Укрощенный дьявол

Глава 17, в которой де Венденхайм возвращается с победой

Ужасный скрежет грубого, ржавого металла о металл, скрип ржавого ключа в старом замке. Она колотит по рукам, которые ее удерживают. Бесполезно. Абсолютно бесполезно, невидимые ворота одни за другими захлопываются за ней, лишая ее всякой надежды. Еще одни ворота. Еще один замок. Еще один пролет лестницы. Все ниже и ниже в разверзшуюся черную пустоту.

Ее рука заломлена назад к самым лопаткам, и кровь к ней больше не приливает. Ее толкают в темноту. Ей холодно. Очень холодно. Ее обволакивает сырость, пронизанная запахом гнили и отчаяния. Она спотыкается и старается удержаться на ногах.

Перед ней оказывается сырой каменный подвал с широко распахнутой толстой дверью. И почему-то она понимает, что это конец, что это последняя дверь, последний замок, и если они закроются, она никогда отсюда не выйдет. Ее рука больше не болит. Обри ничего не чувствует – ничего, кроме поднимающегося изнутри ужаса. Она ощущает во рту вкус страха, едкого, как рвота. Позади нее кто-то горячо дышит ей в ухо.

– Упрямая сука! Фергюс. Боже, это Фергюс.

– На этот раз ты не убежишь. На этот раз...

Он нашел ее, нашел, но она не пойдет просто так.

– Нет! – кричит она, набрасываясь на него. – Нет, я не пойду! Я не виновна! Не виновна! Вы не можете заставить... вы не можете заставить меня... – Слова застревают у нее в горле. Обри пытается бежать, пытается сопротивляться, но она не может дышать, не может пошевелиться. Фергюс хватает ее и толкает, толкает, пока черная пустота тюремного подвала не открывается перед ней зияющей пропастью, и Обри кричит, кричит снова и снова.

– Обри! – издали доносится до нее голос, но громкий, а не тихий.

– Обри, ради Бога, проснись!

Обри старается вырваться, старается освободиться, но сильные руки прижимают ее к постели.

– Прекрати, Обри! – приказывает он. – Не сопротивляйся мне. Ты со мной. Тебе ничего не угрожает.

Сильные руки отпускают ее, она, просыпаясь, смутно осознает, что кто-то поднимает ее и прижимает к широкой теплой груди, и горячие слезы текут у нее по щекам – она плачет.

– Слава Богу, – услышала она шепот Джайлза. – Ах, Обри.

Джайлз, это Джайлз, и никого другого здесь нет. И тогда она начинает по-настоящему плакать, всхлипывая, как маленький ребенок, и утыкается лицом Джайлзу в шею.

– О, Джайлз... – Обри глубоко прерывисто вздохнула. – Мне показалось... Я думала... О, Джайлз...

– Успокойся, любимая. – Джайлз поцеловал ее в висок. – Теперь я с тобой. Ты со мной, и с тобой ничего не случится. Никогда.

Обри старалась остановить слезы, но из-за охватившего ее облегчения ей это почему-то плохо удавалось. Теперь кровь снова циркулировала в ее руке, но рука отказывалась ей служить, и Обри наяву ощущала, как ей в руку словно вонзаются булавки и иголки.

– О, моя рука, – прошептала она, попытавшись сесть.

– Должно быть, ты подложила ее под себя и спала на ней. – Джайлз бережно усадил Обри у спинки кровати и подложил подушку ей под спину. – Ну вот, дай мне руку.

– Мне приснился плохой сон, – пробормотала Обри и, откинув с лица прядь волос рукой, стала наблюдать, как его длинные изящные пальцы массируют ей вторую руку, возвращая чувствительность.

– Думаю, это мягко сказано, – заметил он, взглянув на Обри серыми блестящими глазами. – Страшный кошмар, так сказал бы я. Обри, ты сопротивлялась мне, как дьяволица.

Она шмыгнула носом, но ничего не ответила, продолжая наблюдать за его движениями.

– Что тебе приснилось, Обри? – спросил он, не глядя на свои руки. – Ты кричала во сне и повторяла, что не пойдешь. Куда ты боялась идти?

– Я... я не знаю, – покачала она головой.

В его взгляде была нежность, но и недоверие и обида, Обри это видела.

– Тебе и раньше это снилось, – спокойно сказал Джайлз. – Я слышал, как ты говорила во сне, тебе казалось, что тебя бьют.

