В плену теней

Глава 20

Три дня! Черт побери, Линны нет целых три дня, и единственное, что он слышит каждый раз, когда звонит в дом де Ну, это длинный телефонный зуммер. Луи позвонил ему на следующий день после похорон старика, но сказал лишь:

– Она отдыхает и не хочет никого видеть, даже вас.

Казалось, Луи полон сочувствия, боится причинить боль, и Джо почти поверил ему, почти забыв, что происходит на самом деле.

Прежде всего Линна вообще не хотела идти в тот дом. Если бы она действительно пожелала остаться одна, то поехала бы в какое-нибудь другое место, может быть, в свою квартиру или в загородный домик к западу от Мэндевиля.

И уж можно быть уверенным, что она сама поставила бы его в известность о своих планах, а не попросила сделать это Луи.

– Она раньше от тебя уезжала? – спрашивает Эд.

– Пару раз после ссор, чтобы остыть. Но на сей раз мы не вздорили.

– Ты думаешь, ее там держат против воли?

– Не знаю. Проклятие! Я бы чувствовал себя намного лучше, если бы мог хотя бы поговорить с ней и убедиться, что все в порядке. – Он ждет, что Эд возразит: все и прежде в порядке не было, – и это в некотором роде правда. Как можно рассчитывать на какое бы то ни было будущее с такой женщиной, как Линна?

– Я заеду за тобой через час, – говорит Эд.

Без нее комната кажется пустой, и Джо спускается вниз. В кафе перерыв между обедом и ужином. Фрэнк, как всегда, за стойкой бара.

– Пиво? – предлагает он.

Джо кивает.

– От нее по-прежнему ни слова?

– Ни единого.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Поеду в дом с полицейским. У меня друг служит в полиции, я его жду.

– Если она действительно хочет побыть одна, ее это ужасно разозлит.

Джо смотрит на свой стакан с пивом.

– Не впервой. По крайней мере так она узнает, что я беспокоюсь.

– Да, наверное. – Фрэнк обслуживает двоих только что вошедших мужчин и заворачивает какого-то запоздалого посетителя, надеявшегося пообедать. – Последите за кассой, я вернусь через минуту, мне нужно кое-что принести из кладовки, – говорит он Джо.

– Хорошо.

Фрэнк возвращается с ящиком пива и начинает ставить бутылки в ледник. Потом вручает Джо новую бутылку, еще одну берет себе. Они молча пьют, поглядывая друг на друга, пока к дверям не подъезжает патрульная машина.

– Желаю успешного штурма, – говорит Фрэнк.

В машине Эд улавливает запах пива и с подозрением смотрит на Джо.

– Всего две бутылки, так мне легче, – объясняет тот.

Эд останавливает машину и сидит, глядя прямо перед собой.

– Господи, Эд. Я в порядке. Поехали, – просит Джо.

– Ладно, поехали. У парка налево?

Морган показывает дорогу.

Машина Луи припаркована на подъездной аллее. Ворота заперты. Они долго звонят. Наконец Луи подходит к двери. Ворот его рубашки расстегнут, узел галстука ослаблен, в руке – стакан.

– Джо, что случилось? – спрашивает он, открывая ворота.

– Где Линна?

– Наверху, отдыхает. А это кто?

– Эд О’Брайен. Полиция Нового Орлеана.

– Полиция? – Луи смотрит на Эда с подозрением.

– Я хочу видеть Линну, – говорит Джо.

Луи смотрит на него с улыбкой, его голос звучит успокаивающе:

– Разумеется, хотите. Идемте наверх. Она не одета, так что…

– Я останусь здесь, – спохватывается Эд.

– Если вы не на службе, может, выпьете чего-нибудь?

– Я на службе, но имбирный эль подойдет, – отвечает Эд.

Джо останавливается на лестнице, прислушиваясь к их разговору.

– Как ваша сестра? – спрашивает Эд.

