Ускользающий ангел

Глава пятая

Ула проснулась, переполненная счастьем.

Она легла спать после ужина в обществе герцогини и маркиза, за которым они много смеялись, вспоминая вчерашний бал.

На нем было множество забавных происшествий.

Один из гостей подставил под струю фонтана, из которого лились благовония, свой бокал, заявив:

— Уверен, это вино окажется восхитительным!

Сделав большой глоток, он поперхнулся и закашлял, отплевываясь духами!

Много веселья было в саду, когда гости, пытаясь поймать выпущенные с крыши дома воздушные шары, попадали на клумбы. Не обошлось и без происшествий. У одной дамы от огня волшебного фонаря загорелось платье. Платье было быстро затушено, огонь успел лишь опалить кружевной подол, но дама кричала так, словно ее жгли на костре инквизиции.

Старую герцогиню и Улу также весьма позабавило чтение благодарственных посланий, полученных маркизом. Герцогиня заметила, что большинство ее знакомых, имеющих молодых дочерей, пытались выразить свое восхищение великолепием бала, но это удавалось им с трудом. После появления новой звезды на светском небосклоне шансы их дочерей еще снизились.

Сразу же после ужина герцогиня сказала:

— Дрого, я никогда прежде не наслаждалась в такой степени твоим обществом, и ты сегодня просто в ударе, но, к несчастью, я уже слишком стара, и мне пора спать.

— Ну конечно же, вы должны как следует отдохнуть, — улыбнулся маркиз. — Насколько мне известно, завтра вечером Ула должна будет укрепить свое положение первой светской красавицы, и вы станете свидетельницей ее успеха.

— Я совершенно уверена, она тебя не подведет, — ответила герцогиня, ласково потрепав Улу по руке.

— Вы поедете с нами?

— Вряд ли, — ответил маркиз, — так как я вернусь в Лондон только поздно вечером.

— Куда ты уезжаешь? — спросила герцогиня.

— В Эпсом, — ответил маркиз. — Разве вы забыли, что завтра скачки? В них участвует несколько моих лошадей.

— Ах да, — сказала герцогиня. — Полагаю, ты, как всегда, выиграешь все главные заезды.

— Искренне надеюсь на это.

— Жаль, что я не могу поехать с вами! — порывисто воскликнула Ула.

Маркиз, внимательно посмотрев на нее, сказал:

— Об этом я не подумал, но, разумеется, в следующий раз я возьму вас на скачки, особенно если буду уверен, что мои лошади выиграют.

— Это было бы прекрасно! — воскликнула Ула.

Но, выходя из обеденного зала, она вдруг подумала, что завтра маркиза на скачки наверняка будет сопровождать одна из тех красавиц, что увивались за ним весь вечер.

Маркиз не обмолвился об этом ни словом, и все же девушка была уверена, что так оно и будет, и внезапно она почувствовала себя всеми покинутой и одинокой, никому не нужной.

— Значит, завтра ты дома не ужинаешь? — спросила герцогиня, когда они шли по коридору.

— Да, — ответил маркиз, — я отужинаю у Кавендишей, так что если я не появлюсь на балу, это будет означать, что ужин чересчур затянулся.

— Понятно, — сказала герцогиня, — и нам с Улой не на что жаловаться, так как ты был крайне великодушен, проведя с нами сегодняшний вечер. Полагаю, в отличие от нас, ты не собираешься ложиться спать рано?

— Я обещал его королевскому высочеству заглянуть к нему в Карлтон-хауз, — ответил маркиз, — а после этого меня ждут другие приглашения.

Последние слова он произнес ироничным тоном, и снова Ула решила, что приглашения эти исходят от прекрасных дам, с нетерпением ожидающих маркиза.

Женщины поднялись наверх, и герцогиня, остановившись у двери своей спальни, сказала:

— Спокойной ночи, дитя мое. Мой внук поражен успехом, который сопутствовал тебе вчера вечером. Он считает, ты выглядела просто великолепно.

— Он… правда… думает так? — рассеянно спросила Ула, погруженная в свои мысли.

— Сегодня утром он сказал мне, что ты превзошла все его ожидания.

Герцогиня отметила, как у Улы радостно вспыхнули глаза и вся она словно засияла.

Девушка ничего не сказала. Поцеловав герцогиню и пожелав ей доброй ночи, она удалилась к себе в спальню.

