Глава 17

Шестнадцать дней плавания запомнились Анне как самый страшный кошмар в ее жизни. Пожалуй, это было равноценно заключению в монастыре.

Первые несколько дней было еще вполне терпимо, хотя она и потеряла от качки аппетит. Зато потом качка усилилась, и не осталось даже возможности прогуливаться по палубе.

-- Ваша светлость, это совершенно невозможно! А вдруг вы упадете?! Это будет верх неприличия! – донна Мариэтта была непреклонна. Более того, она потребовала от весьма бодро себя чувствующего мастера красоты ежедневно посещать герцогиню с самого утра. – Вы всегда должны выглядеть соответственно статусу, ваша светлость!

Вместо парика Анна с трудом отвоевала домашний чепец – нелепую нашлепку на голову с перьями и дорогими кружевами, мотивируя это тем, что здесь, в каюте, она у себя дома и выходить на люди не может. Сама же донна Мариэтта неукоснительно соблюдала правила.

«Такую бы силу воли, да в мирное русло! Ведь никакая зараза ее не берет…»

В каюте удушающе пахло ладаном и курились ароматические свечи, воняли стоящие в двух огромных напольных вазах искусственные букеты роз. Только изредка, когда открывалась дверь, доносился свежий и резкий запах моря. Анна думала, что если бы не эта тюрьма, она, дыша нормальным воздухом, вполне возможно и не мучилась бы от качки.

Далеко не все фрейлины стоически переносили волнение моря. Часть из них слегла с морской болезнью, и горничные сбивались с ног. Как себя чувствуют эти самые горничные, никого не интересовало.

От морской болезни лечили нюхательными солями и натирали виски некой вонючей травяной эссенцией, предложенной лекарем. Самого лекаря, естественно, до особы герцогини не допускали. Фрейлины по очереди торчали в каюте своей патронессы, стараясь развлечь ее душеспасительной беседой или чтением молитвы. Иногда из всех фрейлин оставалась только донна Мариэтта – её и качка не брала.

Анна, про себя, разумеется, тихо радовалась, что ее новый духовник, святой отец Бенито слег у себя в каюте еще в первый день, при самой малой волне и весь путь на люди не появлялся.

Легче стало к концу путешествия, повар даже умудрился несколько раз приготовить нечто вроде легкой похлебки, и Анна, уже почти пришедшая в себя, в приказном порядке потребовала порцию для Бертины. Конечно, компаньонка сильно возражала и даже возмущалась, но герцогиня, покорно выслушивая ворчание, стояла на своем:

-- Донна Мариэтта, Бертина нужна мне здоровой, а за время пути она устала больше всех.

Последние дни плавания прошли при почти полном отсутствии качки, осеннее солнышко ласково светило, хотя грело уже весьма слабо. Герцогиня в положенном макияже и парике целые дни проводила на палубе, стараясь получше рассмотреть страну, где будет теперь жить.

Шли вдоль берега и за бортом проплывали небольшие городки и деревушки, кукольно-умилительные от большого расстояния. Анна понимала, что, возможно, вблизи эти беленые домики не будут столь хороши и белоснежны, что в деревнях, скорее всего, пахнет навозом и нищетой, но не уставала любоваться пасторальной картинкой и игрушечными стадами. Крошечные люди скакали на конях, везли в телегах какие-то грузы, работали в полях.

Иногда заселенные земли вдруг заканчивались, и начинался скалистый берег, покрытый густым, багрово-золотым осенним лесом. Это было удивительно красиво!

Столицу Анна увидела целиком и сразу. Береговая линия довольно резко вильнула и, обогнув небольшой мыс, корабль «Санта Береника» начал складывать паруса.

Центр города, к радости Анны, занимал не храм божий, а огромный дворец. Весь его видеть с воды было невозможно, но множество высоких башен и башенок различных форм, сложенных из мрачного серого камня, занимали огромную площадь. Возможно, дворец смотрелся бы слишком сурово и готически, если бы не огромное количество ярких, вьющихся на ветру флагов, разных размеров, цветов и форм.

Широкие и узкие, больше похожие на вышитые рушники, квадратные, прямоугольные и треугольные полотнища шёлка полоскало ветром над темно-красными черепичными крышами на разной высоте.

-- Смотрите, ваше сиятельство, вот это -- флаг вашего мужа. Видите? Над квадратной башней, третий слева от королевского, – подошедший к Анне граф Эгле указывал на довольно высоко закрепленный солнечно-желтый прямоугольник с черной полосой по центру. – Это значит, что ваш муж сейчас гостит во дворце.

-- Я думала, что у него есть свой дом в столице.