– Ну вы же понимаете – похороны. Столько всего нужно было сделать. – В его голосе нет и намека на сожаление, на горечь утраты. Этот голос всегда заставляет Джо чувствовать себя так, словно кто-то держит его на мушке.

Луи любит Линну. Он никогда ее не обижал. Тем не менее по тишине, царящей наверху, Джо чувствует: что-то не так. Стены умеют говорить, как заметила когда-то Линна. Сейчас они действительно говорят.

– Линна! – зовет он и поочередно открывает дверь ее спальни, бывшей спальни ее брата и наконец – последнюю, дверь спальни ее родителей.

Она там – худая фигура на широкой постели, одеяло натянуто до пояса, ночная рубашка, скомканная на груди, мерно вздымается в такт спокойному дыханию. Теперь, найдя ее, Джо уже не так уверен, что ее следует будить.

– Линна? – шепчет он тихо, присаживаясь на край кровати и беря ее за руку.

Она медленно открывает глаза. Их яркая синева поблекла, взгляд равнодушный.

– Это Джо. Ты не спишь? – спрашивает он.

– Джо… Он послал за тобой. Я рада.

Он с трудом разбирает ее слова. Помогает Линне сесть, осторожно обнимает, словно боится, что она сорвется, если догадается, какая тревога и страсть его обуревают. На тумбочке Джо замечает бутылочку с лекарством.

– Ты нездорова? – спрашивает он.

– Кошмары мучают. Луи дает мне какое-то лекарство от них.

Джо видит, что на бутылочке стоит сегодняшняя дата, фамилия Линны и врача.

– Я так беспокоился о тебе, – признается он.

– Но я же говорила тебе, что эту ночь проведу здесь.

Он колеблется, потом решает, что лучше ей узнать правду от него:

– Ты здесь уже три дня.

– Три?

Она не удивлена. Не потрясена. Словно ожидала услышать нечто подобное.

– Наверное, сюда приходил врач. Ты это помнишь? – спрашивает он.

– Нет.

– Ты хочешь уехать отсюда?

– О да. – Она хватается за него и не хочет отпускать.

– Но прежде чем ты уедешь, я должен поговорить с Джо. – Это голос Луи. Он стоит на пороге, Эд – у него за спиной.

– Не надо, – шепчет Линна.

– Обещаю: я не уйду отсюда без тебя, – успокаивает ее Джо и идет за Луи.

– Возьмите трубку. Ее врач хочет поговорить с вами, – произносит Луи.

Джо знает кое-какие психиатрические термины, но не понимает, как врач может верить, что Линна – истеричка, что ее состояние нестабильно из-за пережитого горя. Он не понимает, из-за чего у нее вообще мог произойти срыв и почему ее нужно пичкать седативами. Все это он излагает врачу.

– Она пережила страшную утрату.

– Утрату! – Если бы врач не говорил так серьезно, Джо рассмеялся бы. – Анри де Ну был сукиным сыном и садистом. Она нисколько не огорчена его смертью. Если уж на то пошло, она рада, что его наконец не стало.

Джо ожидал, что сказанное им шокирует доктора, но тот лишь отвечает:

– И как вы думаете, что она должна чувствовать, живя с такими мыслями?

– Облегчение.

– Думаю, мне нужно будет вскоре снова навестить ее.

– Это она сама решит.

– Несколько дней за ней нужно постоянно присматривать.

– Я отпрошусь с работы. – Черт возьми, он действительно так и сделает, пусть даже в результате потеряет место. В противном случае, вернувшись однажды домой, он увидит, что она снова ушла, опоенная братом или увлеченная призраком отца.

Если бы Линна полностью пришла в себя, она могла бы понять, о чем Джо говорит по телефону. Но оглушенная транквилизаторами и полусонная, она лишь слышит его голос, который ее успокаивает. Его присутствие придало ей достаточно сил, чтобы сесть, подложив под спину подушки.

