Уйти до рассвета

Глава 5

Хэмиш сдержал обещание и опрыскал яблони. Оуэн вышел в сад прогуляться и поморщился.

— Судя по запаху, ты пользуешься каким-то опрыскивателем с серой, да, Хэмиш?

— Точно, Оуэн. В тебе заговорил химик. Это раствор, который защищает деревья от болезней и вредителей. И урожай будет лучше.

Оуэн поблагодарил его за помощь. Хэмиш, стоя на лесенке, приставленной к дереву, крикнул ему:

— А я вовсе не ради тебя это делаю, старик, это все ради твоей домработницы. — Он усмехнулся, глядя вниз на Оуэна. — Ну, какой мужчина устоит перед ее магнетизмом и очарованием?

Оуэн круто развернулся на каблуках и пошел в дом. Хэмиш состроил смешную рожицу стоявшей неподалеку Ким.

— Наверное, я что-то не то сказал, — огорчился Хэмиш. — Я просто пошутил, а он расстроился.

— Ничего страшного, с ним все время так, — недовольно заметила Ким. — Но я вам очень благодарна, Хэмиш, вы сделали за меня мою работу.

— Моя дорогая, — отозвался Хэмиш, — если вы думаете, что сможете привести этот сад в порядок без посторонней помощи, везя на себе дом, малышку, да еще при этом справляться с ее отцом, то боюсь, вы очень и очень заблуждаетесь.

— Ах, я знала, на что иду, когда соглашалась на эту работу, Хэмиш. Я имела представление о том, что меня ждет.

— Вообще, мне кажется, — Хэмиш начал осторожно слезать с лестницы, — что Оуэн слишком много хочет от своих домработниц. Ничего удивительного, что они у него так часто меняются.

Ким пошла искать Оуэна и нашла его в столовой, как обычно.

Он устало поднял глаза от своей работы:

— Что вам?

— Я пришла извиниться перед вами, мистер Ланг.

— За что?

— За все, что я вам наговорила вчера. Мне очень жаль, очень, очень жаль. Спасибо, что не уволили меня.

Он раздраженно пожал плечами:

— У меня не было выбора. Больше мне нечего сказать.

С тем она и вышла.

Утром, когда Оуэн собирался уходить на работу, Ким спросила его:

— Вы не возражаете, мистер Ланг, если сегодня я отвезу Кэнди в школу на машине?

Он ничего не ответил и громко захлопнул за собой дверь, но так как он не сказал «нет», в тот день Кэнди не пришлось идти пешком. Еще она осталась обедать в школе… и на следующий день, и на следующий — но уже с разрешения и за счет своего отца.

Прошло несколько дней, и как-то вечером Ким, набравшись мужества, пошла к боссу, снова рискуя навлечь на себя его гнев. На этот раз она нашла его в гостиной, он спокойно сидел в кресле, вытянув длинные ноги, откинув голову на подушку, и слушал музыку. Вид у него был крайне утомленный, и в душе Ким шевельнулись нежность и даже жалость.

— Что вам нужно, мисс Пейтон? — Он еле шевелил губами от усталости.

Она решила отложить разговор:

— О, ничего важного, мистер Ланг. Это подождет.

— Что-нибудь важное?

— Да нет, я…

— О, прошу вас, заходите, садитесь, подождите, пока закончится музыка.

Совсем смутившись, чувствуя себя неловко оттого, что находится в хозяйской комнате, Ким села на стул, но он, уже не в состоянии вернуться к прежнему умиротворению, указал ей на кресло, стоявшее напротив него. Она повиновалась и пересела. Кресло было очень уютным, но расслабиться она так и не смогла. Оуэн закрыл глаза, и в состоянии покоя он показался Ким совсем другим: красивым, молодым, его обычное высокомерие испарилось, и на лице, под воздействием прекрасной музыки, проступили затаенные теплота и нежность. Ким вдруг захотелось приласкать его, поговорить с ним по душам, но она тут же мысленно отругала себя за неуместные сантименты, которые могли завести ее, бог знает куда.

— Вы знаете, что это за музыка, мисс Пейтон? — Эти слова он произнес негромко, без обычной своей суровости.

Она, погрузившись в свои мысли, вздрогнула от неожиданности, когда услышала его голос, и тихо ответила:

— По-моему, это концерт Моцарта с флейтой.

