Виктория вошла в комнату, закрыла дверь и устало прислонилась к ней. Наведение порядка займет несколько часов. Она подозревала, что должна быть еще благодарна Софи за отсутствие реального ущерба. Девчонка легко могла пойти на крайние меры. Или это была часть ее коварного плана? Если Виктория решит пожаловаться и приведет барона, она сможет предъявить ему лишь порезанное платье и залитый чернилами костюм — ничего серьезного. Нет, Софи не полагалась на случай, нехотя признала Виктория. Софи рассчитывала, что Виктория не выдаст ее отцу. Причина разгрома наверняка связана с поездкой Виктории и барона в деревню, когда Софи пришлось сидеть одной в своей комнате. Это было сделано с целью заставить Викторию задуматься о своем пребывании в замке, и, несмотря на то что это всего лишь детские проказы, они тревожили. Виктория бросила сверток на кровать и тут поняла, что он принадлежит не ей. Корзинка была аккуратно упакована продавщицей, которая тянула время, подробнейшим образом изучая Викторию, а этот пакет, хотя и того же размера, упакован грубо, и от удара о матрац бумага разорвалась и показался угол связки книг. Спасаясь от плохого настроения барона, она в спешке прихватила чужой сверток.
Со вздохом Виктория нагнулась к кровати и снова взяла сверток. Лучше вернуть его барону сейчас, пока он не обнаружил ошибку.
В дверь вдруг постучали.
Виктория отпрянула, прижав ладонь к горлу. Нет, он не должен узнать о проделках дочери от нее!
— Кто… кто там? — слабо спросила она.
— Райхштейн! — послышался четкий ответ барона. — Вы ошибочно забрали мой сверток.
Виктория облизала сухие губы.
— Это… это правда, — неловко признала она. — Но я… э-э… сейчас переодеваюсь. — Она торопливо расстегнула молнии на сапогах и сбросила их, так что они тяжело упали на пол. — Может, вы просто оставите сверток у двери, герр барон, а через несколько минут я принесу ваш?
Наступила тишина, затем раздался недовольный голос:
— Как пожелаете, фройляйн!
— Спасибо. — Виктория с облегчением отступила от двери, но в этот момент ее нога в нейлоне наткнулась на острый угол одного из ящиков, разбросанных Софи по полу. От неожиданности девушка вскрикнула, поджав ушибленную ногу и хватаясь за изголовье кровати, чтобы не упасть. Пока она стояла в смятении, как журавль, дверь распахнулась и на пороге появился барон. Виктория на миг закрыла глаза. Произошло худшее, а она совершенно не готова к объяснениям!
— Боже праведный! — пробормотал барон, переводя взгляд с груд одежды, ящиков и вешалок на неуклюжую позу Виктории. Его глаза немного потеплели. — С вами все в порядке, фройляйн? — резко спросил он. — Вы поранились!
Виктория слабо покачала головой.
— Ударилась ногой, только и всего. Об ящик.
Барон вошел в комнату, но прежде чем подойти к Виктории, на всякий случай поднял ящик и положил его на кровать. Затем присел на корточки и сказал:
— Дайте посмотрю!
Не спрашивая разрешения, он взял ступню Виктории в свои сильные руки, ощупал ее длинными пальцами и, обнаружив кровоподтек, разрешил убрать ногу. Поднявшись, барон недоуменно тряхнул головой:
— Очень хорошо, что не случилось ничего более серьезного, фройляйн, — резко сказал он. — По натуре я не склонен к насилию, но в данный момент мне трудно сдержаться. — Он провел рукой по густой шевелюре. — Виновата, конечно, Софи, и не пытайтесь дать другое объяснение. Я не совсем слеп к недостаткам дочери, на этот раз она зашла слишком далеко!
Виктория поставила ногу на пол и обнаружила, что боль быстро испаряется.
— Пожалуйста, — начала она, беспомощно поднимая плечи, — вам не следовало этого видеть…
Барон повернулся к ней.
— Вы сохранили бы это в тайне? — воскликнул он.
Виктория покраснела:
— Конфликт произошел между Софи и мной. У нее есть причина для этого, и я намерена выяснить какая.
У барона вырвалось сердитое восклицание на родном языке.
— Ребенку слишком много позволено, — взорвался он. — Софи возомнила, что непогрешима! Такое настроение следует изменить!
Виктория вздохнула:
— Да, согласна. Но измените ли вы его волевым усилием?
— Вы ее защищаете, фройляйн? — Барон не верил своим ушам.
