Миша
Эти слова никогда не сорвутся с моих губ, но, блять, я наслаждался тренировкой.
Я гребаный ублюдок, потому что видеть слабую Аврору подо мной было чертовски возбуждающе. Господи, ее глаза сверкали от злости, а ее дерзость только сильнее разожгла кровь в моих венах.
Я поправляю стояк в своих штанах-карго, пока иду на занятие к инструктору Волкову.
Время пыток.
Войдя в комнату, я занимаю место рядом с Алеком и Армани.
Армани бросает на меня взгляд.
— Рад видеть, что ты пережил тренировку.
— Чувак, убери выпуклость, — бормочет Алек. — Мы близки, но мне не нужно видеть очертания твоего члена.
— Отъебись. — Я снова поправляю член, но это не помогает.
Прекрати быть таким твердым, ублюдок.
В комнату заходит инструктор Волков.
— Вы все готовы кричать, как девочки?
— Давайте проверим, — дразнит его Алек.
— Заткнись, — шипит Армани себе под нос.
— Я рад, что вы так стремитесь к этому, мистер Асланхов, — усмехается инструктор Волков. — Вы первый. — Он указывает на Кадзуо, у которого синяк под глазом после вчерашней драки. — Присоединяйтесь к нам, мистер Джирочо.
Когда инструктор Волков достает из ящика стола коробку швейных игл, я чувствую облегчение.
Из всех методов пыток этот, по крайней мере, не отрывает части тела.
— Только левые руки. — Ухмыляется Инструктор Волков. — В конце концов, у вас еще есть другие тренировки, и я не могу допустить, чтобы вы были полностью недееспособны.
— Повезло нам, — бормочет Армани.
— Камень, ножницы, бумага? — Спрашивает Алек, которому не терпится начать.
— Конечно, — соглашается инструктор Волков.
Кадзуо выигрывает, так как показывает «бумагу», обыграв «камень» Алека, и берет иглу из коробки. Запястье Алека пристегнуто к столу, в то время как его правая рука привязана к стулу.
Инструктор Волков протягивает ему кусок дерева.
— Тебе нужно надкусить это?
— Я в порядке, — ухмыляется Алек.
Я качаю головой, уже зная, чем все закончится. Алек может выдержать чертову тонну боли.
Кадзуо медленно вводит иглу под ноготь мизинца Алека, и я наблюдаю, как мой лучший друг поднимает брови, глядя на солдата якудза.
— Удалите ноготь, — приказывает инструктор Волков.
Блять.
Алек не сводит глаз с Кадзуо, пока тот забирает плоскогубцы у инструктора Волкова.
— Чтобы это прекратилось, достаточно сказать "сдаюсь", — добавляет инструктор Волков прямо перед тем, как Кадзуо начинает отрывать ноготь Алека.
Я заставляю себя смотреть, потому что Алек поймет, как только я отвернусь, и это разозлит его.
Честно говоря, я видел и похуже, и горжусь Алеком, когда он не выказывает никакой реакции.
Когда ноготь отрывается и кровь стекает на стол, Алек бормочет:
— Тебе нужно придумать что-нибудь получше, если хочешь, чтобы твой враг выдал свои секреты. — Затем он ухмыляется Кадзуо. — Моя очередь.
— Разберись с этим дерьмом. Я не хочу, чтобы ты залил кровью весь мой класс, — говорит инструктор Волков, бросая Алеку бинт.
После того, как Алек позаботился о своем пальце, мужчины меняются местами, и Алек с садистским видом начинает вводить иглу под ноготь Кадзуо. На полпути он останавливается и вертит острием, медленно вырывая ноготь из плоти.
Капля пота стекает по виску Кадзуо, но он стискивает челюсти, чтобы держать себя в руках.
Алеку удается добиться от солдата якудза четырех ворчаний, и когда приходит время отрывать ноготь, Кадзуо неохотно рычит:
— Сдаюсь.
— Оу, — жалуется Алек. — Ты просто обязан был испортить мне веселье.