— Да, верно. — Он был искренне удивлен. — Оценка «отлично». — И он снова закрыл глаза.

Ким посмотрела мимо него в окно на сад, пестревший нежными весенними красками, еле слышно вздохнула и тоже прикрыла глаза, захваченная волшебством музыки.

Когда музыка смолкла, Ким тут же распахнула глаза и увидела, что Оуэн смотрит на нее. Она покраснела и выпрямилась в кресле, смутившись. Он вдруг поднялся.

— Зачем вы хотели меня видеть?

— Я хотела спросить насчет моей машины. — Она тоже встала.

— Насчет вашей машины, мисс Пейтон? — Он говорил таким тоном, словно вообще не понимал, о чем идет речь.

— Я оставляю ее на обочине на всю ночь, мне приходится включать огни, у меня быстро садится аккумулятор. Я просто хотела спросить…

— А вы разве не купили специальную светящуюся табличку для парковки?

— Нет, все забываю.

Он укоризненно поцокал языком и подошел к окну, чтобы посмотреть на маленькую красную машину.

— Машина вызывающе яркая и такая же нахальная, как ее хозяйка. — Он посмотрел на нее с улыбкой. — Говорят, со временем домашние животные становятся похожими на своих хозяев. Не знал, что и с машинами так бывает.

Ким улыбнулась ему в ответ. Он смотрел на нее так, что она перестала дышать. О чем он думает?

Но когда он заговорил, она сразу вернулась с небес на землю.

— О, я представляю, что будет дальше. — Его добродушное настроение оказалось недолговечным.

— Можно мне поставить машину около гаража?

— Ответ «нет».

— Но мистер Ланг… — Она смущенно замялась. — Мистер Ланг, каждый раз, когда я утром подхожу к машине, я боюсь, что аккумулятор сел, и я не смогу отвезти Кэнди в школу, и ей придется бежать бегом всю дорогу, но она все равно опоздает. — Плечи ее поникли, теперь у нее был вид студента, провалившего важный экзамен.

— Не слишком ли вы переигрываете? — раздраженно повернулся он к ней. — Вы уже не знаете, какие аргументы привести в свою пользу, и так увлекаетесь, что сами начинаете верить в то, что говорите. Вам кажется, что даже я, черствый и бездушный человек, поддамся на ваши уговоры под воздействием такого убедительного напора. Тем не менее, мой ответ по-прежнему отрицательный.

— Мистер Ланг, — простонала она, — но что, если действительно однажды утром случится, что я не смогу отвезти Кэнди в школу?

— Знаете, мисс Пейтон, на самом деле официально я вам никогда не разрешал отвозить её в школу.

— Но вы ведь и не запрещали. Я спросила у вас, и вы ничего не ответили.

— Порой, мисс Пейтон, с вами невозможно говорить. Что бы я ни ответил, вы все равно поступаете по-своему.

Ким решила использовать другой аргумент.

— Но я не понимаю, почему мне непременно нужно оставлять машину на обочине, когда рядом с гаражом есть пустое место. А оставляя ее на ночь на дороге, я могу помешать…

— Вы и так мешаете…

— Неправда. Я не член семьи, но тоже имею права в этом доме, вы не можете отрицать.

Он прикрыл глаза ладонью и замер. Лицо его было бледно, он явно с большим трудом сдерживал гнев, однако ответил:

— Хорошо, мисс Пейтон, вы победили. Опять. Вы, похоже, претендуете на особые права в этом доме. Вы уже подчинили своим чарам одного члена семьи, но клянусь небом, со всем вашим коварством вам не удастся завлечь в свои сети другого. Уж я-то не стану плясать под вашу дудку, будьте уверены! — И он добавил сквозь зубы: — А теперь убирайтесь вон из этой комнаты, пока я не… — Он вынул руки из карманов и шагнул к ней.

Ким пулей вылетела в коридор.

— А как же моя машина, мистер Ланг?

— Ваша машина? Можете ставить ее ко мне в гараж. А свою я буду держать около гаража, на дорожке. Вы ведь этого добивались, не так ли? — И он захлопнул дверь перед ее носом.

Через несколько дней, вечером, Кэнди объявила:

— Скоро у меня день рождения, папа. Можно мне пригласить гостей?

Этот вопрос, похоже, вызвал в ее родителе небывалый приступ раздражения.