— Мне не хотелось бы, чтобы эта девочка разбивала себе сердце, тоскуя по Дрого, — пробормотала вполголоса герцогиня, — но что я могу поделать?

Она легла в кровать. Горничная погасила свет, но герцогиня долго не засыпала, переживая по поводу двух молодых людей, которыми в настоящий момент была наполнена ее жизнь.

Ула же легла спать, чувствуя, как звучат у нее в ушах слова герцогини. Она решила: главное — это то, что маркиз доволен ею, а все прочее не имеет значения.

«Я должна быть очень внимательна, — размышляла девушка, — и точно выполнять все его желания».

Помолившись, она поблагодарила Господа за то, что маркиз пришел вовремя и успел спасти ее от хищных рук принца Хасина, и добавила пожелание никогда больше не видеть принца.

Утром Ула решила никуда не спешить и по возможности хорошенько отдохнуть.

Поэтому она позавтракала в постели и спустилась вниз уже после одиннадцати.

Девушка упивалась неведомой доселе роскошью: ей прислуживали, а она могла делать все, что заблагорассудится.

Весь год, проведенный в Чессингтон-холле, Ула должна была вставать вместе со слугами, и каждое утро ее уже ждал с десяток дел, которые она частенько не успевала закончить к вечеру.

Девушка надела красивое домашнее платье, купленное ей герцогиней. Платье это, в бледно-голубых тонах, напоминающих предрассветное небо, отделанное кружевом и бархатными лентами, очень ей шло.

Спускаясь вниз, Ула захватила пеструю шаль на тот случай, если ей захочется выйти в сад. Хотя солнце светило очень ярко, на улице могло быть гораздо прохладнее, чем она предполагала.

И все же девушка сомневалась в том, что шаль ей понадобится, поэтому, сойдя по лестнице, она оставила ее в холле.

Затем, словно влекомая магнитом, она направилась в библиотеку, надеясь, что сегодня ничто не помешает ей осуществить страстное желание читать.

Та книга, которую принц Хасин вырвал у нее из рук и швырнул на пол, слишком напоминала о нем, и Ула оставила ее на полке.

Она выбрала другую: на этот раз томик стихов лорда Байрона.

Не успела девушка уютно устроиться у окна и раскрыть книгу, чтобы почитать свои любимые стихи, как дверь библиотеки открылась, и дворецкий объявил каким-то странным голосом:

— Граф Чессингтон-Крю, мисс!

На мгновение Ула застыла от страха.

Затем, переведя взгляд на дверь, она увидела вошедшего в библиотеку дядю Лайонела, за которым следовал судебный исполнитель.

Ей показалось, что зрение обманывает ее, но нет — никакой ошибки: красный форменный сюртук и треуголка с кокардой, которую исполнитель держал в руке.

Остановившись посреди комнаты, граф произнес повелительным тоном:

— Подойди сюда, Ула!

Перепуганная девушка встала и несколько неуверенной походкой приблизилась к нему.

С нескрываемым злорадством оглядев ее с ног до головы, граф сказал:

— Я пришел сюда затем, чтобы отвести тебя туда, где тебе полагается находиться. Мы уезжаем немедленно!

— Но… Дядя Лайонел… я не могу! — воскликнула Ула. — Я нахожусь здесь… как вам известно по приглашению герцогини Рэксхем, которая… покровительствует мне.

— Я это знаю, — ответил граф, — но ты, видимо, забыла, совершая этот отвратительный поступок и сбегая из дома — за что тебя ждет строгое наказание, — что теперь, после смерти твоих родителей, я являюсь твоим опекуном.

— Мне… мне это известно, дядя Лайонел, но ведь я… не нужна… вам, — испуганно лепетала Ула.

— Это уж мне решать, — надменно ответил граф. — Итак, я не собираюсь тратить время на пустые пререкания. Ты сейчас же пойдешь со мной; мой экипаж ждет у подъезда.

Он говорил таким решительным тоном, что Ула испуганно вскрикнула и попятилась.

— Я… никуда не поеду! Я… останусь здесь, а если вы хотите… забрать меня… вы должны прежде переговорить об этом… с маркизом… Равенторпом.

— Как я уже сказал, — неумолимо продолжал граф, — я являюсь твоим опекуном, и, предвидя твое сопротивление, дерзкая девчонка, я, как видишь, захватил с собой судебного исполнителя.

