В огне любви

Глава шестая

Когда освещенные окна дома Прайори-Парка скрылись за деревьями, Джед достал из табакерки лист жевательного табака и бросил косой взгляд на Чарльза.

— Итак, Дэлвертон? — сказал он. — Вы знаете, с какой целью меня можно отправить к цыганам на поле Леджера.

Чарльз кивнул.

— Да, Джед, знаю. Я хочу, чтобы ты... кое-что купил для меня.

— Вот как? И что же именно?

— Лошадь.

Джед заскрежетал зубами. Мог бы и догадаться! Ведь все знают, что он покупал лошадей у цыган. Неудивительно, что Чарльз остановил свой выбор на нем.

— Для кого лошадь? — спросил он.

— Это будет подарок для... дочери лесника, — ответил Чарльз. — Она же спасла мне жизнь.

Джед переправил табачный лист с одной стороны рта в другую.

— В таком случае вас интересует рабочая лошадь? — уточнил он, искоса посматривая на Чарльза.

— Нет, Джед. Меня интересует чистокровный скакун.

Джед фыркнул.

— Семье лесника такая лошадь не особенно пригодится.

— И все же, — твердо сказал Чарльз, — мне нужен именно скакун.

— Что ж, — развел руками Джед. — Я к вашим услугам. И вы правы, это действительно подходящая причина отправиться в табор.

Через три дня после этого разговора Чарльз пробирался через лес, вспоминая дорогу к хижине Эсме. Он ехал верхом на Фаро и вел за собой вторую лошадь, серую кобылу с блестящей шерстью, черным хвостом и гордыми раскосыми глазами.

Время от времени он оборачивался, смотрел на нее и удовлетворенно кивал головой. Что бы ни говорили о Джеде Баркере, лучшего знатока лошадей в этом графстве было не найти.

Джед поторговался с цыганами, и в конце концов кобыла досталась Чарльзу значительно дешевле, чем если бы он покупал ее на рынке.

Когда сделка была заключена, Джед воспользовался гостеприимством цыган и остался у них ненадолго. У него было достаточно времени, чтобы походить по лагерю и осмотреться. Он сообщил, что не увидел ничего такого, что могло бы хоть как-то связать цыган с недавними грабежами.

У Чарльза как гора с плеч свалилась.

Его порядочность все равно не позволила бы ему бросить обвинение без веских доказательств, но сейчас дело касалось еще и его лично.

На какое-то время соплеменники Эсме были в безопасности.

Фаро захрапел и встряхнул головой. Чарльз понял, что они уже неподалеку от поляны, на которой стояла хижина. Его нос тоже уловил запах дыма, и вскоре он услышал саму Эсме, которая что-то напевала, занимаясь домашними делами.

Он натянул поводья, заставляя коня остановиться, затем привязал Фаро и кобылу к дереву и пешком направился к поляне.

Эсме стояла на коленях у ручья, который протекал рядом с хижиной, и терла о камни ярко-красное нижнее платье. Она была не одна. Скрючившись в тени хижины, за ней не отрывая глаз наблюдала старуха, которая медленно раскачивалась из стороны в сторону.

Чарльз вспомнил фигуру, которая бросилась от очага, когда он впервые поднялся с кровати после того ранения, вспомнил он и рассказ Эсме о старухе, которая нашла убежище в этой хижине. Должно быть, это она.

Вдруг старуха заметила его. Она перестала раскачиваться и уставилась на него маленькими испуганными глазками, но не убежала.

Эсме обернулась, когда Чарльз выкрикнул ее имя, и тут же поднялась с колен, не выпуская из рук мокрую одежду.

— Вы приехали к Эсме! — радостно крикнула она.

Он низко поклонился и улыбнулся.

— Я приехал к Эсме, верно. Я приехал прямо из Ларк-Хауза...

На старуху эти слова произвели эффект выстрела или удара хлыстом! Она пронзительно вскрикнула, вскочила и пустилась бежать, как испуганный заяц.

