В объятиях тени

Глава 1

Если день начался в набитом инкубами[1] баре казино, которое к тому же должно изображать преисподнюю, он вряд ли закончится хорошо. Впрочем, в тот момент я думала совсем о другом. Почему в борделе, где полно симпатичных бесов, нанятых для развлечения дамочек, такая скучища? Понурые клиентки сидели за столиками, подперев голову руками, словно мучились от зубной боли, и совершенно не обращали внимания на своих партнеров. Даже Казанова, хоть и развалился передо мной в соблазнительной позе, вид имел хмурый. Думаю, обольстительную позу он принял чисто машинально, а вот во взгляде его явно сквозила настороженность.

— Ладно, Кэсси, — отрывисто бросил он, когда один из его парней внезапно разрыдался, — Говори, зачем пришла, и забирай их отсюда ко всем чертям! Мне нужно работать.

Эти слова относились к трем старухам, взгромоздившимся на высокие табуреты за барной стойкой. Их вид вызывал отвращение даже у разносивших напитки сатиров, а уж те точно не пропускали ни одной юбки. И то сказать: каждой из старух на вид было не меньше ста, а их спутанные сальные космы, седые с самого рождения, неряшливой копной спадали до самого пола. Прошлой ночью я попыталась отмыть волосы Энио, чье имя совершенно справедливо означает «ужас», однако гостиничный шампунь не слишком помог. Когда в колтуне под ее левым ухом я обнаружила что-то похожее на полусгнившие останки крысы, я сдалась.

Грязные патлы старух отвлекали внимание от их лиц, поэтому вы не сразу замечали, что у них по одному глазу и одному зубу на троих. В данный момент Энио пыталась отобрать глаз у своей сестры Дейно («страх»), поскольку хотела разглядеть застывшего от ужаса бармена, в то время как Пемфредо («тревога») использовала единственный зуб, чтобы разорвать пакетик с арахисом. После нескольких безуспешных попыток она, потеряв терпение, сунула пакетик в рот и со счастливым видом принялась жевать.

Когда-то я думала, что грайи — лишь миф, выдуманный скучающими (и немного чудаковатыми) греками за несколько тысяч лет до изобретения телевидения. Как бы не так. Недавно я приобрела — ну хорошо, стащила — несколько вещиц в вампирском Сенате, органе управления всех вампиров Северной Америки, и ломала голову, пытаясь понять, для чего они предназначены. Первая представляла собой маленький радужный шар в черном деревянном ящичке. Едва я взяла его в руки, как он начал светиться. Одна короткая вспышка света — и у меня появились соседи.

Не знаю, почему эту троицу держали в темнице, особенно в таком глухом месте, как глубокое подземелье крепости вампиров. Старухи, конечно, были до ужаса назойливы, но особой опасности ни для кого не представляли — разве что для моего гостиничного счета. Пришлось взять старух с собой; не бросать же их в номере! Сестрички оказались на редкость энергичными, и, чтобы хоть как-то их унять, приходилось прилагать массу усилий.

Усадив всех троих перед игральными автоматами, я отправилась по своим делам. Разумеется, интерес к игре старушенции быстро потеряли — их внимание мгновенно переключалось с одного на другое, как у маленьких детей. Вскоре они притащились за мной в бар, заодно прихватив несколько сувениров, которые, несомненно, где-то свистнули. Дейно, сжимавшая под мышкой кусок красной плюшевой ткани, выронила мне под ноги стеклянный шар-сувенир с макетом казино, при встряхивании в нем поднималась снежная метель. Вот так — не хватало еще, чтобы меня арестовали за мелкую кражу!

И все же, несмотря на раздражение, вызванное необходимостью присматривать за этими жуткими созданиями, при взгляде на Казанову я поняла, что их появление может сыграть мне на руку. Улыбнувшись, я представила, как языки адского пламени снова пожирают небольшое казино.

— Если ты мне не поможешь, я просто оставлю их здесь. Помоешь их, приоденешь, и они еще… Ого-го!

Чем это может обернуться для казино, я уточнять не стала.

Казанова поморщился и залпом допил свою выпивку, на миг явив моему взору жилистое загорелое горло, видневшееся в широком вороте рубашки. Строго говоря, он, конечно, не был тем самым, настоящим Казановой. Когда в тебя вселяется инкуб, ты живешь гораздо дольше, но все же не настолько. Неудавшийся итальянский священник, который прославился своими амурными похождениями, умер несколько столетий назад, но память о нем продолжала жить — как и его репутация, в чем можно было легко убедиться, глядя на Казанову. Мне приходилось то и дело напоминать себе, что я пришла в казино по делу, хотя мой собеседник даже не пытался пустить в ход свое обаяние.

— Меня не интересуют твои проблемы, — зло сказал он. — Сколько ты хочешь за то, чтобы они ушли с тобой?

— Дело не в деньгах. Ты знаешь, чего я хочу, — ответила я, пытаясь незаметно поправить свои узкие атласные шорты, но, думаю, Казанова заметил это движение.

Трудно манипулировать мужчиной, когда на тебе костюм черта в блестках, да еще с хвостом. Тоже мне, Скарлет О'Хара, это с моими-то светлыми кудряшками и бело-розовым личиком! Я скорее напоминала игрушечного пупса, который пытается изобразить из себя неотесанного мужлана. Ничего странного, что мой образ не показался ему слишком убедительным. А мне было крайне необходимо поговорить с Казановой, причем так, чтобы в казино меня не узнали, вот я и позаимствовала чей-то костюмчик в раздевалке для обслуги. Тогда эта идея почему-то показалась мне удачной.

