Упрямая гувернантка

Глава 3

Викторию била такая дрожь, что она не знала, как ей удалось устоять под напором волкодава. И с тем большим облегчением она обняла огромное тело обрадованного животного и зарылась лицом в его шерсть. Она одновременно смеялась и плакала, а пес охотно отвечал, отчаянно виляя хвостом и возбужденно повизгивая.

Теперь, когда все страхи перед зверем пропали при этом проявлении дружбы, Виктория отпихнула пса и слабо покачала головой, проведя рукой по горячему лбу. Здравый смысл вернулся, и она сообразила: вряд ли собака сама заперла себя в комнате. Кроме всего прочего, дверь в комнату всегда держали закрытой. И тут она вспомнила довольный огонек в глазах Софи, когда та присоединилась к отцу и Виктории в кухне. Она могла, собственно, только она и могла! И когда девушка вспомнила жуткие мгновения перед открытием двери, ее охватил гнев. Виктории хотелось ворваться в конюшню, схватить Софи и задать ей трепку. Но разумеется, этого делать нельзя. У нее нет права наказывать девочку, несмотря на любые провокации. Единственный выход — сообщить барону, и пусть разбирается с дочерью по своему усмотрению.

Распахнув дверь своей комнаты, она медленно вошла в нее. И этого тоже нельзя делать! Доносы не в ее духе, кроме того, очень похоже, что Софи надеется именно на такой поворот событий. Она всегда может все отрицать, и неизвестно, кому поверит барон. Он может рассудить, что Виктория все выдумала, чтобы подставить Софи. Случались и более странные вещи, хотя ей почему-то казалось, что барон слишком умен для подобных выводов. К тому же никто не пострадал, и как разозлится Софи, если она не упомянет этот эпизод! Половина удовольствия от проделки — испуг и удивление Виктории, а Софи ожидает, что она будет напугана до глубины души. Виктория нахмурилась. Выбрав волкодава в качестве орудия мести, Софи продемонстрировала свою сообразительность. Догадывалась ли она, что Виктория их побаивается? Внезапно девушка вспомнила тень на галерее вчера вечером, когда волкодавы своим рычанием заставили ее замереть на месте. Софи? Познакомившись с этим ребенком, она подумала, что это вполне вероятно.

Сейчас пес сидел у двери, явно ожидая, что она сойдет вниз. Виктория улыбнулась. Собственно, Софи оказала ей услугу. Она избавила ее от всякого страха перед животными.

С легким сердцем Виктория натянула сапоги. Затем надела еще один свитер и дубленку. У нее не было меховой шапки, но ее прекрасно заменил теплый шарф.

Полностью одетая, она покинула спальню и стала спускаться по винтовой лестнице. Волкодав преданно шел следом, и Виктория улыбнулась про себя. У нее появился телохранитель?

Пес пришел за ней на кухню, и Мария удивленно взглянула на них.

— Назад, Фриц, — бросила она, но Виктория покачала головой.

— Оставьте его, — быстро возразила она. — Ничего, если он пойдет со мной?

Мария вскинула брови.

— Фриц и Хельга — собаки герра барона, — с упреком сказала она. — Требуется его разрешение, фройляйн!

— Ach, собакам нужны упражнения, — коротко высказался Густав. — Оставь фройляйн в покое, Мария. С ней Фриц никому не причинит вреда.

Мария пожала плечами и вернулась к своему хлебу, решив, что больше сказать нечего. Виктория пересекла кухню и вышла в дверь, через которую удалился барон. Фриц не отставал, и она плотно закрыла за собой дверь, радуясь обществу собаки.

Поглаживая пса по голове, девушка пересекла двор. Крытый коридор привел их во внутренний двор, где вчера Виктория видела конюшни. Воздух был морозный, чистый, как вино, и почти так же пьянил. Виктория подобрала горсть снега и играючи бросила снежком во Фрица. Тот залаял и запрыгал вокруг нее с беззаветной преданностью щенка. «Ну и ну, это из ряда вон», — подумала Виктория с некоторым изумлением. Кажется, Фриц вообразил ее своей спасительницей, и его преданность досталась ей.

