Усадьба

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мартин целый месяц путешествовал по Европе. Когда он сошел с поезда в Чардуэлле, то сразу заметил доску объявлений. В одном объявлялось о продаже Хайнолт-Милл, другое сообщало о продаже поместья Ньютон-Рейлз. И то и другое продавалось с аукциона, но можно было также заранее договориться о продаже с хозяином.

Мартин нанял коляску, но отправился домой не сразу. Вместо этого он поехал в город к Сэмсону Годвину, бывшему своему опекуну, который до сих пор оставался его адвокатом и близким другом.

На следующее утро в одиннадцать часов Алек Стивенсон появился в Рейлз в кабинете Чарльза, который писал письма. По просьбе Стивенсона послали за Кэтрин. Когда она пришла, Стивенсон объяснил причину своего визита.

– Я просил вас, миссис Ярт, присутствовать при нашем разговоре, потому что это касается вас обоих. Ко мне обратился один джентльмен с предложением купить Хайнолт-Милл со всем оборудованием по личной договоренности. Потом он бы хотел сдать фабрику вам в аренду на три года, чтобы вы могли снова начать работать и пытаться продавать вашу продукцию.

Ярт нахмурился и потом резко сказал:

– Кто бы ни был этот человек, он весьма добр. Но если он знает, как обстоят мои дела, а он это, видимо, знает, то он должен понимать, что у меня нет денег, чтобы продолжать работу, и более того, у меня нет надежды, что я смогу их достать в ближайшее время.

– Этот джентльмен знаком с положением дел, и он желает дать вам в долг сумму в две тысячи фунтов. Эту сумму вы ему выплатите, когда ваши дела поправятся.

– Кто же этот джентльмен? – отрывисто спросил Ярт.

– Прежде чем я отвечу на этот вопрос, я должен сообщить вам, что этот же джентльмен желает купить Рейлз. Он предлагает двадцать тысяч фунтов за поместье.

Пятнадцать тысяч за землю и пять тысяч за дом. Ему также хотелось бы купить и ту вашу обстановку, с которой вы пожелаете расстаться. Чарльз и Кэтрин молчали.

– Это весьма щедрое предложение, – подытожил Стивенсон.

– Не могу понять, в чем тут дело, – сказал Чарльз. – Предложенная сумма гораздо выше того, на что мы рассчитывали. Я даже думаю, что возможно вы ошибались и в остальных расчетах. Если этот анонимный покупатель хочет заплатить нам столько, может другие предложат еще больше? Мне кажется, что этому джентльмену стоит попытать своего счастья на аукционе наравне с остальными. Может Хайнолт вместе с оборудованием и тканями, находящимися на складе, принесет нам сумму, достаточную для оплаты всех долгов, а что-то может быть останется нам и на жизнь? Ведь на самом деле фабрика стоит гораздо дороже.

– Это настолько невероятное предположение, что его не стоит даже обсуждать. Сейчас такой спад, что недвижимость покупают только по бросовым ценам. Чарльз, вы это знаете так же хорошо, как и я. Если Ньютон-Рейлз будет выставлен на аукцион, тот же самый покупатель получит его всего лишь за восемь или девять тысяч.

– Он что, не знает об этом?

– Конечно знает. Он не глупец. Он предложил более высокую цену, зная, что ваши кредиторы будут этому рады, и вам не придется переносить унижение публичного аукциона.

– Мое мнение имеет какое-нибудь значение? – спросил Чарльз.

– Что касается фабрики – да. Потому что он ее покупает только в том случае, если вы пожелаете взять ее у него в аренду. В противном случае она его не интересует. Что же касается поместья, то ваше мнение и мнение миссис Ярт станет известно кредиторам, и я уверен, что они примут его во внимание. Но, как я уже говорил, они, видимо, предпочтут, чтобы вы продали его, потому что иначе они потеряют деньги.

– Другими словами, вы хотите сказать, что наше обсуждение было простой формальностью.

– Формальности тоже следует выполнять.

– И как же зовут этого милейшего джентльмена?

– Мистер Мартин Кокс.

Ярт не поморщился, но смог заговорить только спустя некоторое время.

– Кокс предложил купить Хайнолт-Милл и одолжить мне две тысячи, чтобы я арендовал у него фабрику? Интересно, почему?

– Он сочувствует и хорошо относится к миссис Ярт.

– Ах вот оно что! Понятно. По-видимому, старые привычки умирают с трудом. По-моему, старик Руфус Кокс был ростовщиком. Наверное, сын следует примеру отца. В отношении его предложения купить Хайнолт-Милл, ответ – нет! У меня нет желания продаваться в рабство мистеру Мартину Коксу или кому-либо другому. Что же касается Рейлз, я должен сначала обсудить предложение с моей женой. Хотя я понимаю, что это пустая формальность, но тем не менее… К концу дня я сообщу вам наше решение.

– Мартин Кокс! – воскликнул Чарльз, когда они остались одни с Кэтрин. – Как странно, что сын каменщика постоянно вмешивается в нашу жизнь!

– Да, – ответила Кэтрин, рассеянно глядя на него. Потом она добавила: – В этом нет ничего странного. Несмотря на то, что ты о нем думаешь, наша семья всегда считала его другом.

– Признаюсь, я никогда не понимал, почему вы так высоко цените его. Я его всегда считал нахалом, который хитростью пробрался к вам в дом и очаровал всех, особенно твою сестру Джинни.

– Нет, Чарльз, все было совсем не так. Папа был должен деньги Руфусу, и тот дал ему отсрочку. За это Мартин приходил к нам учиться. А потом уж мы стали друзьями.

– Как бы там ни было, вы были добры к нему, и в благодарность за это он хочет выжить тебя из твоего дома!

– Ты совершенно нелогичен. Мы продаем дом. Мартин желает его купить. Мистер Стивенсон считает, что он предложил высокую цену.

– Может, она и высокая, но от нее получат пользу только мои кредиторы.

Кэтрин молчала. Чарльз, увидев выражение ее лица, покраснел от стыда.

– Я знаю! Знаю! Мне не следовало говорить подобные вещи! Но я сейчас себя так паршиво чувствую, что не могу быть благодарным и вообще ясно мыслить. Мне не нравится, когда меня жалеют. Мне не нужно, чтобы меня опекал мистер Кокс. Наверное, я со временем смогу к этому привыкнуть, но пока это не так, я тебя прошу мириться с моими резкостями. Что касается предложения Кокса, я понимаю, что ты бы хотела, чтобы я его принял.