Щелкнув золотой зажигалкой, Казанова закурил маленькую сигаретку.

— Если тебе жить надоело, это твое личное дело, а я не собираюсь совать голову в петлю и вставать у Антонио на дороге. Когда речь идет о мести, он себя не помнит. Тебе ли не знать.

Конечно, я это знала. Антонио, вампир-хозяин и мой бывший опекун, возглавлял список тех, кто желал бы получить меня в виде урны с прахом, чтобы потом украсить ею каминную полку. И все же я должна была его найти, поскольку тот, кто был мне нужен, находился рядом с ним; в противном случае урна могла бы и не понадобиться. От меня бы просто ничего не осталось. Когда-то Казанова был первым помощником Тони и вполне мог знать, где искать старого придурка.

— Я думаю, Майра у него, — коротко бросила я.

Казанова промолчал. Ни для кого не было тайной, что именно она, можно сказать, вытащила меня из петли. Не думаю, что из каких-то личных соображений, скорее, ее интересовала собственная карьера, а я что совершила? Проделала в ней пару дырок… Нет, лучше об этом не думать.

— Сочувствую, — буркнул Казанова, — но, боюсь, больше ничего предложить не могу. Сама понимаешь, мое положение довольно… шаткое.

Ну, это как сказать. То, что Казанова занимал важное положение в криминальной организации Тони, уже само по себе было необычно. Как правило, вампиры недолюбливают инкубов, считая их своими конкурентами, но дело в том, что этот вид демонов находится далеко не на вершине иерархической пирамиды потусторонних сил. Более того, их считают чем-то вроде досадной помехи. Казанова и здесь являлся исключением.

Несколько веков назад он, заключив сделку, поселился в теле одного испанского дона, решив, что всего лишь приобрел себе новую оболочку. Как он мог знать, что вошел в тело вампира-младенца, слишком юного и слабого, чтобы изгнать его? А когда вампир понял, что произошло, между ним и демоном уже установилась прочная связь. За те несколько веков, пока Казанова соблазнял женщин, вампир научился получать нишу, а демона вполне устраивало тело, которое не старело и уж тем более не умирало. Поэтому когда Тони решил объединить инкубов, проживающих на территории Штатов, в единую организацию, чтобы потом использовать их в своих целях, Казанова стал для него настоящей находкой.

Его спа-салон «Декадентские мечты» размещался в жутко уродливом здании, по соседству с казино Данте, принадлежавшим Тони. И пока вырвавшиеся на свободу мужья спускали за игорным столом семейный бюджет, их заброшенные жены искали утешения в экстравагантных развлечениях, предлагаемых салоном, — в двух шагах от казино. В результате Тони получал деньги, инкубы — неограниченное количество пищи, а вышедшие из салона дамы сияли от счастья еще в течение нескольких дней. Очередная затея Тони, причем наименее грязная, не считая того, что еще и абсолютно нелегальная; между прочим, полиция Вегаса отнюдь не покрывает проституцию, как считают большинство законопослушных граждан. Впрочем, законы людей вампиров не интересуют.

— Интересно, какое наказание сейчас существует за работорговлю? — лениво спросила я. — Держу пари, тебе светит петля.

С Казановы мгновенно слетела спесь. Сигарета вышла из его пальцев, и пепел прожег несколько дырочек на шелковой рубашке. Казанова быстро стряхнул его рукой.

— Я этим в жизни не занимался!

Такая реакция меня нисколько не удивила. Тони нарушал законы и людей, и вампиров, занимаясь крайне выгодной, но при этом крайне опасной торговлей — он похищал и продавал в рабство колдунов и ведьм. Серебряный круг, верховный орган магов и колдунов, как для вампиров Сенат, категорически выступил против этой затеи и даже подписал с вампирами особый договор, согласно которому работорговля объявлялась вне закона. Нарушение договора приравнивалось к объявлению войны, поэтому Тони и без того грозил осиновый кол, не будь у Сената других веских причин для его поимки.

— Тебе придется потрудиться, убеждая Сенат, что босс хочет все свалить на тебя. — Судя по лицу Казановы, он вполне допускал подобный вариант. Своего хозяина он знал не хуже меня. — Но если я разыщу его первой, Тони исчезнет и ты останешься чистеньким. Так что подумай, помочь мне — в твоих интересах.

Я надеялась, что выбрала правильную тактику, ведь именно на эгоизме и личной выгоде держится сообщество вампиров, однако Казанова быстро справился с собой.

Он спокойно закурил следующую сигарету.

— Почему ты так уверена, что я знаю, где Тони? Он передо мной не отчитывается о каждом своем шаге. Теперь у него этот Альфонс в помощниках.

Альфонс — правая рука Тони и его личный телохранитель, самый уродливый из всех известных мне вампиров, а характер у него еще страшнее, чем лицо. Но для меня Альфонс менее опасен, чем Тони. Альфонс, по крайней мере, не станет меня преследовать — если только не получит на это соответствующий приказ.

— Тони должен был оставить кого-нибудь вместо себя. Держу пари, что это ты. Ты должен знать, где он прячется.

Казанова внимательно смотрел на меня сквозь дым сигареты.

— Будем считать, что я его временно заменяю. — После долгой паузы неохотно признался он. — Но только в Вегасе. На твоем месте я бы отправился в Филли.

