В погоне за миражами

Глава 1

— Мне до сих пор не верится! — радостно воскликнула Лоррейн Дэйтон Сент-Джеймс, блестящими от восторга глазами посмотрев во главу стола, где сидела рядом со своим женихом вторая из ее приемных девочек. Повернувшись направо, Лоррейн положила ладонь на руку Каприс, своей первой дочери, с улыбкой добавив: — Я боялась, что мой план не поможет! А он принес такие плоды…

Остро ощущая на себе взгляд молчаливого мужчины, сидящего напротив, Каприс беспокойно подвинулась к матери, стараясь спрятать нервозность за маской внимания. Он, несомненно, наблюдал за ней, наблюдал весь день, в течение церемонии бракосочетания, да и потом, когда все фотографировались. Вот и теперь, в ресторане, он опять не спускал с нее глаз. Пусть он коллега Киллиана и явно пользуется его уважением, но он выводит ее из равновесия.

— Каприс, ты меня не слушаешь, — тихо сказала Лоррейн, и ее радость слегка померкла при виде напряженного лица дочери. — С тобой все в порядке?

Беря себя в руки и мысленно проклиная незнакомца, мешавшего ей уделять все внимание близким. Каприс заставила себя не думать о том, как действует на нее его присутствие. Сегодняшний день принадлежит ее сестре Силк, и Каприс намерена им насладиться. Она посмотрела на мать, стараясь улыбнуться как можно непринужденнее. Пристальный ответный взгляд Лоррейн послужил ей прекрасным предупреждением, подействовавшим лучше всяких слов. Каприс незаметно вздохнула. Она не сердилась на мать за ее радость, но не готова была выслушивать намеки в свой адрес. Ее жизнь шла не слишком хорошо, но не стоило признаваться в этом Лоррейн.

— Пожалуйста, не рассчитывай на то, что мы все теперь бросимся к алтарю. Силк всегда отличалась оригинальностью, — пробормотала Каприс.

Лоррейн похлопала ее по руке, явно успокоенная таким ответом. На секунду вид у Каприс стал почти затравленным, а Лоррейн добивалась вовсе не этого.

— Я ни на что не рассчитываю. Но надеюсь. Я знаю, ты была недовольна мной, когда уезжала из Филадельфии. Тебе пришлось пойти на большие жертвы.

Каприс услышала в словах матери умоляющие нотки. Лоррейн так редко о чем-нибудь просила — несмотря на то, как много она дала ей и ее сводным сестрам! Каприс постаралась успокоить мать, хотя ее слова и были неискренними.

— Мне действительно пришлось кое от чего отказаться, — честно призналась она. — Возможно, я немного закоснела в своих привычках. Ты так считаешь. Да и Силк тоже. Надеюсь, все изменится теперь, когда я стану жить, не пользуясь влиянием имени Сент-Джеймсов. — Она наклонилась, чтобы поцеловать мать в щеку. — Только не жди, чтобы я нашла себе мужа, как Силк. Я на такую стремительность не способна. Ты ведь помнишь: я медлительная и осмотрительная.

Лоррейн заглянула в глаза старшей дочери. Каприс больше других сердило ее вмешательство в их жизнь.

— Ты меня простила?

Улыбка далась Каприс легче, чем она опасалась.

— Да. Через пару дней ярость прошла. Я ведь уже не та буйная мятежница, которую ты когда-то взяла в дом. Я научилась справляться со своей вспыльчивостью. Год я продержусь. — Стараясь не смотреть на сидящего напротив мужчину, она бросила взгляд на своих младших сестер, Леору и Ноэль, расположившихся чуть дальше по ту же сторону стола. Те негромко переговаривались. — Мы все продержимся. Ты хорошо поработала над нами, хоть нам и много осталось еще пройти.

Лоррейн просияла.

— Я так рада, милочка! Мне было очень тревожно. Я не хотела ранить кого-то из вас, но просто ума не могла приложить, как мне заставить вас пересмотреть вашу жизнь.

— Ну, ты нашла очень оригинальный способ заставить нас встряхнуться, когда попросила в качестве подарка на твое семидесятилетие на двенадцать месяцев полностью отказаться от всего нам привычного, — сухо согласилась ее дочь.