-- Конечно, ваша светлость! Разумеется, есть. Герцогу принадлежит отель де Шефрез, один из самых красивых отелей города! Но иногда его высочество, принц Луи-Филипп, приглашает Максимилиана пожить во дворце. Ваш муж очень близок с королевской фамилией, его знамя висит над дворцом почти всегда.

-- А кому принадлежат остальные флаги?

Граф Эгле с некоторым удивлением глянул на герцогиню и ответил:

-- Тем, кто сейчас живет в гостевых покоях дворца.

-- Придворным?

-- Если они приглашены, то их флаг будет висеть все время, пока они гости короля. Те же, кто не удостоился такой чести, вешают свое знамя над домом, где живут.

Раздалась громкая команда:

-- Спустить якоря!

Корабль мягко качнуло, и донна Мариэтта подхватила герцогиню под локоть, но, к сожалению, чуть опоздала. От толчка Анна ткнулась лицом в плечо графа Эгле, прямо в роскошный бархатный колет, оставив на нем жирный белый след косметики.

Разгневанная компаньонка, не дав ей даже толком извиниться, утащила ее в каюту.

-- Этого следовало ожидать, ваша светлость! Какой позор! -- она еще долго и недовольно бубнила, пока мастер поправлял макияж патронессе.

-- Донна Мариэтта, уже ведь можно сойти на берег?

-- Да упаси вас Господь, ваша светлость! Вы не купчиха, чтобы так ронять себя! Мы будем ждать на судне синьора герцога де Ангуленского или его доверенного лица. И только после его команды покинем судно! Это даже не обсуждается, ваша светлость!

С палубы, куда ее после долгих уговоров вывела донна Мариэтта, они наблюдали, как выгружают вещи графа Эгле. Чуть позднее он сам подошел попрощаться.

-- Это поручение было для меня честью, ваша светлость! Благодарю вас за прекрасную компанию, – раскланялся он.

-- Господин граф, а когда за мной придет мой муж?

-- Затрудняюсь ответить, ваша светлость. Но я сразу же из порта еду с отчетом к его королевскому величеству… Думаю, вскоре муж пошлет за вами.

После того, как граф сошел по сходням, на «Санта Беренику» поднялись какие-то мужчины с непонятными знаками различия.

-- Портовые чиновники, – снисходительно пояснила донна Мариэтта. – Они проверят груз и документы.

Примерно через час началась выгрузка ящиков и бочонков из трюма корабля. Время тянулось и тянулось. После полудня, уже ближе к вечеру подали довольно приличный обед. Анна ела, от волнения не ощущая вкуса. Особенно портил настроение ненавистный воротник.

После обеда ей вновь поправили макияж, и она опять заняла место на палубе, с любопытством рассматривая бурную жизнь порта. Кричали и ругались грузчики с соседнего корабля, совсем небольшого по сравнению с их каравеллой. Уронили короб с какими-то тряпками. Началась бурная ссора, чуть не закончившаяся поножовщиной. Пахло морем, немножко гнилью, низко над водой летали чайки, а время все тянулось…

До вечера никто так и не поднялся на судно, и даже всегда уверенная в себе донна Мариэтта вскользь заметила:

-- Однако, какое непозволительное небрежение…

К вечерней молитве вышел, наконец, из своей каюты похудевший падре Бенито. Видно было, что чувствует он себя еще не слишком хорошо. Сразу после службы священник удалился.

В каюте герцогини застыло тягостное молчание: поведение мужа Анны казалось недопустимым, но все понимали, что это чужая страна. В общем-то, никто не понимал, что именно нужно делать. Когда донна Мариэтта велела устраиваться на ночь, фрейлины даже чуть повеселели: появилась нужда в простых и понятных действиях.

Донна Эстендара почитала герцогине на ночь небольшой отрывок из «Жития святых» и, наконец, все угомонились.

За время монастырского заточения и путешествия Анна успела вдоволь помечтать об относительно свободной жизни. Все же не зря церковники Эспании морщились при упоминании Франкии. Даже сестра Ренельда, разговаривавшая с ней на франкийском, не один раз с грустью вспоминала саму Франкию и ее легкость нравов: до пострига она прожила здесь около трех лет.

-- Вам непременно понравится, госпожа маркиза, – убеждала она. – Ваш франкийский очень хорош, у вас не будет проблем, если вы поладите с мужем.

Тогда Анна слушала и верила, что она обязательно поладит. Герцог молод и, как обмолвилась на балу дочь посла, леди де Линье, вполне привлекателен внешне. Пусть даже он и не слишком рад этому браку, но ведь и Анна не имела выбора.

Что же такое случилось, что Максимилиан Ангуленский не счел нужным встретить свою жену?

Загрузка...