У него на лице появилась отвратительная ухмылка.

— Он арестует тебя, и тебе придется предстать перед мировым судьей. Тот объяснит тебе, что, будучи несовершеннолетней, ты обязана беспрекословно слушаться меня. Таков закон.

Граф помолчал, словно ожидая ответа Улы.

Но голос не слушался девушку, и она лишь остолбенело глядела на своего дядю.

— Если ты предпочитаешь именно это, — презрительно протянул тот, — должен предупредить: в то же самое время, как тебе дадут понять, что ты полностью и всецело находишься в моей власти, я обвиню нашего благороднейшего маркиза Равенторпа в похищении и совращении несовершеннолетней девушки — наказанием за что ему, в лучшем случае, будет высылка из страны.

Он произнес эти слова со злобной усмешкой, прекрасно понимая, что теперь Уле останется лишь безропотно поехать с ним.

Затем, желая еще больше унизить девушку, граф резко бросил:

— Итак — каково твое решение?

— Я… еду… с вами… дядя Лайонел.

— Тогда поторопись, — приказал граф.

Больно схватив Улу за руку, он потащил ее из библиотеки по коридору в холл.

Столпившиеся там слуги изумленно взирали на них.

У самой двери Ула, собрав все свое мужество, остановилась и воскликнула:

— Дядя Лайонел… пожалуйста… позвольте попрощаться с ее светлостью… и взять шляпку и шаль.

— Придется обойтись без трогательных прощаний, — ответил граф, — а шаль вот, лежит на стуле.

Он указал на нее, и один из молча пялившихся слуг поспешно схватил шаль и протянул ее Уле.

Девушка накинула шаль себе на плечи, и для этого графу пришлось на мгновение отпустить ее руку.

Ула тотчас же сделала попытку вырваться от него и броситься к лестнице.

Граф, однако, был готов к этому и с силой вцепился в плечо девушки, заставив ее пошатнуться и вскрикнуть от боли. Но ей все же удалось сохранить равновесие и не упасть.

Дядя Лайонел снова схватил Улу, выволок ее в дверь и стащил вниз по лестнице, буквально втолкнул в дожидающийся экипаж.

Задержавшись на мгновение, чтобы расплатиться с судебным исполнителем, граф последовал за девушкой и захлопнул дверцу.

Экипаж сразу же тронулся.

Ула успела мельком увидеть в окно экипажа высыпавших на крыльцо слуг.

Забившись в угол сиденья, стараясь казаться как можно незаметнее, она думала о том, что покидает счастливый рай и возвращается, как она уже говорила маркизу, в сущий ад.

Решив попробовать тронуть каменное сердце дяди мольбами, Ула обратилась к графу:

— Пожалуйста… дядя Лайонел… выслушайте меня… Я не могу…

— Заткнись! — рявкнул тот. — Я не намерен разговаривать с тобой до тех пор, пока мы не возвратимся в Чессингтон-холл. Ты будешь наказана за свое отвратительное поведение, после чего я сообщу, какое будущее тебя ждет. А до тех пор молчи!

Выкрикнув эти слова, граф вытянул ноги на сиденье напротив, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Ула смотрела на него, недоумевая, как такой жестокий и безжалостный человек может быть братом ее матери.

Она прекрасно понимала, что теперь ей остается лишь молиться о том, чтобы ее спасло какое-нибудь чудо. Спасло не только от побоев, которые, несомненно, намеревается устроить ей дядя, но и от того невыносимого образа жизни, от которого она бежала.

— Помоги мне… мама… помоги мне!

Но вместо лица своей матери, которое обычно являлось девушке в молитвах, она увидела лицо маркиза Равенторпа. Один раз он уже спас ее. Сможет ли он снова спасти ее?

Но тут она вспомнила, что его не будет дома целый день: сначала скачки, затем ужин у знакомых.

Девушка не сомневалась, на вечере будет присутствовать какая-нибудь красавица, которая будет развлекать маркиза. Он и не вспомнит об Уле, не побеспокоится, что происходит дома в его отсутствие.

Она вспомнила слова маркиза о том, что он будет ужинать у Кавендишей, и только тут сообразила, что красавица с рубинами в волосах, с которой маркиз разговаривал на балу, называя ее Джорджиной, — это супруга лорда Кавендиша.