Лоррейн негромко рассмеялась, впервые почувствовав уверенность в том, что ее самая нацеленная на деловой успех дочь станет немного мягче и перестанет быть тем настороженным зверьком, в которого ей пришлось превратиться в своем нелегком детстве, где были только нарушенные обещания, ночные побеги и неуверенность в будущем. Иначе Каприс просто не смогла бы выжить.

— Стараюсь, как могу.

Каприс негромко рассмеялась, как всегда не устояв перед юмором матери. При этом она чуть наклонила голову и снова встретилась взглядом с молчаливым соседом напротив. Смех не смолк, но искреннее веселье из него ушло.

Рэндал Куинлен по прозвищу Куин удержал ее взгляд, заметив происшедшую в ней перемену. Необыкновенная девушка, решил он, наблюдая за тем, как она поддерживает разговор с матерью, несмотря на свою реакцию на его взгляд. По немногословным рассказам Силк он представлял ее совсем другой. Когда Каприс отвернулась, он поднес к губам бокал. Недоверчивая. Это ему нравится. Ему не хотелось, чтобы она досталась ему слишком легко. Будь это так, она оказалась бы не той женщиной, которую он дожидался все эти годы. И хотя его лицо оставалось бесстрастным, мысленно он подсмеивался над тем, как небеса распорядились его судьбой.

В Атланте он оказался потому, что хотел вернуть долг Киллиану. И Силк, и Киллиану, и ему самому угрожала опасность. Но они выстояли. Куин вспомнил, как вокруг них суетились полицейские, Киллиан прижимал к себе Силк, а он нагнулся, чтобы подобрать содержимое ее сумочки, рассыпавшееся по полу, и замер: С фотоснимка, упавшего в темную лужу высыхающего машинного масла, на него смотрело лицо Каприс. Он секунду стоял, глядя на него, не в силах поверить тому, что наконец произошло. Силк дала ему первую подсказку, упомянув, что у нее есть сводная сестра. Следующим свидетельством оказалось желание, охватившее его тело, которым он владел слишком хорошо, чтобы не понять, насколько сильным должно было быть чувство, нарушившее его обычное самообладание. Сумочку он вернул Силк, но фотографию Каприс оставил себе.

Свадьба стала удобным поводом встретиться с нею.

Фотография не солгала, но действительность была гораздо лучше. Каприс оказалась высокой — в туфлях на каблуках в ней было почти шесть футов роста. Она держалась с царственным достоинством, высоко подняв голову, взгляд зеленых глаз был прямым и открытым. А вот голос у нее оказался отнюдь не величественным, хоть она и пыталась сделать его таким. У нее была привычка не договаривать концы слов в бесполезной попытке скрыть природную глубину и мелодичность своей речи. В голосе слышалось легкое пришепетывание — словно она приглашала слушающего подойти поближе. Насколько он мог судить, ей самой это свойство совсем не нравилось. Каждый раз, когда в ее речи пробивался интимный призвук, она чуть хмурилась и поспешно исправлялась. Эта леди определенно была полна противоречий, решил Куин, продолжая наблюдать за ней. Вдруг она повернула голову и сузила глаза. Он ждал, удивляясь, насколько сильное влечение пробудило в нем столь обыденное выражение лица. Обычно, когда он хотел чего-нибудь добиться, его терпение не знало границ. Но эта женщина, которую он желал так, как никогда и ничего еще не желал, серьезно испытывала его терпение своими взглядами искоса, служившими вызовом, несмотря на то, что она совершенно явно хотела прямо противоположного.

Каприс не отводила взгляда, решив, что на этот раз добьется, чтобы первым отвернулся он. Чуть покачивая бокал с вином, она заметила перемену в его взгляде, переставшем быть просто пристальным. В глубинах серебристых глаз появилось новое выражение. Ее нетерпеливо-беспокойные движения вдруг затихли: взгляд, сказавший ей «Вот я тебя и поймал», заставил ее застыть неподвижно. Никому не удавалось тронуть ее так, как это сделал он, — одним только взглядом. Он слишком сильно на нее действовал, и ей это вовсе не нравилось. Каприс знала его имя. Рэндал Куинлен. Даже это было слишком. У него все было слишком. Он был слишком высоким — по крайней мере на шесть дюймов выше шести футов. Слишком тихим. Он почти не говорил, но все время наблюдал. Слишком настороженным. Эти светлые глаза замечали все разговоры и перемены вокруг. Слишком выдержанным. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего выражения лица, ни одной пустой улыбки ради приличий.