Я выразительно затрясла головой. Как раз этого мне и не хотелось. В Филадельфии находилась одна из штаб-квартир Тони, к тому же там было полным-полно людей, которые не питали ко мне горячей любви. Мягко говоря.

— Ага. Вот именно там я действительно кое-что получу, только вряд ли это будет информация.

Губы Казановы слегка скривились в улыбке, а веселые искорки в светло-карих глазах, пришедшие на смену их обычному обольстительному выражению, просто сразили меня наповал. Я молча сглотнула и приняла безразличный вид. Ухмылка Казановы стала еще шире, но никакой информации я по-прежнему не имела

— Ты не хуже меня знаешь, что семья не прощает предателей, — проворчал он. — Особенно когда дело касается помеси вампира и демона, ведь многие считают их уродами. А то, что Тони временно поручил мне управлять территорией побережья, поклонников мне не добавило. Многие только и ждут, когда я сяду в лужу, а если я еще и босса продам, то…

Его неожиданная откровенность застала меня врасплох. Я молча таращилась на Казанову, чувствуя, как желудок и горло сжимаются от страха. Надо срочно взять себя в руки, я не должна выказывать слабость, особенно сейчас. Если я не найду способ вытряхнуть из Казановы нужные мне сведения, очень скоро Майра вытряхнет из меня душу — только с помощью ножа.

Я склонилась над столом и выложила свой последний козырь:

— Мне прекрасно известно, как семья относится к мести. Но пораскинь мозгами. Если Тони погибнет — от моей руки или по приказу Сената, — тебе достанется кое-какая собственность. Скажем, это казино. Неужели тебя не прельщает такая перспектива?

Казанова провел рукой по роскошным локонам, густой волной спадавшим ему на плечи. На нем была рубашка из натурального шелка насыщенного коричневого цвета, в тон глазам. Вообще-то я не эксперт в мужской одежде, но его галстук шафранового цвета был из дорогого магазина, равно как золотые часы и запонки. Казанова всегда был щеголем, а Тони вряд ли хорошо ему платил — он никогда не отличался щедростью.

Демон окинул зал тоскливым взглядом.

— Я бы тут все переделал, — сказал он. — Ты даже не представляешь, каких усилий мне стоит хоть в чем- то убедить патрона. — Отчего же, я отлично это представляла. Мрачный, даже зловещий интерьер казино, бар в виде головы дракона, из ноздрей которого время от времени вылетали клубы дыма, — все это как-то не настраивало на романтический лад. — Мои мальчики работают вдвое больше положенного. В прошлом месяце я ухитрился выманить у босса какие-то крохи, чтобы начать ремонт вестибюля, да и то благодаря протечке. Ты только взгляни, на что похож вход! Большинство клиентов разбегаются, даже не переступив порог!

— Вот и помоги мне.

Казанова печально покачал головой и вздохнул, выпустив изо рта облачко сигаретного дыма.

— Это невозможно, chica[2]. Если Тони узнает, мне крышка. Придется искать новое тело, а я к своему уже привык, можно сказать — привязался.

Все ясно: Казанова не хотел рисковать. Стоять в сторонке и ждать, кто победит, вполне в духе вампиров. К сожалению, меня это не устраивало.

Совсем недавно по наследству от одной эксцентричной провидицы мне достался титул пифии, главной и самой могущественной прорицательницы на земле. Вместе с даром Агнес ко мне перешла колоссальная энергия, и многие мечтали либо завладеть ею, либо уничтожить. Но пока я раздумывала, что мне делать с неожиданным подарком и не вернуть ли его назад, Агнес не нашла ничего лучше, чем умереть. Потом я, в надежде пожить подольше, ломала голову, кому бы передать этот дар, но Тони вдруг начал гоняться за мной, чтобы убить, Сенат вознамерился сделать из меня послушную марионетку, а маги и вовсе скрежетали зубами, едва услышав мое имя. Что тут скажешь? Мне всегда достается больше других.

— Тони ни за что не справится с шестью сенаторами, — решительно заявила я. — У них взаимное соглашение — если охотится один, значит, охотятся все. Рано или поздно Тони поймают, и тогда он начнет себя выгораживать. Конечно, его прикажут проткнуть колом, но до этого он успеет подставить тебя, а заодно и многих других. Помоги мне, и, может быть, я успею добраться до него раньше, чем сенаторы.

Глядя мне в лицо, Казанова загасил окурок в черной блестящей пепельнице. Взгляд его темных глаз скользнул по моему наряду, и на губах заиграла едва заметная улыбка.

— Ходят слухи, что ты стала пифией, — сказал он и легонько провел тыльной стороной ладони по моей руке. — Почему же ты не хочешь воспользоваться своей силой? Это было бы замечательно, — Там, где его тонкие длинные пальцы прикасались к моей руке, я чувствовала тепло, которое быстро разливалось по всему телу. Голос демона стал тише и понизился почти до шепота. — Я мог бы стать твоим лучшим другом, Кассандра.

Он перевернул мою руку ладонью вверх и, едва касаясь, провел на ней воображаемую линию. Я уже собралась съязвить по поводу своей так называемой силы, когда Казанова вдруг наклонил голову. Он коснулся губами моей ладони и начал целовать ее, продвигаясь вдоль воображаемой линии. Прикосновение губ демона было легким, как шелк, и обжигало, как огонь. Я моментально забыла все, что хотела сказать. Казанова взглянул на меня сквозь длинные ресницы, и мне показалось, что я вижу перед собой совершенно незнакомое лицо с прекрасными чертами и гипнотическим взглядом. Я вспомнила одно старое изречение о том, в чем разница между двумя величайшими любовниками мира — Дон Жуаном и Казановой. Когда Дон Жуан бросал женщин, они начинали его ненавидеть, но когда уходил Казанова, его возлюбленные все равно продолжали обожать его. Теперь я начинала понимать почему.

