Некоторое время они ехали молча.
Затем, дождавшись момента, когда дорога снова стала свободной, Ула, решив, что маркиз сможет уделить ей внимание, сказала:
— Можно вас… попросить об одной вещи?
— Разумеется.
— После того как вы отвезете меня в Лондон… вы ведь не скажете Саре… где я? Могу я на это надеяться?
— Я больше не увижу Сару, — коротко ответил маркиз, в котором вновь взыграла уязвленная гордость.
Ула изумленно посмотрела на него.
— Но… я полагала… я так поняла… сегодня вы должны были сделать ей предложение?
— Я не встречался с вашей кузиной и не имею ни малейшего желания встречаться с ней впредь, — ответил маркиз. — И я не собираюсь жениться на ней или на ком бы то ни было еще.
По интонации его голоса Ула безошибочно догадалась, что маркиз разгневан, и она, помолчав, сказала:
— Дядя Лайонел очень расстроится. И Сара тоже…
— С этим ничего не поделаешь.
Опять наступило молчание, которое нарушил маркиз:
— Насколько я могу судить, вы удивлены, что я не сделал предложение вашей кузине, как, по всеобщему убеждению, я должен был бы поступить.
— Все были… уверены… что именно для этого вы… и приедете, — ответила Ула. — Но если вы… и вправду решили… не жениться на Саре, я считаю… что вы поступили мудро.
— Почему?
Маркиз понял по затянувшейся паузе, что Ула никак не может найти подходящие слова. Наконец она сказала:
— Я уверена, что два человека… могут быть по-настоящему счастливы в браке… только если они любят… друг друга.
— Значит, вам известно, что леди Сара не любит меня? — спросил маркиз, не слишком обрадованный этим обстоятельством.
— Д-да.
— Она любит некоего Хьюго? — продолжал он.
Ула покачала головой.
— Не думаю, что она на такое способна, Сара смеется над его стихами, кстати, очень неплохими, почти как у лорда Байрона.
— Она показывала вам их?
— Нет, она их сразу же выкидывает. И, наверное, я поступала плохо, но стихи такие хорошие, и я… сохранила все письма.
— Вы не сказали мне, кто такой Хьюго.
— Это лорд Доулиш, и мне… очень жаль… его.
— Почему?
Резкие односложные вопросы маркиза, похоже, нисколько не смущали Улу.
— Потому что он… всем сердцем любит Сару, а она… не любит его, и если бы и вышла за Хьюго замуж… то сделала бы его… очень несчастливым.
После некоторого молчания Ула сказала:
— О вас говорили много странного, например… что у вас совершенно нет сердца, но я не могу поверить, что человек, обладающий такими прекрасными лошадьми… не любит их.
Маркиз понял ход ее мыслей и с удивлением подумал, что такого ему еще никто не говорил. Он бы не смог точно сказать, какие чувства в нем вызвало это признание его новой знакомой.
— Полагаю, нам стоит вернуться к вашим проблемам. Так как вас в Лондоне никто не ждет, никто не встретит и не будет опекать, город покажется вам страшным и весьма неприветливым местом.
Девушка обеспокоенно посмотрела на него.
— У меня никто ничего не сможет украсть, так как у меня ничего нет.
— Я имел в виду не деньги, — ответил маркиз, поражаясь ее наивности.
— Тогда я не могу представить, какие еще опасности могут мне угрожать, разве только что дядя Лайонел натравит на меня… судебных исполнителей, хотя, по-моему, тетя Мери, поняв, что я сбежала… только обрадуется.
— А как насчет вашей кузины Сары? — вскинул брови маркиз.
— Она не могла выносить присутствие в доме еще одной девушки, даже несмотря на то, что со мной обращались как со служанкой, не позволяя спускаться к столу… когда приезжали гости.
— В это невозможно поверить: ведь вы родная племянница графа!
— Как он мне неоднократно повторял, я всего лишь сирота без гроша за душой, навеки опозоренная… собственной матерью. По-моему, на самом деле все… боялись, что, если меня увидят в их доме… снова… начнутся пересуды.
— Пожалуй, это больше похоже на правду, — согласился маркиз и замолчал, углубившись в собственные мысли.
Проехав еще немного вперед, фаэтон свернул с главной дороги и начал подниматься в гору по обсаженной ровными рядами деревьев аллее. Достигнув вершины холма, маркиз направил экипаж в ворота парка, и Ула удивленно взглянула на него.
— Куда мы направляемся?
Маркиз ничего не ответил, пока не остановил фаэтон под сенью развесистого лайма. Усталые лошади замерли на месте, и маркиз, небрежно держа поводья одной рукой, повернулся к Уле, чтобы получше рассмотреть ее.