Каприс с трудом сглотнула. Оказавшись жертвой собственного решения не показывать слабости, она не могла отвести взгляд. Звуки веселья вдруг куда-то ушли. Мир, в котором вдруг остался лишь он один, измерялся теперь каждым его вдохом, каждой волной отклика, медленно наполнявшей ее существо, как капли дождя наполняют высушенную солнцем землю. Запах его тела задержался в ее памяти: терпкий, экзотический, дорогой. Его тепло, которое она ощутила в момент единственного прикосновения, осталось на ее коже, словно невидимое клеймо, напоминающее ей о том, что они соприкоснулись, плоть к плоти. Первобытность. Вот подходящее слово для того, что произошло. Первобытным было все. Ее реакция. Желание. Этот человек. Она сама.

Она невольно широко раскрыла глаза. Не в ее характере проявлять эмоции, будь они примитивными или любыми другими. Прошлое научило ее смирять свои реакции, желания, поступки. Она переделала себя, стала уверенной и спокойной, привыкла всегда вести себя правильно, управлять своим будущим. Никакое чувство, пусть даже самое неожиданное, в конце концов не играет никакой роли. В глазах Каприс сверкнула решимость, и она вызывающе вздернула подбородок, глядя ему прямо в глаза. Это действовало беспроигрышно.

До сегодняшнего дня. В его взгляде промелькнуло восхищение, поразившее ее. Большинство мужчин, да что там, все мужчины, вызвавшие ее неудовольствие, скисали от такого взгляда. Неожиданно стены, которыми она окружила себя за эти годы, из кирпичных превратились в бумажные. Ее подхватили легкие крылья давно забытой слабости, обладавшей страшной разрушительной силой. В мягком свете ресторанных ламп стало заметно, как побледнело ее лицо. Смех и голоса окружающих царапали ее, словно выпущенные когти. Каприс подняла голову еще выше, выражая непокорность, не скрывая страх, но делая его не таким постыдным. Он приподнял брови, и это легкое движение подчеркнуло его странные серебристые глаза. Это был знак уважения! Он чуть заметно приподнял бокал, приветствуя ее и брошенный ею вызов.

Каприс ответила таким же жестом, изумляясь тому, с какой легкостью она понимает его, не обменявшись с ним ни единым словом. Ее страх все увеличивался — страх, посеянный этим человеком, которого Киллиан, ее новый родственник, называл своим другом и которого одна лишь Силк могла заставить улыбаться. Каприс наблюдала за тем, как его губы ласкают хрусталь бокала, а глаза продолжали неотрывно наблюдать за нею. Содержимое бокала медленно соскальзывало ему в рот и задерживалось в теплой темноте, где он наслаждался им с негой и заботой любовника, а потом невероятно осторожно поглощал. Эротика… Ее пальцы сжались на ножке бокала, а губы вдруг пересохли до боли. Когда он встал, держа бокал в руке, она невольно подалась назад, уверенная, что он разгадал ее желание, которое она сама едва могла понять, и что он направляется к ней. Нервничая и злясь, она напряглась, готовясь к сражению. На мгновение он замер, одними глазами следя за ее реакцией. Потом повернулся к началу стола.

— Тост, — объявил он с легким акцентом, и его негромкий голос легко перекрыл шум и привлек всеобщее внимание. — За Киллиана и Силк, которым посчастливилось найти друг друга в этим мире разбитых надежд и нарушенных обещаний. И которым хватило мужества бороться за свое счастье, оберегая его всем лучшим, что в них есть. Пусть с вами всегда останется радость этого дня!

И он поднял свой бокал.

Каприс поднялась вместе с остальными. Ее взгляд был устремлен на Силк и Киллиана, но мысли сосредоточились на том, что сказал Куин. Поэзия и цинизм. Странное сочетание — как странно все в этом человеке. Она подняла узкий бокал, глядя, как встает Силк, вложив свою руку в руку Киллиана, и как в ее глазах горит нескрываемая любовь. Силк заполнила собой пустоту в ее сердце, она всегда первой из сестер бросалась навстречу жизни. И, ощутив первое тонкое прикосновение к небу великолепного сухого шампанского, Каприс призналась себе, что для нее такая отвага немыслима: она никогда не сможет бросить то, что ей знакомо, ради неизведанного. Она не идет на риск, не любит неизвестности и тех людей, которые слепо кидаются в завтра. Она должна знать. Она должна верить. Ей необходимо за что-то держаться. Одних чувств мало. Она слишком хорошо узнала, как глупо доверять неощутимому. Снова усаживаясь за стол, она намеренно не смотрела на Куина. Кем бы этот человек ни был для Силк и Киллиана, она не допустит, чтобы он стал кем-то для нее самой.

