Узы тьмы

Глава 1

Лондон, 1894 г.

— Пойдемте, миледи, тут небезопасно.

Мисс Ианта Мартин прижала тонкий платочек к носу и оглядела камеру. Стальные прутья разрывали мрак, отбрасывая четкие полосы на каменный пол. Под зарешеченными окнами съежилась тень: проскользнувший внутрь луч солнца высветил тускло-желтые штаны до икр и голые ступни. Большие ступни с четко очерченными пальцами. Ианта уставилась на них, постепенно привыкая к темноте и вспоминая, каково было ощущать своими ногами его обнаженные ноги, тогда, давным-давно.

Пленник медленно поднял голову. Опасные глаза цвета расплавленного золота под резко изогнутыми бровями холодно блеснули из-за завесы каштановых волос. Он мельком глянул вправо, на служителя, который сопровождал Ианту, затем снова вернулся к ней. Словно кот, бьющий хвостом.

«Он не свободен. Он пленен и закован в цепи». Но как она себя ни убеждала, инстинкты ожили, внизу живота зародился жаркий трепет. Давно подчиненная примитивная часть души Ианты чуяла опасность.

— Сколько его продержали в одиночке?

— Мэм… — Служащий укоризненно кашлянул.

Наверняка счел вопрос совершенно неуместным.

Раздраженная его молчанием, Ианта двинулась вперед:

— Черт вас побери, сколько?

— Три месяца в одиночке, мэм.

А до этого еще девять месяцев в компании полуживых отбросов общества. Новая Бетлемская больница, которую большинство называло Бедламом, полностью оправдывала свою репутацию. Дом для сумасшедших преступников, безумцев и дьявольского лорда Ретберна. Журналисты описывали его именно такими словами.

— Ретберн? — Ианта робко шагнула в камеру. — Вы знаете, кто я?

На каменном полу была вырезана пентаграмма. Судя по следам, совсем недавно. Ее появлению явно поспособствовал отец Ианты и его драгоценный Комитет. Хотя Орден Рассветной звезды, к которому она принадлежала, служил королеве и стране, всегда находились суеверные или слишком глупые люди, не понимающие сути колдовства.

— Ретберн? — После секундного колебания Ианта позвала снова: — Люсьен?

Черт побери! Она надеялась найти хоть какой-то признак человека, которого знала, но, присмотревшись, поняла, что все тщетно. Его ярко выраженные скулы стали еще заметнее из-за скудного рациона, а подбородок скрывала почти черная борода. Ни следа того элегантного мужчины, что растопил сердце семнадцатилетней девчонки… а потом с улыбкой вырвал его из ее груди.

Когда-то Ианта возлегла с Ретберном, не зная его имени. А он потом даже не догадывался о причине ее неприязни. В ту давнюю ночь равноденствия она была в маске, как и все присутствующие. Просто молодая женщина, точнее девушка, жаждущая узнать больше о горячем огоньке своей силы… и неожиданно попавшая в беду.

Теперь, из-за своего недуга и последующего заключения, Ретберн лишился лоска и превратился в поджарого незнакомца с гневными глазами. В средоточие кипящей животной ярости. В зверя, прикованного к бледным известковым стенам. Ошейник с него так и не сняли, будто боялись пленника, несмотря на цепи.

И не зря. Он был опасен.

Ианта опустила платок. Несмотря на все чаяния, в глазах Ретберна она не увидела ни узнавания, ни ясности ума. Последние надежды угасли, горло свело от жгучего разочарования. Проклятье, и что ей теперь делать?

«Для начала вытащить его из этой грязной камеры».

Повернувшись, Ианта пронзила сопровождающего своим лучшим возмущенным взглядом:

— Вы в курсе, что этот мужчина — пэр Англии?

— Его лордство опасен. Совершеннейший псих. Пытался придушить человека цепью. Все твердил, дескать, тени его заберут…

Ианта посмотрела в камеру. Тени не двигались, но это не значит, что они на такое не способны. Еще как способны. Сияющий изумруд на ее шее поймал луч солнца и отразил яркий зеленый свет на голые стены. Ретберн дернулся, будто от боли в глазах. Без сомнения, комната для свиданий, где они находились, отличалась от жуткой ямы, которую тут называли одиночкой.

— Выведете его отсюда немедленно и вымойте. Достаньте новую одежду и обувь.

Ианту нервировали голые ступни узника.

Служитель открыл было рот, но она холодно предупредила:

— Не спорьте, иначе я прослежу, чтобы вас уволили.

А выйдя за дверь, посмотрела на длинный белый коридор и прижала ладонь к виску. Кошмар. Что она скажет Верховному? Тот, кого Дрейк хотел освободить, уже давно исчез, пропал в трясине безумия, вызванного откатом его собственных способностей. Неужели колдовство стоило бастарду Верховного разума?

— Погоди, — прохрипел Ретберн.