– Да, – с трудом сглотнув, кивнула Обри. Выпустив ее руку, Джайлз обнял Обри за плечи. От него так приятно пахло, он был таким ласковым и надежным, что постепенно в объятиях Джайлза она почувствовала, что могла бы преодолеть любые препятствия. Энергия, которая исходила от него, была почти осязаема.

– Обри, думаю, пришло время рассказать мне, что здесь происходит, – твердо сказал граф. – Неужели ты не понимаешь, на что обрекаешь нас? Мне невыносимо видеть тебя такой – затравленной, измученной. Я хочу помочь тебе и хочу, чтобы ты мне доверяла. Я хочу знать, чем вызваны посещающие тебя ночные кошмары.

О, эти ночные кошмары не просто посещали ее, она с ними жила. Только в Кардоу ужас стал отступать, только здесь она и Айан начали вести почти нормальную жизнь. И она собирается все бросить?

О Боже, так ли это? Такова судьба: нужно пойти на риск, чтобы получить надежду на будущее с Джайлзом. И вдруг Обри захотелось, чтобы все было уже позади.

– Знаешь, Джайлз, – наконец тихо сказала Обри, – я не хочу сейчас говорить о сне. Я хочу рассказать о себе и об Айане, о нашей жизни до того, как мы приехали в Кардоу.

– Я слушаю. – Он коснулся губами ее виска.

– Но, Джайлз, то, что я расскажу, может изменить твои чувства ко мне. – Обри бросила на него быстрый взгляд.

– Это не любовь, если ее могут изменить какие-то неожиданные обстоятельства, – спокойно сказал он, погладив Обри по щеке тыльной стороной теплой ладони.

– Тебе известно, что Айан не мой ребенок, – глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, начала Обри.

– Не твой, а твоей сестры.

– Мюриел была болезненная, но красивая, – продолжила Обри. – Она обладала той хрупкостью, которая привлекает мужчин, так как сильнее подчеркивает красоту, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– По моему личному мнению, – граф сделал неопределенный жест плечом, – только сила подчеркивает красоту женщины, а не хрупкость. Но многие мужчины со мной не согласятся.

– Конечно, Мюриел многого хотела, – Обри продолжала, опустив взгляд, – и в конечном счете удачно вышла замуж – во всяком случае, так считалось – за молодого человека из хорошей семьи в Эдинбурге.

– В Шотландии? – удивленно пробормотал он. – Продолжай, пожалуйста.

– Дуглас оказался плохим мужем, – помолчав, продолжила Обри, зажав в кулаке край простыни. – Он любил общество и... и легкомысленную жизнь: наряды, игры, других женщин.

Джайлз сочувственно хмыкнул.

– Он был таким, каким был, – спокойно сказала она, бесстрастно пожав плечами. – Беспечный молодой человек и... и к тому же богатый.

– Насколько богатый? – не сразу спросил Джайлз. – Полагаю, богатый даже по английским меркам, – со вздохом ответила Обри. – И, разумеется, он хотел иметь сына, но Мюриел было тяжело вынашивать ребенка. Ко времени родов она была очень больна и разочарована в своем замужестве. Она начала угасать, терять силы и грустить. В последние годы ее жизни я жила с ней, ухаживала за Айаном и вела ее домашнее хозяйство. – Она почувствовала, что Джайлз кивнул.

– Я помню, ты говорила об этом.

– Но мы с Дугласом не ладили, – призналась Обри. – Он пренебрегал Мюриел и не уделял внимания Айану. Думаю, я винила его в смерти Мюриел, но больше всего я не могла ему простить, что он не интересовался своим сыном. Я тешилась мыслью, что могу уехать, но вряд ли я смогла бы оставить Айана, и на самом деле мне некуда было идти. Кроме того, Дуглас нуждался во мне, но я нужна была ему тихая и покорная, я должна была полностью подчиниться его воле. К сожалению, я оказалась совсем не такой.

– Можно представить его удивление, – пробормотал Джайлз.

– Он все меньше и меньше внимания уделял Айану, – с трудом улыбнувшись, продолжала Обри, – и мы все чаще из-за этого спорили. Потом неожиданно сводный брат Дугласа вернулся из Лондона в Эдинбург. Меня это удивило, потому что они не поддерживали близких отношений. Тем не менее, однажды вечером они вдвоем отправились выпить и вернулись домой, пошатываясь, держась друг за друга и распевая какие-то дурацкие матросские песенки. Услышав, что они вернулись, Айан радостно побежал к ним вниз по лестнице, но Дуглас назвал его занудой и оттолкнул от себя. Айан упал у опоры перил и рассек себе губу.