И Ула, охваченная отчаянием от того, что пройдет очень много времени, прежде чем маркиз узнает о случившемся с нею, вдруг подумала, что маркиз занимает слишком большое место в ее сердце и мыслях. Что это значит? Неужели она любит его?

Это явилось для девушки неожиданным потрясением, но она вспомнила, что с того самого момента, как маркиз словно благородный рыцарь явился к ней на спасение, он целиком заполнил ее думы и сны.

«Ну конечно же, я люблю его! — думала Ула. — Да и можно ли не любить его, такого красивого… такого прекрасного во всех отношениях… и такого не похожего… на всех остальных мужчин?»

Боготворя маркиза, своего спасителя, Ула и в мыслях не могла отнести его к категории тех мужчин, которые рассыпали перед ней цветистые комплименты и, невероятно, по собирались предложить ей руку и сердце.

Теперь она поняла, почему ей просто не приходила в голову мысль, что она полюбит их — или кого бы то ни было еще. Все ее существо тянулось к маркизу, который, подобно солнцу, затмевал все вокруг.

«Я люблю его! Люблю!» — думала Ула, а лошади, выехавшие на загородную дорогу, все убыстряли свой бег.

«Я люблю его… хотя он никогда не узнает об этом, и никакой другой мужчина никогда не займет его место в моем сердце, сколько бы я ни жила!»

Внезапно Уле пришло в голову, что если ей и суждено когда-либо избавиться от невыносимой жизни, ожидающей ее в Чессингтон-холле, — а она, несомненно, станет еще хуже, чем прежде, — это произойдет лишь в том случае, если она умрет.

— Тогда я соединюсь с мамой и папой! — сказала она себе.

Но расставание с этим миром будет очень тяжелым, потому что в нем останется маркиз Равенторп.

Дорога до Чессингтон-холла заняла около двух часов, и все это время Ула заставляла себя думать только о маркизе. Эти мысли придали ей мужества выйти из экипажа следом за дядей с высоко поднятой головой.

Девушка увидела столпившихся у крыльца слуг, с любопытством разглядывающих ее, такую непохожую на ту скромную, плохо одетую бедную родственницу, какой они ее знали раньше.

— Добрый день, милорд! — почтительно приветствовал графа Ньюмен, дворецкий.

Граф, не ответив ни слова, вошел в зал, отдав шляпу лакею. Ньюмен с улыбкой повернулся к Уле.

— Рад снова видеть вас, мисс! Та бросила на него грустный взгляд, но, прежде чем она успела что-либо сказать, граф рявкнул:

— Ула, следуй за мной!

С этими словами он направился в свой кабинет, и у Улы защемило сердце при мысли о том, что дядя Лайонел собирается избить ее длинным тонким хлыстом, словно ножом вспарывающим ее нежную кожу.

Ей захотелось закричать, бежать, но она знала, что это бесполезно, к тому же она хотела вести себя мужественно и сохранять достоинство. Поэтому Ула молча последовала за своим дядей.

Тот прошел в свой кабинет, его излюбленное место, куда тяжелые мрачные бархатные шторы, даже раздвинутые, казалось, не пропускали солнечный свет.

Граф остановился перед камином, а Ула осталась в дверях, дожидаясь его приказаний.

— Итак, теперь, когда я вернул тебя туда, где тебе надлежит быть, — сказал он, словно обращаясь к многочисленной аудитории, — я скажу, что тебя ждет в будущем после сурового наказания за бегство и те неприятности, которые оно мне доставило.

— Простите… простите меня… дядя Лайонел, — сказала Ула, — за все, что я сделала… но я была так несчастна… моя жизнь здесь стала просто… невыносимой.

— Несчастна? Что ты хочешь этим сказать? — проревел граф. — А с чего это ты должна ждать счастья? Ты, сирота, которую я по доброте душевной взял к себе, бездомная и без гроша за душой, бедная родственница, которой ничего не оставил после смерти неудачник отец!

Подобные оскорбления Уле приходилось выслушивать целый год, но на этот раз, сделав глубокий вдох, она заставила себя сдержаться и промолчать.

— И после этого у тебя хватило наглости, — продолжал граф, — разворошить старый скандал, вызванный отвратительным поступком твоей матери, сбежавшей из дома и обесчестившей всю семью! А я-то надеялся, что скандал этот давно забыт.