Виктория вздохнула:
— Некоторым образом. Нет, я не претендую на всеобъемлющее знание психологии девочек ее возраста, но немногие дети злы от природы. Она надеется, что я сама откажусь от места из-за ее проделок, но здесь кроется нечто большее.
Барон сумрачно взглянул на нее:
— И она заставит вас уйти, фройляйн, как, возможно, вынудила двух других нанятых мной несчастных женщин?
Виктория улыбнулась:
— Сомневаюсь. Нервы у меня от природы крепкие, и не хочу думать, что придется оставить работу, потому что не справилась с десятилетней девочкой! Кроме того, благодаря моему характеру я тоже могу вести себя эгоистично и подло, а Софи еще не сталкивалась с тем, кто мог ответить.
Барон нахмурился:
— Что вы имеете в виду, фройляйн?
Виктория подняла плечи:
— Ваша дочь полностью зависит от вашей любви… вашей привязанности к ней. Вы центр маленького мирка Софи, и, если она может возмутительно вести себя по отношению ко всем, кто угрожает ограничить ее свободу, она никогда не допустит, чтобы ваша вера в нее рухнула…
Барон досадливо обвел рукой комнату:
— А это?
— Я же сказала, вам не полагается знать…
— Но вы могли мне пожаловаться!
— Она знает, что не могла.
— Ради Бога, почему?
Виктория вздохнула:
— Трудно объяснить, не углубляясь в подробности. Давайте просто скажем, что после ухода двух гувернанток она вообразила, что выработала иммунитет против поимки. — Виктория задумчиво потерла нос. — Никто… никто не посмеет прийти к вам с доносом на вашу дочь. Начнем с того, что вы очень защищаете Софи, к тому же она все может отрицать.
— Каким образом? — Барон устало провел рукой по лбу.
Виктория закусила губу. Она поняла, как болезненно для него происходящее. Так долго барон верил, что Софи можно доверять безоговорочно. Появление человека, который знает девочку два дня и систематически разбивает все представления о ней, явно угнетающе подействовало на него. Виктории хотелось бы смягчить удар, но лучше, если иллюзии исчезнут сейчас, а не позднее.
Она наклонилась и стала подбирать разбросанную одежду, пряча шелковое белье под покрывало, чтобы избежать неловкости. Наконец барон взял себя в руки и спросил:
— Итак, что вы предлагаете, фройляйн? Чтобы я все забыл? Чтобы воздержался от наказания дочери в привычной для меня манере?
Виктория заметила, что без каблуков она здорово ниже барона, что давало ему явное преимущество. Она вскинула голову и сказала:
— Да. Я хочу от вас именно этого.
Барон покачал головой:
— Вы смелая женщина, мисс Монро. Неизвестно, что Софи предпримет в следующий раз.
Тогда Виктория улыбнулась:
— Если вы развяжете мне руки, думаю, Софи больше не захочется меня травить.
Барон нахмурился:
— Вы намерены сами ее наказать?
— Да. Но не так, как вы думаете. Обещаю, от моих рук Софи ничего не грозит.
Кажется, он понял, потому что уголки его губ поднялись:
— Я изменил о вас мнение, фройляйн. «Смелая» — не то слово. Скорее, умная.
Виктория покраснела:
— Нет, герр барон. Просто логически мыслящая.
Он пожал широкими плечами:
— А этот беспорядок? — Он огляделся. — Я помогу вам убраться, или предпочитаете, чтобы я попросил Марию…
— Я справлюсь, — твердо заявила Виктория. — И, пожалуйста, вы никому ничего не скажете?
Барон наклонил голову:
— Все будет так, как пожелаете. Надеюсь, что выдержу. Очевидно, утренняя головная боль Софи выдумана, как вы и подозревали…
— Я не говорила…
— Да, знаю, фройляйн. Вы были очень деликатны. Тем не менее я не совсем лишен чувствительности, и ваше настроение от меня не укрылось.
Виктория закусила губу:
— Простите.
— Не за что. Хорошо, что мы поняли друг друга. — Глаза барона впились в нее, и он резко отвернулся. — Мне пора. Мария видела, как я поднимался. Она начнет подозревать что-нибудь нехорошее.
На лице Виктории выступила краска. Чтобы не встречаться с бароном взглядом, она искала глазами точку за его мускулистой фигурой. Он не должен догадаться о впечатлении, которое производит, что его присутствие, как будто уменьшившее огромную комнату, заставляет ее особенно остро ощущать его мужское обаяние.
К огромному облегчению Виктории барон направился к двери, но, стоя среди груды ее пожитков, нерешительно оглянулся.
— Фройляйн… — хрипло начал он, но внезапно резко пожал плечами, повернулся и начал спускаться по лестнице.