Пока они ехали, девушка поправила шляпку и немного пригладила растрепавшиеся волосы, и маркиз увидел, что они золотистые, как и у ее кузины Сары — напоминающие бледное сияние первых лучей рассвета. У Улы было маленькое личико сердечком и неестественно огромные глаза, нежно-серые, как грудка голубя. В ней было что-то детское и невинное. Казалось, Ула прямо-таки источает какую-то чистоту, что еще больше придавало ей сходство с миниатюрным ангелом.
Словно почувствовав на себе оценивающий взгляд маркиза, девушка повернулась к нему. Хотя она и вскинула гордо подбородок, показывая, что не позволит унизить себя, у нее в глазах мелькнула тень страха.
— Ула, я собираюсь вам кое-что предложить, — сказал маркиз, — и мне хочется, чтобы вы очень основательно подумали над моими словами.
— Да… конечно, — ответила девушка и тут же встревоженно поинтересовалась: — Но вы ведь не собираетесь… вернуть меня домой?
— Мне следовало бы сделать это, — ответил маркиз, — но я всегда не любил — больше того, испытывал отвращение к грубости и насилию, хотя мне с трудом верится, что с молодой беззащитной девушкой можно обходиться так, как, по вашим словам, обращался с вами дядя Лайонел.
Подбородок Улы вздернулся чуточку выше.
— Может быть… мне не следовало бы… жаловаться незнакомому человеку… но я всегда говорю только правду. Моему отцу было бы… очень больно… если бы я поступала иначе.
— Разумеется, я вам верю, Ула, — поспешил заверить ее маркиз, — и именно поэтому я не поступаю так, как мне следовало бы поступить. Я не собираюсь отвозить вас назад в Чессингтон-холл.
— Благодарю вас… благодарю вас! — с заметным облегчением воскликнула Ула. — На какое-то мгновение я испугалась, что вы собираетесь… сделать именно это… и вам было бы так легко догнать меня… если бы я попыталась убежать.
— Очень легко, — согласился маркиз, — но я не хочу, чтобы вы бежали от меня. Я хочу, чтобы вы помогли мне и в то же время себе самой.
— Помочь вам? — недоверчиво переспросила Ула, но страх покинул ее засиявшие глаза.
— Вы очень расстроены тем, что происходило в доме вашего дяди, — начал маркиз. — И я тоже расстроен, хотя и несколько по другому поводу.
— Что вам сделали в Чессингтон-холле? Что вам… сказали? — порывисто воскликнула Ула. — Весь дом был взбудоражен в ожидании вашего приезда. Все были совершенно уверены, что вы попросите руки Сары. Почему вы не сделали этого?
— Я не намерен вдаваться в подробности, — надменно произнес маркиз. — Вам достаточно знать следующее: я обнаружил, что ваша кузина совершенно не похожа на тот образ, который я себе сотворил, и, как я уже говорил, я не собираюсь жениться на ней, впрочем, и на ком бы то ни было еще!
— Жениться нужно только в том случае, если любишь, — тихо заметила Ула.
Она решила, что маркиз не расслышал ее слов, так как он продолжал:
— Эту историю следует забыть и больше не вспоминать, но у меня есть одно предложение, от которого, уверен, вы не откажетесь.
— Какое? — заинтересовалась Ула.
— Вы должны стать» несравненной «, о чем столько мечтали, и бросить вызов своей кузине, превратившись в пользующуюся самым восторженным поклонением молодую женщину высшего света!
Ула изумленно уставилась на него, раскрыв глаза так широко, что они, казалось, заполнили все ее лицо. Затем она поспешно отвернулась, вымолвив:
— Вы издеваетесь надо мной, потому что… с моей стороны было слишком самонадеянно… мечтать о таких вещах… даже в грезах.
— Я нисколько не издеваюсь над вами, — возразил маркиз. — Больше того, я собираюсь воплотить ваши мечты в жизнь.
Девушка снова повернулась к нему. Недоверие, любопытство, надежда попеременно отражались на ее лице.
— Что такое… вы говорите, ваша светлость? Боюсь показаться… очень глупой, но я… не понимаю.
На какое-то мгновение маркиз сжал губы в тонкую линию. Затем он сказал:
— Я намереваюсь преподать хороший урок вашей кузине и вашему дяде тоже за совершенно непростительное поведение в отношении вас.
Он произносил эти слова, думая, что только бесчувственный изверг способен поднять руку на столь хрупкое и нежное создание, как эта юная девушка, слушающая его широко раскрыв глаза.
Белая кожа Улы обладала прозрачностью перламутра, и маркиз вздрогнул от мысли, что к чему-то столь нежному и прекрасному телу прикасалась тяжелая жестокая рука.