Повысив голос, он добавил:

— И ты ничуть не лучше своей матери, но, все же несмотря на твою неблагодарность, я, хотя ты нисколько этого не заслуживаешь, устроил все для твоего замужества, которое состоится без промедления.

Ула в полном изумлении уставилась на дядю.

— Дядя Лайонел… я ничего не понимаю…

— Одному Богу известно, почему нашелся хоть кто-то, пожелавший взять тебя в жены! — заявил граф. — Но я очень благодарен, просто признателен ему за то, что он избавит меня от забот, и еще больше радует меня мысль, что ты покидаешь Англию, так что я больше никогда не увижу тебя.

— Я… я не… понимаю вас, — выдавила Ула.

— Тогда позволь сообщить об улыбнувшемся тебе счастье, — ответил ей дядя. — Его высочество принц Кумара Хасин попросил твоей руки! Для тебя это неслыханная удача!

Ула вскрикнула, стены кабинета вторили эхом этому звуку.

— Принц Хасин? — выдохнула она. — Это не правда… и я не выйду за него… ничто на свете не заставит меня выйти… за него… замуж!

Девушка шагнула к своему дяде, восклицая:

— Он ужасен… отвратителен… и я скорее умру… чем стану его… женой!

— Как ты смеешь так говорить со мной! — взревел граф. — Ты должна была пасть на колени и благодарить Господа, если хоть какой-то мужчина, учитывая твое положение, изъявил желание жениться на тебе!

— Я не сделаю этого… не сделаю! — воскликнула Ула. — Я ненавижу его… вы можете понять это? Он… отвратителен!

Она думала, дядя закричит на нее еще громче. Но граф, шагнув к ней, изо всей силы ударил ее по лицу.

Не ожидавшая этого девушка упала, ударившись при этом головой о ножку кресла. Перед глазами у нее разверзлась темнота.

К Уле медленно возвращалось сознание. Первое, что она услышала, был голос ее кузины Сары:

— Что случилось, папа? Я видела, как ты привез Улу назад, но почему она лежит на полу?

— Полагаю, она упала в обморок, — проворчал ее отец. — Сейчас приведу ее в чувство.

Ула услышала его шаги и догадалась, что граф направился к столику с напитками, стоящему в углу кабинета.

— Она очень бледна, — заметила Сара, впрочем, без всякой жалости.

— Я брызну на нее воды, — сказал граф. — Она быстро придет в себя.

Сара вскрикнула.

— Нет, папа, ни в коем случае! Ты испортишь ее платье, а оно гораздо красивее тех, что есть у меня, и невероятно дорогое. Я хочу забрать его себе. Уверена, потребуется лишь немного удлинить его, я ведь выше ростом.

Ула не шевелилась. Она ощущала слабость, у нее болела голова, и ей совсем не хотелось видеть своего дядю и Сару.

Девушка услышала, как граф поставил графин с водой на столик и сказал:

— Будь проклята эта девчонка! С ней одни хлопоты.

— Надеюсь, папа, ты примерно выпорешь эту негодницу за ее отвратительный поступок, — злобно заметила Сара.

— Именно так я и намереваюсь поступить, — ответил отец, — но скоро сюда прибудет принц Хасин со специальным разрешением архиепископа Кентерберийского на брак.

— По-моему, Ула не заслуживает счастья становиться принцессой, — пожаловалась Сара.

— Она может именовать себя как угодно до тех пор, пока будет оставаться в Кумаре, — ответил граф. — Не думаю, что жизнь у нее будет особенно сладкой, учитывая, что там у принца есть три жены, которые только и ждут, как бы выцарапать ей глаза!

Ула затаила дыхание, с ужасом поняв из этих слов, что принц — мусульманин.

В этом случае ему полагается иметь четырех жен, и она станет всего лишь одной из них, судя по всему, самой младшей.

Первое время девушка никак не могла поверить, как человек, называющий себя христианином, может уготовить ей такую судьбу.

Затем она поняла, что граф согласится на все, лишь бы его племянница исчезла из Англии, чтобы он никогда больше не видел ее.

Ее мысли словно передались Саре, так как та сказала:

— И правда, когда Ула уедет, нам можно будет больше не беспокоиться о ней. Ты виделся с маркизом, когда забирал ее?

— Нет, разумеется, — ответил граф. — Я знал, что Равенторп будет в Эпсоме, где несколько его лошадей участвует в заездах.