– Да, ты прав. Мартин не ошибся, мне хотелось бы избежать продажи нашего дома с аукциона.

– Тебе не обязательно там присутствовать. Мы к тому времени уже можем уехать отсюда. Но я понимаю твои чувства. Только представить себе, что здесь может происходить аукцион… Люди бродят по нашему дому… заглядывают в каждый шкаф и комод, трогают наши любимые вещи… Если мы продадим дом Мартину Коксу, нам не придется переживать этого. Мне, наверно, нужно быть ему благодарным, но сейчас я чувствую только одно: Боже, как я мог допустить, чтобы ты очутилась в таком положении! Я просто не могу пережить этого!

В его голосе слышалось отчаяние.

У Чарльза исказилось лицо, он сжал кулаки и, вскочив с кресла, встал у незажженного очага.

– Когда я вспоминаю о своих планах, о том, что я хотел сделать… Мне так хотелось стать достойным тебя! Стать человеком, которым бы гордилась ты и наши дети. Я надеялся сделать карьеру, работать в Парламенте. Почему мне так не повезло, почему все мои планы и надежды рассыпались в прах? Я потерял не только фабрику, но и твой любимый дом, принадлежавший вашей семье с давних пор. Я никогда не прощу себе этого. Никогда, никогда! Я сам пал и потащил тебя за собой. Я – банкрот, бедняк и проигравший человек!

Кэтрин поднялась и подошла к мужу, протянув к нему руки.

– Чарльз, мы не настолько бедны. Мы принадлежим друг другу, и у нас есть наши дети. Ты еще молод, у тебя есть энергия, знания, опыт. Ты сможешь работать. Тебе просто придется начать все сначала.

– С самой низшей ступеньки служебной лестницы!

– Что поделаешь! И другие люди начинали так же и добирались до самого верха. Л ведь у них не было твоих преимуществ.

Чарльз повернулся и посмотрел на Кэтрин. Его осунувшееся лицо стало немного спокойнее.

– Пока ты веришь в меня, я смогу сделать почти все. Хотя сейчас даже не представляю, где смогу найти себе работу после всего, что со мной случилось.

– Чарльз, – волнуясь, сказала Кэтрин, – почему бы тебе не подумать о предложении Мартина? Он хочет помочь тебе. Мне кажется, тебя смущают его мотивы, но я его знаю гораздо лучше, чем ты. Мне бы хотелось убедить тебя…

– Нет, Кэтрин! Даже не пытайся. Ты слышала, что я сказал Стивенсону. Я не изменю своего мнения. Даже твои убеждения не помогут. Это мое последнее слово.

– Я не понимаю тебя, – сказала Кэтрин. – Почему он тебе так не нравится?

– Все, что мне в нем не нравится, выразилось в его желании купить Ньютон-Рейлз. Он – выскочка! Он вульгарен и неискренен! Он хочет отнять у нас наш дом, а я не могу помешать ему. Он изображает из себя джентльмена, но стоит на стороне рабочих. Но если он нацелился на наше поместье, ему предстоит еще много разочарований…

– Что ты имеешь в виду?

– Несмотря на то, что сказал Стивенсон, может быть, будут еще лучшие предложения. Мне кажется, что моим кредиторам не следует торопиться и принимать на веру предложение Мартина Кокса. Я должен написать Стивенсону и особенно подчеркнуть мои соображения по этому поводу.

Однако надежды Ярта не оправдались. Когда кредиторы узнали о предложении Мартина, они сразу же приняли его, боясь, что он может передумать. И процесс передачи собственности пошел официальным путем. Вскоре была продана с аукциона текстильная фабрика со всеми станками и сырьем. Ее купил Оливер Херн, и это означало, что Херны, уже владевшие фабрикой Бринк-энд, теперь стали самыми крупными производителями текстиля во всей Каллен-Вэлли.

После продажи всей недвижимости Ярт смог выплатить своим кредиторам по пятнадцать шиллингов и три пенса на фунт. Все его дела были закончены. Первый раз в жизни он стал неимущим и без работы. У него осталась лишь небольшая сумма денег, вырученная от продажи украшений Кэтрин.

Однажды дождливым июльским утром Чарльз со своей семьей переехали в маленький дом на Крайер-Роуз, в бедном районе Чардуэлла. Они взяли с собой лишь ту мебель, которая могла поместиться в их новом доме. «Самое необходимое», как выразился Дик, когда они обсуждали это событие с сестрой Сюзанной. Из прежней роскоши они оставили лишь пианино и уэлльскую арфу.

Все остальное перешло к Мартину, и они получили за это от него две с половиной тысячи фунтов.

– Интересно, какой он, – сказала Сюзанна.

– Мама сказала, что мы когда-то видели его много лет назад, когда тетя Джинни устраивала праздник.

– Я его не помню.

– И я тоже. Это было так давно.

Чарльз внимательно просматривал местные газеты, но безрезультатно. Работы для него не было. Требовался работник в Дейзи Бенк за двадцать один шиллинг в неделю; клерк за девятнадцать шиллингов в неделю. Требовались обработчики тканей и сортировщики. Но никому не был нужен управляющий.

Так прошло шесть недель, когда он получил записку от Джорджа Эйнли из Кендалл-Милл. Тому требовался мастер. Он просил, чтобы Чарльз зашел к нему обсудить условия. Кендалл была небольшая фабрика, расположенная в трех милях, в Белфри. Эйнли раньше был обработчиком тканей, а сейчас организовал камвольное производство и изготовление дешевого грубого твида. Его ткани хорошо продавались, и он постепенно и осторожно начал расширять производство.

– Теперь у меня своя прядильня, и мне нужна еще пара глаз, потому что сам я не могу поспеть везде. Если желаете, можете приступить к работе, я буду вам платить сотню фунтов в год.

– Хорошо, я согласен. Но это, конечно, не то, на что я рассчитывал, и должен вас честно предупредить, что как только мне подвернется что-то более интересное, я сразу же уйду от вас.

– Все очень просто, мистер Ярт. Любая из сторон предупреждает за месяц, вот и все. Теперь пойдемте, и я вам покажу, чем мы здесь занимаемся.

– Все дело в том, – раздраженно сказал он Кэтрин, – что я буду выполнять обязанности менеджера за одну шестую часть его зарплаты. Но если бы ты слышала, как со мной разговаривал Эйнли, то могла бы подумать, что он оказывает мне огромную услугу.