Понимая, что Ула ждет от него объяснений, он сказал:
— Мы свернули к дому моей бабушки, вдовствующей герцогини Рэксхем. Она уже достигла весьма преклонного возраста, но до сих пор полна энергии и не знает, чем занять свободное время.
И маркиз продолжил решительным тоном:
— Я намереваюсь просить ее ввести вас в светское общество, дав понять тем, кому никогда не хватает тем для сплетен, что я, безусловно, считаю вас самой красивой девушкой!
— Все решат… вы сошли… с ума! — воскликнула, покраснев от смущения, Ула. — Ну как могу я… сравниться с кем-либо вроде Сары или… тех красавиц, которым вы… поклоняетесь?
Девушка запнулась перед последним словом, и маркиз резко спросил:
— Кто это говорил обо мне подобное и что вам известно о женщинах, которым я поклоняюсь?
Ула не сдержалась и тихонько хихикнула.
— Вам следует знать, все о вас только и говорят! Когда в доме дяди Лайонела устраивались званые вечера, я тайком пробиралась на галерею для музыкантов и оттуда, никем не видимая, наблюдала за собравшимися. Рано или поздно разговор обязательно заходил о вас: мужчины начинали обсуждать ваших лошадей и выигрыш в карты, женщины — последние любовные похождения.
Маркиз молчал, и Ула тихо добавила:
— Простите… простите, если я огорчила вас… но вы сами просили… к тому же это… комплимент, раз вас считают таким… выдающимся человеком.
— Без подобного комплимента я бы предпочел обойтись! — резко бросил маркиз. — Поговорим лучше о вас.
— Но вы… не можете говорить это… серьезно, — сказала Ула. — Ну как я могу… произвести в свете впечатление первой красавицы? Даже если бы вы были так добры и делали вид… что считаете меня красивой, люди… просто посмеялись бы надо мной.
— Я горжусь тем, — сказал маркиз, — что у меня очень проницательный глаз. Если я увижу неограненный грязный камень, надеюсь, я, будучи экспертом в таких вопросах, определю, что передо мной алмаз, если это будет он.
Чувствуя, что все внимание Улы приковано к его словам, он продолжал:
— То же самое можно сказать об испорченной картине, за которой не было надлежащего ухода. Я непременно узнаю кисть Великого Рембрандта или Рубенса, в каком бы запущенном состоянии ни находилось полотно.
— Но… это совершенно другое дело, — возразила Ула.
— Ничего подобного, — ответил маркиз. — Я считаю себя знатоком женской красоты. Вам, Ула, необходима достойная оправа, чтобы подчеркнуть и выделить все ваши достоинства, и, как актрисе, собирающейся покорить сцену, вам нужен опытный режиссер.
Ула, стиснув пальцы, произнесла:
— Судя по вашим словам, милорд, сделать это так просто… но я… все же не могу поверить вам.
— Полагаю, вам придется довериться мне, — сказал маркиз. — Как я уже сказал, осуществив свои мечты, вы также поможете мне воплотить в жизнь мои замыслы.
При воспоминании о том, как отзывалась о нем Сара, его взгляд стал жестким.
— Если мы с моим положением, моим вниманием, моим богатством не сможем заставить лондонское общество принять вас такой, мне придется согласиться с тем, что я потерпел неудачу, чего со мной никогда прежде не случалось.
— Вам во всем сопутствовала удача, — подтвердила Ула. — Ваши лошади побеждают во всех крупных скачках, и я слышала, как дядя Лайонел с завистью отзывался о великолепии вашего загородного дома, который даже принц-регент назвал» потрясающим совершенством «.
Маркиз усмехнулся.
— Значит, и до вас дошли отголоски этой истории!
— Как я уже говорила, о вас говорят все, и все вами восхищаются.
— А вы?
— Странный вопрос! Как я могу не восхищаться человеком, сумевшим подобрать так идеально подходящих друг другу лошадей, как та четверка, которой вы сейчас управляете?
Маркиз, едва заметно изогнув губы в улыбке, подумал, что этот комплимент совершенно не похож на те, какие ему приходится обычно выслушивать. Он искоса взглянул на девушку и сказал только:
— В таком случае мне остается лишь еще раз просить вас довериться мне и в точности выполнить все, что я скажу.
— А если случится так, что я… подведу вас… вы очень разгневаетесь на меня? — обратилась к нему Ула.
— Возможно, я рассержусь, — ответил маркиз, — но, обещаю, бить вас не буду. И вообще, если вы провалитесь в свете, это будет и моим поражением, что крайне унизительно для меня.
— Такое… не должно… произойти, — пылко воскликнула Ула. — Я не могу представить вашего унижения… и вообще для меня вы — небесный правитель, воцарившийся над всем миром… затмевающий всех… кто под вами.