– Дай мне щетку для волос, – просит она Луи.

Не обращая внимания на ее просьбу, тот приближается.

– Наклонись вперед. – Он начинает пальцами расчесывать ее локоны.

Вернувшийся Джо останавливается в дверях: как всегда, когда он видит Линну и Луи вместе, ему становится не по себе.

– Вы оба можете остаться здесь, если хотите, – предлагает Луи.

Она берет его руку. Он чувствует, как ей жаль, но она не может сказать ничего другого, кроме: «Я не могу».

Джо подходит слишком быстро, как ей кажется, будто ее любовь к нему и к брату нужно взвешивать на весах, измерять, делить поровну, но ведь это совсем разные чувства. Джо был единственным ребенком в семье. Как он может понять, что связывает брата и сестру, тем более двойняшек.

– Я отвезу ее к ней на квартиру. В конце концов, она живет не здесь, – говорит Джо.

– Прости, Луи, – шепчет Линна, крепко обнимая брата, и ощущает, как он что-то чертит пальцами у нее на затылке.

Это заклинание, чтобы дорогой тебе человек не ушел. Она сама его научила. Неужели Луи думает, что на нее оно подействует?

– Если вы выйдете, я оденусь, – говорит она, откидывая одеяло, и встает.

– Тебе снилась мама? – спрашивает Луи, перед тем как выйти.

– Кажется, всего один миг, – грустно отвечает она.

Хотя Джо и Луи всего лишь вышли за дверь, от стен сразу же начинает исходить зловещий дух. Сняв рубашку и протянув руку к брюкам, Линна слышит музыку – что-то из Баха или кого-то из его современников, – отрывистый клавесин и певучая флейта. Мелодия напоминает ей о том времени, когда она была девочкой и мама читала ей, прося переворачивать страницы, а в комнате тихо звучала музыка, похожая на эту.

Позднее, когда книга оказывалась прочитанной и занимала свое место в ряду других в старинном шкафу, стоявшем в холле, Линна подходила к фонографу и увеличивала звук. Музыка поглощала их обеих, у Линны на глаза наворачивались слезы, горло перехватывало.

– Под эту мелодию люди танцевали в огромных залах с мраморным полом. Женщины тогда носили высокие напудренные парики разных оттенков серебристого или персикового цвета и платья с глубоким декольте. – Мама показывала, до какой степени были открыты те платья, проводя ребром ладони по груди Линны чуть выше сосков. – Вот до сих пор.

– Но это же неприлично, – говорила бывало Линна.

– Не неприлично, а стильно. Очень красиво.

Музыка звучит все громче. Темные обои, кажется, приходят в движение. Рисунок на них колышется.

– Неужели ты можешь меня оставить? – звучит мамин голос, приближаясь, наполняя Линну чувством вины.

– Я должна! – шепчет судорожно Линна, заливаясь слезами и теряя контроль над собой.

– Останься.

У Линны подкашиваются ноги. Она падает, и мужчины, услышав стук, врываются в комнату.

– Что с тобой? – спрашивает Луи, а Джо, привыкший прежде действовать, потом говорить, поднимает ее и кладет на кровать, прикрывая обнаженную грудь одеялом.

– Ты по-прежнему хочешь уйти? – спрашивает он.

Она переводит взгляд с него на Луи – о, какая мука застыла в глазах брата оттого, что она покидает его так поспешно, явно больная. Он думает, они станут менее близки, если их будет разделять расстояние.

Объясни спокойно, сказала бы мама. Медленно. Заставь его понять.

– Не сегодня, если ты со мной останешься, – отвечает она, беря Джо за руку.

– Я останусь, – обещает он.

– А как насчет полисмена, который приехал с вами? – спрашивает Луи.

– Эд! Я совсем забыл о нем. Сейчас спущусь и все ему объясню.

– Ты тоже иди, Луи, – говорит Линна. – Оставьте меня ненадолго одну.