— Это ты мудро придумал, папа, а когда завтра утром принц женится на Уле, маркиз уже ничего не сможет предпринять.

— Ты действительно полагаешь, он способен на это? — спросил ее отец.

— Он стал возводить ее в ранг первой красавицы только потому, что был зол на меня, — ответила Сара. — Как только Ула исчезнет с моей дороги, я верну маркиза себе.

— Надеюсь, ты права, — сухо заметил граф. — С таким человеком, как Равенторп, надо действовать быстро.

Но дочь не слушала его.

— Я хочу это платье, папа.

Ула чувствовала, что Сара рассматривает ее.

— Пусть Улу отнесут наверх и разденут. После этого можешь забить ее до смерти — мне все равно!

— Не стоит вызывать недовольство принца Хасина, — возразил граф. — Он хочет отвезти к себе в Кумар английских лошадей, и я собираюсь ему кое-что показать перед тем, как состоится бракосочетание.

— Что ж, мне нужно только платье Улы, — сказала Сара, — хотя если его высочество подарит мне несколько алмазов, я отказываться не буду.

— Положись на меня, — ответил граф.

Их разговор прервал донесшийся из-за двери голос:

— Вы звонили, милорд?

— Да, Ньюмен, — ответил граф. — Распорядитесь, чтобы мисс Форд отнесли наверх, раздели и положили в кровать.

— Хорошо, милорд.

— Ее нельзя помещать в прежнюю спальню, — продолжал граф. — Пусть ее отнесут в комнату, в которой нет ее одежды. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они сбежала. Вы понимаете?

— Да, милорд.

— Отнесите ее в Дубовую комнату, что в конце коридора на втором этаже, и скажите горничным, чтобы те скорее раздели ее, так как леди Сара хочет получить это платье. Мисс Форд должна быть заперта в этой комнате, ключ от которой пусть принесут мне.

— Да, милорд.

— Если она снова убежит, — добавил граф, — каждый, кто поможет ей в этом или не попробует помешать, будет немедленно уволен без рекомендаций!

— Понятно, милорд.

Ньюмен в сопровождении одного из лакеев подошел и склонился над девушкой. Ее взяли за руки и за ноги, вынесли из кабинета и стали поднимать по лестнице.

Наверное, с безразличием думала Ула, теперь уже всей челяди известно, что произошло нечто чрезвычайное.

Она слышала, как в коридоре перешептывались служанки.

— Мисс Форд следует отнести в Дубовую комнату в конце коридора, — распорядился Ньюмен.

Он приказал раздеть и запереть Улу и повторил слова графа о том, что каждый, кто поспособствует ее бегству, будет немедленно уволен.

— Она в обмороке, — заметила одна из женщин, когда мужчины уложили девушку на кровать.

— Похоже, его милость ударил ее, — ответил Ньюмен, — и она, должно быть, падая, ударилась обо что-то головой.

— Бедняжка! Как жестоко с ней обошлись!

Ула узнала голос Эми, молодой горничной, очень милой и доброй девушки.

— Поосторожнее, Эми, — предостерег ее Ньюмен. — Если мисс Уле снова удастся бежать, нам всем придется несладко.

— А я вот что скажу, мистер Ньюмен: стыдно смотреть, как его милость обращается с нею! Хуже, чем с последней служанкой, а ведь это его племянница.

— Лучше держи эти мысли при себе, — посоветовал Ньюмен, — или скоро тебя выставят за дверь. Пошли, Джеймс.

С этими словами мужчины покинули комнату, и Эми вместе с другими служанками раздела Улу.

Девушка решила как можно дольше притворяться бесчувственной, надеясь выиграть время и найти какой-нибудь выход. Она позволила снять с себя красивое платье, на которое положила глаз Сара.

Затем Улу одели в принесенную из ее спальни старую ночную рубашку, всю в заплатах.

Девушка лежала, не шелохнувшись, до тех пор, пока служанки не ушли и в замке не повернулся ключ.

Только тогда она открыла глаза и окинула комнату полным отчаяния взором, ища путь к спасению.

Однако Ула сразу же поняла, что бежать из комнаты можно было бы только в том случае, если бы у нее были крылья, и она смогла бы улететь в окно.

В доме, выстроенном в георгианском стиле, были очень высокие потолки, и уже окна второго этажа находились так далеко от земли, что Ула, выпрыгнув вниз, если и не разбилась бы насмерть, то непременно сломала бы себе руку или ногу.

