При всей романтичности предыдущего вечера (точнее ночи), пробуждение никак нельзя было назвать таковым. Скорее оно стало шокирующим. Гарри едва не снесло с кровати звуковой волной от вопля:
— Северус Тобиас Снейп! Как ты мог так безответственно покинуть больничное крыло?!
Поттер и предположить не мог, что Помфри может так громко возмущаться. Видимо, беспокойство о пациенте напрочь лишало ее привычной тихой скромности. Но на молодого волшебника это произвело неизгладимое впечатление, заставив замереть и, кажется, даже не дышать. Вот только тот, кому это возмущение предназначалось, ничуть не убоялся (видимо, это был уже не первый «опыт») и довольно раздраженно заметил:
— Думаю, я в состоянии сам определить, где мне лучше провести ночь, Поппи.
— Это безответственно, прежде всего, по отношению к твоему собственному здоровью! — колдомедик разъярилась не на шутку.
— И поэтому, видимо, ты сейчас стараешься закончить то, что начал Воландеморт? — хмыкнул Снейп.
Если что и могло осадить мадам Помфри, так это то же, что и разъярить — угроза жизни или здоровью пациента. Она тотчас сбавила тон, хотя проворчала:
— Все-таки ты должен был предупредить меня, прежде чем уходить.
— Мы оба знаем, чем бы это закончилось, — усмехнулся Северус. — К тому же, думаешь, я не могу здраво оценить собственное состояние? Ты ведь сама все понимаешь, поэтому и явилась ко мне только утром, не так ли?
В спальне повисло многозначительное молчание, а Гарри больше уже просто не мог лежать, не подавая признаков жизни. Пришлось показаться из-под одеяла и сказать:
— Доброе утро, мадам Помфри.
Колдомедик уставилась на парня так, будто перед ней как минимум явился дух самого Салазара Слизерина. Заливаясь краской, Поппи спросила:
— Что ты здесь делаешь, Гарри?
— Сплю, — лаконично ответил Поттер. Почему-то чужое смущение явилось лучшим лекарством против собственного. Даже удалось невозмутимо уставиться на Помфри.
— Но… но… но почему? — еле выдавила из себя колдомедик.
— Не думаю, что нахождение супругов в одной постели должно вызывать вопросы, — фыркнул Северус.
У Гарри создалось впечатление, что он пытается этим самым скрыть смешок, но обернуться, чтобы посмотреть, незаметно никак не получалось, поэтому парень продолжал сверлить взглядом колдомедика, которая стала просто пунцовой, растеряно пробормотав:
— Гарри…
Еще немного и Поттер непременно доконал бы Поппи вопросом, что неужели он должен отчитываться перед всеми еще и о своей интимной жизни, но мадам Помфри удалось взять себя в руки. Прокашлявшись, она пробормотала:
— Что ж, надеюсь, твое самочувствие, Северус, не ухудшится. Но если возникнут даже малейшие подозрения — немедленно вызови меня. Хотелось бы верить, что впредь подобные выходки не повторятся.
Гордо развернувшись, колдомедик направилась назад, к камину. Впрочем, эффект был бы больше, если бы она не сжимала нервно края своей мантии.
— Интересно, какие выходки она имела в виду? — прыснул Гарри, уткнувшись в плечо супруга.
— Вряд ли те, о которых ты подумал, — Снейп, наконец, позволил себе улыбнуться.
Поттер не мог не улыбнуться в ответ, но потом посерьезнел и спросил:
— А как ты на самом деле себя чувствуешь?
— Сносно. К вечеру все пройдет.
Говоря это, Северус закатал рукав пижамной куртки, снова посмотрев на то место, где до вчерашнего дня находилась Темная Метка. За ночь никаких кардинальных изменений не произошло. Она больше не появилась.
— Метки больше нет. Это навсегда, — подтвердил Гарри, очерчивая кончиками пальцев, оставшиеся на руке Снейпа тонкие шрамы, и думая, видит ли супруг, что они складываются в пентаграмму. Он и сам-то теперь различал с трудом.
— Спасибо, — и, вместе с благодарностью последовал поцелуй. Осторожный, словно Северус все еще опасался, что его могут оттолкнуть.
Вот только Гарри подумал о совершенно противоположном. Даже такой малости оказалось достаточно, чтобы молодой организм напомнил о потребностях, которые столь долго игнорировались. Кажется, Поттер не переставал хотеть своего супруга с того самого момента, когда набрался смелости признаться самому себе в испытываемых чувствах.