Она лежит в постели еще какое-то время, несомненно, достаточное, чтобы полицейский ушел, потом отбрасывает одеяло. Каких бы усилий ей это ни стоило, она больше не хочет чувствовать себя инвалидом.

Решение принято, и голова почти перестает кружиться. Она медленно одевается, осторожно держась за перила, спускается вниз. Стены и лестница плывут перед глазами. Хорошо, что она знает, как держаться на ногах в пьяном виде, думает Линна. Это почти то же самое.

Луи и Джо стоят в передней. Луи объясняет Джо ее состояние. Она задерживается в дверях, прислушиваясь.

– В нашей жизни образовался вакуум, – говорит Луи. – Великий негодяй ушел. И пустота угнетает.

– Если Люцифер умер, есть ли смысл жить Богу? – подхватывает Линна, присоединяясь к ним. Она приказывает ногам ступать твердо, и ее шаг действительно становится уверенным. – Налей мне джина с тоником и перестань смотреть на меня с таким удивлением, дорогой братец. В нашей жизни, вероятно, и впрямь образовался вакуум, но это должно стать поводом для радости, ты не думаешь?

Она плюхается в кресло и взмахивает руками, чтобы падение выглядело как веселая шутка, а не как следствие слабости, спазма, стиснувшего ее мозг и быстро распространяющегося по всему телу.

Луи передает ей стакан. Джин разбавлен слабо, как она любит. Очевидно, Луи принял ее слова как руководство к действию.

В этом доме совсем нечего делать – час медленно тянется за часом, скоро и день закончится. Все трое пьют гораздо больше, чем обычно, но это не приносит веселья и не снимает напряжения, сковывающего их. В лучшем случае – притупляет остроту нервного возбуждения.

Завтра она обязательно уйдет отсюда, даже если мама вместе со всеми своими предками явится ей и будет умолять остаться.

Никто не может требовать, чтобы она принесла такую жертву Луи.

К вечеру уже ни у кого нет сил поддерживать разговор. Линна решает лечь пораньше, и Джо сопровождает ее наверх.

Как только они оказываются одни, она целует его и говорит:

– Обещаю: завтра мы отсюда уйдем!

Он не спрашивает, почему она решила остаться еще на одну ночь, и она ему за это благодарна. Как бы она объяснила то, чего и сама не понимает?

В старых домах Юга каждая комната, кажется, имеет свой особый запах. Знаток, быть может, сказал бы, что эта комната когда-то принадлежала калеке, а до того – красивой женщине, а также что в ней мучил свою жертву стареющий жестокий извращенец.

Быть может, именно запах был причиной кошмаров, которые она видела прошлой ночью, и сегодняшних дневных видений – галлюцинаций, внушенных обонянием. Она прижимается к Джо, ее лицо наполовину скрыто одеялом, она вдыхает теплый мужской запах, смешанный с едва заметным ароматом лосьона, коньяка и сигарет.

Идеальный мужчина для того, чтобы сдерживать демонов ее прошлого, думает Линна, гладя его по бедру, и с удивлением и восхищением ощущает его дрожь.

– Линна, ты?…

– Ш-ш-ш… Все в порядке.

Его грудь содрогается от безмолвного смеха – так смеется благовоспитанный отец-католик, видя, что его дети заснули в холле.

– Это будет нечто гораздо большее, – говорит он.

– Уже есть. – Она приподнимает голову, чтобы он мог поцеловать ее, потом перекатывается и ложится на него сверху. Давным-давно она рассказала ему историю болезни и смерти своей матери, рассказала о безысходном горе отца и его жестокости. Но о том, что сделал с ней отец, знает только Луи. Самые крепкие узы, которые их связывают, – ужас их общего прошлого.

– Это была мамина комната, – говорит Линна, становясь на колени, склоняясь над ним и сбрасывая рубашку. – И папина. Если мы подарим ей наши собственные воспоминания, то изгоним отсюда их призраков.