Усевшись на кровати, она оглядела массивный шкаф из красного дерева, ночной столик, умывальник с фарфоровым кувшином и тазиком, стулья и прочие предметы обстановки, находящиеся в комнате.

Комната эта была гораздо лучше той, которую Уле выделили первоначально в крыле для прислуги на третьем этаже.

В то же время девушка заметила, что шкаф совершенно пуст. Хотя служанки и оставили в комнате ее старое простенькое фланелевое платье и домашние туфли, бежать, если и возникнет такая возможность, было не в чем.

— Что мне делать? Что делать? — шептала Ула.

И снова она мысленно послала мольбу маркизу Равенторпу, призывая его прийти на помощь и спасти ее.

Ула понимала, что это невозможно. Но ведь маркиз уже спас ее, когда она сбежала из Чессингтон-холла без гроша в кармане, собираясь попасть в Лондон.

Он один раз спас ее от принца Хасина, возможно, каким-либо чудом ему удастся сделать это снова.

За долгие часы, проведенные в полном одиночестве, Ула решила, что скорее умрет, чем позволит принцу прикоснуться к ней, хотя как лишить себя жизни, она не имела понятия.

В оружейной есть ружья и пистолеты, на кухне много ножей, но попасть туда нет никакой возможности.

В полумиле от дома протекает быстрая речка, местами достаточно глубокая, чтобы утопиться в ее водах. Но как до нее добраться? Дверь заперта, и открыть ее невозможно.

— Господи… помоги мне… помоги мне. Должен же быть… какой-то путь к спасению. Я не могу… выйти замуж за принца!

Интересуясь восточными религиями, Ула знала, что ислам позволяет мужчине легко развестись с женой, которая ему надоела.

Если у принца Хасина уже есть несколько жен, что весьма вероятно, так как на Востоке мужчины женятся рано, ему достаточно всего лишь сказать одной из них: «Я развожусь с тобой», и он станет свободен и сможет жениться снова.

Но Ула испытала отвращение не столько от мысли, что ей придется стать женой мусульманина, сколько от того, что она будет принадлежать принцу Хасину.

Зло, которое она почувствовала, едва познакомившись с принцем, теперь, казалось, со всех сторон обволакивало ее. Девушке хотелось кричать и кричать, чтобы выплеснуть наружу обуявший ее ужас.

В пять часов вечера Ула услышала за дверью какой-то шум, и пока кто-то вставлял в замочную скважину ключ, она быстро легла на кровать и закрыла глаза.

По тяжелым уверенным шагам она сразу же поняла, что в комнату вошел ее дядя. «Наверное, уже приехал принц», — холодея, подумала девушка.

Подойдя к кровати, граф удивился, обнаружив Улу, как он решил, все еще в бессознательном состоянии.

Девушка почувствовала на себе его пристальный взгляд, услышала тяжелую одышку, вызванную подъемом по лестнице.

Она лежала не шелохнувшись. Наконец граф сказал:

— Ула, очнись! Ты слышишь меня?

Он произнес это властным требовательным тоном, и Ула едва нашла в себе силы не подчиниться приказанию.

Потом, озадаченный тем, что девушка, казалось, не замечает происходящего вокруг, граф склонился к ней и, взяв за плечи, встряхнул ее.

Он долго тряс ее, но Ула, собрав всю силу воли, приумноженную страхом перед побоями, оставалась безвольной и обмякшей в его руках.

Если она не может убежать, ей не остается ничего другого, как притворяться бесчувственной.

Выругавшись вполголоса, граф оставил свои попытки и бросил Улу на кровать.

В этот момент в комнату вошла Сара.

— Не может быть, чтобы Ула до сих пор не очнулась от обморока, папа!

— По-моему, она получила сотрясение мозга, — предположил граф, не желая признавать этого факта.

— Что ж, ей следует поторопиться прийти в себя, ведь завтра ей предстоит выйти замуж.

Отец молчал, и Сара продолжала:

— Мама говорит, я должна дать ей одно из своих платьев или вернуть то, в котором ты ее привез. Не может же она идти под венец в этом тряпье! У меня есть какое-то белое платье; мне оно не нужно, а ей, думаю, сойдет.

— Если что, принц может позволить себе купить любой наряд, какой ей только заблагорассудится, — сказал граф.