— Благодарю, — сдержанно сказал маркиз, слегка удивленный ее восторженным тоном, — но помните, что вы обязаны сделать все, чтобы сохранить за мной такое положение и не допустить того, чтобы я, подобно Шалтаю-Болтаю, свалился вниз.
Ула весело рассмеялась, и маркиз, подобрав поводья, тронул экипаж.
Лишь когда впереди показался живописный каменный особняк с внушительной колоннадой и высокими окнами, выходящими на пестрящий цветами сад, девушка занервничала.
Маркиз ничего не сказал ей. Однако он почувствовал, как напряглось ее хрупкое тело, заметил, что сплетенные пальцы судорожно сжались так, что побелели костяшки.
Маркизу впервые пришло в голову, что Ула убежала, не захватив с собой перчатки, — точнее, вообще ничего не взяв.
На ней было простенькое клетчатое платьице из хлопчатобумажной ткани, а накинутая на плечи шаль выглядела так, словно ее стирали много раз.
Но маркиз не мог не увидеть, что лицо Улы лучилось свежестью и красотой, которую нисколько не умаляла простая некрасивая шляпка, перетянутая разлохмаченными на концах атласными лентами.
Маркиз, помогая девушке спуститься из экипажа, с удовольствием обратил внимание на то, как она, распрямив плечи и вскинув голову, уверенно пошла следом за ним, ничуть не робея и не смущаясь.
Седовласый старик дворецкий просиял, увидев маркиза.
— Добрый день, милорд! Какая неожиданная радость видеть вас! Ее светлость будет счастлива, когда я доложу о вашем приезде.
— Как поживает ее светлость? — спросил маркиз, передавая лакею шляпу и перчатки.
— Вообще-то неплохо, но, скажу по правде, ваша светлость, она скучает, — покачал головой старый дворецкий.
— Я как раз приехал затем, чтобы исцелить этот недуг, — сказал маркиз. — Будьте добры, Берроуз, проводите мисс Форд наверх и попросите вашу жену помочь ей привести себя в порядок, пока я переговорю с ее светлостью.
— Разумеется, милорд, разумеется.
Непривычным для себя решительным тоном он обратился к Уле:
— Будьте любезны, обождите здесь, мисс.
Затем дворецкий прошел по коридору и открыл дверь в гостиную.
— Маркиз Равенторп, ваша светлость! — объявил он.
Ула услышала чье-то радостное восклицание, после чего Берроуз, закрыв дверь, вернулся к ней.
Маркиз медленно прошел по великолепному обюссонскому ковру к креслу у камина, в котором сидела его бабушка.
В свое время герцогиня Рэксхем была первой красавицей света, и ее бракосочетание с герцогом явилось самым значительным светским событием года.
Она была великолепной хозяйкой, и балы и приемы, устраиваемые герцогом и герцогиней Рэксхем в своем особняке, частенько удостаивались присутствия короля с королевой и других членов царствующей фамилии.
Теперь герцогине было за семьдесят, и она находила тихую деревенскую жизнь скучной после полной ярких событий молодости, когда ей поклонялись и ею восторгались все первые лица не только Англии, но и всей Европы.
Поседевшая и ссутулившаяся под грузом прожитых лет, герцогиня все же сохранила красоту. Маркиз с удовольствием отметил, что хотя его бабушка и не ждала гостей, она была в изящном платье, с изумительными безупречно подобранными драгоценностями, которыми в свое время из года в год засыпал ее любящий супруг.
— Дрого! — радостно воскликнула она. — Какая приятная неожиданность! Почему ты заранее не известил меня о своем приезде? Я хотя бы приказала забить откормленного каплуна!
Рассмеявшись, маркиз нагнулся, целуя бабушку в щеку. Затем, пододвинув стул, он сказал:
— Бабушка, я приехал обратиться к вам за помощью.
— Ко мне за помощью? — переспросила удивленная герцогиня. — А я полагала, ты хотел сообщить мне о предстоящей женитьбе на этой Саре Чессингтон, о которой столько все говорят.
— Нет, я приехал не за этим, — ответил маркиз. — Я хочу узнать, не помните ли вы женщину, носившую ту же фамилию, тетку Сары, которая лет девятнадцать-двадцать назад устроила большой скандал?
Герцогиня удивленно взглянула на внука.
— Ты говоришь о леди Луизе Чессингтон, сбежавшей накануне бракосочетания с герцогом Эвоном?
— Вы помните ее?
— Конечно, помню, — сказала герцогиня. — Ты даже представить себе не можешь, какой она тогда устроила переполох!