Острое желание, как всегда, моментально охватывает Джо. Он забывает о том, что внизу спит брат Линны, и предается безумному экстазу до тех пор, пока не лопаются матрасные пружины и не разваливается спинка в изголовье кровати.

Потом они лежат, не касаясь друг друга, он сплетает свои пальцы с ее пальцами и шепчет:

– Я люблю тебя.

Может, когда-нибудь, когда она будет способна чувствовать что-либо еще, кроме облегчения от того, что худшее в ее жизни позади, она тоже скажет ему эти слова. А до тех пор она не может лгать.

– Я знаю, – отвечает Линна.

Он пытается уснуть – так же легко, как уснула она, – но этого утешения ему не дано.

Он ненавидит этот дом, ненавидит то, как Линна опекает брата, словно Луи по-прежнему инвалид, а она его преданная сестра-сиделка. У него нет никаких видимых причин ненавидеть все это, но необъяснимый инстинкт, выработанный годами службы в полиции и расследования преступлений, подсказывает: Луи де Ну – не такой человек, каким кажется. Если бы Джо удалось понять природу этого обмана, он чувствовал бы себя в присутствии Луи гораздо увереннее.

Всю вторую половину дня он наблюдал за тем, как Луи смотрит на сестру: словно она – видение, и стоит отвести от нее взгляд, как она исчезнет; наблюдал, как брат кладет руку на плечо Линне, стоя у нее за спиной; как комментирует любое изменение выражения ее лица, каждый малейший знак.

Луи замечает все, что касается Линны. И как только она может находиться рядом с ним?

Однако не похоже, что Луи видит в Джо соперника или хотя бы считает, что тот представляет собой опасность для сестры, – вот что удивительно. Учитывая то, сколь малого Джо добился в жизни, он отнюдь не идеальный партнер для кого бы то ни было, тем более для представительницы такой богатой семьи, как семья де Ну.

Тем не менее Линна не просто спит с ним. Судя по всему, она нуждается в нем, дорожит им. За что ему такое счастье?

Джо зарывается лицом в ее волосы, пьянеет от их мягкого прикосновения, от аромата ее духов. Какой бы жертвы она от него ни потребовала – даже если она захочет, чтобы он до конца своих дней жил, замурованный в этих стенах, – любая жертва будет оправданной.

Не очень-то приятная мысль. Неудивительно, что он никак не может уснуть.

Снизу доносится музыка. Очевидно, и Луи не спится. Джо вспоминает, сколько раз Луи пытался поговорить с ним, но всегда вмешивалась Линна. Вот подходящий момент встретиться с ним с глазу на глаз, думает Джо и осторожно отодвигается от Линны. Она не просыпается, и он, натянув брюки, выходит.

В коридоре темно, слабый свет, освещающий дорогу до лестницы, исходит откуда-то снизу и отражается в большом, от пола до потолка, вращающемся на бронзовых креплениях зеркале. Джо шагает по коридору, но, очутившись на лестнице, замечает какое-то движение там, где находятся комнаты Луи и Линны.

– Здесь кто-нибудь есть? – спрашивает он.

– Это вы? – доносится снизу голос Луи. – Спускайтесь.

Прежде чем спуститься, Джо проверяет коридор. Двери закрыты. «Наверное, это просто тени, – думает он. – Я уже пугаюсь даже чертовых теней. Вот что делает со мной этот дом».

Он спускается – быть может, излишне поспешно – туда, где ждет его Луи.

Луи переоделся в красный махровый халат и шлепанцы. Он направляется к бару и приносит Джо стакан. Он не спрашивает, чего хочет Джо, не интересуется даже, хочет ли гость вообще пить, просто вручает ему стакан какого-то напитка со льдом.

Это оказывается странный травяной настой с медом и бурбоном, который жжет горло и желудок. Джо делает еще один больший глоток.