– За такое следует пороть кнутом, – угрюмо вставил Джайлз.

– Бедный Айан, он всегда тосковал по отцовскому вниманию. – У Обри на глаза навернулись горячие слезы. – А когда он упал, мое терпение просто лопнуло! Время от времени у нас с Дугласом возникали страшные ссоры, и эта, конечно, была не первой. Его брат просто стоял в стороне и смеялся. Все слуги слышали, и это было... отвратительно, ужасно отвратительно. Мой язык, очевидно, всю жизнь подводит меня.

– Но это очаровательный язычок. – Утешая, Джайлз поцеловал Обри в макушку, и она то ли усмехнулась, то ли всхлипнула.

– До поздней ночи они оба оставались в гостиной и пили. Я уложила Айана и тоже пошла спать, а на следующее утро Дугласа нашли мертвым на полу гостиной. Ему кочергой проломили голову у основания черепа. Кочергой, которую взяли у камина.

– О Боже правый! – Джайлз явно такого не ожидал.

– Джайлз, – прошептала Обри, чувствуя, как у нее в груди нарастает паника, – там была кровь... и волосы, на ней были его волосы. Он был мертв и холоден. Уже ничего нельзя было сделать. Вызвали констебля, потом судью, а потом Фергюса.

– Фергюса? – переспросил Джайлз, и Обри почувствовала в его голосе настороженность.

– Фергюс Маклорен, сводный брат Дугласа, – пояснила она.

– Это имя мне знакомо.

– Что ж, вполне вероятно, – снова усмехнулась Обри, на этот раз отрывисто и горько. – Во всяком случае, Фергюс сказал судье, что у нас с Дугласом была ссора – и не одна, а две. Он заявил, что оставил нас ссорящимися в гостиной и поехал домой. Он сказал, что я угрожала Дугласу и обвиняла его в том, что он прежде времени свел в могилу мою сестру. Но Фергюс все же признался, что был весьма пьян, а поэтому посчитал все происходящее великолепной шуткой. У него, как он сказал, даже в мыслях не было, что Дугласу грозит какая-то опасность со стороны женщины, поэтому он оставил брата и уехал домой.

– Но они, разумеется, не поверили этому Маклорену. – Джайлз крепче обнял Обри, и ей стало легче. – Он сказал совсем не то, что ты.

– Он... он нашел свидетеля, – едва слышно прошептала Обри. – Лакея, не так давно нанятого на работу. Быть может, Фергюс специально подослал его, честно говоря, я не знаю. Я о многом долго не догадывалась. Ты понимаешь? Я была ужасно наивна. Поначалу мне все казалось страшным сном, ошибкой, которую вскоре исправят. Но затем я поняла, что мне не на кого надеяться. Айан помочь не мог, а моих родителей и старшей сестры не было в живых. Мне стало страшно одиноко, и я задумалась, как долго Фергюс вынашивал свой план.

– Боже правый, какая пугающая мысль, – пробормотал Джайлз. – Но зачем? Почему он это задумал? Из ненависти? Из мести?

– Из-за власти. – Повернувшись в его объятиях, Обри заглянула Джайлзу в глаза. – Дуглас Маклорен был не просто богатый человек и не просто старший брат Фергюса. Дуглас был шестым графом Мандерсом.

Увидев, что Джайлз побелел как мел, Обри решила, что он вышвырнет ее из своей постели и из своего дома. Но вместо этого он крепко обнял ее одной рукой за плечи – так крепко, что ей показалось, что ее кости не выдержат, но это была приятная боль.

– Господь всемогущий, – после долгого молчания произнес Джайлз. – Убийство графа Мандерса!

– Ты помнишь о нем?

– Да... да, немного помню. Уголовные аспекты этого дела привлекли внимание Пиля. Тогда был... Боже, Обри, тогда был суд.

– Джайлз, я как-то сказала тебе, что был семейный скандал. – У Обри глаза были полны слез. – Скандал был из-за меня. Меня изолировали от Айана и обвинили в убийстве.

– О, дорогая. – Джайлз поцеловал ее в лоб. – О, моя бесценная любовь.