Усмехнувшись своим воспоминаниям, пожилая леди добавила:
— С Эвона Луиза Чессингтон сбила спесь. Того просто раздувало от самомнения; он полагал, что любая женщина умрет от счастья, если ей представится возможность стать его женой!
— Вы были лично знакомы с леди Луизой?
— Ну разумеется! Ее отец был четвертым графом. Очень образованный человек, он даже, признаюсь тебе, влюбился в меня, вызвав ревность моего бедняги супруга, обожавшего меня! Впрочем, герцог ревновал меня к любому мужчине, лишь взглянувшему в мою сторону.
— Разве можно было удержаться от этого, ведь вы блистали несравненной красотой! — сказал маркиз.
— Спасибо, Дрого, но я стала слишком стара для комплиментов, хотя мне до сих пор приятно вспоминать о тех, которые я во множестве выслушивала в молодости.
В голосе герцогини проскользнула нотка ностальгии по прошлому, и маркиз сказал:
— Я хочу кое-что вам рассказать, бабушка. Но сначала поведаю всю правду о том, что только что произошло, а это я не собираюсь открывать никому, кроме, разумеется, вас.
У герцогини зажглись глаза, а в голосе прозвучало любопытство:
— Что случилось? Мне не терпится знать, почему это тебя так заинтересовала леди Луиза?
— Именно это я и собираюсь рассказать вам… — начал маркиз.
Герцогиня внимательно выслушала его, ни разу не перебив.
Голос маркиза, остававшийся в течение всего повествования тихим и бесстрастным, вдруг наполнился гневом:
— Вот почему, бабушка, я привез это дитя к вам, привез дочь леди Луизы, которую истязали, с которой обращались бесчеловечно, и все это в наказание за давний проступок ее матери.
Он уже поведал бабушке, как встретил Улу на дороге, и герцогиня, нисколько не удивленная его словами, просто спросила:
— И что ты от меня хочешь?
— Сейчас объясню, — ответил маркиз. — Я собираюсь преподать кузине Саре и дяде Лайонелу урок, который они никогда не забудут.
Он выдержал многозначительную паузу и затем продолжил более резким голосом:
— Для этого я хочу, бабушка, чтобы вы применили свой вкус и таланты и превратили Улу в первую красавицу — такую, какой была ее мать. Я хочу, чтобы вы ввели ее в светское общество так, чтобы она не просто стала равной кузине Саре, но и затмила бы ее.
Герцогиня слушала его, не отрывая взгляда, но в ее глазах появилась задорная искорка.
— Это очень тонкая месть, Дрого, но сможешь ли ты осуществить ее? — Сомнения владели старой герцогиней.
— А это уже зависит от вас, бабушка, и я не знаю, сможет ли кто-либо справиться лучше с подобной задачей.
— Достаточно ли красива эта девочка? — поинтересовалась пожилая леди; — Я ведь не волшебница, Дрого.
— Одно могу сказать точно: в ней есть нечто необыкновенное, — ответил маркиз, — но она отлита не из того сплава, что ее кузина Сара.
— Это к лучшему; к тому же я еще не слышала, чтобы ты ставил на темную лошадку и не побеждал.
— Когда-то такое все-таки может случиться, — сказал маркиз, — но, если на этот раз не я первый пересеку финишную черту, я буду сильно уязвлен.
— Дай поглядеть на твою ставку, — улыбнулась герцогиня.
— Надеюсь, вы не будете разочарованы при виде нашей юной гостьи, — сказал маркиз.
С этими словами он встал и вышел из комнаты.
Как только маркиз открыл дверь, он увидел Улу, с интересом изучающую одну из картин, украшавших стены особняка, и Берроуза, пространно объясняющего, как та попала в руки предков герцогини.
При появлении маркиза Ула повернулась к нему, и он прочел у нее на лице искреннюю радость. Однако, прежде чем шагнуть ему навстречу, девушка обратилась к дворецкому:
— Благодарю вас за интересный и содержательный рассказ. Мне все очень понравилось.
— Ну что вы, мисс, для меня это было удовольствие, — ответил Берроуз, и Ула поспешила к маркизу.
— Я подумала, что вы хотите побыть с ее светлостью вдвоем, и не стала мешать.
— Моя бабушка готова принять вас, — сказал маркиз.
Увидев, как по телу девушки пробежала нервная дрожь, он добавил:
— Не бойтесь, как я и думал, она готова помочь вам.
Он пропустил Улу перед собой в гостиную и отметил, каким проницательным взглядом окинула герцогиня приблизившуюся к ней девушку.
Ула сделала реверанс, и пожилая женщина с улыбкой сказала:
— Я очень рада познакомиться с вами, дорогая. Я знавала вашу мать, и мы все любили ее.
