она хихикает, но использует руки, чтобы подтянуться вверх. Я тянусь к поясу ее штанов и стягиваю мягкий материал вниз до лодыжек, но оставляю его там.

— Сиди смирно.

С тех пор, как Мелли дала мне отведать себя на вкус ранее, я чертовски голоден, поэтому я сразу погружаюсь лицом в ее киску. Она дёргает меня за волосы, и я трахаю её языком. Её стонов и ногтей в моих волосах достаточно, чтобы свести меня с ума. Я удваиваю усилия, и вскоре её соки скатываются по моему горлу.

Моё терпение на исходе; она ослабляет меня, заставляя потерять самообладание. В одно мгновение я встаю и проскальзываю внутрь, и, стиснув зубы, жду, когда она привыкнет.

— Ты в порядке?

— Да. Пожалуйста, просто трахни меня. Я не сломаюсь.

Я хватаю её за подбородок и жду, пока её взгляд не встретится с моим.

— Ты для меня самое дорогое, Мелли. Я буду трахать тебя, однако всегда удостоверюсь в том, что ты в порядке, прежде чем сделаю это.

Морщинки между глазами смягчаются.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Она ухмыляется.

— Отлично. А теперь трахни меня.

Я не спорю и даю ей то, в чём она нуждается, то, в чём нуждаемся мы оба. Быстро и грубо, я и не предполагал, что ей понравится нечто подобное, но, безусловно, с ума схожу от того, что она делает. Ещё немного, и мы вместе погружаемся в экстаз. Подняв её со стойки, я опускаю её на пол. Когда у неё перехватывает дыхание, она смеётся.

— Я, в самом деле, испекла тебе торт, понимаешь?

— Нет ничего вкуснее, чем ты, — целую её губы, — но я съем кусочек, если тебе от этого станет легче.

— Как благородно.

Мы встаём, прибираемся, а потом едим торт. После того, как я помогаю ей с посудой, Мелли засыпает на диване, наблюдая за «Золотыми девочками». Теперь я наблюдаю за ней, и меня не волнует, что это жутковато. Она моя, чтобы смотреть. Моя, чтобы любить. Моя, чтобы лелеять. И это самая лучшая работа, которая у меня когда-либо была.

Если бы кто-то спросил меня полгода назад, я бы никогда не подумал, что могу быть таким счастливым. Мелли — это абсолютно все, что мне нужно. Наблюдать за тем, как она превращается в женщину, которой всегда мечтала стать, является не чем иным, как самым прекрасным на свете чувством. Она продолжает удивлять меня на каждом шагу. И я самый счастливый ублюдок на свете.

У меня бывают моменты, когда я не думаю, что заслуживаю любви такой хорошей женщины, но потом я смотрю на фотографию моих родителей, висящей сейчас на стене. Мелли сделала это без моего ведома, но это то, что мне необходимо было сделать давным-давно. Сокрытие воспоминаний не заставило их исчезнуть. Если уж на то пошло, это сделало их больнее.

Я вижу их любовь, чистую радость, и в эти моменты я действительно чувствую, что, возможно, я тоже этого заслуживаю. Заслуживаю Мелли. Но тогда она должна идти и улыбаться, и когда она это делает… это возвышает меня. И я снова задаюсь вопросом, как мне чертовски повезло, что она у меня есть.

Может быть, это была судьба. Кто знает? Мы так и не узнали больше никакой информации о наших дедушке и бабушке, но это нормально. Одни истории не должны были быть рассказаны. А другие? Другие должны быть написаны. Нашей истории суждено быть написанной.

У нас впереди много пустых страниц, и я планирую заполнить их все. Уверен, что моя девочка придёт и отредактирует их, но как только чернила высохнут, наша история останется в памяти людей.


Эпилог

Мелли


Прошло три года


— Что ты здесь делаешь? — мой голос пробивается сквозь сумерки, и Смит поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Я целую его вверх ногами, а потом опираюсь на переднюю дверь машины. Последние два года Смит безуспешно пытался починить машину своего дедушки. Возможно, когда-нибудь он сделает с ней что-то большее, но в данный момент это самое большое украшение двора, которое я когда-либо видела. — Всё в порядке?

Его взгляд смягчается.

— Джей спас меня. Ты знала об этом?

— Что ты имеешь в виду?

— Когда мне позвонили насчёт моих родителей и сестры.

— Я не понимаю, дорогой.

— У меня в руке был пистолет. И я не шучу; думал, это спасёт меня. Например, если я всажу одну, всего одну чёртову пулю в голову, всё будет хорошо.

Моё сердце опускается к земле.

— Смит…

— Он схватил меня. Зарядил мне пару хороших ударов в челюсть. У меня тоже копеечное нутро, — он и вправду ухмыляется. — Если бы он не сделал этого…

Я вытираю уголки глаз и шлёпаю его по макушке.

— Рада, что мой брат поколотил тебя. Боже, Смит. Я понятия не имела.

— Ты когда-нибудь задумывалась над тем, смотрят ли они?

— Постоянно.

— Мне кажется, так и есть.

Капля дождя падает ему на лоб. Затем другая. И ещё одна. Он смеётся, когда начинает лить дождь. Из ниоткуда. Мы оба промокли в считанные секунды. Я замираю, не зная, как отреагирует Смит. В прошлый раз, когда шел дождь, он притворялся нормальным. Он ведёт себя так, будто не пострадал, но я чувствую, как его тело напрягается. Вижу, как Смит борется со страхом. Не думаю, что эта фобия когда-нибудь покинет его, но сейчас он не убегает от неё как обычно.