Он злился, возмущался, и когда после первого рабочего дня Кэтрин спросила у него, как дела, он резко оборвал ее:

– Я не желаю говорить об этом.

Однажды вечером он возвратился домой с работы и швырнул на стол образцы тканей.

– Может, тебе будет интересно посмотреть, какую дрянь я делаю на Кендалл-Милл. И это Джордж Эйнли называет тканями! Он называет это «костюмная ткань Кендалл»! А по мне, это просто мешковина.

Но он все-таки ходил на работу и получал деньги. Он решил, что им нужна горничная. Хотя Кэтрин протестовала и говорила, что в таком маленьком доме они с Сюзанной вполне могут наводить порядок сами, переубедить его было невозможно. Он не мог смириться с тем, чтобы жена и дочь занимались тяжелой работой по дому. Кэтрин хотела давать уроки музыки, чтобы подработать, но Чарльз и слышать не желал об этом.

– У тебя жизнь и так не сладкая, еще не хватало давать уроки кому-то.

– Но мне было бы приятно заниматься этим. Почему ты не разрешаешь мне помочь? В нашем положении мы должны делать все возможное, чтобы ты когда-нибудь смог вернуть фабрику.

– Кэтрин, ты можешь себе представить, сколько на это понадобится времени?

– Нет, но зато я знаю, что времени понадобится еще больше, если мы будем тратить деньги на ненужные вещи.

– Горничная стоит так дешево, что об этом даже не стоит говорить. Я поражен твоим предложением давать уроки. Я не удивлюсь, если ты захочешь стать прачкой, – заявил ей Чарльз.

Дику и Сюзанне было трудно приспособиться к новой жизни. Дика забрали из колледжа в Скенфилде, и он теперь учился в средней школе Чардуэлла. Хотя ему там нравилось, но возникали проблемы.

– Директор школы очень хороший человек, – рассказывал он Кэтрин. – Все дело в других учениках. Они постоянно напоминают мне, что эта школа после колледжа – для меня ступенька вниз. Например, об этом все время говорил Райленд: «Мы понимаем, что вы привыкли к другому, но вам придется привыкать к нашей школе». Главное, это все неправда. Эта школа ничем не хуже колледжа, а в некотором отношении даже лучше.

– Почему бы тебе не сказать им об этом? – предложила Кэтрин.

– Ты считаешь, что я должен это сделать?

– Конечно, если это правда.

Сюзанна не ходила в школу. У нее была гувернантка. Сейчас с ней занималась мать, и они обе были довольны этим. Но ей, как и Дику, было трудно приспосабливаться к новой жизни в новом домике. После Рейлз домик казался крошечным, хотя по местным меркам считался большим. Комнаты были маленькими и темными, с небольшим количеством мебели. Сквозь стены были слышны голоса соседей. При доме не было сада. Сзади только был небольшой замощенный кусок земли, который приходилось делить с двумя соседними домами. Мешал шум. По улице постоянно проезжали экипажи; грохот сукновальных машин на фабрике Флит-Миллс раздавался на весь район; шумела вода в запрудах, гремели водяные колеса, кричали люди – все это называлось «грохот Кал-лена».

Но гораздо хуже шума была жуткая вонь, когда отходы фабрики спускали в соседние речушки и ручьи.

– В Хайнолт никогда не было такого запаха, – возмущенно заявила Сюзанна.

Но ее брат справедливо заметил, что на фабрике не разрешали спускать отходы, если приходили посетители.

– Тогда я не знаю, как там могут работать люди.

Дети много жаловались в эти первые недели, после переезда, но при отце – никогда, потому что мать запрещала.

– Вашему отцу пришлось много пережить в этом году, да и сейчас ему нелегко. Вам не следует огорчать его.

– Некоторые ребята в школе говорят, что папа сам виноват в том, что с нами случилось. Это правда, мама?

– Твой отец делал ошибки, – сказала Кэтрин. – Вы же знаете, что сейчас плохо идут дела. Он просто не рассчитал, как долго все это продлится.

– Поллард говорит, что его отец потерял деньги из-за нашего папы. Мистер Поллард чинил дамбу в Хайнолте в прошлом году, и ему ничего не заплатили.

– Мальчики плохо к тебе относятся?

– Нет. Теперь уже нет. Мне кажется, что им иногда бывает меня жалко.

– Ой, как противно! – заявила Сюзанна.

Бывали и радости у детей, когда их тетушка Джинни заезжала за ними в карете и везла в Чейсленд. Джинни ужасалась, что ее сестре приходилось жить в этом домишке, она просто не могла переносить этого.

. – Почему ты мне не разрешаешь поговорить с Джорджем, чтобы вы переехали к нам? Я уверена, что он согласится. Ему так же, как и мне, неприятно, что вы живете в подобном месте.

– Нет, Джинни, нельзя. Если даже Джордж согласится, Чарльз никогда не пойдет на это. И дело не только в гордости. Ты же знаешь, что они поссорились.

– Я все знаю, это случилось из-за того, что Джордж одолжил деньги Чарльзу и не получил обратно всю сумму. Господи, деньги вообще ничего не значат! Но Джордж иногда бывает очень вредным! Он вообще не склонен прощать людей. Я хотела, чтобы он купил Рейлз и чтобы вы продолжали там жить, но он отказался даже обсуждать это.

– Конечно, он не стал бы этого делать, – заметила Кэтрин. – И тебе не стоило предлагать ему это.

– Я даже не знаю, кого я ненавижу больше, Чарльза – за то, что он потерял Ньютон-Рейлз, или Мартина Кокса за то, что он купил его.

– Джинни, кто-нибудь все равно купил бы его.

– Да, и я любого возненавидела бы. Но то, что это сделал Мартин Кокс, мне не нравится больше всего!

Мартин не вступил во владение Ньютон-Рейлз сразу же, потому что тяжело заболел гриппом. Ему пришлось вылежать несколько дней в постели, и еще неделю врач не разрешал выходить из дома. Но как только он выздоровел, сразу же отправился в старый особняк и там в первый раз посмотрел на него глазами хозяина.

По его просьбе в кухне собрались слуги, помнившие его еще мальчиком-каменщиком. Дворецкий и слуга, нанятые Яртом, были давно уволены, так же как экономка, гувернантка и новая горничная. Оставались кухарка и прежние горничные, Джоб, садовник и конюх Шерард. Они все выстроились перед Мартином с мрачными лицами.