Ианта вздрогнула и, затаив дыхание и медленно опустив руку, повернулась.

Он впился в нее блестящими глазами:

— Ты.

И вдруг попытался вырваться из оков. Мышцы мелькнули под лохмотьями рубашки, бицепсы напряглись.

— Леди-тень, я тебя помню, — прошептал Ретберн, дергая цепь снова и снова, пока на грязной коже не выступила кровь.

Даже понимая, что он до нее не дотянется, Ианта испугалась.

— Прекратите, это бесполезно. Вы только причиняете себе вред.

Она заставила себя говорить решительно. Он не воспримет доброжелательное отношение, тем более от нее.

Пленник в ответ лишь оскалился.

Ианта шагнула в камеру. Стоит показать хоть намек на страх, и безумец ее разорвет. Она на секунду убрала щиты и раскрыла собственную ауру. Узрев эту внутреннюю силу, Ретберн застыл, его глаза побелели. Отлично. По крайней мере ментальные способности не слишком пострадали.

— Служи мне, и я сниму цепи, — прошептала Ианта.

— Я лучше сгнию тут.

— И позволишь своим врагам победить? — спросила она, протягивая маленькую руку в белой перчатке.

Ретберн дернулся, но Ианта заставила себя его коснуться.

— Я знаю, ты и меня считаешь врагом, — тихо продолжила она, поглаживая большим пальцем его заросший подбородок.

— Ты меня сюда упрятала!

— Да. Помнишь почему?

Ретберн в замешательстве опустил глаза:

— Я… я… был пожар.

Не совсем пожар, а что-то вроде. Ианта видела в прорехах рубахи следы ожогов и шрамы. Наверное, и правильно. Пусть лучше считает, что эти метки на его груди оставил обычный огонь, а не демонический гнев.

— Я выпущу тебя, Ретберн, но сначала ты должен кое-что сделать. Свяжи себя со мной узами, дабы не представлять угрозы ни для меня, ни для кого бы то….

— Нет! Я помню тебя, заклинательница теней. Я знаю, что ты такое.

Заклинательница. Ианта провела пальцами по полу и подцепила край ближайшей тени. Призрачная паутина прилипла к кончикам пальцев.

— Ты ничего не знаешь, Ретберн.

Если он откажется, Ианте придется самой справляться с врагами и с теми, кто пытается уничтожить дело, которому она служит.

А цена… цена поражения неприемлема.

«Луиза… о боже!»

Ретберн резко отодвинул ногу от ползущих теней. Ианта наклонилась и прошептала ему на ухо:

— Мне нужен щит, а тебе — якорь. Согласись на узы и, когда все закончится, будешь волен отомстить всем, кто тебя сюда упрятал, клянусь.

Он повернул голову и прохрипел:

— Даже тебе?

«Какой бы ни была цена…»

— Если поможешь мне найти кое-что, я освобожу тебя от уз, когда твои услуги станут не нужны. И ты сможешь сделать со мной все, что пожелаешь. Во всяком случае, попытаешься.

Ианта ведь уже не глупая девчонка, которую он очаровал в ту далекую ночь равноденствия. Теперь она умеет за себя постоять.

Похоже, Ретберн задумался. Тигриные глаза внимательно следили за тем, как тени рассеиваются от ее прикосновений.

— Две недели службы.

Этого должно хватить.

— Поклянись, что свяжешь себя узами, когда мы покинем это место.

— Клянусь своими способностями, что соглашусь на обряд. Я не причиню вреда ни тебе, ни твоим близким и буду повиноваться всем приказам.

Ианта с облегчением вздохнула. Слава богу. На глазах выступили слезы, но она не могла показать, насколько нуждается в его помощи.

— Я согласна.

Она легко прижалась ртом ко рту Ретберна, снимая клятву с его языка и забирая себе.

Обещание ужалило губы, выступившая кровь смешалась с клятвой Ианты и пролилась ей на язык. Значит, Ретберн не совсем обессилел. Она ощущала его мощь, пульсирующую под кожей.

— Я буду служить тебе две недели. Распорядись ими с умом. А теперь давай уберемся отсюда ко всем чертям.

***

Горячая вода. Боже милостивый. Люсьен прижал к лицу мягкую мочалку, стирая остатки крема для бритья. В зеркале отразились гладкие порозовевшие щеки. Но и они не смягчили его жесткие черты: острые скулы и золотистый лихорадочный блеск глаз. Да и тело не лучше. Худое и крепкое, сплошные мышцы. Теперь Люсьен напоминал тигра в клетке. Бедлам его изменил.

Кожи коснулась энергия заклинаний, витавшая комнате, и он вздрогнул.