Я резко вырвала руку, прежде чем он успел притянуть ее к себе.

— Ну хватит!

Казанова удивленно замигал и вновь взял меня за руку. На этот раз от его прикосновения я вздрогнула и почувствовала, как внутри разлилась жаркая волна.

В голову внезапно полезли мысли о душной испанской ночи, запахе жасмина, ощущении теплой золотистой кожи на моем теле. Я закрыла глаза и судорожно сглотнула, пытаясь отогнать навязчивые видения, но они стали еще реальнее. Кто-то мягко толкнул меня, и я повалилась на пышную перину, погрузившись в ее ласкающие волны, чувствуя прохладное прикосновение шелковых простыней. На грудь упала волна густых мягких кудрей, сильные руки принялись нежно и вместе с тем властно ласкать мое тело, будоража кровь, заставляя бешено стучать сердце.

И вдруг, без всякого предупреждения, видение исчезло, и вместо приятного, расслабляющего тепла я ощутила невыносимый жар. На какое-то мгновение мне показалось, что прикосновение Казановы действительно вызовет ожог, но он отпустил мою руку до того, как я почувствовала боль. Я открыла глаза, мы по-прежнему сидели в баре, и обо всем, что со мной только что происходило, напоминали лишь мое разгоряченное лицо да бешено стучащее сердце.

Казанова вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Тот, кто назначил этот гейс, знал свое дело, — сказал он и знаком велел официанту наполнить бокалы. — Просто из любопытства, скажи, кто это сделал? До сих пор я считал, что могу прорвать любую защиту.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила я, потирая руку в том месте, где к ней прикасались его пальцы, и бросая на него гневные взгляды. Меня не впечатлила ни эта внезапная вспышка страсти — в конце концов, я тоже кое-что смыслю в таких вещах, — ни ее болезненное завершение.

— Я говорю о гейсе. Не знал, что на тебя уже заявлены права, иначе я бы ни за что…

— Какой еще «гес»?

Казанова повторил слово по буквам, но мне оно ни о чем не говорило. Официант принес напитки; я сделала большой глоток, и настроение вмиг упало.

— Перестань дурачиться, Кэсси, ты отлично знаешь, кто я. Или ты думала, я не замечу? — раздраженно спросил Казанова и вдруг с изумлением посмотрел на меня. — Ты что, в самом деле ничего не знаешь?

Я обиженно уставилась на него. Опять какие-то загадки, только этого мне сейчас и не хватало.

— Слушай, либо выкладывай, о чем речь, либо…

— Кто-то, очевидно могущественный маг или вампир-хозяин, наложил на тебя клеймо-заклятие, — сказал Казанова и тут же спохватился: — То есть не клеймо, а скорее знак — что-то вроде «Руками не трогать». Причем высотой с милю.

Я почувствовала, как по шее снова побежали мурашки. Вспомнился тихий, вкрадчивый голос, который говорил мне, что теперь я принадлежу только ему, отныне и во веки веков. Мне захотелось его убить.

— И что он означает?

— Гейс — это своего рода запрет, он накладывается на поведение человека, — пояснил Казанова, заметив мою растерянность. — Ты знаешь историю о Мелюзине?

В памяти всплыли смутные детские воспоминания.

— Какая-то сказка. Французская, что ли. Она, кажется, была наполовину феей, а потом превратилась в дракона.

Казанова вздохнул и укоризненно покачал головой.

— На Мелюзине лежало заклятие — каждую субботу она превращалась в полуженщину-полузмею. Она согласилась выйти замуж за Раймондина из Лузиньяна только после того, как на него был наложен гейс, запрещавший ему видеться с женой по субботам. Супруги жили долго и счастливо, пока однажды один из кузенов Раймондина не стал его уверять, что по субботам его жена проводит время с другим мужчиной. Раймомдин решил это проверить. В результате гейс был нарушен, Мелюзина превратилась в дракона, а Раймомдин навечно потерял любовь всей своей жизни.

— Ты хочешь сказать, что это подлинная история?

— Об этом я ничего не знаю. Просто пытаюсь тебе объяснить, как действует гейс. — Рука Казановы потянулась было к моей руке, но зависла в воздухе. — Твой гейс самый сильный из всех, известных мне, к тому же явно поставлен уже давно. Крепко держится.

— Что значит — давно?

— Много лет, — подумав, ответил Казанова. — Может быть, десять, а может, и того больше. Учти, десять лет это не просто годы, это измеренная в процентах часть твоей жизни. Тебе сколько — двадцать или около того?

— Завтра будет двадцать четыре.

Демон пожал плечами.

— Ну нот, значит, примерно половину своей жизни ты кому-то принадлежишь.

Кровь бросилась мне и лицо.

— Я никому не принадлежу, — резко выпалила я, но Казанова никак не отреагировал на мою ярость. — А что еще делает гейс, кроме того, что отпугивает людей?

Лучше бы я об этом не спрашивала.

— Дюрахт гейс — это сильное магическое заклятие, одно из самых сильных. В Средние века некоторые маги параноики, женившись на обычной смертной женщине, использовали его в качестве «пояса верности». А еще я слышал, что его накладывали на некоторых новобрачных, дабы преодолеть их излишнюю стыдливость. — Немного подумав, Казанова продолжил: — Насколько я знаю, это заклятие позволяет его создателю знать о тебе все, поэтому ты никогда не сможешь обмануть его. Кроме того, он всегда знает, где ты находишься, в смысле, в каком городе, а может быть, и еще точнее.