Куин стоял позади гостей, прощавшихся с Киллианом и Силк, наблюдая за остальными членами семьи невесты. Он мало разбирался в семьях, но вот в поведении людей — прекрасно. Эмоции всегда глубоко его интересовали. Логика была истиной, данной ему в восприятии: предсказуемой, полезной. Понять образ мыслей мужчины или женщины значило получить ключ к тому, какие решения они будут принимать. Но эмоции вносили в это элемент непредсказуемости, поскольку нарушали динамику принятия решений. Эмоции могли придавать сверхчеловеческие силы или делать беспомощным даже Геркулеса. В тех семерых, которых он видел сейчас, было понемногу того и другого. Киллиан и Силк связало чувство, называемое любовью. Так же, как и Лоррейн с Джеффри. Но Ноэль и Леора, младшие дочери Сент-Джеймсов, похоже, этой тайной пока не владеют.

И наконец, его взгляд устремился на Каприс. Каприс тоже не знает любви. Каприс, с ее насмешливым именем и серьезным видом! Каприс, чьи холодные зеленые глаза анализируют всех и вся, служа ее блестящему уму. Никаких чувств не видно в этом ясном взгляде: ни тени сомнений, ни радости жизни, которая играет в озорных глазах Силк. Но в нем нет и робкой настороженности, заметной в Леоре и Ноэль. Только логика жила в этой прекрасной женщине с пепельно-русыми, скрученными в тугой узел волосами и такой фигурой, что перед ней восхищенно преклонил бы колени даже святой. Ее одежда скрывала, окутывала тело тканью и тайной. Маскировка. Его губы изогнулись в улыбке. Все это не имело значения. Он сделал выбор. Он проследил за напряженной линией ее позвоночника, зная, что она чувствует на себе его взгляд. Она будет сопротивляться. Он это понимал. Она будет готова воспользоваться любым оружием. Он сознавал это. Она не станет его признавать. Да что там — их борьба уже началась. Но и это не имеет значения. Он опустил взгляд на свои руки и шрамы, которые их украшали. Он разбирается в борьбе лучше, чем она. Он знает, что такое поражения и победы. И что такое защита, созданная голыми руками, цепким разумом, хитроумием и отчаянием.

Он снова поднял взгляд и посмотрел мимо Каприс: последний раз улыбнувшись родным, Силк и Киллиан сели в лимузин. Вскоре они уже будут в аэропорту, откуда его личный самолет увезет их на медовый месяц на его остров. Весь следующий месяц у него не будет дома. Но сейчас это было для него неважно. У него другие планы — планы, в которые не входит возвращение в его прибежище. Он снова посмотрел на Каприс, отступившую от тесной группы родственников и оказавшуюся ближе всех к нему, — странно одинокую среди родных, с которыми ее явно связывала любовь. Непонятная реакция — еще одна сторона ее личности, и он твердо намерен ее узнать.

Каприс повернулась и поймала на себе его взгляд. Неожиданно события этого дня, жажда любви, которую пробудило в ней счастье Силк, и пристальное внимание Куина превратились во взрывоопасную смесь. Ее самообладание вдруг испарилось. В глазах блеснул гнев — чувство, которое она сдерживала слишком долго. Сжав кулаки, Каприс отчаянно старалась справиться со своим желанием ударить его — и сумела удержаться.

— Прекратите! — прошипела она.

Ей казалось, что жар его тела обволакивает ее. Она подняла голову, возмущенно глядя на него, больше не скрывая раздражения, которое его внимательный взгляд вызвал в ней с первой минуты их встречи. Куин выжидающе смотрел на нее:

— Прекратить что? — негромко спросил он.

Его мягкий бархатный голос показался Каприс нежным прикосновением к ее плечу. Изо всех сил она боролась с чувством, которое непонятно откуда вызвал в ней этот незнакомец.

— Вы смотрите на меня так, словно я вам принадлежу.

