Украденная ложь

Глава 26

Алистер

— Разве у тебя нет своей собственной комнаты? — откидываюсь я в кресле за столом. — И своей кровати?

Рук поднимает голову с моей подушки и вскидывает брови:

— Я разве не могу потусоваться с двумя лучшими друзьями?

— Тэтчер в душе, а я практически тебя игнорирую. Ты просто не хочешь сидеть один в своей комнате.

— Сайлас на «Кладбище», он хотел пойти один. Мне нужно научиться доверять ему делать что-то самостоятельно, но если я буду сидеть в нашей комнате, не отвлекаясь, то в итоге начну за ним следить, чтобы он не наделал глупостей, — признает Рук и, подбросив над головой свою Зиппо, умело ловит ее, когда она падает обратно.

Я киваю, возвращаясь к лежащему на столе эскизу, мой карандаш вдавливается в бумагу, заштриховывая внешнюю сторону розы, чтобы придать ей больше объема.

— Кстати, о Сайласе, — продолжает Рук и, сев, свешивает ноги с края моей кровати. — О Греге мы позаботимся, знаю. Но что делать с мэром? Мы просто оставим его в живых, зная, что он сделал?

Грифель моего карандаша ломается от силы нажима.

— Это не нам решать, — по-прежнему глядя на рисунок говорю я. — Это дело Си. Мы разберемся с Грегом, вытащим из него все, что сможем, а потом предоставим Сайласу решать, преследовать ли Фрэнка. Это его война. Мы просто солдаты.

Я знал, что, когда расскажу им о том, что видел, мне понадобится минута, чтобы это переварилось. Пусть правда сожжет наши и без того кровоточащие раны. Я знал, что как только мы обнаружим причастность Грега, выясним, был ли он тем, кто ввел наркотики и убил Роуз, Сайлас начнет менять направление.

План состоял в том, чтобы убить Грега, захватить флешку раньше, чем это сделает кто-либо другой, и сохранить ее до того момента, когда мы будем готовы анонимно отправить ее в полицию. Нам нужны замешанные в смерти Розмари, а не секс-группа. Это не входит в наши планы, но мы не можем держать информацию при себе, зная, что пропали другие девушки. Воздав по заслугам, мы предоставим полиции об этом позаботиться.

Мэра Донахью в любом случае ждет возмездие. Будь то от моих рук или от рук тюремной системы, живым ему не уйти.

Последние несколько дней я думал об этом видео часами напролет. Вспоминал, насколько легким для Фрэнка было это решение. Как быстро он выбрал одну из своих дочерей для сделки.

В глубине души я чувствовал себя виноватым.

Я чувствовал себя отчасти виноватым, потому что отношения Розмари с нами, вероятно, были причиной того, что он выбрал ее, а не ее сестру. Сейдж Донахью не входила в наш круг. Если Роуз была не против испачкаться, общаться с людьми с подмоченной репутацией и не обращать внимания на наши выходки, то ее сестра была полной противоположностью.

Сейдж была чирлидершей, любимицей Пондерозы Спрингс, и ее не застали бы рядом с такими, как я. Она не была сукой по отношению к нам, скорее делала вид, что нас не существует. Что было нормально, мы тоже не старались быть с ней приветливыми.

Сайлас говорил, что, когда он приходил к Роуз, Сейдж всегда исчезала. Хотя эти девушки были близняшками с общей ДНК, они казались полыми противоположностями. За исключением цвета волос, который был совершенно одинаковым, даже если одна из них любила розовый цвет, а другая его ненавидела.

— Ты бы это сделал? — спрашивает Рук, глядя на меня, плотно сжав зубы. В его голове назревает буря, от которой глаза Рука становятся такими голубыми, что мне кажется, что они светятся.

— Сделал что?

— Ты бы стал выбирать, будь ты Фрэнком? Выбирать между своими детьми?