Люсьен изменился не только физически…

Поездка в экипаже до апартаментов мисс Мартин была ужасной. Яркий свет, резкие звуки рожка омнибуса и приглушенные крики. Пришлось задернуть штору и зажмуриться, чтобы не видеть луча, которому удалось проникнуть в экипаж. Три месяца в темной одиночной камере сделали Люсьена жутко чувствительным. Мир был слишком ярким, слишком громким, полным звуков, резких запахов и пронзительных воплей вперемешку с невнятной болтовней.

Когда мисс Мартин вопросительно посмотрела на Люсьена своими опасными голубыми глазами, он молча оскалился в ответ. «Верно, дорогая. Ты хотела безумца — ты его получила».

Натянув рубашку, которую ему принес один из ее слуг, он вспомнил о том, каким был раньше. Тот человек стал незнакомцем. Люсьен долго возился с пуговицами, но наконец сумел их застегнуть. Создание в зеркале менялось на глазах, напоминая того, прежнего мужчину.

И все же… не того. Ему уже не стать прежним.

Он поверил человеку, которого всю жизнь звал отцом, и вот что из этого вышло. Люсьен согласился на ключевые узы, и те позволили лорду Ретберну завладеть его способностями ради определенного ритуала. И только поэтому Люсьен остался жив. Не в силах сопротивляться ошейнику, с помощью которого лорд Ретберн его контролировал, он был вынужден против собственной воли призвать демона. Вот почему в итоге его посадили, а не казнили.

В голове пронеслись обрывки воспоминаний: жуткая самодовольная улыбка демона, когда Люсьен произнес те проклятые слова, пока лорд Ретберн управлял им, как марионеткой. Люсьен боролся. «Нет… нет, я не стану ему это приказывать! Я не прикажу убить Верховного!» И осознав, что иначе не освободится, он произнес роковую фразу: «Я приказываю тебе убить моего отца».

Конечно, Люсьен имел в виду лорда Ретберна.

Демон улыбнулся, растянув уродливые губы и показывая острые зубы:

— Как прикажете, господин. — И исчез.

Ретберн издевательски расхохотался и огорошил Люсьена правдой, почему всю жизнь так над ним измывался:

— Мальчишка, кто, по-твоему, твой отец?

Боль от воспоминания пронзила грудь, и Люсьен вернулся в действительность. Склонившись над туалетным столиком и вцепившись в полированную деревянную поверхность, будто от этого зависела его жизнь, он вздохнул, почти ничего не различая и видя лишь миллион осколков радуги.

Лорд Ретберн.

Верховный. Мисс Мартин. Это их вина. Он отомстит им, как лорду Ретберну. Эта мысль немного успокоила ярость и тревогу, и пляшущие цвета перед глазами исчезли.

Люсьен посмотрел на себя в зеркало. Лорд Ретберн умер, уничтоженный откатом, когда Люк разорвал вероломно наложенные узы. Теперь у него появился шанс отплатить Верховному за так называемое милосердие — ссылку в Бедлам, — и мисс Мартин, которая его поймала. Он не забыл, как бессердечно она отсекла его способности к колдовству и притащила к Верховному.

Никогда не забудет.

Поправив подтяжки на плечах, Люк закрыл галстуком проклятый шрам на горле и надел камзол. Узел выглядел ужасно, но просить о помощи он не собирался. Тишина и покой, вот и все, что ему пока нужно. Какая ирония, столько месяцев Люк мечтал о людях, о том, чтобы к кому-то прикоснуться, с кем-нибудь поговорить, а теперь желал лишь спрятаться. Не обращая внимания на дрожащие руки, он расправил галстук и оглядел себя.

Так ему не получить желаемого.

Пора разобраться с чертовкой.

Если, конечно, ему достанет смелости выйти из темной спальни с закрытыми окнами, куда его отправили сразу по прибытии в небольшие апартаменты мисс Мартин.

Господи. Люсьен прижал дрожащую руку ко рту. Он ощущал себя лишь наполовину человеком. «Соберись, ты, малодушный трус». Потрогав медный браслет, который у него забрали в первые же секунды в Бедламе, он тут же успокоился. Люк месяцами работал над защитными рунами, вытравив их на металле; эта вещица защитит от колдовства, пусть даже его личные способности все еще очень чувствительны.

Мисс Мартин. Сосредоточившись на дьявольски сладком воспоминании о ее лице, он осознал, что дышать стало чуть легче. «Месть. Свобода. Возрождение». Именно эта молитва помогла Люсьену выстоять.

В оранжерею к мисс Мартин его провела суровая миссис Гастингс. Черное креповое платье экономки раздражающе шуршало, заставляя Люка скрежетать зубами.