– Своей несдержанностью и острым языком я сыграла на руку Фергюсу в ту ночь. – Нежность Джайлза растравила ей рану, и Обри с трудом подавила рыдания. – После трех месяцев, проведенных в тюрьме, я предстала перед судом по обвинению в смерти лорда Мандерса.

– Но это чудовищно нелепо!

– О, доказательство было очень убедительным. Фергюса одолевало желание наказать виновного в смерти его дорогого брата. Его свидетель очень, очень старался. Думаю, только мое доброе имя и мой пол спасли меня от виселицы – это и еще мой священник, который имел смелость выступить в мою защиту.

– Но тебя признали невиновной, – резко сказал Джайлз. – Тебя... освободили. Разве не так?

– Они признали, что в моем деле недостаточно улик, – покачала головой Обри. – Джайлз, ты представляешь себе, что это такое? Это судебная лазейка, которой нет у англичан.

– Это означает, что ты свободна. – Нахмурившись, он смотрел в угасающий огонь.

– Нет, это означает, что тебе позволяют выйти из тюрьмы, – с горечью возразила она. – Но ты никогда не будешь свободен. Вердикт «за недостаточностью улик» просто оставляет висеть над тобой тень сомнений. Я лишилась доброго имени, лишилась Айана, лишилась дома. Фергюс отнял у меня все, что мне было дорого. Мне уже нечего было терять.

– Но почему, Обри? – Джайлз медленно покачал головой. – Как может кто-либо быть таким жестоким?

– Думаю, он сделал это ради денег, ради титула. Хотя, полагаю, существует небольшая вероятность, что это был несчастный случай – вышедшая из-под контроля пьяная ссора или случайное открытие, что они спят с одной и той же барменшей. Это возможно, возможно! Но я не знаю – и никогда не узнаю.

– Ради титула? – Джайлз, видимо, начинал все постигать. – Но существует Айан...

– Да, существует Айан, – эхом откликнулась Обри. – Сложная дилемма для Фергюса. Только этот ребенок стоял между Фергюсом и титулом графа. Дуглас был мертв, я выброшена на улицу, и Фергюс въехал в дом якобы для того, чтобы воспитывать наследника своего брата.

– Значит, наш Айан – граф Мандерс? – озадаченно произнес Джайлз. – Он обладает титулом, состоянием и недвижимостью – двумя, возможно, тремя имениями, – а живет здесь? В помещениях для слуг? Все эти годы?

– Но это нисколько не повредило ему, – убежденно сказала Обри. – Думаю, на самом деле это принесло ему много пользы.

– Обри, – Джайлз порывисто стиснул ей плечи, – мой дядя знал об этом?

– Я не знаю точно, что он знал, – призналась Обри, чувствуя, как у нее к глазам подступают слезы. – Майора Лоримера не слишком интересовал мир вне этих стен. Но я, разумеется, не лгала ему о том, кто я.

– Что ты имеешь в виду? – Джайлз подозрительно посмотрел на нее. – Ты сказала ему, что доводишься свояченицей Мандерсу, или нет?

– Я просто отдала себя на его милость и попросила дать мне это место, – покачав головой, ответила Обри и закусила губу. – Я увидела его объявление, и я знала его имя. Он когда-то был другом моего отца, понимаешь, и считал себя... в долгу перед моей семьей.

– Что это за долг? – настойчиво спросил Джайлз.

– Вряд ли детали имеют значение, – пожала плечами Обри. – Но я попросила в оплату этого долга нанять меня на работу и разрешить Айану жить здесь, в замке. Сначала он не соглашался, а потом, думаю... ну, думаю, он стал до некоторой степени доверять мне.

– Обри, – неожиданно на лице Джайлза появилось замкнутое выражение, – кто твой отец?

– Его звали Айан Фаркуарсон, – помедлив, сама не зная почему, ответила она. – Он служил под командой майора Лоримера на континенте. Они были близкими друзьями. Он погиб под Ватерлоо, вытаскивая с поля боя майора Лоримера. Думаю, после этого майор никогда не мог простить себе, что остался в живых.

– Фаркуарсон. – У Джайлза был вид человека, полностью ушедшего в себя. – Не Монтфорд. Айан Фаркуарсон. И не только это, Обри. Я... я теперь припоминаю.

– Что? О чем ты говоришь?