— Вы были знакомы с мамой? — дрогнувшим голосом воскликнула девушка. — Тогда вы должны знать, ваша светлость, какую сенсацию произвела она, появившись в лондонском свете, как люди часами простаивали под окнами ее дома в надежде хоть мельком увидеть ее.
— Это правда, — подтвердила герцогиня, — но всех привлекала не только ее красивая внешность, но и ее чистая благородная душа.
— Благодарю вас за эти слова, — сказала Ула. — Полагаю, вы можете представить себе, как мне не хватает ее… и папы.
Когда девушка упомянула своего отца, в ее голосе почувствовался вызов, словно она отказывалась от самой мысли разделить своих родителей.
Но герцогиня, прекрасно понимая ее, сказала:
— Вы непременно должны рассказать мне о них. Мне всегда хотелось знать, были ли ваши родители по-настоящему счастливы, не жалела ли ваша мать о том, что отказалась от блестящего положения в обществе, которое получила бы, став супругой герцога Эйвона.
— Однажды мама призналась мне, что она самая счастливая женщина на свете, так как встретила в жизни папу, — ответила Ула. — Даже когда дела становились очень плохи и мы мерзли зимой, потому что не хватало денег на уголь, мама смеялась и приговаривала:» Милая Ула, до тех пор, пока у меня есть любимый муж и ты, все прочее не имеет значения. И пусть дома у нас трещат сибирские морозы, здесь лучше, чем в райских кущах… потому что мы все… вместе «.
При этих словах голос Улы задрожал, и ей с трудом удалось сдержать навернувшиеся на глаза слезы.
Герцогиня, протянув руку, сказала:
— Садитесь, дитя мое. Насколько я понимаю, мой внук хочет, чтобы вы повторили успех своей матери, чего, не сомневаюсь, она желала и для вас. Не думаю, что с этим возникнут какие-то трудности.
— Вы… в этом… уверены? — спросила Ула. — У его светлости родился фантастический план сделать из меня» несравненную «, но я знаю, что рядом с Сарой я выгляжу совершенно бесцветной!
Она замялась, затем тихо добавила:
— Однажды папа сказал, что по-настоящему красивым можно быть только в том случае, если в душе есть божественный свет. Возможно, у меня его нет, а одарить им может… лишь Господь.
Девушка говорила пылко, с чувством, и маркиз с интересом наблюдал, какова будет реакция его бабушки на эти идущие от самого сердца слова.
Герцогиня, похоже, не нашла сказанное Улой ни в малейшей степени странным. Она просто сказала:
— По-моему, нам остается только надеяться, что мы с вами сможем выполнить замысел моего крайне привередливого внука и обеспечить ему победу. Выражаясь его словами, вы, опередив всех соперниц, должны первой пересечь финишную черту.
Ула рассмеялась, и ее смех звонко разнесся по всей комнате.
— Значит, вот что я должна сделать? — спросила она маркиза. — В таком случае, надеюсь, я выиграю Золотой Кубок, как вы сделали на скачках в Эскоте в прошлом году.
— Готов поставить на это крупную сумму!
— Пожалуйста… не будьте… слишком самоуверенны, — поспешно заметила Ула. — Может так статься, вы лишитесь своих денег.
— Кстати, о деньгах, — вмешалась герцогиня. — Первым делом Уле необходимо должным образом одеться.
Девушка огорченно воскликнула:
— Об этом я совсем забыла! О, миледи, что же мне делать? Уверена, вы поймете, что я не могу позволить его светлости платить за мои наряды, но я убежала в такой спешке, что ничего не взяла с собой.
Она встревоженно обернулась к маркизу.
— Я не смею… доставлять хлопоты… вам… или ее светлости.
Маркиз встал, повернувшись спиной к камину.
— Давайте-ка с самого начала уясним вот что, — сказал он. — Я не могу допустить, чтобы мои планы по какой-либо причине расстроились. Ула, вы обещали довериться мне, вы также должны слушаться меня.
Ула, опустив глаза, тихо промолвила:
— Мама… говорила мне, что истинная леди… может принимать от джентльмена лишь… небольшие подарки, иначе ее поведение сочтут непристойным… Полагаю, она подразумевала веер, быть может, перчатки… ничего дороже.
— А мне сдается, вы направлялись в Лондон с совершенно иными намерениями! — с иронией заметил маркиз.
Ула вспыхнула, и ее лицо, зардевшееся от смущения, стало особенно прелестным. Затем она сказала:
— Я… я считала, что буду… зарабатывать деньги… а не принимать их в качестве… подарка.
— Вот мы все и решили! — воскликнул маркиз. — Вы будете честно зарабатывать деньги, выполняя мои распоряжения, так что можете считать меня своим работодателем.