— Ты знаешь, каков будет мой ответ, Кэнди. Об этом не может быть и речи.

— Ну почему, папа, — заныла она, — а Ким сказала, что можно, почему ты не разрешаешь?

— Что-что? — Он мрачно посмотрел на домработницу, которая маячила у двери в столовую. — Эта Ким, как ты ее называешь, не имела никакого права чего-то тебе разрешать, не спросив у меня.

— Я ей ничего не обещала, мистер Ланг, я…

Он перебил ее, яростно повторив:

— Не спросив у меня, мисс Пейтон! Идите сюда и закройте за собой дверь. — Ким подчинилась. — Так, что вы затеяли там с гостями?

Девушка почувствовала себя неловко.

— Понимаете… Кэнди мне сказала, что у нее совсем нет друзей, поэтому я решила, что если бы я устроила дома праздник в ее день рождения…

— Вы устроили бы ей праздник? Вы?

— О, простите, то есть, если бы вы устроили праздник, тогда она могла бы подружиться с другими детьми. — Оуэн ничего не ответил, продолжая молча смотреть на нее. Ким покраснела и опустила глаза — от его пристального взгляда ей стало не по себе. Помолчав несколько секунд, она продолжила: — Кэнди себя чувствует маленьким изгоем. В ее возрасте, должно быть, ужасно смотреть, как другие девочки наряжаются на праздник, куда ее не пригласили, видеть их радостное возбуждение и не принимать самой участие в этом веселье.

— Снова душещипательные истории, мисс Пейтон? — проворчал он. — Трогательные слова, и все это, несомненно, только для того, чтобы дать понять, какой я тиран, раз лишаю свою дочь маленьких детских радостей?

— Я просто сказала, как было бы хорошо, если бы в этом году вы разрешили ей пригласить гостей на день рождения, вот и все. — И она робко прибавила: — Я собиралась сначала спросить у вас.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны, спасибо, что не забываете о том, что вообще-то это пока мой дом, а Кэнди моя дочь. Надеюсь, вы понимаете, каких усилий потребует подготовка и проведение праздника, что в доме будет орудовать орава кричащих маленьких девочек?

— Да, — кивнула Ким, — я прекрасно знаю, что мне предстоит, но я на все готова, только бы вы разрешили нам устроить этот праздник.

— И вы согласны все это взять на себя?

— Да, мистер Ланг. — Она твердо выдержала его взгляд.

— Хорошо, мисс Пейтон, раз вы сами вызвались организовать такое мероприятие, то вам и флаг в руки. Честно говоря, вы заслужили это. Только предупредите меня заранее — я приеду домой попозже, вернее сказать, как можно позже, когда все закончится и дети разойдутся.

Ким шагнула было к двери, но остановилась.

— Спасибо, мистер Ланг, за вашу доброту, а также за то, — в глазах ее сверкнул злорадный огонек, — что предложили свою помощь.

Он уловил сарказм и улыбнулся:

— Не сомневайтесь, мисс Пейтон, я ценю ваше предложение, хотя подозреваю, что вы беретесь это сделать не совсем бескорыстно.

— Что вы хотите этим сказать? О какой выгоде может идти речь?

Он удивленно приподнял брови.

— Вы же не станете отрицать, что ваш так называемый «альтруизм» вызван желанием произвести на меня впечатление, может быть, показать мне, какой прекрасной мачехой вы были бы для моей дочери?

Глаза Ким сверкнули, на сей раз гневом.

— Мистер Ланг, если вы думаете, что я в глубине души лелею мечту стать вашей женой, то вы льстите себе. Не знаю, с чего вы это взяли. Вероятно, вы настолько самоуверенны, что вбили себе в голову, будто каждая женщина, которая вас знает, таит надежду стать вашей женой. Что касается меня, то мое единственное желание заключается в том, чтобы вы оставались моим хозяином лишь в течение того срока, пока меня будет устраивать эта работа, и ни минутой дольше!

— Рад это слышать, — вкрадчиво заметил он.

На следующее утро должна была прийти миссис Харкер убирать дом. Она уже опаздывала, и когда зазвонил телефон, Ким заподозрила самое худшее.

— У меня разыгрался артрит, дорогая, — сообщила ей миссис Харкер. — Я сейчас иду к врачу. Последнее время суставы что-то не дают мне покоя.