Чарльз изумленно проводил ее глазами.

— По-моему, я чем-то напугал вашу компаньонку, — заметил он.

— Возможно, ее испугало название Ларк-Хауз, — сказала Эсме. — Никогда не знаешь, что встревожит ее в следующий раз.

Эсме подошла ближе и теперь внимательно рассматривала его, хмуро сдвинув брови.

— Что? — с улыбкой спросил он, заметив ее взгляд. — Вам не нравится мой галстук или плащ?

— Нет, — тихо сказала Эсме. — Вы шутите, и рука у вас больше не болит, но теперь у вас болит сердце.

Чарльз оторопел.

— А... что, мое сердце так хорошо видно?

— Для Эсме — видно, — просто сказала она.

Секунду он смотрел на нее, потом улыбнулся.

— У меня гордость болит, а не сердце. Но сейчас не время об этом говорить. Я привез вам подарок, Эсме. Хотите его увидеть?

— Да, — сказала Эсме.

— Ждите здесь.

Чарльз вернулся к лошадям. Похлопав по шее Фаро, он отвязал кобылу. Она шла за ним, высоко поднимая колени, будто танцевала.

Когда он вывел ее из леса, Эсме от удивления выронила платье. Она медленно пошла им навстречу, глядя на лошадь как завороженная. Подойдя, она нежно провела рукой по гриве кобылы. Та всхрапнула, наклонила голову и слегка прикоснулась к Эсме ноздрями.

— Это мне?

— Это вам.

— Я назову ее... Ларк, — выдохнула Эсме, приложив руку к сердцу. — Потому что это подарок от вас и так называется ваш дом.

Можно было и не сомневаться в том, что она сделает в следующий момент. Эсме вскочила на спину кобылы; уперла руки в бока — мол, полюбуйтесь на меня — затем гикнула и поскакала прочь, лавируя между деревьями. Чарльз последовал за ней на Фаро.

К северу от хижины они выехали из леса и оказались на широком зеленом лугу, который где-то через милю переходил в болото. Они галопом промчались до него и обратно; волосы Эсме развевались на ветру, а глаза блестели от счастья.

Вернувшись на поляну, они, смеясь и задыхаясь, соскочили с лошадей.

— Она прекрасно идет, не так ли? — раздался голос со стороны хижины.

На пороге сидел Джед, у его ног лежала связка голубей, а ружье было прислонено к дверному косяку. Старуха тоже была неподалеку, сидела, скрючившись, на земле и что-то напевала себе под нос. Чарльз заметил, что она с каким-то особым вниманием смотрит на незваного гостя.

Однако больше всего его поразило выражение лица Джеда. Это было выражение человека, самооценка которого только что возросла во много раз. По какому поводу или каким образом, Чарльз пока не мог понять.

Джед подбрасывал что-то на ладони, но его кулак сжался, когда Чарльз направился к нему.

— Какого черта ты тут делаешь? — спросил он.

В одну секунду глаза Джеда превратились в два черных страшных колодца.

— Хватит обращаться ко мне как к собаке, Дэлвертон. Буду вам благодарен, если отныне вы станет обращаться ко мне как к любому другому джентльмену.

— Когда ты будешь вести себя как джентльмен, я с радостью выполню твою просьбу, — процедил сквозь стиснутые зубы Чарльз. — А сейчас я хочу получить ответ на свой вопрос.

Джед гневно сверкнул глазами, но, очевидно, решил не продолжать этот спор.

— Если вам так важно знать, хотя это совершенно не ваше дело, я пришел к ней, — сказал он ледяным голосом и мотнул головой в сторону Эсме. — Мы с ней, как вы бы это назвали... старые знакомые.

Чарльз изумленно посмотрел на Эсме.

— Вы... вы знакомы с Джедом?

Глаза цыганки вспыхнули.

— Знакома, но он не нравится мне! — вскричала Эсме.