Тут я вспомнила одного негодяя, который вполне мог устроить мне эту пакость. Я вспомнила, как он говорил, что однажды разыскал меня с помощью разведывательной сети Сената. Может, так оно и было, а может, и нет. Интересно, сколько раз он обманывал меня?

— И последнее, но самое главное: заклятие устроено так, что ваша тяга друг к другу с каждой новой встречей только усиливается. Иными словами, со временем ты просто не захочешь от него сбежать.

По спине пробежал холодок.

— Вот, значит, как. Выходит, я больше не смогу чувствовать по-настоящему?

Как он мог так низко пасть? Он же прекрасно знает, как я ненавижу контроль над своими мыслями и чувствами!

Этим негодяем был, без сомнения, Мирча, пятисотлетний вампир, знаменитый тем, что приходился старшим братом самому Дракуле. Кроме того, он был моей первой любовью. Меня мало занимали его родственники и то, что он являлся хозяином первого уровня и сенатором. Меня занимало другое: его темно-карие глаза, в которых иногда, когда он смеялся, вспыхивали веселые искорки, его темно-каштановые волосы, рассыпавшиеся по широким плечам, и его умопомрачительные грешные губы, самые сексуальные из всех, что мне доводилось видеть. Помимо всего прочего, из всех вампиров Тони только Мирчу почтительно именовал «хозяин». Задумайся я об этом раньше, я бы усомнилась в искренности своего красавчика.

— Дюрахт не порождает никаких эмоций, — пояснил Казанова. — Это всего лишь любовное заклятие, оно просто усиливает уже возникшие чувства. Поэтому мне кажется странным, что кто-то применил его к одиннадцатилетнему ребенку. Или тебе тогда было двенадцать?

Я молча кивнула; дело в том, что мне это странным как раз не казалось. До того как убежать с моим отцом, моя мать считалась наследницей пифии. Тот факт, что после побега она лишилась своего титула, ничего не значил ни для нее, ни тем более для меня, поскольку наследницу выбирает вовсе не состарившаяся пифия, а Высший совет. За последнюю тысячу лет, за исключением нескольких случаев, он выбирал именно ту, которую сам же заранее назначил. Мирча и здесь отличился — наплел мне, что я стану исключением, и ни словом не обмолвился о том, что я по-прежнему оставалась одной из первых кандидаток в пифии.

Не знаю почему, но наследница должна оставаться действенной до тех пор, пока не свершится обряд посвящения. Видимо, Мирча решил до поры до времени не рисковать, дабы моя детская привязанность кнему не исключила меня из списка претенденток, а просто взял да и поставил на мне снос клеймо. Мерзавец.

— Ты говорил, что это заклятие вызывает разные там чувства, — сказала я, вспомнив тот день, когда встретилась с Мирчей, будучи уже взрослой. — Имеются в виду только мои чувства?

В день нашей последней встречи Мирча проявлял ко мне явный интерес, и все же трудно быть в чем-то уверенной, когда дело касается вампиров. Все они прирожденные лжецы, и Мирча среди них настоящий чемпион — возможно, таким его сделала работа. Он главный дипломатический советник Сената, именно его посылают находить выход из самых запутанных ситуаций, когда требуется проявить силу убеждения, умение соблазнять или обманывать. С такими делами Мирча справляется блестяще.

— Нет, не только твои. Это, так сказать, улица со встречным движением. Многие считают, что в этом заключается один из главных недостатков заклятия, — сказал Казанова, явно наслаждаясь ролью учителя. — Его можно сравнить с усилителем звука стереосистемы: каждая встреча — один поворот рукоятки. Стоит только начать, и дальше все пойдет само собой — вы уже не сможете друг без друга существовать, нравится вам это или нет.

Я отвернулась, чтобы Казанова не видел моего лица, пытаясь при этом не обращать внимания на тупую боль в груди и спазм в горле. Не знаю, почему мне казалось, что меня предали. Нельзя сказать, чтобы раньше я полностью доверяла Мирче, поскольку прекрасно знала, что ни один вампир-хозяин, особенно сенатор, не входит в категорию хороших парней. Чтобы добиться высокого положения, вампиру следует быть по меньшей мере безжалостным. И все же я никак не ожидала, что Мирча так поступит со мной. Тони — да, чего от него ждать? Но чтобы его босс… Вот дура! А кто же учил Тони, как не сам босс?

Я повернулась к Казанове. Тот ответил мне делано равнодушным взглядом.

— Ты сказал, что это опасно.

— Любая магия опасна, chica, — ласково сказал он, — в некоторых обстоятельствах.

— Не виляй, — резко оборвала я.

Сейчас мне, как никогда, нужны были прямые ответы, а не уловки и смутные намеки. Нужно было думать, как из всего этого выбираться.

— Я не виляю, — возразил Казанова. Внезапно за моей спиной пронзительно вскрикнула женщина. — Черт! — выругался он.