Звуки их шумной игры проникли сквозь стены конюшни, поскольку оттуда показалась маленькая фигурка в шубе и стала наблюдать за ними. Виктория выпрямилась, чтобы взглянуть на свою ученицу, и услышала тихое рычание Фрица. Она удивленно взглянула на него и заметила, что пес враждебно смотрит на девочку. Если требовалось какое-то доказательство, чтобы убедить Викторию в ответственности Софи за пленение волкодава, — этого было достаточно. Пока они приближались, лицо Софи становилось все упрямее, и, словно решив, что нападение — лучшая защита, девочка выпалила:

— Фрицу можно выходить только с моим отцом, фройляйн! Он очень рассердится, когда узнает, что вы нарушили его распоряжения!

Виктория бесстрастно взглянула на нее.

— А если я скажу, что у меня есть разрешение? — спросила она.

Софи насупилась и посмотрела настороженно.

— Отец позволил? — недоверчиво переспросила она. — Не верю, фройляйн.

Виктория пожала плечами.

— Спроси его, — коротко предложила она. — Скажешь, что бедный Фриц заперся в одной из комнат башни и, когда я его освободила, настоял, чтобы меня сопровождать.

Софи напустила на себя безразличный вид:

— Думаете, вы очень умная, фройляйн?

— Нет. Но умнее тебя, — лукаво ответила Виктория. — А теперь у меня есть распоряжение твоего отца о твоих занятиях, поэтому давай вернемся в замок и выясним, насколько ты умна на самом деле.

Софи в ярости посмотрела на нее и, не говоря ни слова, повернулась и убежала прочь, полностью игнорируя речь Виктории. Девушка огромным усилием воли осталась на месте и не погналась за девочкой, чтобы вернуть ее силой. Но что-то предупредило ее, что сейчас неподходящее время показывать власть, поэтому вместо погони она повернулась в другую сторону и зашагала к арке, ведущей из замка. С Фрицем за спиной она не боялась за свою безопасность, а день был слишком хорош, чтобы провести его дома.

Она прошла по кем-то расчищенной тропе к отмелям ручья и заглянула в воду. Ручей был мелковат, хотя и быстр, и она подумала — не в этом ли секрет его незамерзания.

Позднее, обходя снаружи стены замка, она намеренно выбросила из головы все мысли о Софи и ее проблемах. Вместо этого она думала о крестной и гадала, применил ли к ней давление Мередит, чтобы вырвать у нее местонахождение Виктории. Конечно, могло случиться, что оскорбленный ее внезапным исчезновением Мередит решил оставить все как есть.

Но, зная Мередита, она все-таки была уверена, что он сделает все от него зависящее, чтобы найти ее. Кроме почтовой открытки из Зальцбурга, после отъезда она не посылала тете Лори весточек и надеялась, что крестная справится сама. Возможно, бегство — трусость, но иначе у нее не хватило бы сил отвергнуть Мередита. При его неисчерпаемом запасе самолюбия Мередиту просто не приходило в голову, что она серьезно не собирается связываться с женатым мужчиной. Вероятно, потому что у него на родине развестись очень легко, он не считал жену большим препятствием. Зато Виктория считала и теперь была рада, что получила шанс начать все заново. Она наслаждалась праздностью. Пока она ничего не делала, но предлагаемая работа устраивала ее и утренний разговор с бароном заставил вспомнить все сохранившиеся знания, полученные в свое время, чтобы поделиться с другими. Крестная не понимала, что работа, которая приносит удовлетворение и радость, может быть удовольствием. Даже сейчас причиной отправки Виктории в Австрию было не желание дать ей занятие, а скорее дать время забыть о Мередите, чтобы потом вернуться и начать все заново.

Виктория стояла, глядя на замерзшие вершины, и притоптывала ногами. Она начала замерзать и повернула к арке. Фриц устал носиться вокруг и, когда они шли по двору к главному входу, держался рядом. Проще было пройти здесь, чем идти к боковой двери. Хотя тяжелая конструкция открывалась с трудом, в конце концов, она их пропустила. Виктория вошла, стряхивая легкие снежинки с одежды и снимая шарф, и натолкнулась на угрюмый взгляд барона. Он стоял у широкого камина, в свете пламени его волосы напоминали жидкое золото. Второй волкодав, Хельга, неподвижно стояла рядом, и Фриц при виде нее радостно бросился вперед и стал тереться о ноги хозяина. Виктория расстегнула дубленку и небрежно сказала:

— Мы с Фрицем гуляли. Воздух очень бодрит!

Барон сдвинулся с места, и теперь Виктория увидела, что на скамье у камина сидит Софи и греет ноги перед огнем. Она сняла шубку и в мерцающем свете горящих поленьев походила на кошку. Девочка бросила на Викторию безразличный взгляд и с обожанием взглянула на отца.