Конечно, в свете всего этого Гарри и не подумал отталкивать Северуса, а лишь теснее прижался, отвечая на поцелуй со всей возможной пылкостью. Только мысль о том, что супруг все еще недостаточно оправился, остановила его от того, чтобы немедленно пойти дальше. Хотя, воспользовавшись передышкой, Поттер предложил:
— Может, сегодня вообще не будем никуда выходить? Добби может принести еду нам прямо сюда.
— Вот только уроки у пятых, шестых и седьмых курсов провести не сможет, — вздохнул Снейп, выбираясь из кровати.
— Ты точно достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы вести уроки?
— Не беспокойся, не в первый раз. И у тебя, кажется, тоже сегодня занятия.
С этими словами зельевар скрылся в ванной. Да и Гарри понял, что следует возвратиться к себе и тоже умыться, привести себя в порядок, если он не хочет объяснять Люпину, почему опоздал.
Потом был быстрый завтрак, и оба разбежались по своим делам. Снейп преподавать, а Поттер учиться. Правда, пока парень собирался, Морри не удержался и вставил свои пять кнатов в происходящее:
— Ну что, теперь понял, что супруг испытывает к тебе совсем иные чувства, чем ты предполагал?
— Понял, — глаза Гарри невольно заискрились.
— Вижу, ты и сам весьма… проникся им.
— Да, — лгать самому себе было уж как-то совсем глупо. — Сейчас скажешь что-то вроде: «Я же тебе говорил!»?
— Не скажу, хоть и хочется. Лучше берегите друг друга. Если уж два сложных человека так совпали, то это явно не просто так.
— О чем ты?
— О судьбе. Но это лирика. Сейчас лучше беги учиться, уже опаздываешь. А потом, при первом удобном случае затащи своего супруга в постель. Надеюсь, в этот раз я тебе не понадоблюсь.
От этого ехидного замечания Гарри споткнулся и чуть не упал, но спросить со «вторым «Я» уже не было времени, и он заспешил дальше.
Все курсы, которым не повезло сегодня иметь в расписании зельеварение, вынуждены были корпеть над внеочередными контрольными работами. Снейп был просто не в состоянии вести обычные занятия, тем более практические, всерьез опасаясь, что просто не уследит за учениками, и минимум, что те устроят — это взрыв котла.
Мысли о произошедшем ни на минуту не покидали Северуса. И все то время, покуда ученики корпели над заданиями, зельевар думал. Думал о собственном супруге, о том, кто он есть, и какие неожиданные перемены тот внес в его одинокую и опасную жизнь.
То, что величайший маг современности, более того, Некромант, испытывает к нему, Снейпу, привязанность и страсть (в чем он имел возможность убедиться лично), в другое время заставило бы его испытать торжество и изрядно потешило бы самолюбие. Но не сейчас. Сейчас он сам испытывал к супругу как минимум то же самое.
Как ни парадоксально, но Поттер постепенно становился именно тем, к кому Северуса всегда влекло. Вздорный мальчишка, копия своего отца, постепенно исчезал (а может, его никогда толком и не было), уступая место хоть и пылкому, но вдумчивому, а порой и рассудительному молодому человеку невероятных способностей, да к тому же и чертовски привлекательному. Именно такая мужская, чуть диковатая красота заставляла сердце Снейпа замирать, а вовсе не холеная, выпестованная. Хоть, в свое время, зельевар и отдавал должное прелестям Люциуса Малфоя.
И вот это практически полное воплощение мечты Северуса ответило ему взаимностью. Даже более того, вместе со своими чувствами Гарри преподнес такой дар, о котором Снейп не смел и мечтать. Свободу. Свободу от хозяев.
До этого Северус запрещал себе даже думать о чем-то подобном. С той самой ночи, когда им пришлось исполнить супружеский долг, Снейп пытался убедить себя, что будет поистине чудом, если они с супругом смогут сохранить хотя бы видимость дружеских отношений. Уж слишком хрупким казался ему тогда Поттер. Но за этой внешностью скрывалась редкая воля.
Но Снейп не был бы Снейпом, если бы вот так вот просто кинулся в водоворот чувств. Он слишком долго лелеял собственную подозрительность, так что одни опасения сменились другими. Что если Поттер вскоре поймет, с каким мрачным типом связался? Сколь выстуженная и прогнившая его душа? Зачем ему такая во всех отношениях невыгодная партия?