Он садится и соскальзывает с капота машины, затем поднимает меня и кружит.

— Они так внимательно наблюдают.

— Конечно.

Он целует меня и смеётся снова, затем ставит на землю и крепко обнимает.

— Хотел бы я, чтобы они познакомились с нашей дочерью.

— Знаю, дорогой. Я тоже.

— Они полюбили бы тебя. И Софи… она всегда хотела сестру. Ты, скорее всего, устала бы от неё. Порой она могла быть занозой в заднице.

— Это вряд ли. Я росла с Джеем, помнишь?

— Да, но он немного женственный, так что…

Я чувствую, как он пожимает плечами.

— Скажи это ему в лицо.

— Скажу. Только сначала надо убедиться, что он держит Джейси.

Я смеюсь и откидываюсь назад, чтобы заглянуть в глаза мужа. Мне нужно проверить их и убедиться, что с ним все в порядке. Время от времени он закрывается, и я делаю все возможное, чтобы вернуть его.

— Мои родители обожали бы тебя. Мы с мамой всегда говорили о моей свадьбе. Делали притворные букеты, а когда ходили в магазин, смотрели на платья в свадебных журналах. Я всё ещё думаю, что она смотрит на меня и качает пальцем от отвращения, что мы поженились в здании суда.

— Послушайте, леди. Ты была беременна и ни в коем случае не могла родить ребёнка вне брака.

Дождь замедляется, и солнце выглядывает из-за облака, его лучи светят прямо на нас.

— Я же не виновата, что у тебя супер сперма, и я забеременела с первого раза, когда у нас был секс.

— Я мужественный человек, детка. Что тут скажешь?

Я закатываю глаза. Все эти годы он был самым лучшим мужем и отцом, о которых только могла мечтать женщина. Во время моих случайных кошмаров и внезапных приступов паники, он обнимал меня и, в конечном счёте, исцелил. Прошло уже столько времени, но, по-моему, я смирилась с тем, что прошла через довольно паршивое дерьмо. Я пыталась оттолкнуть его ненадолго, однако это работало лишь временно.

После нескольких телефонных сеансов и парочки личных встреч, доктор Рейнольдс дала советы, необходимые мне для борьбы с ПТСР (прим. посттравматическое стрессовое расстройство — тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций). Я прошла через ад, но сейчас я в раю. Моя жизнь идеальна, и не важно, что ждет нас в будущем, не имеет значения, какие карты мы сдадим, я знаю, что мы можем пройти через все. Пока мы вместе, ничто не может сломить нас.

— Эй. Ваш ребёнок только что обкакался, — кричит Эрик с террасы.

— Мы идём, — кричит Смит в ответ.

— Одновременно? Это впечатляет, Смит (прим имеется в виду игра слов. «We’re coming» — в пер. с анг. имеет значения: «мы идем», «мы кончили»).

Я зарываюсь головой в мокрую рубашку Смита и сдерживаю смех по возращению в дом. Когда мы входим внутрь, Эрик бросает нам пару полотенец.

— Если хочешь, я могу дать тебе несколько советов, — говорит Смит, вытирая волосы.

— Чёрт, нет. Моя жена не жалуется. Так ведь, Полли?

Она выходит из-за угла, неся нашу дочь, Джейси Софию Портер.

— Мы можем хотя бы один день не говорить о том, как ты фантастичен в постели?

— О. Прямо сейчас, — он обнимает её за шею и притягивает к себе. — Вот почему я женился на тебе.

Она закатывает глаза.

— Потому что я знаю, как раздуть твоё эго?

— Нет, потому что я знаю, что ты поменяешь все эти обкаканные подгузники.

Мы все смеёмся, но потом он шепчет ей что-то на ухо, отчего она краснеет.

— На этой ноте, — говорит Смит, — спасибо, что заглянули, но маленькой принцессе пора спать.

Мы провожаем наших друзей до двери, наблюдая до тех пор, пока их задние фары не исчезнут, прежде чем поднимемся наверх и переоденемся в сухую одежду. Я лежу на нашей кровати с дочерью и жду, когда Смит выйдет из ванной. Мышь запрыгивает на кровать и трётся головой о Джейси. «Да, знаю. Ты любишь её». Я ласкаю её, и она выгибает спину, чтобы я почесала её зад.

Смит выходит и плюхается рядом с нами. Мышь мяукает на него, а затем спрыгивает с кровати.

— Она всегда ведёт себя со мной как стерва, когда ты рядом.

— Не называй её так.

— Не похоже, что она не понимает меня. Смотри, — он наклоняется над кроватью. — Кто самая уродливая кошечка? — Смит издаёт чмокающий звук, имитируя поцелуй, и она подходит к его руке и трётся об неё. — Да. Ты самая уродливая кошечка на свете.

— Ты такой придурок.

Он откидывается назад и щекочет меня, затем Джейси.

— Но я твой придурок.

Он целует меня в щёку и продолжает щекотать самую очаровательную маленькую блондинку на свете. Она смотрит на папу своими большими карими глазами и улыбается. Ее смех — самый драгоценный звук в мире. Это то, что я никогда не устану слушать.

Не думала, что я сделаю так много сама. Но Смит? Моё сердце? Моя вторая половина? Он заставляет меня смеяться. Каждый день. Никогда не понимала, насколько он смешной, пока мы оба не оставили прошлое позади. Когда груз пережитого полностью свалился с наших плеч, он превратился не только в весёлого человека, но и более страстного и любящего, чем я могла когда-либо мечтать. Он был идеальным и прежде, но сейчас он больше чем совершенен. Он — это всё.

И он весь мой.


Конец


Загрузка...