— Скажите, фройляйн, — резким тоном начал барон, — вчера вечером вы хотели меня одурачить?

Виктория нахмурилась, неожиданный вопрос ее озадачил.

— Боюсь, что не понимаю вас, герр барон, — покачав головой, сказала она.

Барон скрестил руки на груди с видом настоящего феодального властителя.

— Собаки! — бесстрастно заявил он. — Вчера в их присутствии вы разыграли робость, а теперь оказывается, что вы в наилучших отношениях с Фрицем. Этим вы нарушили мои инструкции относительно животных.

Виктория потеряла терпение.

— Простите, но вы подняли шум из-за пустяков, — коротко ответила она. — Моя робость ни в коем случае не была наигранной, но, как видите, мы с Фрицем стали друзьями.

— Но я решительно возражаю! — Барон явно не привык к таким ответам своих служащих. — Инструкции о животных давались не просто так, и, кроме того, помните о своем положении!

При виде самодовольного личика Софи Виктории захотелось взвыть. Вместо этого она довольно саркастическим тоном сказала:

— Как понимать ваши слова, герр барон?

Темные брови сошлись на переносице.

— После нашего утреннего разговора я ожидал, что вы приступите к обучению Софи. А вместо этого вы исчезаете на целый час с животным, темперамент которого далеко не идеален!

Виктория смотрела на него довольно долго, затем направилась к выходу.

— Куда вы? — отрывисто спросил барон.

Виктория обернулась.

— В свою комнату, — сдержанно ответила она. — Собирать вещи!

Барон последовал за ней.

— Что за глупости? — возмутился он. — С вами невозможно вести разговор, фройляйн!

Виктория обожгла его взглядом.

— Вы называете это разговором! — воскликнула она. — Это… это разнос в присутствии десятилетней девочки!

— Всего лишь замечание, не больше, — холодно ответил барон. — Естественно, как хозяин, я имею право знать о ваших передвижениях в часы, когда ожидаю, что вы опекаете Софи.

Виктория пожала плечами, стряхивая остатки снега, и невесело взглянула на него.

— Хорошо, — наконец сказала она, — сегодня утром я чрезмерно чувствительна. — Ее глаза блеснули в сторону Софи: и девушку приободрило, что у той проявились признаки смущения.

— И что сделало вас… чрезмерно чувствительной, фройляйн? — дотошно осведомился барон. Он глянул в сторону Софи. — Моя дочь имеет к этому отношение?

Барон оказался проницательнее, чем она могла предположить. И все равно Виктория не собиралась наушничать, не желая терять уважение к себе, а также возбуждать дальнейшую антипатию Софи.

К ее облегчению, в этот момент открылась дверь в кухню и Мария внесла поднос с кувшином горячего молока, кофейником и тремя чашками. Она преодолела необозримое пространство блестящего пола и поставила поднос на длинный полированный стол.

Барон оставил Викторию и с улыбкой подошел к Марии.

— Danke, Мария, — приветливо кивнул он. — Как нельзя кстати!

Мария покраснела от удовольствия и взглянула на Викторию.

— Так вы вернулись, фройляйн, — сказала она с некоторым облегчением. — Густав собирался вас искать.

— Меня? — Виктория нахмурила брови. — Зачем? Я не заблудилась.

Барон кивком отпустил Марию и, когда пожилая женщина оставила их, сказал:

— Погода в горах переменчива. Внезапная пурга может помешать самому опытному восходителю, а падение в трещину для того, кто не знает, как из нее выбраться, — смертельно.

Виктория невольно воскликнула:

— Но я не забиралась в горы, я гуляла вокруг стен замка, вот и все!

— С Фрицем.

— Да, конечно, с Фрицем.

— С животным, о котором вы ничего не знаете и которое вчера вечером напугало вас!

Теперь в самой Виктории пробудился мятежный дух.

— Что вы хотите сказать, герр барон? — нетерпеливо сказала она. — Простите, если причинила кому-то беспокойство, я не хотела. У меня хватает здравого смысла не отходить от замка без надлежащего сопровождения.

— Es freut mich[11]. — Барон взглянул на дочь. — Твои уроки начнутся сегодня вечером, Blümchen[12].

Софи медленно сползла со скамьи и подошла к нему с укоризненным видом.

— Mir ist nicht wohl[13], папа, — сказала она, слабо качая головой.