– Он стал лейтенантом лордом Кенроссом, верно? – Повернувшись, Джайлз смотрел на Обри большими грустными глазами. – Я однажды встречался с ним. В тот вечер, когда он и несколько его друзей сделали подарок дяде Элиасу. Не просто подарок – а часы. Господи! – Джайлз впился в нее взглядом. – Так вот почему он отдал тебе часы!

– Айану, – поправила Обри, снова глядя вниз на простыни. – Я же говорила тебе, что он подарил их Айану.

– Святые небеса! – покачал головой Джайлз. – Обри, почему ты этого не рассказала? Почему ты не сказала, кто ты и кто был твой отец? Все знают, что эти часы подарил Элиасу лейтенант Кенросс.

– И какая польза была бы мне от такого признания? – Пожав плечами, Обри снова взглянула снизу вверх на графа. – Назвать свое настоящее имя – это было бы все равно что признаться в том, что я и так уже убийца и похитительница ребенка. Было бы еще больше сплетен. Подумай сам – дочь графа притворяется экономкой! В конце концов, эти разговоры стоили бы мне моей свободы и благополучия Айана.

– Обри, – угрюмо сказал Джайлз, – так не может продолжаться. Необходимо все исправить.

– Нет, этого нельзя исправить! Разве ты не понимаешь? – Обри стиснула его руку.

– Обри, – задумчиво заговорил граф, – вы оба не можете продолжать жить здесь, как прежде. Безусловно, ты не имеешь права допустить, чтобы люди продолжали считать тебя миссис Монтфорд, а тем более нечестной служанкой, которая украла часы моего дяди.

– Джайлз, меня мало волнует, что обо мне думают, как о воровке. – Ее пальцы изо всей силы сжимали руку графа. – Обри Фаркуарсон считают убийцей. Что предпочел бы ты?

– Что ты мелешь, Обри?

– Ты понимаешь, Джайлз, что я похитила этого ребенка? – Теперь ее руки заметно дрожали. – Что дворянин был похищен из его кровати среди ночи? Я украла одежду, драгоценности, даже деньги, хотя все это принадлежало нам, но закон смотрит на это совершенно иначе. Ты можешь вообразить, что они со мной сделают, если поймают меня? А ты имеешь какое-нибудь представление о том, что случится с Айаном?

– Боже правый! – Взор Джайлза был обращен в глубину темной комнаты.

– Джайлз, Фергюс Маклорен не знает, где Айан. Никто не знает. Знаешь только ты. Понимаешь? Только ты.

– Ты действительно боишься, что этот Маклорен причинит ребенку вред? – мрачно спросил Джайлз.

– Я знаю, что он сделал с Дугласом, – кивнув, ответила Обри. – И я знаю, что он сделал со мной. Что его может остановить? Что, если это только часть? Часть одного огромного дьявольского плана? Джайлз, ты мог бы пойти на такой риск?

– Нет. Нет, не мог бы, если это касается Айана.

– Ах, Джайлз, это было бы безрассудно! – Обри еще сильнее сжала его руку. – Айан совершенно беззащитен и очень доверчив. Фергюс не годится в воспитатели ребенку, но он чрезвычайно хитер. Он может устроить дело так, что все будет выглядеть как болезнь или несчастный случай. Теперь ты понимаешь, почему я не хотела рассказывать тебе? Понимаешь, почему я не хочу уезжать отсюда?

– О, Обри, тебе столько пришлось выстрадать, – крепко обняв ее, мягко сказал Джайлз. – Я так сочувствую тебе, любимая.

Джайлз поверил ей – поверил! Обри снова разрыдалась у него на груди.

– Просто оберегай нас, Джайлз. Позволь нам спокойно жить в Кардоу и оберегай нас.

– Я сделаю не только это, дорогая, – пообещал он, снова прижавшись теплыми губами к виску Обри. – Я найду способ – любой способ – покончить с этой грязью. Я восстановлю справедливость по отношению к тебе и к Айану. Клянусь!

В западной части страны выдалась чрезвычайно холодная ночь, когда блестящая черная карета лорда де Венденхайма снова поднималась вверх по холму Кардоу. К сожалению, она уже не была ни такой блестящей, ни такой черной, как в тот день, когда лорд де Венденхайм и мистер Кембл отправились в свое безрассудное, безнадежное путешествие на север. Вдобавок к сломавшемуся в Дарлингтоне колесу у них под Лидсом переломилось дышло, в Дербишире треснула дверная петля, а затем где-то после Бата смертельно уставший кучер случайно задел почтовый дилижанс, оставивший полоски синей краски на блестящей черной лакировке.