Виктория закрыла дверь и без сил прислонилась к ней. Утро поистине принесло слишком много сюрпризов!
Восстановление порядка в комнате заняло два часа. Перед этим она спустилась на ленч с Марией и Густавом. Виктория боялась, что кто-то из них поднимется за ней в комнату, если она опоздает, и заметит, что натворила Софи. Ей было нелегко вести светскую беседу о впечатлениях от Райхштейна и неизбежности снега, так хотелось побыстрее закончить еду и приступить к уборке.
Мария приготовила на десерт отличный яблочный штрудель, по ее словам, любимое блюдо Софи.
— Бедняжка все утро провела в комнате, — поделилась она своей озабоченностью. — А ведь она так любит мой пирог!
Виктория прикусила язык, улыбнулась и поздравила Марию с таким вкусным рулетом, но невольно подумала, как на такой упрек отреагирует барон. Он знает все и не склонен увлекаться интригой. Но когда Мария вернулась, после того как отнесла десерт хозяину и дочери, она была вполне спокойна, и Виктории оставалось только предположить, что барону удалось-таки спрятать свое мнение о произошедшем в дальний угол сознания.
Когда Виктория закончила приводить в порядок комнату, день подходил к концу, и она огляделась с некоторым удовлетворением. Все вернулось на свои места. Не пострадала даже фотография тети Лори, а ее ценное вместилище духов осталось в неприкосновенности. Удовлетворенная полным отсутствием следов погрома, Виктория спустилась в зал и неуверенно помедлила. В час ранних сумерек свет и тепло кухни были бесконечно заманчивыми. Но она знала, что следует сделать над собой усилие и увидеть Софи раньше, чем поколеблется ее решимость.
Зал был пуст, волкодавы, обычно лежавшие на ковре, где-то бегали, поленья в камине призывно горели. Несмотря на огромный объем помещения, в сумеречном свете витал дух интимности, и Виктория подумала, как легко привыкнуть к этому месту.
Однако она не поддалась искушению и прошла через дверь в восточное крыло, где жили барон с дочерью. В коридоре висел запах табака, видимо, проходя здесь, барон курил сигару. Виктория надеялась, что Софи не с ним.
Комнату Софи оказалось нетрудно найти, хотя при таком скудном освещении можно было легко перепутать двери. Виктория тихо постучала и вошла, но только для того, чтобы найти комнату пустой. С тяжелым вздохом Виктория огляделась. Где сейчас девочка? С отцом или с Марией, обдумывает новую пакость?
Но пока Виктория стояла в темноте, ей пришла в голову новая мысль. Вот возможность, в которой она так нуждалась! Как она сразу не догадалась! Теперь девушка точно знала, как поступить с Софи. С решительным выражением на лице она закрыла дверь и приступила к воплощению своего замысла.
Когда Виктория вернулась к себе, уже стемнело. Чтобы вымыться и переодеться к обеду, следовало поспешить. Виктория расчесывала волосы перед зеркалом, когда дверь распахнулась и с порога на нее уставилась Софи: косички наполовину расплетены, прядки волос комично торчат во все стороны, платье и колготки сидят криво, лицо ярко-красное и искажено яростью.
— Katze! Schwein! Sie sind gehässig! Sie…[20]
Слабого знания Викторией немецкого языка тем не менее хватило, чтобы понять — Софи говорит ей очень, неприятные вещи. Но Виктория не изменилась в лице и сумела изобразить легкое недоумение.
— Что случилось, Софи? — спокойно спросила она. — Что-то не так?
Поняв, что Виктория не готова выслушать ее на родном языке, Софи крепко сжала губы и сделала несколько глубоких вдохов. Сжимая кулачки, она воскликнула:
— Ненавижу вас! Вы ужасная! Отец вас уволит! — В голосе девочки слышалось гневное рыдание.
Виктория отложила гребень и внимательно разглядывала свое лицо в зеркале, делая вид, что изучает кожу.
— Что стряслось, Софи? — сказала она почти безразлично. — Ты так взволнована! — Она с легкой улыбкой повернулась к девочке. — Ведь это я должна волноваться. Знаешь, что произошло утром? — Виктория подняла темные брови и, хотя Софи продолжала смотреть враждебно, заявила: — В мое отсутствие кто-то перевернул всю мою комнату. Разве это не ужасно? Я хочу сказать: кому это нужно?
Софи не ответила, но крепко стиснула зубы, и Виктория поняла, что до нее дошло.
— Но как видишь, — добавила она, — мне удалось расчистить завалы. Это заняло годы. Собственно, весь день. — Она сцепила пальцы. — Тебя что-то беспокоит?