— Я сама все уберу, — успокоила ее Ким. — Да, я передам мистеру Лангу ваши извинения.

Когда Ким закончила уборку, к ней зашла Дафна на чашечку кофе, за которой сообщила, что миссис Харкер частенько подводила Оуэна.

— Каждый раз, когда у него не было домработницы — а это случалось очень часто! — я сама приходила к нему убираться вместо миссис Харкер.

— Госпожи боже! — воскликнула Ким. — Как же ему повезло, что у него такая соседка!

Они поболтали еще немного, а уходя, Дафна сказала:

— Mы с Хэмишем приглашаем тебя завтра вечером к нам в гости.

— Это очень мило с вашей стороны, — ответила Ким. — Хотя, наверное, так не положено — домработницы не ходят в гости к соседям своих хозяев!

— Ну, вот еще! — фыркнула Дафна. — С какой это стати, с твоим образованием и происхождением, ты должна целыми днями батрачить на этого грубияна Оуэна. Нет, не думай, он нам очень нравится, но с его манерами трудно ожидать, чтобы к нему кто-нибудь искренне привязался — даже простые знакомые, не говоря уже о его подчиненных. Кстати, как ты с ним ладишь? Что-то ты ко мне ни разу не приходила на него жаловаться, как остальные.

— Мы… по всякому бывает…

Дафна направилась к двери.

— Ну не важно, так ты зайдешь к нам завтра вечером? Так, знаешь, просто поболтать, выпить.

— Спасибо, Дафна, с большим удовольствием.

Вечером, когда Ким укладывала Кэнди спать, внизу зазвонил телефон. Подошел Оуэн.

— Мисс Пейтон! — позвал он. — Это вас!

Передавая ей трубку, он как-то странно посмотрел на нее.

— Ким Пейтон слушает. А, Перри, это ты! Страшно рада тебя слышать.

— Рада слышать? Ты не заболела? — удивился брат. — Я Перри, а не Рон, Дон или Джон.

Ким рассмеялась:

— Я знаю, но все равно, очень рада, что ты позвонил.

— Спасибо. За это я упомяну тебя в своем завещании. Тут у меня твои поклонники наперебой трубку отнимают. Джон хочет поговорить первым.

— Ким?

У нее перед глазами сразу предстало жизнерадостное лицо Джона.

— Похоже, ты обо мне совсем забыла. Ни словечка от тебя не получил!

— Я очень занята. Представляешь, я даже ни разу о тебе не подумала!

— Ну, правильно, еще что-нибудь приятное скажи! — Потом в трубке послышалась веселая возня, и снова раздался голос Перри: — Теперь Дон хочет сказать тебе несколько слов.

Она поговорила с Доном, высоким, белобрысым, несколько полноватым, но очень веселым парнем. Наверное, Перри насильно отнял у него трубку, потому что до Ким донеслось его недовольное ворчание. Перри объявил:

— А теперь Рон. Я прямо как конферансье!

Поболтав несколько минут и с Роном, она наконец повесила трубку.

Оуэн явно подслушивал — он стоял у двери в столовую.

— Это был ваш приятель?

— Э-э, как вам сказать, их было трое, я говорила со всеми. — Ким стала загибать пальцы. — Сначала Джон, потом Дон, потом Рон.

— Вы это серьезно? — Он, откинув голову, расхохотался — взахлеб, искренне, впервые за то время, что она его знала. — Все имена в рифму. Слава богу, что меня зовут не Кон, — сокращенно от Конрад, — а то вы захотели бы и меня включить в число своих поклонников.

Она робко улыбнулась, но улыбка быстро исчезла с ее лица, когда он спросил:

— Господи, не пойму, как же вы с ними управляетесь? Выстраиваете их в очередь, что ли, чтобы одарить своей благосклонностью? Или принимаете в разные дни недели?

Она вспыхнула от его пошлых намеков:

— Нельзя сказать, что они мои ухажеры в полном смысле слова. Они просто… просто друзья.

— Ах, вот как? — От его взгляда ей стало тошно.

— А тот, с кем вы говорили, — мой брат.

— Брат? Очень приятный голос. Он моложе вас?

— Нет, он старше. Ему двадцать… — Она поперхнулась в ужасе оттого, что чуть не выдала себя. Она же сказала, что ей самой двадцать девять!