Барон нахмурился.

— Тебе нехорошо, — повторил он по-английски для Виктории. — Только что все было отлично.

Софи вложила ладонь в его руку.

— Папа, у меня болит голова, — умоляюще сказала она. — Давай отложим уроки до завтра, раз фройляйн не начала с утра?

Виктория была уверена, что вся сцена разыграна для нее. Каким-то образом Софи догадалась, что она не собирается жаловаться отцу, и почувствовала полную свободу для дальнейшей лжи. А в том, что девочка лжет, у Виктории сомнений не возникало.

Барон ласково взглянул на дочь, затем перевел взгляд на Викторию, которая не смогла полностью скрыть раздражение.

— Очень хорошо, — решительно сказал он. — Отложим уроки до завтра, а сегодня мисс Монро может распаковать дорожный сундук, который в настоящее время находится в буфетной внизу башни. Мы с Густавом доставим его в вашу комнату после ленча, фройляйн.

От радости, что ее сундук все-таки прибыл, Виктория забыла о раздражении. Она собиралась справиться о багаже вчера за ужином у барона, но он так и не появился. А утром совершенно забыла.

— Я хотела о нем спросить, — удовлетворенно воскликнула Виктория. — В нем большая часть моей одежды.

Барон бросил на нее лукавый взгляд:

— Если сундук набит одеждой, то, боюсь, возможностей вашей комнаты по хранению этих предметов недостаточно.

Виктория сжала губы.

— В сундуке находится большая часть моей одежды, но я не говорила, что в нем только одежда, — невозмутимо заметила она. — Я предвидела, что по вечерам здесь будет скучно без книг и шитья.

— Вы шьете? — В голосе барона послышалось удивление, и она подумала, что он насмехается.

Не отвечая, она быстро пошла к выходу, но у самой двери он сказал:

— Ваш кофе, фройляйн!

Она неуклюже обернулась и приняла налитую им чашку. Ей пришлось пересечь зал и по его предложению добавить сахар и сливки. Софи тоже пила кофе, без стеснения наливая в чашку густые сливки, и на некоторое время в зале воцарилась тишина. Затем Виктория решительно попрощалась и взбежала по лестнице к себе.

В ее отсутствие кто-то разжег камин, и в скромных апартаментах стало тепло и уютно. Виктория сняла сапоги, пальто и второй свитер и устроилась у камина, чтобы согреть руки у огня. Поразительно, если подумать. Ведь она находится в замке Райхштейн менее суток! Столько всего случилось, что кажется, после Лондона прошла целая жизнь.

С нарастающим напряжением она обдумывала проблему с Софи. Неудивительно, что бывшим гувернанткам изоляция пришлась не по вкусу. По мнению Виктории, это всего лишь удачный предлог. Девочка практически неуправляема, и трудно решить, как лучше с ней справиться. Успешное избавление от двух гувернанток, несомненно, придало ей ощущение собственной значимости, которое нелегко будет преодолеть. Конечно, Виктория могла возложить свои проблемы на барона, сделав его ответственным за хорошее поведение Софи, но это было не лучшим решением. Девочка начнет еще больше презирать Викторию за неспособность справиться со своими обязанностями. И рано или поздно найдет способ дискредитировать ее в глазах барона. Она уже доказала, что такое возможно. Без женщины в доме Софи совершенно отбилась от рук. Если у Виктории не будет полной свободы действий в отношении Софи, мира между ними не видать.

Но главная трудность состояла в том, как завоевать доверие барона. Сейчас она просто пришелец, временный пришелец, если Софи преуспеет, и поэтому пока следует ограничиться целью доказать, что она сможет справиться с поставленной задачей.

Она села за стол с Марией и Густавом, барон с дочерью опять отсутствовали. Когда Виктория невзначай упомянула это обстоятельство, выяснилось, что Софи с отцом едят в кабинете, где девушка уже побывала.

— Герр барон, как правило, обедает в кабинете, — объяснила Мария, раскладывая ломтики домашней ветчины по тарелкам. — Иногда, в виде поощрения, разрешает присоединиться к себе кому-нибудь из слуг.