– Сестра спит? – спрашивает Луи.

Джо кивает.

– Отлично. Все эти дни она очень плохо спала.

– Тогда почему она не знает, что провела здесь три дня? – спрашивает Джо, не умея скрыть свой гнев.

– Она плохо спала. Ее мучили кошмары, ужасные кошмары. Она бредила. Однажды, когда я попытался разбудить ее, она сделала вот это. – Он отгибает ворот халата и показывает красные царапины на груди. – Вы уверены, что сможете обеспечить ей должный уход?

– Она хочет, чтобы я ухаживал за ней. – Джо делает еще один глоток и протягивает стакан, чтобы Луи налил ему снова. Черт, приятный вкус, самый приятный из напитков, какие он выпил за последние годы.

Похоже, Луи понимает, что проиграл. Он хмурится и говорит:

– Конечно, хочет. Так и должно быть: женщина и ее любовник… – Он делает паузу, как бы демонстрируя капитуляцию, потом добавляет: – Я могу организовать помощь. Вам ведь придется время от времени отлучаться.

– Благодарю, но это понадобится не раньше, чем Линна поправится. – «И когда я увезу ее отсюда подальше и сам пойму, что у нее за галлюцинации», – добавляет он мысленно.

Часы на каминной полке бьют полночь, эхом отзываясь в пустом доме. Вслушиваясь в наступившую вслед за этим тишину, Джо вдруг понимает, что между моментом его прихода и настоящим моментом что-то изменилось: перестала звучать музыка. Он не заметил, когда это произошло.

– Уже поздно. Удивительно, что мы еще не валимся с ног от усталости, – говорит Луи.

На самом деле Джо именно «валится с ног» – алкоголь ударил ему в голову. Он бормочет что-то насчет позднего часа и уходит, споткнувшись на лестнице.

Когда он добирается до верхней ступеньки, музыка начинает звучать снова. Странное смешение звуков – барабаны, диссонирующие созвучия и высокий голос, перекрывающий их. Песня без ритма и смысла, такая тихая, что кажется, будто звучит она внутри его самого.

Опять тени, тени, которые шныряют вокруг него, словно кошки. А посередине – кромешная тьма, более беспросветная, чем сон без сновидений.

Он хочет позвать Луи, но гордость не позволяет. Что бы он ни чувствовал, что бы ни видел, это все из-за алкоголя, усталости и непостижимых страхов Линны.

Еще несколько шагов, всего несколько шагов сквозь эту черноту – и он окажется в комнате, с Линной. Подбадривая себя этой мыслью, Джо уверенно шагает вперед.

Шаг. Второй. Третий.

В зеркале мелькает отражение. Это должно было бы быть его отражение, но Джо почему-то видит покойного старика – Анри де Ну. Только более молодого. Сильного. Рассерженного.

Видение растворяется, и Джо не может сказать, сколько времени оно длилось. Несколько минут? Часов? Дней? Он лишь чувствует, что сердце его колотится, дыхание участилось и ноги стали тяжелыми и ватными, словно они, как и все его чувства, проваливаются в сон.

Неужели он сейчас упадет? Может, это и правда всего лишь сон?

Последняя утешительная мысль испаряется, он больше ничего не чувствует.

Линна просыпается от того, что дверь в ее спальню открывается, и видит скрытую тенью фигуру в дверном проеме.

– Джо?! – окликает она.

Фигура молча направляется к ней.

Линна зажигает свет и, зажмурившись на миг, спрашивает:

– Джо, Луи что, напоил тебя?

Джо смотрит на нее широко открытыми глазами с выражением, какого она никогда прежде не видела на лице своего любовника, но оно слишком хорошо знакомо ей и вызывает жуткий страх.

Она мгновенно стряхивает с себя сон, глаза слезятся от света. Ей не требуется много времени, чтобы понять причину страха. Линна замирает на месте, как тогда, когда была маленькой девочкой и думала, что неподвижность сделает ее невидимой.