Оуэн с интересом наблюдал за ее сконфуженным лицом.

— Так сколько ему?

— Забыла, — надулась она.

— Странный и неожиданный приступ амнезии. Никогда с таким не сталкивался, — язвительно заметил он. И вдруг резко спросил: — Так сколько вам на самом деле лет? Я хочу услышать правду. — Она молчала. — Ах, это еще один покров тайны, который я должен с вас сбросить, да, мисс Пейтон? — Она ничего не ответила. — Хочу вам напомнить, — безжалостно продолжал он, — если вы забыли — вы утверждаете, что вам двадцать девять.

— Да, так я сказала в агентстве по найму, мистер Ланг.

— Ага! Очень предусмотрительно. Хорошо, я вижу, вы уже закрылись, как устрица в своей раковине. Не буду дальше настаивать на откровенности.

— Спокойной ночи, мистер Ланг, — вежливо попрощалась она. Он не стал ее задерживать.

На следующее утро снова позвонила миссис Харкер и сообщила, что больше не сможет убираться.

— Доктор запретил мне, дорогая. Да, это все мой артрит. Доктор сказал, что от работы болезнь обостряется.

Ким передала это сообщение Оуэну, когда тот вернулся домой.

— Что же делать? — задумчиво пробормотал он. — Надо дать объявление и найти другую горничную.

— Я сама могу убираться, — с энтузиазмом предложила Ким.

Он взглянул на нее со странным выражением:

— Честно сказать, я никак не пойму, что вы за человек. Чем больше я вас узнаю, тем больше поражаюсь. Другие женщины, которых я брал домработницами, требовали бы от меня, чтобы я нанял уборщицу, причем завтра же, иначе они уволятся. Я уже начинаю верить во все те дифирамбы, которыми полны ваши рекомендательные письма, насчет вашей покладистости и работоспособности.

Она покраснела от неловкости. Что-то будет, когда выяснится правда об этих «рекомендательных письмах»?

Он продолжал задумчиво ее разглядывать.

— Вы какая-то не такая, как другие. Никак не возьму в толк, в чем тут дело, и тем мучительней мое желание разгадать эту загадку. Это знаете, как научная идея, которая почему-то никак не дает нужных результатов, черт возьми! Как ученый, и только как ученый, спешу подчеркнуть, я вами весьма заинтригован.

Ким стало не по себе под его пристальным изучающим взглядом. Она вдруг застеснялась своих брюк, уже довольно затертых и грязных, взлохмаченных волос, которые она в спешке так и не успела расчесать, своего не накрашенного лица — на макияж тоже не хватило времени. Ну почему всегда получается, что, когда он ее видит, она выглядит такой растрепой?

— Вы, конечно, понимаете, — продолжал он, не переставая внимательно разглядывать ее и наслаждаясь ее смущением, — что, если вы возьмете на себя еще и уборку дома, мне придется снова увеличить вам жалованье?

Наученная горьким опытом, Ким не стала с ним спорить. Она с удовольствием включила бы уборку в свои ежедневные обязанности за те же деньги, но знала, что, если скажет ему об этом, он исказит ее слова, представив дело так, будто она и здесь преследует какие-то корыстные цели.

— Как пожелаете, мистер Ланг. — Уходя, она все же поблагодарила его.

Вечером, укладывая Кэнди спать, Ким рассказала ей, что ненадолго пойдет в гости к тете Дафне. Кэнди недовольно сморщила личико.

— Я же буду недалеко, по соседству, и смогу время от времени к тебе заглядывать, посмотреть, все ли у тебя в порядке.

Это обещание вроде бы успокоило девочку, и она улеглась спать после того, как Ким поцеловала ее на ночь, что вошло у них в обычай.

Ким переоделась, причесалась и посмотрела на себя в зеркало — в первый раз за все время, что она уехала из дому, она осталась довольна своей наружностью. Красное платье с длинными рукавами красиво оттеняло ее жгуче-черные волосы. Широкий пояс в тон с широкой позолоченной пряжкой подчеркивал тонкую талию, а золотое ожерелье на шее привлекало внимание к глубокому вырезу. Сверху она набросила пальто и тихонько прокралась вниз, надеясь, что не столкнется по дороге с хозяином. Она не хотела говорить ему, куда идет, чтобы не рассердить его. Ведь Сауты были его друзьями, а не ее. Он может и не заметить ее отсутствия, потому что обычно по вечерам она сидела у себя в комнате, и он ее в это время не беспокоил.