Будучи давным-давно взрослым человеком, Северус не верил во всемогущую силу любви, и что во имя ее можно измениться, да и в саму-то любовь верилось с трудом. Зельевар прекрасно отдавал себе отчет, каким скверным и нелюдимым характером обладает, и что ему совершенно не свойственны романтические проявления, и эти два обстоятельства вряд ли изменятся. Что такое, рано или поздно, способно оттолкнуть любого.
И разве так уж важно, что одна мысль о Гарри пробуждает нечто совершенно неожиданное и гораздо более глубокое, чем страсть?
Было еще одно обстоятельство, озадачивающее Снейпа. Он давно уже перестал ощущать сквозь брачные узы какие бы то ни было отрицательные эмоции супруга в свой адрес. К остальным — бывало, особенно к директору, но не к нему. И когда же произошел этот переломный момент? Похоже, с того дня, когда они вернулись из Лондона после «побега» Поттера.
Вот и сейчас, прислушавшись к их связи, можно было ощутить лишь тоненькую струйку тепла и смутное понимание, что, похоже, Гарри тоже думает о нем.
И что, спрашивается, со всем этим делать? Северус чувствовал, что все глубже загоняет сам себя в моральную ловушку. Вот только отказаться от такого подарка судьбы казалось еще более невыносимым, чем все возможные последствия.
Мысли Гарри тоже весь день вращались вокруг Снейпа, только вот у него не было возможности капитально задуматься о происходящем. Впрочем, и необходимости такой он не видел. Его тянуло к собственному супругу, и бороться с этим дальше он не видел смысла. Вот только некоторые окружающие, похоже, так не считали.
Поттеру пришлось почти целый день провести с Люпином, отрабатывая различные проклятья и контрзаклинания. Впрочем, все было не так уж и плохо. Оборотень действительно много знал о защите от темных сил, и практика проходила довольно успешно. Вот только стоило приняться за весьма поздний ланч, который учитель и ученик устроили прямо в классе, выделенном Дамблдором для занятий (чтобы не беспокоить и не вызывать подозрений у остальных учеников), как Ремус, не глядя на Гарри, заметил:
— От тебя опять пахло Снейпом.
— И что?
— Гарри, это… все вовсе не обязательно. Если тебя что-то не устраивает, ты можешь пожаловаться Дамблдору, и…
— Что «все», Ремус? Или ты даже не можешь произнести этого вслух? — Поттер бросил на оборотня холодный взгляд. Он просто не понимал, чего добивается друг его родителей. Чтобы он испытывал вину за то, что ему нравится собственный супруг?
Люпин вздохнул, словно набираясь храбрости, и все-таки проговорил:
— Секс вовсе не должен быть постоянным в вашем фиктивном браке, Гарри. Достаточно всего одного раза, чтобы закрепить связь, я узнавал. И если Снейп принуждает тебя…
— Что ж вам так не терпится сделать из Северуса насильника? — почти простонал Поттер.
— Гарри, он был Пожирателем Смерти. И стал служить Воландеморту добровольно, пусть потом и переменил сторону. Но, неужели ты думаешь, что до этого он приходил лишь послушать, о чем они говорят, не принимая участия? Никто точно не знает, сколько крови на руках этого человека.
Не сказать, чтобы этот вопрос никак не волновал Гарри. Он думал о нем не раз, но чем больше узнавал Северуса, тем больше проникался пониманием мотивов. Сам Поттер так бы не поступил, но не судить же всех по себе. К тому же, он же смог простить Снейпу историю с пророчеством. Действительно смог. А пожирательское прошлое… зельевара оно и так сильно мучило, так зачем же еще усугублять? Гарри справедливо полагал, что Северус стал сам себе куда более строгим судьей, чем Визенгамот. Поэтому сейчас парень посмотрел на Люпина отстраненным взглядом и заявил:
— Прошлое есть прошлое. Оно имеется у всех.
— Прошлое прошлому рознь, — возразил Ремус, не сводя с парня пристального взгляда, от чего тому так и хотелось сделать «Бу!», но вместо этого он ответил:
— Лишь у единиц оно безупречно, Ремус.
— Я знаю, что не подхожу под образ праведника, что я оборотень, — у Люпина хватило совести покраснеть. Впрочем, это с ним случалось часто. — Но, например, ты сам.