— Как ей повезло! — фыркнула Сара. — Я бы много чего не против получить.

— Если принц купит у меня лошадей по той высокой цене, которую я намереваюсь запросить, — сказал граф, — ты получишь новое платье, как только мы выедем в Лондон.

— Тогда сделаем это послезавтра, — воскликнула Сара, — или еще лучше завтра же после обеда. Я хочу как можно скорее повидаться с маркизом, и теперь, когда Ула устранена с моего пути, он скоро будет у меня в кармане — ты сам убедишься в этом, папа.

— Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь, — ответил ей отец. — А сейчас идем отсюда, нам здесь делать нечего.

Ула услышала, как ее дядя и кузина вышли из комнаты, и в замке снова повернулся ключ.

Встав с кровати, девушка опять подошла к окну.

Интересно, удастся ли ей смастерить веревку, разорвав на полосы простыню?

Но от этой мысли пришлось сразу же отказаться, до земли веревка все равно не достанет.

— Помогите мне! Боже, пожалуйста… папа… помогите мне!

Уле оставалось только молиться, вспоминая, как мудро поступила ее мать, сбежав накануне бракосочетания с нелюбимым человеком.

06 этом стало известно лишь на следующее утро, когда было слишком поздно что-либо исправить. Леди Луизу и ее возлюбленного обвенчал в церкви небольшой деревушки священник, которого пришлось поднимать с кровати, показывая специальное разрешение на бракосочетание.

Ула вздрогнула, вспомнив, что и принц Хасин заручился специальным разрешением.

Она догадывалась, что бракосочетание состоится в местной церкви, старик священник в которую назначен по личному распоряжению графа. Поэтому, даже если она заявит перед алтарем, что не хочет выходить замуж за принца, сомнительно, что священник прислушается к ее словам.

Ула провела в молитвах все время до тех пор, пока солнце не опустилось за деревья и тени не стали длинными.

Наконец девушка снова услышала, как в замке поворачивается ключ, и прежде чем она успела вернуться в кровать, дверь отворилась.

К счастью, это оказался не ее дядя, как она опасалась, а Эми, молоденькая горничная, поступившая в Чессингтон-холл приблизительно тогда же, когда она сама появилась здесь.

Служанка вошла в комнату.

— Вам уже лучше, мисс Ула? — спросила она. — Мы все так переживали за вас.

— Спасибо за сочувствие, Эми, — ответила Ула.

— Я слышала, у вас завтра свадьба.

Вы хорошо себя чувствуете?

— Дело не в том, хорошо ли я себя чувствую, — ответила Ула. — Принц Хасин — злой, порочный человек, и я просто не могу выйти за него замуж.

Удивленно посмотрев на нее, Эми сказала:

— Могу понять, что вам не хочется выходить замуж за иностранца. Но вы ведь станете принцессой!

Ула села в кровати.

— Да, Эми, — сказала она, — но наш брак не будет таким, каким его понимаешь ты. Принц Хасин — мусульманин, и его религия позволяет ему иметь нескольких жен.

— Нескольких жен, мисс? Никогда не слышала ни о чем подобном!

— Мой отец, священник, ужаснулся бы от одной мысли об этом, но мой дядя граф позволяет принцу жениться на мне, так как очень хочет от меня избавиться.

— Вы очень красивая, мисс, — вот в чем беда. Во всем виновата леди Сара. Говорят, она ревнует к вам с тех пор, как вы появились здесь.

— Знаю, Эми, но сейчас мне нет дела до ее ревности. Я должна любым способом бежать отсюда.

— Это совершенно невозможно, мисс. Если я помогу вам — а мне очень хочется сделать это, — меня сразу же выставят за дверь без рекомендаций, а в наше время найти работу очень непросто.

— Понимаю, — согласилась Ула. — Знаешь, Эми, я проголодалась.

— Я как раз подумала об этом, мисс. Хотя его милость распорядился давать вам только хлеб и воду, повару вас очень жалко — как и всем нам — и когда все сядут ужинать, я принесу вам чего-нибудь вкусненького и чашку какао.

— Буду очень признательна, Эми. Большое спасибо.

— А сейчас мне лучше уйти, чтобы его милость не застал меня здесь.

Улыбнувшись, Эми выскользнула за дверь и щелкнула замком.

Ула посмотрела на запертую дверь.

И тут ей в голову пришла одна мысль.