– Я понимаю, что вы чувствуете, – сказал он. – Кто-то, возможно, вообще не сумеет приспособиться к смене хозяев. Но мне бы хотелось менять здесь как можно меньше, и я надеюсь, что вы останетесь.

Они посмотрели на него, потом друг на друга, и за всех начала говорить кухарка:

– Конечно, нам неприятно все то, что здесь произошло. Было бы странно, если бы мы думали по-другому. Но миссис Ярт попросила нас остаться и прислуживать вам. Пожалуй, нам придется так и поступить. Кроме того, мне – некуда идти, мне уже слишком много лет, и никому не нужны старые слуги. Здесь я проработала тридцать четыре года. Я пришла сюда, когда родилась мисс Кэтрин. Я всегда думала, что буду прислуживать ей до самой моей смерти. – У нее задрожали губы, но она справилась с волнением и продолжала: – Этому было не суждено свершиться, но я могу остаться в этом доме. Мистер Кокс, я даю слово, что буду честно вам служить. Горничные думают так же.

Мартин посмотрел на Джоба и Джека Шерарда.

– То же самое, – ответил ему садовник.

– Я тоже. По крайней мере, пока… – заверил его конюх.

Мартин болел очень серьезно, и когда он ходил по дому и саду, то никак не мог понять, почему у него время от времени кружится голова – то ли после гриппа, то ли оттого, что все вокруг теперь принадлежит ему. Он испытывал подъем, казалось, что весь мир принадлежит ему. Кроме того, у него было чувство очищения, которое приходит после выздоровления, когда все чувства обострены и все вокруг кажется невыносимо прекрасным.

Бледный солнечный свет, проникающий в зал через окно-фонарь; венецианская ваза на полированном столе; чаша чеканной меди; внизу у лестницы на резном комоде керамическая ваза с цветами.

Прошло тринадцать лет с тех пор, как он в последний раз был в этом доме. Но здесь мало что изменилось, не считая нового крыла, пристроенного Яртом в 1849 году. В большом зале стояла старая тяжелая мебель – дубовый стол и такие же стулья, диванчик с высокой спинкой, кресла. Старинный буфет и высокие часы в футляре – на лестничной площадке. Он помнил их с тех самых пор, и удивительно, но все это теперь принадлежит ему. Не только мебель, но ковры, занавеси, гобелены, картины и портреты на стенах.

Семейное серебро и фарфор, хрусталь и даже книги в библиотеке.

Но вместе с чувством воодушевления и гордости пришла грусть: вещи напоминали о тех, кто недавно покинул это место. Рояль в гостиной напоминал о Кэтрин. Крышка его была поднята и на подставке стояли ноты. Это был этюд Шопена. Мартин прекрасно помнил, когда он услышал его в первый раз. Этюд играли в музыкальной комнате наверху, и Мартин тогда сказал, что это самая прекрасная музыка на свете. Интересно, помнит ли об этом Кэтрин? Интересно, что означали ноты, оставленные на пюпитре, – прощение его поступка или нет? Он решил, что все-таки прощение, но легче ему почему-то не стало.

Мартин переходил из комнаты в комнату. Призраки прошлого сопровождали его. Он вышел на задний двор и посмотрел на кухонное крыло. Его перестроили после пожара, когда погиб Хью Тэррэнт, пытаясь спасти горничную Алису Херкомб.

Пока Мартин стоял там, к нему подошла кухарка. Она хотела спросить насчет ленча, но, увидев его лицо, промолчала. Когда Мартин повернулся к ней, она сказала совсем не то, что собиралась:

– Если бы не тот пожар, мистер Хью был бы жив, и тогда не пришлось бы продавать дом. Он был настоящим хозяином. Но…

– Я понимаю. Теперь здесь буду жить я. Но я хочу вам сказать… Если бы я мог вернуть прошлое, я бы обязательно сделал это. Я действительно желал бы этого всем сердцем.

– Вот как? – засомневалась кухарка. – Но тогда вы не стояли бы здесь и не смотрели на все это глазами хозяина.

– Все равно, – сказал Мартин.

Пожилая женщина посмотрела на него. Ее полное круглое лицо было очень серьезно.

– Какой смысл рассуждать об этом? Никто не может вернуть прошлого. Нам придется мириться с существующим порядком вещей. Но я вам уже сказала, мистер Кокс, нам, старым слугам, трудно привыкать к новому хозяину, особенно если…

– Я понимаю.

– Мы же знаем вас так давно. Наверно, было бы лучше, если бы вы были для нас совершенно новым человеком. Но мы все помним, как вы мальчиком, плохо одетый, приходили сюда. Вы тогда работали вместе со своим отцом каменщиком. Потом вы ходили учиться. Вы были высоким и худым парнем – кожа да кости. Я помню, мисс Кэтрин говорила мне, что вы плохо питаетесь и что вас нужно немного подкормить.

Она замолчала, но не отводила от него взгляда.

– Мне кажется, что вы мало изменились с тех пор, хотя стали джентльменом. Вы такой же тощий, как и тогда.

– Я тяжело болел гриппом, вот и все.

– Да, конечно. Но, мистер Кокс, в любом случае я вижу, что вас нужно подкормить, поэтому пойду и приготовлю вам хороший ленч. И еще мне кажется, что вам сейчас обязательно нужно выпить крепкого бульона.

Когда она ушла, Мартин отправился на конюшню. На куче соломы дремали два спаниеля. Они вскочили, подошли и принялись его обнюхивать, виляя хвостами. Мартин присел и погладил их. Шерард сказал, что собак зовут Снаг и Квинс.

– Вы не помните старую Тессу, которую ужалила гадюка много лет назад? А ее щенка Сэма, которого вы спасли? Это сыновья Сэма. Серый – Снаг, а абрикосовый – Квинс. Когда Ярты уезжали, им пришлось оставить собак. Там, где они сейчас живут, нет места для собак. Они спят на конюшне, потому что миссис Ярт боялась, что вы не захотите держать их в доме. Но за ними надо следить, иначе они будут постоянно лезть в дом. Они привыкли жить там и все еще очень скучают…

– Да, – хрипло сказал Мартин.

Несколько секунд он больше ничего не мог выговорить. Он опять нагнулся и начал ласково трепать лохматые уши собак, а они смотрели на него грустными коричневыми глазами.