— Вы прекрасно читаете мысли.

Каприс не ожидала, что он ей ответит, и ее глаза удивленно распахнулись.

— Вы это признаете?

Страх вернулся, настоятельно требуя осторожности, бегства. На первое она была готова, на второе — нет.

Куин увидел ее страх и был изумлен им. На секунду он засомневался. Однако не успел он передумать, как страх сменился гневом.

— Я никогда не лгу. — Он покачал головой, немного досадуя на себя. — По крайней мере, я никогда не буду лгать вам.

— У вас не будет случая, — огрызнулась Каприс.

Она была настолько выбита из колеи, что забыла следить за тем, что говорит. Не успели эти слова сорваться с ее губ, как она уже пожалела об этом, — не из-за того, как он отреагировал, а потому, что сама терпеть не могла терять самообладание. Она знала, какова цена таких ответов, не раз платила ее. И дала себе слово больше никогда этого не делать.

Куин обхватил пальцами ее запястье, ощутив под золотистой кожей отчаянно быстрый пульс.

— Не надо! — приказал он и чуть встряхнул ее руку, требуя внимания.

Не замечая его прикосновения. Каприс моргнула, глядя ему в лицо.

— Не надо — что? — прошептала она. Почему ее охватывают эти странные чувства? Почему именно сейчас? В ее жизни не за что уцепиться, нечем отогнать страх перед будущим.

— Не надо вспоминать прошлую боль. Это ничего не дает. Только делает настоящее темным.

Каприс мысленно отгородилась от него и попыталась отстраниться.

— Отпустите! — выдохнула она, вдруг заметив, что он держит ее за руку.

Он опустил глаза и один за другим разжал пальцы, позволив ей выскользнуть на свободу.

Каприс сразу же засунула руку в карман юбки, стараясь не обращать внимания на тепло, оставшееся от его прикосновения. Но не обратить внимания на его слова было нельзя:

— Вы сами не знаете, о чем говорите.

Страх грыз ее душу. Его лицо смягчилось. Даже не зная причины ее испуга, он понимал, что такое страх и что такое отвага.

— Знаю. Когда-нибудь я даже расскажу вам, откуда я знаю. Но не сейчас. Вы мне не верите. Да и себе тоже, если уж на то пошло.

Каприс покачала головой, отступив на шаг, а потом еще и еще.

— Уходите.

— Я готов послушаться вас во многом. Но в этом — не могу.

— Не хотите.

Он всмотрелся в ее лицо, видя там смятение и тревогу. Совсем недавно на нем не было никаких чувств, а теперь их стало чересчур много. Скольких вещей она еще не знает, не умеет управлять их ходом… и при этом ясно видно, что ей отчаянно хочется ими управлять, а может, ей это просто необходимо для того, чтобы остаться в живых. Трудный урок. От кого она его получила? И это он тоже в конце концов узнает.

— Да, не хочу, — согласился он. За спиной родные начали поворачиваться, что бы включить Каприс в общий разговор. Продолжая смотреть на нее, он отступил, выходя из магического круга. — Я почему-то сделал вам больно. Мне пока уйти?

— Не понимаю, о чем вы. Мне все равно, останетесь вы или уйдете.

Не задумываясь, она солгала дважды.

Он улыбнулся:

— Отвага и вызов. Неотразимо.

На секунду эта улыбка показалась Каприс бесценным даром, а в следующее мгновение родные уже окружили ее. Но Куин остался, беседуя с ее отцом, очаровал ее мать и каким-то образом сумел разговорить застенчивую Леору. И с Ноэль он вел себя с такой естественной мягкостью, что Каприс невольно снова и снова смотрела в его сторону, пытаясь отыскать какую-то зацепку, какую-то разгадку парадокса, который она ощущала, но не могла даже сформулировать. Она не обнаружила ничего определенного — только новые и новые вопросы. Сперва возникает любопытство. Затем проходит время и все заканчивается близостью. Столько вопросов надо задать! Но она этого не сделает. Ее отвага — слово, которым он ее проклял, — будет бутоном, который так и не расцветет. Мысли Каприс трепетали над цветком, пробуя его цвет, его фактуру, но оставляя его на стебле. Завтра взойдет солнце. Со временем бутон завянет и умрет. Как и должно быть. Куин — это риск. Это было то немногое, что она действительно поняла в этот странный день.