Уроки правильной ориентации

Убить Веру!

Александр

А Вера на меня злилась. И ненавидела меня. Но игру не бросила и дошла до конца. Ну что ж — смело, отчаянно и глупо. Неужели непонятно — одно дело игры в переодевания, а другое… вполне ощутимое предательство! И пусть я дурак, дебил и недалёкий идиот — продолжаю ревновать даже теперь, когда она всё знает. Продолжаю её почти ненавидеть в ответ на эти яростные взгляды!

Она стоит на кухне у островка и смотрит в одну точку. В руке сжимает нож, которым только что нарезала лимон. Дышит тяжело, будто до кухни бежала, а потом ещё и по ней нарезала пару-тройку кругов.

А мне… хочется подойти и признаться, что всё это глупости, что всё будет хорошо и просто нужно всё обсудить, но. не могу.

Не доверяю я ей. И, наверное, доверять до конца никогда не буду.

Она не знала, что нас двое. Ладно. трое.

— Вера? — не могу удержаться, хочу посмотреть сейчас ей в глаза.

Она вздрагивает — резко поворачивается, с шиком сквозь зубы. По ладони струится струйка алой крови. Она смотрит на это, будто ничего не чувствует и только спустя пару секунд бежит к раковине. Включает воду, затем снова шипит.

— Стой! — бросаюсь к ней, оттаскиваю и настраиваю температуру воды.

В этом доме всегда бежит сначала кипяток, потому нужно ждать, прежде чем совать руки.

Держу Веру за плечи, она неглубоко часто дышит и смотрит полными слёз глазами на порез.

— Пусти меня, — не шипит и не кричит, просто спокойно просит.

Упрямо качаю головой, не сразу поняв, что стоять Вера сможет и без моей помощи. Мы стоим на расстоянии, и когда киваю, она засовывает руку под воду.

— Очень больно?

— Сам как думаешь? — её голос чуть дрожит, но слёз нет.

В такие моменты как этот, жалею, что в жизни не работает как на компьютере — отмена последнего действия.

Я хотел бы. стереть и кладовку, и Веру из своей жизни прямо сейчас. Не просто уйти и забыть, а именно стереть к чертям. Вообще не видеть этого хорошенького лица, которое теперь будто выжжено на моей роговице или где там нужно выжечь что — то, чтобы видеть это день и ночь.

Лучше бы не было кладовки, потому что теперь просто физически трудно про это не думать.

Лучше бы не была она такой милой и неопытной во всём от танцев до секса, чтобы я теперь не чувствовал, что она мне чуть ли не принадлежит.

— Принесу аптечку, — в доме ничего нет, потому оставляю раненную на кухне и иду во двор, в машину.

Вдохнув холодного воздуха, пытаюсь прочистить мозги. Мотаю головой, ерошу волосы, но Вера всё-равно там… Никуда не уходит уже столько времени, а теперь ещё и внутри всё переворачивается и ноет, от невозможности исправить кошмарную ситуацию, в которой мы оказались.

Когда возвращаюсь, она уже сидит на высоком стуле, облокотившись о раковину и внимательно смотрит на порез, будто это какая-то интересная диковинка. А я застываю в дверях и нервно сглатываю.

Видимо чтобы не запачкать кровью, она стянула кофту и осталась в одной только чёрной майке и джинсах.

У неё очень несчастное бледное личико. Из-за чёрных волос всегда казалось, что она бледнее, чем есть на самом деле. Теперь ощущение, что и глаза, и губы ярче обычного и кожа словно восковая.

Вера ужасно красивая, настолько, что снова вскипает жуткая ревность.

Красивая, но доверять ей нельзя.

— Справишься? — протягиваю аптечку.

Она кивает:

— Справлюсь, спасибо, — и смотрит так, что сразу понимаю — пора уносить ноги. Иначе. мы снова начнём ругаться, и я не ручаюсь, что всё закончится хорошо.

— Ты и правда считаешь, что разумно меня презирать?

Уже стою в дверях, спиной к ней, когда настигает этот вопрос.

— А ты?

— Что я? Нам же вместе работать. Мне интересно, что дальше.

— Ничего. Не думаю, что что-то изменится. Справимся как-нибудь.

Ухожу так быстро, как могу, чтобы не видеть больше этого светлого несчастного лица. Она не ожидала, что я тоже имею какие-то претензии к ней. Она ожидала, что буду просить прощения. что ж, самоуверенно. Глупо и самонадеянно!

Играть больше нет никакого желания, но Игнат даже не спрашивает почему. Ника и Карина составляют ему прекрасную компанию, обе в восторге и про Веру не вспоминают, а я прохожу мимо.

Дом большой, просторный и спален предостаточно. Стиль дяди, он обожает монументальные гигантские проекты, и я несусь по длиннющему коридору к своей комнате, чтобы скорее скрыться.

Радуюсь, что нам всем не нужно много времени проводить на одной территории, или выяснять кто где и с кем спит.

Ревность… ревность. Ревность!

Ужасное чувство, особенно когда ревновать приходится таких идиоток как Вера! И особенно, когда предмета твоей ревности в сущности нет. Идиотизм. Но на месте «Великого» мог быть любой! Любой!

Даже обаяшка Игнат бы в два счёта всё обкашлял.

И думать про это не хочется. Верить в это не хо-чет-ся!

Но это так, и даже доказательства не нужны. Одно дело узнать о случившемся от кого-то постороннего, а другое убедиться самому.

Эх, Вера…

Надо же было так прокосячиться. И главное: зачем?

Внутри всё скручивается в тугой узел, всё искрит, как пара оголённых проводов. Хочется сорваться и вытрясти из неё. что? Признание? Оно не нужно. Извинения? Они тоже не нужны.

И зачем кладовка мне была нужна? Я же уже всё знал. Я уже понимал, что она предательница, но не удержался. Не смог остановиться. Теперь ничего не поделаешь…

Игнат входит без стука и хмуро на меня смотрит.

— Всё ок?

— Вы разве не играете? — смотрю на него, и в темноте кажется, что это я сам.

Мы очень похожи. Те же волосы, черты лица. Один рост.

Я неплохо это всё использовал, а теперь становится тошно. Частично Игнат тоже участник истории, он тоже имел отношение к Вере, Валиковой и всей этой мути с кучей телефонов, и теперь ревность обращена даже к нему, к брату, который никаких видов ни на кого не имеет.

— Прервались ненадолго, чтобы налить вина и сделать закусок. Что с Верой?

— Ничего.

— До сих пор болеешь?

— А ты как думаешь?

Вопрос слишком резкий и брат… отстраняется, будто от удара.

— Прости, не собирался тебя нервировать. Спустись, как будешь готов, — и к своему ужасу вижу на губах Игната издевательскую полуулыбку.

Падаю на кровать и пялюсь в потолок несколько минут, прежде чем закрыть глаза и подумать. Трезво. Искренне задуматься, могу ли я всё это исправить без боли и сожалений.

Скорее нет, чем да.

Лучше мне с ней пока не встречаться.

Иначе я её точно придушу.