Я закладываю карандаш за ухо и отодвигаю блокнот. Скрещиваю руки на груди и смотрю в потолок. Кусаю кожу на внутренней стороне щеки.

— Я дал бы Грегу меня убить, но не стал бы причиной смерти одной из моих дочерей.

Продукт семьи, которая с самого начала выбрала, кого из сыновей любить. Не просто небольшая линия фаворитизма, но я даже не участвовал в конкурсе на звание самого любимого ребенка. С юности я сомневался в необходимости своего существования. Если они так ненавидели меня с момента моего появления на свет, зачем им вообще было меня рожать?

Если Дориан удался таким идеальным, зачем вообще было заводить еще одного ребенка? У них же все отлично получилось с первой попытки, верно?

В этом городе секреты имеют свойство к вам подкрадываться, и ответ на этот вопрос не был исключением.

Даже будучи общепризнанным злодеем, я бы все равно пожертвовал собой, но не причинил бы вред дорогому мне человеку.

Стук в дверь останавливает этот разговор еще до того, как тот успевает начаться.

— Это, наверное, Сайлас, — объявляет Рук, спрыгивая с кровати, чтобы открыть дверь.

Хотя зачем ему стучать? Разве он не мог просто войти?

Дверь медленно открывается, высокая фигура Рука загораживает от меня коридор, поэтому я слышу только голос.

— Так-так-так, я знал, что ты рано или поздно постучишь в дверь дьявола, — отсюда я практически вижу ухмылку на его лице.

В комнату проникает язвительный голос Брайар, еще больше возвращая меня в реальность.

Рук поворачивается ко мне и указывает большим пальцем за спину:

— Это к тебе, чувак.

Я делаю вдох, поднимаюсь со стула и иду к приоткрытой двери. Я обхватываю пальцами верхнюю часть, открываю ее и опираюсь на раму, глядя на Брайар.

Ее глаза прикованы к моей обнаженной груди, она впитывает меня всего, татуировки, которые она не видела раньше, все это, и я не против.

Это позволяет мне открыто ее разглядывать, ее прямые джинсы, которые она все время носит, полосатую рубашку с длинными рукавами, разрезанную у пупка и обнажающую ее живот. Интересно, сколько парней в этом общежитии смотрели именно на этот участок кожи, пока она шла к моей комнате?

Я сжимаю пальцы на двери:

— Закончила пялиться? — вышло резче, чем я хотел, но ладно.

— Да, эм, да, я просто… крутые татуировки, — она пытается прикрыть свой вопиющий трах глазами, но безуспешно.

Я смотрю на свою грудь, на единственный рисунок у меня спереди, кроме монеты на нижней части живота. Череп барана и шипы я придумал сам, а Шейд удостоился чести набивать ее на протяжении семи часов.

— Спасибо, — ворчу я, — Ты здесь по какой-то причине? Или тебе просто нравится оказываться там, где не следует?

Я приподнимаю бровь, наблюдая, как Брайар раскачивается взад-вперед на своих каблуках.

Она оглядывает коридор, убеждаясь, что вокруг никого нет:

— Я просто хотела сказать тебе спасибо.

Из-за плохого освещения в общежитии ее глаза выглядят тусклыми.

Я понимаю, за что она меня благодарит, но все равно решаю быть засранцем.

— За то, что заставил тебя кончить? Не стоит благодарности, — я не борюсь с улыбкой, когда Брайар заливается румянцем. Ее круглые щеки краснеют.

— Я не это имела в виду, и ты это знаешь, — шипит Брайар. — Я благодарю тебя за Аду.

Я вздыхаю, выхожу в коридор, закрываю за собой дверь и опираюсь на нее спиной. Мои руки скрещены на груди. После того как мы выскочили из кабинета Грега, я имел честь объяснить ей, что перед тем, как мы трахнулись в шкафу, я написал Руку, чтобы он сделал что-нибудь, чтобы помочь нам оттуда выбраться.