Софи бросила на нее злобный взгляд.
— Увидите! — с ненавистью процедила она и, больше не говоря ни слова, убежала.
Виктория закрыла за ней дверь и несколько секунд глядела в пространство, оценивая произведенное впечатление. Затем, с характерным пожатием плеч, вернулась к расчесыванию волос. Спускаясь к обеду, она раздумывала, каким будет следующий ход девочки. Ясно только одно: с Софи ни в чем нельзя быть уверенной.
Как обычно, Мария подала обед, и ничто в их с Густавом настроении не указывало, что Софи рассказала, что случилось. Однако после окончания обеда открылась дверь в зал и на кухне появился сам барон в сопровождении Софи. Он искал глазами Викторию.
— Можно с вами поговорить, фройляйн?
Виктория кивнула, отодвинула стул и встала. Она выглядела намного спокойнее, чем чувствовала, так как даже сейчас сомневалась в поддержке барона. Темные брюки и винного цвета куртка, темная рубашка поло, выгодно оттенявшие его серебряные волосы, делали его другим, и Виктория стала задумываться, не слишком ли поспешила с выводом, что человек в его положении согласится с ее способом усмирения дочери. Софи тоже выглядела довольно привлекательно в темно-синем платье с длинными рукавами и круглым воротником. Косички вновь заплетены, лицо чистое и опрятное.
Виктория первой прошла по коридору в зал. Волкодавы лежали в привычных позах, а Фриц нашел возможность подойти и лизнуть ей руку. Барон, прищурясь, наблюдал за этим проявлением любви, и Викторию подмывало рассказать, почему животное так к ней относится. Вместо этого она спрятала руки за спиной и, чувствуя немалую тревогу, сказала:
— Что-то не так, герр барон? — надеясь, что ровным голосом.
Барон занял позицию перед камином, расставив ноги, и, сунув руки в карманы куртки, начал:
— Софи пожаловалась, что ее спальня умышленно разгромлена.
Виктория почувствовала, как пылают щеки, и разозлилась. Как ответить на обвинение, высказанное в такой форме? «Я была права, ощущая тревогу», — подумала Виктория, падая духом.
— Неужели? — ответила она. — Какое несчастье!
Софи стояла в центре, со злобной радостью переводя взгляд с одного на другого. До нее даже не дошел сарказм Виктории.
— Это все, что вы хотели сказать, мисс Монро? — Глаза барона были загадочны.
Ногти Виктории впились в ладони.
— Что вы от меня хотите, герр барон? — угрюмо осведомилась она.
— Софи указала на вас, — непринужденно ответил он. — Она настаивает, что никто больше не имел возможности или намерения.
Виктория взглянула на Софи. Та положительно наслаждалась ситуацией, и Виктория почувствовала отвращение, что барон выбрал такой способ разрешения вопроса. Его намерения все еще оставались тайной, и ощущение, что он может выставить ее в смешном свете, приводило в ярость.
— Итак, мисс Монро, — повторил барон. — Вас обвинили в недружественном акте. Вам нечего сказать в свою защиту?
Виктория поджала губы.
— Нечего, — резко ответила она.
Софи подпрыгнула:
— Я говорила тебе, папа! Говорила! Это она сделала!
Барон вытащил портсигар, извлек сигару и, намеренно не торопясь, закурил.
— Интересно почему, — медленно проговорил он, глубоко затягиваясь.
Софи, злорадно смотревшая на Викторию, дернула головой и удивленно посмотрела в сторону отца. Барон разглядывал дочь, приподняв брови, и Виктория ощутила внезапно сгустившуюся атмосферу.
Софи перевела взгляд на девушку, в ее глазах было такое озадаченное выражение, что Виктория почти пожалела девочку. Потом снова взглянула на отца. Барон вынул изо рта сигару и сосредоточенно изучал ее тлеющий конец.
— Кажется, — сказал он, — мисс Монро не раскаялась. Может быть, потому, что у нее есть причина молчать? Как ты думаешь, Софи, нам следует спросить, в чем она заключается?
— Я не понимаю, папа. — Софи покачала головой, наморщив лоб.
— Не понимаешь. — Барон нахмурился. — Очень жаль.