— Понятно. — Виктория поморщилась и приступила к вкусному супу, который Мария налила на первое. Невольно она почувствовала легкое разочарование, что не знала этого, когда барон предложил ей обедать в своей комнате. Она думала, что все едят в кухне, и знание, что это не так, несколько обескураживало. «Это на руку Софи, — прозорливо подумала Виктория, — приравнивает меня к Марии и Густаву и ставит барона и дочь в совершенно другое положение. Но затем она успокоенно сморщила нос. Какая ей разница, где он ест? Кухня не хуже, чем любое другое место в этом мавзолее, по крайней мере, не в одиночестве. Но при этом до нее окончательно дошло, что теперь она считается только домашней прислугой. Виктория улыбнулась, представив возможную реакцию тети Лори. Крестная, очевидно, воображает, что гувернантка дочери барона фон Райхштейна окружена необыкновенным комфортом.

Днем Густав и хозяин принесли сундук. Когда они ушли, Виктория с любопытством открыла его. Снаружи в оконную раму бились снежные вихри, но в комнате было тепло и уютно, и девушка была рада чем-нибудь заняться.

Она развесила одежду в просторном старом гардеробе в углу комнаты, затем склонилась над сундуком, чтобы проверить, что осталось. Виктория привезла с собой несколько книг: некоторые — давно любимые, которые могла многократно перечитывать, другие — давно купленные, но на них не хватало времени. Хотя она редко шила для себя, но делала это неплохо и привезла с собой ткань для своего хобби. Она думала, что у баронессы фон Райхштейн или ее портнихи есть швейная машинка, но поскольку эта надежда явно не оправдалась, следует набраться терпения и шить все необходимое вручную. Возможно, размышляла она, это и к лучшему. Если шить на швейной машинке, то за долгие свободные часы ткань скоро кончится. На самом дне сундука она нашла маленький магнитофон на батарейках. Виктория совсем забыла, что взяла его. Когда девушка поняла, что при желании может послушать музыку, ее настроение значительно улучшилось. Вытащив магнитофон, она нажала кнопку, и в воздухе разлилась лирическая баллада, особенно модная в этом сезоне.

Улыбаясь про себя, Виктория в качестве завершающего штриха поставила на стол фотографию тети Лори и выложила набор гребней, подаренных три года назад на ее двадцать первый день рождения. После этого она заперла сундук и с трудом задвинула его в угол комнаты, под окно. Получилось лишнее сиденье, к тому же сундук слишком велик, чтобы стоять в другом месте. Затем она взяла один из новых романов и устроилась у камина. Было очень приятно просто сидеть за книгой, и спустя некоторое время тепло от огня разморило ее, Виктория отложила книгу и закрыла глаза. Очевидно, она заснула, так как очнулась от стука в дверь. В комнате уже стемнело. Оказалось, Густав пришел разжечь камин. На его вопрос, где она будет ужинать, Виктория ответила, что спустится. Как ни уютно в комнате, одиночество легче принимать малыми дозами, и она поняла, что рада сойти вниз, размять ноги и поговорить с Марией.

Когда ужин кончился, ей тем не менее пришлось вернуться к себе. Простившись с Густавом и Марией, она пошла по коридору в большой зал. Она не собиралась искать общества барона или его дочери, но там были собаки и, кроме того, ее заинтересовала отделка стен. Фриц подбежал лизнуть ее руку, дружески виляя хвостом. Хельга подошла тоже, видимо, понимая указания Фрица, что девушке можно доверять. Виктория изучала ножны какого-то большого ножа, как вдруг во дворе замка послышался шум автомобиля. Она подумала, что это, вероятно, возвращается из своих разъездов барон. Но когда тяжелая дверь со скрипом открылась, молодой голос произнес: «Хорст! Wo sind Sie?[14]» — Виктория поняла, что ошиблась. Вошедший молодой человек был темноволос и выглядел ровесником Виктории. При виде девушки выражение его лица изменилось, и весьма привлекательные губы расплылись в виноватой улыбке.

— Ferzeihen Sie, фройляйн, — проговорил он с поклоном, — ich suche der Baron[15].

Виктория улыбнулась в ответ.

— Боюсь, я не говорю по-немецки, герр… — Она с сожалением развела руками.

Молодой человек нахмурился:

— Ich verstehe[16], вы английская гувернантка, ja?

Виктория кивнула:

— Верно. Я Виктория Монро. А вы?

Молодой человек подошел к ней, стаскивая толстые водительские перчатки.

— Конрад Циммерман, фройляйн. Как у вас говорят, рад знакомству. — Он тепло пожал ей руку. — Я врач, из деревни, понимаете? Мы с бароном друзья. Играем в шахматы.