Я не знал, что он сожжет растущее во дворе дерево, но это помогло. Бедная Лира стала соучастницей поджога только потому, что пыталась вырвать спичку из рук Рука и смахнуть пламя с бензина, от которого оно загорелось. Это также стало причиной моей уверенности, когда я чуть не выдал нас, трахая Брайар. Я не смог бы найти более удачного времени, но даже если бы нас поймали, я бы не беспокоился.

Грег Уэст в моей книге был уже мертв, что он мог сделать со мной или Брайар с глубины шести футов?

— Не делай из мухи слона.

— Но это… знаешь, что, — она поднимает руки, будто таким образом останавливая разговор, и тянется в карман. — Это не имеет значения. Я просто хотела вернуть это, своего рода перемирие.

Она протягивает мне ладонь и свет падает на мое кольцо.

Я, блядь, знал, что оно у нее.

После кабинета, после секса, после последствий. Мучения с ее дохлой крысой были не нужны. У меня было на нее столько компромата, что, если бы Брайар решила заговорить, я бы ее уничтожил. Поэтому не было ничего страшного в том, что я вернул тупого грызуна.

Мне следовало с самого начала его убить, это было бы проще, чем покупать припасы и еду для этой чертовой твари. Гребаной твари, которая кусала меня в первые три дня, когда я поселил ее в своей комнате в общежитии.

Пока Тэтчер был на занятиях, я устроил с белой крысой настоящий спор о том, что ей лучше собраться с духом, иначе мой сосед по комнате сдерет с нее шкуру. Я не соврал, когда сказал, что уже позволил Тэтчеру содрать шкуру с животного, кажется, с белки. Вот что мы использовали для записки на двери их общежития.

— Теперь мы друг от друга отмылись, — заканчивает Брайар, ожидая, что я заберу у нее украшение. — Ты иди своей дорогой, а я пойду своей.

Я чуть было не смеюсь: мы друг от друга отмылись?

В том шкафу мы явно занимались чем-то совсем другим. Я выпачкал в ней свои руки и член. Мои пальцы, губы были покрыты ее запахом. После душа мой член стал еще тверже. Стоя под обжигающе горячей струей воды, я чувствовал, как меня окутывает ее запах, что очень облегчало мою дрочку.

Я был ею выпачкан.

Отмыться было невозможно.

Не сейчас.

— Знаешь, что видят люди, когда смотрят на тебя, Брайар?

Вопрос застает нас обоих врасплох.

Брайар отшатывается, закатывая глаза:

— Не могу дождаться, чтобы это услышать.

Я наклоняюсь к ней, убираю ей за ухо прядь ее волос, и мой взгляд скользит по ее тонкой шее, к плечу, где, вероятно, остались следы моих зубов.

— Ничего. Они ничего не видят, — бормочу я.

Реакция Брайар оправдана: она отдергивает мою руку, стискивает зубы и встает в оборонительную позицию, уже жалея, что пришла сюда протянуть мне оливковую ветвь.

— Это так мило с твоей стороны, Алистер. Правда, спасибо, что напомнил мне, какой ты кусок дерьма.

Я даю ей от меня уйти, ровно настолько, чтобы Брайар почувствовала себя увереннее, и следую за ней. Я иду уверенным шагом, зная, что в конце концов ее догоню.

— Они видят мусор, — продолжаю я. — Отбросы.

Эти слова, кажется, подталкивают ее идти быстрее, Брайар берется за перила и спускается по ступенькам. Я следую за ней по пятам, чтобы она слышала каждое мое слово.

— Девочку из ниоткуда, которой здесь не место. Невидимку без цели, без будущего.

Мои слова резкие.

Но они честны.

Учителя не видят в ней потенциала, как в других учениках. Они смотрят на нее так, как будто Брайар уже достигла всего, чего только можно достичь в жизни. Ей достаточно просто быть здесь. Они не считают ее умной или талантливой.