— Мистер Петров и мистер Кодра, вы следующие.
Я сажусь и смотрю, как со стола вытирают кровь. Когда мое запястье пристегивают, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
Когда Марсела тянется за иглой, я погружаюсь в так называемое безопасное место, чтобы боль была не такой сильной.
Это наше первое Рождество с Асланховыми. Я держу Тиану за руку, и когда мы спускаемся по лестнице, в поле зрения появляется сверкающая елка. Подарков так много, что они заполняют большую часть пространства вокруг основания елки.
Марсела втыкает острый кончик иглы в основание моего ногтя.
Лицо Тианы светится от счастья.
Я сосредоточиваюсь на мысленном образе сестры.
Это был первый раз, когда я увидел ее счастливой, и одно из самых дорогих для меня воспоминаний.
Боль усиливается, и я вспоминаю звук ее смеха, когда миссис Асланхова учила ее печь печенье. Тиана сожгла их все, но я съел одно и сказал, что это лучшее, что я когда-либо пробовал.
— Вытащи ноготь, — приказывает инструктор Волков.
— Миша, — шепчет Тиана.
— Да.
Она прижимается к моему боку, все еще боясь спать одна.
— Как думаешь, они нас оставят?
Честно говоря, я не уверен.
— Даже если нет, я всегда буду с тобой, — говорю я, не в силах лгать своей младшей сестре.
— Что, если нас разлучат? — спрашивает она, ее голос тоненький и ранимый.
Я крепче обнимаю ее.
— Этого никогда не случится.
— Но что, если… — настаивает она.
— Тогда я найду тебя и украду обратно.
— Пообещай, Миша.
— Обещаю, Тиана.
— Я люблю тебя больше, чем все подарки, которые получила сегодня.
Мое сердце сжимается от ее слов, потому что я знаю, как много эти подарки для нее значили.
— Я люблю тебя еще больше.
Внезапно боль резко усиливается, и воспоминание превращается в нечто неожиданное.
— Я открою тебе свои секреты, если ты откроешь мне свои.
Моя маленькая лань издает слабый смешок.
— Звучит… как сделка.
Ее ярко-изумрудные глаза смотрят на меня, когда она признается:
— Ты был моим первым поцелуем. — Сморщив нос, она поправляет себя: — Ну, мы действительно поцеловались. Вроде того.
— Почему ты не остановила меня?
— Потому что я хотела, чтобы это был ты.
— Ты все еще хочешь поцелуя? — Спрашиваю я, надеясь, что она скажет "да".
Она говорит мягким голосом:
— Пожалуйста. Если мне суждено умереть, то я хочу хотя бы один приличный поцелуй.
Я качаю головой, в моем голосе звучит решимость:
— Ты не умрешь. Только не так.
Опустив голову, я завладеваю ее губами и целую ее так, как никогда никого не целовал.
Когда я неохотно прерываю поцелуй, в ее глазах блестят слезы.
— Спасибо, mio principe.
— Миша! — Рявкает инструктор Волков, толкая меня в плечо.
Я качаю головой, выходя из своего так называемого безопасного места, и глубоко вдыхаю, чувствуя боль в месте оторванного ногтя.
Господи. Это случилось впервые. Как, черт возьми, память об Авроре может быть сильнее, чем память о моей сестре?
В глазах инструктора Волкова светится гордость, когда он смотрит на меня.
— Вот как это делается. Если они не могут достучаться до тебя, они ни хрена не смогут сделать, чтобы заставить тебя говорить.
— Ваша очередь, мистер Кодра, — говорит инструктор Волков, вручая мне повязку.
Я все еще не отошел от произошедшего; воспоминание о поцелуе с Авророй так глубоко погрузило меня в мое подсознание, что я ничего не почувствовал. Хотя обычно я все равно что-то чувствую, но мысли о Тиане просто делали это терпимым.
Но Аврора полностью избавила меня от боли.
Что. За. Нахуй. Блять?
Мне приходится переключить внимание к текущей повестке дня, и, взяв иглу из коробки, встречаюсь взглядом с албанским секс-торговцем.