Когда молодой человек вышел на свет, Виктория поняла, что он старше, чем ей сначала показалось, и ему под тридцать. Доктор Циммерман был худощав, среднего роста и поэтому казался моложе.

— Здравствуйте! — Виктория вытащила ладонь из руки доктора, пока он с интересом рассматривал ее. — Вы живете в Райхштейне, герр Циммерман?

— Да. Мой дом на окраине деревни, который я использую также для приема пациентов. Не каждому по вкусу жить так далеко от ярких огней Зальцбурга и Вены, но мне нравится.

Виктория сложила руки на груди, уходя от его упорного взгляда.

— Воображаю, как вы заняты в такой глуши, — заметила она, чувствуя обязанность поддерживать разговор, так как гость больше не пытался найти барона.

Доктор согласился и поведал, что некоторые пациенты живут в практически недоступных местах, и, когда перевал заносит снегом, приходится посещать их пешком.

— Разумеется, на лыжах, — сказал он, расстегивая пальто. — Это не только тяжелая работа, но и удовольствие, к тому же мне нравятся физические упражнения. Только иногда, выбираясь из особенно мокрой и глубокой трещины, я думаю, не лучше ли открыть практику на какой-нибудь фешенебельной strasse[17]. — Он снял пальто и повесил его на стул у огня. Собаки не обращали на него внимания после того, как уточнили его личность и решили, что он не опасен. Доктор задумчиво посмотрел на Викторию: — Что вы думаете о Райхштейне, фройляйн? Слишком уединенное место, как и полагали ваши предшественницы.

Виктория пожала плечами, не торопясь с ответом.

— Да, уединенное, — согласилась она. — Но мне кажется, скорее для тех, кто рассчитывает на искусственные средства развлечения.

— Верно, — кивнул доктор. — Вы ходите на лыжах, фройляйн?

Виктория неуверенно улыбнулась.

— Скажем так, я знаю, как это делается, — задумчиво ответила она. — Однажды я провела каникулы в Сент-Морице, но боюсь, профессионалом не стала.

Доктор выслушал ответ с интересом и кивнул.

— Нам явно следует принять необходимые меры для исправления такого состояния дел, фройляйн, — твердо объявил он. — Для меня горы значат все, и скользить, как птица, по гладкой поверхности ледников… — Он мечтательно покачал головой. — Какое удивительное ощущение!

Виктория по достоинству оценила его очевидный энтузиазм и только собралась объяснить, что находится здесь не ради собственного удовольствия, как в зал вошла, вытирая руки о фартук, Мария. Она приветствовала молодого врача на родном языке, и даже ограниченный словарный запас Виктории позволил понять, что служанка справляется о здоровье доктора Циммермана и его родителей. Он явно был не женат и, судя по его поведению, не очень занят. Виктория воспользовалась появлением Марии, чтобы попрощаться с ним, и поднялась к себе.

Наверху было дивно тепло, и перед сном она немного почитала. Но даже в постели, с выключенным светом и в тишине, Виктория никак не могла заснуть. Ее терзали раздумья, как завоевать доверие Софи, к ним примешивались волнующие образы отца девочки. Насколько легче иметь дело с женщиной, чем с мужчиной, и особенно с таким мужчиной, как барон фон Райхштейн! Она подумала, что, возможно, в любой момент может вернуться его жена, но рассчитывать на это нельзя. В конце концов, что это за женщина, если она оставляет мужа и единственного ребенка в середине зимы одних и без ухода в горном замке? Не в этом ли заключается проблема Софи? Она скучает по матери? Страдает, оставленная на попечение одного отца?

Виктория сразу отбросила эту идею. Софи совершенно счастлива в обществе отца; собственно говоря, ненормально счастлива. Она точно не страдает, однако некая причина заставляет ее вести себя так дерзко, и Виктория обязана выяснить, какая именно.

Трудность в том, что спросить некого. Барон явно не собирался обсуждать с ней свои личные дела, Мария слишком предана хозяину и его дочери, чтобы даже подумать об этом. Виктория зашла в тупик.

Вдруг она вспомнила доктора Циммермана.

Конечно! Он идеально подходит для разговора. Друг семьи, живущий в Райхштейне, он обязан знать баронессу, и его связи с этим семейством явно лишены сентиментальности. Возможно, стоит поймать его на предложении дать уроки катания на лыжах. Когда она узнает его немного лучше, доктор может стать превосходным наперсником.