Из зимнего сада, устроенного на самом верхнем этаже, открывался вид на город. Никакой опасности, лишь стройная девушка с волосами цвета воронова крыла, скрученными в элегантный шиньон, и с жемчужными сережками в ушах. За годы, прошедшие с их неудачной первой встречи, Ретберн привык считать ее холодной и равнодушной. Встретив же снова, он в замешательстве отметил, насколько мисс Мартин хороша. И моложе, чем ему запомнилось. Опасно привлекательная, с полными упрямо сжатыми губами, которые молили о поцелуе, и крошечной родинкой на щеке. Она сидела в белом кресле у кованого железного столика и маленькими глоточками пила горячий чай, глядя на город через стеклянные стены оранжереи. И словно не замечая появления Люсьена.

Не успел он наглядеться и, если честно, оценить ее, миссис Гастингс кашлянула:

— Мадам, его лордство пришел выпить с вами чаю.

Будто кто-то из них собирался заняться чем-то столь невинным.

Люсьен поклялся служить ее щитом, значит, отныне вынужден был защищать мисс Мартин даже ценой собственной жизни. А также повиноваться ей, что ставило его в крайне неудобное положение. При попытке нарушить клятву собственная сила поглотит Люка, превратив в развалину, которой его и так уже считали. При мысли об этом на шее выступил холодный пот. Лорд Ретберн научил его, каково находиться во власти другого человека, но какой выбор? Гнить в Бедламе?

Под взглядом голубых глаз мисс Мартин Люка словно прошило разрядом. В этой комнате они казались фиолетовыми: за окном лил дождь, а бледно-лиловое платье оттеняло радужки. Люсьен вспомнил, когда впервые увидел ее на собрании несколько лет назад. У него дух захватило, и он умолял своего друга, Уэзерби, их познакомить. Мисс Мартин отнеслась к нему с холодностью, почти грубостью, хотя Люсьен понятия не имел, что такого натворил. И до сих пор не знал. По какой-то странной причине он сразу не понравился мисс Мартин, и они так и не сблизились.

Теперь же он сам не испытывал к ней положительных чувств.

Ему нужно было сбалансировать узы и хотя бы отчасти взять их под контроль.

— Благодарю, — обратилась мисс Мартин к экономке. — Не желаете присесть, милорд? Нам надо кое-что обсудить.

Милорд. Как странно, но с другой стороны, сейчас Люк по сути граф Ретберн. По последним слухам, кузен Роберт старался через суд добиться, чтобы его признали «non compos mentis», то есть умалишенным. Видимо, разбирательство застопорилось, и придется самому этим заняться.

— Правда? — Люсьен скрестил руки. — Должен признать, я удивлен, что вы удостоили меня чести стать вашим щитом. Вы — последняя, кто, по моему мнению, захотел бы освободить меня из той адской дыры, а ради возможности защищать вас десятки мужчин пошли бы на убийство.

— Я знаю, что вы не из их числа. — Мисс Мартин прикрыла свои чудесные глаза черными ресницами. — Это решение вашего отца. Дрейк настоял.

— Он мне не отец.

— Ваш биологический отец настоял, — поправилась она.

Ходили сплетни, что они с Дрейком состоят в любовной связи — возможно, именно в этом причина ее антипатии.

— Вы всегда пляшете под его дудку?

— Дрейк заслужил мое уважение и доверие, я с удовольствием ему помогаю, если таково его желание.

— Боже, как же вам не по сердцу теперешнее поручение.

Люсьен заходил по комнате.

— Да, у меня бывали задания и полегче. — Мисс Мартин прищурилась. — Почему вы так на меня смотрите?

Он слабо улыбнулся. То, что она не отступила, говорило в ее пользу.

— Просто наслаждаюсь видом. — И тут в голову пришла мысль, как вырвать у нее бразды правления. — Я вам для чего-то необходим.

— По-моему, вам стоит сесть и выпить чаю. Мы обсудим дела.

— Если в чае нет бренди, пить не стану.

— Сейчас еще рано для крепких спиртных напитков, — возразила мисс Мартин, наливая в чашку горячее коричневое питье. — Может, добавить лимона?

Такая дерзость в другой женщине восхитила бы Люсьена. Но сейчас он просто сел и принялся осматриваться, потирая большими пальцами складку на брюках. Прикосновение помогало зацепиться за действительность, перестать барахтаться в болоте эмоций, которые в последнее время заполонили его разум, доводя до сумасшествия.

Полосатый кот проскользнул между ног хозяйки, задев хвостом лавандовые юбки. Поставив чашку на поднос, мисс Мартин почесала питомца под подбородком, вызвав громкое мурлыканье.

— Давайте перейдем к делу, Ретберн.

Люсьен ожидающе вскинул бровь.

— Что вам известно об алтарном кинжале?

— Это одна из трех реликвий. — Любой стоящий чародей о них знал. — Создан самим Верховным, его бывшей супругой Морганой и приятелем графом Тремейном.

Разум не позволил вспомнить о причине создания клинка. Чудом Люк сумел сохранить самообладание, когда помещение вокруг словно уменьшилось. «Сконцентрируйся на фактах».

— Их создали для того, чтобы призывать и управлять высшим демоном.