Подумай о трех людях, которых он изнасиловал и которых похитили его люди. Это могла быть Тиана.
Это могла быть Аврора.
Темные глаза Марсела пусты, когда он смотрит на меня в ответ.
Взявшись за его мизинец, я ввожу иглу под ноготь. Эта чертова штуковина длинная и желтая, и я с нетерпением жду, когда смогу ее оторвать.
Как можно медленнее я ввожу иглу в его кожу, наблюдая, как острие заставляет ноготь лопаться. Мой взгляд возвращается к Марселу, и я замечаю, как он напрягает челюсти, а его губы сжимаются в тонкую линию.
Когда я проникаю глубже, он пытается отдернуть руку, но ремень удерживает ее на месте.
Я позволяю своей ненависти к нему проявиться, рыча:
— Где три человека, которых ты изнасиловал и похитил?
— Иди… — Я ввожу иглу глубже, и он делает паузу, чтобы сжать челюсти, затем шипит: — Иди нахуй.
Игла вонзается еще глубже, затем я делаю паузу, чтобы боль успела зафиксироваться.
— Где они?
На этот раз он молчит, и на его лбу выступают капли пота.
— У тебя осталось всего два года. Как только ты ступишь за территорию Святого Монарха, я буду ждать, — дразню я его.
Игла вошла лишь наполовину, а мужчина вспотел так, словно пробежал марафон.
— Я бы хотел испробовать крыс на тебе. Мне кажется, это будет достойная смерть. — Я ввожу острый конец, пока он не касается белой части ногтя. — Представь, как крысы разрывают твою кожу, прогрызают себе путь через желудок, когтями впиваются в позвоночник… — Я давлю до конца. — Вылезают из твоей спины, когда твое тело содрогается в конвульсиях от шока, вызванного тем, что тебя съели заживо.
Марсела снова пытается отстраниться, и когда острие иглы пронзает кожу у него под ногтем, он плачет, как гребаная девчонка.
— Киска, — бормочу я по-русски, выдергивая иглу.
— Вырви ноготь, — говорит инструктор Волков. — Заставь его заговорить.
Я бросаю иглу на стол и беру плоскогубцы. Самодовольно улыбаясь Марселу, я говорю:
— Последний шанс. Где те трое, которых похитила твоя группа?
Марсела сильно качает головой и, судорожно втягивая воздух, пытается увернуться, когда я хватаюсь за желтый ноготь. Используя плоскогубцы, я загибаю ноготь, не торопясь.
— Где они?
Тело Марсела напрягается, его пальцы смыкаются, когда я начинаю тянуть.
— Где они? — продолжаю повторять я, зная, что этот вопрос изматывает его.
Когда ноготь начинает отрываться, он кричит:
— Мертвы! Они, блять, мертвы.
Я перестаю тянуть его за ноготь и, нахмурившись, спрашиваю:
— Почему? Если ты не занимаешься некрофилией, я не могу представить, что ты будешь делать с тремя трупами.
Марсела смотрит на меня с абсолютной яростью и рычит:
— Их использовали для охоты.
Моя бровь приподнимается.
— О. Это что-то новенькое. — Кивнув, я продолжаю отрывать его ноготь со скоростью гребаной улитки.
Он пару раз хрюкает, изо рта у него вылетает слюна, затем это превращается в мучительный стон, прежде чем он кричит:
— Сдаюсь!
Игнорируя его, я полностью отрываю ноготь, затем, ухмыляясь, говорю:
— Упс. Не расслышал тебя вовремя.
Просто потому что у меня есть возможность, я опускаю кулак на его мизинец, вырывая у него крик.
Наклоняясь ближе, я рычу низким и смертоносным голосом:
— Через два года у нас с тобой свидание с ведром крыс и паяльной лампой.
Я встаю со стула и иду к Алеку и Армани, видя гордость в их глазах.
Когда я сажусь рядом с Алеком, он толкает меня плечом.
— Похвастайся.