– Не нужно выгонять их из дома. Пусть ходят туда по-прежнему.

Он еще поговорил с Шерардом, обсуждая, как доставить сюда его остальных лошадей из Филдингса. Потом пошел в дом и позвал собак. Они побежали за ним.

Хотя Чарльз Ярт продолжал жить в Чардуэлле, он уже не принимал никакого участия в жизни города. Он вышел из состава городского Совета и из всех остальных общественных организаций. Кроме работы, он никуда не ходил. На фабрику он шел полями, чтобы не встретиться со своими прежними знакомыми. Старые друзья иногда приглашали его на обед, но он отказывался, потому что, как он объяснил жене, не мог в свою очередь приглашать их из-за отсутствия денег.

– Но, – возражала Кэтрин, – если они настоящие друзья, то должны приходить к нам, как бы мы ни жили.

– Я не собираюсь никого проверять на истинную дружбу.

– Значит, ты хочешь совершенно отрезать себя от всего мира?

– Мир прекрасно проживет и без меня!

– Но не ты же изменился, изменилась наша жизнь, а мы остались теми же людьми, как и раньше.

– Для тебя, может быть, это так, но не для меня. И конечно, я стал совершенно иным для моих бывших знакомых. В их глазах я – банкрот и неудачник. Я для них ничем не лучше рабочих.

– Значит, ты смирился с поражением?

– Что я могу сделать? Моя фабрика отошла Хернам, а дом – Мартину Коксу. Как же они теперь довольны собой! Как они хохочут и радуются, эта парочка!

– Только не Мартин, – возразила Кэтрин. – Он никогда не станет злорадствовать!

– Откуда тебе известны его чувства и мысли?

– Потому что я его знаю гораздо лучше, чем ты. Я знала его еще мальчиком. Он стремился учиться, был таким восприимчивым.

– Конечно, и был влюблен в твою сестру Джинни, если я правильно понимаю. Но, к счастью, сыну каменщика не удалось получить все! Хотя бы это меня успокаивает! Выскочка получил далеко не все!

– Мне жаль, что ты так говоришь.

– Кэтрин, я не могу тебя понять! Неужели тебе не безразлично, что Мартин Кокс живет в нашем доме?

– Конечно, мне очень обидно, что нам пришлось покинуть этот дом, но что касается самого Мартина…

– В том-то все дело. Мы не должны были его покидать. Если бы мы послушались Стивенсона, мы могли бы сохранить дом. Но ты настояла, чтобы его продать. Дом, который должен был перейти к нашему сыну!

– Чарльз, у тебя еще много долгов. Дик все понимает и принимает… Он понимает, что это дело чести. Всякий раз, когда мы с тобой об этом заговариваем, ты теряешь чувство реальности. Если бы мы даже остались в Рейлз, мы бы не смогли содержать этот дом.

– Если бы мы остались в Рейлз, у нас могла быть иная жизнь. Меня уважали бы. Л теперь я живу в этой хибаре, и они понимают, что я опустился слишком низко, отсюда и соответствующее отношение. Если бы я все еще жил в Рейлз, может быть, мне бы предложили стать партнером в каком-нибудь деле…

– Разве для этого не потребовалось бы денег?

– Совсем необязательно. Мой опыт работы чего-то стоит. Любой приличный работодатель с удовольствием платил бы мне за мой опыт. Я мог бы взять в долг, представив Рейлз в качестве залога. Я так уже делал, когда строил новое крыло. Но теперь об этом говорить уже поздно…

Чарльз отвернулся и на какое-то время уставился в пространство. Потом вышел из дома. Его ужин остался на столе – несколько кусков холодной постной баранины и холодная картофельная запеканка с луком. Кэтрин встала, прикрыла тарелку и поставила все в буфет.

Когда у Чарльза бывало подобное настроение, ему становилось легче после прогулки по холмам. Иногда он гулял часами и возвращался домой совершенно измученный.

Чарльз ненавидел свой дом в Крайер-Роуз. Там нельзя было побыть одному. Болтовня детей действовала ему на нервы, и он часто срывался. Он продолжал просматривать газеты, надеясь найти другую работу. Но все еще продолжался спад в текстильной промышленности, и большинство фабрик в Каллен-Вэлли оставались на грани банкротства. Это касалось и Хайнолт-Милл. И хотя Чарльз иногда злорадствовал, что Херны откусили слишком большой кусок пирога, все это только усугубляло его плохое настроение. Как он мог на что-то надеяться, если будущее текстильной промышленности было таким туманным? На мировых рынках шерсти великолепного качества предпочитали дешевые камвольные ткани и твиды, подобные тем, что вырабатывали на Кендалл-Милл.

Он ненавидел свою службу. На фабрике не было четкого распорядка работы. Ткацкий цех был старым, с очень плохим освещением. Окна никогда не мылись. Деревянные полы были скользкими от грязи, пролитого керосина и масла. Кроме того, он знал, что рабочие посмеиваются над ним. Им нравилось, что бывший богач сейчас работает наемником, почти как они сами.

Как-то Джордж Эйнли нанял нового работника, и Чарльзу показалось знакомым его лицо.

– Мне кажется, я вас знаю.

– Да, сэр, вы правы. Я работал раньше у вас на фабрике. Но мы вскоре расстались.

– Да, да, теперь я вспомнил. Ваше имя Хопкинс. Я уволил вас за дерзость. Надеюсь, с тех пор вы стали поскромнее.

Рабочий улыбнулся и коснулся своей шапки.

– Надеюсь, и вы тоже, сэр Ярт.

Чарльз пожаловался Эйнли, но тот его не поддержал.

– Вам вообще не следовало обращать на него внимания. Вы сами его спровоцировали.

Он проработал на фабрике уже почти два месяца, когда разразился скандал в цехе, где ткань очищали от узлов и затяжек. Чарльз был недоволен работой и велел переделать. Рабочие пожаловались Джорджу Эйнли, и тот вызвал Чарльза к себе в конторку.

– Мои рабочие знают свое дело. Им было сказано не тратить лишнего времени на эту ткань. Это часть специального заказа для Уинтертона, и я обещал, что мы доставим его на следующей неделе.

– Нет никакого смысла отправлять ткань, если она сразу же вернется обратно на доработку.

– Ничего подобного, – ответил ему Эйнли. – Я запросил за нее очень низкую цену.