— Кинжал пропал.

Люсьен вцепился в подлокотник кресла и усмехнулся.

— Пропал? — Внезапно все части головоломки встали на место. — Вы хотите, чтобы я его нашел.

— Ваши таланты в магическом поиске станут огромным подспорьем, — согласилась мисс Мартин. — Немногие обладают такой серьезной способностью.

Если он сможет ими управлять, ведь не обращался к силе больше года. Откат от попытки остановить демона, которого он призвал по приказу так называемого отца… оставил шрамы не только на теле.

— Почему бы вам не воспользоваться услугами карманного предсказателя Верховного?

— Кинжал пропал из закрытого ящика с наложенными чарами, прямо из святая святых особняка Верховного. Дрейк сам устанавливал защиту. Следов взлома нет, поблизости не видели посторонних…

— Значит, украл кто-то из своих. — Теперь все обрело смысл. — Вот зачем вам я. Кто еще работает над делом?

— Только мы.

Люсьен вздрогнул. В ордене были другие свободные мужчины и женщины, которые тоже занимались темными искусствами. Колдуны-сикарии, поддерживающие порядок в магическом мире, хотя немногие знали их истинные имена.

— Верховный многого не договаривает.

При этих словах мисс Мартин встала и с волнением подошла к окнам, глядя на красноватое сияние на востоке.

— Вы долго пробыли в заключении. Я забываю, как мало вам известно о нашем нынешнем мире. Подойдите.

Вполне безобидная просьба. Люсьен выпрямился и подошел к ней. На секунду он удивился ее смелости, когда мисс Мартин повернулась к нему спиной, но уловив отражение голубых глаз в окне, понял, что она не так уж и доверчива.

— Да? — Люк встал у нее за спиной на приличном расстоянии из-за элегантного турнюра, однако достаточно близко, чтобы она слегка повернула голову и напряглась, почувствовав угрозу.

— Видите это? — Мисс Мартин указала пальцем на красноватое сияние за облаком.

Люсьен резко вздохнул и, позабыв обо всем, шагнул вперед. Она отшатнулась к окну, и он инстинктивно придержал ее за талию. Его благородство никуда не делось, в отличие от всего остального.

— Утренняя звезда, — прошептал Люсьен и чуть сжал затянутую в корсет из китового уса талию мисс Мартин, лишь догадываясь о том, что скрывают нижние юбки. Однако, несмотря на одежду, он ощущал жар ее тела и соблазнительную округлость бедер.

— Ретберн, — предупреждающе произнесла она.

— Сколько она уже в небесах?

— Красная комета появилась два дня назад.

Теперь понятно, отчего Верховный так встревожился: появление кометы свидетельствовало о смене стража вне зависимости от его желания. Она висела в небесах в конце царствования трех прежних Верховных, появляясь примерно раз в тридцать лет. Восхождение грядет, и новый Верховный займет резной черный трон, на котором нынче сидел герцог.

— Неудивительно, что ублюдку понадобилась наша помощь. Восхождение грядет, алтарный клинок украден тем, кому он доверяет, и скорее всего, его ждет падение.

А то и смерть.

Мисс Мартин развернулась и прижалась спиной к окну.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не произошло.

Все, что угодно, чтобы защитить любовника.

— Конечно, и я дал слово помочь.

Она облегченно опустила плечи. И хотя не укорила Люка вслух за нарушение личного пространства, он видел нервозность в ее глазах.

— Именно. Может, присядете? Я бы хотела заключить узы.

— Еще нет.

Вместо этого Люсьен потянулся и заправил прядь черных волос ей за ухо. Мисс Мартин вздрогнула. Ее кожа оказалась мягче шелка, хотя, возможно, только потому, что он привык к жестким известковым стенам и грубым холщевым рубашкам.

Цвета расплывались по ее лицу, словно размытые дождем меловые рисунки на дорожке. Люсьен теперь видел эмоции в виде цветов. Он постепенно выяснил, что проблема в разуме, а не в глазах. Как бы ни отразился на нем откат, часть сознания откололась, и он опасался, что не понимает полной картины случившегося.

— Ретберн, — сурово прошептала мисс Мартин. — Не принимайте меня за какую-то там легкомысленную барышню. Вы в зачарованной комнате. Я могу отправить вас обратно в Бедлам в течение часа, связанным, с кляпом во рту и обнаженным, если того пожелаю.

Бедлам. От угрозы сердце болезненно екнуло, а пальцы немного сжались, оставив отпечаток на ее округлой щеке. Люк сделает что угодно, лишь бы не вернуться в это место. Все, что угодно. Сама мысль о заключении лишала его присутствия духа.

«Ты свободен. Но как долго? Ведь ты ей бесполезен… в таком состоянии».

Они встретились взглядами.

Ей нельзя знать.