Ула задумалась над его словами. Затем она хитро улыбнулась, и маркиз заметил у нее на щеках две прелестные ямочки.
— Уверена, эта мысль только что пришла в голову вашей светлости, но поскольку она позволяет мне сохранить лицо… Что ж, я с глубокой признательностью принимаю ваше предложение!
Герцогиня рассмеялась.
— Дрого, я всегда говорила, что ты проявляешь чудеса находчивости, добиваясь своего. Ты был таким с самого раннего детства.
— Его светлость отличается необыкновенным умом, — сказала Ула, — потому что у него всегда на все готов ответ.
— Полностью согласна с вами, — улыбнулась герцогиня. — Итак, Дрого, какие будут приказания?
— Очень простые, — ответил маркиз. — Ула остается на ночь у вас, дорогая бабушка. Поскольку, вы, как обычно в деревне, удалитесь на покой рано, я поужинаю с Улой и дам последние наставления. А завтра я жду вас обеих в доме на Беркли-сквер.
— Завтра? — переспросила герцогиня. — Но как же насчет ее одежды? Неужели она поедет в этом платье?
— Разумеется, никто не должен видеть Улу до тех пор, пока вы надлежащим образом не оденете ее. Очень важно, чтобы уже через двадцать четыре часа она выглядела подобающе.
Герцогиня изумленно посмотрела на внука.
— Это совершенно невозможно!
— Нет ничего невозможного, — возразил маркиз. — Сегодня воскресенье. Завтра вечером, как только приедете ко мне, вы разошлете приглашения вашим самым близким друзьям на небольшой прием, где представите им дочь леди Луизы.
Ула замерла от неожиданности, пораженная герцогиня уставилась на внука. Тот, прочтя вопрос в ее глазах, сказал:
— Вы были знакомы с леди Луизой и очень хорошо относились к ней. Теперь, когда ее нет в живых, вы хотите выразить свое восхищение женщиной, отказавшейся от высшего света ради любимого мужчины, введя в общество ее дочь.
Герцогиня улыбнулась.
— Дрого, ты гений! Я поняла твой замысел. Ничто не сможет разжечь любопытство людей больше, чем известие о том, что, во-первых, у Луизы есть дочь, и, во-вторых, я покровительствую ей и она живет в твоем доме.
— Именно так, — согласился маркиз.
— А разве… в свете до сих пор помнят тот скандал, который устроила мама… сбежав из-под венца? — запинаясь, спросила Ула. — Я думала, все это в прошлом.
— Нет, все будут заинтригованы и зачарованы. К тому же, как можно не восхищаться женщиной, осмелившейся совершить такой поступок! — решительно произнесла герцогиня.
— Дядя Лайонел будет… в ужасе! — пробормотала Ула.
— Надеюсь! — сказал маркиз. — Должен заметить, что, чем в больший ужас он придет, тем сильнее я обрадуюсь!
Он остановился, затем, заглянув во встревоженные глаза Улы, добавил:
— Вам первым делом необходимо забыть, что вам пришлось испытать по вине ваших жестоких родственников. Для вас, Ула, начинается новая жизнь, которая, надеюсь, вам придется по душе.
— Жаль только… что мама… не может выразить вам благодарность… как пытаюсь сделать… я, — сказала Ула. — Мне кажется… что я сплю… а утром… проснусь снова в Чессингтон-холле.
Ее слова заставили герцогиню рассмеяться, но девушка снова едва сдерживала навернувшиеся на глаза слезы.
Ула направилась наверх, чтобы принять перед ужином ванну, а герцогиня стала готовиться ко сну.
— Мне необходимо хорошенько отдохнуть, дитя мое, — сказала она, — так как скоро мы окунемся в море балов, приемов и обедов, устраиваемых для вас, и я намерена наслаждаться каждым мгновением этих развлечений и принимать все приглашения, которые, уверена, дождем хлынут на вас.
Ула рассмеялась, а герцогиня, залюбовавшись ее нежным личиком, добавила:
— Положитесь во всем на Дрого. Он любит бросать вызов и с огромным наслаждением разрабатывает стратегические планы предстоящих кампаний, словно истинный полководец. От нас требуется лишь в точности выполнять его приказания.
— Вы оба так добры ко мне, — сказала Ула. — Вчера вечером я засыпала вся в слезах, потому что дядя Лайонел снова ударил меня, а Сара таскала за волосы. Я… я хотела умереть… но сейчас я хочу жить, потому что… все так… замечательно!
— Отныне жизнь вы будете видеть только в таком свете!
Улыбнувшись, герцогиня удалилась в свою спальню.
Маркиз перед тем, как спуститься К ужину, заглянул к бабушке.