– Низкая цена или нет, – продолжал спорить Чарльз, – я просто не понимаю, как вы можете производить подобные тряпки и называть это тканью!

– Но я зато могу продать все, что я произвожу, мистер Ярт. А это получше того, чем вы занимались последние два года в Хайнолт-Милл. Кроме того, я оплачиваю все мои счета и регулярно плачу моим рабочим зарплату.

– Если вы считаете, что я останусь работать у вас после подобных разговоров…

– Как пожелаете. Мне все равно. – Эйнли с отвращением посмотрел на него. – Я и раньше понимал, что не следует нанимать на работу человека, занимавшего прежде высокое положение. В особенности, если это человек вроде вас.

– Вы, кажется, забыли, – ответил ему Чарльз, – что вы сами предложили мне работу, сказав, что вам нужен мастер.

– Да, но мне пришлось это сделать по просьбе моего друга и хозяина этой фабрики.

– Что это за друг?

– Мартин Кокс.

– Теперь вам придется поискать себе кого-нибудь другого, – заметил ледяным тоном Чарльз.

Когда он вернулся домой, у входной двери на коленях стояла Кэтрин, отмывая белые каменные ступеньки. Он был поражен. Все соседи и прохожие могли видеть. Он не мог этого пережить. Кэтрин взглянула ему в лицо и увидела, что оно было мертвенно-бледным. Она молча отодвинулась в сторону, и он также молча прошел мимо нее в узкий коридор. Он дождался, пока она вытерла последнюю ступеньку, поднялась на ноги и закрыла дверь.

Когда он заговорил с ней, голос у него дрожал от ярости.

– Почему ты моешь полы? Где наша служанка?

– Элли стало плохо, и я отослала ее домой. Сюзанна пошла с ней.

– Эти чертовы ступеньки не могли подождать, пока она не выздоровеет?

– Мне кажется, что она проболеет долго. У нее, по-моему, начинается ветрянка.

– Кэтрин, иногда мне кажется, что унижение доставляет тебе удовольствие. Ты себе просто сыплешь соль на раны. Или стараешься насыпать соль на мои раны?

Кэтрин посмотрела на Чарльза. Она тоже была очень бледна.

Она поставила ведро на пол и вытерла руки.

– Что-то случилось?

– Да, я поругался с Джорджем Эйнли и ушел с фабрики.

– Я боялась, что так и случится.

– Ты можешь радоваться.

– Нельзя ничего изменить?

– Нет.

– Ты даже не попытаешься?

– Мне кажется, что мое положение настолько плохо, что мне не стоит унижаться еще сильнее. Особенно перед неграмотным, наглым бывшим рабочим, который смеет называть себя суконщиком. Если ты настаиваешь на этом, то это только показывает твое презрение ко мне!

– Ничего унизительного нет в том, чтобы просто извиниться.

– Кэтрин, прекрати! Ты всегда была несправедлива ко мне! И ты всегда во всем обвиняешь меня.

– Чарльз, ты не прав, тебе не следовало ссориться с Эйнли. Он к тебе хорошо относился.

– Ты ничего о нем не знаешь!

– Я знаю только одно, он занимается своим делом, а ты – нет! – возмутилась Кэтрин.

– Так, мадам, вот вы, наконец, и высказались! Вот что вы думаете обо мне!

– Все дело в том, Чарльз, что ты до сих пор не желаешь объективно оценить положение дел. Ты не хочешь видеть фактов. А суть в том, что без помощи этих людей, продолжающих работать, ты никогда не сможешь вернуться в дело.

– Как я могу туда вернуться, когда меня оставили без гроша! У меня отобрали все, и даже ты теперь отворачиваешься от меня!

– Это неправда! – заявила Кэтрин.

– Правда! Правда! – воскликнул Чарльз. – Я все вижу по твоим глазам!

Кэтрин повернулась к нему. Она хотела обнять и успокоить мужа. Секунду казалось, что и он сейчас ее обнимет, но Чарльз что-то выкрикнул, отшатнулся от Кэтрин, схватил шляпу и рванулся к двери; споткнулся о ведро, и вода выплеснулась ему на брюки.

Кэтрин опустилась на стул. Она вся дрожала и готова была зарыдать. Но она знала, что вскоре должна вернуться домой Сюзанна, и ей пришлось взять себя в руки. Кэтрин поднялась со стула, убрала ведро с дороги и вытерла с пола пролитую воду.

Чарльз вышел из дома и зашагал к реке. Он остановился на мосту над стоками Флит-Миллс.

Чарльз заметил, что двое мужчин у стоков пристально смотрят на него. Во дворе фабрики несколько человек, паковавших тюки, тоже повернули головы в его сторону. Они, по-видимому, решили, что он сейчас бросится в реку. Но он их разочарует; он найдет выход! Топиться – это просто трусость!

Чарльз криво усмехнулся, пересек мост и поднялся вверх по противоположному склону реки.

На склоне были посажены деревья. Чарльз стоял среди них, его никто не видел. Он перешел на другое место, откуда был хорошо виден его дом. Примерно через десять минут он увидел, что Сюзанна вернулась домой. Потом из дома вышли его жена и дочка. С корзинками в руках они отправились по переулку в направлении города. Чарльз выскочил из своей засады и побежал домой.

Наверху в спальне он надел хороший костюм и положил несколько сорочек и белье в кожаный чемоданчик. Из-под шкафа достал замшевый мешочек с монетами и положил его в карман. Внизу в гостиной он сел к столу и написал записку жене:

«Ты была права – я действительно не могу реально оценить положение вещей, поэтому я уезжаю. Я себя не уважаю и не могу ничего с этим сделать. По крайней мере, здесь в Чардуэлле. Наверное, я отправлюсь в Америку. Там мне должны выдать компенсацию за сгоревшие ткани. Кроме того, считается, что это страна возможностей. Если так – то мы посмотрим.

Мне очень жаль, что приходится покидать вас тайком. Но если бы мне пришлось прощаться с тобой и детьми, боюсь, я бы не выдержал. Пожалуйста, попытайся это понять и объяснить все детям. Мне кажется, что вам будет лучше без меня и тебе будет легче принять предложение Джинни и поселиться в Чейслендс».

Чарльз остановился и дважды перечитал письмо, потом добавил еще несколько слов:

«Несмотря на то, что я сделал, пожалуйста, поверь, что я навсегда остаюсь любящим тебя мужем.

Чарльз».