— Раз не хотите туда возвращаться, — хрипловато прошептала мисс Мартин, хоть ее глаза и остались кусками фиолетового льда, — держите руки при себе.

— Я не собираюсь причинять вам вред.

Во всяком случае, физический. Месть намного более сложная мозаика. Мисс Мартин понятия не имела, сколько ночей Люк строил планы, как бы уничтожить ее и Верховного. Это единственное, что сохраняло ему рассудок долгими тихими часами, когда с ним никто не разговаривал, никто не заходил, даже свет не проникал в помещение… Только тарелка с жидкой кашей периодически просовывалась через отверстие в двери. Люсьен тогда считал себя настоящим безумцем. А люди из проклятых фантазий были его единственными спутниками.

Но теперь…

Мисс Мартин смягчилась, перестав быть той холодной, закаленной в бою женщиной, которая ворвалась в его номер в отеле «Гросвенор» и поймала в круг тринадцати. Тогда Люсьен был полуслепым, его влажная кожа натянулась и все еще воняла горячей серой. Он понимал, что совершил одно из самых страшных преступлений перед Орденом и что его точно приговорят к смертной казни, даже без суда. Но Верховный потребовал привести обвиняемого к нему и долго и неспешно его рассматривал, будто пытаясь найти в лице Люка свои черты.

А потом повернулся к нему спиной и отправил в Бедлам.

— Нет? — все еще настороженно уточнила мисс Мартин, словно не в силах поверить, что он не желает ей зла.

— Нет.

«У меня на тебя другие планы». И намного интереснее всего уже придуманного. Ведь Люк на собственном опыте выяснил, что смерть бывает милосердной. Он отошел от мисс Мартин, и та вздохнула, зарделась, но справилась с собой, как будто между ними ничего не произошло.

— Заключим сделку, — объявил Люсьен, вернувшись к столу и взяв теплый чай.

— Сделку?

— Я вам нужен больше, чем вы мне.

Мисс Мартин добавила совсем немного сахара, но Люк столько времени провел без сладкого, что с трудом сглотнул, надеясь, что его не стошнит.

— Спорный вопрос.

— Вы угрожаете мне ссылкой в Бедлам за малейший проступок, но скоро Орден возглавит новый Верховный. Сколько пройдет времени, прежде чем исполнится связанное с появлением кометы пророчество? — Люсьен бесцеремонно вылил чай в горшок с липой. Кот подошел туда и принюхался в поисках съестного. — Кого еще вы можете позвать на помощь, мисс Мартин?

— А новый Верховный освободит вас из Бедлама?

Его ответная улыбка сказала ей больше, чем слова. У Люсьена время есть, а у нее — нет. Сузив глаза, мисс Мартин скрестила руки:

— Что вы предлагаете?

— Вам нужна моя помощь, но есть разница, когда делаешь что-то с неохотой или же прилагаешь все усилия для достижения цели. Я могу замедлить поиск и привести вас к неудаче или, наоборот, разберусь очень быстро. А я очень, очень хорош, когда стараюсь.

— Продолжайте.

Судя по прищуру глаз, она ожидала неминуемого подвоха.

— Мои дни в вашем распоряжении. Я буду послушно исполнять любой приказ, пока мы связаны узами, и послужу щитом. Помогу в меру сил, обеспечу защиту и постараюсь найти пропавший артефакт поскорее. Но… моя дорогая чародейка… — Люк понизил голос: — Ваши ночи принадлежат мне.

Мгновение мисс Мартин непонимающе смотрела на него, затем округлила глаза и изумленно открыла рот. А затем пошла розовыми и красными пятнами.

— Прошу прощения?

— Хотите, чтобы я помогал? Заплатите цену.

— Я вызволила вас из Бедлама. Вы поклялись, что пойдете со мной и будете слушаться указаний.

— Буду, — подтвердил Люсьен, откидываясь в кресле и наслаждаясь моментом. — Я стану в буквальном смысле повиноваться вашим приказам. Ни больше. Ни меньше. Поэтому советую тщательно подбирать слова.

Он загнал ее в ловушку. Люк понял это по шокированному взгляду мисс Мартин и мириадам цветов, плясавших на ее коже. Напускное самообладание трещало по швам, и скрытый колодец эмоций готов был взорваться. Она замечательно впишется в его план.

Переживает за Верховного, своего любовника? Люсьену казалось, что тревога должна выражаться другим цветом. А вокруг мисс Мартин вихрем кружили оттенки зеленого, синего и фиолетового. Наверное, это страх, если соотнести цвет и чувство. Настороженность. Отчаяние.

Ярко-розовое желание.

Люсьен застыл, ощущая, как напряглась мошонка. «Черт побери». А вот этого он не ожидал.

Мисс Мартин села в кресло напротив. Повисло натянутое молчание. Она нервно отпихнула дрожащими пальцами блюдечко, то задребезжало… Глубоко вздохнув, мисс Мартин наконец перевела взгляд с фарфоровой чашки с позолоченным краем на Люсьена:

— Почему?