Макс так давно не был дома, что жена, наверное, готова была убить его. Но если он проведет еще месяц с Кемблом, то будет как милости просить смерти. Кэтрин, однако, может не смилостивиться. А что до Кема, то он, удобно устроившись, посапывал на одном из сидений, привязав дверцу несвежим шейным платком, пока Макс сидел на козлах, не давая кучеру заснуть. Каким-то чудом Макс оставался достаточно бодрым, и они сумели благополучно миновать этот отвратительно узкий каменный проезд под подъемными воротами Кардоу.

Следующим чудом был мальчик-лакей, который еще не окончательно заснул и соблаговолил выйти и забрать их багаж. Кембл отвязал дверцу, выбрался наружу, потянулся и, пошатываясь, побрел в большой зал.

– Тогда до утра, – зевнув, бросил он на ходу. – Я пошел наверх в свою комнату, старина.

– Значит, вам нужно приготовить постели? – недовольно спросил лакей, поднимая сумку, которая явно была ему не по силам.

– Мне кажется, в прошлой жизни я был горничной, – проворчал Кем. – Я сам справлюсь. – С этими словами он взял свою дорожную сумку и быстрым шагом пошел вверх по лестнице.

– Боюсь, я не столь расторопный. – Макс не проявил сочувствия к мальчику-лакею. – И очень боюсь, что вынужден просить вас разбудить вашего хозяина.

– Милорд, сейчас половина четвертого.

– Я знаю. Но если это может служить вам утешением, он, вероятно, будет рад меня видеть.

Джайлз действительно был рад видеть лорда де Венденхайма и чертовски рад, что лакей сначала постучал и дал Обри возможность схватить в охапку всю свою одежду и скрыться в ванной.

– Я пришлю вам кофе, – прошептала Обри, когда Джайлз вошел, чтобы застегнуть ей пуговицы.

Затем Обри выскользнула из комнаты, а Джайлз, плеснув на лицо воды, оделся и отправился прямо в библиотеку. У него было предчувствие, что начинающийся день будет долгим. Войдя в комнату, Джайлз увидел осунувшегося и похудевшего Макса, который, стоя у остывшего камина, листал небольшую записную книжку в кожаном переплете.

– Боже правый, где ты был? – Джайлз быстро пересек комнату, чтобы пожать руку друга. – Честное слово, Макс, ты потерял пару стоунов.[9]

– Джайлз, – мрачно отозвался Макс, – ты имеешь представление о том, что такое телячий рубец с потрохами и при правой? Или хаутаудай? Или каллен скинк?

– Каллен скинк? – Джайлз усмехнулся. – Полагаю, ты ездил с ним в Итон.

– Попробуй еще раз.

– Ладно, – Джайлз перестал улыбаться, – это все шотландские блюда.

– Да, – Макс презрительно скривил губы, – в ущерб себе я узнал, что шотландцы понятия не имеют о хорошем вине и питаются овсом, нутряным салом и кишками животных, набитыми прочими отвратительными вещами, которые человеку даже не придет в голову употреблять в пищу. И тебе, мой друг, придется дорого за это заплатить. – Он бросил в сторону свою записную книжку. – И я еще даже не подсчитал, сколько ты должен мне за то, что я почти месяц провел в обществе Джорджа Кембла. Но все это того стоило, Джайлз, потому что я расскажу тебе историю, от которой у тебя волосы встанут дыбом.

– Ах, – Джайлз сел в одно из стоявших у камина кресел, чувствуя себя усталым не только оттого, что не спал, – я уверен, что уже слышал ее. И должен сказать, совсем недавно.

Последовав за ним, Макс сел в кресло напротив, и некоторое время постукивал одним пальцем по подлокотнику, словно размышляя, с чего лучше всего начать.

– Значит, она тебе рассказала? – в конце концов, спросил он. – Обри, я имею в виду. Ты знаешь правду о том, кто она?

– Макс, я всегда знал правду о том, кто она. Но теперь мне известна ее история – или часть этой истории, во всяком случае. Я знаю, что она леди Обри Фаркуарсон и что ее обвиняют в убийстве графа Мандерса. Я до сих пор не могу прийти в себя от ужаса.