Сауты встретили ее очень приветливо.

— Ты сказала Оуэну, что идешь к нам? — спросила ее Дафна.

— Нет, не стала.

— Мы ему тоже ничего не сказали. Но он скоро об этом узнает. Он сейчас сам придет.

Ким стала пунцовой.

— Дафна! Ну, как ты могла! И даже не предупредила!

— Конечно нет! Мы тебя не стали предупреждать, потому что знали, как ты на это посмотришь. — Она взглянула на мужа: — И как видишь, мы оказались правы, да, Хэмиш?

Он рассмеялся и кивнул:

— Ну ладно, раз ты здесь, Ким, ты наша гостья, а не домработница Оуэна Ланга. Давай на время забудем о субординации.

Ким села в одно из уютных желто-коричневых кресел, и в этот момент раздался дверной звонок. Хэмиш пошел открывать. Она услышала голос Оуэна в коридоре и сразу напряглась.

— Расслабься, Ким, — попросила Дафна, — он тебя не съест.

Оуэн появился в комнате, улыбающийся и довольный, но тут увидел гостью Саутов, которая сидела, чопорно вытянувшись, словно проглотила кол, в кресле, и остановился как вкопанный, до того изумленный, что не мог ничего сказать. Хэмиш, вошедший за ним следом, остановился в дверном проеме, словно для того, чтобы на всякий случай отрезать ему дорогу к отступлению.

— Давай, проходи, старина, располагайся как дома. — Он положил руку на плечо Оуэна и подтолкнул его чуть вперед. — Позволь тебе представить, — заявил он, ухмыляясь во весь рот, — новый друг нашей семьи, Ким Пейтон. Ким, это Оуэн Ланг.

Оуэн скованно поклонился:

— Добрый вечер, мисс Пейтон.

Она пробормотала, вся покраснев:

— Добрый вечер, мистер Ланг.

— Ах, да перестаньте вы, ради бога! — воскликнул Хэмиш. — Сегодня вы оба наши гости и находитесь здесь на равных правах. Оуэн, ее зовут Ким, просто Ким. Ким, и для тебя он просто Оуэн. Оставьте эти формальности, а то мы сейчас вас обоих выставим за дверь.

Ким улыбнулась, но Оуэн остался мрачным. Он сел в кресло напротив нее и взял сигарету, которую предложил ему Хэмиш. Ким изумленно посмотрела на него.

— А дома он не курит? — спросил Хэмиш у Ким.

— А-а-а… нет, что-то до сих пор не замечала.

Дафна засмеялась:

— Наверное, он делает это запершись у себя в комнате. Тайный порок, сама понимаешь.

Оуэн сильно затянулся сигаретой, слегка прикрыл глаза и выпустил дым.

— Я курю, — сказал он, глядя на Ким сквозь дымную завесу, — в моменты стресса, сильной концентрации на чем-то или когда мне нужно решить какую-то трудную проблему.

— И по какой из этих причин ты сейчас закурил? — шутливо осведомился Хэмиш, наблюдая, как Оуэн разглядывает Ким сквозь опущенные ресницы. — Наверное, по всем трем сразу?

Оуэн ничего не ответил, а Дафна предположила:

— Мне кажется, скорее, по третьей.

— Надо сказать, сейчас моя жизнь переполнена проблемами, — лениво заметил Оуэн.

— И самая серьезная из них, надо полагать, — подхватил Хэмиш, поддразнивая его, — сидит сейчас напротив тебя в образе юной красавицы.

— Самая серьезная моя проблема, — возразил Оуэн, — удержать домработницу в течение трех недель кряду.

— Для этой проблемы есть единственное решение, приятель, — хмыкнул Хэмиш, — тебе надо жениться на одной из них.

— Спасибо за совет, Хэмиш, — Оуэн сердито стряхнул пепел с сигареты, — но боюсь, мне это не подходит. Женщина, которую я нанимаю для помощи по хозяйству, совсем не похожа на ту, с которой я готов связать свою жизнь.

— Они что, все недостаточно умные для тебя, да, Оуэн? — Хэмиш постучал себя по голове. — Им не хватает интеллекта? — И он подмигнул Ким.