— Потому что желаю лечь с вами в постель.

Она отпила чаю.

— После всего, что я вам сделала, вы уверяете меня, будто руководствуетесь не местью?

— Месть тоже присутствует.

Мисс Мартин прищурилась:

— Я не позволю вам причинить мне боль.

— Дорогая… — Люк подвинул к ней сахарницу. — С чего вы решили, будто я собираюсь? — Он вложил в голос всю испытываемую страсть. — Может, вам даже понравится.

— Ну разумеется. И как я не догадалась? Почему я вообще сомневаюсь в ваших мотивах?

Люсьен лишь улыбнулся. С ней легче общаться, чем с остальными обитателями этого мира. Часть давления от наплыва эмоций исчезла, и теперь осталось лишь разобраться с неуместным возбуждением.

— Не обольщайтесь, я намереваюсь от души воспользоваться вашим сладким телом. И проявлю не только любезность, но и самую тонкую разновидность жестокости.

Мисс Мартин моргнула и подавилась чаем.

Люсьен взял ее руку в кружевной перчатке:

— Обещаю, вы получите удовольствие и, возможно, даже попросите меня быть немного жестче.

Пролив чай на запястье, она выругалась, высвободила руку и взяла салфетку. Люсьен опустился перед ней на колени, забрал салфетку и принялся промокать пятна на юбке. Мисс Мартин отставила чашку, и их глаза встретились.

— Да будет так. — Она гордо вздернула подбородок. — Жизнь предоставила мне разнообразный выбор жестких испытаний. Вытерплю и еще одно.

— Тогда доставайте набор чернил, выведите руны на нашей коже, и свяжем себя узами. — Люк улыбнулся. — Пока день не подошел к концу…

А ночью она заплатит цену, хотя помощи он ей еще не оказал.

***

Ианта с сильно колотящимся сердцем медленно устраивалась на каменной плите. Тут, в подвале, оранжерея казалась такой далекой, пока Ретберн зажигал чадящие фитили во множестве канделябров. Воск потек по свечам, создавая на их боках зловещие лица.

Именно здесь Ианта занималась колдовством: на полу виднелся огромный магический круг из чистого серебра. Внутри располагались два круга поменьше, один в другом, а между ними — начертанные руны, чтобы ничто не нарушило проводимый ритуал.

Стоило зажечь последнюю свечу, и энергия главного круга стала вдруг осязаемой, затрепетала на коже и затанцевала между бедер. Ианта оказалась в магической ловушке с мужчиной, которого желала больше всего на свете.

Мужчиной, чьи ласки не забыла. Ианта облизнула губы. Она знала его аромат, шелковистую кожу, мускулистое тело.

И боль, причиненную той единственной ночью…

«Соберись. Ретберн лишь средство для достижения цели».

— Кто замкнет круг, я или вы?

Ретберн с каждой минутой обретал уверенность, все больше походя на того лорда из отеля. В юности он не был таким дерзким и высокомерным, не умел проявлять жесткость. Наоборот, в ту далекую ночь он с завораживающей нежностью уложил Ианту на плащ. Целовал, будто желал забрать ее дыхание, ласкал пальцами средоточие ее женственности под юбками. Конечно, лишение невинности не было безболезненным, но вскоре все прошло, и Люсьен, обнимая, двигался в ней, шепча на ухо шокирующие и сладкие слова.

— Как пожелаете, — ответила Ианта.

Взяв ритуальный кинжал, Ретберн осторожно провел им по пальцу и выдавил несколько капелек крови на первый серебряный круг. Тут же появился купол, закрывая их внутри. Когда кровь попала на внутренний круг, судя по ощущениям, возник второй, не менее прочный невидимый купол. Для того, чтобы не выпустить магию в мир.

Ретберн посмотрел на Ианту, вскинув бровь:

— Идеальная работа.

— Не ожидали?

Поигрывая ножиком, он обошел ее, оглядывая блестящими янтарными глазами:

— Не в том дело, просто напоминает работу Верховного.

— Я подражала его манере. Дрейк — мой учитель.

— Во всем, — прошептал Ретберн.

Слова причинили боль, хотя Ианта знала о слухах. Ну да, как же молодой здоровой чародейке обойтись без любовника, если она не замужем и живет одна, тем самым подтверждая, что ее моральный облик оставляет желать лучшего?

Плевать на мнение Ретберна. Нужно лишь найти тех, кто охотился за реликвией. На мгновение Ианте стало плохо, на глазах выступили слезы.

Ретберн остановился:

— Ты расстроилась.

— Что? — Она вскинула голову. Возможно, в нем осталось что-то от ее прежнего любовника.

Или ей просто хочется найти союзника, которого не существует.