Герцогиня, седовласая и величественная, возлежала на кружевных подушках. Пышные волосы ее выбивались из-под изящного кружевного чепца, а тонкие пальцы едва виднелись под кружевами шелковой ночной рубашки.
Герцогиня с удовлетворением оглядела своего внука.
В вечернем костюме маркиз выглядел очень элегантным.
Вместо коротких штанов и шелковых чулок на нем были надеты узкие черные брюки дудочкой, введенные в моду принцем-регентом. Шейный платок был завязан с особой тщательностью, а в сюртуке с длинными шелковыми фалдами чувствовалась рука настоящего мастера.
С волосами, словно слегка растрепанными ветерком, — эту моду опять же ввел принц-регент — маркиз выглядел таким красивым, что герцогиня подумала, какой же недальновидной надо быть девушке, чтобы оттолкнуть такого жениха, как, судя по всему, поступила леди Сара.
Старая герцогиня прекрасно видела, что циничные складки на лице ее внука, спускающиеся от носа к краям губ, стали еще глубже обычного. Во взгляде его, критически изучающем всех и вся, сквозила высокомерная надменность.
— Будь проклята эта девчонка! — Проворчала про себя герцогиня. — Она могла развеять гложущее его разочарование. Что бы он ни говорил, ему потребуется много времени, чтобы простить и забыть!
Однако громко она свои мысли не высказала и, наоборот, радостно воскликнула:
— Дрого, как ты великолепно выглядишь! Не удивительно, что принц-регент так завидует тебе: он с каждым годом становится все жирнее и рыхлее, в то время как ты, кажется, делаешься лишь стройнее и изящнее.
— Я постоянно занимаюсь спортом, — ответил маркиз. — К тому же я не обжираюсь на ежедневных пирушках в Карлтон-хаузе.
— И все же, твой повар на Беркли-сквер — знаток своего дела, и я жду не дождусь, когда смогу насладиться плодами его искусства.
— Я буду очень рад принимать вас у себя, дорогая бабушка, — искренне признался маркиз.
— Ты действительно хотел сказать, что у меня есть лишь двадцать четыре часа на то, чтобы превратить эту девочку из гадкого утенка в лебедя? — спросила герцогиня.
— Необходимо сделать невозможное, дорогая бабушка, — ответил маркиз. — Вы должны понять, что, как только Ула появится в обществе под вашим покровительством, граф больше не сможет требовать ее возвращения в Чессингтон-холл.
— Совершенно согласна с тобой, — кивнула герцогиня. — Этого нельзя допустить ни в коем случае.
Внимательно посмотрев на внука, она добавила:
— Моя горничная говорит, что, когда она помогала Уле принять ванну, ее ужаснули рубцы на спине девушки, некоторые из которых, полученные вчера вечером, еще кровоточили!
Маркиз нахмурился.
— Значит, она сказала мне правду?
— К сожалению, да, — кивнула герцогиня. — Робинсон говорит, это очень болезненные раны. Одежда прилипла к кровоточащим рубцам, и раны причинили ей страдание, когда бедняжка раздевалась.
Герцогиня с удовлетворением отметила сверкнувший в глазах внука гнев, его плотно стиснутые губы. Она поняла, что он сомневался в правдивости рассказа Улы о перенесенных от руки собственного дяди побоях; у нее самой были те же подозрения.
Но теперь не оставалось никаких сомнений, что с бедной девочкой обходились хуже, чем поступил бы со своим ребенком забулдыга-работяга, напившийся в пятницу вечером.
— Я позабочусь о том, чтобы этот негодяй Чессингтон-Крю заплатил за все! — воскликнул маркиз.
— Возблагодарим же Господа, — тихо промолвила герцогиня, — что ты избежал брака, который сделал бы тебя не только несчастным, но и более циничным и разочарованным, чем сейчас!
— Кто это говорит про меня такие вещи?
— Не буду с тобой спорить, — ответила бабушка. — Ты всегда был моим самым любимым внуком, и я желаю тебе найти свое счастье.
— Я больше не надеюсь, что это осуществимо, — сказал маркиз. — Но я готов довольствоваться определенным комфортом, а это по крайней мере в настоящий момент категорически исключает женитьбу.
Не желая больше говорить на эту тему, он поцеловал бабушку в щеку, затем прикоснулся губами к ее руке.
— Спокойной ночи, бабушка! Я очень признателен вам за понимание и готовность, с которыми вы приняли мою игру, и, что бы ни случилось, мы обязательно с радостью увидим, как два омерзительных человека получат по заслугам.
С этими словами он, улыбнувшись, вышел из комнаты.
Но герцогиня долго еще печально смотрела на закрывшуюся за внуком дверь.