— Угу. Потенциальный убийца — куда уж безупречнее!
— Гарри…
— Пустое, — отмахнулся Поттер, утомленный этими вымученными нравоучениями. — Северус мой супруг, и точка. Вы сами этого хотели. И о нашей с ним жизни я отчитываться не буду. Ни перед кем.
После этой тирады они немного помолчали, пока Ремус с очередным сокрушенным вздохом не пробормотал:
— Иногда мне кажется, что он держит тебя под Империусом. Ты так не похож на себя прежнего!
— Прежнего, говоришь? — глаза Гарри гневно сузились, он чувствовал, как внутри начала клокотать ярость. — Какого прежнего? Или ты думаешь, что пары бесед на третьем курсе и тройки мимолетных встреч после достаточно, чтобы хорошо узнать меня? Прости, но я тебя огорчу. Ты лишь думаешь, что знаешь меня, нарисовав себе какой-то вымышленный образ, равно как и остальные.
— Гарри…
— Хочешь речей и объяснений — ступай к Дамблдору. Думаю, он с удовольствием порасскажет тебе много занимательного. И не нужно учить меня жить. Запоздало как-то получается, не находишь?
Люпин не нашелся с ответом и, как обычно, предпочел виновато потупиться, от чего Поттер едва не взвыл. Ярость требовала выхода, но не избивать же оборотня! Поэтому Гарри предпочел быстро попрощаться и уйти. Во избежание.
Не желая видеть кого бы то ни было, Поттер накинул мантию-невидимку, едва покинув класс, и пошел куда глаза глядят. Вскоре выяснилось, что глядели они в сторону Астрономической башни. В такую по-осеннему мерзопакостную погоду, когда порывистый ветер так и норовит пробраться под одежду, а в лицо кинуть непонятную изморось, не было ничего удивительного, что на смотровой площадке парень оказался один. Впрочем, для него так было даже лучше.
Облокотившись о каменный подоконник, Гарри хмуро вгляделся в не менее хмурый пейзаж. Настроения его и погоды на удивление совпадали. Ярость все еще клокотала в груди, перейдя в более тихую, но от того ничуть не менее спокойную форму. В очередной раз хотелось послать все к черту, особенно некоторых представителей Магического Мира. Да что они вообще знают!
Внезапно Поттер ощутил холод под пальцами и увидел, что камень под ними покрылся коркой льда, который с каждым мигом расходился все дальше. Поспешно отдернув руки, Гарри понял, что нужно успокоиться. Еще не хватало магического всплеска!
Странно, что Морри никак не прокомментировал происходящее.
— Потому что чувствую почти то же самое, — фыркнуло «второе «Я». — Но лучше, и правда, держать себя в руках. Интересно, что запоет Люпин, когда директор расскажет ему о том, кто ты есть.
— Меня это не волнует, ну, почти. Вот только раздражает, что он, в самом деле, думает, что заботиться обо мне! У многих потрясающее чувство проявлять заботу тогда, когда она не нужна.
Морри начал что-то отвечать, но в этот момент Гарри вздрогнул от неожиданности, так как на его плечи легли чьи-то руки, и едва не использовал невербальное проклятье, но именно в этот момент пришло теплое ощущение родства, а потом раздался голос, который невозможно было не узнать:
— Ты что, решил намеренно заболеть?
— Нет, просто стою, — Поттер чуть подался назад, чтобы всей спиной прикоснуться к супругу, буквально впитывая его тепло.
— Просто стоишь на ледяном ветру в одной этой мантии-невидимке вместо теплой?
— Ну… да. А как ты меня нашел?
— А ты прятался?
— Вроде нет.
— Вот именно. К тому же мы с тобой связаны. Некоторое время назад мне довелось ощутить твое сильное… раздражение.
— Прости, я не хотел.
— Не говори глупости. Как бы там ни было, продолжать дискутировать здесь — верх неосмотрительности. Идем.
— Но у тебя, наверное, скоро опять занятия.
— Нет, только проверка работ. Идем же, пока ты не превратился в ледяную статую!
В голосе Северуса послышались недовольные нотки, и Гарри решил последовать его совету. Так что в подземелья они вернулись вместе. Правда, этого никто не заметил — на Поттере по-прежнему была мантия-невидимка. Он вовсе не хотел, чтобы слизеринцы снова увидели его возле покоев зельевара.