Джед нагло засмеялся.

— Не дело так говорить, ведь мы так долго не виделись.

Он повернул к Чарльзу злое лицо.

— Я тут смекнул, что это она была тогда в лесу, и это она была вашей... сиделкой. Вы теперь будете искать утешения в ее обществе?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну как же, теперь, когда ваша возлюбленная выходит замуж не за вас, а за вашего брата...

Эсме тихо вскрикнула. Этот звук был похож на крик ночной птицы в лесу. Чарльз почти не услышал его, но все же обернулся.

Кровь отхлынула от лица Эсме. Она смотрела на Джеда так, словно видела перед собой призрак.

— Да, да, — кивал Джед, будто получая удовольствие от ее страдания. — Мисс Давина Шелфорд разбила Дэлвертону сердце. Только у него на нее прав не больше, чем у его брата, как я тут недавно выяснил.

Чарльза эти слова застали врасплох, он уже хотел что-то возразить, но Джед выплюнул ему под ноги пережеванный табачный лист и вытянул руку со сжатым кулаком.

— Между прочим, Эсме, это я нашел на камне у ручья. Очень неосмотрительно с твоей стороны, моя дорогая.

Джед бросил Эсме какой-то предмет, который летел, сверкая в воздухе, как красная искра.

Чарльз понял, что это было, еще до того, как этот предмет опустился в протянутые руки Эсме.

Кольцо с рубином.

Эсме прижала кольцо к груди, и стон вырвался из ее горла.

Чарльз сделал шаг в ее сторону, но она взмахом руки остановила его.

— Нет, прошу вас, уходите. Уходите! — сдавленно повторила она.

Джед довольно посмотрел на Чарльза.

— Отставка, Дэлвертон. А я остаюсь. Нам с ней нужно... кое о чем поболтать. У меня для нее есть важные новости.

Чарльз заколебался.

— Вы этого хотите? — тихим голосом спросил он Эсме.

Эсме молча кивнула.

На лошадь Чарльз садился с тяжелым сердцем. Он не мог объяснить внезапный поворот событий, не понимал, почему слова Джеда так подействовали на Эсме и почему именно ему она позволила остаться.

Когда он поскакал прочь, в его ушах все еще звучал плач Эсме.

Было ли причиной ее слез известие о том, что Чарльз любит другую? Возможно, но все же... Что для нее значит это кольцо? Какое отношение ко всему этому имеет Джед? Почему он вдруг стал так уверен в себе, и что означают его странные слова: «У него на нее прав не больше, чем у его брата»?

В тот же день, ближе к вечеру, тетя Сара Дэлвертон и Давина сидели в гостиной Прайори-Парка.

Леди Сара настояла на том, чтобы Давина называла ее тетей, поскольку они в скором времени породнятся. Каждый раз, когда она смотрела на Давину, ее глаза наполнялись слезами.

Давине эта старая леди казалась какой-то нелепой, но она была благодарна ей за компанию.

Говард часто приезжал в Прайори-Парк, но, поцеловав руку невесте и поинтересовавшись ее здоровьем, он почти всегда уходил в библиотеку, где курил с лордом Шелфордом.

Сегодня утром тетя Сара, едва переступив порог Прайори-Парка, тут же принялась рассказывать Давине о том, как когда-то сама была помолвлена, но недолго, поскольку ее жених случайно погиб на охоте. Она то и дело доставала из ридикюля огромный носовой платок и сморкалась.

— Вместе мы прожили бы счастливую жизнь, если бы его не забодали, — вздохнула она.

— А какое животное убило его? — вежливо поинтересовалась Давина.

— Дикий кабан, — ответила тетя Сара с отвращением.

— О! — замялась Давина. — По-моему... его-то мы и будем есть сегодня на ужин.

Тетя Сара вытерла губы платком.

— Что ж, какая разница? Это же будет не тот самый кабан, верно?