Оглянувшись через плечо, я обнаружила, что мои соседки по номеру решили поиграть в дартс, игнорируя такую мелочь, как отсутствие специальной доски. Пока я была занята беседой, Дейно расположилась в одном конце бара, Пемфредо — в другом, а Энио, заняв удобную позицию, принялась плевать зубочистками в несчастного бармена. Не успели мы двинуться с места, как Энио, набрав полный рот крошечных острых снарядов, выпустила их в проходящего мимо сатира, который сразу стал похож на подушечку для иголок. Женщина вновь пронзительно завизжала, когда в грудь бедолаги вонзилась туча острых красных стрелок. Сделав знак ее кавалеру, чтобы тот побыстрее вывел клиентку из зала, Казанова поспешил на помощь своему работнику, а я отправилась вслед за Казановой, чтобы спастиего самого. Иногда старушенции меня слушались — когда были в настроении, хотя создается впечатление, что обычно меня считают всего лишь досадной помехой.

Казанова отправил дрожащего бармена отдыхать, чего тот явно заслужил, а я тем временем попыталась унять подружек, выудив из своей сумки колоду карт. Много лет назад на свой день рождения я получила совершенно обычные на первый взгляд карты таро, — они умели предсказывать метафизическую атмосферу, окружающую какое-либо событие, не называя его. Иначе говоря, карты определяли и описывали возможные чувства и настроения и, как правило, не ошибались.

Когда одна карта вдруг сама вылезла из колоды, едва я взяла ее в руки, мне стало нехорошо.

В отличие от распространенного мнения, аркан «Влюбленные» редко предсказывает встречу двух сердец или даже приятное времяпрепровождение. Скажем, «Две чаши» означают, что роман вот-вот вспыхнет, однако «Влюбленные» имеют более сложное толкование. Эта карта указывает на некий выбор, который предстоит сделать, и на то, что принятое решение приведет к разного рода переживаниям и даже боли. Как показала высунувшаяся из колоды карта — «Адам и Ева, изгоняемые из рая», — принятое решение будет иметь огромные последствия для всего, что произойдет дальше. Нужно ли говорить, что эту карту я всегда терпеть не могла.

Пока я отбирала у старух зубочистки и завлекала их очередной игрушкой, Казанова вызвал нового бармена. Наконец мы смогли вернуться за наш столик.

— Все зависит от твоей точки зрения, — продолжал демон с невозмутимым видом, словно наш разговор и не прерывался. Думаю, что за много столетий ему приходилось иметь дело кое с чем покруче, чем скучающие бабульки. — Сам по себе гейс безвреден, но — как в случае с Мелюзиной — до тех пор, пока его не трогают. Твой вызывает сильную привязанность. Если ничего не случится, вы будете жить спокойно и счастливо.

То, что я, возможно, вообще не захочу жить — счастливо или несчастливо, — магическим заклятием, очевидно, не учитывалось.

— Что значит — «ничего не случится»? А что может случиться?

Казанова слегка смутился.

— Любовь — это прекрасно, можешь мне поверить. Однако и у нее есть обратная сторона. Если магической связи, существующей между влюбленными, что-то угрожает, она сама будет избавляться от опасности. — Заметив мое недоумение, он пояснил: — Скажем, в тебя влюбляется простой смертный. Почувствовать существование гейса он, разумеется, не сможет, поэтому не обратит внимания на предостережение.

— И что тогда?

— Зависит от обстоятельств. Если связь появилась совсем недавно и вы провели мало времени вдвоем, иначе говоря, амплитуда звуковых колебаний мала, может быть, ничего и не случится. Но чем громче звук, тем сильнее реакция на постороннее вмешательство. В конце концов одному из вас придется устранить угрозу.

— Устранить? Это как — убить, что ли? — спросила я, от удивления разинув рот.

Нет, Мирча определенно спятил.

— Ну, может быть, до этого и не дойдет, — заверил меня Казакова, и мне стало немного легче. — Я думаю, все твои кавалеры предпочту третироваться, как только ты начнешь визжать и ругаться или когда на сцене появится твой любовник.

Отлично, подумала я, чувствуя, как желудок вновь сжался. Выходит, благодаря Мирче я в любой момент могу съехать с катушек? Ничего не скажешь, удружил.

— А что, если тот, кто наложил на меня заклятие, сам захочет, чтобы меня кто-нибудь соблазнил?

Не праздный вопрос, между прочим. Когда здоровье пифии резко ухудшилось, Мирча подослал ко мне Томаса. В качестве бойфренда, так сказать. Госпожа Фемоноя, известная мне как Агнес, знала, что умирает, и начала творить заклятия, освобождающие энергию пифии, чтобы передать ее наследнице. В результате и заварилась вся эта каша: Агнес могла запустить старинный ритуал, и завершить его предстояло мне — потеряв девственность, ревностно охраняемую Мирчей. Ради этого он подбросил мне Томаса — дабы уладить эту маленькую проблему и при этом не угодить в свою же собственную ловушку. Мирча родился в те времена, когда женщины не имели права выбирать себе сексуального партнера, а Томас был слугой другого хозяина и обязан был исполнять его приказы. Нас с ним, естественно, никто не спрашивал.

Томас принадлежал к тому редчайшему типу вампиров, которые умеют превосходно копировать людей. Я прожила с ним в одной квартире более полугода и ни разу не заподозрила, что с ним что-то не так. Мы стали близкими друзьями, однако не настолько, как того хотелось Мирче. В то время я старалась держаться особняком, чтобы никого не вовлекать в свою безумную жизнь, и думала, что оберегаю Томаса, держа его на расстоянии. Однако добилась я только одного: Мирче пришлось самому начать древний ритуал.