Они даже ее не видят.

Брайар резко поворачивается, в ее глазах отражаются разочарование и боль. Несмотря на то, что она остановилась, я не останавливаюсь. Я продолжаю идти на нее, шаг за шагом, пока она не прижимается к моей груди.

Пока ее спина не упирается в стену, и я не чувствую ее запах.

— Я просто хотела, чтобы это закончилось, Алистер. Зачем ты мне это говоришь? Зачем ты это продолжаешь? — в ее голосе слышится надлом, она ищет в моих глазах ответы.

Я стискиваю зубы, мое лицо бесстрастно. Ей ничего во мне не разглядеть.

— Могу я тебе кое-что сказать? — я полностью игнорирую ее вопросы.

— Нет.

Не слушая ее, я хватаюсь за петли для ремня и, подцепив их пальцами, медленно притягиваю Брайар к себе. Мы с ней дышим одним воздухом, наши носы соприкасаются.

— Они точно так же смотрят и на меня, — грубо шепчу я.

Я происхожу из очень богатой семьи, и ко мне все равно относятся так же, как к девушке, у которой практически ничего нет. Это не имеет никакого отношения к деньгам, а к тому, что у нас внутри.

— Они смотрят на меня, как на ничтожество. С годами я понял, что мне это нравится. Мне нравится быть человеком, которого задвигают в тень.

Мы прижимаемся друг к другу бедрами, и глаза Брайар загораются страстью. Моя правая рука покоится у основания ее горла, пальцы слегка обвиваются вокруг шеи. Под ладонью я чувствую биение ее пульса, быстрый ритмичный стук.

Я провожу языком по нижней губе, задевая при этом ее губы:

— Мне там нравится. В тени мы можем делать все, что захотим. Там мое место. Наша невидимость не делает нас слабыми, Маленькая Воришка.

Давление моей руки усиливается, с губ Брайар срывается стон.

— Она дает нам силу.

Взгляд ее глаз испытывает мой самоконтроль, это взгляд потребности. Брайар хочет, чтобы я ее поцеловал. Чтобы целовал ее губы, шею, сладкое место между плечом и горлом, ее большие сиськи, изгиб позвоночника. Она хочет, чтобы я был на ней, внутри нее.

Мы никогда больше не сможем очиститься друг от друга.

Я хочу, чтобы мои слова впитались ей в кожу. Проникли в ее организм, чтобы она поняла, какой вред она может нанести, когда осознает, что темные и извилистые части ее самой не являются чем-то, что нужно прятать. Они должны быть тем, что двигает ее вперед.

Только так она сможет выбраться отсюда живой.

Я ослабляю хватку, отталкиваюсь от стены, чтобы увеличить расстояние между нами, мой член ненавидит меня за то, что я лишил его ее тепла.

Я стою там еще мгновение, смотрю на Брайар, на то, как поднимается и опускается ее грудь. Как ее раскрасневшиеся щеки делают ее еще более невинной, чем она есть на самом деле. Было бы так легко взять ее прямо здесь, в этом коридоре.

Вместо этого я разворачиваюсь, заставляя себя идти обратно в мою комнату в общежитии, где Рук и Тэтчер, вероятно, пытаются подслушать нас через дверь с помощью стеклянной кружки.

— Подожди, Алистер, подожди.

Я останавливаюсь, дав ей слово, но только на секунду, и она это знает.

— Я хочу знать, — вздыхает Брайар. — Я хочу знать, что делает тени такими замечательными. Я хочу, чтобы ты мне показал.

Мои кулаки сжимаются, по венам проносится огонь, в крови бурлит возбуждение. Я прикусываю язык, сдерживая улыбку.

Я знал, кто такая Брайар. Я знал, кем она была и кем может стать, как только увидел ее на той вечеринке. Я знал, какой вред она может причинить этому месту.

Теперь пришло время ей самой в этом убедиться.