Он положил письмо в конверт, написал на нем имя Кэтрин и оставил на столе.

Чарльз вышел из дома и снова зашагал к реке, пересек мост и двинулся по направлению к сушильному двору, где висели некрашеные ткани фабрики Флит-Миллс. Отсюда он отправился по направлению к Пибблкоумб-Холт. Оттуда шел поезд на Креву. Потом следовало добраться до Ливерпуля и сесть на первое же судно, отправлявшееся в Северную Америку.

Известие о бегстве Чарльза Ярта быстро распространилось по городу. Но Мартин узнал об этом, только когда встретил Джорджа Эйнли.

– Мы поругались с Яртом, и он ушел с работы. Этого следовало ждать, раньше или позже. Он слишком упрямый и заносчивый человек. Но мне все равно неприятно, и если бы я знал, что все так закончится…

– Как закончится? – спросил Мартин.

– Ярт-то удрал! Вы что, ничего не слышали? Он бросил семью и смылся. Говорят, отправился за границу.

– Когда это случилось?

– Три дня назад.

Мартин навел справки и выяснил, что все это правда. Он о чем-то раздумывал два дня, потом поехал к миссис Кэтрин Ярт. Она была одна.

– У Дика сегодня свободный день, и Джинни забрала его и Сюзанну с собой в Чейслендс на целый день. Я не поехала с ними, потому что… мне хотелось побыть одной.

– Значит, я вам помешал. Может, мне лучше навестить вас в другой раз, когда вам будет это удобно?

– Нет. Садитесь, пожалуйста.

Кэтрин пристально посмотрела на Мартина:

– Вы знаете, что мой муж уехал?

– Да, мне очень жаль. Собственно, я приехал к вам именно поэтому.

Мартин пытался предугадать ее реакцию, но лицо у Кэтрин было каменным и ничего не выражало.

– Мне сказали, что он уехал за границу, в Америку. Если это так, то он будет отсутствовать довольно длительное время.

– Видимо, так.

Ее серые глаза казались холодными и выцветшими. Голос был резкий. Мартин понял, что она еще не отошла от шока. Он был возмущен поведением ее мужа. Из-за него она так страдала.

– Вы не обидитесь, если я спрошу вас, что вы собираетесь делать?

– Я еще не знаю. Еще не решила. Джинни хочет, чтобы мы переехали к ней. Она и Джордж очень добры к нам. Но мне не хотелось бы этого делать. Сейчас я пытаюсь все обдумать. Я подумала, не поступить ли мне в гувернантки, но в моем возрасте, да еще с двумя детьми… Думаю, меня никто не возьмет.

– Хорошо, перейду к цели моего визита, – сказал Мартин. – Я хотел вам предложить переехать в Рейлз в качестве моей экономки.

Кэтрин выпрямилась и крепко сжала руки. Несмотря на ее строгую позу, Мартин понял, что его слова взволновали ее. И он очень осторожно продолжил.

– Мое предложение может вам показаться странным и неожиданным. Я понимаю, как вам больно, и я меньше всего на свете хотел бы обидеть вас. Может, для вас невозможно даже думать о возвращении в Рейлз при таких условиях. Вы можете решить, что мое предложение – это еще один удар по вашей гордости, но…

– Мартин, вы меня ничем не обидели. Я не могу позволить себе быть гордой. Но вы сами сказали, что это весьма странное предложение, и я должна признать, что вы меня поразили. Конечно, возвращение в Рейлз может только растравить нашу боль, но… мы сейчас в таком положении…

– Вы хотите сказать, что подумаете о моем предложении?

– Да, я подумаю, а потом посоветуюсь с детьми.

– Надеюсь, вы понимаете, что в моем предложении есть и хорошие стороны? Вы с детьми будете жить в комфорте и безопасности до тех пор, пока не вернется ваш муж. Вы будете практически независимы. Если вас это устроит, то вы будете жить рядом с учебной комнатой. Мне кажется, что работа не будет у вас занимать много времени, и вы сможете по-прежнему учить свою дочь и помогать сыну в его занятиях. Ваш заработок будет пятьдесят два фунта в год. Вы сможете питаться в доме и, возможно, у вас будут еще кое-какие дополнительные преимущества.

– Понимаю, вы – очень щедры. Но почему вы мне предлагаете эту должность? Разве у вас в Рейлз нет экономки?

– Нет. Миссис Николлс, которая вела хозяйство в Филдингс, предпочла остаться там и прислуживать новому владельцу. А мне не хочется нанимать новых людей. Но вы знаете, что кухарка уже стара, и она постоянно твердит мне, что нужно найти кого-то, кто приглядывал бы за домом и слугами.

– Понимаю, – снова повторила Кэтрин, на этот раз она слегка улыбнулась. – Милая кухарка, она такая добрая душа. Я знаю ее с детства, и мне бы хотелось повидаться с ней.

– Могу я спросить, сколько времени вам понадобится, чтобы обдумать мое предложение? – спросил, вставая, Мартин. – Ничего, если я загляну к вам через три дня?

– Да, к тому времени я уже решу. Кэтрин встала и проводила его до двери. Джинни вернулась в шесть часов.

– Кэт, ты уже решила?

– Что? – пораженно спросила Кэтрин.

– Поедете ли вы в Чейслендс и когда. Джордж был недоволен, когда я ему сказала, что тебе нужно подумать. Естественно, он это ставил в вину мне. Он сказал, что вы должны жить с нами.

– Джордж очень добр, я хочу, чтобы ты его поблагодарила, но…

– Если ты поедешь с нами завтра, ты сможешь все сказать ему сама и сразу обо всем договориться. Вам не следует оставаться здесь одним. Особенно в такие времена. Ты очень расстроена?

– Нет, все в порядке. Ко мне сейчас приезжал Мартин Кокс.

– Бог ты мой! Что ему нужно?

– Он слышал, что Чарльз уехал, и предлагает мне должность экономки в Ньютон-Рейлз.

– Как он посмел это сделать?! – воскликнула Джинни. Она была настолько возмущена, что ее бледное личико стало красным. – Какой же он нахал! Я надеюсь, что ты как следует отчитала его?

– Нет, я сказала, что подумаю над его предложением.

– Ты шутишь?

– Нет, я абсолютно серьезна. Я думала об этом целых три часа после того, как Мартин уехал, и мне кажется, что в его предложении есть рациональное зерно.