Впрочем, завершить его он так и не успел; в самый ответственный момент нас прервали. Когда у меня немного прояснилась голова, я очень этому обрадовалась, ибо завершение ритуала означало бы, что отныне и до конца моих дней мне предстояло быть пифией — не слишком долго, если учесть, какой желанной мишенью я была. Не могу сказать, что я возлагала на свою жизнь большие надежды.

— Тот, кто сотворил гейс, может перенести его на какого-то вполне определенного человека, — сказал Казанова. — Бывали случаи, когда заклятие действовало в отношении стражей, охранявших наследниц, чтобы они наверняка сберегли невинность до того, как им подберут достойную партию. Предполагалось, что будущие пифии с радостью примут любого, кого бы им ни выбрали, настолько сильна была их преданность и желание посвятить себя своему предназначению.

Мне как-то не понравилось выражение лица Казановы.

— А что было на самом деле?

Вместо ответа он принялся довольно неуклюже шарить в своем золотом портсигаре, пытаясь достать сигарету. Зная, насколько изящны его движения в нормальном состоянии, я заподозрила, что сейчас услышу нечто неприятное.

— Гейс перестали использовать, поскольку он имеет тенденцию отвечать ударом на удар, — сказал Казанова, щелкая зажигалкой. — Иногда он срабатывал, но были случаи, когда девушки, влюбившись в своих стражей, совершали самоубийство, предпочтя смерть супружеству с нелюбимым человеком.

Заметив выражение ужаса на моем лице, Казанова поспешно добавил:

— Это очень сложное заклятие, Кэсси, оно требует большой осторожности. Привязанность многолика. Гейс предназначен для обеспечения верности и преданности, но ты же знаешь людей — разве у их чувств только одна грань? Их преданность легко переходит в обожание, ибо с какой стати, спрашиваю я, хранить верность тому, кто недостоин обожания? Затем обожание постепенно переходит в глубокую привязанность, та, в свою очередь, перерастает в любовь, а любовь, как известно, это желание обладать тем, кого любишь. Догадываешься, к чему я клоню?

— Да, ответила я, думая о том, что мое тело соображает быстрее, чем мозги, поскольку по рукам побежали мурашки.

— Желание обладать обычно приводит к ощущению собственной исключительности: этот человек должен принадлежать мне и только мне, мы созданы друг для друга, ну и дальше в таком же роде.

Казанова взмахнул рукой, и дымок его сигареты устремился к потолку. У меня же голова шла кругом. Мозг усиленно работал, пытаясь вникнуть во все эти тонкости, чувства смешались.

— В результате возникает своего рода острый голод, — продолжал Казанова, — и если его немедленно не утолить, он может вылиться в отчаяние или ненависть. Даже сотворенный по всем правилам, гейс часто вызывает проблемы; сколько и какие — зависит от личности тех, кого он связывает. И поскольку заклятие это очень сложное, то легко искажается. Даже самые опытные маги стараются больше не применять его. Так что твой воздыхатель либо сам невероятно могущественный маг, либо у него такой помощник.

— Да, он может себе это позволить, — рассеянно произнесла я.

Ничего не скажешь, идеальное решение: оставить меня жить у Тони, одного из самых верных слуг, но при этом наложить на меня гейс, чтобы я оставалась невинной до тех пор, пока он не убедится, что ко мне перешла энергия пифии. Отличный план, если не считать того, что никто не вспомнил о моих чувствах. А ведь они у меня были, но… обычно вампир-хозяин обращается со своими слугами, как с шахматными фигурами: передвигает их по собственному усмотрению, нисколько не заботясь о таких пустяках, как их мысли и чувства.

— Только не Антонио, — насмешливо сказал Казанова, не спуская с меня внимательного взгляда. — Ты прожила у него много лет, прежде чем сбежать. Заклятие не позволило бы тебе уйти, сама мысль об этом никогда не родилась бы в твоей голове.

Я поморщилась. Даже мысль о близости с Тони вызывала у меня тошноту.

— Это заклятие можно снять?

— Его может снять только тот, кто его сотворил.

— А по-другому?

Казанова покачал головой.

— Нет. Даже я не могу его снять, а я в таких делах разбираюсь, chica. — Он лукаво взглянул на меня. Конечно, если бы я знал больше, я бы тебе помог. Возможно, один из моих советников…

Мне не хотелось говорить ему всю правду. Тони был его непосредственным боссом, однако Мирча был хозяином Тони и потому мог предъявить права на все, что принадлежало Тони, включая тех, кто поклялся ему в верности. Обычно этому предшествовали разного рода переговоры, хотя старший вампир мог просто отобрать часть собственности своего слуги; правда, к вампирам третьего уровня, как Тони, это не относилось. Но поскольку Тони бросил вызов не только Мирче, но и Сенату, вся его собственность автоматически отходила боссу, то есть Мирче, который, как я уже говорила, был хозяином Казановы. Маловероятно, чтобы инкуб посмел ослушаться хозяина, но и помогать мне, не получив подробной инструкции, он явно не собирался.

Я вздохнула. Не люблю, когда меня загоняют в угол, но к кому еще я могла обратиться?

— Это Мирча, — тихо сказала я, бросив быстрый взгляд по сторонам.

Казанова захлопал глазами, а потом взвился так, словно его пнули под зад.

— Почему ты не сказала мне этого раньше, Кэсси? — испуганно прошипел он. — Я не хочу, чтобы с меня живьем содрали кожу!

— Сядь, — зло сказала я, — и успокойся. А теперь скажи, как мне избавиться от заклятия.