Давина минуту помолчала, глядя на огонь в камине.

— А... лорд Дэлвертон сегодня приедет? — спросила она.

— Если успеет отдохнуть, — шмыгнула носом тетя Сара, — после поездки в лес.

Давина попыталась скрыть охватившее ее волнение.

— П-поездки в лес? Что вы имеете в виду, тетя Сара?

Тетя Сара поднесла к глазам очки, чтобы внимательнее рассмотреть Давину.

— Что это ты раскраснелась, дорогая? Из-за огня? Может быть, заслонку к тебе повернуть?

Давина покачала головой.

— Нет. Со мной все хорошо.

— Гм, — тетя Сара опустила очки. — Так о чем это я? Ах да. Поездка в лес. Тебе известно, что Джеда послали на разведку в лагерь цыган?

— Да. Он уже вернулся?

— Да, дорогая моя! Именно об этом твой отец сейчас разговаривает с Говардом в библиотеке. Похоже, Джед не нашел никаких доказательств того, что цыгане замешаны в этих грабежах. Впрочем, я в этом не сомневалась с самого начала. В общем, вернулись они сегодня утром, и лорд Дэлвертон попросил Говарда передать всю информацию твоему отцу. Он сам не смог приехать, потому что у него... было срочное дело, не терпящее отлагательств. И знаешь, что это было за дело?

Давина покачала головой.

— Ему нужно было отвести лошадь! — воскликнула тетя Сара. — Джед отправился к цыганам якобы для того, чтобы купить у них лошадь, представляешь, моя дорогая? И не какую-нибудь простую рабочую, а чистокровного скакуна.

Тетя Сара неодобрительно пожевала губами.

— Ответь мне, зачем дочери лесника может понадобиться скакун? Она, наверное, и ездить-то верхом не умеет!

— Так это была лошадь для... дочери лесника? — тихо спросила Давина.

— Вот именно. Только я считаю, что ему лучше было бы отвезти ей мешок муки или говяжью половину.

Давина чуть не задохнулась. Лорд Дэлвертон купил для девушки-цыганки лошадь! Должно быть, она действительно крепко запала ему в душу.

— Так вот, — продолжила тетя Сара, — мой племянник Чарльз сразу же отправился в лес, чтобы вручить свой подарок этой дочери лесника. Хотя я считаю, ничего бы с ней не случилось, если бы она подождала чуть-чуть.

«Это сам лорд Дэлвертон не мог ждать, — горько подумала Давина. — Ему не терпелось поскорее увидеть эту цыганку!»

Распахнулась дверь, и в гостиную вошли лорд Шелфорд с Говардом.

— Итак, леди, — объявил лорд Шелфорд, потирая руки. — Похоже, нам нужно искать грабителей в другом месте.

— Я никогда в этом не сомневался, — сказал Говард. Он подошел к дивану и опустился на мягкие подушки напротив Давины.

— Я тоже не был уверен, — признался лорд Шелфорд. — Ну а теперь, после последнего происшествия...

Тетя Сара в ужасе прижала руки к груди.

— Еще одно нападение, лорд Шелфорд?

— Да, — сказал он почти радостно. — Вчера на рассвете. Я только что рассказывал Говарду об этом. На сквайра Розерфорда напали четверо по дороге в Уитьем. Он вступил с ними в схватку и сумел стащить маску с лица одного из нападавших. К своему удивлению, он узнал в нем помощника своего же конюха. Его несколько недель назад выгнали с конюшни.

— Один из его же слуг? Но... что же это значит? — изумилась тетя Сара.

— Это значит, тетя, — объяснил Говард, взяв с подноса на маленьком столике у дивана яблоко и потерев его о рукав, — что цыгане почти наверняка невиновны. Они бы никогда не стали работать с чужаком.

— Таким образом, разбойники, скорее всего, кто-то из местных, — сказал лорд Шелфорд. — Недовольные или чем-то обиженные. Однако кто-то же руководит ими. Наша главная задача — найти этого человека.