– Я очень рад, что она рассказала тебе об этом, – с облегчением сказал Макс, расслабившись. – Просто невероятно, что твоя экономка на самом деле леди, скрывающаяся от правосудия, а маленький мальчик – дворянин. Поразительно – и нет. И все же она замешана в очень неприятном деле.

– Именно поэтому я завтра уезжаю в Лондон. – Сжав в кулак руку, Джайлз ударил ею о колено. – Я хочу, чтобы ты поехал со мной, Макс. Мне предстоит долгий разговор с нашим министром внутренних дел.

– С Пилем? Зачем? – Макс поднял обе густые черные брови.

– Я намерен раз и навсегда положить конец этому делу, – прищурившись, решительно заявил Джайлз. – Я хочу, чтобы невиновность Обри не подвергалась сомнению. Я хочу, чтобы ее обвинителя приперли к стенке так плотно, чтобы он не мог дышать. Кроме того, я хочу, чтобы этот ребенок до достижения своего совершеннолетия был под моим покровительством. Я хочу, чтобы он носил унаследованное им имя и заявил о правах на титул.

– Правда? – пробурчал Макс.

– Я намерен жениться на ней, Макс, – наклонившись вперед, сказал Джайлз тоном, не терпящим возражений. – Я уже несколько недель прошу ее об этом, а не только после того, как она рассказала, кто она.

– О, этому я верю.

– Макс, Пиль мне обязан, ты это знаешь, – прищурившись, сказал Джайлз. – Он не посмеет отказаться. Мы найдем способ разобраться с этим Маклореном.

– Я не сомневаюсь ни в твоей настойчивости, ни в твоей беспощадности, Джайлз, но рад сообщить, что тебе нет нужды обременять себя такими заботами. Маклорен очень кстати нашел сам свой конец.

Когда Обри вошла в комнату, неся поднос с кофе, хлебом и маслом, Джайлз все еще стоял с открытым ртом. Вскочив на ноги, Макс взял у нее поднос, а Обри, взглянув на него, покраснела и отвела взгляд.

– Нужно что-нибудь еще, милорд? – тихо спросила она.

– Иди сюда, дорогая, и сядь. – Джайлз встал и протянул ей обе руки. – Боюсь, Макс побывал в Шотландии.

– Я налью, – сухо сказал Макс. – Нам всем это необходимо.

Обри побледнела, но, ничего не сказав, позволила Джайлзу проводить ее к креслу, а Макс попытался улыбнуться, но выражение его лица продолжало оставаться мрачным.

– Ваша родина не очень гостеприимна в такое время года, леди Обри, – сказал он, осторожно наклоняя кофейник, – но мы выполнили то, что собирались сделать.

– Могу только представить, что вы, должно быть, думали, – помолчав, сказала Обри удивительно отчетливо и твердо, переведя взгляд с Макса на Джайлза и обратно. – Но у меня не было выбора – никакого. Это вы можете понять? Я сделала то, что должна была сделать.

Макс протянул ей чашку кофе, но она ее не заметила, и он поставил кофе на стол перед ней.

– Я совсем не собиралась никому доставлять таких хлопот, – продолжала она, не отрывая от Макса взгляда. – Я всего лишь хотела, чтобы меня оставили в покое, позволили спокойно работать. Возможно, мне следовало все объяснить, но я не... Я просто была так...

– Напугана? – подсказал Макс.

– Да, напугана. – Обри потупилась.

– И, я думаю, не без основания.

– Сожалею, что мое молчание доставило вам столько неприятностей. – От признания Макса голос Обри несколько смягчился; при ее словах Джайлз наклонился и положил свою руку ей на руку. – Я недавно все объяснила лорду Уолрейфену. Вы совершили тяжелое путешествие впустую.

– О, это далеко не так. – Макс налил себе чашку кофе. – Если только вы не считаете пустяком восстановление справедливости и опровержение кучи неприкрытой лжи.

– Что вы называете справедливостью? – Обри вскинула голову.

– К сожалению, Фергюс Маклорен весьма плохо кончил. – Макс медленно помешивал свой кофе. – Я не стану обременять вас подробностями, но это была более легкая смерть, чем он заслужил. В конце концов, Кем и я разыскали вашего лакея, и у нас состоялся честный обмен мнениями.

– Честный? – с отвращением хмыкнул Джайлз. – Я удивляюсь, если такому человеку известно это слово.