— Что ты хочешь сказать, папа? Ты знаешь, фройляйн перевернула мою комнату вверх тормашками! О чем еще говорить? Она меня ненавидит! — Софи злобно взглянула на Викторию. — Она не хочет меня учить, а только, как и другие, бить и унижать…
— Ты меня за дурака принимаешь? — Голос барона звучал бесстрастно. — Мисс Монро находится здесь, чтобы тебя учить, и будет тебя учить, нравится тебе это или нет, будешь ли ты выдумывать новые болезни или нет, попытаешься ли уклониться от занятий или нет. Если понадобится, мисс Монро доложит мне о любых попытках с твоей стороны внести беспорядок в нашу жизнь…
— Папа!.. — воскликнула девочка, но холодное выражение лица барона заставило ее смолкнуть.
— Ступай к себе, Софи! — сурово приказал он. — Приведи комнату в порядок, а потом сядь и подумай о том, что слышала, и какие из этого следует сделать выводы.
Лицо Софи сморщилось.
— Но, папа, ты видел мою комнату, — воскликнула она. — Я не виновата. Ты же не хочешь…
— Именно, — подтвердил барон, проходя через комнату и отворяя дверь в восточное крыло. — Пожалуйста, сейчас же, Софи, — сказал он, показывая жестом, что она должна покинуть их.
— Но, папа… — Софи сделала последнюю попытку завоевать его доверие, но выражение лица барона заставило прекратить мольбы о прошении. Вместо этого она опустила голову и быстро выбежала из зала — жалкая фигурка с трясущимися плечиками.
Когда дверь закрылась, Виктория отвернулась, чувствуя себя полностью отмщенной. В конце концов, Софи только ребенок.
Барон вернулся к камину и снова занял прежнюю позицию, прищурившись на прямую спину Виктории.
— Итак, фройляйн, — подначил он ее. — Именно этого вы добивались?
— Да… Нет… То есть не знаю. — Виктория обернулась и заметила, что ярко-голубые глаза смотрят резко и осуждающе. — Но обязательно было делать это таким способом?
— А существует другой, фройляйн? — Голос барона был ледяным.
Виктория сжала губы.
— Вы заставили нас обеих чувствовать себя заключенными за решеткой, — защищалась она. — Я не хочу, чтобы Софи вообразила, будто мы вместе против нее. Я только хотела, чтобы она поняла: вы не всегда принимаете ее сторону. — Она вздохнула. — Это трудно объяснить, знаю, но… вы ее унизили.
— Так же, как она унизила бы вас, фройляйн? — напомнил он.
Виктория склонила голову:
— Кажется, вы правы. Применили мои методы?
Барон пожал широкими плечами и отвернулся к огню.
— Кто я, чтобы критиковать ваши методы, фройляйн? Мои-то не привели к успеху.
Виктория закусила губу.
— Но Софи зависит от вас полностью, — тихо сказала она.
Барон поднял голову и взглянул на нее почти надменно:
— Знаю. Я не совсем забыл свои обязанности.
Виктория покраснела.
— Я не говорила, что забыли, герр барон, — натянуто ответила она.
Черты лица барона слегка разгладились:
— Простите, фройляйн. Я устал и не очень подхожу в качестве собеседника.
Виктория выдавила бледную улыбку и направилась к двери. Очевидно, он желал остаться один и ее присутствие служит ненужным раздражителем. Но когда она почти взялась за ручку двери, барон проговорил:
— Эти первые дни для вас пролетели быстро, фройляйн. Верю, вы не потеряете своей смелости.
Виктория повернулась к нему, качая головой.
— Софи бросила мне вызов, — осторожно ответила она. — Может случиться, что она скоро поймет, что я ей не враг. — Девушка облизала сухие губы. При свете огня барон выглядел так привлекательно, что ей подумалось, так ли он не осведомлен о своем обаянии, как кажется. Наверняка иногда ему необходимо общество женщины, любой женщины. Щеки Виктории вспыхнули, и, чтобы скрыть смущение, она пустилась в торопливые объяснения: — Я уверена, что Софи не всегда была так враждебна к своему полу. Возможно, отсутствие матери… — Она запнулась, прижимая ладони к пылающим щекам.
Лицо барона снова посуровело:
— Не думаю, что вас касаются мои личные дела, фройляйн. Я понимаю, вы стараетесь ради Софи, но некоторые вещи не входят в ваши обязанности.
Виктория искала спасения, судорожно нашаривая ручку двери.
— Разумеется, — неуклюже говорила она, — извините, герр барон…
Барон бросил в огонь окурок сигары:
— И по любому вопросу вы будете обращаться мне. Это понятно, фройляйн?
Виктория кивнула.
— Очень хорошо, герр барон. — Она помедлила. — Можно идти?
Барон метнул на нее пронзительный взгляд, тревожный и тревожащий.
— Конечно, — недовольно сказал он, и Виктория облегчением открыла дверь и вышла.