— А... сквайр Розерфорд? — с дрожью в голосе спросила тетя Сара. — Он... сильно ранен?

— Его жизнь действительно была в опасности, когда они поняли, что он узнал одного из них, — сказал лорд Шелфорд. — К счастью, на дороге появился патруль, который мы недавно создали, и бандиты бежали.

— Жаль, что патруль не появился, когда напали на брата, — заметил Говард. — Ему бы тогда не пришлось тратиться на лошадь.

Он откусил яблоко и с довольным видом откинулся на спинку дивана.

— А ч-что за лошадь он купил? — спросила Давина.

— Серая кобыла, — пробормотал Говард с набитым ртом. — Красивая. С хорошей рысью. Наверное, эта дочь лесника настоящая красотка.

Лорду Шелфорду, похоже, было неприятно видеть подобную развязность в присутствии дочери. Давина тем временем почувствовала, что на глазах у нее выступают слезы, и поспешно опустила голову.

— Надо полагать, ваш брат доставил лошадь по назначению сегодня? — спросил лорд Шелфорд.

— Да, — сказал Говард. — Он вернулся днем мрачнее тучи. Я из него слова не смог вытянуть.

Он доел яблоко и бросил огрызок в камин. Огрызок приземлился на горящие угли и зашипел. Говард бодро поднялся на ноги, размял руки и сказал:

— Пожалуй, схожу прокачусь перед ужином.

В воздухе повисла напряженная тишина. Лорд Шелфорд выставил вперед подбородок и стал смотреть на огонь. Давина по-прежнему не поднимала головы. Говард, поняв, чего от него ждут, пощипал себя за губу и протянул руку Давине.

— Не хотели бы вы... поехать со мной? — спросил он. — Мы могли бы вместе прокатиться верхом вокруг озера.

Давине совершенно не хотелось ехать на прогулку с Говардом. У нее было одно желание — спрятаться в своей комнате, где не будет ни тети Сары, которая следит за каждым ее вздохом, ни отца, который задумывается над каждым ее движением. Она знала, что и отец, и тетя Сара считают, что они с Говардом слишком мало времени проводят вместе.

Как ей было объяснить им, что каждая минута в обществе Говарда все больше и больше убеждает ее в том, что она совершила ужасную ошибку? Ошибку, которую она бессильна исправить, с которой придется мириться всю жизнь, и о которой нельзя рассказать ни одному человеку на свете.

Не поднимая глаз, она покачала головой.

— Мне нужно заняться письмами, — тихо сказала она.

— Что ж, — сказал Говард, оглядываясь на присутствующих. — В таком случае я вернусь через час. Лорд Шелфорд... Давина... Тетя Сара.

Говард раскланялся и вышел из комнаты.

Лорд Шелфорд и тетя Сара обменялись понимающим взглядом. Но прежде чем кто-либо из них успел сказать хоть слово, Давина поспешно встала и, присев в реверансе, попросила прощения за то, что тоже должна уйти.

— Мне действительно необходимо удалиться, — сказала она и вышла из комнаты.

— Нехорошо это, — раздался позади нее голос, когда она направилась к лестнице. — Вы при всех отказались от моего приглашения.

Она развернулась и увидела Говарда, который, глядя на нее, натягивал перчатки для верховой езды. Ей показалось, что он специально дожидался ее, чтобы выразить свое неудовольствие.

— Мне очень жаль, но... Я хочу побыть одна, — ответила Давина.

Говард пожал плечами. Он не был бессердечным человеком и часто сожалел, что для достижения цели ему пришлось воспользоваться именно такой тактикой. О, это прекрасное создание, эта наследница, которая тревожно вздрагивала, когда он даже случайно касался ее, бледнела как мел от самого воздушного поцелуя! Он давно понял, что не может рассчитывать не только на страсть к нему, но даже просто на любовь Давины.