– Быть может, это как-то связано с нечистой совестью? – пожав плечами, высказал предположение Макс. – А кроме того, возможно, оказало действие понукание Кема. Во всяком случае, после небольшого... э-э... подталкивания парень стал поразительно откровенным.

– Звучит тягостно, – поморщился Джайлз.

– Да, возможно, – признал Макс с весьма официальным видом. – У Кема, ты же знаешь, совершенно невыносимый характер. Боюсь, погода в Шотландии показалась ему отвратительной, и когда дождем были испорчены его любимые итальянские туфли, это стало последней каплей, а лакей Фергюса просто оказался у него на дороге в неудачный момент.

– Очень жаль, – сухо заметил Джайлз.

– В конце концов, мы доставили его к судье, – улыбнувшись, сообщил Макс, – и, учитывая, что Фергюс мертв, а настроение у Кема испорчено, парень, мягко говоря, стал словоохотливым.

– Слава Богу. – Джайлз заметил, что Обри с облегчением расслабилась.

– Чтобы быть честным, Джайлз, это не так уж было нужно, – снова пожал плечами Макс. – Со временем симпатии людей склонились в сторону леди Обри. В Эдинбурге Маклорен постепенно показал себя корыстолюбцем, каким и был на самом деле. А у слуг, видимо, никогда не было никаких сомнений в ее невиновности.

– Некоторые выступали в мою защиту, – прошептала Обри, налицо которой немного вернулись краски. – И после суда няня Айана однажды ночью оставила дверь незапертой, так что я смогла похитить его. Я с ума сходила от беспокойства. Надеюсь, Фергюс не искал мести.

– Думаю, Фергюс ловил другую рыбку, мадам, – усмехнулся Макс. – По всеобщему мнению, у него было множество врагов, и большую часть времени ему приходилось следить за своей спиной.

По мере того как Обри осознавала все, что говорил Макс, напряженность явно покидала ее тело.

– Но как все это понимать? – спросила она. – Значит, все закончилось? Вот так просто?

– Вот так просто, – мягко ответил Макс. – Против вас, дорогая, больше нет обвинений, осталось только сочувствие к вам и замешательство определенных официальных лиц.

– Но остается еще... – осторожно начала Обри. – Вы считаете – я хочу сказать, что вижу это по вашим глазам, – главной причиной, побудившей вас отправиться в Шотландию...

– Обри, милая, о чем ты говоришь? – Джайлз недоуменно взглянул на нее.

– Она говорит о майоре Лоримере, – ответил Макс, развалившись в кресле и держа в руке блюдце с чашкой. – Об этой смерти, которая беспокоит нас здесь, не так ли?

– Меня определенно больше волнуют живые люди, – отозвался Джайлз, беспокойно ерзая в кресле.

– Успокойся, – жестом руки остановил его Макс. – Я решил и эту проблему.

– В Шотландии? Не могу придумать как.

– Вот-вот, Джайлз. – Макс задумчиво отхлебнул кофе. – Ты произнес ключевое слово – думать. Именно это прежде всего должен делать хороший полицейский. Увы, я позволил заржаветь своей технике. Я так старался поскорее все перечитать, пересмотреть и заново всех опросить, что просто забыл о логике вещей.

– О, и как же ты о ней вспомнил?

– Моя дорогая, дорогая девочка, – тихо сказал Макс, не обращая внимания на Джайлза, а глядя только на Обри, – вы не думаете, что нам пора положить конец этому недоразумению?

– Не имею понятия, о чем вы говорите. – Побелев как полотно, Обри вскочила из кресла.

– О, леди Обри, эти прекрасно задуманные планы! – сочувственно усмехнувшись, пробурчал Макс. – Такие планы иногда осуществляются, вы знаете. Но у вас не было даже плана, составленного на скорую руку, верно?

– Послушай, Макс, – Джайлз встал на ноги, – я не желаю этого слушать.

– Я не могу этого больше терпеть. – Оставив мужчин, Обри направилась к двери. – Не могу и не хочу. – Она захлопнула за собой дверь.

– Будь ты проклят, Макс! – Джайлз возмущенно обернулся к другу. – Разве она не достаточно пережила? Почему ты не можешь оставить ее в покое?

Макс подошел к письменному столу Элиаса и, остановившись, смотрел в окно.

– О, она вернется, – он поднес к губам кофейную чашку, – обязательно вернется. И мне очень хочется посмотреть, что она принесет с собой.