— День не бесконечный. — Ианта отвернулась. — Рисуй уже свои дурацкие символы, и покончим с этим. След остывает с каждой минутой.

Ретберн опустился на колени на краю каменной плиты:

— Да будет так. — И прикоснулся к пуговицам ее платья с высоким воротом.

Жест оказался шокирующее интимным. Ианта вцепилась в мужскую ладонь, пытаясь освободиться.

— Я сама.

Ретберн поднял руки:

— Просто пытаюсь ускорить дело.

Судорожно сглотнув, она расстегнула платье, и, повозившись с воротником, Ретберн обнажил ее декольте. Его ленивые тигриные глаза потеплели, пока он любовался телом Ианты. По ее голой коже пробежал холодок, напоминая, что под платьем лишь сорочка и нижние юбки. Чувствуя, как участилось дыхание, она уставилась в потолок и попыталась не обращать внимания на жар, исходивший от Ретберна. Она всегда чувствовала его страсть, с того дня, когда он вошел в бальный зал Дрейка и потребовал, чтобы их с Иантой представили друг другу.

Будто это и не он вовсе несколькими годами ранее лишил ее невинности.

— Кровь для уз, — прошептал Ретберн, и в комнате запахло медью, когда он снова порезал палец и выдавил струйку крови в котелок, который Ианта использовала именно для таких ритуалов. — Слюна для дыхания жизни. — Он сунул раненый палец в рот, посасывая. — Чернила, чтобы отметить плоть.

Сплюнув в баночку чернил, он провел по ней окровавленным пальцем, и Ианта ощутила в себе первый отзвук магии, но подавила желание беспокойно дернуться. Лишь несмышленый аколит не умеет сосредоточиться.

Хотя даже Дрейк согласился бы, что поводов для волнения у нее предостаточно. Сам Ретберн, поиск реликвии и… чувство вины и горя.

На глаза вновь навернулись слезы.

«Не думай сейчас об этом».

— Hecarrh cairedh mi caratha… — прошептал Ретберн искусно подобранные слова — скорее всего, именно так звучала его личная формула силы.

Свечи замигали, и пламя волной взметнулось к потолку. Всплеск силы теплом отдался в животе и легко надавил меж бедер. Колдовство всегда носило для Ианты слегка сексуальный характер. Но привязанность магии к чему-то определенному зависит от человека и его магических особенностей, на которые он или она наиболее настроены. Некоторые предпочитают бурление крови, предвкушают возможность вырезать магию из кожи. Другие реагируют на могилу и энергию смерти.

Судя по взаимному притяжению, Ианта точно знала, к чему тяготеет Ретберн. Мышцы его бедер напряглись, когда он сунул палец в смесь из чернил, слюны и крови. Она заметила возбужденный член под батистовыми штанами и поспешно отвела взгляд, когда Ретберн оседлал ее бедра.

— Это необязательно, — запротестовала Ианта.

Он нежно погладил ее выбившуюся прядь:

— Тс-с.

И коснулся окровавленным пальцем ее груди, словно перебирая струны лютни. Чары прокатились по ней, кровь закипела в жилах. Ианта закусила губу и крепко сжала колени.

Милостивые небеса.

Какие интимные узы возникли между ними? Она жаждала чувственного удовольствия, а Ретберн, стоя на коленях, обхватывал ее прикрытые платьем бедра ногами.

Вскоре энергия утихла, но он все продолжал нависать над Иантой, тяжело дыша. Его черные волосы упали на ошарашенные глаза. Он опустил руку на каменную плиту возле головы Ианты, а другой легко погладил руну, которую нарисовал на ее коже.

Осталось лишь ей сделать шаг.

И это ее прерогатива.

Ианта вцепилась в галстук и потянула Ретберна на себя… Совершенно законный способ закончить ритуал, но если таково влияние одной руны, что же случится, когда все запреты исчезнут и дойдет до того, чего они оба желали? Насколько сильны их узы?

И каким станет результат?

Существует три вида уз между двумя чародеями: ключевые, где один из пары дает контроль над своими способностями другому; взаимовыгодные, между якорем и щитом, хотя главным обычно является якорь; и узы душ, очень редкая связь между любовниками, которую невозможно нарушить.

Впрочем, Ианта недостаточно романтична, чтобы в это поверить.

По крайней мере, якорные узы можно разорвать, когда настанет время.

Даже если глухая боль между бедер заставляет чувствовать странное неудовлетворение.

Сегодня эту жажду Ианта утолит, ведь они заключили сделку.

— Мы закончили? — спросила она, одновременно страшась и испытывая приятное возбуждение при мысли о том, чтобы оказаться в постели Ретберна и в его власти.

— Конечно. — Он погладил ее ключицу, вызвав трепет, встал и принялся расстегивать рубашку, демонстрируя в золотистом пламени свечи крепкие плечи и мышцы. — Теперь моя очередь.