Он так и не смог понять, что заставило ее принять его предложение, но собирался стать хорошим мужем, когда придет время, то есть когда она разделит с ним его жизнь и его постель. Говард не сомневался, что сможет изменить ее чувства к нему. Еще ни одной женщине не удалось устоять перед его натиском. Пока же его не обижало то, что она была с ним так откровенно холодна. Она ведь все равно станет его, вместе со своими деньгами, а он умел быть терпеливым.

— Что ж, как вам будет угодно, — сказал он.

Он смотрел, как она поднимается по лестнице, и от вида ее изящной фигуры у него закипела кровь. Он представил себе их брачную ночь и то, как его напор преодолеет робкое сопротивление, которое она, возможно, попытается оказать.

Несмотря на эти предвкушения, лоб его омрачили складки печали.

Другое лицо, другая любовь, другое время промелькнули в его памяти, отчего в сердце кольнуло как от удара кинжалом. Но он прогнал от себя это наваждение.

«Говард, старина, забудь о прошлом. Займись-ка лучше подсчетом своих денег... и немалых денег», — сказал он себе и уже в приподнятом настроении, взяв хлыст, отправился на поиски лошади.

Давина тем временем распахнула дверь своей комнаты. Она пришла сюда, чтобы скрыться от всех, но ведь от боли сердца не скроешься. Сердцу нельзя приказать успокоиться, нельзя запереть его в глухой шкаф, чтобы не слышать биения, от которого все тело пронизывает дрожь.

Она прошла в свой будуар и посмотрела на портрет Эвелин Фэлк.

«Это плохой знак, мисс».

— Это ты!.. — закричала Давина. — Это ты во всем виновата...

Вряд ли она в тот момент понимала, какие слова срываются с ее уст и как мало было в них здравого смысла. Ее душевные страдания превратились в ярость, стыд — в упрек. Это не она, Давина, вывела себя на эту дорогу. Во всем виновато дьявольское влияние этой женщины, которая жила и умерла тридцать лет назад; женщины, которая сама была несчастна в любви и наложила проклятие на чувства всех, кто будет жить в этом доме после нее.

Охваченная приступом гнева, Давина сорвала портрет со стены, кое-как подтащила его к окну и распахнула створки.

Она собиралась освободить Прайори-Парк от Эвелин Фэлк; пусть ее поглотят силы природы!

Когда портрет уже лежал на краю подоконника, Давина замерла и, щуря глаза, посмотрела на низкое вечернее солнце. Она медленно опустила портрет на пол и обратила свой взор к далекому лесу.

Давине показалось, что за искрящейся гладью озера она различает фигуру. С такого расстояния невозможно было рассмотреть, мужчина это или женщина, но ей почудилось, будто она видит длинные складки одежды и всклокоченные белые волосы, развевающиеся на ветру. Хотя, может, это тот отпечаток в памяти подсказал ей, что нужно увидеть?

То лицо, прижатое к стеклянной двери, безумные глаза, устремленные в комнату, где лорд Шелфорд обедал с гостями.

У нее возникло чувство, что эта фигура постоянно наблюдает за домом, следит за ней, зовет ее к себе.

Это же призрак, вдруг содрогнулась она. Призрак Эвелин Фэлк!

Призрак объявился в тот самый миг, когда она собиралась уничтожить картину. Она отпрянула от окна, чувствуя, как тяжело забилось сердце.

Неужели призрак является только ей одной? Неужели ему нужно что-то именно от нее, Давины?

Последняя мысль решила все.

Через десять минут лорд Шелфорд удивленно поднял глаза, когда кто-то верхом на лошади промчался галопом мимо окна гостиной. Посчитав, что это Говард, он вернулся к обсуждению с тетей Сарой предстоящей свадьбы.

Давина быстро проскочила на своей лошади за угол дома. Она переоделась в платье для верховой езды и теперь гнала Бланш к противоположной стороне озера. Она поскакала вдоль южного берега, и лес, что располагался по правую руку, то приближался, то, казалось, отступал куда-то далеко, почти до самого горизонта.