Ее страх только возбуждал папу. Он набрасывался на нее, и то, что следовало дальше – удовольствие или боль, – зависело только от его прихоти. Непредсказуемость – самое страшное, что было в Анри де Ну.

В течение нескольких лет на долю Линны выпадали даже минуты удовольствия, и стыд, который приходил вслед за этим, делал ее заложницей отца надежнее, чем страх.

Ей удается разлепить губы.

– Джо, гони его из себя, – говорит она.

Он не слышит. Одной рукой хватает ее за запястье и сжимает так, что кажется, оно вот-вот сломается, другой – рвет лиф ее рубашки.

Никогда в жизни Джо не смотрел на нее с такой отвратительной похотью. Он никогда не причинял ей боли.

Она колеблется: не позвать ли Луи? – но отвергает эту мысль. Мобилизовав всю свою внутреннюю энергию, Линна кладет ладонь на лоб Джо и начинает окликать его по имени.

Он хватает ее грудь и больно сжимает, но не пытается сбросить ее руку со лба. Уверенная в том, что приняла правильное решение, Линна заставляет себя успокоиться и продолжает повторять его имя, несмотря на то что дух, вселившийся в ее любовника, проводит рукой по ее животу и грубо раздвигает ей ноги, пытаясь вызвать ответную реакцию.

Если она отнимет руку от лба Джо, призрак отца восторжествует. Не обращая внимания на боль, Линна уворачивается от его поцелуя и молит:

– Джо… борись с ним, гони его! Джо…

Она повторяет это раз десять, прежде чем замечает проблеск понимания в его глазах. Тогда окрепшим голосом она произносит:

– Дух, покинь это тело! Я приказываю!

Кажется, что ладонь, лежащая на его лбу, вытягивает безумие из его мозга. Джо моргает и падает, ударившись о край кровати. Комкая разорванную ткань, он смотрит на Линну снизу вверх, замечает царапину на ее щеке, слезы, льющиеся из ее глаз. По его лицу Линна видит, как мучительно он старается сообразить, что же произошло за те несколько минут, которые полностью выпали из его памяти.

– Это сделал я? – наконец спрашивает он.

По крайней мере это он имеет право знать. Она кивает, и Джо целует ранку, слизывая кровь.

– Как я мог это сделать? – недоумевает он. В его глазах – мольба, он хочет получить объяснение.

– Это не ты, – отвечает она, не представляя, как сказать ему, что он не владел своим телом. – Ты не отвечаешь за то, что делал. Это все, что тебе нужно знать, – говорит она наконец, встает и начинает собирать вещи. – Мы уходим немедленно. Луи скажет, что я сошла с ума, но мне все равно. Я здесь больше не останусь – не хочу подвергать себя этой пытке. Он мертв. Я пережила его и больше не позволю ему прикоснуться ко мне.

Она говорит об отце, не о брате, и злостью поддерживает себя, как понимает Джо. Пока она злится, страх не парализует ее волю. За годы службы он повидал много жертв и слишком хорошо знает такое состояние.

Он молча помогает ей.

В доме темно, они пробираются на ощупь. Достигнув середины коридора, слышат шорох внизу. Линна вскрикивает и хватается за Джо.

В холле на первом этаже зажигается свет. У подножия лестницы стоит Луи, глядя вверх.

– Старик был здесь, не так ли? – спрашивает он, часто моргая. Заметив рану на лице сестры, он бросается наверх, чтобы защитить ее. – Кто это сделал? – требует ответа Луи, уставившись на Джо.

– Оставь его в покое, Луи. Это папа набросился на меня, не важно, в чье тело он вселился. – Она отталкивает его и начинает спускаться по лестнице. – Я тебе говорила, что оставаться в этом доме – безумие. Если тебе так хочется, можешь сам жить здесь на пару с его призраком.