— Я уже говорил вам, — ответил Оуэн с циничной усмешкой, — все умные женщины, как правило, уродки, а миловидные создания глупы и необразованны.

Чета Саутов явно забавлялась сложившейся ситуацией.

— Неужели эти два достоинства никогда не совмещаются в одной женщине, а, Оуэн? — спросил Хэмиш, вставая со своего места и подходя к буфету, чтобы налить всем вина.

— Никогда! — убежденно заявил Оуэн, туша сигарету в пепельнице и принимая бокал у друга. — Никогда еще такого не встречал.

— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Хэмиш, подавая Ким бокал с вином и хитро глядя на нее. — Например, об искусстве, об истории, об английской литературе.

Оуэн предостерегающе поднял руку:

— Если не хочешь вывести меня из себя, Хэмиш, не заводи речь о таких предметах.

К Ким, наконец, вернулся голос, хотя он оказался слегка хрипловатым.

— А что вы имеете против английской литературы, мистер Ланг?

— Так, господа, — вмешалась Дафна, — мне кажется, тут все называют друг друга по именам?

Ким слегка покраснела, она не могла заставить себя назвать своего хозяина по имени, хотя знала, что ей придется это сделать.

— Ничего, Ким, — услышала она голос Оуэна, вдруг почувствовав, как странно затрепетало ее сердце, когда он произнес ее имя. — Английская литература, как таковая мне нравится, но, будучи ученым до мозга костей, я в толк не могу взять, какой прок изучать эту самую литературу, что это дает, если учесть, в какую технологическую эпоху мы живем? Например, что может выпускник университета с дипломом филолога делать…

— Или выпускница, — перебил, усмехнувшись, Хэмиш.

— Или выпускница, это, кстати, даже бывает чаще, — согласился Оуэн. — Что она может делать с таким дипломом? Да практически ничего, разве что преподавать, чтобы в свою очередь учить новых выпускников в области литературы, которые закончат университет и тоже станут преподавать, и так до бесконечности.

— Ты хочешь сказать, что они сами себя воспроизводят? — спросила Дафна.

— Сами себя плодят, — с издевкой поправил Оуэн.

Хэмиш снова усмехнулся:

— Твой ход, Ким.

Она нахмурилась, ей не нравилось, что Хэмиш решил играть с ней в кошки-мышки. Что она может сказать в защиту своего предмета? Разве сама она не предпринимала попыток найти хорошую работу, но не преподавательскую, со своим дипломом? Разве не было горькой правды в словах Оуэна?

— Ну, ведь можно преподавать английскую литературу детям, в этом же нет ничего плохого? — неуверенно сказала она.

— Есть! Это еще ужаснее, — сказал Оуэн, — если вспомнить, как ее вколачивают в головы бедным детям. — Он откинулся на спинку стула, взял у хозяина еще одну сигарету, закурил и с вызовом посмотрел на Ким. — Английскую литературу вообще надо убрать из школьной программы.

Его нарочито задиристое заявление побудило Ким наконец встать на защиту любимого предмета.

— Ну, это уже чересчур! Как дети смогут узнать о своем литературном наследстве, если их не будут учить этому в школе?

— Ким, — Оуэн наклонился вперед, — посмотри на это с другой стороны. Что читает или не читает взрослый человек — это его личное дело, так же как и религия, которую он выбирает. Поэтому я считаю, непростительно навязывать молодым умам, не способным спорить с учителем, все эти невыносимо скучные устаревшие произведения, которые называют «классикой», пичкать их этими книгами, как противным лекарством, убеждая, что послушные дети должны его «выпить», иначе общество не будет считать их «вполне образованными».

— Но вы же не можете взять и выбросить на помойку всю классику, мистер… — Она замешкалась и заставила себя выговорить: — Оуэн. — То, что она назвала его по имени, как-то сразу сделало его более близким, более доступным, более человечным и более… гораздо более симпатичным.

— Вся эта так называемая классика, Ким, была написана для своего времени, а не для грядущих поколений.

— Тогда тем более тот факт, что они остались жить в веках, доказывает их ценность, разве нет? — заметила Ким.

— Это, несомненно, — продолжал Оуэн, — но почему детей надо насильно заставлять страницу за страницей читать старые романы, если они даже не смогут воспользоваться этим стилем для своих собственных сочинений? Сейчас так уже не пишут, в наше время коротких предложений и точных фактов.