Впереди показалась фигура, она повернулась на стук копыт, и сквозь белые спутанные волосы блеснули безумные глаза. Давина натянула поводья, и, когда лошадь резко остановилась, она, тяжело дыша, успела почувствовать запах кожаной уздечки, ощутить, как под ее рукой подрагивает теплое тело Бланш. Через пару секунд она подняла голову.

Призрак пропал, растворился в лесу. Но ведь он все-таки дождался, пока Давина приедет. Наверное, он зовет ее за собой. Он пропал как раз в том месте, где дорога углублялась в лес.

Давина узнала эту дорогу, отчего внутри у нее похолодело. Это именно та тропа, которая привела ее когда-то к могиле Эвелин Фэлк.

Какие еще нужны доказательства того, что фигура и есть призрак самой Эвелин Фэлк?

Она присмотрелась к густой стене леса.

Низкие ветки деревьев и густые кусты. Ей сейчас очень хотелось, чтобы рядом была хоть одна живая душа, но Бланш пришлось оставить. Она привязала лошадь к дереву и углубилась в лес, приподнимая юбку, чтобы не цепляться за торчащие на каждом шагу корни.

Давина испуганно вздрагивала от каждого шороха листвы, каждого треска ветки, но продолжала идти, как будто это могло позволить ей изменить судьбу, которую она сама себе накликала.

Наконец она вышла на прогалину с могилой. Ей казалось, что если и произойдет встреча с призраком, то это будет именно здесь.

Но на прогалине никого не было, птицы порхали с ветки на ветку.

В душе Давины соперничали два чувства: разочарование и облегчение. Она подошла ближе к могиле и вздрогнула.

Букета, который она видела в первый раз, уже не было. На его месте лежал другой, совсем свежий. Теперь это были дикие ирисы.

Призрак, за которым она следовала, прошел здесь, скорее всего, за несколько минут до нее, но одно она знала наверняка: призраки цветов не собирают.

Итак, ей по-прежнему не было известно, кто та женщина, которая намеренно или нет привела ее на это место.

Она приподняла вуаль, чтобы убрать выбившуюся прядь волос со лба, да так и застыла с поднятой рукой, услышав приближающиеся голоса.

Двое мужчин явно о чем-то возбужденно спорили. Раз или два она услышала имя Эсме, потом с ужасом поняла, что между ними началась драка.

Она развернулась, чтобы убежать. Хрип, проклятия, глухие удары кулаков раздавались уже совсем рядом. В следующее мгновение кусты перед Давиной расступились и прямо навстречу ей шагнул Говард. Из носа у него струилась кровь, один глаз был полузакрыт.

Давина в ужасе вскрикнула:

— Что случилось?

Говард еле держался на ногах, но по его глазам было видно, что он никак не ожидал увидеть здесь свою невесту и совсем не рад тому, что она стала свидетелем того происшествия.

— Это... не твое... дело. Не женское... дело, — зло посмотрел он на нее, вытирая кровь под носом. — Убирайся. Возвращайся в дом.

Давина попятилась. Уперевшись спиной в кусты, она развернулась и стала пробираться к дороге.

Последнее, что она видела, оглянувшись на прогалину, был Говард, который опустился на колени, а над ним, сжав кулаки, с лицом до неузнаваемости искаженным злобой, стоял Джед Баркер.

Эсме, Эсме, Эсме.

Это имя звенело в ушах Давины, пока она, спотыкаясь и цепляясь за ветки, возвращалась по дорожке к тому месту, где вошла в лес.

Сердце подсказывало ей, кому принадлежит это имя.

Из-за нее дрались Джед и Говард. Из-за нее лорд Дэлвертон потерял голову.

Она была той самой цыганкой в лесу, и Давина была не в силах разрушить ее чары.