– Дети, вы слышите? Ваша мать просто помешалась! Кэт, это все просто чушь! Не делай этого! Ваше место у нас, и совершенно нормально, что Джордж и я…

– Нет, Джинни, так не пойдет. Мы не можем навязываться вам. Я уже говорила, что постараюсь сохранить независимость настолько, насколько мне это удастся.

– В Рейлз ты будешь независима?

– Да, потому что там я буду зарабатывать деньги.

– Ты станешь платной домработницей!

– Можно считать и так.

– Но мне это не нравится.

– Ты забыла, что все эти годы я присматривала за домом, когда мы там жили с папой, – заметила Кэтрин. – И мне не было стыдно.

– Ты же понимаешь, что это совершенно другое дело.

Джинни нетерпеливо посмотрела на своих племянников. Они молчали, но внимательно слушали. Джинни снова обратилась к сестре и ехидно спросила:

– Мартин считает, что ты будешь должна ему готовить?

– Не думаю, кухарка все еще работает. Но если и так, что тут такого? Я готовила для моей семьи все время, пока мы жили здесь, и конец света от этого не наступил. Сказать тебе правду, мне нравится готовить, и даже раньше в Рейлз…

– Так, – сказала Джинни и взмахнула руками, – не стоит даже с тобой спорить, потому что совершенно ясно, что ты уже все решила. Ты принимаешь это странное предложение и закрываешь глаза на унижение.

– Я еще ничего не решила. У меня для этого есть три дня. Сначала мне нужно все обсудить с детьми.

– Да, я умираю от любопытства узнать, что они думают по этому поводу.

– Нам будет легче все обсудить, когда мы останемся одни.

– Ты меня выгоняешь?

– Видишь ли, твоя карета загородила проезд. Тебе не следует этого делать.

– Тогда мне лучше уехать. Я не желаю мешать вашим секретным семейным переговорам. Кэт, если ты выполнишь просьбу Мартина Кокса вместо того, чтобы ехать в Чейслендс, мне будет очень больно, и я обижусь. И Джордж тоже.

Дети согласились с доводами матери, что им лучше не жить в Чейслендс. Она им ясно дала понять, что выбор у них невелик – ей следует искать работу. Но какую и как – на все эти вопросы не было никакого ответа. И тут ей предложили работу.

Кэтрин уселась с детьми за стол и очень подробно все им объяснила. А потом она захотела выслушать их мнение.

– Решать буду я, но мне будет легче, если вы скажете мне ваше мнение.

Дику было уже тринадцать лет, а Сюзанне – одиннадцать. Кэтрин ясно читала борьбу чувств на их чистых юных лицах. Дети обрадовались при мысли, что смогут вернуться в Ньютон-Рейлз. Но потом они нахмурились, вспомнив о том, как изменилось их положение. Рейлз был всегда их домом. Они любили его так же, как любила его Кэтрин. И они вместе с ней страдали, когда пришлось уезжать. Теперь он стал домом другого человека, и мать должна будет прислуживать ему. Смогут ли они смириться с этим, или им будет слишком тяжело?

– Конечно, мне не нравится, мама, что ты станешь служанкой.

– И мне тоже, – добавила Сюзанна.

– Но какой бы работой я ни занималась, мне придется кому-то прислуживать.

– Но не там и не ему, – заметил Дик.

– Что за человек мистер Кокс? Он тебе нравится? – спросила Сюзанна.

– Да.

– Несмотря на то, что он живет в нашем доме? Тетя Джинни говорит, что она ненавидит его за это. Иногда мне кажется, что я его тоже ненавижу.

– Тогда нам не следует туда ехать.

– Но я, конечно, никогда не покажу этого! Я буду изо всех сил сдерживаться. Может, он мне даже и понравится, как нравится тебе, мама.

– Наверно, ты права и он сможет тебе понравиться. Ты его не будешь слишком часто видеть, потому что у нас будут свои комнаты, и мы постараемся в основном находиться там.

– Мы будем жить вместе со слугами? – спросил Дик.

– Нет, у вас будут ваши старые спальни рядом с комнатой для занятий, а у меня будет спальня напротив. У нас также будет небольшая гостиная, которой будем пользоваться только мы.

– Мама, так сказал мистер Кокс?

– Да, именно так.

– Ну-у-у, – удивленно протянул Дик, – мне кажется, что он делает тебе приличное предложение.

Он немного подумал, потом добавил:

– Мама, если ты не против, я хотел бы наедине поговорить с Сюзанной.

– Конечно, вы все должны обсудить.

Наверху в спальне Дика дети сидели на краешке кровати.

– Сюзанна, скажи мне честно, что ты думаешь?

– Не знаю, я все время думаю о папе. Мне кажется, что ему не понравилось бы, что мы возвращаемся в Рейлз.

– Тогда ему не следовало уезжать от нас! – резко возразил Дик. – Он удрал из дома потихоньку, а мы должны сами выкручиваться. Он даже забрал с собой все деньги, и у нас осталось лишь несколько шиллингов, которые были у матери в кошельке. Ты только подумай, каково ей остаться одной с нами после всего, что случилось!

– Я понимаю, – согласилась Сюзанна. – Я никогда не забуду лица мамы, когда мы вернулись с покупками, и она увидела записку отца на столе.

– Мне кажется, что после того, что он сделал, мы не должны думать о том, что он одобрил бы, а что – нет. Мы сейчас должны думать только о маме. Она хочет сделать лучше для нас, а мы должны стараться делать лучше для нее. Я понял, что ей хочется принять предложение мистера Кокса.

– Ты так думаешь?

– Я в этом совершенно уверен.

– Тогда нам нужно сказать, что и мы хотим того же.

– Я понимаю, нам будет тяжело вернуться туда как посторонним людям… Практически жить из милости… Но придется привыкнуть к этому. Что бы там ни было, мы должны постараться все выдержать.

– Если мама хочет этого, мне кажется, что я все выдержку. Я все сделаю ради мамы.

– Конечно, и я тоже. Если мы вынесли жизнь здесь…

– Дик, ты только представь себе! Вернуться в Рейлз! Даже если он уже не принадлежит нам…

– Я понимаю, понимаю, – повторял Дик. – Ты только не волнуйся.

– Я не расстраиваюсь, правда. Посмотри на меня, я абсолютно спокойна.

– Вот и постарайся оставаться такой, иначе мама тоже расстроится. Пошли вниз и скажем ей, что это – шикарное предложение.