— Бесполезный народ эти гуманитарии, да, Оуэн? — засмеялся Хэмиш.

Оуэн затянулся сигаретой и улыбнулся:

— Их надо душить при рождении.

Хэмиш зашелся раскатистым смехом, и Дафна легонько подтолкнула его локтем в бок. Ким сидела в кресле, как на раскаленной сковородке, но как могла более легкомысленно и весело заметила:

— Значит, гуманитариев тоже следует зачислить в ваш список нелюбимых вещей, а он и так уже довольно большой, да, Оуэн? — Его имя снова далось ей с трудом.

— Верно, — улыбнулся он.

— Значит, я так понял, Оуэн, — сказал Хэмиш, — что ты ни за что на свете не женился бы на выпускнице гуманитарного отделения, так же как, впрочем, и на одной из своих домработниц?

— Что нет, то нет, — охотно подтвердил Оуэн.

— Даже если она окажется очень умной?

— Она никак не может оказаться умной. Зачем ей наниматься в домработницы, если она закончила университет?

— А я, — сквозь зубы мстительно заявила Ким, — тоже, ни за что не вышла бы замуж за ученого, даже если бы мне предложили за это целое состояние!

— А что, — спросил Оуэн, глядя на тлеющий кончик своей сигареты, — Ким Пейтон может знать об ученых?

Ким метнула взгляд на Дафну, которая сидела и хмурилась, потом на Хэмиша, который довольно улыбался.

— Ну, — осторожно ответила она, — мне доводилось с ними встречаться… пару раз.

Оуэн весь подался вперед, как будто эта тема очень его занимала.

— И что вы нашли в ученых такого отталкивающего?

Ким, чувствуя, что подло предает свою семью, попыталась быстро вспомнить про ученых что-нибудь плохое. Потом мысли ее перекинулись на хозяина, и это ей сразу помогло.

— Их высокомерие, их уверенность в том, что они всегда правы и никогда не ошибаются, а все остальные люди в мире дураки. Их маниакальная убежденность, что они рождены править этим миром…

Хэмиш просто покатился от смеха и еле выговорил, задыхаясь:

— Не забудь их презрение к гуманитариям.

— Да, — сердито подтвердила Ким, сверля взглядом своего противника.

Дафна мягко похлопала мужа по коленке и дипломатично сказала:

— Пора нам что-нибудь поесть.

— Точно. — Хэмиш встал и помог подняться жене. — Простите нас, спорщики. Посидите тут немного, располагайтесь поудобнее. Можете продолжать свою дискуссию. Если вы слишком… м-м-м… увлечетесь и вам понадобится рефери, зовите меня, и я вас разниму. — Он снова засмеялся, и жена быстро увела его из комнаты.

В комнате воцарилась напряженная тишина, прерываемая только позвякиванием посуды на кухне и голосами хозяев. Смущенная, не в силах усидеть на месте, Ким подошла к окну и стала смотреть в сад.

Она услышала, что Оуэн поднялся, подошел и встал у нее за спиной. Он не дотронулся до нее, однако все тело ее пульсировало, как будто ожидая его прикосновения, а по позвоночнику поползли мурашки.

— Ким, вам нравится садоводство? — добродушно поинтересовался он.

Совсем забыв про осторожность, Ким ответила невпопад:

— Не особенно. Я почти совсем в нем не разбираюсь. — И тут же, ахнув, покосилась на него, широко раскрыв от ужаса глаза.

Он улыбнулся с довольным видом оттого, что она попалась в его ловко расставленную ловушку:

— Вот как, значит, еще один покров тайны развеян? Получается, вы опять мне солгали?

— Нет, я не лгала… — решительно начала, было она, но сразу замолкла, вспомнив, как прибавила шесть лет к своему возрасту, про свои фальшивые рекомендательные письма, про россказни о неимущих родителях.

— Продолжайте, я вас слушаю, — мягко поощрил он, — посмотрите мне в глаза и скажите, что никогда мне не лгали, и я вам, может быть, поверю.

Ким посмотрела ему прямо в глаза. Вечерний свет уже мерк, за окнами сгущался сумрак, было уже довольно темно, и девушка не видела выражения его лица. Если бы она сказала ему правду, им пришлось бы расстаться тут же. Для нее это был бы конец, это означало бы, что она его больше никогда не увидит.