– За четыре дня, что ты провела здесь со мной, разве он хоть раз являлся тебе, не говоря уж о том, чтобы причинить тебе зло? Позволь мне защитить тебя. Я знаю, как это сделать, – говорит Луи.

Больше не сдерживаясь, она обрушивает на брата весь свой гнев.

– Ноги моей больше не будет в этом доме, ты понял? – кричит Линна.

Луи садится на ступеньку и не произносит ни слова, пока она не доходит до двери.

– А почему ты решила, что его дух может жить только тут? – спрашивает он, когда она берется за ручку.

– Мой единственный шанс – верить в это.

– Линна, ты изучала культ вуду поверхностно. Ты так и не узнала того, что должна была бы. А мне это известно.

– Ничего, я кого-нибудь найду. Пойду к Селесте. У меня есть деньги. Она поможет.

– Ты откроешь наш секрет чужому человеку? – почти бесстрастно интересуется он.

– Я расскажу ровно столько, сколько нужно, – отвечает Линна и распахивает дверь.

Очутившись в ночи, она впервые по-настоящему отдает себе отчет в том, как много времени провела в старом доме. Хотя во влажном воздухе звезды кажутся размытыми, почти полная луна просвечивает через ветви деревьев, тянущихся вдоль улицы. Пока Джо кладет ее сумку в багажник, она стоит рядом и глубоко дышит, упиваясь ароматом жимолости, которую в этих местах культивируют так усердно, что кажется, будто она росла здесь всегда.

Девочкой Линна часто выходила из дома утром, когда только-только распускались новые бутоны и воздух был насквозь пропитан их ароматом. Она находила самые свежие цветы, обламывала ветки и относила их в комнату матери. В это время мама часто еще спала, и Линна, положив цветущие ветви на кровать, ждала, когда их аромат ее разбудит.

В такие мгновения – между сном и явью, между забытьем и болью – мама улыбалась.

Мгновения покоя. Короткие счастливые мгновения, такие же короткие, как жизнь этих хрупких, недолговечных цветков.

– Надо ехать, – говорит Джо.

Она садится в машину. Когда они проезжают несколько кварталов, Линна просит его повернуть на Сент-Чарлз-стрит.

– Я чувствую себя так, словно вырвалась из тюрьмы, где отбывала пожизненное заключение, – говорит она, выбирается из машины и идет пешком под кронами огромных вековых дубов.

Джо медленно движется за ней. Она следит, чтобы он соблюдал дистанцию, не ущемляя ее свободы и не нарушая одиночества.

Сегодня она победила призрак. Какое ей дело до земных опасностей!

Линна останавливается там, где ветви не такие густые, садится на скамейку и смотрит на небо, подсвеченное заревом городских огней.

Кошмары окончились. Она никогда больше не пойдет в тот дом, никогда не позволит призраку отца тревожить ее. От влажного воздуха лицо ее тоже становится влажным, в темных волосах блестят крохотные водяные капельки.

Тишину нарушает гул, похожий на рокот самолетных двигателей, однако он не проплывает мимо, а постепенно нарастает. Этот серый звук она различает не вовне, а внутри себя. И на его фоне пробивается, словно человеческая фигура сквозь туман, страшный смех отца.

Джо подходит к ней. Какое-то мгновение она колеблется: стоять насмерть или бежать без оглядки? У нее нет больше сил бороться с этим монстром.

– Пора ехать, – говорит Джо.

Его голос ровный, но озабоченный.

– Еще минутку. – Она протягивает руку и, когда Джо поднимает ее на ноги, целует его долгим страстным поцелуем, словно они не были вместе всего несколько часов назад. О, как она жаждет его – жаждет наслаждения, которое он ей дарит, жаждет тех мгновений, когда они сливаются воедино и она может забыть о своих страхах.

Ураган, такой внезапный и сильный, какой может только присниться во сне, обрушивается на нее. Она подставляет лицо ветру, и… Хейли просыпается.