— Никак. Послушай моего совета, chica, — сказал Казанова, серьезно глядя мне в глаза. — Иди домой, к своему любезному вампиру-хозяину, попроси у него прощения за те неудобства, что ты ему причинила, и делай все, что он тебе прикажет. Ты ведь не хочешь вызвать его гнев.

— Я уже видела, как ведет себя Мирча, когда на него накатывает, — сказала я. Конечно видела, и не однажды; правда, на меня он не злился еще ни разу. Я толкнула ногой стул Казановы. — Да сядь ты! На нас уже обращают внимание.

— Да, — послушно сказал Казанова. — И потому я сделаю вот что: немедленно пойду в свой офис, сниму трубку и позвоню большому боссу. И если ты не хочешь, чтобы тебя поймали, немедленно выкатывайся отсюда и беги так, будто за тобой черти гонятся. Хотя вряд ли это тебя спасет.

— Ого, как ты его боишься!

— Дай подумать, — язвительно сказал Казанова. — Да! Я его боюсь. Чего и тебе советую.

Я растерянно уставилась на него. Разумеется, я знала, что с этим вампиром шутки плохи, однако я ни разу не видела, чтобы он совершил нечто такое, от чего древний демон мог бы трястись от макушки до носков своих модельных туфель.

— Мы ведь говорим о Мирче?

Оглянувшись по сторонам, Казанова пересел на стул рядом со мной, вид у него был такой торжественный, что я едва удержалась от смеха.

— Слушай меня, маленькая девочка,и хорошенько запоминай каждое слово, потому что повторять я не буду. Мирча — самый искусный манипулятор из всех, кого я когда-либо знал. Потому Сенат и назначил его главным дипломатом — Мирча всегда добивается всего, чего захочет. Мой тебе совет: не серди его — и тогда он, возможно, отнесется к тебе по-доброму.

Вместо ответа я крепко схватила Казанову за галстук и рывком притянула к себе. Вообще-то я не люблю насилия — в детстве я его и так видела слишком много, — но в тот момент я не помнила себя от ярости.

— А теперь ты послушай меня. Я и сама прекрасно умею манипулировать. Я ни дня не прожила без того, чтобы кто-нибудь не пытался меня облапошить. И вся эта возня вокруг пифии — не моя затея. Только вот что я тебе скажу: плевать я на вас хотела, ясно? Мирча никогда не будет мной владеть, что бы он там ни говорил, ни он, ни кто-то другой. А если кто и попытается, то очень об этом пожалеет. Не советую становиться моим врагом. Ты все понял?

Казанова сделал вид, что задыхается, и я отпустила галстук. Демон повалился на стул; нельзя сказать, чтобы он казался испуганным, скорее задумчивым.

— Если ты такая сильная, зачем тебе моя помощь? — насмешливо спросил Казанова. — Почему бы тебе самой не избавиться от гейса, а потом не излить ярость на Антонио, раз уж ты так разозлилась?

— Все не так просто, — сухо ответила я. — Чему ты смеешься?

Казанова изо всех сил сдерживал смех.

— Да так, пустяки, — с трудом выговорил он. — Тебе этого не понять, ты же не инкуб.

— А ты попробуй объяснить.

Демон скромно опустил глаза. Никогда бы не подумала, что инкубы могут смущаться.

— Похоже на предвкушение. Как будто ждешь следующего матча на чемпионате по боксу. В красном углу, — начал он, подражая голосу диктора, — господин Мирча, не имеющий ни одного поражения за все пятьсот лет своей политической и общественной карьеры! В синем — прелестная Кассандра, наследница трона пифии! — Ухмылка Казановы стала шире, — Ты должна понять, Кэсси. Для инкубов нет ничего занятнее подобного зрелища. Если бы я так не держался за свое тело, я бы костьми лег, лишь бы получить место поближе к рингу.

— Хватит болтать! — сердито оборвала я его. — Лучше скажи что-нибудь толковое.

— А может, ты скажешь мне что-нибудь для разнообразия? — возразил он. — К примеру, что ты собираешься делать, если разыщешь Тони? Он в таких делах не новичок, и убить его нелегко. Почему бы тебе не отдать его Мирче? Пусть его повесят. Мирча ведь все равно найдет его, рано или поздно, и тогда мы с тобой…

— Мирча не сможет справиться с Майрой! — Я отказывалась верить, что Казанова так ничего и не понял. — Он мог бы защитить меня здесь и сейчас, но меня волнует мое прошлое, а не настоящее.

Майра считалась наследницей пифии до того, как связалась с плохой компанией, после чего была лишена этого титула. Однако отстранение не лишило ее способности проникнуть в прошлое и убить меня еще до того, как я узнаю, кто она такая. Или убить одного из моих родителей, чтобы я не родилась. И здесь Мирча был бессилен.

— Но если Майру охраняет Антонио, как ты собираешься…

— На этот случай я приготовила ему несколько сюрпризов. А ты должен…

— Ничего я тебе не должен. Как ты не понимаешь… — начал было он и вдруг осекся: — Ты что?

Я вскочила на ноги, пошатнувшись на каблуках, и уставилась на входную дверь.

Расталкивая клиентов, к нам быстро пробирался мой старый знакомый — ненавистный маг-воин. Его короткие светлые волосы торчали во все стороны, словно обрубленные мачете, в холодных зеленых глазах бушевала ярость. В общем, в этом не было ничего удивительного: я ни разу не видела, чтобы он улыбался, и считала удачным тот день, когда он не пытался меня прикончить. Увидев его знакомое кожаное пальто, под которым выпирало спрятанное оружие, я поняла, что сегодняшний день не станет исключением.